Зима пришла неожиданно. Нельзя сказать, что её совсем не ждали. Рано, или поздно, она должна была прийти. Но, погода не торопилась, и люди, с удовольствием наслаждались неожиданно задержавшейся осенью. И, хотя, по утрам маленькие и большие лужи затягивало прозрачным ледком, днём, по-прежнему, ярко светило солнце и было тепло.
Непредвиденной задержкой зимы недовольны были только дети. С уходом тёплых дней, речка, место главных летних забав, уже не манила с прежней силой. Купаться было холодно, строить, как раньше, замки и целые песочные города, не хотелось - мерзли руки. Ребята постарше ещё продолжали ходить на рыбалку, но в холодной воде, рыба становилась вялой, безразличной к еде. И ловилась очень плохо. Оставалась одна надежда, что с приходом холода и снега, возобновятся забытые зимние игры.
Осень перешла в длинные, моросящие дожди. Первый учебный месяц, показавшийся таким длинным, всё-таки, прошёл. "Ветераны" школы, с трудом, втянулись в прежний распорядок, с грустью вспоминая безмятежную свободу и раздолье летней жизни. Только глупые первоклашки, ещё наполненные жаждой к учёбе, радостные и счастливые, как козлята, прыгали по школьным коридорам, наполняя здание кутерьмой, громкими криками и смехом.
"Недоросшая" до школьных высот малышня, исполняла, в отсутствии работающих родителей, несложные домашние обязанности. С нетерпением, ожидая из школы своих старших братьев и сестёр, чтобы под их присмотром, поиграть во дворе. Сбегать на речку, "наесться, до чёрных губ", спелой черёмухи, слегка подмороженной "боярки" и, сводящих челюсти, ранеток.
Колька Рохлин был безнадёжно влюблён в свою одноклассницу Валю Михайлову. Колька не знал, любовь это, или нет, но девочка очень нравилась ему. Они учились в пятом классе и жили через дорогу, на одной улице. Он, почему-то, очень смущался, когда Валя приходила к ним, по каким либо соседским надобностям. А ещё, Николай панически стеснялся Валину маму - Надежду Алексеевну. Ему казалось, что она знает о его чувствах, стыдился этого и боялся, что она запретит ему даже смотреть в сторону своей дочери. Валя была отличницей и старостой класса. Колька, напротив, учился из рук вон плохо. В четвёртом классе, даже стоял вопрос, о возможности оставить парня на второй год. Он не боялся стать второгодником, среди его друзей-пацанов, таких было не мало. Но, даже, сама мысль о том, что он будет учиться с Валей, в разных классах и, возможно, в разные смены. Повергло его в уныние, жизнь стала казаться пустой и ненужной. Он пошёл к своей учительнице Тамаре Васильевне и, со слезами на глазах, упросил её, дать ему время и исправить двойки. Колька засел за книги, чем очень удивил маму, а ещё больше, мальчишек с улицы. Среди которых слыл заводилой и которые без него, не знали чем себя занять.
Валя нравилась ему с самого первого класса, с самой первой школьной линейки. В классе он сидел сзади неё, на соседнем ряду. И мог весь урок, незаметно от Тамары Васильевны, смотреть на предмет своего обожания. В девочке всё было необычным и прекрасным - поворот головы; завиток волос, на склонённой шее; маленькое, розовое ушко, выглядывающее из-под густых, волнистых волос.
В школу ходили группами, девчонки своей, громко смеющейся группой. Пацаны нескольким группами, обсуждая вчерашние игры и намечая планы на послеобеденное время. Колька ходил с ребятами, но, чаще, один, немного приотстав от девчонок. Он шёл и любовался Валей, её походкой, смехом и улыбкой. Которой, она награждала его, иногда оглядываясь назад. Другие девчонки тоже оглядывались, шушукались и громко смеялись. Николай понимал причину этого смеха, тушевался и отставал, делая вид, что нашёл что-то интересное на земле, или на ближайшем заборе.
Валина улыбка, как казалось расстроенному Кольке, ничего не значила. Ровно также, она улыбалась всем мальчишкам в классе и на улице. И многие пацаны, тайно, как и Колька вздыхали о ней.
Коля не мог разобраться в себе. Он не знал, что с ним происходит, как назвать это новое и незнакомое чувство. Колька видел в кино и по телевизору, как взрослые дяди и тёти обнимали друг друга, целовались и вероятно, делали то, о чём, со "знанием дела", рассказывали взрослые пацаны. На речке, у костра, делая многозначительные паузы, неумело затягиваясь дешёвыми сигаретами и, по-взрослому, сплёвывая в огонь.
