Аннотация: Когда на заднее сидение подсаживается сама Смерть...
Темное время суток - часть суток от окончания вечерних (30 мин после захода солнца) до начала утренних сумерек (30 мин до восхода солнца)
'Правила дорожного движения Украины. Официальное издание'
Ночь шуршит над головой, как вампира темный плащ, мы проходим стороной - эти игры не для нас.
'Пикник'
It's a dark night!!
'The Blasters'
Дорога на пороге ночи не всегда отдает приятным шелестом ветра. Иногда этот же ветер ледяными иглами проникает сквозь твою кожаную куртку и беспардонно колит тело, а потом ты неделю отлеживаешься дома, хлебая из кружки очертевший чай и уныло принимая бесполезные таблетки, купленные по совету сонной продавщицы в аптеке. Спидометр показывает 96 километров в час. Тарас немного отпускает гашетку, что бы замедлить ход своего байка, потому что эта глубокая глотка ночи полностью заглотала его волю и психосоматическое здоровье. Осень в этом году наступила внезапно и слишком зловеще, как будто рука какого-нибудь спятившего художника в безумном порыве опрокинула на беззаботный, уютный и светлый пейзаж лета банку с густой, вязкой и мрачно-серой жидкостью, и та, струйками непреодолимой меланхолии, потекла по испорченному полотну.
Позади Тараса призрачным воспоминанием оставался неплохо, хотя не без эксцессов, проведенный месяц в деревне у родного деда, чей возраст уже давно перевалил за отметку 80 км в час, а впереди маячил третий курс в киевском университете имени Т. Г. Шевченко. Что бы как-то отвлечешься от раскинувшейся перед ним бездны, под ровное, порой убаюкивающее и клонящее ко сну гудение мотора он окунулся в воспоминания...
Месяц в селе:
1. Шесть экскурсов в тонкости национального секса с местными девушками.
2. Шесть кровавых потасовок с местными быками.
3. Шесть литровых бутылок настоящего местного самогона.
'Six, six, six - the number of the beast...', - вспомнил он мотив песни известной хеви-металл группы, очень авторитетной и ценимой в кругах байкеров старой закалки. 'Хе, число Зверя, возможно нехорошее знамение, нужно внимательнее смотреть на дорогу...', - Тарас был способен отыскать миллиард увесистых и не отрицаемых причин, лишь бы еще внимательнее смотреть на несущиеся под колесами асфальт, гравий, песок, траву и землю: тучи в небе, как потенциальные носители тонн опасной для колес мотоцикла воды, коль в области сердца, как возможность внезапной потери сознания, шум приближающейся сзади машины, как предвестник пьяного и злого ненавистника мотоциклистов и еще много факторов, которые постоянно держали его начеку. Сознание Тараса было очень цепким и осторожным, оно внимательно следило за пространством вокруг байка, фиксируя все входящие в эту зону подозрительные знаки, в зарослях которых могла таиться саблезубая опасность. Но это отнюдь не исключало жажду к скорости, которая перманентно сушила его горло, и которую он утолял сполна, разгоняя свой 'Yamaha XVS 650 Drag Star' до 120 - 140 км в час. За три года практики он не разу не попадал в какие-либо серьезные аварии и происшествия, за что прослыл в своем кругу мотолюбителей как Удачливая Скотина.
Хотя, признаться, фортуна демонстрировала ему свою белоснежную улыбку лишь, когда тот был в седле и мчался по дороге. За ее пределами дела шли не так гладко, очевидно, поэтому пестрыми красками по хромированной поверхности его любимого байка была выведена ярко красная надпись 'Жизнь - дерьмо'. Эта незатейливая правда бытия была нарисована его другом и очень близким по духу человеком - Флибустьером, или просто Флибом, пламенным любителем аэрографии и дешевой выпивки. Получилось не то что бы плохо, но, по правде сказать, дисгармонично. Не к месту была кириллица, а особенно буквы 'Ж' и 'Д' на чоппере американского образца, поэтому Тарас в скором времени планировал перекрасить надпись, заменив экспрессивную фразу на какой-нибудь рисунок, например, змею или льва. Собственно, идея о размещении этих двух слов и короткого тире между ними подло проползла в горячую голову Тараса, когда тот находился в состоянии глубочайшего аффекта. С утра позвонила девушка, богиня его души, объект поклонения и всепоглощающей страсти, и без намека совести в голосе, заявила, что бросает его, ибо тот ей уже порядком осточертел со своими философскими бреднями, мотоциклами и пьяными друзьями байкерами. Пару секунд, прослушав короткие гудки в трубке и еще более короткие гудки в разбитом сердце, наполнившись ощущением отчаянного уныния в голове, он отправился на занятия. Вдобавок к утреннему сюрпризу, днем судьба одарила его потерей зачетки, а вечером - прав на вождение. Утром следующего дня, в присутствии двух бутылок водки, красок, инструментов и верного помощника Флиба, в гараже была произведена на свет эта всеобъемлющая фраза, которая на тот момент как нельзя лучше выражала отношение Тараса к окружающей его реальности. Флиб тогда еще, глотнув с горла, подметил:
- Все-таки зря мы это нарисовали. Не будет тебе теперь покоя.
