Гниляков Владимир Николаевич : другие произведения.

Чадан

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.44*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Несомненно, Чадан, не самое лучшее место на этой земле. Но, благодаря привратностям военной судьбы, именно через этот город прошли многие-многие поколения военных людей. Молодых, и не очень, женатых, и совсем юных-холостых.Город с этим названием стал, для некоторых, началом большого жизненного и служебного пути.
   В. Гниляков.
  
  
   Автор описывает первые годы офицерского и семейного становления молодого выпускника военного училища. В отдалённом районе, в сложных климатических и бытовых условиях, в городе, имя которого, положено в название рассказа. Описываемые события охватывают период с сентября 1969г. по февраль 1971г. Не являются документальными, хотя место действий, имена, фамилии отдельных персонажей оставлены без изменения.
  
   Ч А Д А Н.
  
   Школьные друзья и подруги.
  
   Как сон пролетел первый лейтенантский отпуск. Во время, которого произошло главное событие в жизни каждого взрослого мужчины. Симонов женился. Со своей избранницей он был знаком давно, со школьной скамьи. Одно время, он даже сидел за партой сзади этой обычной девчонки. Из всех событий, связанных с Ларисой, в это давнее время, Володя запомнил лишь одно, как однажды, она не дала ему списать контрольную по математике. После восьмого класса пути их разошлись, она уехала в соседний город учиться в медицинском училище. Он, после средней школы тоже уехал далеко на восток, в танковое училище. Расставшись в восьмилетней школе, они, практически, больше не встречались. Подруги, поступив в училище и уехав из родительского дома, стали более самостоятельными людьми. Девчонки, приезжая каждое воскресение домой, по-взрослому ходили на танцы и вечера в Дом офицеров. Володю, как большинство его сверстников, в этом возрасте больше интересовала рыбалка, лыжи, походы в тайгу. И своё возможное появление на танцах представлял с трудом. В военном городке, где они жили, все знали друг друга и для соседей, он по-прежнему оставался ребёнком.
   В первую же субботу своего первого курсантского отпуска, летом, Симонов отправился в гарнизонный дом офицеров на танцы. За год учёбы в военном училище он заметно вырос и повзрослел. Изредка посещал танцы в училищном клубе, куда приезжали девчонки из города. Но, не смотря на весёлый и общительный характер, так и не смог установить какие либо, серьезных, отношений с девушками. Их больше интересовали кавалеры старших курсов, выпускники - взрослые ребята. С горем пополам Симонов научился вальсировать, неплохо танцевал модный, в то время, "твист".
   Танцы проходили на летней танцплощадке дома офицеров, но раздеться и привести себя в порядок, можно было в фойе старого здания, рядом. Володя и его друг, однокашник по училищу и школе - Юра Беляев, выделялись среди голубых погон и фуражек местного авиационного гарнизона. Они были первыми ребятами, поступившими в танковое. Обычно, после окончания школы, многие их сверстники шли в авиационно-технические и лётные училища, продолжая семейные традиции. Наблюдавший за порядком на танцах военный патруль, несколько раз намеревался подойти к чужакам, с чёрными курсантскими погонами. Но, заметив, что Симонов дружески общается с молодыми офицерами, которых знал, ещё учась в школе, успокоился.
   Не встретив никого из одноклассников, друзья прошли в здание, чтобы заглянуть в биллиардный зал. Неожиданно в фойе, у большого зеркала, Володя увидел свою одноклассницу Ларису, приводившую себя в порядок в кругу подружек. Он невольно залюбовался девочкой, много лет назад сидевшей за соседней партой. За эти годы она превратилась в красивую, стройную девушку, с большими смеющимися глазами, на слегка смущённом лице. Подружки тоже заметили курсантов, друзья подошли к ним. Обращаясь к Ларисе, Володя неожиданно для себя промолвил:
   - Вот, ты, какая стала! - И, вдруг, устыдился своего восхищения.
  В груди что-то ёкнуло, лицо обдало жаром, Симонов смущённо покраснел.
  Весь вечер они провели вместе в кругу друзей и одноклассников. В дальнем углу танцплощадки, рядом со сценой, собирались те, кого связывали годы совместной учёбы, детских шалостей и забав. Мальчишек было значительно меньше, чем их рано повзрослевших подруг. К смеющейся группе молодёжи то и дело подходили статные сержанты и молодые офицеры, чтобы пригласить девчонок на танец. Ларису тоже несколько раз приглашали, и Симонов украдкой, с каким-то новым чувством наблюдал, как она легко танцует с очередным партнёром. Но большую часть времени они танцевали вместе. Володя невпопад отвечал на её вопросы, беспричинно смущался, говорил какие-то глупости, неумело шутил. Чего раньше с ним никогда не было.
   Он чувствовал, что в груди родилось что-то новое, всё поглощающее и незнакомое. Вызывающее смятение, необъяснимую тревогу, растерянность и радость одновременно. Он не мог объяснить себе это щемящее приятное состояние. И не замечал ничего вокруг, кроме этих смеющихся, распахнутых навстречу глаз. Он ничего не мог с этим поделать, и не способен был разобраться, с тем, что происходит?
   С танцев, распрощавшись с друзьями, Володя ушёл задолго до их окончания. В голове роили какие-то мысли, новые ощущения пугали, в груди, то томительно замирало, то накатывалось сладостной волной радости. Такого он ещё не испытывал и не мог объяснить происходящее.
   Да, в школе, впрочем, наверное, как и у всех, у него были какие-то юношеские симпатии и привязанности. Была девушка, которая ему нравилась. И не только ему. Она звалась Татьяной, как у Пушкина в "Евгении Онегине". Симпатичная и стройная, гораздо раньше своих подружек ставшая взрослой. И по этой причине, естественно, притягивающая к себе внимание подрастающих мальчишек. Она чувствовала своё превосходство над подругами, окружённая вниманием и обожанием мужской половины класса. Не избежал этой участи и Симонов. Он выглядел постарше своих сверстников и поэтому имел некоторый успех. Вечерами Володя подъезжал на велосипеде к её окну на первом этаже, и они подолгу разговаривали через подоконник, вполголоса, чтобы не привлечь внимание родителей. Выше этажом жила учительница по математике, полная, властная и не воспитанная Мария Ивановна. Сын которой, одногодок Симонова и тоже Володя, учился в параллельном классе и также, но менее успешно, симпатизировал Татьяне. Иногда на балконе сверху со скрипом отворялась дверь, тогда, только натренированные ноги, надёжный велосипед и деревья близлежащего парка, спасали юного воздыхателя от неприятных объяснений. На следующий день в школе занятия начинались с унизительной фразы:
   - Ну, что, жених, прошу к доске.
  Симонов бесстрашно выходил, путано отвечал и получал свою неизменную двойку. Следом к доске вызывалась "невеста", с тем же результатом. Естественно, такое отношение не способствовало изучению предмета и возникновению любви к учителю.
   Прошло время, Таниного отца перевели в другой гарнизон, Володя перешёл в другую школу. Давно уехала с мужем Мария Ивановна. Поступил в училище гражданской авиации её сын. За прошедшие годы Симонов и Таня больше не встречались и не переписывались, Володя слышал, что она училась в медицинском училище и сейчас приехала в посёлок в гости к своей тётке. Не найдя объяснения своим новым чувствам он решил встретиться со своей прежней симпатией.
   За ним увязался его друг и однокурсник Юрка, который обладая редким для танкистов ростом - под два метра, все танцы одиноко простоял, как фонарный столб в углу танцплощадки, не найдя себе применения. С большим трудом Симонову удалось уговорить его отправиться домой. Вскоре, нескладная фигура товарища, блестя в лунном свете козырьком фуражки, погонами и значками исчезла за поворотом. Володя остался один на тёмной деревенской улице. Кое-где, через зелень кустов в палисадниках, пробивался на дорогу из окон неяркий электрический свет. Лаяли собаки, слышалась музыка, вполголоса разговаривали невидимые в темноте люди. По этой дороге совсем недавно он ходил в школу, за прошедший год здесь мало что изменилось. По памяти обходя кочки и ямы, он направился в центр посёлка, где, когда-то, жила Татьянина тётка.
   Подойдя ближе, в блеклом свете одинокой электрической лапочки на столбе, он увидел возле её дома прислонённый к забору мотоцикл, громкий мужской голос, весёлый девичий смех. Володя остановился и хотел, было, тихонько повернуть назад. Голоса смолкли, и он понял, что его заметили. Пришлось идти дальше на свет. Возле калитки, на лавочке, с букетом каких-то полевых цветов на коленях, сидела Татьяна. Напротив, внимательно вглядываясь в приближающегося из темноты Симонова, стоял Вовка, по прозвищу "Шомпол". Худой и длинный парень, на год, раньше закончивший школу, и учившийся в политехническом институте в Иркутске. Они не были с Симоновым друзьями, но и врагами тоже не были, жили в разных концах посёлка и встречались довольно редко. Когда Володя подошёл ближе, "Шомпол", наконец, узнал его:
   - Привет, какими судьбами! А я, смотрю, какой-то военный идёт, думал, может, заблудился человек?
   Симонов понимал, что соперник, естественно, знал, почему он в столь позднее время очутился возле этого дома. Час назад, он мельком видел его на танцах. По-видимому, покрутившись там и не найдя свою симпатию, тот примчался сюда. Ситуация была более чем комичная. Надо было, как то выходить из положения. Поэтому Володя решил не выкручиваться и обезоружить противника правдой:
   - Узнал, что одноклассница приехала, думал, что на танцах увидимся. Но, не встретил, - следом за тобой пришёл сюда.
   "Шомпол" не нашёлся, что ответить, поэтому, оправдываясь, пробурчал:
   - Что-то, я там, тебя не видел?
  Симонов ощутил, что инициатива соперником потеряна. Он взял протянутую Татьяной руку и скромно поздоровался. Одноклассники поговорили на какие-то общие темы, вспомнили знакомых, учителей. Беседа, явно, не клеилась. Соперники тяготились друг другом. Вскоре, "Шомпол" завёл свой грохочущий мотоцикл, распрощался и уехал. Следом, сославшись на поздний час, отправился домой и Симонов.
  
   Долгожданная любовь.
   Он шёл знакомой, по-деревенски тёмной, улице, и, с удивлением, не чувствовал, внутри себя, ни разочарования от встречи, не обиды на свою детскую симпатию, и её, неожиданного, кавалера, ни недовольства самим собой. Симонов, даже, был немножко рад, что пришёл сюда, что тут оказался "Шомпол", что он не ощущал в груди горечи потери, унижения, и зла. Он понял, что, что-то изменилось в нём самом, в его отношении к происходящему. Внутри было тепло и радостно, как будто, он нашёл то, что искал, о чём думал и мечтал, давно - давно! В чём боялся признаться, даже, самому себе. И с кем, обязательно, встретится завтра. И в этом, Володя не сомневался!
   На следующее утро, Симонов набравшись смелости, но не столько, чтобы пригласить Ларису одну, пригласил их с Людой купаться на речку. Встречи продолжились, он каждый день, с замиранием сердца, ждал назначенного времени, садился на отцовский мотоцикл и мчался на знакомую улицу. Всё свободное время влюблённые проводили вместе. Но короткий курсантский отпуск закончился, Володя уехал в училище. Расставшись, они переписывались, почти, ежедневно. Встретились только зимой следующего года, во время десятидневного отпуска. Гуляли, по искрящемуся под лунным светом, хрустящему снегу, радовались ярким, будто свежее вымытым, звёздам, в бездонном, чернильном небе и без устали целовались
   Окончив медицинское училище, Лариса поехала по распределению в далёкую таёжную деревню. Куда, во время своего очередного летнего отпуска, часто приезжал Володя. Маленькая деревня, приютившаяся на опушке таёжной гривы, едва насчитывала два десятка домов и являлась одной из бригад местного колхоза. Лариса и Вера, фельдшер и заведующая клубом, являлись молодыми, дипломированными специалистами, известными в посёлке людьми и завидными невестами для местных парней. Их поселили в ветхом, давно пустовавшем доме на окраине посёлка, у самой речки. Дом состоял из двух комнат и маленькой кухни. Несмотря на усилия подруг, всячески облагораживающих своё жилище, в помещении было сыро и неуютно, как бывает в сельских домах, давно брошенных своими хозяевами. Дворовые постройки, оставшиеся от предыдущих жильцов, потихоньку, были разобраны предприимчивыми соседями, частично, развалились сами за ненадобностью. Некогда существовавшая ограда, местами рухнула, местами оставила после себя жалкие остатки жердей и столбов. В этом доме никто не жил подолгу.
   Когда приезжал Володя, подружки ночевали в одной комнате, а гость, в соседней. Такой порядок был изначально определён Ларисой, и тщетные попытки Симонова изменить его, натыкались на непреступную оборону, граничащую с глубокой обидой. Положение не изменилось даже тогда, когда Вера, отработав положенные два года, уехала на родину.
   На субботу и воскресенье Лариса приезжала домой. И они вместе с Володей ходили на танцы и в кино, ездили на речку купаться, или, просто, бродили по окрестностям, восхищаясь величием суровой забайкальской природы. Иногда, Симонов заранее приезжал к ней, и они возвращались к себе в посёлок вместе.
   Однажды в очередную пятницу, Володя решил съездить к Ларисе. За какими-то делами и заботами, собрался и выехал поздно. Дело в том, что на железнодорожной станции, с которой, преодолев двадцать километров таёжной дороги, можно было попасть к возлюбленной, останавливались только два поезда. Один пригородный, с ласковым названием "Ученик ", проходящий в шесть вечера. И почтово-багажный, больше известный в народе, как "девятьсот весёлый", за утомительно-долгое стояние на каждом полустанке, который прибывал на таёжную станцию поздно вечером. Остальные поезда, с радостным шумом, стремительно проносились мимо дощатого домика местного вокзала. На "Ученик" Симонов не успел. Два часа понаблюдав, медленно проплывающие за окнами "девятьсот весёлого" телеграфные столбы, наконец, спрыгнул на тёмный перрон нужной станции.
   Солнце давно исчезло за горизонтом, точнее, оно спряталось за высокие сопки, со всех сторон окружившие посёлок. Надо было идти на паром, или как его тут называли, на американский манер, "Плашкоут". Придя на реку, Володя увидел, что паром стоит под противоположным берегом. И, судя по всему, желающих оттуда переправиться на этот берег, в обозримом бушующем, не предвиделось. Он отправился к паромщику -" деде Боге", шустрому, худенькому старичку, дом которого стоял на высоком берегу невдалеке от переправы. Выяснилось, что переправочное средство вернётся на наш берег только утром. Старик посоветовал Симонову переплыть на одной из лодок, стоящих на берегу. И попросил о том: "что если солдат успешно переберётся на противоположный берег, то пусть, переложит руль и отправит паром назад".
   На берегу Володя, действительно, нашёл три лодки - плоскодонки. Две были наполнены водой по самые борта, третья, оказалась наполовину вытащена на берег, и только погружённая в воду корма находилась в реке. Раздевшись, Симонов попытался перевернуть лодку, но она прочно увязла в песчаном дне. Найдя в прибрежных кустах какую-то банку, он попытался вычерпать воду. Упорная работа в течении двадцати минут, успеха не принесла - уровень воды не уменьшался. Наконец, пошарив рукой по скрытому водой днищу, Володя нашёл довольно большую дыру, сводящую на нет, все попытки откачать воду. Судя по всему, две другие плоскодонки также были не пригодны для переправы.
   На улице, между тем, стало совсем темно, на небо высыпали миллиарды больших и маленьких звёзд. В деревне где-то играла музыка, светились пятнышки огоньков, вдоль воды, разнося запах берёзовых дров, стлался дым от темнеющих невдалеке бань.
   Надо было что-то решать. Назад пути нет, ближайший пригородный поезд будет только утром, знакомые в деревне отсутствуют. Коротать ночь на чужом берегу, возле утлого костерка, тоже, не хотелось. Придётся плыть! Володя не сомневался, что переплывёт, он видел речку днём и мог предположить, где течение тише, а где стремительнее. Где может быть глубина, а где можно наткнуться на скрытые водой кусты. Да и проплыть тут надо было всего то, метров сто - сто пятьдесят, с учётом сноса течением. Но как быть с сапогами и одеждой! Не хватало ещё утопить в реке "хромачи" и форму, а утром, явиться перед Лориными светлыми очами, босиком и без штанов. Вот это будет фокус!
   Он долго бродил по ночному берегу в поисках какого-нибудь подручного средства. Потеряв всякую надежду, поднялся на берег, долго прислушивался, с замиранием сердца, со скрипом, оторвал от забора самую толстую горбылину. Стараясь не шуметь прибрежной галькой, притащил приобретённое сокровище к воде. Скатал свою гимнастёрку, брюки и пилотку, засунул всё, по отдельности, в сапоги. Которые, в свою очередь, ремнём и найденным проводом, накрепко привязал к доске. Вывел сооружение на течение, и поплыл, толкая его перед собой. Мощным потоком его снесло довольно далеко. С трудом, выбравшись на скользкий берег, Володя почувствовал, что прилично замёрз - " август в Забайкалье явно не купальный сезон!" Наскоро одевшись, натыкаясь на кусты, поспешил к парому.
   Плашкоут с шумом разрезал носами двух понтонов тёмную гладь реки. Он ни чем не был привязан к берегу, и удерживался лишь силой течения. Взойдя на его пахнувшую сеном и дёгтем палубу, Симонов переложил руль и надел на его массивную ручку проволочное кольцо. Чуть, чуть подумав, паром послушно двинулся к противоположному берегу. Володя едва успел перепрыгнуть через всё расширяющуюся щель между бортом и причалом. Шипя водой, паром исчез в темноте. Через некоторое время, Симонов услышал, как он глухо стукнул, врезавшись в причал на противоположном берегу.
   Чтобы согреться, Володя пробежал примерно километр, по хорошо накатанной деревенской дороге. Стало теплее, и он перешёл на шаг, привычно оглядывая окрестности. Справа, в бледном свете выглянувшей луны, до едва видимых, в лёгком тумане сопок, простирался заболоченный, травянистый луг. Слева, по взгорку песчаной сопочки, как часовые, высились вековые сосны. Возносясь мощными ветвями, казалось, к самым звёздам. Пахло нагретой за день смолой, с луга, изредка, ветер приносил благоухание поздних осенних трав и цветов.
   Дорога углубилась под тёмные кроны деревьев, сразу стало темно и тревожно. Накатанная песчаная колея хорошо просматривалась на фоне усыпанной хвоёй и шишками земле. С какого-то мгновения, Симонов, каким-то шестым чувством, вдруг, ощутил, что он в лесу не один. Несколько раз, оглянувшись, увидел на фоне дороги какие-то тени. Вгляделся и обомлел - " Волки!". Увидев, что он остановился, тёмные пятна исчезли. Володя почувствовал, как противный холодок побежал по спине, волосы на затылке ощутимо зашевелились, ноги стали ватными и не послушными.
   - Бежать? Бесполезно! - Вихрем пронеслось в голове. - На такое толстенное дерево никак
  не взобраться! Говорят, они огня боятся!
   Нащупав в траве еловую ветку, Володя чиркнул спичкой. Ветка ярко вспыхнула. Тени отпрянули в сторону. Симонов услышал собачий лай. От сердца отлегло:
   - Волки не лают.
   Он собрал в кучку ещё несколько крупных веток, костёрчик разгорелся, отодвигая непроглядную тьму. Володя покурил у огонька, подождал, пока он полностью прогорит, и поспешил дальше. К конечной цели своего путешествия Симонов прибыл далёко за полночь. Маленькая деревня спала, только на противоположном конце деревни ярко горела лампочка на уличном столбе. Оттуда доносились пьяные голоса, громко играла
  гармошка, забивая звуки магнитолы.
  
  
   Обида.
   На удивление, Ларисы дома не было, напрасно Володя стучал в двери и ставни. Он сел на крыльцо и закурил. На душе было пусто и печально. На востоке порозовел небосвод, подсвечивая желтоватым светом длинные косы облаков. Симонов хотел уже уходить, но услышал негромкие голоса. У калитки появилась Лариса, рядом шёл парень в форме военного моряка. Лариса сразу увидела Володю, растерялась, с вопросом - "Давно ждёшь?" направилась к нему. Моряк попрощался и исчез. Обиженный Симонов не разговаривал и засобирался уходить. Лариса не пыталась что-то объяснять, открывая дверь, сказала:
   - В обед, машина на станцию пойдёт, если хочешь, можешь на ней уехать.
   Володя, не ответив, прошёл в комнату, где обычно ночевал, не раздеваясь, лёг на кровать. Уснуть он не смог, не смотря на усталость, долго ворочался, курил, смотрел в окно. На улице было почти светло, деревня просыпалась, слышался шум голосов, звяканье калиток, мычание коров. Симонов взял, сделанную в прошлый приезд, стоящую в углу удочку и вышел на улицу. Быстрая, чистая, таёжная речушка пробегала в сотне метрах от дома. Поправив искусственную мушку, Володя сделал заброс, и пошёл за уплывающей насадкой вниз по тёчению. Не спеша, пройдя с километр, он ничего не поймал. Да, если сказать честно, он и не ловил. В голове как молотком билась мысль:
   - Как она могла? Столько друг другу было сказано, пересказано. Неужели нельзя было самой признаться? Подло!
   Горькие мысли теснились в голове, наскакивая друг на друга.
   - Всё, нечего ждать! Доберусь, сам пешком, не буду ждать ни какую машину! Сюда пешком пришёл и назад вернусь! Как на душе тяжело, будто камень положили, и выбросить нельзя! А он всё давит и давит!
   Обойдя небольшую прибрежную скалу, Володя увидел парня в морской тельняшке, который, закинув удочку в крошечный омут, сидел на какой-то коряжине. Подойдя ближе, Симонов узнал моряка, провожавшего ночью Ларису. Тот тоже узнал его и, взяв удочку, направился навстречу:
   - Закурить не будет? - Спросил моряк.
   Володя молча протянул ему пачку сигарет. Постояли, покурили. Взглянув на Симонова, парень протянул руку:
   - Валера, Тихоокеанский флот, в длительном отпуске, по здоровью.
   Симонов, пожав протянутую сильную ладонь, назвал себя
   - Ты, ничего плохого не подумай, там свадьба у одного парня была, вся деревня гуляла - продолжил Валерий. Я её только до дома проводил. - Затянувшись и помолчав, сказал с завистью - Хорошая у тебя девчонка! Весь вечер только о тебе и говорила. Молодец!
   Домой они с Ларисой уехали на той самой, уходящей в обед машине. Желающих, по различным делам, съездить на станцию оказалось достаточно много. Женщины, в кузове внимательно, с ног до головы, осмотрели военного кавалера фельдшерицы, перешёптываясь, и, судя по всему, делая различные предположения. Володя прикинул, что последние разы приезжал к Ларисе в гости в штатском. Многие женщины видели его в посёлке. Конечно, они знали о его ночевках в домике, на краю деревни - в такой маленькой деревне, друг о дружке, знают всё. Оставалось только догадываться, какие смелые догадки, они высказывают в адрес своего медицинского работника. То, гражданский приезжает и гостит, то солдат ночует! Оказалось, что машина, высадив на станции пассажиров, пойдёт дальше в сторону их посёлка. До ближайшего поезда было далеко, Володя и Лариса решили доехать на ней до следующей станции, а там, и до дома всего-то двадцать километров. Окончательно влюблённые помирились, когда неспешно шагали, взявшись за руки, по петляющей, полевой дороге. В средине пути их подобрала попутный грузовик. Потом был ещё целый год учёбы, нежные письма, фотографии, воспоминания.
  
   Вместе в новую жизнь.
   Они никогда не разговаривали о предстоящей свадьбе, это было как-то само, собой предрешено. Приехав в первый лейтенантский отпуск, Володя сказал:
   - Тебе надо увольняться, нам скоро уезжать. Лариса тогда ещё не отработала положенных после выпуска двух лет. И они поехали в медицинское училище, где она училась, и им выдали её диплом, написав в трудовой книжке "Уволена, в связи с переводом мужа - военнослужащего", хотя к этому времени, они ещё не были расписаны.
   И вот, теперь, спустя неделю после шумной свадьбы, они как муж и жена, ехали к своему первому месту службы. В отпускном билете Симонова в графе "место прибытия" стояла короткая запись - "г. Абакан и номер воинской части". Хотя молодожёны считали себя взрослыми и самостоятельными людьми, по сути, всё ещё, оставались детьми. Молодому лейтенанту был двадцать один год, а его юной жене, двадцать. Впереди была неизвестность, новые места, события и люди. Впереди простиралась целая вечность, целая жизнь!
   Доехав в купе неспешного пассажирского поезда до Ачинска, молодые вышли, тут им предстояла пересадка на другой поезд, идущий к югу. Оказалось, что он будет только вечером. Весь багаж путешественников представлял чемодан, небольшой тюк, с частью Володиной форменной одежды, и магнитола "Фиалка -2" - один из свадебных подарков. Остальное немногочисленное имущество, собранное родителями и молодожёнами, было отправлено багажом, в большом деревянном ящике. Сдав вещи в камеру хранения, они беззаботно бродили по улицам провинциального города. Устав, купили какую-то еду и вернулись в привокзальный сквер. Женщина с тележкой, в белом фартуке и накрахмаленном чепчике продавала сахарную вату. Володя решил порадовать жену. Ранее никогда не покупав этот сладкий продукт, он попросил триста грамм. Удивившись, женщина-продавец, всё-таки, выполнила его заказ. Которые, оказался таким огромным шаром, что когда он его нёс, Лариса видела только ноги мужа. Тщетно они пытались его съесть своими силами. Уже через минуту, от такого обилия сладости, во рту стало горько. Пришлось отдать приобретение мальчишке-цыгану.
   В Абакан приехали рано утром. Ещё в училище, получая распределение, Симонов узнал, что туда же едет Юра Кононов, выпускник соседней роты. Юра объяснил, что едет, фактически, домой, в Абакане живут его родители. Володя взял его адрес, так - на всякий случай. Теперь, попав в незнакомый город, он было очень кстати. Таксист быстро привёз их по указанному адресу. Юрий был дома, Лариса быстро нашла общий язык с женой Кононова, Ольгой и мамой, Надеждой Ивановной. После завтрака, женщины остались дома, а молодые лейтенанты отправились в часть. По дороге, в автобусе, Юрий рассказал, что отпуск его закончился неделю назад, и он получил направление в местный танковый полк, командиром взвода. В разведывательную роту полка направлен ещё один однокашник, Саша Сигабатулин. Дивизии, по сути дела, ещё нет. Она только формируется на базе двух горных полков, которые находятся за сотни километров. Один, в столице Тувы, Кызыле, а другой ещё дальше, в Чадане, почти на Монгольской границе.
   - Вот куда, не приведи господи попасть! До ближайшей железной дороги, почти, восемьсот километров. Сообщение только по автомобильной трассе, через Западно-Саянский перевал. Место, забытое богом и людьми!
   Рейсовый автобус, попетляв по городу, выбрался на окраины, с деревянными домами и огородами. Вскоре город закончился. Потянулись картофельные поля, разделённые посадками акаций.
   - Остановка "Юнатов-2" - конечная! - Громко оповестил водитель. Они вышли на пыльную землю. Остановки не было, на обочине стоял столб, с криво прибитой табличкой.
   - Ну, вроде, приехали, вон в тех палатках, штаб дивизии - показал Юрий. - А я пошёл в полк, видишь ряды палаток и танки? Там меня и найдёшь, в первом батальоне. Получишь назначение - заходи.
   Володя направился к большим палаткам, с торчащим частоколом антенн радийных машин. В курилке сидели офицеры, капитан с повязкой "Дежурный по штабу", направил его во вторую с края палатку:
   - Вон, туда, это отдел кадров.
   Стучаться было не обо что, откинув брезентовую дверь, Володя вошёл во внутрь. В просторной палатке стояло несколько столов, за одним, бойкой, пулемётной очередью строчила машинистка. В углу, громоздились разнокалиберные, металлические сейфы. Посредине комнаты, за столом, заваленным бумагами, сидел майор, в полевой форме, с неприветливым лицом. Симонов доложил о своём прибытии. Майор, не поднимая головы от бумаг, хмуро спросил:
   - Почему не в парадной форме, как этого требует Устав?
   - Багаж ещё не пришёл! - громко и бойко ответил Володя.
   - Надо было её с собой взять, чтобы не помялась на плечиках везти. Как же вы теперь служить будете? А, если завтра парад?
  Симонов уловил лёгкий юмор в тоне хмурого майора. Мысленно представил себя в блестящей форме, с парадным ремнём, среди этой пыли и неустроенности. Приняв игру, также бойко, ответил:
   - Виноват, товарищ майор, не учёл! На следующий раз, так и сделаю! Спасибо за совет!
   - Старших слушается, это уже хорошо! Когда ещё будет этот следующий раз, а сейчас, приедешь в полк, командиру надо будет представляться - неожиданно перейдя на "ты", возразил майор - давай предписание и удостоверение личности.
   Симонов достал и положил на стол документы. Кадровик раскрыл удостоверение личности, прошёл к сейфу, покопался за его железными дверями. Возвратился назад, держа в руках тоненькую, красную папочку, личного дела. Кивнул на стул, приглашая садиться.
   - Так, Благовещенское танковое командное Краснознамённое училище, лейтенант! - Майор развернул сложенное предписание, из него выпало свидетельство о браке. Он развернул его и прочитал. Обращаясь к стрекочущей машинистке, сказал:
   -Ты, Лида, посмотри на него, не успел окончить училище, взял и женился! Нет, чтобы погулять, "потабуниться"! Эх, мне бы его годы! А?
   Пулемётная дробь пишущей машинки прекратилась. Пышногрудая блондинка, поправив причёску, оценивающе оглядела Симонова, кивнув головой, неопределённо ответила:
   - Да-а!
  То ли, сожалея, что майор уже, явно, не юн. То ли, соглашаясь с ним в том, что Симонов зря отказался "потабуниться". Володя по тону разговора понял, что чисто служебные отношения этих людей, по-видимому, давно переросли в нечто большее.
   - Предлагаю две вакантные танковые должности, - продолжил майор - командир взвода танкового батальона и командир отдельного разведывательного взвода. Выбор не большой, но есть!
   - Я заканчивал училище по средним танкам - ответил Симонов.
   - Ну, вот, вопрос решился сам, собой. Пойдёшь взводным в танковый батальон Чаданского мотострелкового полка, - и, упреждая возражения Симонова, продолжил - там полк, давно стоит, вопрос с квартирой решать будет легче. Дом скоро сдают! Ещё будешь, меня, потом, благодарить! - Весело закончил он.
   - А, если, в разведчики? - Всё ещё надеясь на что-то, спросил Симонов.
   - Меняется должность, а место службы одно - Чадан. Вас выпускников по разнарядке прибывало пятеро. Трое уже распределены - двоих, в танковый полк, одного, в Кызыл, тебя, в Чадан. Ещё приезжает один из Ульяновска, выпускался по "плавунам", вот он и пойдёт разведчиком в Чадан.
   Увидев расстроенное лицо Симонова, с некоторой ноткой участия спросил:
   - Ты, сам то, городской, или сельский?
   - Я гарнизонский - зачем-то ответил Володя, - отец военный.
   - А где отец служит?
   - В Забайкалье, на севере Читинской области.
   - Тогда, тебе, вообще, бояться нечего, привыкнешь. А жена откуда?
   - Оттуда же, из Забайкалья.
   - Ну, вот, и прекрасненько! Обживётесь! Там дом обещают скоро сдать. А тут, в Абакане, так и будете, по частным углам мучиться, ещё не один год!
   Показывая, что разговор окончен, хлопнул ладонью по папке личного дела:
   - Сейчас внесём изменения в твои бумаги, выпишем проездные на тебя и жену и вперёд! Автобус отходит от железнодорожного вокзала в пять вечера. Подожди в курилке!
   Вот так, весело и буднично решился кадровый вопрос, определивший на ближайшие годы судьбу молодого выпускника. Так началась самостоятельная семейная жизнь и армейская служба.
   Получив документы, Володя отправился в расположение танкового полка, мысленно ругая себя за отсутствие решительности и настойчивости. Палатки танкистов стояли в три длинных линии, составляя городок. В центре, которого, как на площади, дымились прицепные кухни, блестели, покрытые клеёнкой, длинные столы и лавки, под брезентовыми навесами. Сбоку площади, большая палатка, над ней развевался белый флаг с красным крестом. За редкой полосой чахлых акаций, прямо на поле, ряды боевой и специальной техники. Плотными колоннами стояли "тридцатьчетвёрки", самоходки СУ-100, древние БТР-152. Ранее виденные только в кино, с обязательными немецкими крестами, похожие на зелёных божьих коровок, БТР-40. Длинноносые и хищные, как щурята БРДМ-1. Далее, не менее древние, пушки, колёсные зенитные установки, мостоукладчики, путепрокладчики БАТ, обшарпанные летучки и топливозаправщики.
   - Да тут, техники, наверное, на целую дивизию? - подумал Симонов, - где же набрали столько раритетов? Этих заслуженных, но, несомненно, устаревших машин. Где-то стояли десятилетиями на базах хранения. И вот, пришло и их время, вновь понадобились!
   Юрия он нашёл на строительстве казармы. На бывшем картофельном поле, аккуратными штабелями высились детали сборно-щитовых казарм. Солдаты в разномастной одежде копали траншею под фундамент.
   - Первоочередная задача, до холодов, построить жильё. Техника подождёт, военные строители не успевают, приходится помогать, - посетовал Кононов.
   Володя рассказал о своих делах и назначении. Товарищи распрощались.
   - Будешь в Абакане, звони, заезжайте - напомнил Юрий, - мы с Олей, всегда будем рады!
   Вернувшись к Ларисе, Володя рассказал о назначении и новом месте службы. Услышав его слова, Оля заохала, приговаривая:
   - Не повезло! Моего, тоже, сначала хотели туда отправить, узнав, что он женат и имеет ребёнка. Спасло, то, что родители здесь живут и, на первое время, есть жилплощадь!
   Как показалось Симонову, его Ларису, напротив, особо не расстроило это известие:
   - Нам, сейчас, никакой разницы нет - что тут, что там. Нас нигде не ждут. В Чадане, тоже, люди живут, может, и вправду, квартиру к зиме получим. А там, видно будет!
   Время до отъезда позволяло молодым сходить на рынок и что-то купить себе в дорогу. Заодно, решили познакомиться с городом и не надоедать своим присутствием гостеприимным хозяевам. Володя и Лариса не были избалованы городскими благами, большую часть своей жизни, прожившие в сельской местности. В города они выезжали для учёбы и в маленькие отпуска. Учились, тоже, в сравнительно небольших городах. Лариса, в близлежайшем к дому городу. Танковое училище Володи, находилось далеко от города, чьё имя оно носило. И бывал он там крайне редко, в увольнении. В тоже время, они не были забитыми жителями сельской глубинки. Большой военный гарнизон, расквартированный в посёлке, где они выросли, с его прекрасным Домом офицеров, спортивными сооружениями, современной школой. Учителя, интилегентные и образованные люди, вложившие многое в воспитание учеников. Отсутствие неизбежных в юношеском возрасте, городских соблазнов, прекрасная природа, позволили им не отличаться от своих городских сверстников. А, по многим вопросам, даже превосходить их.
   Молодые поехали на вокзал, сдали свои немногочисленные вещи в камеру хранения, и решили побродить по городу. Центральную площадь, как и положено, венчало серое партийное здание, невдалеке находилась гостиница "Хакасия", с рестораном на первом этаже. И кинотеатр "Абакан", с красочными афишами новых фильмов. Ближе к реке располагался городской рынок. Побродив по рядам и ближайшим магазинам, молодожёны запаслись кое какими продуктами в предстоящею, дальнюю дорогу. Остаток времени бесцельно гуляли по аллеям тенистого парка. С громадным колесом обозрения, каруселями и морожеными лотками. Городок понравился, достаточно зелёный, компактный и чистый. Перекусив в какой-то "забегаловке", к назначенному времени вернулись на вокзал. Володя купил билеты в малюсеньком окошечке кассы, они получили вещи, и вышли на привокзальную площадь к автобусам.
  