Колька, даже, не мог представить себя и Валю за этим отвратительным занятием. Это казалось ему чем-то грязным и неприглядным. Во время таких рассказов он, обычно, вставал и уходил, ссылаясь на то, что его ждут дома. Остальная "мелочь", раскрыв рот, слушали байки "бывалых мужиков", на пару классов старше их.
Ночью выпал первый снег, слегка припорошивший землю. По большой реке из верховий поплыл лёд, сначала маленькими, прыгающими на волнах льдинками. Потом, целыми, во всю реку, полями. Ещё не толстый и прозрачный лёд, с шипением тёрся о берега, подталкиваемый друг другом, ломаясь, выползал на прибрежную гальку. Оставляя вдоль берегов, неповторимые, блестящие под лучами солнца, сказочные нагромождения. Полоска застывшего льда вдоль берегов становилась всё шире и шире. На мелких перекатах и длинных отмелях льдины лезли друг на друга, с грохотом ломались, падали в воду, поднимая тучи брызг.
Речка протекающая за огородами была намного меньше основной. Говорят, что раньше она была тоже полноводным руслом - протокой основной реки. Со временем, в верхнем течении намыло песок и гальку, речка стала проточной, только, полноводными вёснами, и в периоды редких наводнений. Тем не менее, во многих местах, даже жарким и сухим летом, река оставалась глубокой. С тёмными, мрачными омутами, зелёной, колышущейся подводной травой и мальками, снующими на мелководье. Речку так и звали - Протока.
Протоку давно затянуло льдом, но выходить на него было опасно - он прогибался и трещал. В некоторых местах, где из-под земли били родники, оставались озерца не застывшей воды - полыньи. Мальчишки ходили вдоль берега с "колотушкой" - куском ствола и толстой веткой вместо ручки. Находили через прозрачный лёд задремавшую рыбу. Били по льду "колотушкой", топором вырубали лунку и доставали оглушенную рыбу.
Наконец ударили настоящие морозы, над основной рекой поднимался пар, местами лёд уже встал, накрыв белым, с торчащими торосами, покрывалом всю ширину русла.
Через день мороз ослаб и с неба на землю, медленно кружась, в белом, нескончаемом хороводе, посыпались крупные, пушистые снежинки. К вечеру подул сильный ветер, поднимая снежную пургу. Снег белыми реками нёсся по улицам, редкой крупной бил в лицо, дымными вихрями стекал с крыш домов и сараев. Наметая громадные сугробы вдоль заборов и стен построек.
Утро встретило людей ярким солнцем, сверкающим снегом, заметёнными дорогами и тропинками. Детвора, с трудом преодолевая сугробы, отправилась в школу, была суббота, занятия, в предвкушении выходного и снежных забав, пролетели незаметно. Радостной, галдящей толпой дети вернулись домой, попутно обсуждая, чем будут заниматься сегодня. Дома Валю, с нетерпением ожидала сестра Лизка. Она была младшей и в школу собиралась только на следующий год. Мама, Надежда Алексеевна, работала "в смену", девчонкам предстояло ночевать одним. Быстренько покушав, сёстры отправились на улицу. Лизка, наскучавшись в одиночестве, не отходила от Вали ни на шаг. В громадных сугробах за заборами огородов, мальчишки и девчонки делали "подземные ходы", башни и целые крепости.
Валя с Лизкой начали строить свой дом, выбрав место недалеко от реки. Мальчишки, прорубив прорубь, поливали водой длинный склон на высоком берегу. Вода мгновенно замерзала, превращаясь в "катушку". Пацанами верховодил Колька Рохлин. Горка была сделана так, что, скатившись вниз, можно было ехать по льду Протоки, почти, до противоположного берега. Катались, кто, на чём может - простые дощечки, фанерки, новомодные пластмассовые "подпопники", санки. А мальчишки, удивляя девчонок, смело съезжали стоя - "на ногах". Колька Рохлин притащил старые, сделанные, наверное, ещё дедом, самодельные санки. Очень простой конструкции - к лёгкой, сосновой доске, были прибиты ржавые, мятые коньки. На удивление всех, этот древний аппарат катился дальше остальных, до самых кустов на противоположном берегу.
Весёлые крики резвящейся детворы не смолкали весь день. Ближе к вечеру многие ушли по домам. Над рекой растекался дым, разнося по округе приятный запах берёзовых дров, от затопленных по случаю субботы бань.
