Аннотация: Все начинается с бокала кефира и кружки кваса. П.Двалишвили
Однокашник
Я гостил у отца в деревне. Была осень, стоял на дворе октябрь. Рядом в соседнем лесу, с деревьев слетала листва. Сначала на землю падал первый, затем рядом ложился второй и вот уже тысячи, миллионы листьев, бурые, желтые, грязно- багряные плотным ковром покрывали темную, голую землю.
На полях ершом стояла стерня, оставшаяся после скошенных машиной хлебов и начинала уже подгнивать, превращаясь из нарядной щетки в размазанное лыко мочала. Шел мелкий, мелкий дождь, а когда он заканчивался, то капли дождя застывали в воздухе, в плотном как вата тумане и не могли упасть вниз. Пробиться сквозь вязкий, серый как вата воздух у капель не было сил.
В деревне готовились к зиме. Стеклили разбитые окна, чинили подгнившие ограды, кто-то замачивал, творил глину для печки, жизнь не спеша, шла своим чередом.
Мы сидели, стояли рядом друг перед другом два еще не старых но, правда, уже и не юных мужчины. Он был в коротких по щиколотку джинсах, щегольских ботинках с узкими носами и серой старой ветровке. Мы стояли и листали страницы нашей жизни. Как в отрывном календаре день за днем, прошли почти ...дцать лет...
Почему-то обоим запал в память один случай.
Был хмурый, теплый, весенний день. С крыш звенела капель, грязный снег осел во дворах, мы в припрыжку бежали по дорожке в дальнюю библиотеку. Нас отпустили с урока литературы, и мы должны были принести портрет - Льва Толстого. В библиотеке у нас отобрали выданную записку, портрет обернули два раза бумагой и напутствовали, чтобы мы по дороге не шалили и обгрызли друг другу уши. В ответ мы благостно излучали согласие, и молча в такт кивали своей головой .
Когда подходили к дому, то долго спорили, у кого портрет останется на ночь. Упрямый Игоревич не вступал в диспут, а однообразно мычал:
- Меня учительница, первого назвала, меня учительница первого назвала - с мычащими особями невозможно спорить и я уступил. А утром, когда торопился на автобус, то был рад. Представил, как сейчас бы ехал в переполненном салоне, в одной руке портфель, в другой портрет, и обида ушла.
Теперь он сидит передо мной и канючит:
- Николай, дай, пожалуйста, очень тебя прошу.
На лице двухдневная щетина, и общая помятость, глаза тусклые, без блеска.
-Николай, ради нашей дружбы. - Он смотрит прямо, но почему-то мимо меня и тянет свою песню. И дернул меня леший позвать его в гости, теперь не отвяжется...
- Игорек, что я могу тебе дать, ведь я тебе давал?
- Коля, давал, ты мне давал. И я прошу тебя в последний раз. Дай мне семьдесят рублей, и я тебе через пять дней верну, клянусь, все верну. Ты не сомневайся.
Он сидит на корточках, прямо на земле. Пижон на выходе. Доски отсырели, и он боится испачкать брюки.
- Семьдесят рублей, у меня нет.
Я вспомнил, как еще год назад он такой же нарядно- красивый, шел по дороге, и когда я с ним поздоровался, стал просить у меня деньги. В залог, предлагая бритву. Я ему дал, он был очень благодарен, но отдавать не торопился. И вот сегодня, все по второму кругу.
- Ну, хорошо, дай сколько есть. Мне надо пятьдесят шесть рублей.
- Нет, Игорь, денег нет.
- Николай, я очень тебя прошу. Ну, хочешь, я на колени встану.
- А хочешь, я тоже встану, и будем стоять вместе.
Игорь, понял, что его мольбы бесполезны и решил упростить дело.
- Хорошо, Николай, дай сколько сможешь...
Я вошел в дом, решил прервать этот спектакль. Вынес двадцать рублей.
- Возьми, больше у меня нет.
На его лице не дрогнул ни один мускул. Маска венецианского гостя была недвижимо- загадочной.