   Дорога дальняя.
   Среди ряда одинаковых, вытянутых как капля, свежевымытых "Икарусов", нашли нужный, с табличкой "Кызыл". Пассажиров ещё не было, водитель помог уложить вещи в багажный отсек, предложив взять магнитолу в салон. Места в билетах не указывались и они, поразмыслив, заняли два первых кресла рядом с дверью, установив приёмник в ногах. Отсюда хорошо просматривалось всё, что делается впереди автобуса, и не ощущалось тесноты, как в глубине салона. Постепенно автобус наполнялся пассажирами. В задней части, громко переговаривалась компания изрядно подвыпивших мужчин. Судя по всему, строителей или геологов. Плотной группой, в центре машины, разместились представители коренных жителей, в национальных одеждах. Очень похожие на монголов, или бурятов. Они негромко переговаривались на своём языке. Старая, морщинистая как мумия, с коричневым от загара лицом, женщина, в стёганом халате, подпоясанном кушаком неизвестного цвета, присев на корточки, возле дверей автобуса, курила длинную, тоненькую трубку, хищно зажав её прокуренными зубами. Терпкий запах крепкого табака и не мытых тел растекался по автобусу.
   Время отправления истекло, но водитель не спешил трогаться, по-видимому, кого-то ожидая. Наконец, почти вплотную к автобусу, скрипнув тормозами, подрулила чёрная "Волга". Двое мужчин в одинаковых костюмах, с трудом погрузили в автобус пьяного "вдрызг", важного пассажира. Судя по всему, руководящего партийного, или государственного работника. Тот сразу привалился щекой к холодному окну, и, тяжело всхрапывая, уснул. Автобус тронулся.
   Остались позади окраины города, глухо простучали под колёсами стыки плит автомобильного моста через Енисей. Дорога пошла в гору. В салоне автобуса, узком и длинном, как в фюзеляже небольшого самолёта, было душно и жарко. За окнами проплывали песчаные сопки, с редкой щетиной островерхих сосен и елей на пологих склонах.
   Из заднего, бытового отсека пришёл дремавший там, второй водитель. Опустив откидное сидение, возле входной двери, он уселся впереди Симоновых. Как многих мужчин, в своё время прошедших нелегкую школу армейской службы. Его тянуло поговорить с человеком в форме об армии, вспомнить свои военные будни. Повернувшись в вполоборота на своём маленьком сидении, он спросил у Володи:
   - В отпуск едете?
   - Нет, служить.
   - Далеко, если не секрет?
   - В Чадан.
   - Да, уж, дальше некуда. Если всё будет нормально, завтра к обеду будете на месте. С нами до Кызыла двенадцать часов, а там, на другом автобусе ещё семь часов. Всего, где-то километров семьсот пятьдесят, - охотно продолжил водитель, - железной дороги туда нет. Правда, есть ветка с другой стороны перевала, до станции Абаза, а дальше, всё равно, только автомобилями. Но автобусы там не ходят и поезда только товарные. Новую автодорогу через Западно-Саянский перевал построили, но, в чём-то просчитались. Говорят, узкая, и наклоны на виражах не выдержаны. Государственная комиссия её, и не приняла, студенты из Москвы строили. Водители на грузовых, втихаря ездят, на свой страх и риск. Оно и понятно, на триста километров короче, в путёвках пишут через Кызыл, бензин лишний продают. Но, если слетишь с дороги - костей не соберёшь. А там, одни подъёмы, спуски и серпантины Природа дикая, населённых пунктов почти нет. Хотя и на этой дороге, где мы сейчас едем, пройдём станцию Нулёвка, начнутся горы, скалы и тайга.
   За окнами появились постройки. Автобус, снизив скорость, двигался по не широким улочкам какого то городка.
   - Минусинск, - пояснил словоохотливый водитель, - сейчас новые пассажиры подсядут.
   И действительно, автобус остановился, уставшие от ожидания люди, с трудом протиснулись по узкому проходу к свободным местам. Дверь мягко закрылась, машина тронулась. Рассадив пришедших, водитель вновь расположился на своём откидном месте, взглянув на погоны Симонова, продолжил разговор:
   - У меня, племянник, тоже танкист, срочную служит на Дальнем востоке, в Бикине.
   За окнами машины начало смеркаться. Голоса в салоне становились тише, Лора, вслед за многими пассажирами, тихонько дремала. Промелькнул какой-то дорожный указатель.
   - Поворот на Шушенское, где Ленин ссылку отбывал, красивые места. Там мемориальный комплекс построили, - подсказал собеседник, - деревянные дома со всего края свезли. Старинную деревню воссоздали, даже острог есть. Всё собираюсь съездить, да времени, как обычно, не хватает.
   Помолчали. Мужчина пересел на алюминиевую флягу, по-видимому, с водой, стоящую рядом с водительским местом, и накрытую какой-то тряпкой. В полголоса начал разговаривать с товарищем управлявшим автобусом. Далеко впереди на дороге, то появлялись, то исчезали красные огоньки попутной машины. Мерный, однообразный звук работающего двигателя убаюкивал, незаметно для себя, Симонов задремал.
   Проснулся он от громких голосов. Автобус стоял, за окнами подступала не проницаемая темень. Дверь машины была открыта, по салону гулял холодный ветерок. Судя по разговорам, многие пассажиры были на улице, в темноте светились малиновые огоньки сигарет. Володя разбудил Ларису, кутаясь в его плащ, она, следом за мужем, вышла на улицу. Когда глаза немного привыкли к темноте, они увидели вокруг себя мрачные, покрытые тайгой, сопки. Точно такие же как, дома - в Забайкалье, казалось, они теснились вокруг автобуса тёмными глыбами, вздымаясь до самого неба. В недосягаемой чернильной бездне, ярко мерцали, будто, только что вымытые, звёзды. Невдалеке, шумела по камням, невидимая в темноте, горная речка. Было сыро и холодно.
   - Как тут красиво и страшно! - Промолвила Лариса, прижимаясь щекой к плечу мужа.
   - Похоже на нашу тайгу, как на рыбалке ночью, - подержал Володя, - это хорошо, что природа одинаковая, меньше о доме скучать будем. Не люблю степи - ровно, однообразно и скучно!
   Пассажиров пригласили в автобус. Все расселись по местам, поудобнее устраиваясь в креслах перед дальней дорогой. Машина, было, тронулась, но кто-то хватился, что на месте нет руководящего работника. По-видимому, он тоже вышел на свежий воздух проветрится. Автобус, вновь, остановился, один из водителей вышел на улицу, другой, мощным, воздушным сигналом призывал отставшего. Над тайгой поплыл ревущий звук сирены. Все принятые меры результатов не дали. Наверное, бедняга далеко ушёл от машины и заблудился в придорожных кустах. Водитель попросил мужчин помочь в поисках:
   - Вот взяли на свою голову! Лучше бы он, вообще, опоздал, теперь отвечай за пассажира!
  Уехать, бросить! А вдруг, его тут кто нибудь сожрёт, или сам заблудится, да пропадёт. Затаскают!
   Чертыхаясь и матерясь, люди бродили в темноте, натыкаясь на кусты и, невидимые в ночи, деревья. Руководящего товарища нашли на мокрой гальке, на берегу реки, он спал. По- видимому, влекомый жаждой, он упорно шёл на шум струящейся воды. Судя по мокрой одежде, "как оленю с колен", с первого раз, ему попить, не удалось. Грязного и мокрого мужчину притащили в автобус, подстелив кусок рваного брезента, с трудом, усадили на место. Все облегчённо вздохнули, автобус покатил дальше. Понемногу разговоры в салоне стихли, люди устраивались на своих жестких, и мало пригодных для сна, местах. Монотонный шум мотора нарушала лишь тихая мелодия из радиоприёмника за перегородкой водителя, да изредка, храп мокрого руководителя. Немного поговорив с женой, Симонов провалился в глубокий сон.
   Очнулся от толчка. Автобус стоял, водителей не было. В салоне стало свободней, многие пассажиры вышли. Симонов посмотрел под ноги - магнитолы не было! Не обуваясь, в носках, он выскочил на улицу, водитель аккуратно укладывал в наружный багажный отсек их сокровище.
   - Что выскочил? - Покосившись на его ноги в носках, со смешком спросил водитель. -
  Гляжу, как вы мучаетесь, ноги туда, сюда перекладываете, места мало, решил сюда убрать. Ехать то, столько же, сколько проехали. Но коль выскочил - давай покурим!
   - Сейчас, ответил Володя, - только обуюсь.
   Он заглянул в салон, нащупал в темноте свои туфли и вернулся к водителю. Молча закурили. Автобус стоял на площадке, перед приземистым, одноэтажным зданием, в окнах которого, кое-где, теплился свет. Два тусклых фонаря освещали местность.
  Площадка была заставлена автомобилями разных марок, гружёными и порожними, с прицепами и без них. Рядом в темноте угадывалась очертания автозаправочной станции, мерцающей светом маломощной лампочки в небольшом оконце. Дальше теснились избы какой-то деревушки, пятнышки редких огней обозначали тёмные улицы. Ночь пошла на убыль, на востоке над сопками небо немного посветлело.
   - Станция называется Оленья речка. А это, заезжая, - пояснил водитель, показывая на дом, со стоящими возле него машинами, - водители могут здесь помыться, покушать и поспать. Вроде почтовой станции, - помнишь, у Пушкина в "Станционном смотрителе". Правда, лошадь новую и свежую, тебе тут не дадут, но зимой и машину прогреют, и мелкий ремонт помогут сделать.
   Володя внутренне удивился начитанности собеседника: - а вы, тоже тут отдыхаете?
   - Нет, нам спать не положено, мы идём все двенадцать часов. Спим по очереди в бытовом отсеке. Получается, с маленьким отдыхом и обслуживанием в Абакане, двое суток в дороге, четверо дома, недели летят, глазом не успеешь моргнуть.
   Они помолчали, выпуская струйки дыма.
   - Напарник сейчас отзвонится диспетчеру - где мы, и пойдём дальше. А тот мокрый алкоголик, вышел, еле его разбудили. Оказалось, он председатель местного сельсовета, ездил обмениваться опытом. Видать, шибко поделился!
   Вскоре вернулся его товарищ, и автобус покатил дальше. Повозившись на своём сидении, поправив съехавший с Ларисы плащ, Симонов вскоре опять уснул.
   Всех разбудил голос водителя, усиленный динамиком:
   - Доброе утро! Просыпаемся, собираем свои вещи! Подъезжаем к Кызылу!
   За занавесками брезжил ранний рассвет, и мелькали большие здания города. Автобус остановился на пустынной привокзальной площади. Освещённым зевом светился вход в автовокзал, с настежь распахнутыми дверями. Отдавая Симонову магнитофон, водитель, дружески распрощавшись, пожелал:
   - Счастливо вам служить! Местного времени сейчас половина шестого, автобус на Чадан будет в восемь, касса, вон, там, - указал он на вход, - бывай!
   Выпустив синий дымок, автобус ушёл. Симоновы остались одни на, замусоренной площади. Все попутчики молниеносно растворились в глубине ближайших улочек. Поднимая и крутя обрывки газет, дул по-осеннему пронизывающий утренний ветерок.
   Путешественники вошли в пустой зал автовокзала. Ни скамеек, ни стульев в громадном помещении не было. В углу, и кое-где и у стен, сидели и лежали какие-то люди. Володя нашёл окошечко кассы и у сонной кассирши отметил билет. В здании было грустно, и неуютно. Подхватив свои тюки, молодожёны вышли на улицу. Под чахлыми кустами акации стояла скамейка с оторванными брусьями. Сложив на неё вещи, решили перекусить. Пока Лариса на чемодане раскладывала нехитрую еду, Симонов огляделся. В дальнем конце площади, один к одному стояли маленькие автобусы. На противоположной стороне, нестройной шеренгой выстроились разномастные, закрытые на ночь, ларьки. Под качающимся фонарём, трое молодых мужчин, из местных, на пустом картонном ящике, сидя на корточках, резались в карты.
   За завтраком Лариса, глядя на мужа уставшими глазами, неожиданно сказала:
   - Ты знаешь, я сейчас расплачусь, мне почему-то так тоскливо и грустно! Не потому, что я устала физически, просто, заскучала по дому. У нас сейчас тоже утро, солнышко всходит, туман с протоки плывёт. Хорошо, спокойно и тихо!
   Честно признаться, у Володи тоже на душе скреблись кошки. Он обнял свою юную жену за плечи:
   - Не расстраивайся, приедем на место, осмотримся, обживёмся. Да, и не век же нам, в Чадане служить!
   Обещанный автобус прибыл только в половине девятого. Они были первыми на посадке. Заняли в таком же салоне, прежние места. Пассажиров было немного и в машине дышалось свободно. Попетляв по улицам, автобус переехал по мосту довольно широкую реку и выбрался за город. За рекой природа резко изменилась, сколько хватала взгляда, вокруг простирались однообразные, пологие холмы, с жёлтой и чахлой травой. Кое-где торчали обломки скал, в разных направлениях местность прорезали глубокие овраги, со скудной растительностью на отвесных склонах. Невысоко взошедшее солнце, косыми лучами освещало землю. От обломков скал падали длинные тени, в глубине оврагов таилась тьма.
   - Ну, прямо лунный пейзаж, - подумал Симонов, - вот тебе и тайга! Не дать, ни взять пустыня!
   Довершая унылую картину, на обочине появились, неизвестно откуда взявшиеся в Сибири, три безразлично шагающих верблюда. Со свалявшейся шерстью и облезлыми горбами. Животных никто не охранял.
   - Ты видел верблюдов? Ужасно отвратительные! Похоже, что мы заехали в Сахару, как быстро стало жарко?
   - Мы, по моему, и половину пути не проехали! А жарко оттого, что тут резко континентальный климат - Днём жарко, ночью холодно - ответил Володя.
   - Как проедем Шагонар, останется ровно половина, - подсказал один из водителей, открывая верхние люки салона.
   Водителей, тоже, было двое. Один лет тридцати, рано начавший лысеть, с явно выступающим брюшком и округлым лицом, вёл автобус. Второй, возраста Симонова, худенький и подвижный, организовывал посадку, размещал пассажиров, проверял билеты. Ещё при посадке, Володя заметил, что лысоватый, как-то по-особенному, по-мужски, оценивающе оглядел Ларису. Симонову он сразу сделался неприятным. Не отрывая взгляда от дороги, сидящий за рулём, спросил:
   - С женой едете?
   Володя, не желая разговаривать, кивнул головой.
   - Правильно, - принял участие в разговоре молодой, умащиваясь на откидном сидении, - мужчине нужна семья. Мужик без жены и дома, как бродячая собака - не еды, ни миски, не конуры.
   Чувствовалось, что данная тема, давно была спорной между водителями, и сейчас, всего лишь, получила дальнейшее развитие.
   - Конура-то идёт в придачу с ошейником и крепкой цепочкой, - ответил лысоватый, - свобода дороже миски еды!
   - Ты, опять за своё, - откликнулся худой, - заладил, как попка. Свобода, свобода! Не надоело по общагам жить, в столовках питаться? Да и лет тебе больше чем нам, - продолжил он, невольно ставя Ларису и Володю на свою сторону, - пора и детей заводить!
   - Это всегда успеется, жизнь длинная, - ответил лысый.
   - Вы, просто, не встретили свою женщину, - поддержала разговор Лариса, - Встретите, и будете думать по-другому.
   - Наверное, так и есть, - задумчиво произнёс водитель, переключая передачу, - мать, тоже так в письмах пишет. Весь вопрос то, в том, что не молод, девчонки, мои одногодки, уже успели по пару раз замуж сходить. Детей нарожать, да разойтись. Брать такую, с прицепом, а то и с двумя, как-то не с руки. Своими ещё обзавестись не успел. Как дети чужие примут не известно? А там, и блудный муж обнаружится. Тяжбы, да пересуды. К чему это? Молоденькую приглядеть? Опять же, на какую нарвёшься. Попадётся гулёна, ты в рейс, а она на сторону!
   Помолчав, водитель сосредоточенно обогнал давно мотающуюся впереди потрёпанную машину с облезлым кузовом.
   - Конечно, попалась бы такая отчаянная как, вы, - обратился он к Ларисе, - едете неизвестно куда. В самые "тартарары", где русских то, по пальцам пересчитать. И сколько проживёте тут, не знаете! Но едете, потому что любите! А, я, свою любовь ещё не встретил. - Собеседник горестно вздохнул. - Отработаю до конца года, и домой. Ну что я забыл в этих песках. Тут самая, что ни на есть страшная баба, нарасхват!
   За окнами, сколько хватало взгляда, простиралась слегка всхолмлённая, однообразная местность. Уставшему взгляду не на чем было остановить внимание. Изредка, горячий ветер, гнал по земле громадные шары, перекати поля. Они догоняли друг друга, сталкивались и вновь разбегались в разные стороны, в мареве несущейся пыли. Если бы не виляющая лента дороги и редкие встречные машины, с шумом, проносящиеся мимо. Легко можно было бы представить, что находишься на другой, неизвестной, не обжитой планете. Или, вот, сейчас, за следующим поворотом, взгляду откроются серебристые строения иной цивилизации и диковинные летательные аппараты, кружащие над ними.
   Но в небе медленно парили лишь большие, хищные птицы, внимательно высматривая что-то на земле. На вершинах ближних холмов, как столбики неподвижно стояли любопытные суслики. С приближением автобуса, они, суетливо и молниеносно, исчезали под землёй. Или суматошно мчались к своим норкам, поднимая облачка пыли.
   Наконец, далеко впереди показались какие-то строения.
   - Шагонар! - объявил сидящий за рулём, - готовимся к выходу!
   По единственной пыльной улице, машина проехала к центру посёлка. На маленькой площади, у здания с вывеской "Автовокзал" автобус остановился. Часть пассажиров вышла, новых, судя по всему, не было. Водители удалились в здание вокзала. Не опасаясь, что их места будут заняты, молодожёны вышли, на пышущею жаром улицу. На противоположной стороне площади высился магазин, рядом почта и сберегательная касса. Внушительно смотрелось здание военкомата и милиции. Судя по выцветшим флагам, которые были вывещаны неизвестно к какому празднику, в соседней двухэтажке размешалась администрация.
   Не успели пассажиры осмотреть все достопримечательности, как автобус засигналил, приглашая продолжить путешествие. Немногочисленная публика заняла свои места. Водители сменились. Плавно покачиваясь на ухабистой дороге, машина тронулась. Проезжая вдоль глухого, высоченного забора, с колючей проволокой наверху. Из-за которого виднелись жёлтые здания, с решётками на окнах и качали пыльными кронами чахлые тополя, полный водитель сидящий на откидном сидении пояснил:
   - Республиканская психушка!
   - То есть? - не понял Симонов.
   - Психиатрическая больница.
   - Что же тогда не в столице, в Кызыле, если Республиканская?
   - Наверное, тут безопаснее, бежать не куда! - Засмеялся водитель.
   Симонов с некоторым опасением посмотрел на неприступные стены. Водитель опять засмеялся:
   - Говорят, что сейчас, буйных тут немного! В основном, алкоголиков лечат. А пьёт местный народ много. Женщины быстро спиваются. Сколько раз видел, - скачет на коне в своём малахае, а сама, еле в седле держится! Но бутылку из рук не выпускает!
   Снова потянулась бесконечная дорога, унылая природа за окнами автобуса, жаркое, палящее солнце в высоком белёсом небе.
   - Никогда не думала, что есть такие глухие места, - повернувшись к Володе, тихонько сказала Лариса. - У нас дома глухомань, это места в глубине тайги. Заросли, мрачные сопки, тревожные лиственничные леса, не тронутая тайга. Но, всё равно, природа, наполненная жизнью. Птичка зачирикает на разлапистой сосне, белка пробежит по стволу кедра, зверушка запищит в глубине леса. Зелень, цветочки - былиночки, ягоды, грибы, шишки, наконец! Студёный ручеёк, почти, в каждом распадке. Там как-то можно жить, в крайнем случае, выжить! - Лора кивнула в окно, - А здесь, песок, да, камень! Ни веточки, ни кустика. Одни суслики, да вон, злые птицы в небе. И вся жизнь! Не пойму, что заставляет людей жить тут добровольно? Я понимаю, по необходимости, по службе, как мы! А так - по собственному желанию, никогда бы не согласилась!
   - Люди здесь родились и выросли. Тут их дом - как сейчас говорят, малая родина, - предположил Володя. В этой природе и образе жизни, они находят свою прелесть - просто мы её ещё не видим. Не думаю, что и наша с тобой родина нравится буквально всем. Есть городские жители, которым наши прелести, вряд ли нравятся, они им в тягость.
   Поодаль от дороги возникло какое-то круглое строение, отдалённо напоминающее чум, или ярангу. Возле маленького, дымящегося костерка, колдовала над котелком пожилая женщина. Две девчушки в национальных одеждах сидели на корточках подле неё. Чумазый пацан катил палочкой обод от велосипедного колеса, изображая машину. В стороне, нагнув головы, медленно двигалось небольшое стадо баранов, паслась лошадь. На бугре стояла пара незнакомых, рогатых животных, с длинной шерстью на мощных туловищах, мрачно взиравших на проносившийся автобус.
   - Какие страшные, угрюмые быки! Того и гляди, бросятся вслед, догонят автобус и перевернут его! - нарушила молчание Лариса.
   - Похожи на яков, или бизонов, такие же здоровые и шерстистые. А, ты, говорила, что тут жизни нет! - пошутил Володя.
   - Это овце быки, - пояснил худой водитель, - местные называет их "сарлыками".
   - Вот видите, - пробасил лысый, - живут люди, хозяйство ведут, детей растят, как кругом на земле! Просто, им тут тяжелее, чем в городе. Но, пересели их в город, из этой бытовой неустроенности и дикости, тут же, рядом с домом поставят свою юрту и будут в ней жить!
   Справа, у линии горизонта появилось над жёлтыми холмами синяя полоска далёких гор. Постепенно, она росла, ширилась. Вскоре, явственно проступили далёкие отвесные склоны и вершины с белыми пятнышками снежных шапок.
   - Отроги Саянских гор, - перехватив взгляд Симонова, сказал водитель постарше, - внизу, у подножья протекает один из притоков Верхнего Енисея - Хемчик.
   - А далеко это от Чадана? - поинтересовался Симонов.
   - Не знаю, - признался водитель, - сам я там не разу не был. Может, километров с полста, а, может, и меньше. Рядом с посёлком протекает ещё одна речушка - Чадан, так, больше похожа на большой ручей. Но, несколько лет назад взбунтовалась вместе с Хемчиком, всю округу и часть города затопила.
  
   Чадан.
  
   В Чадан приехали после обеда. С высокой горки, впереди, между холмами показались разномастные строения, редкие пятна зелени, трубы котельных в жарком, колышущемся мареве. На подъезде к городу, слева от дороги, возвышалось бревенчатое, одноэтажное здание, с будочкой в форме скворечника наверху, разрисованное как шахматная доска. Через дорогу, на краю песчаного поля, на длинном шесте, вяло болтался полосатый "чулок" - указатель направления ветра.
   - Местный аэропорт, - пояснил водитель сидящий за рулём, - а, вон там, за полем, на бугре, воинская часть. Наверное, вам туда.
   Володя увидел несколько одноэтажных, щитовых зданий и отдельно стоящее, красное, кирпичное. Территория была окружена редким проволочным забором. В глубине, в небо вздымался частокол разнокалиберных антенн. Далее, в дощатых постройках, Симонов, без труда, определил склады. Под дальними холмами, белые домики участковых пунктов управления полигоном. На возвышенность, к части, вела песчаная дорога, упирающаяся в маленькое здание КПП, с поднятым вверх полосатым шлагбаумом.
   Проехав ещё километр, автобус повернул и остановился возле вполне приличного здания автовокзала. Утомлённые дальней дорогой, толпясь, и подталкивая друг друга, пассажиры двинулись к выходу. Володя и Лариса вышли последними, их никто не ждал и не встречал. В тени здания, на туристических мешках, расположилась группа молодых людей, по-видимому, студентов из стройотряда. Негромко бренчала гитара, нестройные голоса пели песню "про туманы и запахи тайги".
   Оставив Ларису возле вещей, Володя отправился на поиски телефона, чтобы позвонить в часть. Круглолицый, приветливый тувинец в кабинете с надписью "Директор", долго не мог понять, что от него хочет этот молодой военный. Наконец, уяснив, ответил, что телефонной связи нет уже двое суток - обрыв линии. И посоветовал выйти на дорогу, где иногда проходят военные машины. Симонов, вернувшись к жене, заметил, что она чем-то расстроена:
   - Что случилось? - спросил он, глядя в её грустные глаза.
   - Да, вот эти студенты, - кивнула Лора на, толпящихся на посадку в автобус, молодых людей, - только ты ушёл, окружили меня. Смеются - брось, ты, своего лейтенанта, поехали с нами, завтра будем в Красноярске, мы тебе билет купим! Зачем тебе этот кишлак? Зачем свою жизнь губить? А у меня, и так, на душе тоскливо!
   Весёлая компания, между тем, успешно погрузилась в машину. И теперь, через стёкла, жестами и мимикой звали с собой.
   - Вот обезьяны, - беззлобно засмеялся Симонов. - Ну, и что же, ты, не согласилась?
   - Ага, - едва сдерживая слёзы, ответила жена, - как же ты тут один, без меня? Тебе же будет плохо? Нет, мы теперь вместе! - Со словами, - никуда я не поеду, - села на скамейку, как будто и в правду, собиралась сидеть тут вечно.
   Под звуки развесёлой песни "Мы едем, едем, едем, в далёкие края..." автобус укатил.
   Стоять на дороге было бессмысленно. Володя, сев на скамейку рядом с женой, пытался держать в поле зрения приближающиеся машины. Но, автомашины, по-видимому, тоже спрятались от жары, и проезжали крайне редко. Симонов не увидел ни одной с чёрным армейским номером. Наконец, на дороге появился человек, явно имеющий отношение к армии. Это был худощавый, средних лет мужчина, в военных брюках навыпуск, в зелёной рубашке, не армейского фасона, без знаков различия. В руке он держал фуражку с красным околышем, через плечо был, перекинут китель с погонами капитана. Симонов поспешил ему навстречу. Военный совершенно не удивился внезапному появлению перед ним незнакомого лейтенанта. Так, как если бы, встреча произошла на улице большого города, или крупного гарнизона, где офицеров пруд пруди.
   Выяснилось, что капитан является начальником финансовой службы полка. Оглядев Володю с ног до головы, предложил:
   - Я сейчас до полка дойду, там скажу, чтобы машину прислали. Ты, один?
   - Нет, с женой.
   - Тогда, лучше в городскую гостиницу поехать, на первое время.
   Капитан ушёл, Симоновы остались ждать. Через какое-то время, гремя всеми своими внутренностями, к вокзалу подкатил ГАЗ-66, с перекошенной и помятой кабиной. С места водителя выскочил солдат грузин, с характерным кавказским акцентом, предложил, забирая у Лоры вещи:
   - Давайте помогу. В кабину нэ могу, понэмаете, товарищ лейтенант - Дверь, понэмаете, с той стороны не открывается! - Передавая магнитолу в кузов, поинтересовался, - куда едэм?
   - Говорят, - сидя в кузове, ответил Володя, - где-то гостиница есть.
   - Знаю, поехали!
   Машина, вновь, жалостно заскрипела и покатила по асфальтированной улице города.
  Молодые с интересом разглядывали окрестности. Вдоль центральной и, по-видимому, лучшей улицы, росли, довольно большие, тополя. Стояли одно и двухэтажные дома, многие с пыльными кустами в маленьких палисадниках и огородами на задах. Всё это, напоминало фильмы о Средней Азии, не хватало только арыков и мужчин в халатах и чалмах. В боковых улицах, дома были более скромные, но больше всего, Володю удивили бревенчатые дома, без привычной, двухскатной крыши. Они были, просто, засыпаны землёй, которая горкой возвышалась на месте крыш. Миновали каменный дом на перекрёстке с вывеской "Столовая", несколько невзрачных сельских магазинов, расположенных - один к одному. Свернули в узенький переулок и подъехали к невысокому зданию барачного типа. Маленькая вывеска гласила, что здесь располагается гостиница города Чадан Дзун-Хемченского района. Лестница в три ступеньки, ведущая вниз, привела приезжих в служебное помещение. Женщина средних лет проводила их, как она сказала, в свободную комнату. Помещение было похоже на школьный класс, вдоль стен стояло пять, или шесть кроватей. Увидев недоумение на лицах потенциальных клиентов, она пояснила, что отдельных номеров в гостинице нет. Но, волноваться не надо, посетителей немного и в этот номер больше никого не поселят. Оставив Ларису на попечение хозяйки заведения, Симонов поспешил к машине. Мокрый и уставший водитель, крутил ручку, пытаясь завести заглохший автомобиль. Увидев офицера, грузин чертыхнулся, бросил бессмысленное занятие и, привалившись к бамперу, закурил:
   - Чёртов драндулет, стоит заглохнуть и всё, нэ заводится!
   - Кто же его до такого состояния довёл? По нему будто танк проехал!
   - Машина ещё не старая, и двух лет нэт! Прошлой зимой, дэмбэля из стройбата угнали её от столовой. Посадили дэвок, четверо в кабине, напились и поехали в Кызыл. На перевале перевернулись, все живы, только попереломались. А машину всю разбили. Кабину на нэё новую нэ найдёшь!
   - Ну и что им, было? - поинтересовался Симонов.
   - Суд был, в дисбат отправили!
   - И сейчас строители есть?
   - Другую роту прислали, дома офицерам строят. Но, эти поспокойнее, драк не затевают.
   - Ну, давай вместе будем заводить! - Предложил Володя, - стартер то крутит?
   - Крутит, только аккумулятор слабый.
   - Я сяду за руль, буду стартером крутить, а ты, ручкой.
   С третьего раза, двигатель, стрельнув, запустился. Водитель занял своё место, Симонов поднялся в кузов. Знакомым маршрутом доехали до автовокзала, по колдобинам песчаной дороги поднялись в гору, к воинской части. Слева, по взгорку Володя увидел кладбище, с покосившимися, старыми крестами и новыми захоронениями, обложенными венками из искусственных цветов.
  
   Полк.
  
   Миновав шлагбаум, машина остановилась. Сопровождаемый сержантом - дежурным по КПП, Симонов прошёл в штаб. Старший лейтенант, дежурный по полку, показав кабинет командира, проинформировал, что командир в настоящее время на сессии в академии, его обязанности исполняет начальник штаба майор Котелевский. Володя одёрнул китель, с сожалением посмотрел на слегка пыльные туфли, и решительно постучался в дверь.
   - Войдите! - Услышал Симонов далёкий голос.
   Войдя, он увидел скромно обставленный небольшой кабинет. За столом сидел худощавый майор, с аскетическими чертами лица и хмурым взглядом. Сделав пару уставных шагов к столу, Володя, приложив руку к головному убору, и, как показалось ему, чётко доложил:
   - Товарищ майор, лейтенант Симонов, прибыл для прохождения службы на должности командира танкового взвода!
   Привстав из своего кресла, майор выслушал доклад. Но не стал делать замечания по поводу отсутствия парадной формы, а недоумённо переспросил:
   - Какого взвода? Танкового, говоришь? У нас танков нет!
   Подняв трубку, начальник штаба вызвал заместителя по строевой части и кадрам.
  Вскоре в кабинете появился капитан, с, не менее, свирепым лицом. Подойдя к столу, он что-то тихонько сказал начальнику штаба. Тот ещё раз внимательно осмотрел Симонова, прочитал командировочное предписание и подозрительно спросил:
   - А вас, к нам за что?
   - Как за что? - Не понял Симонов, - я после училища.
   - К нам, не за что не отправляют, - и, махнул рукой, показывая, что аудиенция закончена.
   Вспомнив, продолжил:
   - А петлицы и фуражку сменить. У нас полк мотострелковый!
  Капитан и Симонов вышли. В коридоре заместитель начальника штаба, кивнув на дверь напротив, пропустил Володю вперёд.
   - Капитан Линенко, сказал он, садясь к столу. Ты, что туда полез? Ты что, не знаешь, куда, в первую очередь, надо зайти? Я бы всё объяснил. Начальник штаба первый день на службе, вернулся после продолжительного лечения в окружном госпитале. Как говорится, не врос ещё в обстановку.
   Симонов обратил внимание на то, что у капитана на погонах, тоже танковые эмблемы. А на сером, металлическом сейфе лежала фуражка с чёрным околышем. Как истинный танкист, Володя не горел желанием менять форму.
   - Где я красную фуражку возьму? - На всякий случай спросил он.
   - Да, нигде! На вещевом складе шаром покати. Сходишь, на всякий случай туда. Но маленьких размеров нет. Не мелькай перед глазами, ходи в полевоё форме, или в рубашке с полевой фуражкой - у нас это не возбраняется. Теперь о деле: - танкового батальона пока нет, танков тоже, из танкистов, ты первый. И засмеявшись, добавил, - не считая меня; заместителя по тех. части полка, начальника бронетанковой службы и замполита. Твоё личное дело, пока не пришло, но мне из дивизии вчера звонили. - Закурив, выпустил облачко синего дыма, спросил: - ты женат?
   - Да, - ответил Володя, - жена сейчас в гостинице.
   - Давай, завтра, устраивай свои дела, ищи квартиру. Утром послезавтра придёшь ко мне.
   Симонов вышел на улицу. К зданию подкатил, видавший виды, газик. Из него, с удивительной ловкостью, для довольно полноватой фигуры, выскочил майор, с эмблемами танкиста. Быстрым шагом, подойдя к крыльцу, в ответ на приветствие Симонова, вытирая платком солидную лысину, представился:
   - Зампотех полка, майор Сараев! Собирайся, сегодня уезжаем принимать танки в Бийск!
   Володя опешил, не зная, что ответить. Выручил, вышедший на крыльцо, капитан Линенко:
   - Ян Михайлович, он только приехал, у него жена в гостинице ждёт.
   - А мне начфин сказал - лейтенант танкист приехал, - огорчился майор, - думал всё, какая-то помощь! Но ждать не могу, билеты на самолёт из Барума куплены.
   Он, так же стремительно, вернулся к машине, хлопнул дверкой и уехал. Симонов направился к КПП, в надежде как-то добраться до города. За деревянной казармой, на песчаной площадке, занимались миномётные расчёты. Лениво помахивая хвостами, понуро опустив головы, стояли три низкорослых монгольских лошадки. Пыльные солдаты, в полном снаряжении, как заметил Володя, из числа призванных на переподготовку, в который раз выполняли одни и те же приёмы. Сбоку, с секундомером в руке, стоял статный старший лейтенант в полевой форме, который громко, держа паузу между словами, даже, как-то радостно командовал:
   - Миномёты! К бою!
   Бойцы набрасывались на безучастных лошадей, снимали с них принайтованные с обеих сторон ствол, треногу и плиту. Устанавливали всё это в нужном положении, что-то подкручивали на прицельных приспособлениях. Как ужаленные, отскакивали от миномётов, выстраивались в шеренгу. Правофланговый каждого расчёта, поднимал руку с флажком, выпучив глаза, дурным голосов орал:
   - Готово!
   Уставший не менее солдат, старший лейтенант, глядя на секундомер, проводил кратенький разбор. И вновь подавал команду:
   - Миномёты! В вьюки!
  Бойцы кидались к миномётам, с неподражаемой скоростью, раскидывали их на составные части, закатывали в брезентовые сумки, взваливали на, слегка приседающих лошадей, строились и докладывали:
   - Готово!
  На это раз, их действия удовлетворили придирчивого командира. Коротенькая колонна из артиллеристов и нагруженных лошадей двинулась к дощатому складу. Старший лейтенант, заметив Симонова, направился к нему. Протягивая руку, сверкнув золотыми зубами, слегка заикаясь, сказал:
   - Александр! С-старший лейтенант Бояринцев. К-командир миномётной б-батареи!
  Симонов назвал себя.
   - Д-давно приехал?
   - Сегодня, - с трудом сдерживая непроизвольное желание тоже растягивать слова, ответил Володя, - только что представился.
   - Из училища, - то ли спрашивая, то ли отвечая, сказал Бояринцев, - с семьёй?
  Получив утвердительный ответ, посоветовал:
   - Я, тоже, месяца два назад, приехал по замене из Германии. До сих пор привыкнуть не могу, древность какая-то, как во времена борьбы с басмачами. - Переменив тему, продолжил, - к женщинам русским обратись в гостинице, они подскажут к кому на квартиру попроситься. Подожди меня, я на мотоцикле, сейчас вооружение сдам, и поедем в город.
   И действительно, вскоре за складом негромко затрещал мотоцикл, и Саша подъехал на блистающем никелем, красном мотоцикле "Ява".
   - Хорошая машина, - похвалил Симонов, - насколько я знаю, в большом дефиците.
   - Я всю жизнь при колёсах, - ожидая, когда Володя усядется, ответил Александр, - ездить начал лет с двенадцати, в деревне кто остановит. Падал и крепко, не один раз. Зубы, думаешь, где потерял? На нём любимом, - похлопал он мотоцикл по бензобаку, - в десятом классе, на спор, с трамплина прыгали. Так грохнулся, - мотоцикл, вдребезги, руку и ключицу сломал, зубы, пацаны в пыли собирали. Отец чуть не убил! А этот аппарат месяц назад в Баруме купил, там московское снабжение, стоят в магазине без очереди. Фуражку сними, сдует! - посоветовал он напоследок. Мотоцикл фыркнул, и они понеслись.
   В облаке пыли промчались по ямам песчаного взгорка, выскочили на асфальт. Бояринцев поехал не через город, а вокруг, по объездной дороге. Не доезжая моста, свернул на не широкую деревенскую улицу и лихо подкатил, к, оказавшейся рядом, гостинице.
   - Счастливо! Давай устраивайтесь и в гости приходите. Мы у старушки угол снимаем, самый крайний дом к реке. На рыбалку сходим! - Мотоцикл пыхнул дымком и умчался.
   Ларису Владимир застал в обществе двух русских женщин, работниц гостиницы. Деятельная жена успела, не дожидаясь мужа, узнать у сердобольных подруг, адрес хозяйки, которая может приютить молодых квартирантов. Более того, она, уже, сходила по указанному адресу, познакомилась с ней, и получил принципиальное согласие. По предложению хозяйки, было решено, что постояльцы переберутся к ней завтра утром, так как она хочет кое-что прибрать в доме и подготовиться.
   Молодожёны посетили местные магазины, несмотря на довольно скудный выбор, всё-таки, купили какие то продукты на ужин. Побродили по улицам и вернулись в гостиницу с желанием покушать. На дворе ещё было светло, и редкие прохожие, то и дело, проходили перед окнами. Только сейчас, Симонов обратил внимание, что узкие окна комнаты, находятся под самым потолком, и людей, проходящих мимо не видно. Через запылённые стекла, мелькали только пыльные сапоги, стоптанные туфли и ботинки. Володя показал на них Ларисе, они как дети, посмеялись над этим. Скромно поужинав, легли отдыхать и, вскоре, уставшие после тяжёлой дороги, крепко спали.
   Утром их разбудили громкие голоса постояльцев, незнакомая тувинская речь, резкие телефонные звонки старинного телефона в коридоре. Подождав пока утренняя суматоха уляжется, и большая часть командировочных разбредутся по районным учреждениям, вышли на улицу. Умывались из помятого жестяного умывальника в углу двора, добрая дежурная предложила им горячего чая. На чемодане, в своей комнате, позавтракали, собрали нехитрые вещи, рассчитались за проживание и отправились по новому адресу.
  
