Джен, гет, история любви лиса-оборотня и человеческой девушки на якобы историческом фоне старого Китая.
Крепостная стена Фунджоу поднимается вдалеке, как гребень на спине заснувшего в далекие времена, да так и окаменевшего дракона. К городским воротам в синих и зеленых обливных изразцах стекаются дороги из провинций, проложенные по высоким насыпям меж залитыми водой рисовыми полями. Дороги ветвятся, изгибаются, спешат из края в край Поднебесной. Путь к столице огибает криптомериевую рощу, подернутую рыжиной и золотом близкой осени, листья шелестят на ветру, срываются и падают, кружа. Разлапистые листья устилают узкие тропинки, качаются на поверхности черного озерца. Поляна на опушке рощи засыпана листьями, они прилипли к широким ободьям фургонных колес, по хрустящим листьям лениво топчутся грузные волы.
Пять выцветше-пестрых фургонов выстроены в круг, ветер развевает ленты и флажки. Пять фургонов странствующей цирковой труппы, не успевшей попасть в столицу округа до звона вечернего колокола, остановились на ночлег в роще криптомерий. Горят костры, лают собаки, глубоко вздыхают волы, ржут лошади, голосит дрессированный петух и верещат, переругиваясь, обезьянки в клетке. Цирк старого Тао добрался сюда в надежде на пристойные заработки. Хотя, поговаривают, нрав у наместника округа тот еще. Говорят, по его приказу стражники хватают любого, заподозренного в проявлении неуважения к властям. Ворам рубят руки, гулящих девиц отправляют в солдатские казармы и на императорские рисовые плантации. Все согласно девизу нынешнего правления, "Вразумляющая строгость".
Старый Тао давным-давно уже мертв - если он вообще когда-либо существовал - но по традиции всякий новый хозяин цирка принимает это имя. Нынешний Тао неплох, хотя трусоват и больше всего опасается, как бы его заведение не вызвало неудовольствие сильных мира сего. Ведь они - всего лишь циркачи, странствующие под солнцем и луной из конца в конец Поднебесной. Акробаты и танцоры на проволоке, жонглеры и укротители животных, фокусники, певицы и рассказчики. Нищие ничтожества, недостойные внесения в список гильдий, старающиеся не терять бодрости духа и не впадать в уныние. Старый дядюшка Тао и его циркачи.
Их стоянка пахнет старым тряпьем и подгоревшим рисом, потными людскими телами и вонью из клеток животных. Чуткие, трепещущие ноздри лиса раздуваются, когда переменчивый ветер меняет направление и его окутывает кислое смердящее облако. Шерсть на загривке зверька встает дыбом, белая кисточка хвоста дергается.
Невзирая на отвратительные запахи, лис не уходит. Его не занимают тощие курицы и кролики в плетеных клетках. Лис лежит на ворохе палой листвы меж корней старой криптомерии и наблюдает, щуря зеленые, как нефрит, глаза. Зверек выжидает, прислушиваясь к перебранке человеческих голосов - они повышаются и понижаются, отдаляясь и приближаясь.
Листья жалобно шуршат под решительными шагами, испуганно разлетаясь в стороны - на склон поднимается человек. Невысокий, крепко сложенный, в зеленой куртке, расшитой цветами сливы, и мешковатых штанах. Человек раскидывает листья ногами, расчищая ровную площадку. Становится посередке и начинает подбрасывать расписные булавы - одну, вторую, третью. Булавы взлетают, сливаясь в пестрое вращающееся колесо, лис заворожено следит за их полетом. Пока безупречный рисунок не сбивается, а жонглер не отпускает крепкое словечко.
Лис прекрасно различает человеческие голоса и удивленно дергает острым ухом в опушке мелких ворсинок. Жонглер - девушка. Девушка с туго подвязанной в узел черной косой и кривой ухмылкой на полных губах. Поминая демонов ночи, она подбирает рассыпавшиеся булавы, зажимает их между пальцами и примеривается к новому броску.
Зверек в задумчивости скребет задней лапой за ухом - и покидает убежище, выбираясь на склон. Заметив движение среди листьев, девушка-жонглер удивленно складывает губы трубочкой.
Они смотрят друг на друга. Девушка в потрепанной куртке и мужских шароварах, с неправильными, но яркими чертами лица, с обветренной кожей бродяги, всю жизнь проведшего в пути и на открытом холодном воздухе. Лис с острой мордочкой и приоткрытой узкой пастью, с бурой шерстью на спине и грязно-серым брюхом. Пышный воротничок серебристой шерсти вокруг шеи зверька примят широким кожаным ошейником.
- Эй, - окликает девушка. - Ты ручной или дикий? Ты что, потерялся? Есть хочешь? - она шарит по карманам, находит засохшую пампушку и бросает ее лису. Рука у циркачки верная: пирожок падает точно подле лап зверька. Острая мордочка склоняется, лис нюхает подношение и брезгливо фыркает.
- Так и думала, что ты откажешься, - пожимает плечами девица. - Знаешь, я бы тоже не стала. Но ничего другого у меня нет, уж прости. Не знала, что ты сегодня пожалуешь.
Лис рассеянно катает круглую пампушку лапой по траве. Он не убегает, но и не пытается подойти ближе. Просто смотрит, подергивая шкурой на спине. Подумав, девушка кладет булавы на траву, вытаскивает из рукава ярко раскрашенный деревянный шарик и бросает зверьку.
Листья взлетают золотым фонтаном, когда лис подскакивает вверх и острые зубки впиваются в сухую древесину. Зверь на лету хватает мяч, держит его в пасти и, размашисто мотнув головой, кидает обратно, циркачке. Девушка восхищенно щелкает пальцами, смеется - режущим, неприятным уху смехом. Шар летает над поляной, лис стелется над сухой листвой, девица-жонглер ловко хватает мяч, лис тявкает, оттягивая углы пасти к ушам. Они захвачены азартной игрой - и не замечают появившегося со стороны фургонов человека. Он грузен и высок ростом, с толстыми длинными руками и маленькой круглой головой, которая ушастой тыквой лежит на покатых широких плечах. Верзила подхватывает с земли позабытую девушкой булаву, яростно швыряя ее в зверька. Булава свистит в полете, лис успевает увернуться и шныряет за криптомерию, девушка зло кричит, уткнув руки в бока и бесстрашно наступая на гиганта:
- Мо, ты спятил? Тебя сегодня по голове еще не били? Так я это сделаю, будь уверен! Ты же спугнул его, свиной выкидыш!
- Это лиса... - бормочет великан Мо, неуклюже пятясь под натиском девушки-жонглера.
- Да уж не цилинь (единорог)! - орет разгневанная циркачка. - Я хотела подманить его, посмотреть, может, у него на ошейнике была хозяйская метка, чей он! Мы бы вернули его владельцу - или взяли себе! А ты, ты спугнул его, дурак!
- Это лиса... - упрямо повторяет Мо. - Лисы грязные. У них блохи. Они бесятся и кусают всех подряд. Если бы лиса укусила Маленькую Фею?
- Он был ручной, просто голодный и запаршивевший! - девушка в отчаянии машет рукой. - Катись к демонам, Мо, пока я и в самом деле не прогулялась булавами по твоей тупой башке. Пошел вон!
- Лисы кусаются, - твердит себе под нос силач Мо, уходя своей диковинной, пошатывающейся походкой. Мо - самый сильный человек среди циркачей. Он рвет четырехжильные канаты и железные цепи, поднимает каменные плиты, поверх которых пляшет Маленькая Фея, скручивает двумя пальцами в трубочку серебряные слитки, бросает каменные шары. Мо говорит, что Творец, наделив его силой трех человек, обделил его умом - и силач побаивается гнева девушки-жонглера, Черной Орхидеи.
Когда сгорбленная спина Мо, обтянутая черной дешевой чесучой, скрывается за фургонами, девушка начинает тихонько, безнадежно насвистывать. Орхидея чмокает губами, искусно подражая лисьему лаю, она зовет - и ее усилия вознаграждаются. Из-за корявого ствола высовывается настороженное острое ухо. За ухом следует звериная мордочка: нос сморщен, острые зубы вызывающе оскалены.
- Не сердись на Мо, - циркачка садится на засыпанную листьями траву. - Болтают, его в детстве покусала бешеная собака. Он должен был умереть, но выжил, только сделался таким... как большое глуповатое дитя. Он хотел защитить меня, только и всего.
Лис приближается ближе, подергивая ушами в такт словам Черной Орхидеи. Маленькие лапы с черными когтями переступают по листьям, не издающим ни звука. Зверек нерешительно подходит ближе, принюхиваясь к запаху девушки - ей не мешало бы помыться, но сквозь человеческую вонь пробивается едва заметный звериный аромат, терпкий и легкий. Зверек не шарахается и не убегает, когда девушка протягивает руку, почесывая согнутым пальцем светлую проточину на выпуклом лбу животного. Шерсть у лиса жесткая и грязная. На ошейнике, когда Орхидее удается поближе разглядеть его, обнаруживаются рваные дырки от металлических креплений - видимо, кто-то сорвал с кожаного ремешка пряжку с именем владельца животного.
- Пойдешь со мной? - предлагает девушка. - Я накормлю тебя и расчешу. Ты станешь цирковым зверем, представляешь? Будешь выступать в больших городах. Ученые лисицы - такая редкость! Мы получим много денег от желающих поглазеть на такое чудо. Пойдешь?
Лис открывает пасть и тяжело дышит. Черная Орхидея чешет его за ухом, разговаривая с животным так, словно оно разумно, вкрадчиво убеждая:
- Соглашайся - соглашайся. Подумай сам, тут повсюду деревни, а в деревнях - жадные крестьяне и злые собаки. Если ты полезешь в курятник, тебя поймают. Псы выследят тебя по запаху и разорвут. Ты можешь угодить в капкан. С нами ты будешь в безопасности, - она прихватывает зверька за ошейник. - Ну, пойдем?
Лис пытается вырываться, но как-то неуверенно. Он фыркает, крутится, дергает хвостом - но уступает, когда девушка подхватывает его поперек брюха и вскидывает на руки. Зверь лежит спокойно, положив голову на плечо циркачке и позволяя нести себя.
Добыча Орхидеи вызывает среди циркачей оживленный спор, затянувшийся до темноты. Кто-то говорит, что лиса - благое животное и приносит удачу, кто предлагает отпустить лесную тварь, пока она не передушила всех кур и не перекусала всех детей. Мо горой стоит за то, что лисицу надо убить, причем немедленно. Девушка огрызается, унося лиса в фургон и устраивая его в пустой плетеной корзинке. Лис охотно хрустит принесенными Орхидеей куриными костями и засыпает, свернувшись клубком и укрывшись хвостом.
- Ты - Цзао, - сообщает дремлющему питомцу жонглерка. - У всякой живой твари есть имя, так вот твое будет - Цзао. Запомнил?
Лис сонно зевает, показывая розовую пасть с лиловыми пятнами на нёбе и белыми клыками.
Наутро цирковой караван в числе прочих минует стражу на воротах Фунджоу, платя установленную мзду за вход в город. Звенят связки медяков, падая в лакированный ящик, блестят серебряные слитки. Гул и выкрики, деньги переходят из рук в руки, стражники обшаривают фургоны в поисках недозволенных к провозу вещей, надеясь содрать с циркачей еще связку-другую медяков в свою пользу. Черная Орхидея сидит, свесив ноги через задний бортик фургона, с презрительным любопытством взирая на городскую суету. Лис по кличке Цзао смирно лежит в корзинке, не пытаясь удрать и не впадая в панику от человеческого многоголосия. Равнодушные ко всему сущему волы медленно прокладывают себе дорогу по узким людным улочкам, волоча за собой фургоны.
