Аннотация: И скучно,и игрустно,и некому руку подать...
На дороге
Мостки прогибались и скрипели под тяжестью тел. Хлюпая, они опускались в болотную жижу. Затем поднимались и тащили за собой траву, ветки, корни растений. Звук разбегался волной над болотом, исчезая в лесу.
Мы - три офицера старта майор Ярошенко, капитан Иволгин и я, еще молодой лейтенант, возвращались с боевых позиций. Сегодня при проверке матчасти, обнаружили, что крысы сжевали кабель связи, и наша боеготовность скатилась к нулю. Пока искали обрыв, сращивали кабель, время незаметно прошло мимо, и мы опоздали. Машина, с офицерами ушла в город и нам придется добираться на попутном транспорте. Не спеша, подошли к казарме, где собирались со смены дежурные офицеры.
Все ждали Козлика или Козочку. Он служил в нашем дивизионе и сегодня менялся из караула. Когда мы еще шли с позиций, то видели как два начкара, суетились и громко ругались у склада.
Сравнивая на двери отпечаток на пломбе с образцом на бумаге, они орали друг на друга и при этом грозно махали руками.
В караул заступал, Паша Кормильцев. Он был командир взвода, стартовой батареи второго дивизиона. Высокий, стройный, с легким пушком на губах, образец для жениха офицера. Строевая была целью его молодой жизни и здесь он отдыхал душой. Когда, лейтенанты заступали в дежурство, они с трепетом спрашивали :
-сегодня не Паша? И узнав, что нет, облегченно вздыхали.
Жаловались на него начальнику майору Петрову, но на все разговоры, ответ был один:
-Служба! Служба- товарищ майор! Все по уставу, нет никаких нарушений.
-Да пошел, ты в баню со своим уставом,- это ему комбат Петров, его непосредственный начальник.
-Надо Паша быть человеком, а не только в книгу смотреть.
А офицерам, Петров советовал:
-Вы офицеры или тряпки. Сопли не жуйте и ко мне не ходите. Если парень не понимает, объясните, растолкуйте. И потирал свою левую лапу правым кулаком. Тогда все вопросы решите сразу...
Но вот дверь казармы открылась. На пороге стоял Козлик и измученный улыбался:
- Ну, все освободил гад, сегодня без приключений.
Он был счастлив. И как ребенок, начал сновать из угла в угол. Ему было приятно, что его не бросили одного и теперь он со всеми, будет добираться домой.
Мы с шумом вывалились из казармы, и направилась к воротам части. Под сапогами глухо ухали бетонные плиты. Наше маленькое стадо на рысях, бойко преодолевало пространство.
Впереди всех плыл Валерка Воронин. Высокий под метр девяносто, он шагал быстрым уверенным шагом. Рядом с ним его сослуживец, капитан Сурков. Сурков был старше Валеры на год, и носил на погонах лишнюю звездочку, но находился у него в непосредственном подчинении. Невысокий, лысеющий, щуплый он оставлял за собой в пространстве невнятный след. Чтобы не отстать от Воронина тянул носок, сильнее отталкивался от земли, и напоминал солдатика на параде.
По обе стороны от бетонки стояла лесная стена и молча провожала людей домой.
Западный ветер волною гнал над лесом, низкие клочья белого пара. Шумели и склонялись под его напором березы, а затем мягко возвращались обратно. Стволы сосен стояли мачтами прямо, непреклонно и только верхние ветки закручивались как крылья мельницы, то, поднимаясь вверх, то резко ныряя вниз. Запах прелой листвы поднимался меж стволов, и в воздухе висело ожидание перемен. Весна хозяйничала на земле, как заправская девка в отчем доме и ждала, томилась, в ожидании жениха...
Быстро дошли до шоссе и резко встали. Все-таки Козочка, не успел смениться во время. Первый автобус с вахтой, с завода уже ушел.
-Шклярский, ты не помнишь, когда будет второй автобус?
Шклярский - офицер управления, посмотрел на часы, сказал: - Где-то, через час, около девяти. Все скучно переглянулись, затем дружно посмотрели на Юрку. Юрка уже отошел от дежурства и злыми, голодными глазами смотрел на товарищей:
- Вот, так всегда. Придешь, а автобуса нет. Долбанная служба. Никакой заботы о людях.
Остальные офицеры теперь получили ответ, кто виноват и принялись каждый за свое дело. Наш комбат отошел в сторону к кустам ивы. Достал из кармана складной нож и стал выбирать ветку пожирнее. Затем аккуратно сделала надрез на коре и, обломив прут, молча начал работать. Подходил к большой луже на дороге, прутом прочищал канавку и как мелиоратор спускал воду в канаву. Комбата звали Виталий Иосифович. Его служба подходила к концу. Он потомок славного племени украинцев с примесью грузинских кровей, становился задумчивым и молчаливым. За прошедшие годы, его плоть буквально вросла в службу, до такой степени, что пребывание в войсках, стало целью и смыслом жизни. Теперь это время, сокращалось на глазах как догорающая бумага. Он столько раз ругавший порядки и правила, методику и артикулы, теперь вдруг осознал, что жить без этого бардака, без тупых солдат и узколобых командиров, не может, да и не хочет.