Флиб, двадцати четырех летний юрист, как оказалось, был весьма прав. Покоя действительно поубавилось. Тарасу, будущему социологу и профессионалу в области исследований психологии масс, следовало догадаться до этого самому. Наверное, эта фраза обладала некой магией и содержала в себе изрядную долю объективной правды, поэтому реакция демоса на нее далеко не всегда оказывалась позитивной, а порою даже враждебной. Презрительные взгляды ловил на себе и своем байке Тарас особенно часто, когда стоял на перекрестке и светофоре. Водители и пешеходы как по команде проворачивали свои головы в сторону надписи, после чего переводили взгляд в область его головы, и в их глаза читалось явное неодобрение. 'Правда глаза колит', - думал в эти моменты Тарас.
Как-то, после третьей кружки пива в пабе 'Стена', Тарас, Флиб и еще один очень хороший знакомый Витя решили всерьез проанализировать значение этого крылатого выражения. Витю, кстати, все звали Совком, за то, что тот любил мотоциклы исключительно советского образца, невзирая на то, что являлся владельцем успешной фирмы, занимающейся разработкой и реализацией рекламных проектов, и без труда мог позволить себе самые новые модели японских производителей или накастомайзить какой-нибудь эксклюзивный харлей. Предпочтения он отдавал лишь Яве, Ижу, Днепру и прочему, как считал Тарас, пережитку социалистического прошлого. Но, как подсказывала Тарасу его психодиагностическая интуиция, Совок райдил старые советские байки не потому что был закоренелым скупердяем, а лишь по той простой причине, что они были для него неким островком абсолютной независимости от власти денег, брендов, статусов и, что самое важное, снобизма.
- Знаешь, Тарас, ты не прав, - резво протестовал Флибустьер, - жизнь отнюдь не дерьмо. Я тебе даже больше скажу! Жизнь - это конфетка, порой очень сладкая и безумно приятная на вкус.
- Да, Тарас, ты еще просто юный максималист, ни хрена не понимаешь, - поддержал его Совок и, с нажимом вдавливая окурок сигареты в пепельницу, добавил, - а если даже и так, то жизнь - скорее конфетка вдавленная в кусок говна, и цель этой самой жизни - эту конфетку отыскать.
- Конечно, а потом цинично вытереть ее о ближнего своего и с довольной рожей сожрать, - парировал в тот вечер Тарас с унылым выражением лица, горько вспоминая о своей любимой.
Чем закончилась эти хмельные посиделки, сколько еще было выловлено метких эссенций из глубокого пруда мировой философии, он сейчас не помнил. Зато в памяти всплыл другой очень яркий эпизод...
Увесистый камень, прогудевший под колесом, на секунду отвлек ход мыслей Тараса, поскольку в таких ситуациях жизненно важно удержать в руках баланс своего байка.
Так вот. Было это днем, где-то возле Лавры. Нестерпимо жарило солнце, ужасно хотелось пить, поэтому байк был аккуратно припаркован у обочины, а тело ринулось к ближайшему ларьку за животворящей влагой. Когда Тарас вернулся назад, держа в руке бутылку холодной колы, то заметил безногого инвалида, судя по характерной зеленой форме, афганца, в старенькой коляске, тщательно осматривающего его байк.
- Красивая махина. Сколько кубов? - измученное лицо калеки уставилось в Тараса и выдавило из себя что-то отдаленно напоминающее улыбку.
- Двести пятьдесят, - любезно ответил Тарас.
- А это что должно значит? - грязный палец инвалида указал на сакральную надпись, указывающую на мировоззрение хозяина мотоцикла.
- Ну, это как бы мое личное мироощущение или что-то в этом духе, - Тарас уже нащупывал в кармане мелочь в качестве и откупа и права отъехать.