Караван остановился на заброшенном пустыре. Конечно, циркачи предпочли бы постоялый двор, да вот беда - людям их ремесла запрещено занимать комнаты в гостиницах и селиться даже на самых дешевых постоялых дворах. А на пустыре ничего, можно - хотя почти сразу же явился квартальный надзиратель со стражниками. Старый Тао до хрипоты спорил о той сумме, за которую цирк со своими обитателями может несколько дней занимать пустырь.
Орхидея разбила палатку - навес из полосатой ткани на шестах, фыркая в сторону плотоядно пялящегося на нее стражника. Она разложила свое невеликое имущество, взяла тарелки, булавы и шары, и отправилась упражняться. Лис вприскочку побежал за ней. Довольно быстро зверек сообразил, что от него требуется. Цзао разыскивал в бурьяне и приносил улетевшие мячи, хватал брошенную ему тарелку, мелко переступая на задних лапах. Лис гибко прыгал за булавами и даже пытался изобразить поклон. Циркачка хлопала ему, смеясь и озадаченно хмурясь: дикий лесной зверь слишком быстро усваивал трюки, которым опытный мастер обучает собаку или обезьяну не меньше года. Выходит, кто-то занимался с Цзао прежде. Его былой хозяин наверняка разыскивает столь ценное имущество. Но девушке уже не хотелось возвращать лиса, хотя за него точно дадут богатое вознаграждение. Орхидея решила: Цзао будет принадлежать ей.
Она сняла с лиса ошейник и выбросила его. Невзирая на отчаянное тявканье и попытки кусаться, вымыла зверька в заброшенном пруду пустого дома и расчесала густую шерстку. Цзао злился. В отличие от собак, охотно плескающихся в любой луже, лис не желал, чтобы его натирали мыльным корнем и швыряли в воду.
Зазывала колотил в звонкий бубен, обещая зевакам все чудеса Поднебесной за пару медяков. Цирк старого Тао давал первое представление на краю рыночной площади. Орхидея вращала плоские тарелки на длинных бамбуковых шестах, метала ножи в цель, жонглировала мячами и кольцами. Цзао отчаянно скалил зубы, ловил булавы и крутился колесом. Он прыгал в подставленное кольцо и ходил на передних лапах, смешно поджав задние. В толпе азартно спорили, собака это или все же лисица. Монеты летели в пыль, монеты падали в подставленные шляпы и в подол широкой юбки Маленькой Феи, вечно улыбающейся женщины с хрупким телом десятилетней девочки. Монеты сыпались дождем, и Орхидея успела торжествующе бросить хозяину цирка: "А ты говорил - выбросим! Лисы приносят удачу, точно тебе говорю!"
Завершив выступление и переодевшись, циркачка отправилась бродить по ярмарке. Цзао упрямо желал сопровождать ее, не слушая никаких уговоров - бежал следом, как пришитый. В лавке шорника Орхидея купила лису новый ошейник - красный, блестящий от лака. В лавке ювелира заказала медную пластинку с гравировкой "Цзао, собственность Орхидеи". Подмастерье ювелира, прилаживая пряжку к ошейнику, ухмылялся во все зубы, расписывая красоты Фунджоу и убеждая циркачку прогуляться вместе с ним. Суля взять с нее половинную плату за работу и обещая угостить ужином в хорошем трактире. Жонглерка пожала плечами и согласилась: почему бы и нет? Она не против посмотреть город, а если парень вздумает распускать руки - очень об этом пожалеет.
- А ты пойдешь домой, - твердо заявила она лежащему на пороге лавки Цзао. Лис сощурил глаза и сердито тявкнул: "Ни за что!"
- Твой зверь так смотрит, будто все понимает, - с опаской заявил подмастерье. - Может, он еще и говорящий? Пусть скажет чего-нибудь!
Цзао с высокомерным выражением морды задрал лапу на косяк двери ювелирной лавки, оставив на память о своем визите резко и дурно пахнущую лужицу. Охранник замахнулся на него, подмастерье заохал, Орхидея расхохоталась. Так они и отправились на прогулку втроем: двое людей и лис, с удобством восседающий на руках циркачки. Запрокинув голову, девушка смотрела на Барабанную башню и многоярусный храм покровителя города, за две связки монет их впустили в парк с лотосовыми прудами. Ее нового знакомца звали Линь, у него достало ума держать руки при себе, зато языком он болтал без устали. Он забавлял Орхидею, лис вприпрыжку скакал рядом с ними, по-собачьи вывалив узкий язык.
Около дверей большой таверны "На любой вкус" циркачка заметила наклеенный на стену лист бумаги с нарисованным лицом и, заинтересовавшись, подошла взглянуть поближе. Никогда не учившаяся Черная Орхидея плохо разбирала столбики иероглифов, но без труда узнала розыскной лист. Знакомое дело, городская стража ловит преступника. Жонглерка в недоумении смотрела на искусно изображенное тонкими линиями кисти лицо: вроде бы девичий овал, но с мужским узлом прически.
- Кого это у вас разыскивают? - спросила она Линя, когда они сели за стол и прислуга расставила перед ними тарелки с дымящейся лапшой, рыбой и овощами. Болтливый подмастерье сделал знак, чтобы девушка наклонилась ближе, вполголоса объяснив:
- Это Мэй, вор. То есть в розыск его объявили, как вора, а на самом деле тут такая история вышла... Господин Као Шенг, наместник провинции, сильно охоч до утех внутренних покоев. Мужчина он видный, так отчего бы и нет? Болтают - но я тебе ничего не говорил, поняла, красавица? - будто господину Као не суть важно: сокрушать ли яшмовые врата или звонить в медный гонг, - Орхидея понимающе кивнула. - Этот самый Мэй был у него в последние месяцы хранителем гонгового жезла. А потом раз - и удрал. То ли обрыдло ему, то ли попался наместнику под горячую руку. Прихватил заветную шкатулочку господина Као и сгинул невесть куда. Город вроде не покидал, вот его и шарят по всем закоулкам. Листы развесили. Обещают полсотни золотых слитков тому, кто укажет его местонахождение.
- Полсотни золотых - это немало, - девушка подхватила палочками кусок тушеного карпа, бросив его Цзао. Быстрое движение узких челюстей, и лис довольно облизнулся, всем видом намекая: он заслуживает большего, нежели один жалкий кусочек. - Ваш Фунджоу, конечно, город большой... но тем больше в нем искушений. Спорим, через пару седмиц вашего беглеца изловят? Где бы он не спрятался, его выдадут. За полсотни золотом-то - отчего не выдать? Это ж сколько добра можно купить! Наверное, на целый дом хватит?
- Не, на дом не достанет, - с видом умудренного летами даоса рассудил Линь. - Но зато целый месяц можно жить припеваючи, как принц У-Цзи на острове Пенлай. Но, знаешь, я бы не выдал, - он с гордостью приосанился, рассчитывая произвести на циркачку впечатление своей честностью. - И так у парня жизнь была нелегкая. Представляешь, что с ним сделают, если поймают?
- А я бы выдала, - равнодушно призналась Черная Орхидея. - Какое мне дело до человека, которого я знать не знаю? Вот полсотни золотых на дороге не валяются. Они бы мне очень пригодились.
Возившийся под столом лис Цзао расчихался. Вонь готовящейся человеческой еды раздражала нежный нос зверька, люди так и норовили придавить ногами его хвост, и вообще ему тут не нравилось. На пустыре было куда лучше. А в роще криптомерий, где так печально шелестит облетающая листва - совсем хорошо. Но ему нужно вернуться за городские стены. Поэтому лис терпел удушливый чад огромной сковороды, в которой жарилась рыба, и кривил мордочку от запаха пряностей. Скорее бы эти люди заканчивали есть и болтать, думал он. Орхидея - хорошая девушка, но слишком уж занята собой. Совсем не обращает внимания на страдания несчастного животного!
У дверей таверны Линь и жонглерка распрощались. Линь клятвенно обещал придти на выступление цирка Тао, а Орхидея - прогуляться с ним еще разок.
На пятом или шестом представлении Орхидея, замахиваясь ножом во вращающуюся мишень, приметила нарядный паланкин и человека из тех, которые никогда не задерживаются поглазеть на выступления уличных фигляров. Цзао, пыхтя, старательно крутил лапами расписной диск, заточенные в форме сосновой иглы ножи взлетали и вонзались глубоко в дерево. Циркачка отрабатывала номер, краем глаза косясь на знатного зрителя. Бирюзовый халат с утками-мандаринками по подолу, серебряный наборный пояс с кораллами, высокая шапка, украшенная серебряной шпилькой с синим нефритовым шариком. Да еще и таскающиеся следом два стражника с тяжелыми мечами. Похоже, не просто богатый купец, но знатный чиновник в поисках приключений. Сейчас начнет приставать к Тао, суля деньги за какую-нибудь из певиц или плясуний на канате.
- Орхидея, поди сюда! - нетерпеливо окликнул закончившую выступление жонглерку хозяин цирка, почтительно кланяясь визитеру. - Вот она, извольте видеть, господин. А вот ее чудесное животное... Орхидея, где твой зверь? Куда он подевался?
Циркачка нехотя поклонилась, сунув руки за узкий поясок.
- Цзао помогает Фее обирать зевак. Зачем он вам?
- Орхидея, не дерзи! - зашипел Тао, дергая девицу за рукав куртки и тряся седой бороденкой с вплетенными в нее бусинами. - Этот господин служит управляющим при дворе наместника провинции Као Шенга!..
- Каждую пятерицу в особняке наместника устраивается представление для господина Шенга и его близких, - изволил пояснить свитский наместника. - Я и мои люди всякий раз стараемся явить их взорам нечто новое и невиданное прежде. По городу ходят слухи о тебе, девушка, и твоей ученой лисице. За свое выступление ты получишь двадцать серебряных слитков и новое шелковое платье, - он изучающе оглядел жонглерку с ног до головы, нефритовый шарик важно качнулся влево-вправо. Подбежавший Цзао с любопытством обнюхал надушенный подол одежд важного гостя.
- Цзао, что скажешь? - обратилась к лису Орхидея. - Смотри-ка, нас приглашают во дворец. У тебя достанет ума не гадить на коврах? Ты ведь не опозоришь нас, сожрав любимых жаворонков господина наместника?
Лис взъерошил шерсть на загривке и презрительно сморщил мордочку, словно собираясь зарычать.
- Тридцать слитков и два платья, - заявила девица, не обращая внимания на задушенный страдальческий хрип старого Тао. - Я не глухая и знаю, какие слухи ходят о господине наместнике. Полагаю, ошметки моей девичьей чести стоят тридцати серебряных слитков?
- Ни твоя честь, ни ты сама ровным счетом ничего не стоят, - отмахнулся слуга господина Као. - Ты всего лишь циркачка из дешевого балагана. Тебе делают одолжение, за которое ты должна быть безмерно благодарна и предлагают щедро оплатить твое кривляние. И ты еще недовольна? Я бы мог приказать выдрать тебя, чтобы ты навсегда запомнила свое место!