Когда комбат закончил осушение очередной лужи, то довольный подошел к нам вплотную.
- Вот. Выполняю работу за Михайлова! - сказал он громко, чтобы перекрыть наши разговоры.- Только вот не знаю, куда отнести наряд.
Затем, дождавшись, что мы все примолкли, добавил:
- Не так ли лейтенант...
Он улыбался всем ртом, показывая желтые, прокуренные зубы. При этом пронзительно смотрел мне в глаза. Взгляд, под которым цепенели солдаты и редко смотрели обратно с вызовом, зная, расплата себя не заставит ждать.
- Если, это чужая работа, то зачем ее выполнять?
Виталий Иосифович, теперь уже не смотрел, а буквально пожирал меня взглядом и, хмыкнув, громко сказал:
- Посмотрите, товарищи офицеры, на этого несознательного лейтенанта! Не правильно, рассуждаешь лейтенант! Если уважаемый Николай, мы не будем следить и помогать, то тогда и жизни нашей хана...
Неловкая пауза, повисла над нашим небольшим коллективом и все примолкли, задумавшись над словами. Кто-то соглашался с майором, кто-то согласился со мной, а иные мечтали быстрее покинуть темный, неприютный лес, быстрее добраться домой, без споров и дискуссий.
-Вчера, Леша Голованов, возвращался со смены утром и смотрит, а на дороге сидит,- общее молчание нарушил беспокойный Юрка Козлик и с упоением продолжил свой пересказ:
-Идет, значит Леха, по нашей бетонке и значит, смотрит, а впереди пес. Подходит ближе, сидит псина, на него смотрит. Нагло так смотрит. Такая понимаешь любопытная псина, но не из наших не из части. У нас бегают Дымок и Рыжий, но это собака на них не похожа. Подошел ближе метров на шесть, псина поднялась и в кусты. Тут до Лехи и дошло, что это был волчонок подросток. Ничего зверье не боится. - сказав это Козлик, ухмыльнулся, а я представил, что если бы вместо Голованова по дороге шел Козиков, то вся история превращалась в старую сказку: Козел и серый волк. И неожиданно рассмеялся:
- Ну и что дальше?
Юрка негодующе посмотрел на меня и добавил:
- А если бы ты шел Коленька, он бы тебя обязательно сожрал! Что бы ты глупые вопросы не задавал.
Юрка был парень из небольшого волжского города. Худой, на тонких ножках, с большим утиным носом, он говорил восторженно, как будто блеял. Поэтому его звали Козлик или Козочка. Правда, в технике Козлик был дока. За это его ценили и уважали. Кто бы не проверял его аппаратуру, вопросы отпадали, а был ответ - чокнутый малость парень, жалко что мало таких. В связи с этим после проверок, Юрка ходил как индюк важный, гордый собой, но остальную службу, по- тихому ненавидел. Если его направляли в наряд на дежурство, он как вулкан пылал гневом и, меряя диагональ штаба своими худыми ножками, восклицал: И зачем я пошел в армию. Затем менял диагональ, подходил к окну, смотрел на закат и добавлял: - Когда только кончатся, эти гребаные дежурства...
Это была Юркина любимая фраза. Но, к нам подошел Валерка Воронин и, пригасив окурок, спросил:
- А вы не слышали, как мы возвращались зимой?
Его хрипатый голос, излучающий мощь и силу, стягивал нас в центр, незаметно помимо нашей воли, как гипноз, на сцене в выступлении иллюзиониста. Все офицеры подтянулись. Изредка перемигиваясь друг с другом, они жестами выпрашивали у товарища сигарету. Заметив волнение и круги в нашей компании, закурил и Воронин.
- Сейчас, он Воронин, а летает как ястреб, - такую фразу часто отпускал ему вслед наш комбат, который не уважал чинопочитания, но Валерку раскусил быстро и очень ценил.