- Вот держи деньги и помни, это большая сумма. Купи себе лучше две буханки и иди домой.
Игорек взял купюры в руку, помахал ими, зачем-то в воздухе и буднично выдавил:
- Коля, это мало. Этого, не хватит.
Он произнес слова просто, как-то даже вяло, затем оживился и добавил:
- Дай мне еще. Очень тебя прошу. Клянусь, в зубах принесу.
Затем слегка приподнял и разжал узкие губы и отстучал зубами как на барабане небольшую, мелкую дробь.
- Все, больше нет. Хочешь, бери, а то отдавай обратно.
Игорь сложил купюры, также не торопясь, убрал их в карман и вяло, бесцветно выдавил:
- Ну, хорошо. Я пойду.- Он поднялся, вышел за калитку, медленно как путник, уставший от долгой дороги, побрел, ковыляя по серым плитам.
Прошло около полу часа. И тут мой товарищ повеселевший вернулся обратно. Как ни в чем не бывало, он зашел во двор сел на корточки и плотоядно улыбался. От былой тоски не осталось следов. Наверное, прогулялся, размялся теперь вот ему легче, подумал я, но на всякий случай спросил:
-Ну, что тебе дали?
-Нет, не дали.
И в самом деле, он сидел трезвый, помолодевший как будто за плечами не было сорока лет и тех лихих лет невзгодицы, какие выпали нам всем на пути. На лице проявился легкий румянец. Теперь мы с ним вспомнили Новый год.
Его тот год, мы встречали лет двадцать назад. Сидели вместе в одной компании у меня дома, когда, кто-то из нас еще учился, другие ребята работали, но вся жизнь была впереди, и все несчастья и заботы не коснулись лица ни одного из нас. Было весело, легко, беззаботно, крикливо. Мы молоды, талантливы, все красавцы все в ожидании счастья и удачи. Неожиданно его лицо исказилось гримасой боли:
-Коля, смотри, опять сводит руки. Ну, помоги мне...
Его резкий переход, смутил меня. Молоток при ударе слетел в сторону, гвоздь согнулся. Я оторвался от работы, внимательней присмотрелся к болящему... Опять гримасы бежали по его лицу. В самом деле, ему было плохо.
-И чем, мне тебе помочь? Скажи, сделай милость.
-Дай, пожалуйста, денег... Мне плохо, я не могу.
-Если уважаемый, ты будешь так пить, то проживешь всего лет пять.
-Да что ты, какой пять. - Он махнул рукой,- Тут на днях собирался.
Он как-то, невнятно оборвал фразу, что, прислушиваясь к его шепоту, я не понял о чем это он:
-Что ты собирался?
-Умирать я собирался... На днях чуть не умер.
Затем у него в голове, прояснилось, и он заголосил, как человек, увязнувший в болоте и вдруг в ночи уследивший за огнями костра вспыхнувшего на берегу:
- Николай, ну ты же не хочешь, чтобы я умер?
В словах прозвучала уверенность, фраза ложилась просто и буднично, как общается человек на работе, после тяжелого изнурительного труда. Мол, я поработал, пора заплатить. Довод был более чем весомый. Неужели я дам ему умереть?
-Игорь я в самом деле не хочу, а может хочу. Я не знаю... - Этого он от меня не ожидал. Костер надежды погас, так и не успев разгореться.
- Если хочешь умирать, то умирай. Только не здесь. Вот выходи на полянку, там горочка, ложись на нее и лежи.
Мы замолчали. О чем еще говорить. Один горький пьяница, товарищ был с ним дружен и чувство ушедшей дружбы, не растворилось в минувших годах. А осталось как солнечные пятна, в просветах между ветвей, на серой стене минувших, сбежавших лет.
- Ты мне скажи, лучше Игорь, как ты живешь? Кстати, я забыл спросить, жена от тебя не ушла?
-В больнице...
Он выдавил из себя это слово и замолчал.
- Ты ее избил? - спросил я шутливо.
- Прекращай, мне не до шуток. Кровь из носа, лилась у нее - целый час. Только в больнице смогли остановить.