- Если вам не нравится мое кривляние и мои слова, поищите другую кривляку с ученой лисой, - девушка свистнула навострившему уши Цзао. - Конечно, почтенный господин, вы имеете полное право меня выпороть - но это ровным счетом ничего не изменит. Тридцать слитков, в обмен на которые ваш господин и его гости получат отличное представление. Господин Шенг наверняка вознаградит умелого устроителя развлечений, верно? Мы договорились?
- Договорились, - пожевав губами, согласился подчиненный господина Шенга. - Утром в седмицу приходи со своим зверем к восточным воротам особняка наместника. Там будут и другие участники представления. Следи за своей лисицей в оба глаза, чтобы та не сбежала, поняла?
- Он лис, а не лисица, - поправила Орхидея. - Его имя - Цзао.
Посланец наместника сверху вниз воззрился на сидевшего у ног девушки-жонглера рыжего зверька с глазами цвета полированного нефрита. Неразумные твари лишены почтительности, и лесной зверек таращился на человека с туповато-рассеянным любопытством маленького ребенка, не способного надолго сосредоточиться на чем-то.
Прежде судьба не заносила Черную Орхидею в дома, подобные собственности наместника провинции господина Као Шенга. Она приказывала себе не глазеть по сторонам с открытым ртом, уподобляясь тупой крестьянке из глухой провинции, но ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось прикоснуться ко всем этим красивым вещам: к колоннам из цветного камня, сиденьям розового дерева и лакированным ширмам, расписанным нежными красками. Пеструю толпу циркачей быстро провели вдоль открытой галереи, приведя в небольшой зал и велев ожидать. Им даже принесли фрукты и вино, которого Орхидея никогда не пробовала - и украдкой от слуг девушка сунула керамический кувшинчик с небесной росой за пазуху. Из-за шелестящего занавеса из перламутровых лепестков время от времени появлялся распорядитель со свитком в руках, выкликая новое имя - тогда один из исполнителей торопливо вскакивал с места и убегал. До слуха лиса доносились струнные переливы, приглушенные хлопки в ладоши, восторженные возгласы мужчин и высокий, манерный смех женщин. Трещали хлопушки, по-над полом струился острый, разъедающий ноздри запах сгоревшего огненного порошка для фейерверков. Пахло благовониями и тяжелыми, с кисловатым привкусом, духами на оленьем мускусе и хмеле.
Наконец позвали Черную Орхидею. Девушка подхватила мешок с добром для выступлений, Цзао поспешил за ней, клацая когтями по мраморному полу. Циркачку сопроводили в большой зал с тремя рядами толстых колонн, между которыми широкими волнами вздувалась натянутая серебряная и розовая кисея. За тканью угадывались расставленные кресла и присутствие множества пересмеивающихся и болтающих людей. В дальнем конце зала, под большим шелковым полотнищем с вытканным изображением дракона красовалось высокое седалище черного дерева с золотом, занятое правителем округа. Циркачка не разглядела его лица - распорядитель строжайше запретил ей или ее животному приближаться к возвышению ближе, чем на пять шагов. Для пущей наглядности запретная граница была отмечена протянутой по полу красной шелковой лентой.
Сбоку сидел маленький оркестр - барабанщики, женщина с цинем и молоденькая флейтистка. Цзао невесть зачем тявкнул в их сторону.
- Веди себя прилично, - сквозь зубы напомнила лису Орхидея.
Жонглерке не разрешили принести с собой метательные ножи и диск-мишень. Пришлось довольствоваться вертящимися тарелками, булавами и множеством разноцветных шариков. Цзао стремительно подпрыгивал, переворачиваясь в воздухе и на лету хватая украшенные лентами деревянные кольца. Длинный изжелта-рыжий хвост лиса метался, как флажок на сильном ветру. Орхидея была довольна собой. Может, пресыщенные зрители не оценят ее искусства по достоинству, но циркачка знала: она не допустила ни единой ошибки, не уронила ни одного предмета и ни разу не сбилась с ритма, заданного мерным перестуком гулких барабанов. Цзао не подвел ее, юрко шныряя между переступающими ногами, когда девушка исполняла сложную змейку шагов. Циркачка выгнулась мостиком, и лис шустро пробежал под ней, волоча за собой гирлянду развевающихся лент. Орхидея замерла на одной ноге, вскинув другую к затылку. В ее руках низко, таинственно жужжали вращающиеся на тонких бамбучинах тарелки, а Цзао отплясывал вокруг на задних лапах, дружелюбно ухмыляясь зубастой пастью. Жонглерка из бродячего цирка ведала, каков вкус истинного успеха - он полон горькой сладости, как переспелый гранат, и солон, точно скатывающийся по напряженной спине пот. Тридцать серебряных слитков и два платья. Возможно, по окончании представления правитель области пожелает взять ее на ложе. Говорят, пресытившихся тонкими сладостями богачей тянет на простую еду вроде рисовых колобков с солеными сливами и подгоревших лепешек. Она и есть эта пресная лепешка с обуглившимися краями и привкусом топленого свиного жира. Поданная на тарелке циньского фарфора, расписанной ласточками и стеблями ивы.
Она в последний раз кувырнулась через голову и поклонилась, широко распахнув руки. Выходить из зала следовало через другую дверь, и, торопливо покидав в мешок булавы, шары и кольца, Орхидея убежала - на смену ей уже шли заклинатель змей и глотатель огня. Циркачке хотелось пить, она надеялась, что не разбила украденную бутылочку с вином - и что сейчас ей заплатят и разрешат поскорее убраться прочь. Бдевший подле большого парчового короба старик желчного вида спросил ее имя. Бормоча себе под нос: "Орхидея, Орхидея", казначей провел тонким крючковатым пальцем по строчкам длинного списка, сунув в руки девушке тяжелый кожаный мешочек и большой мягкий сверток. Жестом приказал ей шагать дальше - и циркачка, не чуя ног под ногами, припустила по коридору.
Как оказалось - до ближайшего поворота. Где ее мягко придержал под локоток давешний устроитель зрелищ, деловито осведомившись: умна ли дочь своей матери или глуповата, как ему показалось? Орхидея только вздохнула. Почему все полагают, что акробатка из цирка непременно должна быть гулящей девицей? Такие девушки не бродят по дорогам. Они проживают в кварталах ив и цветов, вытягивая монету из восхищенных поклонников и ведать не ведая о том, что такое спать на мокрой холодной земле и не знать, что станется с тобою завтра. Орхидея как-то заглянула в веселый квартал Фунджоу и крепко призадумалась о том, не прогадала ли она, отказав уговорам хозяйки борделя в далеком родном городе. Была бы сейчас куртизанкой третьего разряда, жила припеваючи, красила ноготки в модный оттенок "хвост зимородка" и горя не знала.
В покоях, куда провел ее распорядитель, стены были затянуты голубой парчой, а на полу валялось множество расшитых подушек. Окон не было, с потолка на тонких цепочках свисали курильницы в виде золотых цапель. Притихший Цзао забился в угол, поджав хвост и настороженно озираясь по сторонам.
- Влипли мы с тобой, - поделилась с ним удрученная Орхидея. Она обошла комнату, сунув нос в глубокие ниши, где стояли сундуки и резные шкатулки. В одной из ниш располагался алтарь Благой Богини. Подумав, циркачка позаимствовала одну из ароматных палочек, воткнув ее в чашу с песком. - Тебе-то что, конечно. Ты же просто лис, умеющий ходить на задних лапах. Если б не ты, я бы сюда не попала!
Про себя девушка уже решила она не станет корчить из себя неприступную красавицу-принцессу Вань Хуа, между смертью и бесчестием выбравшую кинжал и гибель. Она-то красавица и отнюдь не принцесса. Ей не позволят красиво скончаться на глазах у насильника, а просто-напросто дадут десяток плетей, заклеймят рабыней и продадут куда-нибудь на север. Где она очень быстро помрет от непосильных трудов и вечного холода. Черная Орхидея совершенно не хотела умирать в расцвете лет, здраво рассудив, что от нее не убудет. Кому другому она бы дала достойный отпор, но что такое девица-циркачка по сравнению с наместником провинции? Пыль под ногами. Растопчут и не заметят. А так ей останутся тридцать серебряных слитков и два шелковых платья. Она чуть приоткрыла край узла, с наслаждением потерев между пальцами скользкий край лиловой камки. Хорошая материя, доброй выделки. Платье прослужит долго.
За этим занятием ее и застал господин Као Шенг, управляющий округа. Как говорил подмастерье ювелира Линь, он и в самом деле был мужчиной видным и статным. С лицом из тех, что именуются "тигриными" - когда все черты чуть более остры, чем того требует гармония, а глаза из-за тяжелых век кажутся постоянно прищуренными. Орхидея торопливо вскочила, прижав руки к груди и поклонившись. Гадая, потратит ли господин Као время на беседы или сразу перейдет к делу.
Као Шенг оказался не лишен доли любопытства. Он разрешил Орхидее сесть на подушку, похвалил ее выступление, спросил о месте ее рождения и о том, давно ли она в цирке. Господин Шенг даже заинтересовался ученым лисом, но Цзао, несмотря на все уговоры и пирожок с медом, не пожелал выходить из угла.
- Простите его, господин. Он всего лишь лесной зверь. Никогда не бывал в таких больших домах и перепугался, - извинилась за питомца жонглерка. - Он будет вести себя хорошо и ничего здесь не испортит, обещаю.
Лису было дозволено остаться. Невесть отчего Орхидея, раздеваясь, почувствовала себя неловко. Мало ей мужчины с угрюмым взглядом, так еще и Цзао, укрывшись за подушками, похотливо таращился на нее. Хотя с чего бы лису пялиться на человеческую девицу, пусть и голую?
"Он всего лишь лесной зверь, - повторила себе девушка, покорно укладываясь на подушки. Те были упругими, холодными и больно царапались золотой канителью. - Лисы вожделеют лисиц, а не женщин. Не забивай себе голову глупостями".
Она зажмурилась, раздвинув ноги и приготовившись к неизбежному. Черная Орхидея не владела изысканным искусством любви куртизанок, не умела доставлять особенного наслаждения - да и сама его не слишком-то получала. Плотское единение было для нее неизбежностью, которая позарез необходима мужчинам. Ей нужно всего лишь потерпеть - а потом ее отпустят. Ведь все, что у нее есть - молодость и здоровое, сильное тело акробатки. Господин Шенг получит свою долю того и другого, а она будет по мере сил вертеться на его нефритовом жезле, изображая неведомую ей страсть. Сейчас господин правитель округа кончит, забрызгав ее теплым и липким семенем, и уйдет к своим гостям. Она вернется на пустырь, к Тао и остальным, и с гордостью покажет серебряные слитки. Тридцать полновесных серебряных слитков, нанизанных на вощеную алую нить. Они устроят пир, а одно из платьев она подарит Маленькой Фее.
Но ничего не кончилось. Мужчина, скрипя зубами и глухо, раздраженно рыча, выскользнул из нее, рывком поставив Орхидею на четвереньки и снова нанизав девушку на свое готовое к бою достоинство. Он дергал ее взад и вперед, запустив пальцы в плотно увязанную на затылке косу и задирая ей голову. Взад и вперед, вперед и назад, пока перед глазами у Орхидеи не поплыли разноцветные круги, а ее женское естество не начало болезненно саднить. Казалось, господин Као совершенно не воспринимал циркачку как живую женщину, но лишь как некий неодушевленный предмет в форме женского тела, которым он непременно должен овладеть - да ничего не выходило. Взад и вперед, рот девушки наполнился горькой пенистой слюной, взад и вперед, руки устали и начали дрожать, взад и вперед, колени разъезжаются на этих дурацких подушках.
