я вешал шляпу в безголосый сумрак 
и синий плащ в прихожей оставлял, 
камин седой дворецкий распалял, 
мой в пепельницу кланялся окурок. 

И говорила низким голосом за нас 
худая, чуть подвыпившая дама; 
сквозняк и хохот местного Адама 
сплетались в полнозвучный томный бас. 

В домах напротив выключали свет, 
шатались пьяные, как белые медведи, 
а я держался за накрашенную леди 
и верил: жизни нет, и смерти нет. 

Мы пили крепкое французское вино, 
в уснувшей тишине сплетали руки... 
И я был так далёк от той разлуки, 
к которой сердцо было рождено.