   Тётя Наташа.
  
   Идти было не далеко. Лариса, обычно не запоминающая дорогу, на этот раз, быстро привела к довольно большому бревенчатому дому, тремя окнами глядящему на улицу.
  На стук в добротную калитку ворот, в ограде отрывисто и громко залаяла собака.
   - Волчок, на место! На место, я сказала! - послышался женский голос. Калитка открылась, - проходите, проходите, я его подержу! - С трудом, удерживая лающего пса, их встретила хозяйка, седоватая, в меру полная, женщина, лет шестидесяти пяти. Притворно зло, замахнувшись на собаку, заставила её замолчать, - это он так, для порядка лает, страх нагоняет, а, вообще то, смирный пёс. Проходите к крыльцу, я вас с ним сразу познакомлю!
   С вещами в руках, по возможности, как можно дальше обходя пса, Лариса и Володя прошли к крыльцу.
   - Сейчас он вас обнюхает, и будет знать, что это свои, - продолжила хозяйка, подводя к гостям за ошейник всё еще не успокоившегося Волчка. - Нюхай, нюхай! Свои, свои! Вот молодец, молодец!
   Пёс внимательно обнюхал молодых, отдавая предпочтение Ларисе, в ужасе прячущейся
  за мужа. Поняв, что эти люди не сделают ему ничего плохого. Волчок завилял хвостом, стал подпрыгивать, норовя лизнуть Ларису в лицо.
   - Ну, вот и познакомились! - сказала хозяйка, - проходите в наши хоромы! Меня все кличут - тётя Наташа!
   Через полутёмные сенцы, гости прошли в дом. Хоромы оказались четырьмя комнатами. Первая, одновременно служившая прихожей и кухней, с большой русской печью в правом углу. Вторая, поменьше, по-видимому, исполняла роль гостиной, с круглым столом в центре, трельяжем у одной стенки и промятым диваном у другой. Справа и слева от гостиной, были ещё две комнаты, всего скорее спальни. Хозяйка провела постояльцев в правую маленькую комнату, с окном во всю стену, выходящим на улицу. Убранство комнаты состояло из железной полутароспальной кровати, тумбочки и двух старинных "венских" стульев".
   - Располагайтесь как вам удобно, - сказала она приветливо и вышла, притворив за собой двухстворчатую дверь.
   Лариса и Володя сели на стулья, разглядывая своё новое жилище.
   - Вот тут и будем жить! - без особой радости промолвила Лора.
   - Слава Богу, что хоть так! - поддержал Володя, которому была понятна грусть молодой жены. Как любой женщине, ей хотелось иметь своё маленькое гнёздышко, где она была бы единственной и полноправной хозяйкой.
   - Ничего, поживём тут первое время, а там, обещают дом сдать, - обнимая жену, попытался успокоить Володя, - мне сказали, что там строители работают круглыми сутками, - неумело соврал он.
   - Когда, ты, успел всё узнать? - с сомнением ответила жена, - хотелось, чтобы это было правдой!
   - Переживём, мы же сильные! Давай как-то обустраиваться! - предложил муж.
   Они разложили вещи, установили на тумбочке своё сокровище, - магнитолу. Володя хотел сразу же её включить. Но Лариса придержала его:
   - Подожди, обживёмся, пообвыкнемся, может хозяйке это не понравится!
  Симонов даже удивился мудрости и осмотрительности своей юной супруги.
   Когда с делами было покончено, Володя, используя своё не плановое воскресенье, предложить сходить в город. Лариса, не зная как вести себя в роли квартирантки, и тяготившаяся этой ситуации, радостью согласилась. Сказав хозяйке о своём решении, с опаской, вышли во двор.
   - Долго не гуляйте, постарайтесь к обеду вернуться, - напутствовала, проводившая их на крыльцо, женщина. К общему изумлению, пёс, дружелюбно и радостно помахивая пушистым хвостом, проводил их до калитки, и даже позволил Володе почесать себя за ухом.
   Город был маленьким, хотя и считался районным центром. Молодожёны, мысленно сравнивая его со своим посёлком, в далёком Забайкалье, пришли к мнению, что он в три- четыре раза меньше его. Самая длинная улица, начиналась у автовокзала и через пару километров упиралась в "Т" образный перекрёсток со второй асфальтированной улицей. Они являлись главными, во всех смыслах и единственными улицами с твердым покрытием во всём посёлке. На перекрёстке, как и положено, располагалось большое одноэтажное здание, где размещался райком партии и райисполком. Рядом, за углом, находился банк, по другую сторону, двухэтажная каменная столовая и милиция. Вторая улица этого перекрёстка, одним концом выходила на мост, другая сторона заканчивалась сельским клубом. На главных улицах находились сельповские магазины, где можно было купить всё, от гвоздя, до гарнитура древней мебели. Через дорогу от банка был разбит небольшой парк. Володя обратил внимание на странные тумбы-лестницы в калитках парка. Только потом Симонов понял, что это сооружение должно было воспретить попадание к зелёным насаждениям домашних коз и коров, в громадном количестве свободно гуляющих по пыльным улицам. Побродив по магазинам, купили так необходимый в новой жизни будильник, какую-то посуду; на первое время, что-то из еды; бутылку водки с зелёной этикеткой. Незаметно дошли до моста. Речка имела обширное галечное русло, окаймлённое редкими ивами. Сама же вода занимала лишь малую часть каменистого дна, разбиваясь на множество ручейков и русел, и вновь соединяясь в одно, целое. Мост был деревянный, на бревенчатых, набитых камнями быках, на въезде стоял знак ограничения веса - двадцать тонн. Сразу за мостом, миновав пыльные кусты, дорога плавно поднималась в горку. И, насколько хватало взгляда, на серо-жёлтых холмах не видно было ни деревца, не кустика.
   Они посидели на берегу. Лора вспомнила тихую и плавную речку Протоку, протекающую дома, за огородами. Песчаное дно на броде, где они детишками, майкой ловили мальков, зелёную, многолистую "гусиную" траву на покатых берегах. Плакучие ивы, касающиеся своими зелёными космами самой воды. Поделились первыми впечатлениями о своей хозяйке. Володя рассказал о том, как он съездил в полк, и о развесёлом командире миномётной батареи.
   Покидав в воду камешки, не спеша, отправились, как Лариса сказала, "домой". И сама же добавила:
   - Какой ни есть, а дом! Пусть в одну комнатку, а наш!
   Солнце давно перевалило за полдень, на улице было жарко и душно. Возле дома стояла потрёпанная машина технической помощи. Когда молодые вошли во двор, прячущийся от жары пёс, глухо, пару раз, пролаял из своей будки и, вновь, опустил голову. В доме слышался раскатистый мужской голос, изредка перебиваемый быстрым говорком хозяйки. В кухне, на боковой, прибитой к стене лавке, сидел мужчина лет сорока, широколицый и широкоплечий. Волевое, с правильными чертами лицо слегка портил шрам, рассекающий лоб с левой стороны. Увидав вошедших, мужчина встал, протянув Володе сильную, широкую ладонь:
   - Василий, а я уже думал, что не дождусь вас! Мимо ехал, решил заглянуть к матери, слышал, она квартирантов пустила. Надо же познакомиться! Надолго к нам служить?
   Симонов пожал плечами: - Как начальство положит! Может год, а может, и больше!
   - Ну и хорошо! Всё матери не одной ночевать! И у нас на душе спокойнее!
   Хозяйка - тётя Наташа, особо не настаивала, чтобы сын остался обедать. Василий распрощался и уехал. Женщины начали собирать на стол, Володя переоделся и вышел побродить по двору.
   Дом был срублен из толстенных сосновых брёвен, проконопаченных мхом. Сбоку пристроены сенцы, из такого же соснового леса. Напротив летняя кухня, рядом, судя по маленькому оконцу и трубе, баня. Далее дворовые постройки, из брёвен потоньше, также основательно, и умело сработанные. За ними большой огород, с зелёной картофельной ботвой и поникшими головками оцветающего подсолнуха.
   Чувствовалось, что всё это, в своё время, с желанием и умением строилось руками заботливого хозяина. Который, по какой-то причине, уже долгое время, не поддерживает созданное им, в прежнем, исправном состоянии. С солнечной стороны, под застрехой дома были развешаны комлем вниз, длинные, без коры, ивовые удилища.
   За столом, хозяйка не отказалась от предложенной Володей стопки "За знакомство!". Незаметно, за хорошей, и вкусной едой, выпили бутылку водки, причём Лора принимала в этом, чисто, символическое участие. Тётя Наташа, взяв инициативу в свои руки, то и дело, подливала себе и Володе. Захмелевшая хозяйка рассказала, что она, тоже была женой "красного командира". Как следовало из её путаного повествования, в начале тридцатых годов её муж - Пётр, после окончания курсов, командовал пограничной заставой в Туркестане. Время было смутное, разномастные банды, прорывались через границу, бесчинствовали на нашей стороне и уходили назад, за кордон. Однажды, на участке заставы её мужа, банда, с боем прорвалась на нашу территорию и натворила много бед. Последовало разбирательство, мужу ставили в вину то, что он остался жив, хотя пограничники понесли значительные потери. Поговаривали, даже, что он был в сговоре с бандитами. Суд, в то время, был короткий. Не дожидаясь, когда за мужем придут, ночью, на двух лошадях, завернув грудного Ваську в одеяло, они скрылись. Долго добирались через Семиречье и Алтай в Туву, которая тогда не входила в состав СССР. Забрались в самую глушь, бродячего люда в те времена было много. Грамотного мужа, охотно взяли на работу, в шестидесяти километрах от Чадана, заготавливать лес. Обжились, построили дом. На лесосеке на Петра упала лесина, сломала ногу, поговаривают, что местные, её нарочно уронили. Он был бригадиром и держал бригаду в строгости. Врачей в то время в Чадане не было, всех лечил местный шаман. Тот сложил кости, сделал лубок, давал какие-то травы. Нога срослась, да не так, Петр начал хромать, в лесу работать уже не мог, стал пасти скот. В сорок четвёртом, Тува вошла в состав Советского Союза. Вскоре, приезжали какие-то люди и гражданские и военные, встречались со всеми живущими в посёлке русскими, спрашивали и мужа. Его, в ту пору, как раз, дома не было. Гонял, с бригадой, коней, для фронта, в Барнаул. Больше никто не приезжал, и его не искали. Но муж, всё время боялся, что за ним придут. Семь лет назад уехал на рыбалку на Хемчик, да так и не вернулся. Искали, но не нашли ни мотоцикла, не ружья, ни сетей. Как в воду канул! Вот так и приходится жить одной. Спасибо сын и дочка, уже давно живут своими семьями, но не забывают мать, заезжают, почти, каждый день.
   За разговорами вечер пролетел незаметно, спать легли рано.
   О начале нового дня, рано утром, возвестил недавно купленный будильник. Хозяйки уже не было, как выяснилось позже, она ходила выгонять в стадо корову и бычка. Пока Володя тщательно брился, подаренной отцом, электрической бритвой, Лариса успела приготовить лёгкий завтрак. Оглядывая мужа, поправляющего перед зеркалом фуражку, молодая жена чмокнула его в щеку и пожелала:
   - Счастливого пути, не хорошо в первый день опаздывать! Доброго тебе приёма и службы!
   Симонов вышел за ворота, настроение было прекрасное, ярко светило солнце, утренний воздух был ласков и свеж. Помахав жене рукой, он решил пойти в часть короткой дорогой, той, по которой они позавчера приехали с неунывающим артиллеристом. В тайне, надеясь, что тот подвезёт его и сегодня. Проходя возле одного из домов, он увидел сидящего на корточках старика-тувинца, курившего маленькую трубочку. При виде Володи, старик поднялся, слегка приподнял свой головной убор и что-то прошамкал.
  Симонов понял, что с ним здороваются, привычно вскинул руку к козырьку фуражки и ответил:
   - Здравствуйте!
   Старик радостно улыбнулся, показывая редкие зубы, и закивал головой.
  
   Командир танкового взвода
  
   Бояринцев его не догнал, до части, было, километра четыре. Поднимаясь в гору, Симонов изрядно взмок, снял фуражку и нёс её в руке. Сержант, дежурный по КПП, сказал, что машина с офицерами из города ещё не приехала. От нечего делать, Володя присел в курилке, в редкой тени чахлого тополя, достал сигарету и осмотрелся.
   Центром городка являлся довольно большой, утоптанный, песчаный плац, с деревянной трибуной на одной стороне, и рядом самодельных плакатов по строевой подготовке с другой. Плац, с двух сторон, окаймляли три деревянных, одноэтажных, щитовых казармы, с курилками и приспособлениями для чистки обуви возле входов. Ещё с одной стороны, окнами на плац, выходил штаб, и расположенный в половине этого же здания, полковой медицинский пункт. Торцом к штабу стояло, тоже деревянное, здание клуба, с высоким крыльцом. Напротив, через плац, возвышалось единственное здание из красного кирпича, солдатская столовая, возле которого не дружно строились позавтракавшие подразделения. За столовой были видны ряды складов с вышками часовых и длинными шестами громоотводов. Слева от КПП, за проволочным заграждением, судя по громадным ёмкостям, расположился склад ГСМ. Рядом с ним, парк колёсной техники. У бетонного здания мастерской одиноко стояли: водовозка, летучка, с установленной стрелой и помятый санитарный Уазик. Поодаль на лежнях, с покрашенными белым колёсами, громоздился экскаватор КрАЗ, полковая землеройная машина и три старинных установки залпового огня "Катюши", с зачехлёнными направляющими.
   Симонов, сам выросший в военном городке, про себя, удивился столь скромному виду размещения целого мотострелкового полка. Наконец, скрипя на ухабах и дребезжа, под поднятый шлагбаум проехал, всё тот же, видавший виды Газ-66, с сидящими и стоящими в его кузове людьми. Следом вынырнул командирский газик, из него вышли: майор Котелевский, незнакомый Симонову подполковник, и, слегка полноватый, рыжеволосый майор. Внезапно появившийся капитан, с повязкой дежурного по полку, истерично прокричал "Смирно!", и отдал рапорт. После последовавшей команды "Вольно!", Володя услышал голос капитана Линенко:
   - Товарищи офицеры, строится на развод! - Увидев Симонова, он сказал, - встанешь в управление полка - тебя на разводе представят.
   Подразделения построились, Володя встал в последнюю шеренгу маленькой коробки управления полка, офицеров было не более десятка. Рядом оказался высокий худой лейтенант, невесть каким образом очутившийся в последней шеренге. Протянув руку, тот представился: - Лейтенант Шарый, начальник продовольственной службы, выпускник Вольского училища, приехал две недели назад. Будет время, заходи, мои апартаменты в столовой.
   Прозвучала команда "Смирно!". Рыжеволосый майор бодро прошагал навстречу Котелевскому и доложил:
   - Товарищ майор, полк для развода построен, заместитель командира полка по тылу, майор Севостьянов! - После команды "Вольно!", Симонова вызвали на средину куцей шеренги полка, командир кратко представил: - К нам на должность командира танкового взвода прибыл лейтенант Симонов! Прошу любить и жаловать!
   Володя встал в строй. После постановки задач командирам подразделений и прохождения торжественным маршем, все разошлись по своим местам. Симонов направился к капитану Линенко.
   - Временно прикомандировываю тебя к роте обслуживания, - сказал тот, - представишься заместителям командира полка, начальникам служб, найдёшь командира роты, он поставит задачу.
   Симонов пошёл по кабинетам. Первым он представился заместителю по политической части, тому самому подполковнику. Найдя нужную дверь, доложил.
   - Подполковник Письмак, - ответил хозяин кабинета, выходя из-за стола и протягивая руку. - Я сам, в прошлом, танкист, рад, что и у нас скоро появятся танки.
   Поговорили о составе семьи, об учёбе в училище, о родителях Симонова. Зам. полит. поинтересовался, когда лейтенант собирается вступать в партию? Разговор закончился стандартным пожеланием, заходить, если появятся вопросы.
  Следующим, был заместитель командира по тылу, тот самый, что командовал на разводе.
  Майора больше всего интересовало, женат ли Симонов? Получив положительный ответ, он даже, как показалось Симонову, обрадовался. И огорошил его неожиданной новостью:
   - Через пару месяцев, строители сдадут дом, будешь в числе первых на однокомнатную квартиру. Возможно, будем соседями.
   Поблагодарив будущего соседа, Володя обошёл кабинеты начальников служб, кои были на месте. В технической части, сидели две женщины, оказавшиеся делопроизводителями, всё начальство уехало за танками. Та, которая постарше, поинтересовалась, женат ли Симонов? Володя ответил, что женат. Дама притворно вздохнула, и посетовала, что к ним направляют только женатых. Вместе посмеялись над этим фактом. Женщины сообщили, что вчера звонил майор Сараев, и сказал, что через пару недель они приедут и привезут танки.
  Закончив дела в штабе, лейтенант направился в роту обслуживания. Командир роты, старший лейтенант Аристов был в канцелярии. На попытку Симонова доложить по Уставу, махнул рукой, предлагая стул. В разговоре выяснилось, что Александр, так звали командира роты, был призван на два года из запаса и служил в Новосибирске. Затем, как он сам сказал, "сдуру" решил остаться в армии. И вот загремел в Чадан, где служит, уже почти два года, район не заменяемый и тут можно служить до скончания века. Кроме него, офицеров в роте нет, да, и в роте всего, пятнадцать человек. Автомобилей в эксплуатации шесть единиц. Остальных машин в полку, за исключением радийных, в роте связи и у артиллеристов, вообще нет. Все они прибывают из гражданских учреждений в случае мобилизации.
   - А где же ваши танки? - спросил он, смеясь, - может быть, тоже, трактора в случае войны призовут? Будете петь - "Соберём и посеем и вспашем!". Короче, - подвёл он итог беседы, - дел для тебя нет! Присматривайся, обживайся, понадобишься, вызову. Развод три раза в неделю, в понедельник, среду и субботу. Быть обязательно, проверяют, чтобы народ не разбежался!
   Симонов пошёл обживаться. В парке он встретил неунывающего артиллериста, вместе с двумя "партизанами" он пытался завести Газ-69, топопривязчик, с рваным тентом и наполовину спущенными колёсами. После того, как автомобиль потаскала на буксире машина - водовозка, двигатель зарычал, стреляя и выбрасывая клубы дыма. Общими усилиями мотор подрегулировали, и он стал работать устойчиво.
   - Вот, видишь, - радостно прокричал Бояринцев, - стоило только захотеть! А они мне в один голос - "неисправный, неисправный", - непонятно кого передразнил артиллерист, - головы у них неисправные и руки из спины! У машины на спидометре пробег меньше тысячи, где-то стояла на хранении. Видал, как сохранилась! Пускай работает, - обратился он к "партизанам", - пойдём, покурим, - позвал он Симонова.
   Они вышли за территорию парка и закурили.
   - А это, что, из твоей батареи машина?
   - Да, нет, мне по штату не положено. Я, как и ты, единственный артиллерист в полку, начальник артиллерии лежит в госпитале на увольнение. А технику, в своё время, напихали со всего округа, "на боже, что нам не гоже". Вон ещё, три музейных экспоната стоят, - кивнул он на "Катюши". По какому штату они сюда попали? Даже не знаю, есть ли к ним боеприпасы, или нет?
   - Так у тебя есть реальная возможность стать начальником артиллерии, подполковничья должность?
   - Не думаю, пришлют, опять, какого нибудь старичка, дослуживать. Если, кто сюда, вообще, согласится ехать. Да, кстати, ты, квартиру нашёл?
   - Нашёл, вроде нормальная бабка и сын у неё здоровый как танк.
   - Да, про танки, когда они придут? С ними должны прийти самоходки СУ-100, шесть штук - батарея. И миномёты прицепные.
   - Обещают через неделю - две.
   На обед Симонов поехал на дежурной машине вместе со всеми офицерами. Машина останавливалась, у автовокзала, затем, возле каких-то тувинских домов, где жила большая часть офицеров, и в центре посёлка, у столовой, где Володя и вышел. Водитель предупредил, что будет здесь, после обеда, без двадцати четыре.
   Свою юную супругу Володя нашёл на кухне. Она заканчивала, готовить обед, в доме вкусно пахло борщом. Лариса сказала, что тётя Наташа, ещё с утра ушла в гости к подругам. Налив Володе полную, до краёв тарелку, она села напротив, подперев руками щёки. И как-то по-бабьи, с любовью и нежностью, стала смотреть, как он с аппетитом ест.
   - Ты, не будешь? - спросил Володя.
   - Я, пока готовила, напробовалась. Хотела, что бы вкусно было!
   - Вкусно, язык можно проглотить! Только, шибко, горячо! - дуя на ложку, запоздало похвалил муж, - а нас, уже, на квартиру в очередь поставили. На однокомнатную, мы в числе первых, - так зам по тылу сказал. Дом через пару месяцев сдадут!
   - Я чувствовала, что мы не зря в такую даль ехали! В Абакане ещё и строить не начинали. А мы, через два месяца, получим свою маленькую квартирку!
   Жена была несказанно рада услышанному известию. Она собрала со стола посуду, бодро напевая какую-то детскую песенку.
   - Прошу к ужину не опаздывать, - шутливо напомнила супруга.
   Времени отдыхать не оставалось, Володя, поблагодарив и расцеловав Ларису, отправился на службу. Остаток дня пролетел незаметно, Симонов обошёл всю территорию полка, увиденное, выглядело невзрачно и запущенно. Так прошёл первый день офицерской службы молодого лёйтенанта.
   Несколько последующих дней Володя был предоставлен сам себе. Он исправно приезжал на службу, побродив по полку, приходил в канцелярию роты обслуживания, листал какие-то книжки по автомобилям. Однажды, по приказанию командира роты, проверил состояние оружия. К великому неудовольствию личного состава, который, в течении двух следующих вечеров, приводил его в порядок. Устав от безделья, сам напросился старшим машины возить уголь из угольного карьера. Уголь разрабатывали открытым способом в расположенном, километров в двадцати от города, громадном карьере. Мощный экскаватор, больше смахивающий на вращающуюся избушку Бабы Яги, загребал во вместительный ковш увесистые куски угля, и за один раз, доверху наполнял кузов, приседающего от веса, самосвала.
  
   Танки.
  