"А что, если я никогда не выйду отсюда? - тоскливо подумала Орхидея. - Что, если у слухов и сплетен о господине Шенге есть неприглядная изнанка? Что, если он напрочь лишен мужской силы - качать-то качает, а проку нет и нет? Что, если меня убьют или оставят тут навсегда, чтобы не проболталась? Отрежут язык, сделают служанкой. Буду всю жизнь драить полы и выносить помои. Лишь потому, что хотела чуточку заработать!"
Она всхлипнула. Черная Орхидея считала себя уверенной и решительной, подобно мужчинам - а сейчас поневоле начала жалобно хныкать. Ей было больно и противно, мужчина железной хваткой держал ее за бедра, хрипя и ругаясь, мучениям не было конца, а треклятый лис глазел. Где он, этот блохастый паршивец? Чтоб ему сдохнуть в капкане. Зря она не разрешила Мо пристукнуть гадкую тварь...
Жонглерка повела отяжелевшей головой. Перед глазами все плыло, как в густом осеннем тумане. Словно она напилась дурного вина или сильно ударилась головой. Она не видела лиса - но подле алтаря Богини кто-то копошился. Кто-то, торопливо рывшийся во внутренних ящичках алтаря, где хранятся ароматические палочки и подношения божеству.
Господин Као Шенг тоже заметил постороннего. Взревел дурным рыком, отшвырнул Орхидею - та потеряла равновесие и кубарем покатилась по подушкам - и бросился на того, кто скрывался в нише. Схватил за горло и яростно затряс, как охотничий пес трясет изловленную в курятнике лису. Девушка видела лишь широкую спину Шенга и чьи-то судорожно мечущиеся руки, слышала проклятия и удушливый сип, а потом руки чужака выгнулись, с силой ударив господина наместника ребрами ладоней пониже ушей. Тот отступил, пошатываясь и мотая головой, точно бык, оглушенный ударом мясницкого колуна промеж рогов. Другой бы на его месте потерял сознание, но господин Шенг лишь плюнул кровью на шитые золотом подушки, тихо и жутко выругавшись. Жертва, пригнувшись, юркнула под шарящими в воздухе руками Шенга. Орхидея увидела посиневшее лицо с вытаращенными в ужасе глазами и то, что невесть откуда взявшийся в покое незнакомец прижимает к груди некую шкатулку или коробку, позаимствованную с алтаря. Грузно развернувшись, Као Шенг сгреб беглеца за волосы - развевающиеся и длинные, как у девушки. Пойманный истошно заверещал подстреленным зайцем:
- Орхидея! Не стой столбом! Он же нас убьет - и меня, и тебя! Сделай что-нибудь!
"Плакали мои тридцать серебряных слитков и два платья, - мрачно подумала окончательно переставшая что-либо понимать циркачка. Господин Као швырнул свою добычу на пол, метко и жестко пиная изловленного парня ногами, не позволяя ни встать, ни откатиться в сторону. - Откуда он меня знает? Богиня, ты решила испытать меня? Но почему именно сегодня?.."
У жонглерки все болело, словно после долгих, изнурительных упражнений. Ей хотелось забиться в угол и спрятаться, чтобы ее оставили в покое. Господин Шенг позабыл о ней, избивая незнакомца, суля тому мучительную кару, обещая своеручно кастрировать тупым ножом и четвертовать на площади. Парень больше не орал и не визжал, только глухо охал. Орхидея дотянулась до своего мешка, трясущимися руками распустив горловину и вытащив два пестрых мяча для жонглирования - деревянных, залитых изнутри свинцом. Прикинула и добавила третий, обмотав все три шара длинным шарфом.
Цепляясь за стену, Орхидея поднялась на ноги. Привычным движением запястья крутанула шарф - и тут ее сознание прояснилось, словно к носу поднесли пропитанную жгучим уксусом тряпицу. Боль исчезла, нарядные покои исчезли, весь мир сжался в одну дрожащую точку, киноварью горевшую на виске господина Као Шенга - чуть пониже уха и повыше края резко очерченной челюстной кости.
Девушка прыгнула, раскручивая шарф с шарами над головой. Утяжеленные свинцовой сердцевиной мячи с сухим, отчетливым треском ударили господина наместника по голове, отбросив его к подножию алтаря Богини. Челюсть Као Шенга вывернулась с положенного места, жутковато перекосившись набок, один глаз выскочил из глазницы и повис раскачивающимся кровавым шаром на длинном сухожилии.
"В точности нефритовый шарик на шапке у его посланца, что зазвал меня во дворец", - некстати подумалось Орхидее. Она надеялась, что ударила верно и точно, что Као Шенг мертв и не сможет позвать на помощь, что сюда не ворвется стража, дабы предать ее мучительной казни. Парень с длинными волосами хрипел и кашлял, извиваясь на полу и пытаясь встать. Когда же это ему наконец удалось, он сипло и сердито зашипел на оцепеневшую циркачку:
- Шевелись, проклятие твоей матери! Тут привыкли к воплям. А вот если станет слишком тихо, слуги могут сунутся проверить... Визжи!
Жонглерка вдохнула ароматный воздух и послушно издала сообразный вопль - так, что в ушах зазвенело.
- Молодцом, - хрипло одобрил незнакомец. Похоже, Као повредил ему гортань и теперь тот не мог говорить нормальным голосом. - Одевайся, шустрее. Чем это ты его?
- Мячами для жонглирования, - Орхидея сглотнула. - Ты знаешь, как отсюда выбраться?
- А то! - незнакомец схватил ее куртку. Морщась и кривясь, натянул на себя. Девушка едва успела выхватить из его рук свои шаровары, зло огрызнувшись: "Вот уж нет, обойдешься!"
- Но я же не могу без штанов! - просипела жертва побоев господина Као.
- С него сними! - присоветовала жонглерка. Она влезла в рубаху, отыскала мешочек с серебром и накрепко привязала шарфом к себе, чтобы не потерять. Парень возился с телом наместника, и впрямь стягивая с него исподнее - а лакированная шкатулка, украденная им с алтаря Богини, валялась на полу. Орхидея схватила ее, сунула за пазуху, рядом с заветным мешочком. Заметив ее поступок, парень зашипел, оскалив зубы:
- Верни, это мое!
- Сперва выведи меня отсюда, - отрезала девушка. - Ты меня знаешь, я тебя знать не знаю. Вдруг мы меня бросишь на полдороге? Я за твои проделки оказаться на колу не желаю. Веди! Цзао! - запоздало вспомнила она про лиса. - Цзао, где ты?
Лиса в покоях не было. Перепуганный суматохами, криком и дракой, зверек улизнул и теперь болтался невесть где в многочисленных коридорах и залах особняка. Орхидея в неподдельном горе схватилась ладонями за виски:
- Цзао! Мой лис, он потерялся! Я не могу его тут бросить!
- Лисы - звери умные. Он выберется - а вот ты, если бросишься его искать, точно погибнешь, - прохрипел парень. - Бежим, бежим скорее! - он схватил циркачку за руку, поволочив за собой. Но не прочь из комнаты с расшитыми подушками, а в одну из ниш, где нижняя панель стены повернулась вокруг своей оси, открыв темный и узкий лаз. Они поочередно втиснулись туда, долго ползли, отталкиваясь локтями, чихая и кашляя от пыли и паутины, пока не вывалились в складском помещении, заставленном ящиками и корзинами, где вкусно и пряно пахло ароматными травами. Отодвинув деревянную дверь склада, беглецы попали в кухни, из кухонь - в помещения для слуг, оттуда выпрыгнули через окно в сад.
В глубинах особняка уже орали, требуя немедля закрыть все двери и хватать всех подозрительных, по драгоценным паркетам уже неслись, громыхая алебардами и мечами, стражники. Орхидея бежала по выложенным цветными камнями дорожкам меж подстриженных азалиевых кустов, чувствуя, как горят легкие и колотится сердце. Ее спаситель скачками несся впереди, подволакивая ногу. Они обогнули озерцо с живописным водопадом, оказавшись под высокой каменной стеной. Парень без лишних слов подставил циркачке сложенные руки, зашвырнув ее наверх - и, лежа пластом на широком гребне, она за руку и за шиворот втянула его наверх. Беглецы спрыгнули вниз, угодив в густые и колючие кусты терновника, и невольно завопив, когда колючки впились в кожу. С трудом вырвавшись из колючих тенет, они припустили по безлюдной улице, свернули влево-вправо, петляя между небогатых домов. Спутник Орхидеи сипло выдохнул: "Сюда!" - и они снова бежали, бежали, бежали по бедным и богатым кварталам Фунджоу, сбивая возможную погоню со следа. Бежали, пока девушка не осознала - верно служившие ноги отказываются нести ее. Они снова куда-то свернули, и жонглерка неуклюже упала, зарывшись лицом в сухую, выжженную траву. Парень не стал поднимать ее, шлепнулся рядом, страдальчески кряхтя и глухо стеная.
Когда мир перестал вращаться и раскачиваться, а внутренности оставили попытки выпрыгнуть через рот, Орхидея медленно села, ощущая себя дряхлой старухой, чьи кости, все до одной, поражены сухотной немочью и бледной коростой. Их занесло в пустой двор давно заброшенного дома, где густо росли полынь и бурьян, а вокруг царило умиротворяющее безлюдье. Ее напарник по лихому побегу лежал поблизости, свернувшись и подтянув колени к груди. Циркачка успела натянуть свои поношенные туфли, парень проделал весь извилистый путь босиком, изодрав ноги до мяса. Чуть передвинувшись, она увидела его лицо, багровое от прилива крови, зажмуренные глаза и наливающийся синяк, оставленный господином Као Шенгом. А еще - ошейник красной кожи с медной пряжкой, петлей охвативший шею. Парень тяжело дышал и, похоже, сейчас его не занимало ничего, кроме собственных бед. Длинные волосы спутались и являли собой крайне неприглядный колтун.
Орхидея неловко сунула руку за пазуху. Вытащила плоскую шкатулку с танцующими журавлями на крышке, запертую на плоский замочек. Потрясла - внутри что-то глухо стукнуло. Циркачка подобрала камень потяжелее и примерилась к углу шкатулки, рассчитывая одним метким ударом проломить тонкое дерево.
- Не надо! - у молодого человека хватило сил перекатиться набок. Голос к нему толком не вернулся, но слова он выговаривал вполне отчетливо. Глаза у него были злые и отчаянные. Редкого нефритового оттенка, что не часто встречается среди уроженцев Поднебесной, но зато сплошь и рядом бывает у животных. - Ты обещала, что вернешь ее!
- Я передумала, - Орхидея положила камень в пределах досягаемости. - Тогда я кое-чего не знала... господин Мэй. Или Цзао? - она скривилась. - Ты ведь Цзао, верно? Не простой обычный лис, что ворует кур и бегает за зайцами. Ты кицуне. Оборотень, что меняет шкуры, соблазняет юных девушек, обманывает и лжет всяким словом. Что в шкатулке, жемчуга и изумруды? Тебе показалось мало того, что ты уже украл у наместника?