Глаза бывшего военного осуждающе продырявили его словно меткая очередь из АК-47.
- Посмотри на себя, молодой, красивый и, я уверен на все сто, здоровый как бык. Неужели у тебя случилось что-то настолько дерьмовое, что ты решил провозгласить об этом, как ты сказал, мироощущении на весь мир, загадив при этом такой замечательный мотоцикл?
Тарас замялся, не найдя что ответить на внезапный вопрос, а мужчина, начиная руками раскручивать колеса своей инвалидной коляски, продолжил:
- А теперь посмотри на мои ноги, а точнее на то, что от них осталось, думаешь, их оторвало взрывом или переехало танком? Черта с два! Если бы... Суки, они резали их резали целые сутки, ржавым, двухсантиметровым ножом, и знаешь что, даже в те минуты мне почему-то не приходило в голову, что жизнь - дерьмо, да и сейчас, находясь на самом дне, я понимаю, дерьмом могут быть только люди, но отнюдь не она...
Отказавшись брать у Тараса брать деньги, он откатил свое кресло, чьим заключенным был вынужден оставаться до конца своих дней и пошутил:
- Знаешь, на моей коляске эта надпись смотрелась бы убедительнее, нужно будет заказать, а ты лучше напиши здесь что-нибудь другое, например, 'Я - дурак'.
Тогда, глядя на исчезающего в толпе ветерана афганской войны, Тарас действительно чувствовал себя дураком и зарекся надпись стереть. Но Флиб куда-то рванул, а сам он очень плохо разбирался химических нюансах аэрографии, поэтому поехал в село к деду со злосчастной надписью, благо зрение деда было ужасным, и фраза не была им замечена, иначе бы тот, в качестве наказания, не поделился с ним трудами своего самогоноварения.
Придорожный знак известил Тараса о том, что до Киева осталось 150 километров,
а сама дорога углубилась в густую сосновую гущу. Луна обнажила свой лик из-за вуали черного небосвода, удобно разместившись на нем ярким желтым пятном. 'Господи, какой же она порой бывает желтой, как будто миллион астронавтом помочились на нее, не добежав до своих ракет', - подумалось ему при взгляде на этот круглый диск, испещренный оспами кратеров.
Стало еще холоднее. По коже прытко понеслась стайка мурашек, Тарас поежился.
'Может, мне стоит остановиться? Эх, жаль, что я не курю, а то бы непременно тормознул, что бы выкурить сигаретку... или даже две'.
'А может даже и три...'
Где-то насмешливо ухнула сова, а возможно и какая-нибудь другая ночная птица, звук получился странным, таинственным, неопределенным. Тарас почему-то вдруг почувствовал себя беззащитной мышкой, за которой внимательно следит чье-то хитрое ночное зрения. Мысль была тут же застрелена здравым рассудком.
В одинокой поездке только собственный разум и багаж памяти сможет заменить вам хорошего собеседника, с ним можно достаточно неплохо скоротать время. Но это лишь в том случае, если вы достойны его, а он вас. Тарас считал, что такое огромное количество людей ненавидят одиночество и те ситуации, в которых им приходиться оставаться наедине с пустотой, потому что им просто-напросто нечего сказать самим себе, а 'самому себе' нечего сказать им. И самое лучшее средство от внутреннего молчания - это шумные вечеринки и пустая болтовня, напрягающая мышцы языка, но оставляющая извилины дремлющего мозга без работы. 'Может, в этом и состоит магия выбора мотоцикла, как транспортного средства?', - делает какой-то очередной философский виток в своих мыслях Тарас, - 'Водитель машины может отвлекаться на музыку, новости или глупые интервью, транслируемые по радио в колонках, а нам лишь остается смотреть в зеркало собственной личности, да и слушать этот мурлычущий шум мотора...'.
Тарас зевнул и слегка прикрыл веки, что бы спрятать уставшие глаза от покалывающего воздуха.
Хотелось спать. 'Скоро, очень скоро, потерпи, старик. Киев уже отворил свои врата. Нас будут встречать салютом'.