   Наконец, однажды под вечер, по полку пронёсся слух "Танк привезли!". Возле КПП. на прицепном трайлере, с развёрнутой назад башней, как скала, возвышалась свежевыкрашенная "тридцатьчетвёрка". Прицеп буксировал гражданский самосвал "КрАЗ", с наваленными в кузов железобетонными лежнями. Все обитатели полка высыпали посмотреть на невиданное зрелище. С машинами приехал начальник бронетанковой службы полка капитан Зубков. Механик-водитель - солдат из Абаканского танкового полка, согнал в парке "тридцатьчетвёрку" на землю. Самосвал, с грохотом, вывалил на землю бетонные лежни. Капитан Зубков, передавая Симонову большую матерчатую рулетку, пояснил:
   - Разобьёшь стоянку для танков. Сначала, разметишь линии для каждой роты, между ними пятнадцать метров, а потом, в линии место каждой машине, между танками два метра. Забьёшь колышки, проверишь, что бы было ровно. Людей тебе завтра дадут, танком натаскиваешь лежни, потом, ломами выравниваете. Понял? - Подумав, с сожалением сказал, - летучкой со стрелой, конечно, лучше укладывать, но летучка уйдёт со мной. Ломы, девчонки-делопроизводители завтра выдадут со склада. Всё ясно? - Садясь в кабину "КрАЗа", добавил, - послезавтра Ян Михайлович ещё один привезёт, так что, поторопись!
   На следующий день, с утра, Володе назначили шестерых солдат из мотострелковой роты. Место для будущего парка боевых машин определил сам майор Котелевский. Они долго ходили с заместителем по тылу, по огороженному проволокой пустырю, продираясь через дремучие заросли полыни. Наконец, место было определено, рядом с вещевыми складами, как майор Котелевский объяснил, "Чтобы не создавать дополнительный пост".
   Симонов приказал зацепить за танк тросом самую большую бетонную лежню. Сел за рычаги и в течение полутора часов "утюжил" площадку танком, с корнем вырывая метровую полынь и редкие кусты. Площадка получилась достаточно чистая и ровная. Неожиданную помощь оказал Саша Бояринцев, он принёс артиллерийскую буссоль. По которой разбили линии для рот и натянули шпагат. К вечеру работа была закончена, лежни для трёх машин уложены. На ночь, Володя подогнал танк к помещению дежурного по парку. Лейтенант связист поинтересовался:
   - Боишься, что угонят? Не волнуйся, кроме тебя на нём, здесь, никто ездить, наверное, и не умеет!
  Очередной танк привезли через день, как и обещали, с машинами приехал майор Сараев. Придирчиво осмотрев труды Симонова по оборудования стоянки, он остался доволен:
   - Не плохо, совсем, не плохо! Теперь, нужно навозить сюда, хотя бы, штук пять-шесть танков. На днях, "партизаны" из Абакана приедут, надо до зимы постараться обслужить и поставить батальон на лежни, - быстрым шагом обходя готовую площадку, Сараев продолжил, - пару раз съездишь в Абазу за танками. А я, пока тут дела подтяну, они, сами по себе, не делаются! Понятно!
   Симонов, с радостью, ответил, что всё понял. Ему и самому уже прилично надоело вынужденное безделье.
   Выехали рано утором на следующий день. В просторной кабине неспешно бегущего КрАЗа было тепло и уютно. Сзади, грохоча железом, волочился неуклюжий, многоколёсный трал. Водитель, худой и длинный как жердь мужчина, с пышными запорожскими усами и загорелым лицом, отрекомендовавшийся Петром, молча крутил баранку, сосредоточенно всматриваясь в дорогу. Симонов сидел у окна, взирая на пробегающие в утреннем тумане однообразные окрестности. Между ним и водителем, уронив голову на грудь, подпрыгивая на ухабах, спал механик-водитель танка, рыжеволосый, веснущатый парень, с русской фамилией Васин.
   Рычащая машина легко преодолевала подъёмы и, с такой же неторопливой скоростью, катилась под гору. Впереди в утренней дымке замаячили силуэты крупных построек, ажурные переплетения металлических конструкций, стрелы башенных кранов. Внизу, разнокалиберная россыпь мелких строений, домишек, строительных бытовок.
   - Ак-Довурак, - впервые за дорогу вымолвил водитель, - строится молибденовый комбинат. А посёлок, что неподалёку, называется Барум. Мы их объедем по объездной дороге.
   Посёлок и стройка переместились на правую сторону. Вдоль дороги потянулся бесконечный, глухой забор, с проволочными гирляндами наверху и вышками часовых.
   - Зона, два лагеря мужской и женский, строят комбинат, - вновь пояснил водитель, - но работают порознь.
   Вскоре лагерь, стройка и посёлок остались позади, дорога, заметно, пошла в гору.
   - Полезли на перевал, - коротко бросил неразговорчивый Пётр, переключая передачу и поглядывая в зеркало на мотающийся сзади прицеп.
   И действительно, местность пошла на подъём, лента дороги потянулась вверх, и где она исчезала за горизонтом, стали вырастать синие, мрачные громады далёких гор.
  Через несколько часов движения, горы заслонили собой почти весь небосвод. Бегущая вперёд дорога, упиралась в эту, казалось, непроходимую стену. С приближением, неприступные скалы, как бы, раздвинулись, пропуская натужно ревущий автомобиль. По сторонам виляющей трассы появились пологие горочки, и торчащие, как стены крепости, непреступные скалы. С редкими деревьями на вершинах и в мрачных расщелинах. Серпантином дорога поднималась вверх. Вскоре, по обеим сторонам, её окружила стена зелёных, разлапистых сосен и елей. Симонов открыл окно, с улицы пахнуло, знакомым с детства, запахом смолы и еловых веток.
   Трасса была вырублена в каменных склонах непреступных гор. С правой стороны, казалось, на расстоянии вытянутой руки, вертикально вверх уходила скала, слева, узкая дорога заканчивалась головокружительным обрывом. На дне, которого, узенькой лентой искрилась под лучами солнца стремительная речушка, и торчали, маленькие, как на макете местности, кажущиеся игрушечными с такой высоты, деревья.
   Самосвал осторожно полз, ощупывая колёсами каждый метр дороги. Водитель, сжав руль, впился взглядом в набегающую трассу, периодически поглядывая в зеркало заднего вида.
   - Какой раз тут еду, но всё привыкнуть не могу, до чего же узкая дорога, - ни к кому не обращаясь, посетовал Пётр, - был бы один КрАЗ, пол беды, а с этим тралом - "сороконожкой", того и гляди, сошмыгнёт на повороте, и тягач за собой утянет. А ещё хуже, такой же длинномер попадётся навстречу, ни разъехаться! Во, смеху то будет! Заткнём это "горлышко" надолго! Пока кто нибудь не подъедет да не поможет спятиться.
   - Мы, прошлый раз, когда с танком ехали, - неожиданно вмешался проснувшийся водитель танка, - всегда, в таких местах летучку вперёд высылали, чтобы, в случае чего, встречную машину остановить. А сейчас летучки нет, может, пронесёт?
   - Я, в любом случае, задом, никак не спячусь, - присоединился Пётр, - дорога узкая, места чтобы, выворачивать прицеп, нет! Загремишь вниз - костей не соберёшь! Помолчав, осторожно выходя из-за поворота, продолжил, - будем дальше ехать, там, на самом верху, несколько месяцев назад, "сто тридцатый" со шмотками, кого-то из ваших, слетел, до сих пор валяется внизу. Да, и никто доставать не будет! Себе дороже, слава богу, что все живы! И то, ладно! А тряпки и есть тряпки! Машину, наверное, уже списали!
   Обедали на найденной площадке - стоянке, где, приткнувшись к обочине, уже стояли два грузовика с прицепами. Ели в сухомятку, запивая чаем из припасённого запасливым водителем термоса.
   - Надо поторопиться, - пережёвывая колбасу, промычал водитель, - что бы засветло половину пройти, и где-то встать на ночь.
   Покушав, он отправился к встречным машинам поговорить с водителями. Вернувшись, доложил:
   - Мужики говорят, что там ещё, где-то, три машины идёт с этого же автохозяйства. Лучше бы не встречаться на узкой дороге. Поехали!
   Заняв прежние места, тронулись в путь. Без особых происшествий осилили половину дороги, иногда попадались встречные машины, но, на таких участках, где они, без труда разъезжались. Единственный раз, осторожно выезжая из-за очередного поворота, их КрАЗ нос, к носу столкнулся с ярко оранжевым грузовиком "Магирус". Машины встали, выскочивший было из кабины грузовика напористый водитель, увидев торчащий из-за самосвала широченный трал, махнув рукой, полез назад в кабину. "Магирусу" пришлось пятиться, добрых, полкилометра. Наконец, нашли разъезд, это такая дорожка в ближайший узенький распадок, где она резко уходила в гору. Такие разъезды имели двойное назначение - дать возможность встречным машинам разойтись, и второе, - погасить скорость автомобиля, спускающегося с перевала и потерявшего тормоза.
   На ночёвку остановились на зелёной берегу маленькой таёжной, говорливой речушки, без названия. Развели костёр, водитель танка почистил картошку, на таганке повесил видавший виды помятый, закопчённый котелок. В кузове нашёлся танковый брезент, который натянули над бортами, наподобие тента. Там же находились запасные колёса от прицепа и два деревянных щита с какой-то наглядной агитацией. Симонов и танкист соорудили из всего этого два топчана. Сверху положили матрасы и синие армейские одеяла, которые, как признался водитель танка, он, предусмотрительно, прихватил из летучки в прошлый раз. Пока они оборудовали ночлег, Пётр сварил то ли суп, то ли жидкое пюре с тушёнкой. Молча поели, запили кулинарные изыски водителя чаем с сахаром. В холодной воде речушки помыли свои чашки и кружки.
   Солнце медленно скрылось за таёжной грядой, сумерки бесшумно расползались по таёжным опушкам и распадкам. Водитель КрАЗа, уставший за дорогу полез в кабину спать, танкист остался у костра, подбрасывая в огонь еловые ветки и наблюдая, как беспощадный огонь жадно пожирает пожелтевшие иголки. Симонов взял, найденную в кузове, водительскую удочку и отправился к реке. По дороге он поймал крупного, зелёного кузнечика, насадив наживку, забросил удочку в небольшое улово, и сел на обрывистый берег.
   Вода с лёгким шумом, искрясь в закатных отблесках света, прозрачной, стекловидной массой, неслась через подводные перекаты и камни. То, скручиваясь в тугой многоструйный жгут, то, скатываясь вбок, пенясь, уходила в глубину, и вновь, мощным потоком выныривала ниже по течению, разбегаясь вширь, еле заметными струями. На противоположном берегу, в высоких кронах елей, несмолкаемой пулемётной очередью строчил невидимый дятел. Легкий ветерок разносил вдоль русла реки синеватый дым от костра, смешивая его с наползающим из угрюмого распадка белесым, вечерним туманом. Деревья, уставшие за день от шаловливого ветра, стояли неподвижно, разглядывая себя в дрожащем зеркале воды. Природа тихо опускалась в медленный сон.
   Перезабросив удочку, Симонов, собрался, было, уходить, но лёгкий шум на противоположном берегу заставил его затаиться. Легко, и грациозно, удивительно тихо для своей мощной комплекции, к воде вышел дикий козёл. Подняв красивую голову, увенчанную ветвистыми рогами, зверь оглядел окрестности. Как показалось Володе, на секунду, даже, задержал на нём взгляд. Не удосужив своим вниманием, наклонил голову и стал пить воду, изредка прислушиваясь и оглядываясь. От костра, донёсся какой то звук, по-видимому, Васин переломил очередную ветку для костра. Самец вздрогнул, и так же бесшумно, исчез в густых зарослях.
   Собрав снасть, Симонов направился к машине. Посидев несколько минут у затухающего костра, залез в высокий кузов. Стараясь не потревожить спящего танкиста, умостился на своём импровизированном ложе и, уже, через несколько минут спал, укрывшись пахнущим соляркой одеялом.
   Проснулся он от шума, заводимого двигателя. Мотор несколько раз "кашлянул", выбрасывая белый, горьковатый дым и привычно, монотонно заработал, передавая легкую вибрацию лежащим на своих жестких ложах людям. Симонов выбрался из-под влажного от утреннего тумана брезентового полога.
   Утро только начиналось. Вся долина реки была заполнена рваными клочьями тумана. Кое-где, сквозь белые языки, просматривались верхушки деревьев. По склону сопки, за дорогой, сползали вниз пушистые, ватные комки. Через утреннюю дымку, где-то высоко, ярким пятном угадывалось солнце. Зелёная трава и мелкие кусты блестели матово-молочными каплями росы.
   Пётр уже колдовал у жарко пылающего костра, что-то помешивая в дымящемся котелке.
   - Вставайте, лежебоки! - обратился он к подходящему к костру Симонову, и ежившемуся, под накинутым на плечи одеялом, Васину, - сейчас поедим, пока туман развеется и в дорогу!
   - Пошли мыться! - доставая туалетные принадлежности, обратился Володя к водителю танка.
  - Не-е, товарищ лейтенант! - протягивая руки к костру, неохотно ответил Васин, - я потом, когда потеплеет! - Не каких потом! - безапелляционно скомандовал Симонов, - бери полотенце, зубную щётку и пошли!
   - Правильно, правильно, товарищ лейтенант! - поддержал его Пётр, - он за всю дорогу, по-моему, всего раз и мылся.
   - Я вчера в казарме под душем весь вымылся! - отпарировал танкист.
   И всё же, неохотно сходил к машине, взял полотенце, и они с Симоновым, отправились к реке.
   - Тебя как зовут? - Подходя к берегу и снимая гимнастёрку, спросил Володя.
   - Саней, Александром, - поправился солдат, зябко поглядывая на раздевающегося по пояс лейтенанта.
   - А сам, то откуда родом? - жестом показывая бойцу, что надо раздеваться, вновь, спросил Симонов.
   - Местный, я, с Черногорска, что возле Абакана, - всё ещё на что-то надеясь, ответил Александр, медленно стягивая нижнюю рубаху.
   - Как же, ты, так удачно домой попал служить? - Намыливая лицо, сквозь пену, поинтересовался Симонов.
   - Да, я в Бийске служил, потом с танками сюда, в танковый полк перевели. Теперь год буду возле дома служить, - также, намыливая лицо и шею, ответил боец.
   - Повезло! - согласился Симонов, - редкая удача.
  Поохивая от холодной, как лёд воды, они помылись до пояса, почистили зубы, раскрасневшиеся и окончательно проснувшиеся, пришли к костру.
   За завтраком Володя рассказал, что вчера видел на том берегу дикого козла.
   - Места тут глухие, - согласился Пётр, - жилья мало, звери чувствуют себя спокойно, бывает, что и на дорогу выходят. Чудно, всё-таки, здесь тайга, горы. А назад два часа проехать - пустыня, ни кустика, ни веточки.
  После завтрака, быстренько собрались, Симонов с Петром осмотрели многочисленные колёса прицепа. Глухо рыча, выбрасывая из выхлопной трубы белёсый дым, самосвал вытянул трал на дорогу, и они поехали дальше. Через несколько часов, почти не встретив встречных машин, достигли вершины перевала. Остановились перекусить, Пётр позвал Володю к огороженному полосатым ограждением краю дороги:
   - Вон, правее большой скалы, видите голубое пятно, это кабина от того самого ЗИЛа. А вокруг блестят и белеют остатки вещей и мебели. Левее, возле ручья, деревяшки бортов кузова, и какие-то тряпки
   Володя посмотрел, далеко внизу, действительно, что-то белело, отражало как зеркало солнце и, какими-то покрывалами, висело на прибрежных кустах.
   - Сам не видел, - продолжал водитель, - но ребята, что ехали навстречу, рассказывали, - слетели они с дороги не здесь. А, чуть-чуть не дотянув до вершины, поворотом ниже. Тогда были сильные дожди, речки и ручейки превратились в мощные потоки. Но на дороге было почти сухо. Ваш офицер, на этой гражданской машине, вёз с контейнерной станции в Абакане свои вещи. Водитель решил сэкономить бензин поехал через Абазу. Маленько не дотянул до вершины. На дороге оказалось промоина, буксанули, начали сползать. Водитель свою дверь открыл и смотрит под машину, на заднее колесо. А ЗИЛ боком ползёт к краю дороги. Офицер понял, что сейчас полетят вниз, выскочил, обежал машину и выдернул водителя из кабины. А машина так и посыпалась в ущелье.
   Симонов и разговорившийся водитель вернулись к своей машине.
   Далее дорога пошла вниз, ехать стало гораздо веселее, самосвал катился быстро, и, почти, бесшумно. Если эти слова, вообще, можно было применить к поношенному автомобилю с железным кузовом и гремящему на каждой кочке прицепу. Но исчез натужный рёв мотора, много часов толкающего машину на подъём и жутко утомивший пассажиров. На другой стороне перевала, как Володе показалось, из каждого распадка дорогу пересекали ручьи и маленькие речки. Симонов обратил внимание, что через эти преграды, были переброшены, изредка, бетонные сооружения, а в основном, крепко сработанные, деревянные мостики. Длина, которых редко превышала десятка метров. Но были и более солидные, возлежащие на трёх и более деревянных быках, набитых крупными камнями. На въезде каждого моста красовался знак ограничения веса - тридцать тонн.
   - Боевая масса, тридцатьчетвёрки тридцать две тонны. Даже если округлим - без боекомплекта и с минимумом горючего - тридцать! А КрАЗ? А прицеп-сороконожка? Что же перед каждой речкой сгонять танк с трайлера, вброд переезжать - благо мелко? Потом опять грузиться?
   Он спросил об этом Петра.
   - Нет, - успокоил водитель самосвала, - один раз, только, танк слазил. А остальные - с разгона! Пока мост не успел испугаться! - пошутил Петр.
   Без особых приключений они спустились вниз. И ближе к вечеру, прибыли на железнодорожную станцию Абаза. За угольным складом, вдоль путей, в два ряда стояли танки, которым предстояло стать главной ударной силой Чаданского мотострелкового полка. В сторонке, виднелись, накрытые брезентом, самоходки СУ-100. В заброшенном домике путевого обходчика, помешался импровизированный штаб, и караул от Абаканского танкового полка. Здесь же спали и кушали перегонщики танков.
   Симонова встретил капитан Зубков. Обрадованный их благополучным прибытием, сразу же сообщил, что сегодня, со сменившимся караулом, он уезжает в дивизию. Получать какие-то запчасти и инструмент к танкам. Его КрАЗ оказался уже загружен танком, бетонными лежнями и готов к движению. Зубков предложил загнать танк и на прицеп КрАЗа, на котором приехал Володя. С тем, чтобы завтра, как можно раньше, двумя машинами, с танками на трейлерах Симонов смог бы выехать назад, в Чадан. Впереди колонны пойдёт и летучка со старшиной сверхсрочником. После смены караула, капитан уехал.
   Танк загнали на трейлер. В кузов самосвала, стрелой летучки, погрузили бетонные лежни. Водители КрАЗов с разрешения Симонова ушли ночевать в посёлок к знакомым. Два механика-водителя танков, сверхсрочник Чердаков и Симонов устроились на ночь в будке летучки.
   Рано утром маленькая колонна, выбралась на трассу и двинулась в сторону Чадана.
  Дорога назад показалась длиннее, хотя особых событий во время движения не произошло. Летучка двигалась впереди, своевременно оповещая встречные машины, организуя, в узких местах, встречные разъезды. Дважды пришлось сгонять танки с трайлеров и преодолевать небольшие речушки вброд. Симонову запомнился один из этих эпизодов. Колонна подошла к достаточно длинному, деревянному мостику, лежащему на трёх, заполненных крупными валунами, быках. Перед мостом, как обычно, красовался знак ограничения веса -30 тонн. Доски настила, во многих местах, были покрыты глубокими бороздами и задирами, как будто, по мосту что-то тащили волоком.
   - Наверное, в большую воду, на гусеничном тракторе ездили. Или зимой, грейдером снег чистили и задрали. Мы, прошлый раз, тоже тут вброд переезжали, благо вода маленькая, - на немой вопрос Володи ответил сверхсрочник, водитель летучки.
   Действительно, широкое, галечное русло таёжной речушки, едва ли, не на половину было сухим. Прозрачная, сверкающая на солнце вода, несколькими руслами бежала под мостом по этому каменистому ложу.
   Танки быстро согнали на землю и они, один за другим, как огромные слоны, гоня перед собой крутую волну, выбрались на противоположный берег. Здесь, ещё мокрые машины, со струями стекающей воды, вновь загнали на, просевшие под их громадным весом, трайлера.
  Сверхсрочник Чердаков из паяльной лампы и треноги соорудил нечто похожее на печь. Над шипящим огнём повесили закопчённый котёл. Бойцы сели чистить прошлогоднюю, проросшую картошку. Симонов бродил вдоль реки, пытаясь взглядом найти в струящемся потоке юркие тени осторожных хариусов. Но, увы! Видимой рыбы в этой маленькой речке не было.
   Невдалеке старец в поношенной национальной одежде, подпоясанный цветным кушаком и мальчик, лет двенадцати - пятнадцати пасли, разномастное стадо домашней скотины. Они давно с интересом наблюдали за действиями военных, но не решались подойти ближе. Наконец, любопытство взяло верх, и пастухи, подогнав стадо к реке, приблизились к танкам. Седой, с загорелым, изрезанным морщинами лицом дед, подслеповато щурясь, молча рассматривал танк, стоящий на прицепе. Заглядывал под днище, рукой, чёрной от загара, и копоти костров, с тонкой, как пергамент кожей, трогал мокрые, блестящие траки. С уважением, и недоумением, покачивая белой, как снег головой, шевелил тонкими губами, беззубого рта, спрашивая что-то у мальчика. Обойдя вокруг машин, они подошли к Симонову.
   - Дед не верит, что это танк, - сказал мальчик на прекрасном русском языке.
   - Действительно, это танк Т-34! Лучший танк второй мировой войны! - Стараясь представить свою технику в выгодном свете, громко, предполагая глухоту старца, ответил Симонов.
   Дед, кивающий головой после каждого слова Володи, что-то негромко сказал мальчику.
   - Это мой дедушка, ему уже больше восьмидесяти лет, но, сколько точно он и сам не знает, - вместо деда ответил мальчик, - он просит вас не кричать, так как, он всё равно, не знает русского. Дед говорит, что настоящий танк гораздо больше. Он большой, как паровоз. Дед когда-то, давным-давно, был в гостях в Баруме, ходил с братом в кино, видел там большую войну и танк, громадный, как дом, или паровоз. Переезжавший через проволоку и ямы, в которых сидели солдаты.
   - Это, наверное, фильм про Первую мировую войну, - догадался Симонов, - твой дед, конечно, не воевал в Великую Отечественную?
   - Нет, дедушка всю жизнь прожил здесь. Дальше Чадана и Ак-Довурака никуда не выезжал. Зато тут, знает каждую тропинку и горку. До сих пор ходит на охоту, даже зимой на соболя и белку.
   - Так, где же он тогда паровоз видел? - В недоумении спросил Володя, прикинув, что до ближайшей железной дороги, как минимум, четыреста вёрст. И паровозы там, давно, заменили на электровозы и тепловозы.
   - А, он его нигде и не видел, по рассказам знает, - невозмутимо ответил внук.
   Гости не отказались от чая. Распрощавшись со всеми, вернулись к своему стаду, успевшему, за это время, уйти вдоль речки довольно далеко.
   Ночевали на окраине маленького таёжного посёлка, вблизи чистой речушки с мудрёным названием. Которое, как Симонов не старался, запомнить так и не смог. Несмотря на то, что до ближайших домов было достаточно далеко, уже через полчаса, на берегу, возле танков, собрались едва ли не все местные пацаны. И темноволосые, с чёрными искорками раскосых глаз, и белоголовые, с широко распахнутыми бирюзовыми. Смешалась русская и незнакомая тувинская речь. Но дети прекрасно понимали друг друга, заглядывали в КрАЗ, рассматривали прицеп. Но всех, больше всего, конечно, интересовали танки, Симонов разрешил Васину открыть одну машину и допустить вовнутрь всех желающих.
  На берегу речушки к Володе подошли похожие друг на друга, как две капли воды, загорелые, с выцветшими за лето вихрами братья-близнецы.
   - А, что ребята, рыба в речке есть? - Спросил Симонов, - я ходил - ходил, так не одной и не видел! Наверное, нету?
   Пацаны заверили, что есть, но очень осторожная - надо знать места, где ловить. Володя усомнился. Братья куда-то исчезли. Минут через десять, принесли, нанизанных на веточку-кукан, с десяток небольших, вытянутых, с мелкой чешуёй харюзков. Пояснив, что это их совместный улов с раннего утра. Ребята хотели подарить рыбу просто так, но Симонов достал из кармана какие-то мелкие деньги, может быть, чуть больше рубля и вручил их рыбакам. Вскоре, вся шумная ватага радостно удалилась в сторону посёлка.
   Сверхсрочник Чердаков, как ребёнок обрадовался рыбе и пообещал - "сварганить к ужину знатную ушицу!".
   С рассветом колонна тронулась в путь. Во второй половине дня, прибыли в полк. Танки поставили на лежни, Симонов доложил майору Сараеву о прибытии. И был милостиво отпущен домой отдыхать, до утра. Володя собрал своих немногочисленных подчинённых, поблагодарил за службу, объявил, что выезд в семь часов утра, в том же составе. Чердаков и гражданские водители отправились в Чадан. Симонов зашёл в роту обслуживания, договорился о ночлеге и питании механиков-водителей танков. Напрямую, через поле поспешил домой. Он торопился.
   Нет необходимости рассказывать, как молодой муж соскучился по своей юной жене. За дорожными заботами, волнениями и тревогами, он, нет-нет, да и вспоминал свою маленькую Лариску. Как она там? Одна, в чужом доме, среди незнакомых людей, без родных и близких. С замиранием сердца, Володя открыл калитку, заворчавший было Волчёк, признав постояльца, продолжая лежать, лениво переложил хвост, изображая помахивание.
   Лора была в доме, она что-то делала на отгороженной кухне. По комнате разносился запах готовившейся еды. Володя обнял жену, она нежно прижалась к его груди и, глядя на мужа снизу вверх, как-то по-детски сказала:
   - Не уезжай так надолго, мне плохо без тебя!
   Володя целовал любимую, пытаясь поцелуями убрать грустинку из родных, красивых, подёрнутых набежавшей слезой глаз. И честно признался:
   - Завтра утром опять уезжаю.
   - Ну, что же, наверное, так надо. Помнишь, ты мне рассказывал, как "по-военному приказу", маленьким ехал с родителями в Забайкалье? - Напомнила жена, - хватит о грустном! Тёти Наташи с утра нет, она теперь часто по друзьям-подругам гуляет. Протопим баню, вымоешься с дороги, и будем ужинать.
   Молодые поужинали в одиночестве, хозяйка так и не появилась. Утром за завтраком, Володя, глядя на погрустневшую жену, с беспокойством спросил:
   - Так тётя Наташа так и не приходила?
   - Она и позавчера так же исчезала, но, потом, появилась. Корову из стада сын забрал, он приезжал, просил не беспокоиться. По-моему, она крепко выпивает, стесняется тебя и где-то прячется.
   - Как же ты одна ночевать тут будешь?
   - Ничего, ворота закрою, Волчка спущу и переночую. Скорее бы нам квартиру дали.
   С тяжёлым сердцем Симонов отправился в полк. Колонна была готова к движению, и сверхсрочник Чердаков уже выгнал машины за КПП. Проезжая по окраине города недалеко от своей квартиры, Володя остановил машину и огородами забежал домой.
  Лариса встретила его в ограде, понимая волнения мужа, успокоила:
   - Тетя Наташа вернулась! Только ты ушёл, она и пришла, спит сейчас на сеновале. Езжай, не волнуйся! Всё будет хорошо!
   Симонов ещё дважды ездил за танками, и каждый раз, возвращаясь, видел тревожные, грустные глаза жены. Однажды вечером, после его очередного возвращения, Лора сказала, что пойдёт работать в местную поликлинику, где есть вакантное должность патронажной акушерки.
   В третий раз, возвратившись с танками из Абазы, Симонов направился с докладом к майору Сараеву - заместителю командира полка по технической части:
   - Прибыл, всё в порядке? - опередив доклад вошедшего в кабинет лейтенанта, поинтересовался зампотех. - После разгрузки танков, в роте обслуживания познакомишься со своими новыми подчинёнными. Приписники из Абакана, десять человек. Будем обслуживать танки, и готовить к постановке на хранение. Надо до зимы успеть! Технику теперь будет возить лейтенант Андрейчиков, прибыл на днях из Ульяновского училища. Вопросы есть? Свободен!
   Симонов четко повернулся и вышел из кабинета. По дороге в парк Володя раздумывал о произошедших изменениях. С одной стороны, вроде, хорошо, что закончились изматывающие командировки и будет возможность больше бывать с Ларисой. Как бы она не храбрилась, ночевать в таком огромном доме одной было страшновато. С другой стороны, он опасался, что, не располагая необходимыми знаниями, не имея опыта и навыков в постановке машин на хранение, может, не справится с этим делом. Всё-таки, он заканчивал командное училище, а предстоящая работа, в основном, удел технарей. Конечно, в училище он изучал и технические предметы. Но тогда казалось, что необходимость применения этих знаний на практике где-то далеко-далеко, в необозримом будущем. На деле вышло, что это необозримое будущее не так уж, далеко. С "тридцатьчетвёрками" в училище ему приходилось сталкиваться крайне редко. На них отрабатывали первые упражнения по вождению - практически, езда по кругу, иногда машины выходили на тактические занятия, чаще в качестве противника. Упражнений стрельб из них тожеnbsp; Гости не отказались от чая. Распрощавшись со всеми, вернулись к своему стаду, успевшему, за это время, уйти вдоль речки довольно далеко.
не отрабатывали, как и подробно не изучали особенностей технического обслуживания.
  Машина, несомненно, заслуженная, но, довольно, устаревшая по теперешним меркам. Вчерашний, а, может быть и позавчерашний, день! Но самое неприятное - что спросить то, и не у кого, танкистов, со времени его прибытия в полк, не прибавилось. Андрейчиков вряд ли чем поможет. В Ульяновске изучают тяжёлые и лёгкие танки. Ян Михайлович Сараев и капитан Зубков, по-видимому, тоже уедут за танками. Останешься ты Володя один и с тобой десять "партизан" - приписников! Дерзай! Выход один - взять в тех части литературу и изучать.
   Окончив разгрузку танков, Симонов поспешил в роту обслуживания. В углу спального помещения на кроватях сидели и лежали несколько человек.
   - Кто старший? - осведомился лейтенант.
   - Я, сержант Менжунов! - не забыв армейские порядки, представился высокий, смуглый мужчина.
   - Постройте личный состав!
   Без особой охоты, но на редкость быстро, люди построились. Перед Симоновым стояли в две шеренги взрослые, в необмятом ещё обмундировании, с интересом взирающие на него взрослые солдаты.
   Симонов, почему-то подумал, о том, что некоторым, из этих грузноватых дядечек, он вполне мог сгодиться в сыновья. Володя представился, пояснил, что на ближайшее время он будет являться их командиром и кратко обрисовал предстоящий объём работы.
  Проверив подчинённых по списку, и уточнив военно-учётные специальности, Симонов понял, что половина новоиспечённых танкистов не имела в прошлом никакого отношения к танковым войскам. Командиров танков было двое, механиков- водителей танков три, остальные, или орудийные номера в артиллерии, или, вообще, моряки. Все были призваны на переподготовку в Абакане, из различных организаций, а затем отправлены в Чадан. Володя разбил их на экипажи, своим заместителем оставил сержанта Менжунова. Не застав в штабе майора Сараева, отправился домой. По дороге его догнал неунывающий артиллерист Бояринцев, на своём, блестящем никелем, мотоцикле.
   - Садись, подвезу! - стараясь перекричать шум мотора, прокричал Саша.
   До города домчались быстро. Подъехав к дому, где остановились Симоновы, артиллерист заглушил мотоцикл:
   - Как дела? - осведомился он, - что-то я тебя давно не видел?
   Володя ответил, что возил танки из Абазы.
   - Знакомая дорога, будь она не ладна, - ругнулся Бояринцев, - шмотки мои, видел в обрыве? Говорят теперь это, как местная достопримечательность, можно туристический маршрут открывать!
   - Так это твои вещи? - удивился Симонов. - Водители говорят, что ты шофёра с ЗИЛа от смерти спас! Герой!
   - Не знаю, что про меня там говорят, а вот то, что этот шофёр жмот, это точно! Ведь знал, что дорога плохая, что можно скувырнуться, но, всё-таки, решил срезать - денег срубить. Да, бог с ним! Главное все живы, а мебель и тряпки наживём!
  
   Юные родители.
  
   Жену Володя застал в слезах. Оказалась, что Лариса ожидая мужа, мобилизовав всё своё кулинарное мастерство, сварила вкусный, наваристый борщ и ушла в магазин за хлебом. Хлеб, к обычному часу, ещё не привезли, и пришлось какое-то время подождать. Вернувшись, она застала в доме тётю Наташу, выпивающую со своими вечно пьяными друзьями. Борщ был безжалостно съеден, пустая кастрюля стояла на столе, среди грязной посуды и окурков. Ларисе стало до слёз обидно, она ушла в свою комнату и до ухода гостей не появлялась.
   Сейчас, с обидой, жалуясь мужу, Лора повторяла:
   - Я так устала! Ты только уедешь, она обязательно напьётся, потом уйдёт к своей подружке из местных, или спит на сеновале. А последние три дня, взяла моду водить друзей к себе. Придут, накурят, весь пол истопчут, орут, матерятся. Уйдут, и она с ними. На столе куча грязной посуды, объедки, пепел. Я в таком бардаке ночевать не могу. Всё уберу, вымою, на завтра то же самое! Володя, давай другую квартиру искать! Не могу я так жить!
   - Успокойся, я больше в командировку не поеду, здесь буду работать. При мне она не загуляет. Завтра я с ней поговорю. Не поймёт - будем другую квартиру искать. Или с её сыном Василием поговорю, я думаю, ему будет жаль таких квартирантов терять.
   Но, ни вечером, не следующим утро, тётя Наташа дома не появилась. Поговорить с ней Володя смог, лишь, вечером, после службы. Успевшая проспаться старушка, клятвенно обещала, что подобное больше не повторится.
   Постепенно лейтенант и его пожилые бойцы освоили весь перечень необходимых работ. Которые оказались несложными и сводились к обязательной помывке машин, обслуживанию моторно-трансмиссионного отделения, проверке вооружения, приборов прицеливания и наблюдения. Как поставил задачу майор Сараев:
   - Мы должны до снега перевезти все танки. Провести им минимум необходимых работ, заправить и поставить на лежни. Всё остальное, весной следующего года, когда прибудут люди - солдаты и офицеры. Когда мы создадим танковый батальон!
   Возвратившись однажды вечером домой, Володя застал свою любимую жену в слезах. Оказалось, что Лариса ходила в поликлинику устраиваться на работу, прошла необходимый в этих случаях медицинский осмотр. Женщины-медики, с которыми она уже успела познакомиться, поздравили её, и сказали, что у молодых будет ребёнок. Это сообщение было совершенно неожиданным для будущей мамы и, не менее, ошарашенного отца.
   - Ты же говорил, что летом в отпуск поедем, к морю? - спросила Лариса. -
  Я на тебя так надеялась! А, ты?
   Володя чувствовал себя как в детстве, когда у него неожиданно родился брат:
   - Откуда я знал? Ты же медик, я думал, что ты что-то знаешь и оберегаешься!
   - "Оберегаешься!" - передразнила жена. - Мы, с тобой сами ещё дети! А скоро наступит время, и станем взрослыми. Будем "мамой Лорой и папой Вовой!"
   Симонов почувствовал какую-то несовместимость своего имени, и имени жены с приставками "мама и папа". Как раньше не мог привыкнуть к обращению - "дядя и лейтенант".
  Он нежно обнял Ларису, поцеловал её, ещё, мокрые глаза:
   - Будем папой и мамой, но не завтра и, даже, не через неделю, - неловко пошутил Володя. - Скоро дом сдадут! Мне уже рассказали, где наша квартира, на втором этаже. - Если хочешь, пойдём, посмотрим. А ребёночек будет, так это же, хорошо! К моменту его появления, переедем в новый дом, и будем жить-поживать втроём. И в отпуск все вместе поедем.
   Наскоро перекусив, молодые отправились к своему новому дому. Строящиеся дома для офицеров, находились на другом конце города, в окружении таких же деревянных двухэтажек местных жителей. Один дом выглядел внешне готовым, на их доме заканчивали укладывать шифер на крыше. Больше всего Симонова удивила грязь около домов местных жителей. Всё пространство между домами представляло собой громадную помойку, заваленную мусором и бытовыми отходами. По всей этой свалке бродили облезлые, бродячие собаки и, с карканьем, прыгали чёрные вороны.
   - Какая необходимость была строить именно здесь? Почему не сделать свой жилой городок, или, хотя бы, район? Что места не было? - спросил Володя у встретившегося возле подъезда капитана Капралова - командира роты военных строителей.
   - Я сам поначалу удивился. Мы, даже, с женой смеялись - получим двухкомнатные апартаменты, без балкона, но с прекрасным видом на помойку. Позже, ознакомившись с документами, понял. Стройку "привязали" к имеющейся уже котельной и другим коммуникациям. Вон, котельная стоит, за кирпичным детским садом. Так сказать, сэкономили! Хотя, уже прошлой зимой, два построенных ранее дома, чуть не разморозили. Кочегары гражданские напились и уснули под Новый год! Еле отогрели систему! Теперь на зиму, своих двух бойцов в котельной держу. Но и за ними нужен глаз, да глаз!
   Будущая однокомнатная квартира Симонова находилась на втором этаже. Отделочные работы были закончены, нехватало только сантехники. В помещении пахло стружкой, известью и краской.
   - К Новому году заселитесь! - пообещал Капралов.
   Молодожёны ходили по пустой, и от этого гулкой комнате, крохотной кухне и прихожей. Прикидывая, что и куда можно будет поставить. Лора мысленно видела, какими будут шторы, люстра, где будет стоять диван-кровать. Вот тут, подальше от холодного окна, расположится детская кроватка. Планы были достаточно смелыми. Не смущало влюблённых даже то, что из всего богатого интерьера предполагаемого ими, в наличии была, лишь магнитола, и, не пришедший ещё, громадный ящик с одеждой. А также свадебный подарок, в виде холодильника "Саратов".
   - Не сразу, но кое-что купим! Предметы первой необходимости! Я посмотрела в магазинах, снабжение тут получше, можно нужные вещи купить! - по-хозяйски определила жена.
   Симонов вышел на балкон. Вдалеке, под самыми сопками, видны были здания полка и блестящие на солнце антенны.
   - Интересно, сколько лет, нам предстоит любоваться этим пейзажем? - смеясь, спросил Володя, вышедшую следом Лору.
   - Я думаю...! Лет несколько! - улыбнулась она. - Вот путешественник, не успели приехать, а он, уже думает об отъезде!
   Как-то незаметно они сблизились с семьёй Шарых - начальника продовольственной службы полка. Того самого, длинного, худого лейтенанта, с которым Симонов познакомился на полковом построении, в первый день своей службы в полку. Лейтенанта звали Виктором, а его молодую супругу, Аллой. Виктор, окончил Вольское училище тыла и, как сам рассказывал, в Сибирь попал в наказание за училищные "шалости". У молодожёнов уже был маленький ребёнок. Семья снимала угол у русской женщины в двухэтажном доме, недалеко от строящихся домов для офицеров. Там, Симоновы, в очередное посещение своей будущей квартиры, встретились с соседями, - такими же молодожёнами Шарыми. Молодые женщины быстро сошлись, мужчины изредка встречались в полку. Но чаще, Шарые приходили в баню, тётя Наташа была не против. Володя в субботу вечером колол дрова, носил воду из колодца, топил баню. По очереди, сначала мылась хозяйка, следом гости, затем Симоновы. Как на Руси водится, после баньки накрывался ужин, с обязательной выпивкой и долгими разговорами "за жизнь". Женщины пили чисто символически, тётя Наташа, зная себя, обычно от выпивки уклонялась. А так как, и гости, и хозяева считали своим долгом купить на ужин собственную бутылку, то на следующий день Володя вставал с больной головой, разбитый и опустошённый. Стараясь не встречаться глазами с укоризненным взглядом жены. Воскресный день проходил как в тумане, Володя никогда не опохмелялся, предпочитая "переболеть" и выгнать из себя дурь другим способом. Он колол дрова. До седьмого пота, до изнеможения. Иногда, даже, в понедельник он чувствовал себя отвратительно, понимая, каково же Ларисе регулярно смотреть на его пьяную рожу, и омерзительное состояние на следующий день. Но приходила очередная суббота, и всё повторялось вновь. Так продолжалось достаточно долго, куча наколотых дров росла. Симонов чувствовал, что втягивается в этот порочный круг и уже с нетерпением ждёт субботу.
   Конец падению положила Лариса. Она и раньше, почти после каждого очередного, обильного застолья, пыталась поговорить с молодым мужем, но разговор не получался, грозя перейти в ругань.
  Но в этот раз терпение её закончилось, и супругу был поставлен ультиматум - "или он кончает пьянство, или она уезжает домой, к родителям". Симонов, зная решительный характер жены, выбрал первое.
   Под каким-то благовидным предлогом банный день в очередную субботу был отменён и встречи, сами собой, прекратились. Виктор продолжал регулярно выпивать, приходил на службу "с запахом" и имел предупреждение по этому поводу от заместителя командира по тылу. Вскоре Лариса вышла на работу в поликлинику.
  
   Комбат и его батальон.
  
   Володя продолжал обслуживать танки. Однажды, перед обедом, дневальный по парку вызвал его к телефону. Дежурный по полку, командир мотострелковой роты Назаренко, смеясь, пригласил Симонова в штаб:
   - Забери своего комбата!
   В комнате дежурного, на кушетке, укрывшись шинелью, спал пьяный подполковник с танковыми эмблемами на погонах. Вместе с дежурным, он с трудом разбудили спящего.
   - Майор Котелевский приказал взять "санитарку" и отвезти прибывшего, в офицерское общежитие. Так, что - действуй! - С трудом, сдерживая смех, передал дежурный, - теперь, и над тобой будет начальство!
   Начальника погрузили в машину, и Володя отвёз его в общежитие, располагающееся в "финском" домике, громко именуемое "Офицерской гостиницей"
   На следующий день оказалось, что подполковник был будущим начальником штаба батальона. Вскоре приехал и командир батальон - майор Калюжный, худощавый, смуглый как уголёк, с выбивающимся из-под фуражки чубиком, офицер. Полная противоположность подполковнику Павлову - грузному, с небольшим брюшком, с зычным, командирским голосом, всегда наутюженному и франтоватому мужчине, лет сорока. Как позже Володя узнал, офицеры были давними сослуживцами. Только Павлов был комбатом, а Калюжный у него начальником штаба. Пару лет назад, на Юргинском полигоне, в ходе учений, танк из батальона Павлова, во время атаки, вопреки приказу, промчался по куче соломы лежащей на поле. В сене отдыхали разведчики из подразделения, действующего за противника. Погибли люди. Павлова и Калюжного поменяли местами.
   Майор Калюжный был из донских казаков, и в войну, успел недолго, повоевать в кавалерии. Но после войны, кавалерийские части расформировали, и ему пришлось перейти в танковые войска. Но танкистом он так и не стал. Это было не его призвание, и предназначение. Устройство танка, его вооружение и прочие премудрости технической эпохи обошли его стороной. Калюжный был прекрасным начальником штаба, все документы, графики, планы, расписания и журналы в батальоне находились в изумительном порядке. Как, если бы, это был горячий, гнедой, кавалерийский конь, всегда ухоженный и сытый.
   Павлов, напротив, был до мозга костей, танкистом. И хотя, Арнольд Ефремович был моложе своего товарища и не успел повоевать на той войне, армейская, боевая струнка чувствовалась во всём. В манере щегольски, носить военную форму, отдавать приказы, разговаривать громкими, отрывистыми словами. Но самое главное, он прекрасно знал "тридцатьчетвёрку", мастерски пристреливал вооружение и водил танк.
   Понижение в должности надломило его морально. Павлов начал выпивать, последовал развод с женой, занимающей солидную должность в управлении железной дороги. В Чадан Павлов приехал один. Он очень скучал по семье. И, время, от времени, впадал в беспробудное пьянство. "Отгуляв" несколько дней, с утроенной энергией брался за службу. И так до следующего запоя. Эта слабость тяготила его самого, но чувство семейного одиночества, брошенности, ненужности, порой, накатывалось с такой силой, что здравый смысл растворялся в стакане водки. Особенно одиноко было длинными, осенними вечерами. В надежде занять себя, отвлечься от тяжких переживаний, он находился на службе целыми днями. А, иногда, и ночевал на старом, потёртом диване в штабе батальона.
   Несмотря на видимость того, что командиром всё же является Калюжный, и на внешнее соблюдение субординации, на совещаниях и построениях, истинным командиром батальона, все же, оставался Павлов. Надо сказать, что Калюжный этому особо и не противился, до увольнения на пенсию оставались считанные месяцы. И его, вполне, устраивало существующее положение.
   Постепенно в батальон прибывали офицеры. Командир первой роты младший лейтенант Никитин, после срочной службы, окончивший курсы командиров взводов. Спокойный уравновешенный, выдержанный командир, с какой-то отеческой заботой относящийся к своим солдатам. Командовать второй ротой был назначен капитан Собко. Крикливый, вечно не опрятный офицер, любитель компаний, тяготившийся службой. Он также приехал без семьи, оставшейся в Новосибирске. Говорили, что там, он был понижен в должности за какой-то серьёзный дисциплинарный проступок. Третьей ротой командовал старший лейтенант Герасин, прибывший по замене из группы войск за границей. Про которого Симонов мысленно отметил - этот, "сам себе на уме".
   К этому времени Володя, съездив в командировку в Абакан, привёз из дивизии выпускников Омского учебного полка. Людей временно разместили в роте обслуживания.
   "Партизаны", подчинённые Симонова, вскоре уехали в свою гражданскую жизнь. Танки, почти полностью, были перевезены в Чадан. В Абазе оставались "самоходки", и несколько танков.
   Вскоре батальон пополнился командирами взводов. Они приехали, почти, одновременно, выпускники гражданских ВУЗов, получившие лейтенантские звания на военных кафедрах и призванные из запаса на два года службы. Большинство, успели поработать на производстве, некоторые занимали серьёзные должности, были женаты и имели детей. Другая часть, была призвана в ряды защитников Отчизны сразу после института. Говоря честно, подавляющее большинство "двухгодичников", так называли эту категорию офицеров, жгучим желанием служить не отличались. Простые вопросы, не вызывающие у военного человека никаких проблем, становились, для некоторых, непреодолимым препятствием. Петлицы на лацкан кителя, новоиспечённые лейтенанты, пришивали гораздо ниже положенного, кобур пистолета носили на левой стороне живота. Нет смысла говорить о проведении, каких либо занятий, даже по строевой подготовке, и несении службы в карауле, или в парке. Хотя обвинять их в отсутствии желания, умения и навыков, нельзя. Люди готовили себя совсем к другой - гражданской жизни, к работе на предприятиях, конструкторских бюро и в организациях. Всё, с чем они столкнулись в армии - непонятные должностные обязанности, непривычные взаимоотношения, необходимость подчиняться самому, и требовать этого подчинения от своих подчинённых, помноженное на отвратительные бытовые условия в гостинице, больше похожей на ночлежку, и скудное питание в солдатской столовой, казались невыносимыми.
   Народ начал крепко выпивать. Командованию батальона потребовались неимоверные усилия, чтобы создать из этого войска нечто похожее на воинское формирование.
   Всех расставили по штату. Командиров взводов оказалось восемь, заместителей командиров рот по технической части трое. Симонов был единственным кадровым офицером в этой категории, поэтому ему был поручен развёрнутый взвод. Третий взвод третьей роты, где, помимо Симонова, было два командира танка, три наводчика орудия и три механика-водителя. Заряжающих не было, в случае войны их призывали из запаса. В остальных взводах батальона было всего лишь по три механика-водителя.
   Через какое-то время, где-то "наверху", в высоких штабных кабинетах, наконец, то, поняли, что будущих командиров надо доучивать. Всех "двухгодичников" решили собрать на сборы при штабе округа.
   Танковый батальон приступил к несению службу в карауле. До этого в караул ходила только мотострелковая рота первого батальона. Единственная, частично развёрнутая, рота полка, которой командовал старший лейтенант Назаренко. Вторая и третья роты батальона существовали только на бумаге, как и два других батальона. Техники у пехотинцев не было, в случае войны, из народного хозяйства призывались солдаты, офицеры запаса и приходили автомобили. Полк так и назывался - "мотострелковый полк на автомобилях". Начальником караула от мотострелков, как правило, ходил служивший второй год, спокойный до флегматичности лейтенант - "двухгодичник", по фамилии Вейтол. С караулом от танкистов службу нёс, естественно, Симонов.
   Обычно, до обеда он работал с экипажами в парке, по постановке техники на хранение. В час дня шёл в штаб на инструктаж, затем домой, готовился к службе и отдыхал, к пяти часам возвращался в полк. Готовил караул, получал боеприпасы, и к шести выходили на развод. Затем, суточная служба. На следующий день, вечером, смена, сдача оружия и боеприпасов. Домой Володя возвращался, как правило, не раньше девяти. Ещё находясь в карауле, утром он расписывался в книге нарядов, за то, что завтра опять заступает в наряд. Всё повторялось заново. С женой виделся урывками, то его не было дома, то она допоздна задерживалась на работе. И так, в течение полутора месяцев, пока со сборов не прибыли командиры взводов. Он, даже, начал писать Ларисе письма, находясь в карауле.
   К тому времени наступила осень, с жуткими ветрами и пыльными бурями. Неунывающие люди на эту тему придумали, даже, анекдот. Передаём прогноз погоды: - "Завтра в Чадане, сильный ветер, местами осадки, в виде мелкого щебня!".
   Последние танки и самоходки вывозили из Абазы, когда в горах уже лежал снег. Тягачи не могли по скользкой дороге транспортировать танки и большую часть пути через перевал, они шли своим ходом. До перевала их довозил один трайлер, а на другой стороне, ждал другой.
   Тогда же, Симоновы получили свой, пришедший в Абакан, багаж с личными вещами. В дивизию, для получения имущества, выезжал начальник вещевой службы, молодой лейтенант Долгих. Поэтому, Володе предложили выписать на него доверенность для получения багажа. Через неделю, вещи благополучно прибыли в Чадан. С получаемым вещевым имуществом всё обошлось менее благополучно. Злые языки утверждали, что старые, тёртые сверхсрочники, заведующие складами дивизии, ради шутки, выдали молодому лейтенанту несколько пар сапог и все на левую ногу. Как на грех, одна пара не парных сапог, предназначалась для командира полка. Обман вскрылся только в его кабинете, когда командир, попытался примерить принесённые начальником вещевой службы новые, хромовые сапоги. Никто не знает, что, как и с каким выражением было сказано начальнику службы. Но уже, вечерним автобусом, за свой счёт, с мешком злополучных сапог, он отправился в Абакан.
  