Рассказывая о жене, он слегка оживился и заерзал перебирая ногами.
- Значит она в больнице, а ты здесь. А в больнице, ты ее навещаешь?
Он с трудом повернул голову. В одну сторону, затем в другую. Это означало, что нет, что ему стыдно.
- А ты бы хотел, что бы я к тебе пришел?
- Куда пришел?
- А в больницу, вот такой?
Нет, он не все пропил. Он еще был способен на словесные экзерсисы и эскапады. Мозг работал четко, вдумчиво. И четко следил за беглыми мыслями собеседника.
-Хорошо Игорек, сейчас она в больнице. А когда она была дома, то, как вы жили, расскажи.
- А, что говорить, хорошо живем.
Он пристально посмотрел мне в глаза и подумал,- Что ему надо?- но я не унимался.
- Но ведь ты часто пьешь. Как только она все это терпит?
Ответ удивил, своей простотой.
- Бьет...
Нет такого я еще, не слышал. Правда бывает, что мужчины попадают в странные ситуации и их жена огреет какой нибудь тряпкой. Но что бы так просто и буднично, нет, такого я не встречал.
- Что делает?
- Бьет..., чем под руку попадется.
- А это она правильно делает..., скажи, а может тебе закодироваться. Сейчас это просто.
Он опять взмахнул, обречено рукой:
- Да, кодировался, кодировался. Не помогает.
- Ну, хорошо, тогда зашейся, сделай себе операцию.
- Нет, что ты? Это смерть, нет..., это нельзя.
Одна в нем осталась связь с миром, одна тонкая непрочная цепь. Не было совести, желания трудиться. Глаза его были открыты, но мозг ослеплен. Сознание залито брагой, плоть пропитана водкой от пальцев ног до... самых ушей. До полной невменяемости, невнятности и обреченности.
И эта связь с миром называется - страх. Настолько слабой была эта цепь, что если у человека остается только она, то действительно жизнь становиться невыносимой. Она упирается в стену людского безмолвия, всеобщего равнодушия и безучастия. Человек еще ест, дышит, что-то лепечет, бессвязно и неосязаемо. Но люди махнули на него рукой. Проходят мимо, не замечая или делая вид, что не замечают. Он становится для них призраком, изгоем среди живых. С живым телом, но с засыпающими мозгами. И люди бредут мимо все дальше и дальше, выдавливают из себя гримасу при встрече, затыкают нос, будто и в самом деле перед ними живой труп, который шаркает по дороге ступнями ног, но от него уже идет запах тления и разложения. И редкий человек окликнет страдальца, выслушает жалобы и просьбы. Но ведь он человек. Живой из плоти и крови. В нем бьется сердце, трепещет душа. И что ему делать, кто подскажет, поможет? Пройти мимо, не замечая или подать руку с последней надеждой, в чем-то еще помочь...
-Николай, посмотри руку, сводит..., ты только посмотри...- Игорь закатал рукав у рубахи и, напрягая пальцы, показал, как у него сводит руку...Почти достоверно, можно поверить.
- Ну и что, что сводит ты ведь ходить можешь, все равно денег нет..., и не проси. Больше не дам.
В этот раз я решил стоять на своем. Интересно кто более упрямый? Алкоголик или "вшивый интеллигент".
- Хорошо, пусть у тебя нет. Тогда скажи, у кого есть. Скажи куда мне сходить. Я тебя очень прошу, скажи, у кого есть?
- Ты, ведь взял у меня двадцать рублей. У меня больше нет, если хочешь, езжай к Ивану (наш общий знакомый). Он недавно продал машину, у него деньги есть. Правда он тебе ДВЕРЬ не откроет. Посмотрит в окошко, увидит тебя небритого и не откроет. А если откроет, все равно не даст. Он с женой разводится, ему сейчас не до тебя...
- А он с ней за грибами ходит? А то бы я им показал одно местечко... Там маслят, бочки можно солить...