Хотелось что есть сил выжать гашетку до упора, что бы как можно быстрее, окрыленным скоростью, долететь до родного города и плавно приземлиться в теплую постель. Но с каждым накатывающим километром, с каждым оборотом, его телу становилось все холоднее и холоднее, а мысли текли все сонливее и сонливее. Желание побыстрее добраться домой вызвало у Тараса воспоминания об одном интересном разговоре, имевшим место быть на каком-то придорожном отшибе, когда пара тройка байкеров решила отдохнуть от езды, купить в дряхлом ларьке теплого чая, что-то съестное и поговорить. Было это приблизительно перед его летним отъездом в сельскую местность.
Тогда была затронута тема жажды скорости... Тарас уже не помнил точно, кто что говорил, но диалог тогда получился необычным.
- Ну, люблю я ездить быстро! Ну? Что, неужели это грех? - спросил тогда Флиб.
- Да, если она вызвана безрассудством.
- Кстати, вопрос интересный. Скорость может быть признаком почти всех смертных грехов, - вставил Тарас.
- Дай пример.
- Скорость - это Лень, если тебе в падло спокойно ехать и внимательно смотреть по сторонам, следить за своим состоянием и состоянием своего байка.
Скорость - это также Похоть, когда ты выделываешься перед сидящей на твоем заднем сидении телкой. Да, похоть, потому что мы думаешь, что чем сильнее мы будем рвать мотор, тем сильнее они потом будут давать нам себя потискать.
- Интересно! Давай еще примеры.
- Мм, что там еще...
- Чревоугодие, обжорство. Как быть с ними?
- Здесь просто срабатывает ненасытность. Особо обжорливые покупают себе самые мощные двигатели, борются за его каждый кубический сантиметр, ставят всевозможные турбины. Скорость - это также высокомерие и гордыня, когда ты выставляешь всего себя на показ, мол, посмотрите, как я гоню под триста, завидуйте, простые смертные.
- Грешны мы, братья.
- Да уж.
- Воистину так.
- Аминь.
Вспомнив этот короткий разговор, Тарас улыбнулся в темноту, а потом снова зевнул. Свет его фары пытался рассечь впереди идущую тьму, но она все равно окутывала его со всех сторон, поглощала, потрошила.
По обе стороны от дороги тянулась угрюмая стена, сплошь состоявшая из громадных сосен. Тарас решил сбавить еще скорости, потому что эти мрачные великаны могли скрывать в своих недрах какую-нибудь сумасшедшую тварь, которой непременно захочется выскочить на дорогу в самый неподходящий для него момент, а именно - аккурат перед колесами. И все же, что-то подсказывало ему, что сейчас ни одной живой души впереди, ни одной сзади он не увидит. Действительно, последнюю машину он наблюдал приблизительно час назад, кажется, это был какой-то старый москвич. С того момента транспортные средства не нарушали его покой. Стало безумно одиноко. Возникло паническое желание углядеть во мгле хоть чьи-нибудь фары, которые бы известили его том, что он не единственный житель этой необъятной планеты. 'Ничего, скоро на горизонте появятся городские огни, не будь тряпкой, в конце концов', - утешал и одновременно корил себя Тарас. Эта поездка была не первым дальнобоем Тараса, но почему-то именно в эту ночь, в эту желто лунную ночку, страх со скрипом и глухим смешком высунул свою морду откуда-то из глубин его души.
- Есть чего боятся, - сказал женский голос сзади. В ту же секунду его торс обхватили тонкие руки, точно так же, как этот делают все попутчицы мотоциклистов.
Шок моментально сковал его тело, кисти онемели, мертвой хваткой вцепившись в руль, и лишь шея совершила молниеносный рывок в направлении голоса. На заднем месте его байка сидела молодая девушка. С красивым и очень бледным лицом, отдававшим могильной серостью. С мертвыми, почти стеклянными глазами. С черным шлейфом волос, ритмично колышущимся на сильном ветру. С поддернутыми в кривой улыбке устами, которые произнесли:
- Лучше смотри на дорогу.
Но взгляд Тараса застыл на лице внезапной гостьи его мотоцикла.
- Мальчик, я же сказала, поверни голову и смотри на дорогу, - мертвые глаза, за которыми, как показалось Тарасу, притаилась Вечность, блеснули в лунном свете, впившись него злобно-насмешливой хваткой. Тот же час голова Тараса вернулась в исходное положение. Не в силах сдержать животного ужаса, не веря во всю ирреальность происходящего, он сдавлено произнес:
- Мне ведь это снится, верно? - горло, как будто кто-то высыпал в него горстку горячего песка, ужасно просохло, а сердце, наращивая бешеный темп, норовило вырваться на свободу из телесного заключения. Голос таинственной незнакомки прошелестел у него под ухом:
- Нет, твой самый сладкий сон еще впереди...