- Ничего я у него не крал, - вяло запротестовал бывший Цзао.
- А листы с твоей мордой развешаны на стенах так, заради украшения города, - отпарировала жонглерка.
- Као обвинил меня в краже, чтобы вынудить вернуться обратно, - нехотя признался лис, обратившийся человеком. - Эта шкатулка - моя. Он силой отнял ее у меня. Убегая, я не сумел забрать ее. Отдай, прошу тебя.
- Что внутри? - стояла на своем девушка. Цзао-Мэй сморщил нос, став очень похожим на свою звериную ипостась, прошептал что-то - и крышка, щелкнув, откинулась сама. Внутри, на подстилке жатого бархата, покоился выпуклый кусок кости, коричневый, потрескавшийся и очень старый с виду. Орхидея, и впрямь рассчитывавшая увидеть жемчужную нить или сияние ограненных камней, невольно отшатнулась.
- Это еще что за реликвия? - подозрительно сощурилась она.
- Теменная кость черепа убийцы невинных, умершего в раскаянии от собственной руки на рассвете первого зимнего дня в год Огненного Тигра, - с бесконечной усталостью в голосе растолковал Цзао.
- На кой ляд она тебе сдалась? - оторопела циркачка. - Или это твой прапрадедушка был убийцей?
- Послушай, - лис-оборотень заскрипел зубами, с усилием садясь и тоскливо взирая на свои искалеченные ступни. - Есть животные и есть лисы. Есть просто лисы, а есть мы. Есть кицуне-женщины и кицуне-мужчины. Есть святые лисы, прожившие сотни лет, познавшие мир и плотскую любовь во всех ее проявлениях. Есть лисята, вчера выбравшиеся из норы. Вот ты, когда училась жонглировать... ты взяла булавы и они сразу же начали кружиться?
- Нет, конечно, - Орхидея пристально взглянула на старую кость. - Ага. Смекнула. Без нее ты не можешь перекинуться в зверя, что ли? Пока ее у тебя не было - ты оставался лисом. Покамест Као пялил меня в свое удовольствие, ты отыскал свой талисман и стал человеком. А вот ума смыться по-тихому тебе недостало.
Цзао пожал плечами, молча признавая свое несовершенство, и попросил:
- Теперь ты все про меня знаешь. Отдай.
Орхидея придвинула шкатулку к себе:
- Чтобы ты опять стал лисом, ага. И благополучно улизнул. А я останусь. Я, которая по твоей вине прикончила окружного наместника. Которую теперь будут разыскивать по всему городу. Распорядитель зрелищ, который меня нанял, прекрасно знает, где стоит наш цирк. Как полагаешь, умник, куда в первую очередь кинется стража? Что станется с моими друзьями? - она схватила камень, замахнулась в ярости: - Знаешь, что я сейчас сделаю? Разобью твою костяную хрень ко всем демонам. Оставайся человеком на всю жизнь! А когда меня схватит городская стража, я назову тебя своим сообщником, пусть тебе отрубят голову! И почему я сразу тебя не прирезала! Сшила бы сапоги из твоей шкуры, хоть какой-то прок!
- Орхидея, не надо! - взвыл Цзао, бросаясь вперед в попытке выхватить свою драгоценную шкатулку из рук девушки. Жонглерка без колебаний врезала ему ногой под дых, и кицуне скрючился, мучительно кашляя.
- Ничего ты не получишь, пока не придумаешь, как спасти всех нас, - твердо заявила девушка, захлопывая крышку шкатулки. - Вы, лисы, жуть какие хитрые. Вот и придумывай выход. А то сожгу твою кость. Видят боги, как есть сожгу.
- Но я не знаю, что делать! - жалобно прохныкал Цзао-Мэй, опасливо косясь на разъяренную девицу. - Пусть меня покарают боги, если я лгу! Я случайно угодил к Шенгу - и всякий день мечтал только об одном: как бы смыться из его дома! Да, признаю, я трусоват и пуглив, но я живое создание! У него нет никакого права мучить и запугивать меня! В одну из ночей я так испугался, что сменил облик на звериный и улизнул. Мой амулет остался у него. Если бы я не вернул его, остался бы лисом до конца дней своих! Одичал, потерял бы рассудок и...
- Значит, ты должен быть мне еще и благодарен, - отрезала Черная Орхидея. - Будешь поступать так, как я скажу, коли собственного ума недостает. На стороне господина Као Шенга было право сильного. Мы обратимся к защите слабого - в городской суд. Мне говорили на рынке, что здешний судья верен не букве, но духу закона, а потому пребывал в опале и вражде с наместником. Теперь Као нет, и у судьи развязаны руки. Пошли! - она поднялась, неуклюже пошатнувшись.
- Идти в суд? - кицуне попытался отползти, елозя задницей по земле, и укрыться среди пыльных лопухов. - Никогда! Ни за что! У меня ноги болят! Я не могу и шагу ступить!
- Тогда я оттащу тебя за хвост... то есть за шиворот! - пригрозила циркачка, убирая заветную шкатулку Цзао за пазуху. - Или сиди тут до скончания веков, питаясь собственной трусостью, - она презрительно скривила губы, дав совет: - У меня в кармане куртки должен лежать платок. Возьми его, разорви и перевяжи свои ноги.
- Он грязный, - оборотень брезгливо, двумя пальцами, вытащил наружу не слишком чистую тряпицу.
- Поди и раздобудь другой! - обозлилась девушка. - Я отправляюсь в суд, а ты - ты можешь делать, что твоей лисьей душе угодно. Правду говорят: вы, лисы, проклятое богами племя!
- Нет, подожди меня! - запаниковал бывший зверь, раздирая плотную ткань и неловко пытаясь обмотать ступню обрывком платка. В сердцах сплюнув, Орхидея присела рядом с ним, отобрала лоскут и накрепко перебинтовала лису кровоточащие ноги:
- Дойдешь. А там будет уже все равно. Может, нас даже слушать не станут, сразу бросят в тюрьму. Там тебе будет уже все едино, болят у тебя ноги или нет.
- Я не хочу в тюрьму, - испугался Цзао.
- А я хочу, что ли? Все, что я хотела - выступать в цирке и заработать немного денег! - жонглерка настойчиво поволокла охающего и хромающего парня следом за собой. - А что я получила? Ничегошеньки и кучу неприятностей!
- У тебя остались деньги господина Као, - как бы невзначай заметил кицуне.
- И ты на них свою пасть не разевай. Ничего не получишь. Ни единой монетки, ни одного слитка, - проворчала в ответ Орхидея.
Здание суда Фунджоу было большим и красивым, однако пришло нынче в некоторое запустение. Но большой медный диск с изображением танцующих драконов, которому полагалось висеть на цепях рядом с воротами присутствия, оказался на месте. И молоток, привязанный для надежности веревкой за ручку, тоже никто не украл. Побледневший от страха Цзао всю дорогу ныл, пытаясь убедить циркачку сменить решение, твердя, что придумает способ незаметно вывести ее из города. Орхидея мрачно отмалчивалась, зная: стоит ей остановиться и подумать над своими действиями, и она ударится в панику. Ей было страшно, очень страшно и жутко. Она никогда в жизни не убивала человека, она знала, что будет наказана за свое преступление - но присутствие лиса и его непрестанные жалобы отчего-то добавляли крепости ее душе. Не слушая причитаний Цзао, она взяла молоток, с силой ударив им в гонг. Тот низко, басовито загудел, распугав клянчивших милостыню у судебных ворот нищих - а из-за приоткрытых створок немедля выскочил разъяренный стражник, грозя ужасными карами тому, кто посмел притронуться к гонгу. Впрочем, увидев циркачку и ее спутника, блюститель озадачился, резко осведомившись, какое у них дело - мол, в этот вечерний час присутствие уже закрыто.
- Я знаю, что судья обязан жить в здании суда, - заявила стражнику девушка. - Пойди и скажи ему: преступники, что убили сегодня наместника округа Као Шенга, явились, желая признать свою вину. Да беги поскорее, пока этот неженка совсем не сомлел! - она с силой пихнула потерявшего дар речи кицуне локтем в бок. - Да, и еще добавь: я поймала и привела вора Мэя. Того, на которого вывешены розыскные листы.
Стражник поскреб в затылке, отчего шлем косо съехал ему на ухо, и заявил:
- Вы вот что. Вы заходите. И ты, девица, и дружок твой. Шагайте за мной. Послушаем, что скажет его превосходительство судья Жэнь. Он тут, в саду.
Жонглерка украдкой перевела дух. Невесть отчего она страшилась оказаться в зале судебных заседаний. Это бы означало, что она - подлинная и уличенная преступница. А в саду - это вроде как и не суд вовсе, это они просто пришли повиниться.
Почему-то девушке казалось, что судья города Фунджоу должен быть непременно стар, толст и величественно-устрашающ видом. Господин Жэнь оказался жилистым и сутуловатым человеком средних лет, с малоподвижным лицом и длинной, узкой черной бородой, которую имел обыкновение неторопливо поглаживать при разговоре. Одеяние судьи было из простой черной камки, и своим обликом он напомнил циркачке одного небогатого писца из городка Лифань, полюбившего ходить на выступления их цирка. Чиновнику ничего от них не было нужно, он не пытался купить себе девушку на ночь - ему просто нравились выступления. Когда циркачи покидали город, он подарил старому Тао стихотворение на свитке дорогой золотистой бумаги. Хозяин цирка до сих пор хранил этот свиток, Орхидея видела его и держала в руках, сожалея о своей неграмотности.
Стражник немедля принялся нашептывать судье что-то на ухо, тыча рукой в жонглерку и притихшего кицуне. Судья послушал, кивнул и жестом велел гвардейцу возвращаться на пост. После чего внимательно осмотрел незваных визитеров. Орхидее стало неловко за то, что она стоит в одной рубашке и штанах, пыльная, грязная и с растрепанной косой. А у Цзао вид и того краше, будто его сперва кошки драли когтями, а потом отделала компания пьяных возчиков.
- Первый раз сталкиваюсь с подобным: о злодеянии еще толком ничего не известно, а виновные уже сами объявились, - глуховатым голосом заметил судья Жэнь. - По закону, я должен бы поместить вас обоих в камеры и строжайше допросить в присутствии писца, тюремного надзирателя и свидетелей. Но вы, похоже, не совсем обычные преступники. Так что я выслушаю вас здесь. Кто из вас желает поведать о содеянном - ты, девушка?
Черная Орхидея поклонилась, обеими руками протянув перед собой шкатулку со старой костью внутри.
- Ваша ничтожная служанка весьма сожалеет о том, что потревожила ваш покой, - начала она, припомнив, как ее наставлял старый Тао. - Однако ж ее ничтожное дело не терпит отлагательств, заключаясь в том...
Стараясь не сбиваться и не перескакивать с одного на другое, она рассказала все. Начиная с ночевки в роще криптомерий и завершив описанием побега из особняка Као Шенга.
- Я знаю, вы мне не поверите, господин судья, - закончила она, сглатывая сухим горлом. Стемнело, в окнах домов один за другим зажигались огни, в сад несколько раз заглядывали встревоженные стражники и слуги судьи. - Я и сама не поклянусь, что собственными глазами видела, как этот тип меняет одну шкуру на другую. Но я пришла к Као в сопровождении лиса - а убежала с этим парнем. У него на шее до сих пор болтается тот ошейник, что я купила для Цзао-лиса. Я убила господина Као, потому что перепугалась до смерти. Я и сейчас боюсь - но люди на рынке Фунджоу говорили, якобы вы судите справедливо. Я не знала, куда еще мне идти и что делать, и пришла сюда. Такова моя история. Можете отправить меня за решетку, но я рассказала все, что знаю.