Валя и Лизка катались на дощечках и далеко не "укатывались". Колька позвал Лизу и они, на радость девочки, уехали до самой старой ивы, под тем берегом. Вновь взобравшись на высокий берег, Колька предложил Вале:
- Садись, прокатимся! Лизка тут нас подождёт!
Валя, почему-то, застеснявшись ехать с горки на виду у всех, в обнимку с Колькой, ответила:
- Нет, я сама съеду и не упаду! Вот увидишь!
Она села на санки, Колька подтолкнул, и Валя, помчалась вниз. Удачно съехав на лёд, Колькин аппарат, неожиданно накренился, и помчался вбок. К дымящейся полынье. Все знали, что возле противоположного берега, на дне Протоки бил родник. Даже летом, туда старались не заплывать, в этом месте вода была постоянно холодной. Рассказывают, что давно в этом месте, утонул мальчишка. Судорога свела ногу, и он не смог выплыть.
Валя мгновенно исчезла в дымящейся воде. Но тут же вынырнула, пытаясь удержаться за скользкий лёд.
Все стоящие на берегу от неожиданности оцепенели. Первая, во весь голос, заревела Лизка. Она раньше остальных оказалась возле реки, бегая по заснеженному берегу, громко причитала, крупные, горькие слёзы бежали по её раскрасневшимся на морозе щекам.
Детвора столпилась на берегу, не решаясь выйти на лёд, хотя минутой раньше, по нему без опаски, каталось несколько человек.
Колька, сбежав с горки, не останавливаясь, помчался к полынье. За несколько метров до воды, он упал на лёд и прокатился ещё чуть-чуть. Валина голова едва виднелась над кромкой льда. Колька видел её закоченевшие пальцы, постоянно соскальзывающие с мокрого льда. Испуганные, умоляющие Валины глаза из-под сбившегося платка:
- Держись! Держись! - Как заклинания громко бормотал он. - Я сейчас тебя вытащу! Ты, только, держись!
Когда до девочки осталось совсем ничего, лёд под Колькой стал предательски потрескивать. И он в нерешительности остановился. Коля слышал, как на берегу, навзрыд, причитает маленькая Лизка. Как кто-то из девчонок громко и испуганно сказал:
- Сейчас провалится!
Слышал голос соседа - Петьки:
- Я побежал за взрослыми! Я быстро!
А впереди, на уровне белого льда, опускающуюся голову Валентины, её бледное лицо и испуганные глаза:
- Валя держись я сейчас! Держись Валечка!
Колька перевернулся на спину, трясущимися руками стал раскручивать с шеи свой старенький шарф. Боясь только одного, что когда он перевернётся назад, над водой уже не будет Валиной головы, в старом материнском платке. Повернувшись, он бросил один конец шарфа в сторону полыньи. Шарф упал в воду, далеко от ныряющей головы. Пока он вытягивал его назад, край шарфа намок. Второй бросок получился удачным, девочка смогла ухватиться за его конец. Но Колька внезапно ощутил, что неуклонно ползёт в сторону полыньи.
Тогда он стал медленно перекатываться боком в сторону берега. Шарф намотался вокруг груди. Валя выползла на лёд, но опять провалилась. Колька повторил попытку, девочка, наконец, взобралась на край льда, и они медленно поползли в сторону берега:
- Не бросай шарф! Намотай его на руку! - Как можно громче прокричал Николай, и сам не услышал своего голоса.
Когда они отползли, как показалось, достаточно далеко, Колька приостановился, поджидая Валю, и они провалились вместе. Тонкий лёд не выдержал двоих.
Сначала Колька не почувствовал холода воды, но, потом, когда одежда намокла, мороз тысячами маленьких иголок вонзились в тело, проникая, кажется, к самому сердцу. Дыхание перехватило, обжигающе холодный воздух застрял в груди, не желая идти в лёгкие.
- Как же Валя не задохнулась, так долго находясь в воде? - тяжело дыша, подумал Колька.
Неожиданно он почувствовал под ногами твёрдое дно. Мальчик, буквально, вытолкал Валю на лёд. Вода доходила ему до груди, тяжёлая одежда тянула вниз, закоченевшие руки скользи по льду не находя опоры. Подняться на лёд никак не получалось.
Валя не уползла к берегу. Ухватившись за воротник Колькиного пальто, она изо всех сил пыталась вытянуть своего спасителя. Но сил девочке явно не хватало. На берегу остались лишь маленькие ребятишки, как стайка гусят толпящихся у кромки льда.
А Валя всё тянула Кольку вверх, приговаривая:
- Коля, миленький, потерпи! Пожалуйста, не тони! Потерпи Коленька!