   Своя квартира.
  
   Наконец, молодые въехали в новую, первую в своей совместной жизни, долгожданную квартиру. Нет необходимости говорить о том, как они её обихаживали. Большая часть забот выпала хозяйке - Ларисе, Володя эти дни не вылазил из караулов. В пустой комнате было просторно и гулко. В ближайший, свободный день новосёлы в центральном городском магазине купили диван-кровать, стулья, стол на кухню и прочую необходимую кухонную утварь. Солдаты - стройбатовцы, постоянные клиенты гауптвахты при карауле, по просьбе Симонова, выстругали широкие ровные доски. Из которых Володя сделал пристенные полочки в комнате. Позже, они были пропитаны разведённым йодом, и покрыты лаком. Установленный в прихожей маленький холодильник "Саратов" дополнил интерьер.
   С соседями тоже повезло. Через стенку поселились Шарые. Две других квартиры на площадке занимали заместитель командира по тылу майор Севостьянов и начальник инженерной службы полка майор Молодецкий. Под Симоновыми жила семья командира взвода связи Канина. В угловой комнате поселился командир роты военных строителей капитан Капралов, а в соседней, начальник разведки майор Щепетков.
   С окончанием строительства дома, часть строителей убыли в другое место. В освободившейся половине казармы разместился танковый батальон. До этого скученно располагавшийся вместе с ротой обслуживания.
   Зима наступила неожиданно. Ещё вчера вечером была холодная осень, с белым ледком на мелких лужах; с шуршанием желтых листьев вокруг облезлых тополей вдоль дороги; с редкими, невесомыми снежинками, изредка падающими на стылую, с пожухлой травой, землю. А утром, поздний рассвет явил, взору людей, картину зимы. Снег лежал кругом, на домах и улицах, белыми ниточками висел на проводах, сахарно-белым покрывалом укрывал дальние и ближние, безлесые сопки. Отчего, привычная картина за окном приобрела незнакомый, гравюрный вид.
   Следом грянули жуткие морозы. Даже Симонов, выросший в Забайкалье, где климат тоже не балует теплом, где, только при температуре ниже минус сорока пяти, старшим классам разрешалось не ходить в школу. Был поражён жутким холодом. Казалось, что если сильно и резко выдохнуть воздух, то в морозной тишине, можно было услышать негромкий хруст кристаллизующихся паров воды. А, может, это только казалось? Утром офицеров в полк возила дежурная машина. Под её брезентовым тентом было также холодно, как и на улице, но, зато, не было ветра.
   Симоновы подружились с семьёй лейтенанта Берман, заместителя командира третьей роты по тех. части. Лёва тоже был "двухгодичником", но отличался от многих своих товарищей, редкой работоспособностью, ответственностью и глубокой порядочностью. Он, по-воински лихо, носил военную форму, всегда был, подтянут и корректен. Если не знать, что Лёва закончил гражданский ВУЗ, то можно было подумать, что это выпускник военного училища. Это был истинный "технарь". Помимо основных обязанностей, ему были поручены учебные танки всех рот, а также самоходка артиллерийской батареи. Это была тяжёлая, повседневная работа. Несмотря на жуткие морозы, техника постоянно выходила на вождение и стрельбу. Для того чтобы утром танки могли своевременно выйти на занятия, их начинали греть со средины ночи.
   Новые друзья были старше Симоновых, у них уже был сын - Мишка. Они временно поселились в квартире Щепетковых, уехавших на учёбу в Москву. Валя - жена Лёвы, на первых порах, научила Володину Ларису многим хозяйственным и кулинарным изыскам, необходимым премудростям семейной жизни.
   В иные дни температура опускалась далеко за минус сорок пять. Благо, погода в такое время была совершенно безветренная. Офицеры танкового батальона обычно ходили на службу в меховых танковых комбинезонах и валенках. Комбинезоны были тёплыми, наряд дополняли меховые технические рукавицы. Несмотря на то, что шлемофон является принадлежностью танка, Володя и Лёва позволяли себе, иногда, в случае опоздания на дежурную машину, надевать меховой шлемофон, возвращаясь, домой. Валя Берман, из окна квартиры Симоновых, далеко завидев шагающих в одинаково чёрных комбинезонах мужчин, в ребристых шлемофонах, похожих на скафандры, обычно говорила:
   - Вон, наши космонавты идут! В дни проведения полевых занятий, приходилось ходить в полк пешком, рано утром. Тогда пешая прогулка больше походила на марш-бросок, в полном зимнем снаряжении. Несмотря на плотную одежду и быстрый шаг, через какое-то время, мороз умудрялся проникать к самому телу. Марш-бросок обычно состоял из двух этапов, первый - надо было через пустырь, задами двухэтажных домов, быстренько добежать до Автовокзала. Несколько минут согреться в холодном зале ожидания. А затем, одним броском, в горку, по разбитой песчаной дороге, добежать километра полтора - два, до строений полка.
  
  
   Боевая учёба, жизнь и быт.
  
   Несмотря на малочисленность батальона, необходимость выполнять различные, хозяйственные работы и нести караульную службу, выполнения плана боевой подготовки соблюдалось неукоснительно.
   Боевой подготовкой в батальоне занимался начальник штаба Арнольд Ефремович Павлов. Он лично руководил приведением оружия к нормальному бою. Стреляющими являлись все офицеры, а также, наводчики орудий и командиры танков взвода Симонова. Не стреляли только зампотехи рот - им было не положено. Естественно, именно на долю подчинённых Симонова выпадали основные работы по подготовке боевых машин. Пристрелку боем, то есть, непосредственно стрельбой, обычно выполнял Симонов, или сам Павлов. Володя многому научился у этого опытного танкиста. Вряд ли, что кто-то из выпускников училища, мог бы похвастаться тем, что прямо после училища, был способен пристрелять пулемёт, или пушку. Да, в училище обучали этому, даже проводили практические занятия. Но когда это было? И сколько раз? Тем более, изучали эту тему применительно к современным танкам. А тут, почти музейный экспонат! С другим вооружением, приборами прицеливания и наведения оружия в цель.
   Именно Павлов, научил Симонова в отсутствии трубок выверки, для восьмидесяти пяти миллиметровых пушек, проводить эту операцию с помощью обыкновенного бинокля. Всем этим, и другим тонкостям, мог обучить только человек досконально знающий своё дело, относящийся к нему со всей душой и любовью.
   В эту первую зиму, ещё не было танковой директрисы и приходилось стрелять на мало-мальски подготовленном участке местности, где были установлены подъёмники и мишени. Пунктом управления являлась батальонная машина-летучка МТО-60, она же вырабатывала электричество для подъёмников. Бессменным водителем летучки был водитель по фамилии Файд, а главным специалистом по мишенному оборудованию, высокий и удивительно худой боец с интересной фамилией Шуть.
   Танкодром был тут же недалеко. Позже и для директрисы и для командного пункта танкодрома построили единую вышку.
   С возвращением "двухгодичников" со сборов, Симонов стал реже ходить в караул. Иногда, эту почётную обязанность доверяли исполнять и командирам взводов с его роты, лейтенантам Журавлёву и Иликову. Это были взрослые, поработавшие на руководящих должностях в производстве, семейные люди. Которые, тоже, не испытывали особой радости от армейской службы, но, исполняли её, как тяжёлую, ненужную, вынужденную работу. Холостяцкая часть новоиспечённых офицеров, недавно закончившая институты, воспринимали службу как некую забавную игру. Или, в лучшем случае, как сюжеты из известных кинофильмов о жизни и быте царских офицеров. С постоянными пьянками, кутежами и карточными играми. Бывали случаи, когда после очередной получки, они уезжали в ближайший ресторан в Ак-Довурак, до которого было около ста километров, и не появлялись по нескольку дней. На совещаниях у комбата по поводу возвращения "блудных сынов в лоно батальона", капитан Собко, который сам был не прочь присоединиться к гуляющим, неизменно заявлял:
   - Дайте мне "санитарку", или "летучку"! Двух бойцов, волейбольную сеть, и к вечеру, я их привезу, как миленьких!
   Но, обычно, на поиски отправлялся командир первой роты, уже, лейтенант Никитин. Один, и на рейсовом автобусе. На следующее утро "пропавшие" с невыспавшимися и помятыми лицами, понурив головы, стояли перед командиром батальона.
   Володя теперь ходил в наряд, в среднем, два раза в неделю. Но иногда, в дни подобных кутежей, после развода прибегал посыльный, с приказом, заступить в наряд за кого-то из загулявших. Вскоре, это стало входить в систему. Однажды, в воскресенье, посыльный, приехавший на машине, оповестил Симонова, о том, что он должен заступить в караул за одного из офицеров соседней роты. Володя отправил в заклеенном конверте записку, что он был в гостях и не может, по этой причине, нести службу. В караул заступил капитан Собко. Именно от его роты в караул не заступил командир взвода. Неизвестно, о чём и как, используя какие воспитательные методы, Собко беседовал с подчинённым. Но больше таких случаев не повторялось.
   Постепенно и эта категория служивых людей приобщилась к воинской дисциплине и уставному порядку. Тихо и незаметно, подошёл Новый год. Праздник отмечали всем офицерским коллективом полка в единственной городской столовой. Всё удалось на славу, дружно, весело, в меру шумно.
  
   Караул.
  
   Трескучие морозы продолжились и на Рождество. До приезда Симонова, ещё в конце лета, в полку достроили новое караульное помещение. С просторными комнатами начальника караула, отдыхающей и бодрствующей смены. При карауле существовала гарнизонная гауптвахта из пяти камер. Основными обитателями и постояльцами которой, были военные строители, из роты капитана Капралова. Эта рота и строила своё будущее узилище. Пока было тепло, новая "караулка" радовала всех - составы караулов, несущие службу; офицеров, часто заступающие в наряд, арестованных и самого начальник штаба полка - майора Котелевского. Всё соответствовало требованию Устава и руководящих документов. С наступлением холодов, обстановка резко изменилась, счастливыми и радостными остались только арестованные. Во всех помещениях караула была, почти, нулевая температура и находится, можно было, лишь, не снимая шинели и валенок. В камерах же, стояла жара, арестованные ходили босиком и без маек.
   Были вызваны гражданские специалисты, которые без труда определили неправильное подключение системы. С великой осторожностью, опасаясь разморозить трубы и батареи, были проведены ремонтные работы. Правда восторжествовала! Теперь в помещениях караула было достаточно тепло, а на гауптвахте поддерживалась оптимальная температура. Особо не располагающая сидельцев, пересидеть холодные месяцы в уютных, тёплых камерах.
   А вот на постах приходилось туго, несмотря на всяческое утепление и постовой тулуп, два часа на жутком морозе казались вечностью. В карауле было пять постов - самый дальний - склад артиллерийского вооружения; сразу за столовой - пост по охране вещевых и продовольственных складов, к нему же относилась площадка с танками; в парке - пост - по охране склада ГСМ и стоянки техники НЗ. В коридоре гауптвахты, также, находился пост. Из состава бодрствующей смены, возле караульного помещения выставлялся ещё один. Знамени в полку не было, и первый пост в штабе не выставлялся.
   Однажды морозным вечером, на разводе, заступающий дежурным по полку начальник службы артиллерийского вооружения, по-видимому, редко назначаемый в наряд. Решил подбодрить бойцов и приоткрыть завесу над историей строительства полка. Разгуливая перед строем, майор поделился своими воспоминаниями:
   - Я в полку с самого его обоснования. Можно сказать - с самого первого колышка. Это не первая зима! Холодно! Но ко всему можно привыкнуть. К морозу я привык, могу на своём складе, находиться целый день! И ко всем сказкам об этом месте, тоже привык. Говорят, на месте складов было тувинское кладбище! Да было, ну и что?! Я за все эти годы, никаких приведений и призраков там не встречал. Враки, всё это!
   Замёрзшие бойцы, молча взирали на смелого майора, с одной единственной мыслью - поскорее бы уйти в тёплое караульное помещение. Закончив ободряющую речь, дежурный громко скомандовал:
   -По караулам! Шагом марш!
   Пропустив мимо себя строй, быстро зашагал в тёплое помещение дежурного по полку.
   Пост по охране арт.складов был сержантским, то есть, все три часовых сменяющих друг друга были сержантами. Заступила очередная смена, вернувшийся разводящий доложил, что часовые выставлены. Симонов разрешил ему идти отдыхать. Примерно через час, по сигнализации, неожиданно прозвенел звонок с артиллерийского склада. Срочно вызывающий начальника караула на пост. Быстро одевшись, с двумя караульными, Симонов побежал на вызов. Ещё на дальних подступах к проволочному ограждению, в морозном воздухе, они услышали испуганный голос часового:
   - Стой, кто идёт!
   Начальник караула ответил, и после определённых формальностей, Симонов и караульные зашли на пост. Часовой, почему-то понизив голос, как будто, боясь кого разбудить, слегка заикаясь, доложил:
   - Товарищ лейтенант, там под землёй пустота.
   Следом за часовым, Симонов и караульный направились в сторону вышки, стоящей на углу ограждения. Высоко в небе висел сияющий круг луны, безразлично освещая мертвенно бледным светом близлежащие лысые сопки и тёмные овраги. Стояла звенящая тишина, изредка нарушаемая отрывистым лаем собак в посёлке, и визгливым скрипом твёрдого снежного наста под ногами идущих людей.
   - Ну, и где эта твоя подземная пустота? - осведомился Симонов.
   - Вот сейчас сами услышите, - почти шепотом ответил часовой, - мы постоим, а вы, дальше идите.
   Бойцы остановились, Симонов, почти печатая шаг и намеренно громко скрипя снегом, направился дальше. Действительно, в одном месте звук шагов изменился, он стал гулким, как будто под снегом в земле была пустота. Володя вернулся и прошёл по этому месту ещё раз, и даже попрыгал на чуть-чуть пружинящем снеге.
   - А раньше что, ничего не замечали? - спросил он, у нерешающегося приблизиться, сержанта.
   - Я на этом посту последний раз стоял осенью, снега ещё не было. Тогда ничего такого не припоминаю.
   - Так не припоминаешь, или не было? - Вновь строго спросил Симонов у часового.
   - Не помню, товарищ лейтенант. Может, не прислушивался.
   - А сегодня прислушался, - подумал Володя, но промолчал, прекрасно понимая причину такого внимания. - Сюда бы этого "смелого" майора, пускай бы людям объяснил, что на самом деле, всё происходящее самовнушение и обман.
   Надо было что-то решать. До утра ещё далеко, весть непременно разнесётся по караулу. Человек с оружием неизвестно как поведёт себя в сложившейся ситуации. Испугается, начнёт палить с испугу! Всего скорее, часовой действительно не помнит, что было осенью. Симонов знал, что сержанты редко ходят на этот пост. Лучше всего охранять склад ГСМ - до караулки рукой подать, не надо топать на пост целых пятнадцать минут и проверяющий незаметно не появится, пока через дежурного по парку пройдёт - всё равно дверью стукнет.
   - Принесите с пожарного щита лопату и лом, - приказал Симонов караульным.
   Лом принесли, закинув автомат за спину, осмелевший при людях сержант, принялся долбить снег. Караульный отгребал снег лопатой. Вскоре из-под тонкого слоя земли и снега, был извлечён большой кусок фанеры, на котором, красовался выцветшими красками лозунг, призывающий всех, к новым свершениям и победам.
  Инцидент был исчерпан, Симонов строго-настрого приказал, пришедшим с ним караульным, никому не рассказывать о случившемся на посту.
  
   Труды, заботы и отдых.
  
   За повседневными делами и заботами людей, солнышко в морозном небе повернуло на весну. Дни стали длиннее, на улице заметно потеплело, сугробы на солнечной стороне дорог съёжились и торчали длинными, грязными иголками. Лора, несмотря на округлившийся животик, продолжала работать патронажной акушеркой. Вечерами Володя провожал её на обход квартир рожениц, предварительно вооружившись суковатой палкой, на случай нападения сбившихся в стаи, бродячих собак. Иногда, в составе медицинских бригад, жена выезжала с профилактическими осмотрами по сумонам - местным поселениям. Возвращалась расстроенная увиденной антисанитарией и ужасающими условиями жизни. Особых развлечений в маленьком посёлке не было, несмотря на то, что Чадан считался районным центром и гордо именовался городом. Телевизионный сигнал не мог пробиться через высокие горы и большое расстояние. Единственным очагом культуры являлся местный кинотеатр, куда Симоновы с друзьями пару раз ходили в кино. Сеанс проходил шумно, местные жители бурно реагировали на все перипетии сюжета, громкими выкриками подбадривая героев и выражая возмущение действиями отрицательных персонажей.
  В воскресные дни, если мужья не были заняты по службе, молодые семьи ходили в "лес". Лесом называлась узкая лента кустов и прибрежной растительности вдоль замёрзшего русла горной речки, пробегающей рядом с посёлком. Когда позволяла погода, на костре грели чай, жарили нечто похожее на шашлыки. Кушали, мужья выпивали, хором негромко пели песни. Вспоминали дом, друзей, родителей, делились планами на будущее.
   В конце апреля, батальон выехал на штатную стрельбу в город Юргу. До Абакана добирались арендованным автобусом. По прибытию в дивизию, в составе эшелона танкового полка выехали в Юргу. Свои учебные машины чаданцы не брали, стрелять предстояло из танков танкового батальона местного мотострелкового полка. Стрельбы прошли нормально, благодаря постоянным тренировкам и заботам Павлова стреляющие получили общую хорошую оценку. Симонов, вместе с начальником штаба, готовил, выверял и пристреливал машины. Несмотря на то, что, на все танки было заключение комиссии на допуск к стрельбе, на пристрелке Арнольд Ефремович приказал открыть десантные люки. И первые два выстрела проводить, находясь сзади танков, дёргая за длинную верёвку, пропущенную снизу машины через десантный люк и привязанную к "груше" механического спуска. На вопрос Володи он ответил:
   - Машина явно старше тебя и намного. Когда с неё последний раз стреляли, тоже, неизвестно. Противооткатные устройства артиллеристы по документам проверили. Но бережёного, бог бережёт! Я видел, как срывает пушки с цапф при неисправном тормозе отката! Придавит на месте наводчика враз! Как муху на стекле!
   Танк, после рывка за верёвку, как бы присел на задние катки, ствол изрыгнул жёлто-малиновое пламя, грохнул выстрел, машина окуталась дымом и пылью. В пустом боевом отделении, из пушки, со звоном, вылетела стреляная гильза.
   - Вот теперь, пойдём, посмотрим! - невозмутимо скомандовал Павлов.
   Приехавших танкистов, разместили в просторных землянках. Построенных, скорее всего, в те давние времена, когда на полигоне, во время войны, размешались запасные полки. Формирующие маршевые батальоны сибиряков для отправки на фронт.
   Вечером, лёжа на втором ярусе деревянных нар, глядя в закопченный, бревенчатый потолок, Володя думал о том, сколько же людей смотрели на эти потемневшие от времени брёвна. Сколько различных мыслей, надежд и воспоминаний таится в этом шершавом дереве. Сколько людей, когда-то, также лежащих здесь, не вернулись к своим матерям, жёнам, любимым.
  Странно, - эти замшелые брёвна, по-прежнему, здесь и особо не изменились с тех давних пор. А от людей погибших на той войне, за четверть века, наверное, и косточек в сырой земле не сыщешь? Лишь память матерей, вдов, повзрослевших детей, да пожелтевшие фотографии, среди таких же снимков многочисленной родни, в общей раме, рядом с зеркалами, будут напоминать, что человек жил, любил, радовался жизни, мечтал о счастье.
   Мысли, как-то сами собой, перешли к личным заботам и проблемам. Симонов очень волновался за оставшуюся дома беременную жену. Приближался срок родов. На работе, Ларисе посоветовали ехать рожать домой, к родителям. В местной поликлинике, по причине антисанитарии рожениц, имели место случаи стрептококковой инфекции. К тому же, первые дни после роддома под присмотром мамы и свекрови были куда полезнее, чем нерешительные, самостоятельные шаги молодой матери. Но шансы на то, что Симонову разрешат отвезти жену к родителям, практически, отсутствовали. Надо было ехать на стрельбы, затем, намечались крупные учения с отмобилизованием полка, каких в дивизии ещё не проводилось.
   К моменту выезда на стрельбу, Берманы получили новую квартиру в недавно построенном кирпичном доме. На новоселье в гости приехал из Омска отец Льва - Борис Михайлович. Дед соскучился по внуку, детям и решил навестить их в этой, по его мнению, необжитой и далёкой Туве. Краткий отпуск подходил к концу. Борис Михайлович стал собираться в обратный путь. Он с удовольствием согласился сопроводить Ларису до Ачинска, и посадить в поезд идущий на восток.
   Володя с грустью представлял, как приедет в пустую квартиру. Где, в этот раз, его не ждут любящие глаза жены, её заботливые руки, тепло и уют домашнего очага. За недолгие месяцы, прожитые вместе в Чадане, Володя привык к её любви и материнскому вниманию, и не представлял себе другой жизни.
   Обратная дорога оказалась длинней. На этот раз, до Ачинска они ехали пассажирским поездом, долго ждали в холодном, неуютном вокзале поезд на Абакан. И, без малого, сутки тряслись в автобусе до Чадана. В этой поездке, Володя неудачно уснул, привалившись к заиндевевшему окну "Икаруса". Проснувшись, он понял, что застудил шею, при каждом повороте головы, её пронизывала сумасшедшая боль, позволяющая держать голову только в одном, слегка наклонённом, положении. И поворачиваться в стороны всем телом.
   Подходя к дому, Симонов вновь подумал о пустой, холодной квартире. А тут, ещё эта шея - как на грех! Открывая своим ключом дверь, Володя по-хозяйски вспомнил, что, не раздеваясь, придётся сходить в магазин за хлебом и, кое каким, продуктами. В прихожей в лицо пахнуло теплом кухонной печки, запахами вкусной еды, и домашним уютом. Ещё мгновение, и он обнял, раскрасневшуюся у плиты, с распахнутыми, радостными глазами, любимую.
   - Ты, почему не уехала, - целуя жену, спросил Володя.
   - Как же я могла уехать, ты приедешь, а в доме пусто и холодно, - смеясь, ответила Лора, поправляя фартук, - успею ещё уехать!
   И хотя, Симонов в душе осудил беспечность своей неосмотрительной супруги. Но, где-то в глубине сознания, поднялась волна любви и преданности, к этому маленькому, отважному человеку, способному, ради близкого, совершать такие отчаянные поступки.
   - Что нибудь придумаем, - успокаивая жену, а больше самого себя, прошептал Володя, - все же люди - поймут! Может, даже совсем неплохо, что часть пути молодой женщине не придётся ехать одной. Что-то подсказывало - прояви настойчивость и добьешься отпуска по семейным обстоятельствам.
   На ночь, шею мужа Лариса намазала какой-то жутко жгучей мазью, замотала тёплым шарфом и обрядила в тёплую, зимнюю рубашку. Утром, собираясь на службу, он уже мог самостоятельно надевать гимнастёрку и поворачивать голову.
   Постепенно тоненький ковёр снега на окружающих сопках растаял. Без бурлящих ручьёв и громадных луж на землю пришла весна. И хотя, по утрам было прохладно, всё говорило о скором приходе лета.
  
   Отпуск по семейным обстоятельствам.
  
   Наконец, Симонов отважился написать рапорт, о предоставлении отпуска. Вскоре его вызвал командир батальона, выслушав лейтенанта, присутствующий на беседе Павлов, пообещал, что сам обратится по этому вопросу к командиру полка. На счастье молодых, командир полка полковник Стрельцов и начальник штаба майор Котелевский уехали по каким-то делам в штаб дивизии, в Абакан. На "хозяйстве" остался сосед, заместитель командира по тылу майор Севостьянов. Надо сказать, что старшие, и более умудрённые житейским опытом жильцы, по-родительски заботливо, относились к своим молодым и неопытным соседям. Помогая, словом и делом, по-видимому, вспоминая свои молодые годы и нелёгкую военную судьбу. Рапорт был подписан, радостные сборы продолжались недолго, уже на следующее утро, будущие родители, не дожидаясь вечернего автобуса, на такси, выехали в Кызыл. Дорога предстояла дальняя, первый её двухсоткилометровый этап был особенно тяжёл для Ларисы. На заднем сидении старенькой "Волги" её постоянно укачивало, приходилось периодически останавливаться отдыхать и приводить себя в порядок. Водитель, пожилой русский мужчина, с пониманием отнёсся к мучениям будущей роженицы. Опытный таксист, предложил Ларисе пересесть вперёд, и смотреть вдаль перед собой, а не на мелькающие бугры и кустики по бокам машины. Измученные и уставшие путешественники, ближе к вечеру, добрались до Кызыльского автовокзала. К великой радости, они всё же успели на последний автобус, удачно заняли передние места и, по знакомой дороге, поехали в Абакан.
   Успешно преодолев заснеженный перевал, в столицу Хакассии приехали рано утром. Володя купил билеты на ближайший поезд, молодые побродили по грязному от растаявшего снега перрону. Зашли в вокзальный ресторан, наполненный папиросным дымом и запахами много раз подогретой пищи. Через силу, покушали вчерашнего рассольника, с удовольствием попили горячего чая. До поезда оставалось несколько часов. Когда на улице потеплело, съездили на знакомый уже городской рынок и пополнили, в дальнюю дорогу, свои пищевые запасы.
   Купе полупустого вагона показалось долгожданным домом, попутчиков не подсадили. Помывшись и покушав, уставшие от утомительной, дальней дороги, пассажиры с удовольствием, растянулись на нижних полках.
   Проснулся Володя рано. Под стук колёс, полежал, закинув руки за голову. Лора тихонько посапывала, повернувшись к стенке. Разные мысли теснились в голове:
   - Скоро он станет "папой"! Забавно! - усмехнулся Симонов, - как-то не привычно звучит. "Вовка Симонов - папа!". Интересно, кто родится - мальчик, или девочка?
   Закралось беспокойство по поводу предстоящих родов и самочувствия жены после. Конечно, бабушки помогут в первые, особенно тяжёлые дни. Но самому, придётся уехать, буквально, на следующий день, иначе можно опоздать из отпуска. Негоже подводить соседа, отпустившего лейтенанта и подполковника Павлова похлопотавшего за него.
   Стараясь не разбудить жену, как в детстве, осторожно отдёрнув занавеску, стал смотреть в окно. В обрамлении оконной рамы, проплывала величественная тайга, могучие скалы, мрачные горы на горизонте, головокружительные обрывы, с быстрыми речушками на самом дне. За свою недолгую жизнь Володя успел уже порядочно поездить по стране. С родителями в воинском эшелоне в Забайкалье, во время отпусков отца, на далёкий Урал и, в не менее далёкую, Караганду. Во время учёбы в училище, в пограничном Благовещенске, и на стажировки в Приморский край. Постоянные переезды с места на место, обязательная составляющая офицерской службы.
   Дорога, по которой они ехали, была построена сравнительно недавно. Строилась как "комсомольская ударная стройка и магистраль века - Абакан - Тайшет". Трасса изобиловала уникальными мостами через таёжные реки и глубокие распадки. Симонов обратил внимание, что вдоль всей трассы тянулись громадные штабеля уже начинающего гнить леса.
   - Наверное, не успели вывезти лес, срубленный при расчистке трассы будущей дороги? - прикинул Володя, - а может, намеренно оставили, как запас топлива для паровозов. На всякий случай!
   В вагоне проснулись люди, захлопали двери купе, проводница, крикливым голосом, предлагала утренний чай. Принесли и им два стакана, в обязательных бронзовых подстаканниках, с витой надписью "МПС". За завтраком, Лариса, отпивая парящий, обжигающе-горячий чай, вспоминала:
   - В детстве мы жили возле самой железной дороги. Поезда ходили, прямо, за нашими огородами. Глядя на проходящие пассажирские, с большими окнами, развевающимися занавесками и счастливыми пассажирами, безразлично взирающими на стоящих в огороде детей. Я представляла себе, светлые, тёплые "комнатки" внутри этих зелёных вагонов, красиво одетых людей, пьющих чай, именно из таких стаканов в тяжёлых подстаканниках. Потом я выросла и тоже ездила на поездах. А теперь я так наездилась, что хочется, поскорее приехать домой!
   Володя, в свою очередь, вспомнил страшную соседку из детства, с красными, цепкими руками, торгующую кровавым мясом, на городском рынке. Её здоровенного, вечно пьяного, сына - "Лёху-моряка". Совершившего какое-то преступление и "маявшегося в лагере под Тайшетом".
   В этот самый Тайшет, они приехали ближе к вечеру. Вагон отцепили и затолкали в тупик, поезд, постояв, ушёл. Пассажирам объявили, что здесь они пробудут несколько часов, ожидая поезд "Гидростроитель - Иркутск", прибывающий с БАМа. На котором, и доедут до конечного пункта назначения вагона, города Иркутск.
   Путешественники отправились побродить по перрону и ближайшим окрестностям. Тайшет, город с таким, почти, среднеазиатским названием, так часто встречавшийся Симонову на жизненном пути, оказался захудалым городишком, без особых достопримечательностей. В этот раз он запомнился Володе, длинным, неопрятным, пьяным мужчиной, подсевшим к ним за столик в вокзальном ресторане. С явным намерением выпить сто грамм, заказанных для себя Симоновым. Всё говорило о том, что назойливый мужик только что покинул одну из многочисленных зон и ещё не определился со своим будущим маршрутом. Увидев на Володе форменные брюки с красным кантом из под штатской рубашки, очень похожие на милицейские. .Мужчина вытянул перед собой грязные руки и, с трудом, извиняющимся голосом, произнёс - "По-нял! По-нял!" и исчез в дверях. Позже они видели, как его волоком тащили по перрону два милиционера.
   Сделав в Иркутске пересадку, путешественники успешно доехали до дома. Где были радостно встречены родителями, прибывшими встречать детей на недавно купленном "Запорожце".
   Следующий день пролетел как один миг. Уже вечером, распрощавшись со своими и Лориными родителями, расцеловав на прощание грустную жену, Володя занял свое место в хвостовом вагоне на две минуты остановившегося пассажирского поезда.
  
   Мобическая сила.
  
   Полк готовился к проверке мобилизационной готовности, развёртыванию и проведению учений. Хотя, официально, все делали вид, что, как и раньше, занимаются обычными, повседневными делами. Начальник автомобильной службы, майор Большов, мотался по автопредприятиям района, согласовывая мероприятия и списки автомобилей. Начальники штабов батальонов, в мирное время командовавшие ротами, и командиры отдельных подразделений, также, уточняли списки призывников. Танкисты готовили танки. После того, как командир батальона предупредил, что в ходе предстоящих учений танки будут стрелять холостыми снарядами. Симонов, по приказу командира роты старшего лейтенанта Герасина проверил вооружение всех танков роты. На одной машине клин затвора пушки закрывался не полностью. Он, по непонятной причине, застревал в среднем положении. Володя несколько раз вынимал и разбирал клин, проверял полуавтоматику - древний агрегат машины, участвовавшей во взятии Берлина, не желал работать. Дефект был устранён, только, на следующий день.
   Вскоре приехало окружное начальство. Их было так много, что на утреннем построении, количество проверяющих, гораздо превышало число проверяемых. На совещании офицеров было доведено, что отмобилизование полка будет проверять "Москва". Точнее - Главная инспекция Министерства обороны, во главе с маршалом Москаленко. Засидевшиеся в тиши кабинетов, окружные проверяющие, вырвавшись на волю, пачками обнаруживали серьёзные недостатки в работе начальников служб и командиров подразделений. Ежедневно зачитывались приказы по полку о найденных недостатках и наказании виновных. Начальник штаба полка называл это действо - "сделать доворот". Тексты самих "доворотов", по его приказу, составлял зам. начальника штаба - капитан Линенко. В ответ на наказания, по полку поползли, неизвестно кем придуманные, анекдоты и афоризмы, вроде таких:
   - Вызывает ОН Линенко: - Прилетает Москаленко, чтобы в страхе был народ, надо сделать доворот.
   - Нет машины у ворот, надо сделать доворот.
   Офицеры сутками находились в полку, пытаясь исправить постоянно находимые недочёты. Почти ежедневно проводились строевые смотры. Партийно-политический аппарат, стремясь обозначить свою работу, как обычно, в самые неподходящие моменты, не с кем ни согласуя, проводил партийные и комсомольские собрания. Для краткости, планируемые в ходе проверки мероприятия, между собой назывались "войной". Измученные офицеры шутили:
   - Скорее бы "война", да в плен сдаться!
   - Враги! Не надо с нами воевать. Объявите нам войну, и не нападайте! Мы сами, друг друга строевыми смотрами и собраниями до смерти заездим!
   Наконец, внезапно, в заранее известный всем день и час, рано утром, началась "война". Симонов, как и многие офицеры батальона, по странному стечению обстоятельств, в эту ночь ночевали в батальоне. По плану, почти развёрнутый взвод Симонова, выходил из парка первым, загружал на складе боеприпасы и занимал боевые позиции для охраны территории полка. Танки взвода, почему-то, стояли в третьем ряду. Механики-водители рот, где не было остальных членов экипажей, ещё только заводили боевые машины, стоящие перед Володиным взводом. А взвод Симонова, запустившись первым, не имея возможности свободно покинуть парк, завалил часть стендов с наглядной агитацией, пролёт проволочного забора и благополучно убыл на загрузку боеприпасов.
   На складах артвооружения, встретивший взвод посредник с белой повязкой, записал время и сообщил, что загружать боеприпасы не надо. Можно следовать по своей боевой задаче. Позиции для обороны располагались на склоне высоты обращённой в сторону местного аэропорта, в свежевырытых бульдозером окопах.
   Танки заняли огневые позиции, Симонов, на всякий случай, указал ориентиры, сектора обстрела и приказал командирам танков составить карточки огня.
   Из башни танка Володя мог видеть все, что происходило на территории части. Спустя какое-то время, танки батальона, дымя не прогретыми двигателями, тремя колоннами, перевалили сопку за танковой директрисой и скрылись из вида. Из города, нескончаемой вереницей, поднимая пыль и оглашая окрестности рёвом десятка моторов, двинулись автомобили. Симонов даже удивился, не понимая, где вся эта армада скрывалась до сегодняшнего утра. Блестя стёклами в лучах утреннего солнца, ползли грузовики, автобусы, бензовозы и санитарные машины. На автобусах, грузовых машинах, и нестройными пешими колоннами, к полку потянулись люди. Всё это походило на "великое переселение народа, или на фильмы про войну, с отступающими беженцами.
   Вся большая территория полка была занята, постоянно перемещающимися группами людей. Люди и машины стояли возле вещевых складов, складов артиллерийского вооружения, строились в коробки и колонны. За забором, на пустыре, бегающие, как трудолюбивые муравьи, фигурки людей, разворачивали громадные узлы и ставили большие палатки. Дальше, в линию строились ползающие повсюду автомобили, колёсные трактора и автокраны. Кое-где, уже дымились полевые кухни.
   Ближе к обеду, оглашая окрестности ужасным грохотом, и поднимая облака пыли, на аэродроме приземлились два военных вертолёта. Симонов понял, что это и есть, те самые ужасные люди, которыми последние дни пугали народ. Кавалькада легковых машин, проследовала рядом с танками, не удосужив их вниманием, и остановилась возле штаба полка.
   Вечером, когда солнце склонилось к горизонту, большая часть автомобилей, с сидящими в кузовах людьми, извивающейся цепочкой ушла в ту сторону, куда утром двинулись танки. Вскоре и Симонов по радиостанции, голосом Павлова, получил приказ прибыть в расположение батальона.
   В сумерках, по следам танков, взвод прибыл в район обороны своей роты. Часть боевых машин батальона уже заняли недавно выкопанные окопы. Недалеко, ревя двигателями, выпуская в небо чёрные струи дыма, гусеничный бульдозер и экскаватор продолжали копать окопы.
   Здесь, взвод уже ждали, трое назначенных заряжающих. Все будущие танкисты, срочную службу, служили в артиллерии, и по злой иронии судьбы, именно, в противотанковой. Старшина батальона старший сержант Богатов, привёз оставленный для взвода ужин. Ночевали, расстелив укрывочные брезенты, на трансмиссиях боевых машин.
   Утром, очередь на оборудование окопов дошла и до взвода Симонова. С командиром роты, они пошли ещё раз осмотреть места будущих окопов. Левый фланг взвода являлся флангом всего батальона. Командир полка решил использовать танковый батальон, централизовано, для проведения контратак Танкисты занимали оборону во втором эшелоне полка, поэтому соседей с флангов не было. Осматривая местность, офицеры наткнулись на очень интересную горку. Одна из сторон её была пологой и позволяла подняться на самую вершину. Противоположная, круто обрывалась вниз скалистой, неприступной стеной. Почти на самом верху, неожиданно, на них спикировала большая, явно, хищная птица. С громким криком, она несколько раз пронеслась над самыми головами, почти сбивая фуражки.
   - Тут, где-то гнездо с птенцами, - предположил Володя.
   Опасливо осматриваясь, они поднялись на самую вершину и заглянули в обрыв. В нескольких метрах ниже, на скальном уступе, из веточек, травы и перьев было сооружено гнездо. В котором, подняв к небу широко открытые, красные рты, шевелились несколько птенцов. Сама птица сидела неподалёку на торчавшем из скалы камне, злобно поглядывая на людей.
   - Надо уходить, иначе она бросит птенцов, - предложил Симонов.
   Стараясь не шуметь, офицеры спустились к подножию. Через пару часов танки взвода Симонова заняли свежевырытые окопы.
   В течение нескольких дней, с прибывшими "партизанами" проводились занятия по технике, боевым уставам, тактике, выполнению свои обязанностей в экипаже танков.
  Тактические занятия проходили тут же, позади района обороны, на широком и пыльном поле. Вечно занятый командир роты, обычно, поручал их проведение Симонову. Для не посвящённого человека, всё выглядело так, будто, молодые люди, и уже успевшие пополнеть дяденьки, маленькими группками, с красными и белыми флажками, играли на поле в какую-то увлекательную, детскую игру. Бегали по пыльной траве, размахивали флажками, то, стремительно разбегаясь в стороны, то, вновь, сбиваясь в длинную цепочку. Одновременно поворачиваясь в разные стороны, что-то, громко крича, будто подбадривая самих себя.
   Это называлось - " тактико-строевыми занятиями по отработке тактических нормативов, пеший-по танковому". Уставшие и потные "партизаны", смеясь, называли этот способ, известной у танкистов фразой - "пеший - по-лешему".
   Однажды, приезжал полноватый генерал, по-видимому, сапёр, с ним командир полка - полковник Стрельцов, начальник инженерной службы, майор Молодецкий и командир сапёрной роты, капитан Варэнд, они осмотрели батальон, обошли все позиции. И, вероятно, остались довольны увиденным, судя по хорошему настроению командира полка, и, не менее радостному, командира батальона.
   На общем построении батальона, было доведено, что утром следующего дня, проводимые мероприятия переходят в очередную фазу - тактические действия в составе полка по теме - "Наступление на обороняющегося противника, из положения непосредственного соприкосновения с ним".
   Перед фронтом батальона, местность плавно опускалась в голый распадок. Там, примерно в трёх километрах ниже, занимал оборону мотострелковый батальон майора Базылина. По белеющим, песчаным брустверам, была видна изломанная линия свеже отрытых окопов. Бугорками выделялись блиндажи, огневые точки и командные пункты. В маленькой ложбинке позади, торчали трубы миномётов, там же дымил кухнями пункт хозяйственного довольствия. Весь остаток дня, танкисты, способом "пеший по танковому" изучали маршруты выдвижения к переднему краю обороны. Намечали и обозначали веточками места преодоления окопов. Объясняли пехотинцам, что именно в этом месте, танк будет переезжать через окоп и что надо в этом случае делать. Володя заметил, что большинство вновь призванных солдат были местными, коренными жителями.
   Вечером Володю вызвал командир батальона, с некоторым удивлением и, плохо скрываемым, неудовольствием сообщил:
   - Тебя, что-то замполит полка вызывает. У нас с комсомольскими делами всё в порядке?
   - Вроде, бумаги все оформлены, - доложил Симонов, - так, я их с собой не брал. В казарме, в сейфе и остались.
   - Плохо, - посетовал Колюжный, - сейчас, какой нибудь ретивый проверяющий потребует для проверки. А документов и нет! Бери машину, санитарку и езжай в штаб полка! Знаешь, где он стоит? - Симонов кивнул головой. - Если будут бумаги спрашивать, сразу езжай в полк. Заберёшь и назад. Да, коль поедешь, забери почту на батальон.
   Сидя в кабине приписанного гражданского уазика, Володя мысленно прикидывал, зачем он мог, понадобился подполковнику Письмак? Дело в том, что прошлой осенью его избрали не освобождённым секретарём комсомольской организации батальона. Все комсомольские собрания, заседания и прочие дела, требовалось, должным образом протоколировать и оформлять. Это бумаготворчество занимало немало времени. И, как правило, помимо планов проведения занятий, конспектирования ленинских работ, это скрипение пером, приходилось делать поздними вечерами дома. Или, в лучшем случае, бессонными ночами в карауле. С другой стороны, если в штаб требовались комсомольские документы, то об этом, сказали бы сразу, и приказали привезти. И звонил бы по этому поводу, не замполит, а полковой комсомолец, капитан Максимов.
   Водитель хорошо знал дорогу, вскоре они подъехали к палаткам и радийным машинам штаба.
  В большой палатке было полно людей. В углу, над расстеленной на столе картой что-то обсуждали начальник штаба полка и начальник разведки майор Щепетков. С другой стороны, примостившись на уголке, заваленного документами стола, что-то строчил на листке бумаги капитан Линенко. В дальнем углу, в окружении призванных из запаса офицеров, нелепо выглядевших в своей не обмятой форме и солдатских пилотках на лохматых головах, сидел подполковник Письмак.
   Симонов доложил о своём прибытии. Подняв на лейтенанта усталые глаза, занятый своими делами и мыслями, подполковник, с трудом вспоминал, зачем он его вызвал. Вспомнив, просветлел лицом, широко и радостно заулыбался, протягивая ладонь, вышел из-за стола, с лицом, выражающим неподдельную радость. Симонов, судорожно вспоминая какой подвиг он уже успел совершить, и за что, его сейчас собираются награждать, стоял вытянувшись "по стойке смирно".
   Сильным голосом, сразу заглушившим разговоры других, замполит, крепко пожимая руку Володи, сказал:
   - Товарищи офицеры, недавно в полк позвонил отец лейтенанта Симонова и сообщил радостную весть - у Симонова родилась дочка! Давайте поздравим молодого отца!
   Все вновь зашумели. Симонова поздравляли, жали ему руку, хлопали по плечу. Кто-то из соседей призрачно намекал на необходимость "обмыть" это событие, сразу же после учений.
   Володя растерянно отвечал на поздравление, пожимал протянутые руки, радостно улыбался, оглушённый долгожданным известием. Выйдя из палатки, он какое-то время стоял, приходя в себя, и ощущая в новом качестве. По пути к машине, заглянул в палатку коммутатора телефонистов. Выяснилось, что отец звонил ещё до обеда на постоянный коммутатор в полку. Откуда телефонограмму переслали сюда. Симонов, иногда, ночью, тоже, звонил из караула, через полковой узел связи домой - родителям. Для этого, всего лишь, надо было знать позывные армейских коммутаторов по пути следования звонка. Солдаты связисты, быстро, через знакомых девушек - телефонисток соединяли его с домом. Наверное, таким же способом, сообщая приятную весть, воспользовался и отец, в военном городке далёкого Забайкалья. Согласно записи в тетради полученных телефонограмм, отец сообщал, что здоровье роженицы и малышки хорошее.
   По пути назад, Володя анализировал произошедшее. То, что здоровье Лоры и новорождённой дочери хорошее, это уже прекрасно. Не зря же они побоялись рожать в Чадане и поехали домой - "дома и стены помогают". Хотя Лариса всё время пыталась скрыть своё волнение от Володи, он чувствовал, что она волновалась и побаивалась. Симонову, как большинству молодых отцов обязательно хотелось мальчика. Но родилась хорошенькая, маленькая девочка, которая вырастет в прекрасную девушку-красавицу. И они, с Ларисой, будут любоваться ею. Молодец замполит, в такой кутерьме, нашёл время сообщить и поздравить. Сейчас, надо думать, о том, как поскорее закончить эту "войну", и, как можно быстрее, увидеть своих маленьких девчонок.
   В батальоне все, также, поздравляли Володю. Искренне радовался, пожимая руку и обнимая новоиспеченного отца, друг - лейтенант, Лёва Берман.
   - Привезёшь Ларису, будут вместе с моей Валюшкой гулять с детьми!
   Арнольд Ефремович Павлов, поздравив, заверил:
   - С учений вернёмся, поставишь технику в парк, и пиши рапорт на очередной отпуск! Отпустим!
   Утром следующего дня, успешно отразив атаки противника, мотострелки, во взаимодействии с танкистами, перешли в наступление. По установленному сигналу, боевые машины вышли из успевших надоесть окопов и на большой скорости ринулись на врага. По замыслу, после того, как танки преодолеют передний край обороны своих мотострелковых подразделений, пехотинцы выходят из окопов и с криками "Ура!", вслед за танками, устремляются в атаку.
   На самом деле, всё, как-то сразу, не заладилось, когда до окопов пехотинцев оставалось ещё метров сто, некоторые бойцы, наверное, наиболее отчаянные и смелые, не дождавшись танков, стали выпрыгивать из своих окопов, и, оглядываясь на приближающиеся, грохочущие и блистающие гусеницами танки, бросились в сторону противника. Вскоре их примеру последовали остальные. После того, как кто-то из танкистов, по-видимому, случайно, выстрелил, выданным накануне, холостым выстрелом из пушки, скорость наступления пехотинцев заметно возросла.
  Напрасно командир танкового батальона до хрипоты кричал по радиостанции:
   - Танкисты, не отставайте от пехоты! Не отрывайтесь от пехоты! Танкисты, увеличить скорость!
   Усилия танкистов были тщетны. Недавно призванные "резервисты-партизаны", в едином порыве, теряя противогазы, скатки и вещмешки, бросились в сторону врага.
   Перед танком Симонова стремительно неслись, перепрыгивая через кочки, с десяток новоиспечённых солдат, из местных. Они веером разбегались от приближающейся боевой машины, с перекошенными от испугу лицами, оглядываясь на грохочущий танк и размахивая руками. Попытка механика - водителя сигналом привлечь их внимание, только усугубила положение.
   Симонов открыл командирский люк и осмотрелся. Некоторые танки самостоятельно остановились, большая часть пехотинцев продолжала бежать в сторону врага. По полю следом, неспеша шли оставшиеся солдаты и офицеры, в пехотной амуниции и, блестящих на солнце, касках. Наконец, поступила общая команда "Стой!"
   К танку Симонова подошёл командир мотострелкой роты Юра Нефёдов:
   - Ну, вы танкисты, наше войско так напугали, что они теперь будут бежать до самого вечера! - сдвинув на затылок каску и вытирая вспотевший лоб, усмехнулся Юра. - А что удивляться? Больше половины вообще не служили! А те, что служили в разных стройбатах, живого танка в глаза не видели! Вы, лучше постойте, не двигаясь, пока мы их соберём, иначе совсем разбегутся!
   На этом "война" закончилась. Оставшийся, и весь следующий, день, танкисты "обкатывали" пехотинцев. Взвод Симонова "обкатывал" роту Нефёдова. Выглядело это так - в дополнительно углублённом окопе, с твёрдыми стенками, находилось два-три обучаемых. С одной стороны выход в общую траншею закрывал собой мощный командир роты, с другой не менее крупный, сержант срочной службы. Танк проходил по заранее обозначенному проходу над головами находящихся в окопе. Два раза - туда и назад. Несколько человек не могли справиться со своим страхом. Таких обкатывали отдельно. Это выглядело, как эпизод с "Трусом" в фильме Гайдая "Кавказская пленница". Обучаемый извивался, трясся, вырывался, но Нефёдов и сержант крепко держали его за руки. На следующий день, осмелевшие "партизаны", самостоятельно сидели по одному в окопе, и умудрялись, даже, после прохождения танка, метать ему в след на моторное отделение деревянную гранату.
   В последующий день, не удавшуюся часть учений с триумфом повторили. Враг был наголову разбит! На другой день танкисты, совершив, согласно плана учения, пятидесяти километровый марш, прибыли в парк. Через два дня, Симонов убыл в отпуск.
  
   На крыльях любви.
  
   Он не ехал, а буквально летел, в прямом и переносном смысле. От Чадана до Кызыла, на маленьком, почтовом АН-2. Который, начальник, гордо именуемого, "аэровокзала", одновременно являющийся радистом, билетным кассиром и старшим руководителем полётов, завернул с какого-то другого маршрута. Бодро стрекоча, самолёт появился на горизонте, на бреющем полёте, почти касаясь земли, промчался над взлётной полосой, распугивая пасущихся там коров. Мягко приземлился, натужно ревя мотором и важно покачиваясь, подрулил к месту посадки пассажиров. Пассажиром был один Симонов. Экипаж даже не глушил мотор. По выставленной из открывшейся двери аллюминевой лестнице, Володя поднялся в салон. Дверь захлопнулась, самолёт задрожал, и всё ускоряя бег, помчался по песчаному полю. В круглом окне иллюминатора замелькали кустики и песчаные бугорки. В какое-то мгновение Симонов почувствовал, что они взлетели, исчезли глухие удары колёс шасси о неровности земли, в теле появилась какая-то лёгкость, сравнимая с детскими ощущениями отчаянных полётов на качелях. Земля плавно ушла вниз.
   Володя, хотя и вырос в авиационном гарнизоне, но никогда не летал на самолёте. Воинская часть, где служил его отец, располагалась в большом военном городке и готовила авиационных механиков. Был и аэродром, где стояли учебные самолёты, которым не суждено было больше летать. Изредка прилетали транспортные самолёты, как этот АН-2, или более крупные Илы и старенькие ЛИ-2. Гарнизонская детвора облазила все списанные самолёты на краю аэродрома. Иногда, работающий на самолётной стоянке отец кого-нибудь из друзей, разрешал посидеть в кабине современного, реактивного самолёта. Все мальчишки бредили небом. Симонова больше тянуло к автомобилям, он знал почти всех солдат - водителей учебной части, и рано попробовал себя в вождении. Иногда, знакомый "дядя", разрешали ему "подрулить", где нибудь вне посёлка, по полевой дороге на аэродром. Вышло так, что он стал офицером танкистом. Но детская любовь к самолётам осталась.
   Длинные сидения в салоне самолёте, наподобие лавок, располагались вдоль бортов. Посредине стояли крепко связанные ящики, большие и маленькие, по-видимому, посылки. Кроме Володи, пассажиров в самолёте не было, в открытую узенькую дверь в пилотскую кабину, он видел плечо и голову пилота в наушниках. Двигатель натужно ревел, и чувствовалось, что самолёт набирает высоту. Сидя спиной к иллюминаторам, Володе было неудобно смотреть на землю. Он перешёл к краю сидения и сел боком, с интересом взирая через выпуклое стекло на землю, проплывающую под крылом. Как на топографической карте, внизу появлялись редкие пятна зелени вдоль извивающейся ниточки маленькой речки. Проплешины лысых горных вершин, похожие на головы рано облысевших стариков. Из-под самолёта, то появлялась, то, вновь, исчезала ленточка шоссе, с идущими по ней редкими автомобилями. Симонов предположил, что пилоты летят, ориентируясь по этой дороге. В щель двери высунулся второй член экипажа, тот самый, что запускал Володю в самолёт. Симонов понял, что его зовут к кабине, он подошёл и встал в проёме двери. Справа и слева, на своих местах, сидели пилоты, держа руки на подрагивающих полуштурвалах. Посредине размещалась приборная панель, с несколькими рядами одинаковых переключателей, и множеством разномастных приборов. От обилия этих вещей у Симонова зарябило в глазах. Лётчики были примерно, Володиного возраста. Стараясь перекричать шум мотора, левый пилот сказал, указывая рукой вперёд:
   - Лейтенант, видишь вот там, впереди горы?
   Симонов не увидел, но на всякий случай, сглотнув воздух, ответил:
   - Вижу!
   - Теперь смотри направо! Тёмно-синие облака, это грозовой фронт! Мы не можем подняться выше его, поэтому будем пытаться попасть в Кызыл раньше! Сейчас ещё немного подпрыгнем над горами и, вперёд! Но, можем не успеть, попадём в грозовой фронт, нас потрясёт и поболтает! Поэтому иди в салон, найди на сидении ремни, пристегнись! И смотри, чтобы ящики на тебя не посыпались!
   Симонов вернулся к скамье, нашёл потёртые и грязные ремни, пристегнулся, как смог. И стал ждать дальнейшего развития событий. Володе было не ясно, зачем командир рассказал ему всё это? Может, хотел попугать, а может, наоборот, предупредить? Самолёт, вздёрнув носом, поднялся ещё выше. Внизу, гораздо ближе, чем на равнине, проплывала земля. Были хорошо различимы крутые сопки, голые, торчащие зубцами, скалы и, даже, отдельные деревья, на их склонах. Маленькое селение в зелёном распадке, с квадратиками огородов и стадом животных, возле круглого пятнышка воды.
   Незаметно в салоне стало темно и тревожно. В подёрнутом влагой иллюминаторе просматривалась лишь серая, клубящаяся муть. Самолёт заметно потряхивало. Болтанка усиливалась, пол салона, то, внезапно, проваливался вниз, то резко возвращался назад, передавая ногам вибрацию, воющего на больших оборотах, двигателя. Так продолжалось достаточно долго. Симонов успел подумать, что, наверное, зря сел в этот хлипкий самолётик. Даже ближайшее будущее, теперь, было неясным и туманным, как чёрные, мрачные облака за окном.
   Внезапно яростный гул двигателя прекратился, самолёт клюнул носом и помчался к земле. Кабина пилотов оказалась ниже сидящего на лавке Симонова, за тонкой стенкой борта свистел ветер. Тошнота подступила к горлу, страшно захотелось пить.
   - Всё! - подумал Володя, - сейчас разобьемся о землю как перезревший арбуз. Бац! И только брызги во все стороны!
   Неожиданно мотор вновь заклекотал, неудержимое падение замедлилось. В иллюминаторе просветлело, ещё секунда и они плюхнулись на мокрое поле Кызыльского аэропорта. Самолёт на мгновение приостановился, как будто и сам, не веря в столь благополучное приземление, пилот переговорил с кем-то по радио. Мотор, взревел, и машина покатилась, важно покачиваясь, в сторону стоянки таких же, двукрылых, безотказных работяг. Там их уже ждал маленький автобус. Наверное, лицо Симонова, непроизвольно выражало всё то, что он прочувствовал в самолёте несколько минут назад. Рассаживаясь в автобусе, командир спросил:
   - Наверное, испугался?
   - Есть немного, - соврал Володя.
   - Вовремя успели, сейчас загремит!
   И как бы в подтверждение его слов, хмурое небо, с треском, осветила близкая молния, округу расколол ужасный грохот, с небес, освещаемые яркими всполохами, низверглись плотные струи дождя. Начался ливень.
   Взяв такси на площади перед аэровокзалом, Володя под продолжающимся дождём, переехал на автовокзал. Обеденный рейс на Абакан ещё не ушёл, взяв билеты, обходя лужи, он направился к стоящим на площади автобусам. Нужный, с надписью "Абакан", стоял почти последним в ряду одинаковых машин. Дверь была открыта, но на первой ступеньке лестницы стояло ведро, закрывая вход. Водитель сидел на переднем пассажирском кресле, уткнувшись в развёрнутую газету. Услышав шаги, не поднимая головы, буркнул:
   - Погуляйте, посадка через тридцать минут.
   Володя сразу узнал в нём полноватого водителя, никак не желающего жениться, который, почти год назад, вёз их в Чадан.
   - А для постоянных клиентов? - с иронией спросил Симонов.
   Опустив газету, водитель с интересом посмотрел на шутника:
   - А! - наконец-то вспомнив Симонова, заулыбался водитель, - старым пассажирам всегда рады! В командировку? В Абакан? Проходите, что под дождём стоять.
   Володя поднялся в автобус и сел через проход от водителя.
   - Нет! За женой и дочкой еду, они у родителей.
   - Уже с дочкой? - Удивился водитель, - вы прямо ударники труда, стахановцы! Как быстро всё меняется!
   - Стараемся, - поддержал тон Володя, - так и вы, прошлый раз, на Чадан ходили. И собирались после Нового года домой уехать, невесту искать!
   - Не судьба! Собирался, а пошло всё не так, - с лёгкой грустью продолжил собеседник, - встретил женщину, моих лет, разведёнка, с ребёночком - дочкой. Вроде, дела пошли на лад, расписались. Мне комнату дали в малосемейке. Жили, да поживали! Девчушка стала меня "папой" звать. Перешёл на рейсы в Абакан, тут платят больше, и время есть между поездками с семьёй побыть. А потом, как что оборвалось, всё юзом пошло. Как ни день, так ругань, обиды, слёзы. С парнями пива выпить зайду после рейса, дома скандал! Претензии, мол, не помогаешь, всё на мне, кручусь как белка. А мне, когда помогать? Двое суток в поездке, а когда какая неисправность, приходится в Абакане и по три дня на ремонте стоять. Домой приедешь - отоспаться, да помыться, а там, опять в рейс. И пришла мне в голову, вот какая мысль - бабы, как кошки! Пока нет хозяина, пока кошка ничья, она изо всех сил старается, кому нибудь понравиться, что бы её в дом взяли. Что бы она и, впрямь, стала домашней. Ластится к будущему хозяину, трётся, мурлычет ласково, просит погладить. Мол, возьми меня, обогрей, приласкай! А, как попадёт в дом, осмотрится, да обживётся, как кто подменил. Вознесётся до небес, на телеге не подъедешь! Ну, прямо, столбовая дворянка! Все вокруг неё, она в центре! И главное ей необходима полная самостоятельность. Не зря же говорят - "кошка гуляет сама по себе".
  Короче - переругались в пух, и прах! Спим порознь, какие уж тут дети!? Уйти? Жалко, привык уже! И дочку-Катюшку жалко! Только отец появился, и на тебе! Может, малышке придётся к новому отцу привыкать. Так ребёнок начнёт каждого дядьку отцом звать. Тяжело им будет одним жить!
   Похлопав себя по карманам, предложил:
   - Пойдём на воздух покурим. Не будем в салоне дымить.
   Вышли, закурили. Симонов понимал, что человеку необходимо выговориться, поделиться наболевшим. С друзьями-товарищами особо не поделишься, пойдут разговоры, да, пересуды. А он, - Симонов, человек посторонний, наверное, больше и не придётся свидеться, выслушает, к сердцу примет. Может, что и подскажет, несмотря на то, что сам, ещё, молод. Но уже имеет опыт семейной жизни, прекрасную жену и только что родившуюся дочку. К тому же, командир, независимо от возраста - всегда командир, значит, как кажется людям, более опытный и мудрый. Володя не знал, что посоветовать старому знакомому и решил сменить тему.
   - А напарник ваш где?
   - Сашка? Худой такой?
   - Прошлый раз с вами в Чадан ездил.
   - Так и ходит на Чадан! Меня всё агитировал жениться! У него теперь свой автобус, выдвинулся, старшим ездит.
   - Женился? - поинтересовался Володя.
   - Слышал, встречается с одной девушкой. Она в банке работает, с родителями живёт. Дело, вроде, к свадьбе движется.
   - Ваша жена, я думаю, не зря на вас обижается, - продолжил Симонов. - Мы, мужики, помощники никудышние, то не знаем, что надо делать, но, чаще, не умеем. Простое, кажется дело, покушать приготовить. Я, как свою рожать отвёз, один жил. Начнёшь, даже картошку жарить, насвинячишь кругом, потом дольше посуду моешь, чем ешь. Жена, раз-раз, между делом, там поправит, тут подотрёт, глядишь и ужин готов. А если ребёнок маленький, у неё вообще, дел невпроворот. И, нам, технарям, надо ещё одежду постирать, да рубашки погладить! Мы же, это не ценим!
   - Так и я, вроде, без дела не сижу. Шесть часов по таким дорогам проехать - руки от баранки отвалятся! А ответственность, какая? Не дрова - людей везёшь! Из рейса вернусь, за дочкой в садик схожу! Вместе по магазинам походим, а, то, как же!
   Володя, про себя подумал, что своей Лариске он, вообще, не помощник. Редко, даже в воскресенье, бывает свободным. Если не наряд, так какие нибудь дела в батальоне. Одна и крутится, но не жалуется.
   - А вы, выберите время, да её с собой в рейс возьмите! - Неожиданно пришла идея Симонову, - может быть, даже, с дочкой! Пускай супруга ближе познакомится с вашей работой, и дочка посмотрит, какую большую машину водит отец. В Абакане пока готовитесь в рейс, по городу походите, на карусели покатаетесь, девчонку мороженым угостите!
   - Не плохая идея, - согласился водитель, - пускай посмотрит, почём хлеб шофёрской достаётся!
   Возле двери автобуса стали собираться пассажиры. Дождик прекратился, снова выглянуло солнце.
   - Вы квартиру то, получили? - заканчивая разговор, спросил водитель.
   - Получили, ещё прошлой осенью, перед Новым годом! - ответил Володя, усаживаясь на своё обычное место, возле двери.
   Пришёл второй водитель, пожилой, серьёзный мужчина. Посадка закончилась, автобус тронулся. До Абакана, как показалось Володе, доехали быстро. Он почти всю дорогу проспал. Ночью где-то останавливались, Симонов со всеми выходил на воздух. По команде повеселевшего водителя - "Мальчики налево, девочки направо!", делали свои дела и ехали дальше.
   В обед, на привокзальной площади Абакана, он распрощался со своим знакомым. В пустом зале ожидания, в окошечке с надписью "Воинская касса", взял билет и вышел на перрон. Бесцельно побродив по вокзалу, поехал в город купить в дорогу продукты. Внезапно почувствовав голод, зашёл в городскую столовую. День был воскресный, и в заведении было шумно от народа пьющего пиво. Симонов особо пиво не любил, но взял, в придачу к сарделькам, кружку пенного напитка, и прошёл к столику, где сидели двое мужчин. Каково было его удивление, когда в сидящих он узнал своих недавних подчиненных - приписников, с которыми обслуживал танки. Те обрадовались ещё больше, Менжунов, с присказкой - "пиво без водки - деньги на ветер", предложил разбавить пиво спрятанной под столиком водкой. Но Володя отказался, сказав, что от ерша сильно болеет. Посидели, поговорили, Симонов рассказал о полковых новостях, вместе посмеялись над разбежавшимися от танков пехотинцами. Мужчины посетовали, что им на производстве, долго не выплачивали деньги за время, проведённое в армии. На том и распрощались.
   Вечер Володя встретил в купе поезда, несущего его навстречу жене и дочери. По знакомой, теперь дороге, доехал до станции, больше известной, как место ссылки Декабристов. О чём ещё раз напоминали барельефы этих замечательных людей, на общем памятнике, воздвигнутом на перроне. Отсюда начинались знакомые с детства места. Сюда, после уроков в старших классах, "просто, незачем" ездили пацанами на товарняках. Здесь, в медицинском училище училась Лариса, сюда, год назад, они приезжали забирать её диплом. Вроде, только вчера всё это было, а прошёл, уже, целый год. Дальше железнодорожное полотно бежало рядом, с любимой с детства, чистой, говорливой речкой. Которую, в далёком, неприветливом месте, они вспоминали, почти, каждый день, по которой скучали. И воспоминания о её красивых, таёжных берегах, сближало влюблённых ещё больше. Вот и маленькая станция, на которой, даже, неспешный, пассажирский поезд, не нашёл нужным останавливаться. Здесь, ожидая пригородного поезда, они целовались на лавочке под сенью громадных тополей. Вон, за теми домами, река, на её галечном берегу причал для древнего парома. За рекой, от парома, лесная дорога, по которой Володя, не единожды, ходил в глухую, таёжную деревню на свидание со своей любимой. Как они там? Где сейчас Лора и дочка? Выписали их из поселковой больницы, или нет? Если уже выписали, где она его ждёт? У него дома, или в доме своих родителей? Вопросы, вопросы! Все ответы могут быть только по приезду!
   Наконец, за окнами проплыл небольшой посёлок, с весёлым, хохочущим названием, где жила Лорина бабушка и от которого до конечного пункта Володиного путешествия оставалось двадцать пять километров. Когда в детстве, Вовка с родителями возвращался из отпуска, обычно, проехав эту станцию, они начинали радостно готовиться к выходу. Засобирался и Симонов, ещё из Иркутска, сделав пересадку, он дал домой телеграмму о своём приезде, и был уверен, что его встретят. Сердце тревожно и радостно забилось, как у курсанта первогодка, впервые, в новом качестве, приехавшего домой.
  
   Дочка Женя.
  
   Стоя в двери открытого тамбура, Симонов задолго до остановки поезда, увидел среди встречающих, голубую авиационную фуражку отца. Спрыгнув на щебёночный перрон вокзала, он попал в его могучие объятия.
   За зданием вокзала, в родительском "Запорожце", его ждал счастливый младший брат, Серёга. Всегда с радостью встречавший старшего брата, приехавшего в отпуск. И потом, целый месяц, как хвостик, ходивший за Володей, не давая им с Ларисой побыть наедине.
   По дороге домой, отец сообщил, что Лору должны были выписать ещё вчера, но, узнав о его приезде, родители, в тайне от неё, упросили врачей задержать роженицу ещё на один день. Для того чтобы, как положено, юную маму, с маленькой доченькой, встретил из родильного дома, сам - молодой отец. И Лорины, и Володины родители ждали их у Симоновых, гости оповещены, столы накрыты. Володе только остаётся быстренько помыться, переодеться и мчаться за своими девчонками.
   Дома, расцеловавшись с мамой и собравшимися, он быстро помылся. За это время, женщины погладили его брюки и рубашку, Серёга с отцом перецепили погоны. И он, с громадным букетом белой, цветущей дикой яблони, за неимением в Забайкалье в это время других цветов, отправился в больницу.
   По такому большому событию, сосед и друг отца - Павел Карпович, вывел из гаража свой блестящий, тёмно-синий "Москвич", достаточно редкое авто по тем временам, и они поехали. Машина была знаменита ещё тем, что год назад, именно на ней, молодых возили расписываться в сельский совет. А затем, в маленькое свадебное путешествие по красивейшим уголкам местной природы.
   Поехали вчетвером, дядя Паша, Володин папа, сам молодой отец, и счастливый "дядя Серёжа", которому, едва перевалило за десять лет. Бабушки и дедушка Ваня новорождённой, остались ждать дома.
   Молодая мама была предупреждена медицинским персоналом о том, что за ней скоро приедут. Лариса собралась сама, с помощью акушерки, запеленала дочурку и стала ждать, ещё не подозревая, что за ней приехал Володя.
   Между тем, увидев на пороге больницы военных, приехавших на блестящей, сверкающей никелем, и отражающей солнечные зайчики машине. В окна начали выглядывать любопытные больные из других отделений. А также женщины, родильного отделения, которым предстояло ещё родить
   После долгих ожиданий, дверь больницы, наконец, распахнулась. Выпустив под ласковое, весеннее солнце юную маму, следом, акушерку, с белоснежным свёртком в руках, и всех медиков, желающих присутствовать при этом событии, радостно улыбающихся, в накрахмаленных халатах и шапочках.
   От нахлынувшей радости и массы свалившихся впечатлений, остальное Володя помнил
  плохо. Он обнял и расцеловал свою Лариску, вручил ей букет яблоневого цвета. Женщина в белом передала ему шевелящийся свёрток, перевязанный алой лентой. Краем глаза, он увидел, как вынырнувший из-за его спины Павел Карпович, радостно вручил медикам, откуда-то появившуюся, бутылку шампанского и коробку конфет. Всё остальное внимание молодого отца было приковано к свёртку, он не знал, как его держать и, боясь слишком сильно прижать к своей груди, нёс перед собой, почти, на вытянутых руках. Как дорогую хрустальную вазу, или осколочный снаряд, который в любую минуту может взорваться. Пока всё праздничное шествие дошло до дяди Пашиного "Москвича, Володя взмок, как будто перекидал тонну угля, или перетаскал самосвал дров. Лора села в машину первая, Володя осторожно, с облегчением, передал ей драгоценный груз, обойдя машину, сел с другой стороны. Серёгу, пытающегося заглянуть на заднее сидение, взял себе на колени отец. По дороге, Лариса тихонько приоткрыла одеяльце, и Володя увидел спящее, маленькое, розовое созданьице, крутившее головой от беспокоящего света и энергично посасывающее розовую соску.
   - Маленькая, кушать уже захотела! - ласково, пропела молодая мама,- нравится? - Спросила она мужа. - Правда, такая хорошенькая?
  В этот момент, Симонов вспомнил, что точно такой же вопрос, ему задавала мама, когда они с отцом, пришли в военный госпиталь, проведать её и только что родившегося братика. Казалось, что всё это было давным-давно. Но, красненький, маленький, сморщенный ребёночек, за это время, успел превратиться в розовощёкого, пышущего здоровьем крепыша. Сидящего, теперь, на коленях отца.
  Не раздумывая. Володя ответил:
   - Конечно! Она скоро вырастет и станет красивой, стройной девушкой, очень похожей на свою маму.
   Возле двухэтажного, деревянного дома, где жили Симоновы, машину поджидали многочисленные гости - друзья и сослуживцы родителей, во главе с новоиспеченными бабушками со счастливым дедом, Лориным отцом.
   Новорожденную поместили в дальней комнате, подальше от предстоящего застолья. Развернув девочку, Лариса позвала Володю:
   - Смотри, это наша маленькая дочка, я пока не решила, как мы её назовём! - Лора осторожно разглаживала её маленькие ладошки, постоянно шевелящиеся ножки, приговаривая - смотри, пальчики на ногах точно, твои и брови "шалашиком"! Видишь?
   Володя смотрел на это дорогое, маленькое создание, и ему, действительно, казалось, что эти крохотные ладошки, точно, его. А вот, чистенькие, крохотные ножки, с розовыми, не ступавшими ещё на землю пяточками, никак не походили на его, измученные постоянным ношением сапог, мужские ступни.
   - Наверное, ножки, всё же мамины, - подумал он, но не стал спорить с женой, - вырастет - узнаем! Серёжка, поначалу, тоже, был на удивление, белоголовый, а теперь подрос и очень походил на отца.
   Позже, когда Лариса покормила, и уложила дочку, сидя рядом с женой во главе стола, слушая добрые приветствия и тосты, Володя, вдруг, задумался о природе мироздания. Он, как большинство его ровесников, был атеистом. В посёлке, где вырос, а тем более в военном городке не было церкви. Обо всём происходящем в храмах, истории возникновения веры, церковных праздниках у него было самое поверхностное представление. Даже слова "религия и бог", в Володином понятии, отдавали чем-то древним, пахнувшим как старинные одежды, нафталином и церковными свечами. Запах, которых он запомнил из детства, когда, добрая бабушка, единственный, раз привела его в церковь и пыталась окрестить. Симонов редко задумывался о том, откуда мы все появились и благодаря чему живём на этой земле. Маленькая частичка новой жизни, их крохотная доченька, заставила Володю искать ответы на эти нелёгкие вопросы. А сама, виновница торжества, только что, плотно покушав, посапывала маленьким носиком на большой кровати в дальней комнате. И совсем не ощущала своей похожести, одновременно, и на свою маму, и на папу. Жизнь бесконечна! Одно поколение, сменяет другое, кто-то, маленьким, приходит в этот мир, а кто-то, больным и старым покидает его. Люди встречаются на этой земле, влюбляются, рождаются дети. Кто придумал такой порядок? Кто, и как следит за его исполнением? Кто, с помощью чего, осуществляют этот контроль? Говорят, что это Бог? Тогда, что есть Бог? Человек, машина, какая то электронная система? Или вселенский разум? У Симонова не укладывалось в голове, каким могуществом надо обладать чтобы, создать, заставить работать и контролировать такой громадный механизм. Управлять событиями, судьбами людей, войнами, стихийными бедствиями, направляя и заставляя этот механизм, вращаться и двигаться в нужном направлении. Опять вопрос,- в каком направлении? И что там, в конце этой бесконечной дороги? Володя был механиком, он мог, представить вращающиеся шестерёнки, работающие цилиндры, отдельные узлы, агрегаты, посредством электрических, гидравлических, электромагнитных и прочих устройств собранные в единое целое. Но познать мироздание на основе законов механики он не мог! Как не мог, представит себе размеры вселенной - вселенная бесконечна! Или, постичь и осмыслить - вечность! Появление на свет своей маленькой дочки, он, как все грамотные люди, конечно, по-книжному, понимал. Но внутри себя, как ни старался, не мог осознать и понять, как это возможно? Жили, были двое, любили друг друга, радовались жизни, а, теперь, их стало трое. И этот крохотный родившийся человечек, несёт в себе частичку каждого из родителей. Он будет похож на них внешне, будет иметь привычки, походку, цвет глаз, манеру разговаривать, как у своих родителей. Полученные качества, духовные и физические понесёт дальше по беспрерывной спирали жизни. И всё благодаря женщине, удивительному, чудному, прекрасному созданию, дающему жизнь!
   От таких мыслей в голове ощутимо зашумело, несмотря на то, что за хорошей закуской после дальней дороги он, едва ли, выпил пару стопок.
   - Наверное, поэтому философы часто сходят с ума, стараясь познать непостижимое! - подумал Симонов, из окон выпрыгивают, по карнизам ходят, отращивают бороды, как Карл Маркс и его друг, Фридрих Энгельс, чьи портреты красуются в Доме офицеров.
   Гости разошлись за полночь. Володя и Лариса, оставив спящую дочь на попечение бабушки Жени, проводили Лориных родителей. Лариса, конечно, соскучилась по дому, но беспокойство за дочку, заставило молодых вернуться в дом Володиных родителей. По дороге Лариса рассказала, что по приезду, ей предлагали пожить до родов в доме Володи. Там был телефон и Николай Ефремович, на своей машине, в любое время, мог вывезти роженицу в больницу. Пожив у свекрови какое-то время, Лариса перешла к своим родителям и жила там до самых родов. Родной дом, есть родной дом! Накануне родов, она, по просьбе Евгении Ивановны, Володиной мамы, ночевала у них. На следующий день, с утра, а дело было в воскресенье, Лариса решила вернуться домой. Не привыкшая сидеть без дела, навела порядок в доме и надумала испечь блинов. Но к обеду почувствовала себя плохо и уговорила маму - Надежду Афанасьевну, проводить её в больницу. На все попытки мамы убедить дочь вызвать Володиного отца и увезти её на машине, Лора ответила отказом:
   - Пока ты к ним бегаешь, я уже до больницы сама дойду! Да, ещё не известно как скоро всё произойдёт, может случиться так, что только зря людей всполошим!
   Зная независимый характер жены, и её стремление делать всё самой, Володе не трудно было представить, всю бессмысленность уговоров тёщи. До больницы было километра три. Где-то на средине пути, схватки усилились, воды отошли ещё дома, с остановками, они дошли до приёмного отделения. И уже в десять часов вечера, акушерка показала молодой маме родившуюся дочку. Посёлок был небольшим, многие знали друг друга, тем более, Лариса, учась в медицинском училище, проходила практику у акушерки Галины Ивановны, которая, в этот раз, и принимала роды.
   Роженица ещё была на столе, а оповещённые Галиной Ивановной по телефону родители Володи, уже были в больнице. Лариса помнит, как они кричали через перегородку отделения радостные поздравления. Через стеклянную дверь, в нарушении всех правил, дедушке и бабушке показали внучку. А юный дядя Серёжа посмотрев, вслух удивился:
   - Ой, какая маленькая и красненькая!
   Молодой маме передали большой термос горячего, пахучего, мятного чая и тёплые, треугольные пирожки с изюмом, которые ко времени, удачно напекла соседка - тётя Женя Клыкова.
   Лорины родители были на дежурстве и смогли приехать только на следующий день
   Бабушки и дедушки регулярно навещали молодую маму. Лариса, почему-то, хорошо запомнила большие, яркие марокканские апельсины, с вытянутыми чёрными наклейками, и надписью "Maroc". Их каждый день привозили Володины родители. Фрукты напоминали детство, новогодние подарки, с вкусным зефиром, пастилой и прекрасными дарами тёплых стран. Всё необходимое для праздников завозили заранее, и, в основном, к Новому году. От апельсинов веяло, радостью, весельем и счастьем!
   - Ты, знаешь, нам ребятишек в палату приносили только кормить, - поделилась Лариса, - но я, вечерами, тихонечко вставала и шла в детскую. В больнице, сёстры отделения меня знали и особо не противились. Приду, встану на коленки перед кроваткой, и подолгу смотрю через палочки боковин на нашу девочку. Вот! Глазки открыла! Но я не успела разглядеть какие они цветом. В другой раз, увижу, что реснички появились, лобик нахмурился. Такая интересная!
   Володя обнял жену. Они шли по спящему посёлку, над головами, яркой россыпью блестели далёкие звёзды, а впереди было много-много событий и встреч!
   - Знаешь? - помолчав, продолжила Лариса, - я уже знаю, как мы её назовём! Я ещё раньше, в Чадане, думала - родится мальчик, назовём его Женей! Правда, звучное имя? В каком-то младшем классе, со мной учился симпатичный мальчишка, его звали Женей. Позже они куда-то уехали. А потом, я порассуждала и пришла к выводу, такое красивое имя подойдет и девочке. Помнишь Женю Львову? Она с нами училась. Её часто встречал из школы папа, тоже военный. Почему-то запомнилось, девочка бежит с портфелем навстречу своему папе, он распахнул руки, ловит её, кружит, целует, они смеются! Вот так и запомнила! Давай, назовём её Женей!?
   - Давай! - весело согласился Володя, и почти по слогам произнёс - Евгения Владимировна! А что, звучит! И бабушке - Жене будет приятно!
   Отпуск был занят заботами о малышке, всё женское население, включая бабушек и ближайших соседей, старались привнести что-то собственное в этот сложный процесс. Володя в свободное время ездил с отцом на рыбалку. Однажды, всё семейство, оставив малышку на попечение старшей бабушки-Нади, "измудрилось" съездить на рыбалку с ночевкой. Варили уху у вечернего костра, ужинали, пели песни под тёмно-синим небосводом ночи и спали в палатке.
  
  
   Долгий путь домой.
  
   Отпуск промчался, как один день. Предстоял сложнейший переезд, с месячным ребёнком, с массой пересадок, разными видами транспорта. До Красноярска ехали в одном купе с родителями. У них тоже начался отпуск, и было решено, навестить маминых южно-уральских родственников. Володя решил, избавить маленькую путешественницу-дочку от утомительных, многочасовых переездов на автобусе, которые, не только дети, но и взрослые переносили с большим трудом. Распрощавшись с родителями, они сошли в Красноярске, с тем, чтобы, совершить перелёт Красноярск - Кызыл-Мажалык и оказаться, всего лишь, в ста километрах от Чадана. Там, если рейсы совпадут, пересесть на автобус. Или, в худшем случае, добраться на попутках. Планируемое путешествие было трудным, но всёравно, исключало семнадцати часовой автобусный маршрут, через Западно-Саянский перевал. Родители были молоды, неопытны и самоуверенны.
   В Красноярском аэропорту выяснилось, что нужный рейс уже улетел, следующий будет только завтра. Но, и на него, в обозримом будущем, мест, по данным билетной кассы, не предвиделось. На это время, как раз, приходился период отпусков у работников строящегося там молибденового комбината. В душном зале аэровокзала, маленькой стало жарко, и, несмотря на все усилия матери, она беспрестанно плакала. Каким-то чудесным образом, молодые смогли, в универмаге рядом с железнодорожным вокзалом, купить детскую коляску, которую, не в Чадане, ни в посёлке, где проводили отпуск, нельзя было найти, как говорят - "днём с огнём". Симонов понимал, что они попали в тупик, обратной дороги нет - проездные документы выписаны именно этим маршрутом, но, и вперёд, ход закрыт. Он чувствовал себя виноватым и ответственным за свою семью. Володя обратился к военному коменданту аэропорта. Уставший и взмыленный капитан, помощник коменданта, сначала попытался поставить назойливого лейтенанта "на место", пригрозив за грубость гауптвахтой. Тогда, Симонов спросил, кто будет кормить его семью, пока он отбывает наказание? Позже, капитан смягчился, они, даже, перекурили в его комнатушке. В итоге, Ларисе и Жене, дали место в "Комнате матери и ребёнка" и два билета на завтрашний рейс, из "брони" комендатуры. Симоновы прожили в аэропорту ещё ночь и половину следующего дня, Лора с дочкой в "Комнате матери и ребёнка", Володя на скамейке зала ожидания.
   На следующий день, с облегчением и надеждой на скорый приезд домой, путешественники заняли кресла в хвосте самолёта АН-24, там, где было оборудовано место для маленьких детей. Публика в самолёте собралась самая разная. Интеллигентные инженерно-технические работники, в белых рубашках и галстуках, возвращающиеся с какого-то краевого совещания. Небритые дядьки, с устойчивым сивушным запахом, ещё не отошедшие от отпускного веселья. Тувинцы, из числа работников различных контор, одетых по-современному, и очень серьёзных. Пожилой милиционер, с зелёным баулом, в звании старшины. И, привлекший внимание Володи, ещё при регистрации. Худощавый мужчина, с высоким, говорливым молодым человеком, чересчур любопытным, в одежде, из которой, давно вырос. Всё увиденное для юноши было новым, интересным и радостным, он громко, не обращая внимания на окружающих, делился впечатлениями со своим молчаливым товарищем.
   К самолёту пассажиров везли автобусом, весь этот не долгий путь, парень восхищался отсутствием кресел в салоне машины, громогласно заявляя, что это единственно правильное решение, позволяющее перевозить одним рейсом гораздо больше людей.
   В самолёте приветливая стюардесса рассадили пассажиров по своим местам. Помогла разложить вещи в ящики под крышей салона. На улице стояла жуткая жара, самолёт, под полуденным солнцем, нагрелся, как алюминевая кастрюля на газовой плите. Несмотря на открытую дверь, обливаясь потом, пассажиры с нетерпением ожидали начала полёта. Наконец, пройдя по салону, экипаж занял своё место в пилотской кабине. Вновь наступила тишина. Молодая стюардесса, пользуясь, случаем, объяснила правила поведения, места нахождения запасных выходов. А затем, долго и мучительно, показывала на себе, как надо пользоваться спасательным жилетом при вынужденной посадке на воду.
   Володя слышал, как женщина, сидящая перед ним, негромко сказала своему пожилому спутнику, по-видимому, мужу:
   - Я же, не зря, говорила тебе, что не надо лететь этим подозрительным самолётом! Видишь, совершенно не случайна эта задержка! И девушка, так настойчиво рассказывает нам про аварийную посадку! Тоже не зря! А, ты, продолжаешь мне твердить, что это случайность!
  Симонов мысленно прикинул, что, не считая водной глади Енисея, экипажу пришлось бы сильно постараться, и достаточно долго летать над горами и пустыней, чтобы найти там приличный водоём для такой посадки. Через какое-то время, двигатели, всё же запустили. Воздушное судно, не спеша, порулило к месту старта. Уже почти у самой взлётной полосы, которую Володя хорошо видел в иллюминатор, они, вновь, остановились, и долго стоял в ожидании посадки другого самолёта. Наконец, Симонов увидел как тот, другой самолёт, низко пронёсся над бетонными плитами полосы, мягко сел и растаял в колеблющемся мареве горячего воздуха. В салоне стало ещё жарче, казалось, что воздух вот, вот закончится. Лора распеленала Женечку. Форменную рубашку на спине Володи можно было выжимать.
   Разбежавшись, самолёт, к радости пассажиров, все-таки, взлетел. Впечатлительный юноша, сидящий со своим другом где-то впереди салона, громко комментировал, всё, что видел за бортом. Вскоре, самолёт набрал высоту и табло над дверью пилотской кабины, с надписью "Пристегнуть ремни" погасло. Экипаж, сжалившись над пассажирами, решил включить вентиляцию. Сверху в салон, как зимой в тёплую квартиру, белыми клубами хлынул холодный воздух.
   Неожиданно для всех, говорливый молодой человек, вскочив на своё кресло, повернулся к салону искривлённым от испуга лицом, держась руками за потолок, выпучив глаза, и широко раскрыв рот, заорал благим матом:
   - Горим! Горим! Мы горим!
   Народ в салоне заметался. Кто-то бросился к иллюминаторам, другие поспешили к пилотской кабине. Парень продолжал вопить, не обращая внимания на пытавшихся его успокоить, худого соседа и молодую стюардессу. С помощью Симонова и пришедшего ему на подмогу милиционера, вчетвером, им удалось, с трудом, спустить паникёра вниз. Отвести в хвост самолёта, где он под присмотром бортпроводницы, испуганно плакал, всхлипывая до самой посадки. Порядок в салоне был восстановлен, все расселись на свои места.
   Полёт длился совсем недолго. Женечка продолжала спать в своей сетчатой кроватке. Самолёт, слегка подпрыгивая, приземлился на грунтовую полосу аэродрома прибытия.
   В помещении выдачи багажа они получили, ещё не опробованную, Женину коляску, Володя, с помощью перочинного ножа, собрал её. С чемоданом и коляской они двинулись в сторону здания автовокзала. Рейсовый автобус уже ушёл, следующий, как пообещала им доброжелательная женщина-кассир, будет завтра утром. Посочувствовав молодым родителям, сердобольная женщина предложила нагреть воды и искупать маленькую путешественницу. День клонился к вечеру. Возможность провести ещё одну ночь в неуютном зале ожидания настроения не прибавила. Посовещавшись, поблагодарили кассира, и решили идти на автотрассу в сторону родного Чадана.
   На изнуряющей жаре, под палящими лучами солнца, пришлось стоять довольно, долго. То машин вообще не было, то, изредка, проезжали специальные машины, типа автокранов и буровых установок, кабины которых уже были заняты экипажами этих агрегатов. Несколько раз останавливались подходящие машины, идущие в сторону различных сумонов-деревень, что было, явно, не по пути.
   Солнце клонилось всё ниже и ниже, чем меньше расстояния оставалось между его огнедышащим кругом и горизонтом, тем меньше становилось шансов, на то, что сегодня, измученные путешественники, попадут домой. Как бы чувствуя эту неустроенность и опасность, маленькая Женька вела себя, на удивление, тихо и спокойно. Наконец, возле юных родителей, остановился достаточно потрёпанный и грязный бензовоз. Водитель, молодой русский парень, согласился подвезти маму и малышку до Чадана:
   - У меня самого, жена недавно родила, мальчика! Крепкий пацан! У вас кто? Может, будет женихом вашей невесте?! - смеясь, предположил водитель. Обращаясь к Володе, виновато пояснил, - извини, командир, на трассе работает республиканское ГАИ, за троих в кабине, разом, права заберут! От них не отбрешешься!
   Выхода не было, расцеловав и подбодрив жену, Володя устроил Ларису и Женю в кабину бензовоза. Машина скрылась из вида, а лейтенант, с пустой коляской, остался на обочине дороги, на окраине чужого города. На всякий случай, Володя достал из чемодана потрёпанный блокнот и записал номер умчавшегося бензовоза. Он прождал ещё, не менее, часа. Солнце давно скрылось за зубчатой стеной дальних гор. За это время, по дороге, кроме отчаянно громыхающего, одноглазого, голубого, колёсного трактора, не проехал никто. Симонов начал подумывать о предстоящей, неприкаянной ночи. Вдруг, в синих, надвигающихся сумерках, из-за бугра, выпорхнули два ярких, приближающихся глаза, быстро летящей машины. Володя, без всякой надежды, махнул рукой. Машина, заскрежетав тормозами, остановилась. В лучах света фар, перед ним возник лохматый мужик, больше похожий на лешего:
   - Ты, что, мать-кормилица? - С иронией осведомился "леший". Не дождавшись ответа, матернулся, - мать твою, что за день! Вторую мамашу - одиночку в Чадан везу! Залазь в кузов!
   Симонов покорно взметнулся в кузов и принял поданную коляску, попутно отметив ядрёный самогонный дух, идущий от водителя. Машина понеслась по ночной дороге, гремя внутренностями, скрепя и всхлипывая на больших кочках.
   - Не хватало ещё, после двух авиа происшествий, попасть в автомобильную аварию, - запоздало и обречённо, подумал Володя.
   В кузове автомобиля, стоял на станинах какой-то двигатель, громко подпрыгивающий на каждой кочке, на полу, толстым слоем, были насыпаны древесные опилки. Они, завихряемые потоками ветра, умудрялись проскользнуть в штанины брюк, и добраться, почти, до самого пояса, и, даже, чуть, чуть, выше,
   Тем не менее, управляемый твёрдой рукой, автомобиль промчался эти сто вёрст одним махом. Влетел в город, попрыгав по разбитой дороге, остановился почти, у самого Володиного дома.
  Водитель наотрез отказался брать предложенные Симоновым деньги:
   - Я тоже служил, и знаю, почем солдатский хлеб!
   Поблагодарив, в ответ на предостережение, что от него пахнет спиртным, ответил:
   - Я почти дома! Сто километров проехал, вроде, протрезвел! Возвращаюсь из гостей, обмывали двойню у брата! Вон, счастливая мамаша сидит в кабине, а брат, на радостях, "лишку двинул", не смог поехать, остался спать! А где твои дети?
   Володя ответил, что жена и дочка, всего, скорее, дома, и они распрощались.
   Приближаясь к дому, в темноте, толкая коляску перед собой, Володя увидел, что в окнах его квартиры горит свет. Миновав тёмный коридор, с трудом затащив упирающуюся коляску и внезапно потяжелевший чемодан на второй этаж, он оказался в ярко освещённой прихожей своей квартиры. Что говорили нахлынувшие на него в прихожей люди, молодой отец помнит смутно. Оказалось, что Ларису успешно привезли к самому подъезду, но, по "закону подлости", в жилых домах, накануне выключили воду. Маленькая Женька требовала, хотя бы, маленького душа и облегчения. Положение спасла верная подруга - Валя Берман, она обошла, все квартиры и упросила людей поделиться водой для купания ребёнка. Как водится, все дали, кто, сколько, мог. Остатками подогретой воды помылись уставшая мать, и облепленный опилками отец.
  После этого, покормив и уложив виновницу торжества, был накрыт стол, какой может быть, у друзей, только в военной среде. Когда, каждый, несёт на него, то, что может, то, что у него есть. Испытывая при этом, радость, что этим, он доставляет удовольствие другим людям, живущим рядом с ним, бок, о бок! Это подарит им воспоминание о давно прошедшем отпуске, о тепле, отчего дома, любимых родителях, берёзке под окном! Вернёт их в прекрасную пору детства
   В небольшой квартире Симоновых собрались почти все друзья и сослуживцы. За устроенной из простыни, и верёвки занавеской, туго запеленатая, спокойно спала виновница торжества. Детский коллектив пополнился, теперь дети были у четы Берман, их маленький Миша с интересом заглядывал на спящую Женю; за стенкой, беззаботно спал, подросший, Алёша Шарых; судя по округлившимся формам жен, пополнение ждали семьи Журавлевых и Каниных. Поздравить пришли, и соседи постарше - прекрасные люди, Савостьяновы, Щепетковы, Молодецкие и Варенд - почти половина обитателей двух подъездного дома. Стараясь разговаривать вполголоса, все поздравляли Ларису и Володю. "На огонёк" заглянул Павлов, также, поздравил, пожелал всех благ и ушёл, оставив молодёжь догуливать. Женщины-мамы делились своим опытом кормления детей, рассуждали о каком-то "прикорме", советовали во что, и как одеть девочку. Алла Шарых рассказала, что после родов, некоторых кормящих мам, тянет кушать мел, штукатурку, а вот ей нравится запах керосина. Мужчины, были заняты своими делами и, как обычно, в состоянии "подпития" вели разговоры, исключительно, о службе.
  
   Керосин.
  
   Особо долго гости не сидели, понимая, как устали с дороги хозяева. Через день Симонов вышел на службу. Особых изменений в полку не было, нескончаемой чередой потянулись однообразные армейские будни, с текущими заботами - караулами, стрельбами, вождением, строительством полигона, обслуживанием техники. Однажды, по просьбе Аллы, Володя, за неимением керосина, принёс ей после обслуживания техники бутылочку дизельного топлива. Прошло достаточно много времени, в городе пустили автобус. ПАЗиков было два, весь день они, с достаточно длинными интервалами, курсировали по единственному городскому маршруту. Местные жители, особенно пожилые, убелённые сединами старики, приехавшие из окрестных сумонов, настойчиво, подолгу ждали автобус. А, по его прибытию, не спеша, входили в салон, сосредоточенно бросали пять копеек, отрывали в кассе билет, важно, с чувством собственного достоинства, размешались на новых, мягких подушках сидения. Командование полка договорилось с городскими властями и автобус, зайдя в аэропорт, шёл дальше до ворот полка. Ездить стало гораздо удобнее. Возвращаясь как-то вечером домой, Володя сидел в автобусе рядом со своим соседом Виктором Шарых. В машине жутко пахло бензином и отработанными газами, пока они доехали до своей остановки, головы у обоих разболелось, в висках постукивало. Выходя в переднюю дверь, Симонов сказал водителю:
   - Задушите людей, все выхлопные газы идут в салон, как в душегубке!
   Уже на улице, в продолжение разговора Виктор посетовал:
   - У меня, последнее время, что-то с обонянием случилось. Всё нормально, ляжем спать, вдруг откуда-то, так завоняет соляркой, как на складе ГСМ! Хоть беги! Потом, вроде, принюхаюсь - всё нормально!
   Володя, догадавшись о причине, безразлично, посоветовал:
   - Может ты сам, что нибудь принёс? Всего скорее, на кухне, у Аллы, для растопки, что нибудь стоит? А может, под кроватью что-то после ремонта забыли?
   - Да, ты, что? Я, как любой начальник продовольственной службы, этот запах на дух не переношу. С какого лешего, я бы его домой приволок?!
   Следующим утром они встретились на этой же остановке.
   - Ты, знаешь? - возмущённо рассказал сосед, - что моя учудила? Вчера, свет выключили, легли спать. Чуть-чуть погодя, как завоняет! Меня как, пружиной подбросило! Свет включил, и вижу, Алка не успела руку из-под кровати выдернуть! Полез, а там, целая пол литра керосина! Она тихонько руку опустит, палец вымажет и нюхает потом всю ночь! Я её чуть, не убил! Говорит, ей, мол, так надо, в организме не хватает химических веществ, "бензолов", может молоко кончиться! - Помолчав, в задумчивости продолжил, - и где-то же взяла эту солярку? Увидев засмеявшегося в кулак Симонова, понимающе, воскликнул - Так это, ты!? Точно, ты! - притворно возмущённо, с горечью в каждом слове, закончил, - и с этим человеком, я сидел за одним столом! Попробуй ещё раз принеси, я в женсовет пожалуюсь.
  
   Приятные хлопоты.
  
   Бежали дни, дочурка подрастала, доставляя маме всё больше и больше хлопот. Она не хотела находиться одна, буквально ни минуты, громко требуя присутствия возле неё кого- нибудь из взрослых. Чаще всего это была, естественно Лариса, Володя, почти весь день, находился на службе. Она, конечно, ужасно уставала. Однажды ночью, сидя на краешке кровати и качая на руках "разгулявшуюся" крикунью, она вдруг, с ужасом, почувствовала, что дочки на руках нет. Очнувшись и открыв глаза, с облегчением увидела, что та, крепко запеленатая, благополучно скатилась по её ногам, и преспокойно спит на прикроватном коврике. Маленькую Женю уже не устраивало лежание в своей глубокой коляске, трудно сказать, что она могла видеть и чувствовать в столь раннем возрасте, но было ясно, что ребёнок рвался на волю! К свету, к людям! Чтобы находится со всеми рядом, видеть и слышать всё происходящее.
   Купить в магазине обычную детскую кроватку, было делом не реальным. Продавались полутора спальные кровати с металлическим каркасом, панцирной сеткой и блестящими спинками. В другом магазине, занимая добрую его половину, стояла, занесённая неизвестно каким ветром, взрослая, громадная, и жутко дорогая, немецкая, деревянная кровать, больше похожая на миниатюрное футбольное поле, чем на место отдыха.
   Одним из "постояльцев" гауптвахты, при карауле, где регулярно нёс службу Володя, был высокий, с интеллигентными чертами лица и манерами, военный строитель, по фамилии Лушников. Нет, он не был разгильдяем, или пьяницей. Он был правдолюбом и носителем протестного мнения масс, спорил с командирами, за что периодически попадал в камеру. Помимо неистребимой способности пререкаться с начальством, он был ещё первоклассным столяром, и, даже, где-то учился этой специальности. В караульном помещении Лушников мало походил на арестованного, вечно что-то ремонтировал, красил, прибивал, стеклил. По распоряжению начальника штаба полка, его, даже, отпускали, без выводного в столярную мастерскую работать. И он исправно возвращался кушать и спать на гауптвахту. Из Чадана бежать было не куда, и невозможно. Да, и он, наверное, не стремился. Бывало, что они подолгу беседовали с Симоновым "за жизнь", Лушников оказался начитанным парнем и хорошим собеседником. В очередной беседе, поинтересовался, где Симонов так долго отсутствовал. Володя, ответил, что ездил за женой и дочерью и посетовал на отсутствие в магазинах кроватки для ребёнка. Вопрос был решён в течение дня. На свой страх и риск Симонов отпустил Лушникова в столярку. Не стоит говорить, как начальник караула волновался. Но всё обошлось. К вечеру была изготовлена прекрасная кроватка, с деревянными палочками, перекладинками и деревянным дном. На благодарственные слова Симонова, смущённый Лушников ответил:
   - На здоровье! Пускай растёт здоровой и красивой! Молодым родителям оставалось только на балконе покрасить сей шедевр бесцветным лаком. В кроватке Женя спала спокойнее, на ночь её подвигали к родительской кровати, мама, протянув руку, слегка постукивала захныкавшую крошку. Та, почувствовав, что она не одна, спокойно засыпала.
  
   Чёрная фуражка.
  
   В танковом батальоне было трое офицеров, не сменивших свои фуражки с чёрным - танковым околышем, на красные - мотострелковые, как того требовала служба в мотострелковом полку. Это были командир батальона, уже, к тому времени, подполковник, Калюжный, начальник штаба подполковник Павлов и лейтенант Симонов. Они не торопились расставаться с танковым шиком! На складе имелись повседневные красные фуражки, но, только, громадных размеров. Наверное, "наверху" считали, что именно в Чадане собраны все самые умные и головастые мужики. Как-то, встретив Симонова на плацу, начальник штаба посоветовал ему, всё- таки, получить то, что есть и подложить прослойку из газет. Чего Симонов, естественно, не сделал. Остальные офицеры батальона или уже прибыли в Чадан из других мотострелковых полков, или, как все "двухгодичники", сразу получали нужное обмундирование в дивизии. К подполковникам у начальника штаба полка майора Котелевского претензий не было. Командир полка полковник Стрельцов считал эти дела вообще, мелочью, и ненужными разговорами. А вот чёрные петлицы и фуражка лейтенанта Симонова, действовала на майора Котелевского как красная тряпка на разъярённого быка. Володя, получив от него несколько замечаний по этому поводу, стал чаще ходить в полевой форме и фуражке. Умудряясь, таким образом, скрываться от зоркого ока начальника штаба. Каждую пятницу в полку проводилось совещание офицеров, это было также незыблемо, как проведение политических занятий, установленное политработниками, во вторник и пятницу. Ничто не могло помешать этому священнодействию. На совещании, обычно, зачитывались приказы, начиная от Министерства обороны, командующего округом и заканчивая приказами по полку, с обязательным разделом "О наказании виновных". Офицеры, зная о предстоящем разносе, называли этот день, по аналогии с известной картиной Сурикова, "Утро мотострелецкой казни". Раз в месяц, в ходе совещания, демонстрировались, учебные, секретные кинофильмы, по тактике действий, новым образцам техники и вооружения. Фильмы привозили, особым порядком, из штаба округа. Наверное, ассортимент их был не особо велик. Поэтому, иногда, содержание фильма, явно не подходило к специфики частей, где их показывали. Многие помнят продемонстрированный офицерам пехотинцам, "захватывающий", секретный фильм, с броским названием "Козление" истребителя МИГ-17 при посадке".
   Вышло так, что в очередную пятницу, по неизвестной причине, поступило распоряжение прибыть в клуб в повседневной форме, то есть, с красными петлицами по роду войск и в таких же фуражках. Симонов был не готов и пришёл в чёрном. Совещание, в отсутствие командира, проводил начальник штаба полка. Пока капитан Линенко докладывал начальнику штаба о готовности офицеров к совещанию, майор Котелевский цепким взглядом осматривал стоящих командиров. Симонов почувствовал на себе его особое внимание. После команды "Товарищи офицеры!" разрешающей присутствующим сесть, на сцену был вызван лейтенант Симонов. Начальник штаба чеканным голосом объявил:
   - Вы не готовы к совещанию офицеров! За систематическое и злостное нарушение формы одежды, объявляю вам трое суток ареста! Идите, готовьтесь! Позже прибудете ко мне за запиской об арестовании!
   Симонов ответил "Есть!" и отправился в батальон.
   - Конечно, - размышлял Володя, - всё это мальчишество и детская упёртость. Начальник штаба, конечно, прав, по своей должности он обязан поддерживать внутренний порядок в полку. А если, каждый начнёт носить то, что ему заблагорассудится, любое армейское подразделение превратится в цыганский табор. И на его месте, Симонов поступил точно также. Но в танковом училище, которое Володя закончил, будущих танкистов учили гордиться своим родом войск. А чёрный, бархатный околыш фуражки, как раз, и являлся показателем принадлежности именно, к танковым войскам. Как зелёная фуражка для пограничников и голубая для лётчиков. С другой стороны, худшее, уже, произошло, взыскание объявлено. Возможно, уже сегодняшнюю ночь, он проведёт в камере, под охраной своих же подчинённых. Тем более, как раз, в караул вечером заступает танковым батальон. Как после всего этого, командовать людьми?
   С другой стороны, неплохо зная Устав, Симонов понимал, что Котелевский превышает свои права. Помимо этого, командованием округа установлен список гарнизонов, где имеются условия для содержания арестованных офицеров. Ближайшая офицерская гауптвахта находится, даже не в Абакане, а в Новосибирске.
   Сразу после того, как офицеры батальона после совещания вернулись в казарму, Симонова вызвал комбат, подполковник Колюжный:
   - Допрыгался? Будешь теперь сидеть на "губе", как последний стройбатовец! Кадровый офицер! Тьфу - позор! Эта нам, с Арнольдом Ефремовичем, можно покуражиться, по-стариковски, нам, уже, на пенсию пора! А тебе, глядишь, ещё и в личное дело закатают взыскание, будешь, как с заплатой на заднице ходить! А, тебе, ещё служить, да служить! Как медному котелку! - Помолчав, затягиваясь своим неизменным "Беломором", с сожалением закончил, - не хочет Котелевский ничего слышать, как мы его с Павловым не уговаривали. Иди, сам отдувайся!
   Симонов пошёл в штаб, Постучавшись, вошёл в кабинет. Начальник штаба сидел за столом, водрузив на нос очки, и перебирал какие-то бумаги. Отчаянно громко, Симонов выпалил:
   - Товарищ майор, я не могу, здесь отбывать данное наказание!
   - Это ещё почему? - удивлённо подняв очки на лоб, спросил начштаба.
   - Гауптвахта не оборудована для содержания офицеров!
   - В смысле? - ещё больше удивился майор.
   - Чадан не входит в список гарнизонов, где имеются условия для содержания офицеров! - запнувшись, ответил Симонов.
   - Ну, за это я сам отвечу, если спросят! - усмехнулся Котелевский.
   - Офицерских камер нет! - сказал Симонов.
   - У нас всегда можно найти свободную камеру, при желании! - с иронией, уже более заинтересованно посмотрел на лейтенанта майор.
   - Согласно Устава, она должна иметь отдельный, не запирающийся вход!
   - Так уж и отдельный? - усомнился начштаба. Он взял из стопки книжек, лежащих на столе Устав гарнизонной и караульной службы и начал листать. Найдя нужную главу долго читал. Помолчав, ответил:
   - Вот, ты, за сутки, его и оборудуешь! - и заулыбался найденному, мудрому решению, - вопросы есть?
   - Не успеем! - храбро возразил Симонов, - там надо выкладывать стенку. А для того, чтобы сохранить пожарный выход, в этой стенке надо поставить ещё одну дверь. Для этого, стенка должна высохнуть, замонолититься!
   - Коль, ты, уже всё предусмотрел - двое суток. С двадцати четырёх сегодня, и не часом больше!- показывая, что разговор окончен, начальник штаба, сам себе ответил, - вопросов нет! Свободен!
   Симонов вышел на крыльцо штаба, достал сигарету и, улыбнувшись, закурил.
   - Чудак человек, получил трое суток "губы" и радуется! - спросил вышедший следом Линенко. - У меня и записка готова!
   - И число проставлено? С какого времени?- поинтересовался Володя.
   - Сразу после смены караулов. С сегодняшнего числа.
   Перекурив, Симонов следом за заместителем начальника штаба, вернулся в помещение, получил у Линенко записку, аккуратно сложив, опустил в карман. Покосившись на лежащую, на сейфе чёрную фуражку хозяина кабинета, спросил:
   - Не опасаетесь?
   - Пуганый! Я старый танкист, хотя и штабной! Не волнуйся, если Котелевский не вспомнит, ничего в личное дело записывать не буду!
   В казарме военных строителей Володя нашёл командира роты, своего соседа, капитана Капралова. Рассказал ему суть дела, вместе посмеялись над Володиными проблемами. Капитан пообещал дать Симонову хорошего каменщика, столяра Лушникова и всё необходимое для этого дела, включая новую дверь. Володя пообещал, в свою очередь не остаться в долгу. Пришлось вновь идти к Котелевскому, для получения временного допуска в караул для себя и этих бойцов, дабы не накликать неприятностей на начальника караула. Который, естественно, пропустил бы Симонова с его тружениками, что возможно и ждал майор. Во всяком случае, начальник штаба очень внимательно посмотрел на него, но допуск разрешил выписать. В карауле, Володя объяснил, что надо делать хмурому, заросшему каменщику и сообразительному Лушникову. Заострив внимание, что особо торопиться не надо. Полностью закончить работу, необходимо, лишь, через двое суток.
   Приехав на следующее утро, он с удивлением обнаружил, что стенка выложена, заштукатурена, коробка двери установлена. Осталось положить сверху пару-тройку кирпичей и навесить дверь. Ещё через сутки работа была полностью закончена. Но Володя, к этому времени, уже, занимался другими делами.
   Ещё днём, Павлов отправил Симонова на грузовой машине и летучке со стрелой в тайгу, где бригада из полка заготавливала лес. Круглый лес был нужен для изготовления брёвен для самовытаскивания, и столбов для танкового парка. На делянке уже было заготовлено часть необходимого "кругляка". А на лесовозной дороге, какой-то неизвестный растяпа, рассыпал машину готового леса и месяц за ним не приезжал. Вот, всё это добро, надо было срочно вывезти в полк. Пришлось делать два рейса, Володя освободился только утром и с, разрешения комбата, ушёл домой отдыхать. Инцидент с формой одеждой был исчерпан.
  
   Молоко.
  
   Расстройства и волнения, связанные с переездами и перелётами, привели к тому, что у Лоры пропало молоко. Конечно, в большом городе, где есть молочная кухня и пункты детского питания, это не катастрофа. В посёлке, где даже в магазинах, не продавалось молоко, случившееся становилось неразрешимой проблемой. Своего молокозавода в городе не было, как не было и молочного стада. Скудность природы не позволяла развивать эту отрасль сельского хозяйства. Возить молоко из Кызыла, или других населённых пунктов было глупо. Ввиду громадной отдалённости, зимой, оно бы замёрзло, а летом, скисло. Тётя Наташа, хозяйка дома, где они снимали "угол", свою скотину продала, справедливо полагая, что одна может забелить чай и сгущенкой. Коров в Чадане держали в основном русские, но небольшие надои, позволяли использовать молоко только для себя. Лариса вынуждена была обходить посёлок, упрашивая хозяев продать, хоть немного, молока для ребёнка. Справедливости ради, многие входили в её положение. Вид молоденькой девушки, с "хвостиком" на голове, в коротеньком платьице с плачущим ребёнком в коляске, вызывал сопереживание. Однажды, возвратившись со службы, Володя застал Ларису плачущей, что случалось крайне редко:
   - Устала, я, - сквозь слёзы рассказала жена, - сегодня постучалось к одной женщине. Она калитку открыла, узнала, в чём дело, и так жалостливо спрашивает. "У тебя муж, хоть, есть? А мать, знает?". - Утирая глаза фартуком, продолжила, - я всё время одна, совсем одна! Женя этого молока не хочет, часто плачет! Я устала!
   Володя понимал, она права - увезти девчонку от родителей в эту тьму-таракань, и оставить наедине, с ребёнком и не детскими проблемами. Какое-то время они ходили после вечерней дойки, вдвоём, упрашивая людей продать молока. Потом, нашлась женщина, которая каждый день снабжала их молоком. Вскоре у Каниных - соседей снизу, также появился ребёнок, в редкие выходные, семьи гуляли парами, с колясками, по единственной асфальтированной улице посёлка.
  
   Боевое знамя.
   Несмотря на то, что полк существовал уже несколько лет. Сначала, в качестве Чаданского отдельного стрелкового горного полка, как и Акташский горный полк на Алтае. Затем, полк в Чадане, преобразовали в мотострелковый, в составе Абаканской дивизии. Боевое знамя полк, на тот момент, так и не имел. Ещё весной, прошёл слух, что вскоре полку оно будет вручено, и он станет полноправной воинской единицей.
   К торжественному событию, как водится, готовились заранее. Умудрённый горьким опытом, начальник вещевой службы лейтенант Малых, пользуясь моментом, привёз из дивизии половину того, что там имелось на складе. Офицеры и сверхсрочники получили всё, что им причиталось за многие годы. Симонов только что окончил училище, и вещевым имуществом был обеспечен полностью. Тем более что, и в этот раз, парадных фуражек нужного цвета в наличии не оказалось, или Малых про них, просто, забыл.
   В подразделениях проводились нескончаемые строевые смотры. Бросив все дела, полк с утра до вечера, ходил строевым шагом по пыльному плацу, отрабатывая всю церемонию вручения. Взвод Симонова был назначен знамённым взводом. Из Абакана, автобусом, привезли военный оркестр. Всё было готово к празднику.
   Наконец, высокая делегация прибыла. Знамя вручал генерал-майор, заместитель начальника штаба округа. На торжествах присутствовали:- представители партийных и государственных органов, политического управления округа и маленький подполковник в поношенной форме старого образца - местный районный военком. Всё прошло благополучно - полк был выстроен на плацу перед столовой. Генерал, после краткой речи, вручил Боевое знамя командиру полка, полковнику Стрельцову. С командиром во главе, оно проследовало вдоль всего строя полка. Затем полк под знаменем прошёл торжественным маршем перед трибуной с высокими гостями. И, под охраной взвода Симонова, его унесли в штаб. Где аккуратно свернули, и за неимением первого поста, сдали на хранение в секретную часть.
   Прибывшие товарищи, пожелав всем успехов в боевой и политической подготовке, и крепкой воинской дисциплины, вместе с командованием полка, убыли в городскую столовую, где для них был накрыт праздничный стол. Личный состав отправился на праздничный обед в столовую полка.
   Офицеры танкового батальона, во главе с Калюжным, пошли в учебный класс в полковом клубе, где по инициативе Павлова, на заранее собранные средства, был организован небольшой фуршет. К вечеру, праздник закончился!
  
  
  
   Везение - великое дело!
  
   Человек ко всему привыкает быстро, может приспособиться к самым тяжёлым условиям жизни и быта. Умело, убеждая себя, в том, что это необходимо, и продиктовано высшими интересами государства. Что его работа, служба и сама жизнь подчинена какой-то большой и великой цели. За которую, можно пожертвовать лучшими годами жизни, здоровьем, благополучием, радостным детством своих детей, крепостью семьи. Жизнь военных людей устроена таким образом, что формально, находясь в одинаковых условиях, одни большую часть своей жизни, несут службу в отдалённых районах, с тяжёлыми бытовыми и климатическими условиями, за сотни километров от путей сообщении, элементарной цивилизации и очагов культуры. Другие, удачно попав в крупные штабы, города и столицы, живут обычной жизнью своих штатских сограждан. Любыми путями, стараясь удержаться на насиженных местах. Не желая вспоминать и думать о какой то радиотехнической точке на берегу Ледовитого океана, или о воинской части, в забытом богом и людьми пустынном крае. Бытовая неустроенность, частые переезды, про которые говорят - "два раза переехать, что один раз погореть"; частые командировки, не нормированный рабочий день, "от светнадцати до темнадцати", когда на службу могут вызвать в любое время дня и ночи, накладывают неизгладимый отпечаток на семейные отношения и быт. Молодые женщины, выходя замуж за бравого лейтенанта - выпускника военного училища, и не предполагают, в каких условиях, где, и сколько, им придётся прожить. Попав, порой, в ужасающие условия, не справившись с трудностями, уезжают на длительное время на родину, к родителям, в цивилизацию, от чего, часто происходят семейные ссоры и разводы.
   От однообразия, трудностей службы, кажущейся безысходности, слабоволия и разочарованности в выбранной профессии, начинают пьянствовать молодые офицеры и оставленные женами мужья.
   Не выдержав тяжёлого быта и попоек мужа, уехала в родной Минск Алла Шарая. Оставшись один, Виктор окончательно спился и был уволен.
   Испытания выдерживают те семьи, где муж и жена думают и беспокоятся друг о друге. Где людей соединяет и скрепляет любовь, верность, самопожертвование одного, ради другого. А не меркантильные интересы и призрачная выгода.
   Все своё время Лариса отдавала маленькой дочке и дому. Несмотря на молодость, она старалась быть прилежной, доброй, ласковой мамой и хорошей хозяйкой. Женька, как казалось юным родителям, за лето, заметно подросла. Она, уже, более осмысленно, таращила свои глазёнки, радостно узнавала маму и папу, провожала их взглядом. Распеленатая, беспрерывно шевелила руками и ногами. Пускала слюнки и пыталась стукнуть рукой по висящим перед нею игрушкам. Иногда, мама-Лора укладывала её на расстеленное по полу покрывало, дочка пробовала поднять головку и посмотреть перед собой. С помощью мамы, малышка могла уже сидеть "по-взрослому". Юные родительницы, собравшись вместе, гуляли с колясками, по очереди могли сходить в магазин и, с мужьями, вечером в городской кинотеатр
  
   Гостиница "Взрыв".
  
   В делах и заботах, лето промчалось незаметно. На пологих склонах сопок, которые пожелтели и выгорели ещё в июне, появились громадные шары "перекати поля", ожидающие осенних ветров. Чтобы под их дуновением, помчатся по степи, оврагам и косогорам, разнося по миру семена этого неприхотливого, странного растения. Пожелтели листья городских тополей, под редким дождём заблестели лужи, ударили первые заморозки.
   В один из солнечных, но, уже по-осеннему прохладный день. В пятницу, в полку проводились плановые политические занятия. С солдатами и сержантами их проводили командиры подразделений. С остальными офицерами, в клубе занимались марксистко-ленинской подготовкой. Само название предмета, наглядно говорило о том, что изучали командиры по данной программе.
   После часа занятий, курящие вышли на высокое крыльцо клуба перекурить. С высоты хорошо просматривались окрестности. Местный аэропорт, с клетчатой вышкой и полосатым "чулком" на мачте. Снующие по трассе автомобили, на дороге под горой. Вдали, строения посёлка, в основном, одноэтажные дома. Правее, здание автовокзала и улицы города. Кое-где, над крышами домов, из печных труб, тянулись к небу белые дымки топящихся печей
   Вдруг округу потряс мощный взрыв. Над одним из домов к небу взметнулся столб чёрного дыма и пыли. На звук взрыва, на крыльцо высыпали остальные участники занятий. Присмотревшись, кто-то нерешительно предположил:
   - По-моему, что-то рвануло в нашей гостинице для холостяков. Точно, второй домик от сопки!
   Вскоре на место происшествия выехал сам, начальник штаба полка, замполит полка, старший врач, и фельдшер. Пред изумлёнными взорами приехавших, возле дымящихся руин, в саже, извести и пыли предстали те, кто сегодня проигнорировал святая - святых - политические занятия! Не считая небольших ушибов и испуга, серьёзно пострадавших не было. Выяснилось, что старый, деревянный дом был оборудован автономным водяным отоплением. Поддержанием порядка, топкой печи, выполнением обязанностей администратора и кастелянши, занимался боец мотострелковой роты, родом из Самарканда. На тёплую должность его назначили совсем недавно, никогда раньше, в далёком, родном городе печными делами не занимавшегося. Оказывается, в гостиничной системе отопления, имелся некий резервуар, в который надо было периодически подливать воду. Затопив рано утром печь, теплолюбивый житель южной республики, воду, конечно, не долил. В результате, вода закипела и вся система взорвалась. Бойца спасло то, что за минуту до взрыва, он спустился в погреб, люк которого находился в коридоре. Найдя там ведро с разведенной известью, чтобы подбелить печь, он поставил его рядом с открытым люком и попытался найти в темноте малярную кисть. В это время, бак в печи рванул, что и спасло истопника от более тяжких последствий. Бегущие после взрыва к выходу постояльцы, в пыли и саже, не замечая открытой крышки, падали в рассыпавшуюся в погребе известь.
   Взрыв был настолько сильным, что стены дома раздуло, как бочку. Лишь чудом, никого не ударило и не обварило. Позже, здание привели в порядок, отопление отремонтировали, часть жильцов отселили. Оставшиеся утверждали, что после взрыва в доме полностью исчезли тараканы, которых ранее, там было великое множество. Заведение обрело гордое название - "Гостиница Взрыв".
  
   Мотоцикл.
  
   Симонов "заболел" мотоциклом, сколько он себя помнил, вся его не длинная жизнь, была связана с каким нибудь транспортным средством. В детстве и отрочестве, надёжный друг велосипед, в старших классах, отцовский мотоцикл "Ирбит". На котором, иногда, ему разрешал ездить отец, и на котором, во время командировок отца, он носился без спроса. Начав собственную взрослую жизнь, оставаясь, по сути, тем же мальчишкой, Володя загорелся идеей купить собственный мотоцикл. Начинание поддержала Лариса и Арнольд Ефремович Павлов, с которым Симонов поделился своей мечтой. В то время в Туве, купить мотоцикл было гораздо легче, чем в других местах нашей необъятной страны. Автономная республика, практически, ничего самостоятельно не производила. Сельское хозяйство имело узко направленную отрасль животноводства - овцеводство. Зерновые и прочие культуры, в условиях жестокой, малоснежной зимы и жаркого, засушливого лета не вырастали. Промышленные предприятия только строились. Планы строительства Саяно-Шушенской ГЭС в ближайшем будущем, коротенько, промелькнули в материалах съезда партии. Буквально всё необходимое, приходилось завозить из центральных, индустриальных областей страны. Это называлось "московским снабжением". Благодаря такому снабжению, приходили автомобили, трактора, комбайны и другая техника, для совхозов, предприятий и организаций, имеющая определённые сроки эксплуатации. Когда срок эксплуатации истекал, её списывали, и отправляли на металлолом, независимо от состояния. Без акта утилизации, нельзя было получить новую. Зам. командира роты по технической части лейтенант Берман, даже, выезжал на учебных танках в один из совхозов, где танками давили комбайны и другую сельхоз. технику, для сдачи в металлолом. По тем же принципам завозили товар в магазины, будь то, ковёр, сервиз, телевизор, который тут ничего не показывал, или мотоцикл. Что определено постановлением Совета министров, кровь из носа - завези!
   Однажды с Павловым, во время рекогносцировки местности для будущего полигона, они заехали в гости к пастуху, стоянку которого нечаянно обнаружили в одном из распадков. Рядом паслось приличное стадо баранов. Гостеприимный хозяин пригласил в юрту. Посредине круглого жилища стояла железная, квадратная печь. Её металлическая труба выходила в круглое отверстие наверху юрты, отверстие было большим, и Володя видел небо. Пол покрывал толстые коврики из войлока. Справа от входа находился небольшой стол и ящик с посудой. По кругу, вдоль стен размещались, покрытые цветастыми ковриками кровати, похожие на раскладушки. И накрытые, как показалось Симонову, разноцветными скатертями, ящики с какими-то домашними вещами. Рядом с печкой играли на полу мальчик, лет десяти и девочка, лет пяти.
   Гостей усадили на дополнительно расстеленную тонкую кошму, в позе, "ноги калачиком". Пили слегка подсоленный зелёный чай, в который, когда он закипел в большой миске, женщина положила немного какой-то крупы и кусочек масла. Хозяин, мужчина лет сорока, подвижный и общительный, на хорошем русском, рассказал, что сюда они приехали недавно. На прошлой неделе, вечером, он видел летящие над ближними сопками, светящиеся пули и слышал звуки выстрелов.
   Павлов рассказал ему, куда не надо заходить и загонять стадо, чтобы не попасть в зону стрельбы. Пока они беседовали, Володя осматривал убранство юрты. Несмотря на осеннюю погоду, внутри было тепло и сухо. Усилиями хозяйки, чисто и уютно. Под одним из покрывал, на вещах вдоль стен, Симонов угадал контуры мотоцикла. Из-под материи выглядывало колесо со спицами и блестящая труба глушителя. Володя обратил на это внимание Павлова. Хозяин с гордостью откинул полог, под ним поблёскивая новой краской и стеклом фары, стоял мотоцикл ИЖ-49, не выпускаемый промышленностью, уже, лет с десяток, или больше.
   - В молодости купил, но никак не научился ездить, - пояснил мужчина, - на лошади, всё равно удобнее и привычнее. А этому скакуну, ещё и бензин нужен. Но так и вожу с собой, жду, когда сын подрастёт, - кивнул он на пацана.
   Павлов, за год, успел "обрасти" друзьями, и имел нужные знакомства в местном торговом мире. Он и сообщил Симонову, что магазины райпотребсоюза получили партию мотоциклов "ИЖ-Юпитер". Прибывшие в магазин Чадана уже, к сожалению, раскупили. Но есть возможность, в ближайшие дни, съездить в посёлок Авюр и купить там не проданный, до сих пор, мотоцикл.
   Ехать пришлось в кузове попутной почтовой, машины. На дворе уже была поздняя осень, лежал снег. За девяносто километров дороги, несмотря на меховой зимний комбинезон, Симонов прилично замёрз. Продавца маленького сельского магазина на месте не оказалось, он уехал к родственникам в Монголию. Граница проходила в нескольких километрах от посёлка. Местным жителям, для пересечения границы, было достаточно документа, о том, что он проживает в пограничной зоне, и имеет родственников в Монголии. Володя решил ждать и вернуться домой на попутке.
   Почтовая машина ушла, водитель обещал вернуться на следующее утро. Короткий осенний день клонился к закату, надо было думать о ночлеге. Симонов знал, что в посёлке находится пограничная застава, охраняющая этот участок границы. Искать долго не пришлось, из-за горки выглядывала пограничная вышка и чистенькое здание недалеко от неё.
  Возле ворот и забора из колючей проволоки он остановился. Вскоре появился сержант с красной повязкой дежурного, Володя предъявил удостоверение личности. Его сопроводили в канцелярию начальника заставы. Из-за стола, навстречу Симонову поднялся светловолосый лейтенант:
   - Заместитель начальника заставы, лейтенант Соболев, - представился он.
   Симонов также представился и объяснил ситуацию.
   - В канцелярии на "дежурной" койке переспишь. Я распоряжусь, чтобы бельё заменили. Пойдём, поужинаем. Еда оказалась, на удивление, вкусной и мастерски приготовленной.
   В помещениях заставы было чисто и уютно, как бывает уютно в доме большой деревенской семьи. Где каждый знает своё дело, поддерживает общий порядок и заботится о товарищах. Жизнь не заставе идёт круглосуточно - одни возвращаются с границы, кушают и ложатся отдыхать, другие просыпаются, кушают и заступают на охрану государственной границы. И так дни, месяцы, годы. За ужином лейтенант рассказал:
   - Нас, офицеров, на заставе двое. Холостяки. Старшина сверхсрочник с женой и ребёнком. Бойцов тридцать человек, и шестьдесят километров границы. Начальник заставы, на несколько дней, уехал в отряд.
   Симонов опешил:
   - Как шестьдесят километров? Это на каждого солдата по две версты! Но не все же ходят в пограничный наряд? Есть водители, повара, телефонисты, больные, наконец?
   - У нас существуют несколько, назовём их - "проходов". Где по условиям местности, может произойти нарушение границы. Есть пункты пропуска местного населения. Вот там и несём службу.
   Симонов представил, что значит вот так, в течение нескольких лет, служить на подобной, богом забытой, заставе. Или, привезти сюда из города молодую жену, родить здесь ребёнка. С нетерпением ждать долгожданного отпуска. С дикими трудностями, в этот отпуск съездить. И с его окончанием, вновь, приехать сюда. Нетрудно представить, с каким настроением люди, возвращаются, в эту глухомань, к этим насточертевшим сопкам, нарядам и бесконечным дежурствам? После увиденного, нелёгкая жизнь в Чадане, с её слабыми намёками на цивилизацию, со скудными благами культуры. Со сносными бытовыми условиями, с междугородним автобусным сообщением, и большим коллективом друзей, показалась, почти, несбыточной мечтой. И, даже, свирепая фигура начальника штаба, с его постоянными "доворотами" и пятничными разносами, вносила некую "изюминку" в однообразие служебных будней. С этими "взлохмаченными" мыслями и сравнениями, Симонов незаметно уснул.
   Прекрасно переночевав, позавтракав и поблагодарив гостеприимных хозяев, Володя вернулся к магазину. Загулявший деятель торговли, так и не вернулся из заграничной поездки. Пришлось "несоло нахлебавшись" вернуться домой.
   Мотоцикл Симоновы купили через месяц в чаданском магазине. На улице стояла студёная зима, на мотоцикле мог ездить только сумасшедший. Как Павлов сказал - "мечтать ездить зимой, на мотоцикле, против ветра, в одной мокрой майке, может, только, настоящий папуас, измотанный жарой в солнечной Гвинее!". С помощью старослужащих, мотоцикл благополучно был поднят на второй этаж и занял своё место в комнате молодожёнов. Как элемент интерьера, или дорогостоящая мебель. Точно так же, как двухколёсная машина, под покрывалом в тувинской юрте.
  
  
   Новогодний "подарок".
  
   Очередная чаданская зима, оказалась не менее суровой, чем предыдущая. Холода ударили круто и сразу. Столбик термометра неуклонно пополз вниз и остановился далёко за отметкой сорок. Снова возобновились утренние, вынужденные пробежки по хрустящему морозцу, в те дни, когда автобусы, по причине жуткого мороза, не выезжали на маршрут.
   В карауле, часовые на постах стояли по часу. Машины, к утреннему выходу, начинали заводить со средины ночи. Однажды утром, выезжая на учебных танках на очередную танкострелковую тренировку, Симонов проезжал мимо расположения военных строителей. На обочине он увидел голосующего капитана Капралова.
   - Дёрни КрАЗ! Вроде ночью, и прогревали пару раз, но утром, никак не запускается, аккумулятор сел!
   Замерзший бортовой автомобиль, быстренько прицепили тросом к буксирному крюку танка. Тот выдохнул лёгким, голубоватым дымком, и машины тронулись. Несмотря на то, что сам КрАЗ был достаточно тяжёл, а вместительный кузов был доверху наполнен кирпичом, колёса автомобиля никак не хотели вращаться. Они, как санки, волоком скользили по песку и тоненькому снегу. Машину заносило то в одну, то, в другую сторону, но двигатель не заводился. Наконец, впереди попался участок дороги полностью свободный от снега. Выехав на него, тяжёлый автомобиль дёрнулся, что-то загремело, танк побежал веселее. Симонов, стоя в командирском люке, оглянулся. Сзади, за танком, гремя на кочках и подпрыгивая, тащился автомобильный бампер с куском рамы. Из кабины обезображенного КрАЗа, матерясь, выскочил водитель.
   Несмотря на постоянные морозы, занятия по боевой подготовке проводились регулярно, чему способствовала кипучая деятельность Арнольда Ефремовича. Помимо плановых занятий по вождению танков, он ввёл в практику, еженедельные, пускай и небольшие, марши в составе колонны.
   - Где наш вероятный противник? - вопрошал начальник штаба механиков-водителей на занятиях. - Далеко! До него ещё ехать и ехать! Это, потом, будут в ходе боя препятствия, рвы, окопы, минные поля. Преодолевать которые, вас учат на вождении. Но, до того поля боя, надо ещё дойти.
   И солдаты, с удовольствием, водили, мёрзли в открытых люках, обмораживали лица и руки. Но попробуй, кого нибудь из них, не взять на марш! Обидится и посчитает за наказание.
   Лёвина Валя и Володина Лариса связали мужьям подшлёмники - такие капюшоны, закрывающие лицо, оставляя открытыми только глаза. Оберегающие щеки и нос от обморожения. Многие бойцы, соорудили нечто подобное из старых свитеров и тёплых, байковых рубах. Теперь на построении, из-под шлемофонов танкистов выглядывали самые разноцветные "лица", заиндевевшие от мороза, с узкими прорезями для глаз.
   Павлов, заскучав по дому, часто заходил к Симоновым вечерами, "на чай". Побеседовав, насладившись, Лориным чаем, отогревшись в домашнем тепле, шумно одеваясь в крохотной прихожей, по обыкновению, говорил:
   - Спасибо! И обогрели и попотчевали! А за чай, отдельное спасибо, такой вкусный и ароматный пью, только, у Ларисы! Надо взять у тебя рецепт, может и моя Изольда, научится заваривать такой же.
   На что Лариса, неизменно отвечала:
   - Пускай приезжает в гости, вместе почаёвничаем!
   Письма офицерам шли на адрес воинской части - в батальон, и поэтому, все знали, что Павлову давно никто не пишет. Из летнего отпуска он приехал на две недели раньше, покрутился без дела в батальоне. И уехал, с кем-то из местных, в тайгу, на охоту. Он не бросил своей пагубной привычки и частенько вечерами крепко выпивал.
   Володин взвод принимал участие в тактических учениях мотострелковой роты, с боевой стрельбой. Симонов и командир мотострелковой роты Назаренко, накануне, обговорили все моменты и возможные нюансы занятий. Сначала танкисты, с пехотинцами на броне, совершили стремительный марш. Володя всё время опасался, что кто нибудь, из тепло одетых, и от этого неуклюжих пехотинцев, соскользнув негнущимся валенком по обледенелой броне, окажется под гусеницами. Но всё обошлось. На рубеже атаки мотострелки удачно спешились, попрыгав в снег и, следом за танками, пошли в наступление. Этап боевой стрельбы удался на славу, танкистам были накрыты дополнительные цели. Танки стреляли из пушки вкладным стволом и из спаренного пулемёта. Ход учений контролировали офицеры дивизии и Управления боевой подготовки округа. По тактике действий и по поражению целей, подразделения получили хорошие оценки.
   Морозы, между тем, не ослабевали. Однажды Симонов нёс службу в карауле, Утром в караулку пришёл и вскрыл свой склад сверхсрочник с мудрёной кавказской фамилией, которого все звали, просто, Ашот. Ашот, отслужив срочную службу поваром, остался сверхсрочником прошлой осенью. Наверное, потому что, большую часть "тягот и лишений службы", он, все-таки, преодолевал на кухне, у тёплого котла. Новоиспечённый сверхсрочник так и не выработал в себе сибирскую морозоустойчивость. Пользуясь близостью к вещевой службе, он носил меховой танковый комбинезон, который по должности, был ему не положен. Хотя, справедливости ради, следует сказать о том, что, пробыть в неотапливаемом, дощатом складе, хотя бы, полдня, было делом непростым. Симонов помнил, как Ашот закрывая склад, прибегал в караульное помещение с озябшими, красными руками и заиндевевшими пышными усами на задубевшем лице.
   На этот раз на улице было жутко холодно. Утром, по темну, проверяя посты, Володя в своей шинели, "на рыбьем меху" закоченел как "цуцик". Часовые, несмотря на кучу одежды, валенки и тяжёлый постовой тулуп, с трудом отвечали замёрзшими губами на его вопросы. Вспомнилась училищная прибаутка, - "Сибирь, зима, крещенские морозы. С трудом передвигается по посту часовой, - уроженец солнечной Средней Азии. В двойном тёплом белье, обмундировании, стёганых штанах, телогрейке, шинели, валенках и постовом тулупе. Ходит, и, шмыгая замёрзшим носом, с характерным южным акцентом, бубнит - "Проклятый Сибирь, три шуба одел, как один майка!"
   Ближе к обеду, глядя в покрытое зимними узорами окно, Симонов увидел спешащего от склада Ашота. Часовой у караульного помещения, узнав его, приоткрыл калитку. Сверхсрочник, закрывая от мороза лицо, бегом прошмыгнул в образовавшуюся щель и через секунду, уже, предстал перед Симоновым. Тут он убрал руку от лица, и Володя, чуть не упал со смеху. Под рукой, прилипнув к пышным усам, губам и языку, оказалась громадная связка ключей с металлической печатью. На железо, покрывшееся в тепле инеем, полили из чайника остатками тёплого чая, и водой из графина. Железяки, глухо звякнув, упали на пол. Верхняя губа, язык, с явственно просматривающимся номером печати, побелели, и сильно кровоточили. Ашот с трудом двигая опухшим языком, пояснил, что, закрыв замок и прилепив нитку на пластилин, предварительно оттаявшем в кармане, он нечаянно, по привычке, лизнул печать, чтобы оставить оттиск. Язык моментально примёрз к большой печати, связка, с множеством ключей, не давала возможности закрыть рот. В довершении, слюна припаяла к ключам усы и губу. Прополоскав рот, Ашот отправился в санчасть. А Симонов вспомнил детство; зимний, ночной двор; луну, бегущую за облаками; пахнущее чистотой бельё, тяжёлую, холодную трубу-подпорку и свою глупую, детскую попытку её лизнуть. Он до сих пор помнил солоноватый привкус крови и боль, пронзившая язык.
  . В один из выходных, Володя, с более опытным Валерой Каниным, сходили на бойню и купили по замороженному барану. "Раздетый" - без шкуры, головы, выпотрошенный баран, показался Володе размером с заморенную собаку, или, наоборот, на перекормленную кошку. Положив околевшего ягнёнка на плечо, Симонов принёс его домой. Вместе с ведром, замёрзшей облепихи, баран, в качестве зимних, съестных запасов, занял своё место на балконе. Впрочем, выяснилось, что Лора, после беременности, с трудом, не только ест, но и готовит это мясо. Но, как говорят - "Голод не тётка!", другого мяса в посёлке, практически, не было.
   В канун Нового года, дом, где жили Симоновы и ещё один деревянный дома, разморозили. Однажды утром, Лариса, проснувшись от холода, разбудила Володю. В квартире было зябко и неуютно, в батареях что-то булькало и щёлкало. Симонов потрогал трубу, она была холодной как лёд. Лора растопила маленькую кухонную печь, вместе они перенесли туда Женину кроватку. В коридоре и на лестницы, слышались голоса проснувшихся жильцов. Володя решил сходить на улицу, узнать, в чём дело, и насобирать каких нибудь деревяшек для печки. Выйдя во двор, он увидел на первом этаже, сидящего у окна соседа, Валеру Канина, он был в тёплой, зимней куртке и шапке, завязанной под подбородком. Увидев Володю, Канин распахнул окно:
   - Вот!...Далее последовала ядрёная, нецензурная брань,... эти кочегары! Уснули,....мать-перемать! Нашу задвижку, "по-пьяне", закрыли ночью. У меня, батареи полопались! Приготовили алкаши нам Новогодний подарочек!
   Симонов встал на низкую завалинку, и заглянул в квартиру - на полу блестела замёрзшая вода, по батарее тянулась вниз длинная сосулька.
   - Моя с ребёнком ушла к друзьям в кирпичный дом. Начальство разрешило на службу сегодня не ехать. Будем оттаивать и отогревать. Сейчас из полка, с пунктов приёма, привезут печки-"буржуйки" и уголь. И бойцов-строителей Капралов привезёт.
   Действительно, вскоре всё обещанное привезли. Лариса кормила проснувшуюся дочку в протопленной кухне. Володя установил печку. Вывел в окно колченогую трубу, принёс ведро угля и растопил. В комнате стало теплее. Печь имела одну интересную особенность - пока она топилась, в доме было тепло, но стоило огню, уменьшится, вновь, становилось холодно. "Битва за дом" продолжалась несколько дней. Сначала отогревали нижние этажи, чтобы растопить и слить оставшуюся в системе воду. К подземной коммуникации подключили сварочные аппараты и отогревали перемёрзшие трубы. Володя принёс ещё несколько ведер и запасливо высыпал их на балкон. По квартирам ходили бойцы с паяльными лампами и отогревали батареи. Замёрзшие и отогретые таким образом батареи, рассыпались, буквально, на глазах.
   Лариса не спускала дочку с рук. Когда внизу открывали подъездную дверь, "буржуйка" "пыхала", выбрасывая в комнату облака дыма и сажи. Чёрные "снежинки" сажи, кружась в воздухе, опускались на затоптанный пол. Некоторые из них, умудрялись упасть на покрывальце и лицо спящей Жени. Лариса сдувала их с маленькой дочки и уносила девочку на кухню. Всю ночь Володя топил печь, засыпая не надолго, когда Лора, сама качала проснувшуюся дочь. На следующий день ремонтники перебрались на второй этаж. В квартиру протянули кабеля и шланги, шипела сварка, гудела паяльная лампа. По комнате ходили чужие люди, пахло карбидом. Пришедшая Валя Берман, забрала Ларису и Женю к себе:
   - Поживут у меня, пока этот бедлам ликвидируют! - Не обращая внимания, на робкие попытки подруги остаться дома, Валентина продолжала, обращаясь к Володе - ты, тут один справишься! Нечего ребёнка мучить!
   Спорить было бессмысленно. Через несколько дней, авария была ликвидирована. Вернувшиеся в квартиры жители, отмывали затоптанные полы, белили потолки, подклеивали обои. Но "буржуйки", ещё некоторое время, стояли в квартирах. Люди не верили, что всё счастливо закончилось.
   Женечка, день ото дня, становилась всё более взрослой и самостоятельной. К великой радости родителей, она начала ходить. Случилась это так: - Мама держала её за ручки, а Володя в метре перед ней, манил к себе дочку и подбадривал голосом. Малышка, опираясь на ласковые, мамины руки, перебирала-перебирала ножками, и неожиданно для всех, пошла к отцу. Сделала несколько неуверенных шажочков, и Володя вовремя поймал её. Затем, она сама, сидя в кроватке, научилась, держась за спинку, подниматься. Подолгу, радостно приседать, и вновь, вставать. К Новому году, Женя уверенно ползала по полу, вставала, держась за стол и стулья. Особо её интересовал новый, стоящий у стенки мотоцикл. Тихонько подползая к нему, она вставала, держась за ящик, в который мотоцикл был забит, и пыталась взять в рот резиновый наконечник рычага запуска.
   Из соседнего подъезда уезжал пропагандист полка майор Башарин, они до Чадана успели послужить за границей. Отъезжающие, недорого продавали германский палас красноватого цвета. Счастливыми обладателями этого сокровища стали Симоновы. Поэтому когда подошёл Новый год, вопрос о том, у кого его праздновать, естественно, не стоял.
   Вновь собрались прежней молодёжной компанией. Были тосты, добрые пожелания, не громкие танцы и песнопение. Большая часть присутствующих, в наступившем году заканчивали двухгодичную службу и уезжали в прежнюю, гражданскую жизнь, другие оставались в Чадане.
  
   Прощай Чадан.
  
   Военный человек, чаще всего, не знает, что его ждёт впереди. Он не волен, выбирать место жительства. И не знает сроков своего пребывания в том, или другом месте.
   После праздников, Симонова вызвал командир батальона, они с командиром роты капитаном Герасиным долго и подробно, расспрашивали его о вещах и событиях, которые подробно излагались в его личном деле. С ним, как бы случайно, побеседовал замполит полка подполковник Письмак, который поинтересовался, когда Володя собирается вступать в партию?
   Симонов, как-то не задумывался над этим вопросом. В детстве он был пионером и, даже, подробно помнил, как он был счастлив и горд, когда ему повязывали пионерский галстук. Прошло какое-то время, мальчишки выросли, им уже начинали нравиться одноклассницы- девчонки. Как-то само собой, ношение галстука в таком взрослом, по их мнению, возрасте, было неловко. Мальчишки завидовали ребятам постарше, имеющим на груди блестящий комсомольский значок. Это было нормальным явлением. Человек, с годами, постепенно, как бы, вырастал из прежних одежд, становился более взрослым, серьёзным и ответственным. Переходил на следующую ступень жизни.
   Письмак обещал дать ему характеристику, и посоветовал обратиться с аналогичной просьбой к подполковнику Калюжному.
   Неожиданно, в двадцатых числах февраля, пришёл приказ о назначении Симонова командиром отдельной танковой роты в Абакан. Собираться пришлось быстро. Все знали, что в Абакане, вопрос с квартирами стоит, по-прежнему, остро. Ехать в зиму, по опасной дороге, с маленьким ребёнком в неизвестность, было глупо. Володя поехал один. Они с Ларисой решили, что, как только он осмотрится на новом месте, найдёт, хотя бы, частный угол, так сразу приедет за ними с Женей.
   В Абакане Володя поселился в офицерской гостинице. В холодной, продуваемой комнате трёхкомнатной квартиры. Неизвестный предшественник оставил ему самодельный обогреватель, который Симонов неожиданно обнаружил под матрацем, когда заправлял постель. Он был похож на лом, но исправно грел холодными ночами. За делами по приёмке должности, время, пролетело незаметно. Володя часто переговаривался по телефону, с Ларисой, приглашая её к телефону соседей - Молодецких. Она естественно скучала, оставленная одна с ребёнком в чужом городе. Подруги и соседи, как могли, старались подбодрить молодую женщину. На восьмое марта, они пришли к Ларисе в гости, с испеченным тортом и подарком.
   В апреле Володя подыскал квартиру, это был тепляк частного дома, где ранее проживала семья военного врача. Володя написал рапорт на отпуск, отпуск разрешили, он получил проездные документы. Симонова, как водится, именно накануне отъезда, поставили дежурным по полку, к которому была приписана его рота. Уже сменившись с дежурства, перед уходом, он заглянул через плечо нового дежурного, когда тот записывал в журнал только что полученную телефонограмму. В которой говорилось, что в Чаданском гарнизоне произошла вспышка холеры. Въезд и выезд военнослужащих без специального разрешения запрещён.
   Володя не мог спокойно сидеть и ждать, чем закончится эта холерная история. Зная условия службы в Чадане, антисанитарное состояние самого города, не трудно было представить, как трудно будет погасить эту эпидемию, если она действительно разгорится. Вопрос о том - ехать, или нет, для него, вообще, не стоял. Даже в нарушение приказа.
   Симонов сразу же поехал на вокзал, переговорил с водителями автобусов пришедших из Кызыла. Те, ничего подобного не слышали, пассажиры в Чадан, и из Чадана ездят как обычно. Взяв такси, Володя помчался в аэропорт, отстояв очередь, по воинскому требованию купил авиабилет до Чадана, с пересадкой в Кызыле. Самолёт улетал утром следующего дня.
   За час до отлёта он был в аэропорту, прошёл регистрацию, отсидел положенный срок в холодном "накопителе". Наконец, под руководством дежурной на посадке, пассажиры пешком проследовали к самолёту.
   Сидя в салоне, когда все опасения, вроде бы, остались позади, через круглый иллюминатор, он увидел спешащего по полю, замполита полка майора Наумана, в сопровождении работника аэропорта, в форменной фуражке. Поднявшись в самолёт, Науман, как показалось Володе, громким, торжественным голосом объявил:
   - Товарищ лейтенант, вас вызывает командир полка!
   Все пассажиры, с удивлением покосились на важного лейтенанта, которого лично вызывает командир какого-то полка. И для того, чтобы всё это ему сообщить, прибыл целый майор.
   Уже в командирском "газике", замполит спросил:
   - Вы знали о полученной телеграмме?
   - Знал! - Не стал отпираться Симонов.
   - Так, почему же поехали?
   - У меня там жена и маленькая дочь! - ответил Володя, - А, вы, на моём месте, как бы поступили?
   Науман промолчал. Из полка Симонов позвонил в Чадан, подошедшая к телефону Лариса, не дослушав его, разрыдавшись, бросила трубку. Володя попытался выяснить подробности у дежурного по полку. Но незнакомый старший лейтенант, служебным тоном, объяснил, что это не телефонный разговор. Только вечером, переговорив с Чаданским соседом, майором Молодецким, Симонов узнал, что в полку произошло массовое желудочно-кишечное заболевание солдат. Понаехали комиссии из округа, причину, пока, не обнаружили. Решив перестраховаться, объявили карантин, больных поместили в отдельную казарму. Гражданское население и семьи военнослужащих эти меры не коснулись. Володя, почти каждый день звонил Ларисе, она, какое-то время, вообще, отказывалась с ним разговаривать. Уверяя, что у них ничего подобного нет, все живут, как и жили раньше. Нет смысла рассказывать, что пережили разъединённые эпидемией родители.
   Семью Симонов смог перевезти только через месяц, когда сняли карантин. Для переезда, полк заказал гражданскую машину. В кузове которой, помимо отправляемых на ремонт агрегатов танков, уместился, достаточно большой, ящик с вещами отъезжающих. Без труда, в ящик вошли немногочисленные личные вещи, самодельные полочки, детская кроватка и не опробованный мотоцикл. Володя должен был уехать на машине с вещами на два дня раньше. Ларисе и малышке, предстояло ехать самостоятельно. До Кызыла на такси, далее автобусом до Абакана. Девчонок на Чаданский автовокзал обещал проводить верный друг и сослуживец Лёва Берман.
   Володя планировал встретить автобус с женой и дочкой на стоянке возле железнодорожного вокзала города, где им придётся прожить определённое военной судьбой время. И позже, уехать к другим странам и городам, к новым событиям, друзьям и сослуживцам.
  В Абакане они, вновь, поселятся на частной квартире, в чужом, маленьком домике-"тепляке". Где, с трудом, поместятся взрослая и детская кровать. И каждое утро, будет заходить хозяйка дома, чтобы накачать воды, из скважины находящейся посредине комнаты. Но, даже, этот крохотный уголок, будет великим счастьем, находкой для молодожёнов, и поможет семье пережить суровую сибирскую зиму.
   Из Чадана Симонов уезжал ранним утром. Неспешный, зимний рассвет, едва забрезжил над зубчатой стеной дальних сопок. Отъехав несколько километров, водители остановились долить воды в прогревшиеся радиаторы машин. Володя вышел из кабины и оглянулся назад. В морозной дымке начинающегося дня, далеко внизу, в котловине, редкими огоньками уличных фонарей, мерцал просыпающийся город. В котором, навсегда остались годы и месяцы жизни, службы, любви и простого, человеческого счастья.
  
   Апрель 2013 г. Омск.
Оценка: 6.44*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"