- Ты, что Игорь, совсем устал. Какие грибы? Он с ней разводится, они пол года не разговаривают. А ты грибы, ты хоть слышишь, что я рассказываю?
- Ах, да чего это я? Но ту ему передай, если Иван захочет, я им с женой это местечко покажу.
Оказывается не такой уж он и собственник. При случае готов оказать услугу, хоть небольшую и пускай на словах...
- А ты не хотел бы поехать к жене в больницу? Она там лежит одна, никто не навещает.
- А ты бы хотел, что бы я такой к тебе приехал?
Нет, он не деградант. Такая здравая мысль, даже мне не пришла в голову. Сознание ясное, еще не алкоголик.
- Ты побрейся, сними щетину или может, у тебя бритвы нет? Так я тебе дам.
- Да все у меня есть..., только ты не о том. Мне надо денег, и они у тебя есть, я знаю (деньги у меня были, Игорь был прав).
- Давай Игорек, лучше я тебе расскажу историю.- Мне надоели его причитания, и я повысил голос, и говорил резко, почти жестко. Игорь был готов еще потерпеть, с надеждой, что потом я сжалюсь.
Пришел ко мне в гости друг или товарищ (как величать, не столь важно). Пришел домой чуть под мухой, принес с собой маленькую просьбу. Встретил я его хорошо, накормил, напоил. Отпечатал бумагу, какую он очень просил. Целый час сидел, печатал ему текст, но что не сделаешь для товарища или друга. Значит, все мы ему отделали или как говорят, бабки обстряпали. Пошел он домой сытый, довольный встретили хорошо, проводили еще лучше. Прошла ночь и вот встречаю его на работе.
- Здравствуй, здравствуй - и с ходу он мне заявляет:
- А ты мне принес, ту записку?
- Какую записку, ни чего не понимаю...
А он на меня волком смотрит, глаза бегают, плечи как на шарнирах, руками машет.
- Как ты ее не принес, ведь я же тебя просил!
А сам не говорит, а визжит как баба в истерике:
- Иди, звони домой, пусть они там поищут.
А меня уже самого злость распирает, руки трясутся и по спине мурашки. Но я ни чего не сказал, пошел, позвонил домой, хорошо сын был дома:
- Нет, говорит папа, я ничего не нашел.
Я прихожу к другу, так, мол, и так:
- Нет никаких записок, может куда завалились. Но ведь ты вчера все забирал с собой.
- Да я забирал, но черновик оставил, и теперь что хочешь делай, а черновик ищи!
Пошел на рабочее место, а меня просто колотит. В груди не душа, а тяпка с грязью. Все мысли не о работе, а встать бы и проораться. Ну ладно, проходит пятнадцать минут, смотрю, открывается дверь, плывет мой приятель. Идет плечи прямые, чему то улыбается. Опять гадость скажет. Он подошел, обнял меня за плечи и тихо на ухо, что бы другие не слышали, шепчет:
- Мол, ты меня извини, нашел я записку. Она в кармане пиджака запала. И что можешь ее больше не искать. Мол, все хорошо, и с тобой друзья как прежде.
На сердце у меня отлегло. Вину из груди сняли, но чувство оглушености и пустоты осталось. Эх, думаю парень, да за такие вещи, надо было тебе морду набить. Стукнутго, все у тебя впереди. Вот и получается, что права поговорка: Не делай добра, не получишь и зла.хо, что бы другие не слыш бы тебе между рогов, что бы ты другим нервы не мотал. Все ему вчера сделал, всю работу подчистил, а вместо слова спасибо кидается на меня с кулаками. Одно слово- сволочь. Но ничего, все у тебя впереди. Вот и получается, что права поговорка:
-Не делай добра, не получишь и зла.
Игорь сидел неподвижно, не перебивал, молча, слушая мой рассказ. Только изредка бросая на меня испуганный кроткий взгляд.
- Коля, ведь я тебя ни в чем не обвиняю. Ты мне дал денег помог все, правда. Вовремя не вернул, извини ... Но через пять восемь дней, я тебе все отдам. Поверь, это точно...
Этот стон на Руси, песней зовется. Игорь, имя то, у тебя какое - ИГОРЬ. Ты и горе. Просто в точку.
- Мне жалко уважаемый твою жену. Лучше бы друг шел ты домой. Представляешь приходишь сейчас домой. Побрился, умылся и поехал к жене в больницу. Ведь она тебя ждет, ей там тошно одной лежать при живом то муже.
Говорить было бесполезно. При слове жена он замкнулся, втянул голову в плечи, нахохлился как воробей под дождем. Только сжал кулаки, затем скулы тяжело вздохнул и снова как старый акын, затянул свою песню:
- Коля, сейчас я схожу за рубанком, -песню он пел протяжно растягивая звуки.
- Только ты ни куда... посиди тут я мигом, только домой и обратно...
- На кой черт, мне твой рубанок? - вся эта история стала очень надоедать.
-У меня своих два или три...точно не помню, а ты мне рубанок. Зачем он мне?
Игорь поднялся, размял затекшие ноги, медленно прошелся по двору:
- Ну, что мне идти домой или нет?
Он думал, смотря мне колючим взглядом, что я падла, а всем ему не друг. И только за то, что он мне наговорил, ему надо не бутылку, а ящик выставить или два. А эта падла, точнее сука, жалеет жалкие пятьдесят рублей.
- Иди домой, денег я тебе не дам...
- Ну ладно, я пойду...- он вышел за калитку, тихо, тихо неслышно, почти, так же как и вошел. Не человек, а призрак с дальних дач.
Ну, наконец, то. Ушел бедолага. Мне было его жалко и досадно, и на него и на себя.
На него, что так прожигает, лучшие свои годы, на себя что не могу помочь. Ну не знаю как и чем... Вошел в дом, на кровати лежал отец:
- Это кто знакомый?
- Товарищ, учились вместе. С первого класса, все время вместе. Теперь вот совсем спился...
- А, ты мне про него говорил. Это тот, что на дачах живет за бетонкой.
- Да, правильно на дачах. Только не за бетонкой...
Отец сморщился, с возрастом стал глохнуть, и что бы расслышать слова приходилось ему напрягаться.
- Пап, он на дачах, но не за бетонкой, а в овраге, у карьера. Там на косогоре дачи стоят, вот там и живет, а квартиру сдает.
- Да, плохо дело. Вино все это, водка...
- Водка, совсем плохой стал. Наверное, скоро помрет.
Отец выслушал меня, покачал головой. Вспомнил, как сам уходил в запой и пил по две, три недели:
- Водка всех людей портит, и плохих и хороших.
Захватив инструмент, я вышел во двор к гаражу. Опаньки - глазам не верю,- вернулся.
Игорек сидел на корточках там же, откуда ушел пять минут назад. Он замер и ждал добычу, как кошка подкарауливает у норы глупую мышь. Хитрый мужик, совсем не прост. Он решил взять меня измором как поляки Москву. Да, молодец, хоть и пьяница, а все сечет,понимает.
- Что тебе дорогой, что тебе денег? Нет их у меня...
- Коля, я Богом тебя прошу, дай пожалуйста, дай мне сто рублей. Я принесу сдачу, на обратном пути пойду и занесу, обязательно занесу.
Я молча занялся своей работой. Препираться с больным мне надоело. Разговор становился пустым и бесполезным.
- Николай, поверь, я может, сейчас умру. У меня сердце останавливается, - в его словах звучали нотки искренности и отчаяния.
Подумал, а ведь правда, сейчас он умрет, ляжет вот тут на траве, лицо будет белое, как мел, затем станет синеть, и на кожу будут падать мелкие капли и никто их не утрет, ни кому он нужен. Покойнику ведь все равно дождь или солнце, а живые думают о живых.
А ведь в самом деле умрет и будет всю жизнь висеть на моей груди камень. Что мог спасти человека и не спас. Это был первый внутренний голос. Второй голос убеждал ничего не давать:
- Ну, дашь, ты ему сейчас, купит бутылку. Пропьется, и будет умирать опять, только не сегодня, а завтра.
- Игорь, нет у меня, иди домой...
- Николай, ты не беспокойся..., -он эти слова произнес заискивающе, нежно и как верный пес, повернул ко мне голову, и пытался поймать мой взгляд.
- Я возьму бутылку, и буду тянуть. Всю ее сразу не выпью.
- Слушай, Игорь тебе не пить, а выходиться от пьянки.
- Правильно...Ты очень правильно говоришь
Он ожил, речь стала внятной и быстрой:
- Вот я тебя и прошу. Зачем мне бутылка? Что бы напиться? Нет, врешь!
Игорь даже привскочил. Он встал на ноги и, размахивая руками, уверенно стал ходить возле меня кругами и убедительно объяснять, что водка это большой вред, но одновременно она и спасение.
-Бутылка Коля это аксиома. А иногда теорема, смотря как на нее посмотреть. Вот иногда это вред, страшный вред - это аксиома не спорю. Вот водителю перед рейсом нельзя ни капли. Ни - ни никогда. Или на свадьбе напьются дураки как свиньи, что жених, а бывает невеста пьет, а потом думают, а чего это у них ребеночек так плохо учиться, чего это память слабая. Но ведь Коля, я ведь не шофер, так и не жених. То есть кто я? Я есть больной, а это Коля, это теорема. И значит, водка, то есть бутылка, для меня это лекарство, спасение. Да, я больной. И мне нужно лекарство. Вот ее куплю и буду пить, маленькими дозами. Коля, друг один ты у меня остался. Все от меня отвернулись, даже жена... Поверь мне пожалуйста. Поверь в последний раз.
В мечтах он парил возле магазина, летал над крышей и около его двери, и очень боялся, что водочку разберут, и он не успеет ее купить. На лице как на бумаге были видны тени и полутени эмоций. Надежда, разлука, боль, страданье и все остальное...
- Я согласен, я согласен ты полностью прав. Мне нужно сейчас лекарство, мне надо найти бутылку.
Он готов был кататься, целовать мои ноги, влезть на дерево или столб, только бы я дал ему денег. Вот она где сила, вот он герой нашего времени. А мы в школе, за партой бегаем с фонарем. Герой, где Герой? Да вот он перед Вами!
Вот так и мы и живем. Тесный, серый коридор жизни. Тысячи людей бегущих по этому коридору в припрыжку, а в конце туннеля цель - бутылка с грязной этикеткой.
- Когда она будет моей я ее не сразу, - Игорь оживился и мечтательно зачмокал губами, при этом его небритое лицо отвечало волнением сухой кожи и колыханием низкой, светлой щетины.
- По капельке, по капельке... Вот так понемножечку и выхожусь. Пройдет день, другой и я буду здоров.
А говорят, что народ у нас чужд поэзии. Да вы присмотритесь внимательнее. До чего удивительна и высока проза жизни. Даже последний пьяница или бездомный, где подспудно под серой, глухой коростой своего панциря или художник или просто поэт.
- Игорь, иди домой, денег я тебе не дам...
Слушать пьяный лепет, мне уже надоело. Иногда гостей приходится выгонять.
- Ну что же смотри, я ухожу... Умру, приходи на поминки.
- Если приглашаешь, конечно, приду.
Игорь хмуро посмотрел на меня, надеясь увидеть хоть каплю жалости.
- Ну, тебя приглашаю...
- Хорошо, я приду, но денег не дам.
Он молча встал, еще раз бросил взгляд, полный укора и боли. Как то боком , но с прямой спиной начал медленно удаляться... Наверное думал, что я бессердечный, злой, жадный. Одним словом падла, а еще друг...
- Игорь, выспись и навести жену ...крикнул я ему уже вдогонку.
Он качнулся всем телом, как будто споткнулся, но ни чего не ответил, даже не повернул голову или махнул рукой. Но все же выпрямился и с чувством выполненного долга, что сделал все что мог, побрел по дороге к дому, растворившись за пеленой дождя.