- Когда творец создавал мир, он оставил в нем достаточно места для чудес, - глубокомысленно высказался судья Жэнь. - Можешь сесть, девушка. И твой спутник - тоже. Эй, там! - окликнул судья, чуть повысив голос.- Принесите поесть этим двоим. Они останутся на ночлег... пожалуй, мне придется запереть вас в старой конюшне, - словно извиняясь, добавил он. - Убежать вы не сможете, но все-таки это не застенок.
Судья провел пальцами по гладкой крышке шкатулки, пощелкал ногтем по замку:
- Говоришь, внутри - часть черепа мертвеца? Я читал о подобном ритуале. Лисица, желающая сменить облик, помещает сию кость себе на темя и кланяется, вознося молитву богине луны. Если лиса совершит десять поклонов, а кость не свалится - превращению быть. Так ли это?
- Так, - неохотно кивнул Цзао.
- Доводилось мне также созерцать поразительные деяния, скобы свершенные духами, призраками и ожившими мертвецами, - господин Жэнь бережно поставил шкатулку рядом с собой, а Орхидея обеими руками жадно вцепилась в кувшин с водой и миску с лепешками. - На поверку же сплошь и рядом оказывалось: это дела рук обычных смертных, лишь пытавшихся сойти в глазах простецов за потусторонних существ. Я позволю себе усомниться в лисьем происхождении сего молодого человека, но в данном случае оно является лишь интригующей подробностью основного дела. Заключающегося в том, что я верю твоей истории, - циркачка затрясла головой, невнятно пытаясь поблагодарить сквозь набитый едой рот. - Почему? У меня собрано немало доказательств жестокости Као Шенга, как и того, что покойный наместник был нечист на руку и не соответствовал своей высокой должности. К сожалению, у господина Шенга имелись влиятельные друзья в столице, препятствовавшие его смещению с занимаемого поста. Его смерть станет благом для провинции, но...
Судья умолк. Жонглерка поперхнулась комком риса, уже догадываясь, что услышит дальше. Цзао глубоко и скорбно вздохнул, впервые несмело подав голос:
- Но кто-то должен быть публично наказан, иначе в столице усомнятся уже в благонадежности господина судьи. Убийство наместника - это не драка носильщиков на базаре и не то, когда ревнивый поклонник душит неверную певичку...
- Совершенно верно, - подтвердил достопочтенный Жэнь, оглаживая бороду. - Я обязан провести расследование и покарать преступников. То есть вас. Либо же... - он помолчал, раздумывая, и заговорил другим тоном, более сухим и деловитым: - Либо же доказать, что убийство Шенга по сути своей не было преступлением. Закон оправдывает жертву, убившую насильника - если свершение насилия подтверждено неоспоримыми уликами либо показаниями трех свидетелей. Оправдывается тот, кто убил, защищая малолетних детей либо же престарелых родителей. Неподсудны поступки воина в походе и императорского лазутчика, имеющего личное прощение владыки. Не будет казнен безумец или слабоумный - но таковых помещают в дом для скорбных рассудком или в монастырь. Личная или семейная месть порой служит оправданием убийства, но тут важны обстоятельства ее свершения... Все это нам не подходит.
- Есть еще неотъемлемое право судьи на тайное лишение жизни любого, кто соучастен в зломыслии против императора либо его слуг, но чья вина не явна, но косвенна, - робко, однако без малейшей запинки проговорил кицуне. Судья покосился на него с легким уважением, согласившись:
- Да, но сим правом следует пользоваться с большой осторожностью, ибо таковая вина все равно должна быть доказана и подтверждена. Если доказательств не сыщется, судья, отдавший приказ о тайном умерщвлении, будет лишен должности, сослан либо казнен. Я мог бы рискнуть и выдать вас за исполнителей моего распоряжения, имейся у меня на руках доказательства какой-нито тягчайшей вины наместника. И, разумеется, подтверждение тому, что он совершил это преступление.
- Линь, - неожиданно для себя произнесла циркачка.
- Прости? - повернулся к ней судья Жэнь.
- У меня есть знакомец по имени Линь. Подмастерье в большой ювелирной лавке, что напротив рынка Вэнь-До, - медленно заговорила девушка. - Он обожает собирать городские слухи и сплетни. Так вот, он под большим секретом рассказывал мне, якобы весной через Фунджоу прошел на север самый обычный караван. В котором среди прочих товаров везли сундуки с печатью императорского казначейства. В сундуках были золотые слитки для подкупа вождей северных кочевников, дабы те отошли от границ Поднебесной. В гильдии ювелиров шептались, мол, когда сундуки доставили на место, печати были невредимы, но в половине сундуков вместо золота нашли свинец, покрытый фольгой. Линь полагает, подмена произошла в Фунджоу, стараниями господина Шенга. Као Шенг украл золото и спрятал его где-то в городе - в ожидании, когда его срок службы наместника закончится и он вернется в столицу. Я не знаю, правда это или нет, но...
- Это правда, - с горечью признал Жэнь. - Скандал чудом замяли, а золото как в воду кануло. У меня были основания полагать, что пропало оно не в Фунджоу, а позднее. Но ювелирам вполне может быть известно более моего, и я подозревал, что Шенг причастен к краже. За которую он вполне может быть казнен. При условии, что кому-нибудь удастся найти золото и доказать участие покойного Као в похищении, - судья многозначительно взглянул на Орхидею.
- А вы можете сделать так, чтобы цирк старого Тао оставили в покое? - спросила жонглерка. - Чтобы у них не выспрашивали, куда я делась - ведь управляющий Као прекрасно помнит, где он меня нанял...
- Их не тронут, я прослежу за этим, - нахмурился достопочтенный Жэнь. - Послушай, девушка... Верно ли я понял твои намерения: ты хочешь отыскать пропажу?
- Я жить хочу, - честно призналась Орхидея. - Если ради этого надо сыскать императорское золото - я найду его. А вы составите потребную бумагу. Мол, Као Шенг был убит по вашему слову за то, что позарился на собственность императора. И я смогу спокойно жить дальше.
- Ты настолько уверена в своих силах? - поднял бровь судья.
- Ни в чем я не уверена, - циркачка безнадежно махнула рукой. - Но разве у меня есть выход? Бежать на север и прятаться всю жизнь? Я не хочу - так. Я не лезла в постель к господину Шенгу. Не крала его драгоценностей, я вообще до сегодняшнего дня о нем знать не знала! Но я его убила - из-за засранца, выпавшего из-под хвоста своей матушки-лисицы. Пусть он побудет виновным за все и сидит в тюрьме, пока я ищу золото!
- Я полагаю, выйдет больше проку, если сей молодой человек станет помогать тебе, - примиряюще заметил судья.
- От него вообще никакого проку, кроме вреда, - огрызнулась девушка. Цзао попытался изобразить оскорбленное достоинство. Получилось скверно. - На кой ляд он мне сдался? Если он и в самом деле лис, то ему наплевать на людей и на меня. Это в любой сказке говорится. Лисицам все едино, что станется с людьми. Они только и думают, как бы переспать с кем или загрызть кого.
- В сказках и притчах также говорится о том, что добродетельные деяния непременно вознаграждаются, - напомнил судья Жэнь. - Возможно, помогая тебе, этот молодой человек искупит совершенные им и его сородичами дурные дела.
Орхидея возвела глаза к ночному небу. Она совершенно не представляла, как и где собирается разыскивать похищенное золото, но ей не хотелось и дальше оставаться в компании Цзао. Право, в те дни, когда она считала его просто диким лисом, он казался ей куда приятнее.
- Так это ведь в сказках, господин судья! В жизни все совсем-совсем не так.
В старой конюшне приятно пахло сеном и жившими когда-то тут лошадьми. В кои веки Орхидея провела ночь спокойно, закутавшись в старую попону и зарывшись в ворох сена. Разбудили ее упавшие на лицо солнечные лучи и мелодичный посвист. Циркачка нехотя приоткрыла один глаз. Цзао-лис сидел неподалеку от нее, скрестив ноги, и приводил в порядок свою шевелюру позаимствованным невесть где гребнем. Кицуне переоделся, и выглядел теперь как достойный молодой человек из хорошей судьи. Может быть, даже столичный студент и сын богатых родителей. Если не обращать внимания на радужные разводы синяков.
- Жена судьи Жэня в щедрости своей подарила тебе кое-что из своих платьев, - сообщил он, заметив, что жонглерка пошевелилась. - Еще нам принесли поесть, а я повидался с судьей и узнал кое-что полезное. Пропавшие слитки, если сложить их вместе, заняли бы три сундука и весили около сорока циней. Это немалый груз, для перевозки которого потребовались бы по меньшей мере пять ослов. Мне кажется, Као Шенг вряд ли стал бы держать украденные слитки в своем особняке. Там полно слуг, которые вечно снуют туда-сюда. Что, если бы кто-то непосвященный наткнулся в кладовой на сундуки с золотом?
- Неужели ты впрямь решил взяться за ум, а не только хныкать и жаловаться? - съехидничала девушка. - Глазам своим не верю.
- Я тоже хочу жить, - бывший лис жестом примирения вскинул обе руки вверх. - Я подумал и решил, что лучшее для меня в данный миг - держаться тебя.
- Чтобы в опасный миг снова юркнуть в кусты? - хмыкнула Орхидея, выбираясь из-под попоны и берясь за тарелку.
- Когда мы выступали на рынке, я ни разу тебя не подводил! - обиженно напомнил кицуне. - Тогда ты меня хвалила.
- Тогда у тебя были четыре лапы, длинный хвост и все твои речи сводились к тявканью и скулежу, - напомнила циркачка. - Где твоя ненаглядная кость мертвеца, кстати?
- Судья Жэнь забрал ее, - понурился Цзао. - В залог нашей верности. Обещал вернуть, как только мы справимся. Взамен мы получили вот это, - лис-оборотень бросил в девушку деревянной биркой на цепочке. - Тут написано, что мы являемся временными служащими суда Фунджоу. А помощник судьи рассказал мне, что нынешним летом Као внезапно начал большие переделки в своей загородной усадьбе. Нанял рабочих, выстроил пару павильонов над озером - и забросил строительство. Мне это кажется подозрительным, а тебе?
- Откуда мне знать, как богачи тратят свои деньги? - пожала плечами циркачка. - Те тридцать слитков серебром были самой большой суммой, которую мне доводилось держать в руках. Но поиски надо с чего-то начать. Давай навестим эту самую усадьбу. Верю, ты уже узнал, как она называется и где находится.
- Изумрудный утес, а идти туда надо по дороге от южных городских ворот до первой большой развилки с каменным указателем, - лис выглядел ужасно довольным собой. - Доедай и пойдем. Судья обещал разослать по городу стражников, чтобы сорвали со стен розыскные листы на меня. А еще, пока ты спала, в суд приходил управляющий Шенга вкупе с целой оравой рыдающих слуг и домочадцев. Они хором требовали справедливости и возмездия для преступников - то бишь нас с тобой. Так что пошевеливайся.