Лизка перестала метаться по берегу. Теперь она стояла и, глядя на сестру, причитала:
- Мамочка! Ой, мамочка! Мамочка!
От домов, с жердью в руках, быстро, несмотря на почтенный возраст, бежал Петькин дед. В одной рубахе, и в шапке с болтающимися "ушами". Вскоре пострадавшие очутились на берегу.
- Бегом! Бегом! - зло скомандовал дед, - к Рохлиным в баню! Бегом! Сейчас так отхожу жердиной, навек забудете и про речку, и про горку! Лоботрясы!
Мокрые Колька и Валька не стали перечить свирепому деду и в своих негнущихся одеждах, боязливо оглядываясь на старика, потрусили к домам. Позади деда, с трудом поспевая, бежала воющая Лизка. Не до конца понявшая, что страшнее - полынья, или злющий Петькин дед.
В воротах, навстречу детям выбежала Колькина мать, Анна Петровна, уже оповещённая расторопным Петькой. Николай подумал, что мать, это не чужой дед - всыплет сейчас по настоящему! А ещё, он успел подумать, что надобно завтра же надавать Петьке по шее. Но потом Колька передумал, вспомнив, что без деда не смог бы вылезти на лёд. И стоял бы до сих пор в воде, медленно превращаясь в сосульку.
Но мама не дала даже обычного в подобных случаях подзатыльника.
Подталкивая детей, она проводила их в жарко натопленную баню, Особо не церемонясь и не обращая никакого внимания на их слабые протесты. Заставила полностью раздеться, приговаривая:
- Ишь, какие господа, может вам по отдельному номеру выдать! Не до этого сейчас!
Сама рассадила их на полкЕ по разным углам, и плеснула на каменку ковшик воды. Каменка зашипела, как вулкан, выбросив вверх огромный клуб жгучего пара. Сразу стало нестерпимо жарко, Кольке показалось, что у него от жары закрутились волосы. Мама, перед тем, как закрыть дверь в парилку сказала:
- Сидите смирно и грейтесь! Да, о каменку не обожгитесь! Потом приду, веником отхожу, чтобы прогреть всё внутри!
В парилке было полутемно, лампочку мама, наверное, нарочно не включила. Свет попадал через маленькое окно, с трудом пробиваясь через клубы пара, идущие от, ещё шипящей, каменки.
Колька различал в этом слабом свете фигуру Вали, с крещёнными на груди руками. Оба молчали. Как будто боялись, ненароком, разрушить эту тишину. Колька почувствовал, как что-то новое шевельнулось в его груди. Он не знал что это такое, просто ему, вдруг, страшно захотелось обнять Валю. Но, в то же время, необъяснимая стыдливость, и боязнь обидеть девочку, мешала это сделать. Стесняясь, он всё же, пытался разглядеть её в темноте.
Валя пошевельнулась и опустила руки. Подчиняясь непонятному чувству, Колька нащупал в темноте и накрыл своей ладонью её маленькую руку. Валя вздрогнула, но руку не убрала. Кольку пронзили миллионы маленьких иголочек, как там - в полынье. Но только, не обжигающе холодных, а, наоборот, нестерпимо горячих, разносящих тепло по всему телу, до самого дальнего его уголка. Так молча, наслаждаясь этой незнакомой близостью, они просидели, до прихода мамы.
- Наверное, вот, это и есть любовь! - подумал Колька.
Мама принесла простынку и выгнала Николая в предбанник. Первой напарили Валю, закутанную в простыню и тулуп, папа отнёс домой в кровать. Затем, напарившись до звона в ушах, надев сухую одежду, в валенках на босу ногу, домой пришёл сам Николай. Мама сходила в дом к Михайловым подбросила дров в печь и принесла Вале одежду. Потом, все вместе пили чай с мёдом, Николай был счастлив, но, всех счастливее была Лизка, невероятным образом попавшая на праздник. И теперь, соображавшая, стоит ли завтра рассказать, вернувшейся с работы маме, о сегодняшнем происшествии?
После ужина, Колька пошёл проводить девочек домой. На улице было светло, громадная луна бледно-желтоватым блином висела в небе, миллион больших и маленьких звёздочек мерцали в чернильной синеве неба, как гирлянда новогодних лампочек. В природе было удивительно тихо, бледным светом освещались дома, загадочно искрились снежными блесками спящие поля, вдалеке тёмными громадами возвышались сопки.
Прощаясь у ворот, Валя неумело поцеловала Кольку в щёку и тихонько сказала:
- Спасибо Коля.
Колька возвращался домой, чувствуя на щеке её тёплые губы. Сердце готово было выскочить из груди. Душа ликовала: