Как известно, декабрь и январь, самые холодные зимние месяцы. Когда от жуткого сибирского мороза, кажется, густеет, даже, воздух. Выдохни резко и услышишь, еле слышный, легкий хруст, это кристаллизируются пары воды. Мороз, беспрепятственно проникает под тёплые одежды, в зимнюю обувь и меховые рукавицы. Деревья стоят, безвольно поникнув голыми ветвями, сломленные холодом. Редкие прохожие, быстрыми, семенящими шажочками спешат скрыться за массивными дверями сверкающих магазинов, в надежде там обогреться. Тусклым, холодным светом, светят, в морозном тумане, высоко висящие, редкие уличные фонари. Нахохлившиеся, грязные, от печных труб, воробьи, с трудом шевеля замёрзшими крыльями, прыгают по обледеневшей, скользкой земле. В надежде найти, какое-нибудь, жалкое, пропитание. Некоторые из них, отчаявшись найти пищу и потеряв всякую надежду, отрешённо толпятся, переступая окоченевшими лапками, на тёплой крышке канализационного люка. Немногие из них, дождутся весеннего солнышка и переживут эту зиму.
В один из таких морозных дней, я забежал купить кое-что из продуктов на отапливаемый городской рынок. Теплом дохнуло в лицо прямо на входе, из двух, работающих на полную мощность, "ветродуев". Рынок оглушил шумом голосов, криками торговцев, мягкими, тупыми ударами топоров, разделывающих мясные туши, предостерегающими, резким окриками небритых грузчиков, катящих по узкому проходу нещядно громыхающую тележку. Воздух был наполнен ощущениями, присущими только рынкам, вобравшим в себя, ароматы восточных пряностей, лёгкие запахи овощей и фруктов, чесночный дух разнообразных колбас, сала и копчёностей. Над всей этой разноголосицей и суетой, сновали, чудом, попавшие сюда воробьи и голуби, перелетая с места на место, беспрестанно чирикая и воркуя. Весь этот шум, гам и толкотня, походили на большой, нескончаемый праздник.
Пристроившись в хвост достаточно длинной очереди, потирая ещё не согревшиеся руки,я огляделся по сторонам. Моё внимание привлекли два опрятных воробья, которые беззастенчиво клевали очищеные семечки на прилавке задремавшего узбека. Два других сородича, по очереди атаковали отчаянно машущую продавщицу сыра, пытаясь склевать крошки с разделочной доски.
Я с интересов засмотрелся на птиц, снующих повсюду. Удачно устроивших свою жизнь, и, по всей вероятности, вполне довольных свои положением.
Пернатые вели себя бесстыдно и безбоязненно. Сидя наверху, они, не спеша, приглядывали, что бы им, с наслаждением, поклевать, из всего этого разнообразия блюд и закусок. И не могли себе отказать в слабости это сделать. Одним, больше нравились злаки, другим, среднеазиатские пряности, третьим, хлебобулочные изделия. Четвёртые, не гнушались крошками мяса с разделочных колод, явно, не чувствуя себя вегетарианцами. В громадном помещении было светло и уютно. А для того, чтобы насытиться, достаточно было, просто, опуститься этажом ниже. Все остальные естественные надобности, небожители делали сверху, прямо на головы тех, кто их кормил.
На стенке витрины ларька, торгующего цветами, уютно устроились, две, беспрестанно чирикающие, не молодые воробьихи. "Дамы" громко общались звонким голосами, чистили пёрышки, не обращая внимания на окружающих. Стайка молодых воробьёв громко и агрессивно чирикали, с шумом перелетая с место на место. Создавалось впечатление, что они громко спорят, о чём-то важном, обмениваются мнениями, собираясь, по-видимому, что-то изменить в этой однообразной жизни. Каждый, пытался наилучшим образом, продемонстрировать себя, распушал перья, опускал крылья, стремительно взлетал и приземлялся, толкал в бок рядом сидящего. Толстый и, явно, старый воробей, дремал, сидя на балке, опустив голову и уткнувшись клювом в перья на своей груди. Большинство же воробьёв, наверное, давно проживающих в этом чудесном уголке земного рая, чопорных и толстых, сидели рядами, на длинных деталях каких то потолочных конструкций. Изредка, переговариваясь с рядом сидящими персонами, делая многозначительные паузы, задумчиво наклонив головы. Они походили на респектабельных людей, комфортно расположившихся в мягких креслах и решающих глобальные задачи. Судя по всему, многие из них родились и выросли здесь, под этим прозрачным, светлым потолком. И им не суждено знать, что творится за стенами этого дворца радости и счастья.
Входные двери открыты. Два мира разделяют только струи тёплого воздуха из "воздуходуев" - лети на волю! Ну, уж, нет! Даже, если открыть все окна и двери, как это делают летом, в период ремонта, рабочие не могут выгнать сидельцев даже длинными палками.
Почему же не летят сюда, воробьи, проживающие на улице, терпящие голод, холод и лишения? Во-первых, рынок не резиновый и количество мест,строго ограниченно. Во-вторых, не у всех, хватает хитрости, сноровки и смекалки, чтобы сюда попасть и остаться. В-третьих - тут чужие не летают!
Наступит вечер, стемнеет, опустеет рынок, счастливые пернатые жители вернутся в свои насиженные гнёздышки, к жёнам и птенцам. Засыпая, в полудрёме, будут строить планы, которые завтра, неприменно будут обсуждать и, которые, никто и никогда, не будет выполнять.
Уже выходя в холод сибирского дня, я, вновь, оглянулся на ряды сидящих, базарных воробьёв и, вдруг, отчётливо понял, что это я когда-то и где-то видел? Они очень походили на ряды чиновников на крупных форумах и совещаниях. Или, на "долгосидельцев" дум разного масштаба, часто транслируемых по телевидению.