- Не командуй, не то хвост отрублю, - буркнула Черная Орхидея.
В новой подаренной куртке рукава оказались достаточно длинными и просторными, чтобы спрятать в них пару свинцовых шариков. Жонглерка потрясла руками, убедившись, что шарики не выпадут - а при случае она, прихватив рукава, сумеет превратить их в пару тяжелых дубинок. Цзао косился на ее приготовления с уважением.
Десятник стражи на Южных воротах, взглянув на судейские бирки с иероглифами, беспрепятственно выпустил двух молодых людей из города. Циркачка и обернувшийся человеком лис зашагали вдоль по вымощенной потрескавшимися каменными плитами дороге, минуя рисовые поля и накрытые черепичными навесами кумирни духов местности. Цзао сообразил обзавестись мягкими сандалиями и почти не хромал. Лис уверовал в свою удачу, на него напало говорливое настроение. Он желал знать все о своей спутнице - где она родилась и как выучилась жонглированию, почему до сих пор бродит с цирком, много ли было у нее дружков, не собирается ли она замуж и что намерена делать дальше со своей жизнью?
- Отстань, - беззлобно отмахнулась циркачка. - В моей судьбе не было ровным счетом ничего интересного. Мои родители держали аптеку, какое-то время их дело процветало - пока мой отец не пристрастился к вину и костям. Он задолжал всей деревне и продал мою старшую сестру в бордель, чтобы расплатиться с долгами. Следующей он собирался продать меня, но через нашу деревню проходил бродячий цирк - и я сговорилась с хозяином, что за один золотой слиток тот примет меня в труппу. Отец получил слиток, а я стала циркачкой. Ей и останусь. Я не хочу становиться ничьей супругой, мне нравится быть тем, что я есть. Когда-нибудь я умру, но с этим ничего не поделаешь. Ну, а ты? Что, ты и впрямь родился в лисьей норе?
- Нет, моей семье принадлежал самый обычный дом, - почему-то смутился кицуне. - В городе Мицуани, это на побережье. Мы вели образ жизни обычных людей. Когда я достиг совершеннолетия, меня, согласно традиции, отпустили на все четыре стороны. Я должен провести не меньше тридцати лет в странствиях и лишь после этого имею право вернуться домой. Чтобы рассказать, что видел и чему научился, - Цзао замялся, прежде чем признаться: - Порой я ужасно скучаю по своей семье. По запахам моря, по старой магнолии, что росла у нас во дворе. По моим братьям и сестрам, которые сейчас тоже странствуют где-то.
- Вы и вправду живете столько, сколько длятся три человеческие жизни? - полюбопытствовала Орхидея, обходя глубокую лужу.
- Мой дед уверяет, что помнит прапрадеда нынешнего императора и то, как были заложены первые камни Стены, что возводится на севере, - с гордостью заявил лис. - Правда, беседовать с почтенным дедом порой трудновато. Он слишком далеко ушел от нас по пути достижения небесной гармонии и познания мира.
- Проще говоря, твой дедушка-лис свихнулся на старости лет, - хихикнула жонглерка. Лис открыл рот, явно собираясь упрекнуть ее в непочтительности к чужим родственникам, но махнул рукой и согласился:
- Как-то так оно и есть. Но мы все равно очень его любим.
- А у него один хвост или много? Я слышала, чем старше лиса-оборотень, тем больше у нее хвостов, - поделилась познаниями девушка.
- У звериного облика деда девять хвостов, - Цзао задумался. - Я слышал, что существуют тысячехвостые лисы, но мне трудно даже представить такое существо. Оно должно быть великолепно и совершенно во всем. Оно должно быть идеальной лисой.
- И какова же идеальная лисица? - немедля пожелала узнать Орхидея. - Про канон поведения достойного подданного я знаю. Почитать императора, богов и предков, уважать родителей, помогать друзьям, не лгать и не красть, не пытаться занять чужое место, платить за добро добром, а за зло - по справедливости...
- Идеальная лисица не попадается в чужие капканы, но расставляет их сама, - нараспев произнес кицуне, глядя в серое с просинью осеннее небо. - Идеальная лисица творит любовь с радостью и приносит смерть без горечи и зла, ибо помнит о том, что служит лишь орудием воздаяния, но не судьей и не палачом. Идеальная лисица ведает о собственном и чужом несовершенстве, преодолевая их словесным убеждением и душевной стойкостью. Заимствуя духовную и телесную силу человека, лисица никогда не берет более положенного. Идеальная лисица помнит о том, что в колесе жизни ее место - вовне и рядом, среди облетающих лепестков сливы...
- Как у вас все сложно, - признала девушка. - Что ж ты не преодолел заблуждений Као Шенга с помощью словесных увещеваний? Или не залюбил его до смерти - говорят, вы это умеете?
- Я его боялся, - сухо откликнулся Цзао-Мэй. - Можешь надо мной посмеяться, разрешаю. Ему были не нужны ни моя любовь, ни мое искусство. Господина Шенга интересовало только удовлетворение собственных потребностей.
- Ладно, не буду, - смилостивилась циркачка. - Ты испугался. С кем не бывает. Лисица не лезет в драку с тигром, и никто не порицает ее за это.
Путникам не понадобилось переспрашивать дорогу у встречных крестьян. Сперва мимо них проплыл утонувший в земле массивный каменный столб с резьбой в виде древесной коры и ящериц, а потом вдалеке поднял свою вершину Изумрудный утес, окутанный зеленовато-сизым облаком сосновых крон. Дорога вилась меж высоких сосен, пахло разогретой смолой, теплым деревом и душистой хвоей. Облако лесных запахов было почти осязаемым, его хотелось нарезать острым ножом, словно только что вынутый из печи пирог, и есть, смакуя всякий кусочек. Орхидея подумала, что ее спутник с удовольствием превратился бы сейчас в зверя и сломя голову носился между величественными соснами. Ей самой хотелось присесть на мшистую кочку, закрыть глаза и застыть в неподвижности. Чтобы лес принял ее за камень, обволок собой, сделал своей частью. Чтобы больше ни тоски, ни одиночества, ни разочарований. Только шелест и поскрипывание старых деревьев, перекличка дроздов и солнечное тепло. Может, именно таким видит мир Цзао, когда он - лис?
Проселочная дорога, которой они придерживались, внезапно вильнула и уперлась в высокие ворота красного лака, запертые изнутри. Орхидея, не колеблясь, свернула в заросли - и вскоре они уже перелезали невысокую каменную изгородь, оказавшись в сосновой роще, окружавшей загородное владение покойного наместника округа. Циркачка опасалась наткнуться на сторожей со злыми собаками или на оставшихся в усадьбе слуг, но кицуне, потянув носом воздух, уверил ее в том, что имение пустует.
Незваные гости осторожно прошлись по вьющимся меж кустов туи и можжевельника дорожкам, выложенным битым цветным гравием и шестиугольными керамическими пластинками. Издалека полюбовались строениями усадьбы, заглянули в изящные чайные павильоны над бурными маленькими водопадами, впадавшими в озерцо. Один был достроен до конца, у второго не хватало части стены и купола. Рядом лежали штабеля досок, стояли ящики с черепицей и глиняными кирпичами.
- Ну, вот мы здесь, - жонглерка отыскала в траве позабытый молоток и, примерившись, расколотила один из кирпичей, разлетевшийся острыми осколками. - А толку?
- Ты зачем кирпич разбила? - удивился ее поступку Цзао-Мэй.
- Ты никогда не слышал историю про вороватого казначея, который обмазал краденные серебряные слитки глиной и выстроил из них кумирню в честь бога богатств? - ответила вопросом на вопрос девушка. - Так где же нам искать пропавшее золото? Давай пошарим в самой усадьбе, вдруг отыщем чего.
Лису не хотелось соваться в чужой дом. Однако после того, как Орхидея разорвала промасленную бумагу на одном из окон и забралась внутрь, ему ничего не оставалось, как последовать за ней. Внутри оказалось чисто и пусто. Мебель стояла под холщовыми чехлами, и девушка не сыскала ни одной маленькой и ценной безделушки, которую можно было бы украсть и заложить ростовщику. Они сунулись на чердаки и в подвалы, поискали, нет ли где следов от недавних земляных работ, открыли на пробу несколько сундуков, не найдя в них ничего, кроме отпугивающих моль шариков полыни. Циркачка досадливо хмурилась, понимая, что все ее замыслы легко и быстро отыскать спрятанное золото не стоят выеденного яйца. Что, если Као Шенг давным-давно отправил слитки в столицу? Что, если он спрятал их в своем городском особняке? Что, если он просто-напросто закопал их в приметном месте Изумрудного утеса... или спрятал в озере?
- Ты плавать умеешь? - спросила она приунывшего кицуне. Тот насторожился:
- А тебе зачем?
- Вдруг Као опустил сундуки в воду?
Они повернулись, взглянув на озеро. Скорее, это был небольшой пруд почти овальной формы, где летом живописно цвели лотосы, а сейчас по темной воде плавали цветные опавшие листья. Лис поежился:
- Бррр. Ну подумай сама, озеро такое большое и наверняка глубокое. Как я смогу отыскать там сундуки?
- Вон причал для лодок, - Орхидея указала на деревянный причал на каменных сваях. - Проще всего вытащить сундуки туда и скинуть вниз. Золоту от воды ничего не сделается. Или у тебя есть идеи получше?
- Нет у меня идей, - признал лис. - Но запомни: ты самая жестокая, бессердечная и злая женщина из тех, которые мне встречались!
- Хочешь, познакомлю тебя с хозяйкой заведения "Журавлиный домик"? - любезно предложила девушка. - Вот тогда ты на своей шкуре познаешь, что такое по-настоящему бессердечная женщина. А я так, дерусь за свое место на колесе жизни, как ты изящно выразился. А ну лезь в воду, не то я тебя туда сброшу!
- Тебе воздастся за мои мучения, - жалобно причитал кицуне, осторожно спускаясь с края причала в вязкую, густую воду цвета свежезаваренного чая. Оступившись, окунулся с головой и завыл: - Вот теперь я точно замерзну, заболею и умру! Моя смерть будет на твоей совести, черной, как твоей имя! Нет тут никакого золота и никогда не было!
- Сунь морду под воду и посмотри! - не отступала от своего Орхидея.
- Ничего не видно! - увязанные в хвост на затылке длинные волосы Цзао немедля упали в воду и намокли, что стало для лиса лишним поводом огорчиться. - Я вылезаю, и прекрати надо мной издеваться!
Циркачка многозначительно крутанула отяжеленным рукавом со свинцовым шариком внутри. Лис испуганно притих, послушно сделав несколько шагов в глубину и пожаловавшись:
- Там водоросли. И коряги какие-то. Я наступил на что-то противное, за что мне такие мучения?..
- Тише! - шикнула на него девушка. Что-то изменилось в осенней безмятежности вокруг них. То ли деревья зашуршали по-другому, то ли рябь пробежала по озеру, то ли за шумом сосновых ветвей послышались приглушенные голоса. Они больше не были одни в пустой усадьбе, это почуял и стоявший по пояс в воде кицуне, опасливо завертев головой по сторонам. - Кто-то пришел, выбирайся скорее!
Цзао шарахнулся к спасительному берегу, споткнулся и упал, подняв фонтан брызг. Орхидея сбежала с причала, ругнувшись, бросилась в воду - одежда немедля прилипла к телу - схватив лиса за руку и потащив за собой. Оскальзываясь, они выбрались на берег и, не сговариваясь, бросились к еловым зарослям, достаточно густым, чтобы укрыть двух человек. Забравшись под укрытие еловых лап, они затаились, невольно прижавшись друг к другу. Орхидея поневоле принюхалась - от влажных волос кицуне пахло как от свежего, только что разломанного абрикоса.
- А я его знаю, - чуть слышно простучал зубами закоченевший лис, когда на берегу появились люди. Пять человек крепкого сложения и весьма разбойного вида, возглавляемых почтенным господином, нанявшим жонглерку Черную Орхидею для выступления в доме окружного наместника. - Точнее, я всех их знаю. Это почтенный Минг Сай, управляющий нашего общего знакомого Као. Громилы служили у Шенга охранниками и доверенными людьми, которым можно поручить всякие грязные делишки. Что им тут понадобилось? Смотри, они даже ослов с собой привели.
- Тише, - повторила циркачка, чувствуя, как по спине ползет ледяной холодок, а руки неприятно дрожат. - Спрячь язык за зубами.
Цзао послушно притих. Господин Минг развернул на берегу пруда бурную деятельность: его подручные принялись швырять в черную воду длинные веревки с крючьями на конце. Веревки хлестали по глади пруда, оставляя расплывающиеся следы, пока один из бросков не увенчался успехом - крючья зацепились за что-то.
- Смотри, они ведь знают, что ищут и где это спрятано! - не выдержав, зашипел на ухо девушке Цзао. - Даю хвост на отсечение, Минг знал про золото! Его хозяин отдал душу богам, и управляющий решил под шумок прибрать монету себе! Я был прав, они спрятали золото здесь!
- Ты умник, умник, - шепотом похвалила лиса циркачка, разумно решив не напоминать, что касательно тайника под водой додумалась она. - Вот только как нам остановить их, прежде чем господин Сай улизнет вместе с добычей?
Один из верзил спрыгнул с причала в воду и направился к веревке, зацепившейся за скрытую под водой цель. Завозился, нагнувшись и ощупывая некий предмет, гаркнул остальным:
- Здесь! Бросайте канат!
Канат с крючьями тоже был зацеплен за добычу, после чего Минг принялся командовать, а все остальные - тянуть. Вскоре из пруда был извлечен капающий водой и обросший водорослями сундук. Судя по кряхтению и раздраженным замечаниям носильщиков поневоле, груз был весьма тяжелым. Господин Сай кинулся к сундуку, постучал по запертой крышке, удовлетворенно кивнул - и громилы принялись вновь забрасывать веревки с крючьями в воду. Орхидея кусала губу, не замечая бившей ее мелкой дрожи и того, что холод проникает под кожу, прямо в кости.
- Сейчас они все вытащат, погрузят на ослов и увезут, - твердила она. - Даже если я нападу и уложу одного, другие без труда одолеют меня. Ты умеешь драться?
- Упаси меня боги, - отказался лис. - Мы не дружим с холодным железом и не терпим вида пролитой крови.
- Придумала, - девушка икнула и принялась стаскивать с себя куртку. - Но хотя бы повыть жутким голосом ты сможешь?
- С ума сошла? - заботливо осведомился кицуне.
- Пока нет, но скоро наверняка сойду, - Орхидея переложила свинцовые шарики в просторные рукава нижней рубахи и затянула узлом. - Я изображу утопленницу, а ты - крик неупокоенного призрака. И не спорь, не то я сейчас опомнюсь и передумаю, - не слушая взволнованных причитаний лиса, циркачка на четвереньках выползла из-под прикрытия колючих еловых ветвей и шустро скатилась к береговому урезу. Подельщикам Сай Минга как раз удалось разыскать и зацепить второй сундук, так что ее перемещений никто не заметил. Жонглерка судорожно втянула стылый воздух, беззвучно соскользнув в темную воду и ощутив под ногами глинистое дно. Ей нужно было преодолеть всего десяток шагов под водой, чтобы оказаться рядом с причалом и явиться в образе духа утонувшей девы.
Появление утопленницы сделало бы честь представлению на сцене столичного театра. Орхидея вынырнула, взмахнув руками в мокрых рукавах. Мокрые распущенные волосы облепили ей лицо и плечи, а откуда-то издалека долетел и пронесся над водой низкий, дрожащий стон. Такой звук не мог издавать ни зверь, ни птица, ни человек, но лишь страдающая душа, не нашедшая успокоения ни на земле, ни на небе.
Увидев белую фигуру с черными волосами, восстающую из озерных вод, один из громил завопил благим матом, сиганув с причала прямо на берег и со всех ног бросившись наутек. Его сотоварищи замерли, как пригвожденные к местам, а господин Сай Минг испустил полузадушенный сип, похожий на предсмертный. Орхидея протянула к людям руки, медленно бредя по направлению к берегу. Испускаемый Цзао замогильный вой усилился, в нем послышалось злобное торжество.
Этого хватило для того, чтобы еще двое громил предпочли позорно бежать, бросив сотоварищей на произвол судьбы и расправу явившейся из озера утопленнице. Господин Сай Минг, похоже, сомлел и рухнул в обморок. Циркачка замахнулась рукавом с увязанным внутрь шаром на ближайшего из верзил и тот, словно очнувшись, завопил:
- Вернитесь, псы шелудивые! Недоумки, она не утопленница, она живая! Это просто девка!..
Орхидее удалось достать его своим оружием, но большого вреда она не причинила - так, слегка оглушила противника. Свинцовый шарик не шел ни в какое сравнение с тяжелым и хорошо раскрученным деревянным мячом, а ей не удалось размахнуться как следует. Ноги увязали в мягком иле и глине озерного дна, тело не слышалось, руки словно одеревенели. Циркачка с ужасом поняла, что не справится даже с одним врагом. Она вообще ни с кем сейчас не справится - а опомнившийся подручный Минга двинулся на нее, расплескивая воду и кривясь в ухмылке. У него не хватало двух зубов слева. Должно быть, выбили в драке, подумала девушка, крутя рукава с шарами и с отчаянием видя, с какой легкостью опытный громила уклоняется от ее выпадов. Противник оттеснял жонглерку в глубину озера, она понимала, что сейчас потеряет равновесие и упадет - а потом кто-то прыгнул верзиле на спину. Взлетела и сжалась ременная петля, охранник покойного Као Шенга завертелся волчком, хрипя, изрыгая слюну пополам с ругательством. Проскочив мимо него, Орхидея, едва держась на ногах, заковыляла к берегу - услышав за спиной плеск от падения тяжелого тела. Она не оборачивалась, смотря только себе под ноги, на опавшую хвою и палые листья. Второй из громил распростерся ничком на земле, слабо подергиваясь. Компанию ему составлял господин Сай, валявшийся навзничь и могущий похвастаться внушительным синяком под глазом.
Переводя дыхание, циркачка привалилась к мокрому сундуку. Возня в пруду затихла, захлюпала вода в промокших насквозь сандалиях, и только тогда девушка решилась повернуться. Цзао шел к ней, волоча стянутую с господина Минга теплую куртку и издалека показывая ей связку ключей. Орхидея покорно сунула руки в рукава и запахнула широкие полы куртки, лис соскреб водоросли с медного замка и сунул ключ в скважину. Тот провернулся на удивление легко. Вдвоем они подняли тяжелую крышку и в нетерпении откинули ее назад.
В сундуке лежали каменные голыши.
Цзао замысловато и витиевато проклял небо, землю и преисподнюю. Подскочил к опомнившемуся Сай Мингу, сгреб его за отвороты рубахи, подтащил к сундуку и принялся совать физиономией в камни, злобно шипя:
- Где золото? Где золото, я тебя спрашиваю, сын свиньи и осла?
- Оно было там! - истошно завопил господин Минг, слабо трепыхаясь в руках оборотня. - Я сам помогал Као укладывать его в сундуки и спускать под воду! Оно должно быть там! Я видел его собственными глазами!
- Оставь его, - устало попросила циркачка, кутаясь в войлок чужой одежды и дрожа. - Као перехитрил его. Убедил, что золото здесь, а потом перепрятал. Слитков нет, но есть свидетель того, что наместник действительно украл императорское золото. Цзао, свяжи этого слизняка покрепче. Отвезем его судье Жэню. Там ему прижгут пятки каленым железом и он все расскажет.
- Ты!.. - захлебнулся слюной и ненавистью почтенный Сай Минг. - Ты, грязная шлюха! Я дал тебе работу - и вот чем ты мне отплатила! Немедля отпусти меня, слышишь?!
- Заткни ему пасть, - посоветовала Орхидея, глядя, как кицуне связывает орущего и грозящего управляющего Шенга позаимствованными веревками. С этой работой лис справлялся весьма ловко, накручивая виток за витком, и циркачка вяло подумала, где это он так научился. Потом она вспомнила о громиле, едва не убившем ее, и повернулась в сторону озера. Бандит лежал неподалеку от берега неопрятной кучкой тряпья и не шевелился. - Эй! Ты что, убил его? Но ты сказал...
- Формально я не пролил ни капли крови, - Цзао-Мэй завершил связывать Минга, тщательно забив ему рот обрывками ткани, и перешел к единственному уцелевшему охраннику из дома Као Шенга. - И не думаю, что он станет преследовать меня в кошмарах. Между им и тобой я предпочел выбрать тебя. Кстати, привяжи ослов, пока они не разбежались по всей усадьбе. И все-таки, где золото?
Жонглерка послушно ухватила под уздцы ближайшего ослика, потянув его к сосне. Животное отступило в сторону, заупрямившись и поволочив девушку за собой. Она пошатнулась и упала, вяло удивившись тому, как слабой и неловкой ощущает себя.
- Что с тобой? - прозвучал где-то высоко над головой встревоженный голос кицуне. Цзао присел рядом с ней, вынул ременный повод из сжавшегося кулачка девицы, с трудом разогнув ее онемевшие пальцы. - Ты замерзла? Что ты молчишь? Ты меня слышишь, Орхидея? Кивни хотя бы!
"Не ори, я прекрасно тебя слышу", - попыталась выговорить циркачка. Смутно, как во сне, она сознавала: лис подхватил ее на руки и потащил куда-то, спотыкаясь о древесные корни. Девушке было холодно и жутковато, а потом стало чуть теплее, повеяло горящим деревом и жаром разгорающегося костра. С нее содрали промокшую одежду, закутав в вонючее, но теплое одеяло из шкур. Кто-то привалился к ней - кто-то живой и теплый, принявшийся с силой растирать ей закоченевшие руки и плечи, раздраженно ворча и призывая небеса покарать бестолковую голову жонглерки Черной Орхидеи.
- Заткнись, - еле слышно пробормотала девушка. Лису пришлось наклониться к самым ее губам, чтобы расслышать невнятный шепот: - Заткнись и оставь меня в покое. Я выкарабкаюсь. Отвези этих двух в суд, не то они сбегут и мы опять останемся ни с чем. Слышишь меня? Отвези их в суд. Я сильная, я справлюсь. Я просто замерзла.
- Ты не просто замерзла, ты окоченела в лед, - сварливо откликнулся Цзао. - Если я оставлю тебя здесь, к утру ты станешь синей и мертвой.
- Тебе не все ли равно? - просипела Орхидея. - Сам сколько раз твердил: я злая и бессердечная.