- Кто ты, черт возьми?! - проорал он во всю глотку.
- Я та, которая ждала своего часа, призраком опутывая твое существование, - девушка сзади начала неприятно смеяться. Внезапно смех перешел в душераздирающий хохот, а потом также внезапно стих и она продолжила:
- Возможно, я - твои новые дисковые тормоза, которые ты купил у Гены, лживого парня, которому ты почему-то так ошибочно доверяешь, и который обманул тебя, как последнего идиота, продав бракованный товар. Возможно, я - твоя хроническая сонливость, которую ты постоянно одергиваешь и пытаешься обуздать во время длительных поездок. Возможно, я - твоя неуверенность на дороге, которая возникает у тебя в голове, вызывая панический хаос в мыслях и поступках. В любом из этих случаев, могу сказать точно, я - твоя Смерть.
- Не может быть. Я не верю.
- Лучше поверь. Другого выбора у тебя нет.
Взгляд Тараса случайно скользнул по зеркалу заднего видения. В нем попутчица выглядела совершенно по-иному. На гладкой, серебристой поверхности зеркальца отражался темно-серый, с многочисленными царапинами и глубокими трещинами, голый человеческий череп, который смотрел на него сквозь бездну пустых глаз.
- Я сошел с ума...
- Еще нет, - уверило его существо.
Тарас отчаянно пытался собраться с мыслями. Он бы мог попытаться спрыгнуть с байка, но все тело онемело и перестало слушаться. 'Что же делать? Как выйти из этого помешательства?' - задал он бессмысленный вопрос самому себе. 'Если я и в правду сошел с ума, то у меня нет другого выхода, лучше попытаться принять диалог. Смерть так Смерть'.
- Что ты от меня хочешь, тварь? - выкрикнул он, пытаясь влить в свой голос хоть каплю уверенности и стойкости.
- Мальчик, прошу, обойдись без грубых слов, я тебе, между прочим, только что жизнь спасла.
- Что?! Как Смерть может спасти жизнь?
- Очень просто, если ей вдруг станет скучно и она обдурит Судьбу. Минуту назад ты должен был заснуть за рулем, но мой голос не дал тебе впасть в объятия летального сна. Минуту назад ты должен был стать покойником, съехав с дороги и врезавшись в твердое дерево. Впрочем, все это не означает, что я не могу лишить тебя сердцебиения и дыхания в любой удобный для меня миг, когда только пожелаю. Ты полностью в моей власти.
- Почему ты уберегла меня?
- Потому что я хочу поиграть с тобой в одну очень интересную игру.
- Какую?
- Узнаешь потом...
- А если я не захочу в нее играть?
- Ты ведь считаешь жизнь дерьмом, я могу предоставить тебе прекрасную возможность из этого дерьма вылезти. Прямо сейчас.
- Нет! Я хочу жить! - хрипло произнес Тараса.
- Замечательно! Я так обожаю, когда вы это говорите. А теперь, если ты не возражаешь, позволь мне немного позерства и театральности.
В небе тонким шрамом ярко вспыхнула белая молния, громовая колокольная начала сотрясать ночной воздух, извещая всех живых существ о том, что и по их души тоже кто-нибудь, когда-нибудь придет. Смерть, чей голос потерял оттенок сладкой женственности, став приглушенный и абсолютно неживым, начал зачитывать приговор:
- Семь смертный препятствий пройти ты должен. Семь смертных див узреть обречен. Ты готов принять вызов Смерти? Скажи мне. Ты готов?
- Готов, мать твою!
Враз все стихло.
- Засим кланяюсь. Мы еще с тобой встретимся позже, а сейчас я хочу, что бы понял, что есть я, хочу, что бы ты посмотрел на меня поближе...
После этих слов Смерть резко спрыгнула назад и растворилась в ночном воздухе. Стало почти тихо. Спокойствие нарушал лишь равномерный шум мотора. Тарас уже было подумал, что ему все привиделось, как вдруг чья-то крепкая рука резко потянула его назад за куртку.
В такие секунды Смерть находится в очень непосредственной близости к тебе. Мир переворачивается с ног на голову в вертящемся движении чертового колеса. Тело больно бьется об землю, сила падения относит тебя к обочине. Перед тем, как потерять сознание, Тарас еще видел, как его перевернутый байк скользит по асфальту, оставляя за собой красочный фейерверк искр, пылающих во тьме.