- Так, вот дело было зимой. Мы, также как и сегодня, задержались в кабине. У Суркова локатор не отвечал на запрос, так провозились весь день и отремонтировали к ночи. Машины все в парке, на приколе, решили идти пешком. Мороз где-то градусов пятнадцать, на небе звезды, сбоку луна висит как фонарь, идти можно. Только, поземка мешает, но если не останавливаться, то не замерзнешь. И увязался с нами прапорщик Поляков наш фельдшер. Он привез из города медикаменты. В части у солдата язва. Пока с ним провозился, на дворе уже ночь. Он и решился пойду я с вами. Ну, вообщем топаем по дороге, все нормально. Прошли лес, вышли в долину ни дерева, ни куста. Слева ряды холмов, а справа небольшой спуск к реке. Идем, дальше эти холмики нас от ветра и прикрывают. Мы прикидываем, что идти осталось часов около двух. Ногами двигаем а каблучки по камню так и звучат, мороз... Болтаем о службе, о солдатиках, о том кто в марте в отпуск пойдет. Вдруг Поляков, а шел он сзади, что-то бубнит нам в спину. Мы с начала не разобрали, а он все одно и то же. Перед выходом он спирта тяпнул, вот язык и заплетается. Стали прислушиваться, а он как пластинка:
- Ну, вот они и стоят.- А потом, опять: Ну, вот... уже стоят.
Мы к нему повернулись и говорим, Аркадий хватит бубнить. Уже всем надоел. А он :
- Вы чего не поняли, вон они стоят. Стоят и нас ждут...
Кто-то сказал: что у тебя, Аркадий, крыша съехала,- другие, предлагают не обращать внимание. А он разозлился и уже твердым языком:
- Вы, что не поняли, вон смотрите стоят и нас ждут.
Тут мы только и обратили внимание, куда он головой кивает. И в самом деле, слева на холме от дороги метров пятьдесят, около кустов застыли. Стоят как вкопанные, на нас смотрят, и глаза у них светятся. Луна еще выше поднялась, видно кругом все как на ладони. Значит один повыше, грудь крутая, мощная, а второй поменьше и носом все водит, ветер ловит.
- А, кто стоит, что светит, я ничего не понял,- это Юрка Козлик, опоздал к началу рассказа и теперь громко переспросил у Шклярского. Юрка служил в стартовой батарее. Воронин в радиотехнической, и напрямую между собой они не соприкасались. Но Юрка завидовал стремительному взлету Воронина и при случае подпускал шпильки в его адрес.
Он как храбрый заяц, вставал на пень, громко кричал- где ты серый волк, и незаметно растворялся в кустах. Ему было все равно, что думает Воронин, так как свое дело он знал отлично.
-Волки, Юра. Волки это были, - Валерка смотрел с иронией на Козленка и пояснял ему как ребенку. Затем дать понять всем кто тут старший он продолжил:
- Волки, только не подростки, а крупные матерые звери. Ну, когда они наверху стояли, мы прикинули, их двое нас семь, к нам даже не подойдут. Только смотрим тронулись они и за нами. А к ним еще подвалили. Мы на ходу стали считать. А арифметика тут простая, насчитали семь штук. Нас семь и волков семь.
Тут, Валерка вытащил новую сигарету, помял ее пальцами не спеша, пальцы уже подрагивали. Зажал сигарету губами и стал искать в кармане спички. Сурков подсуетился и чиркнул зажигалкой. Валерка затянулся, укоризненно посмотрел на Серегу и продолжил:
- Ну, значит идем. В руках ни палки, ни пистолета одни портфели. По спине холодок и волосы под шапкой жим-жим.
Он оставил сигарету в уголках рта, а сам пальцами показал, как у него волосы под шапкой бегали. Пальцы поднимались вверх, затем сжимались в кулак. Немного размяв руку, продолжил:
-Но и они видно нас боятся. Держат дистанцию, к нам не приближаются. Мы как под конвоем, так и прошли больше часа. Мы идем, они за нами ни на метр не отстают. Ну, как огоньки городские показались, тут только они и встали. Долго шли за нами, почти до моста. Ждали, что мы побежим, или кто нибудь отстанет. За мостом, даже встали, отдышались, перекрестились... А так дошли целые. Спина правда у всех мокрая, но это мелочи...
Ветер к вечеру усилился и теперь стонал, гуляя по вершинам деревьев. Он разгонял уныние среди старых стволов и навязчиво вмешивался в разговор подлеска. Солнце своими лучами пронзало лес насквозь, отдавая коре последние капли тепла. Небесная твердь с проступившими звездами, затягивалась темной вуалью. До заката оставались считанные минуты.
Офицеры оживились, затопали сапогами, согревая мерзнущие ноги. Кто-то толкнул товарища, стали шутить и пихаться, как мальчишки в старой школе на перемене. Затем опять вытащили по цигарке и дружно запыхтели. Дым то поднимался прямо, то разлетался клубами в густеющую синеву .
Не курил один Шклярский. Это был спокойный, среднего роста, начинающий полнеть мужчина. С лицом благородного дворянина, на котором устроился длинный нос, а рядом умные, карие глаза. Он служил в центре управления, поближе к начальству, имел на все независимое суждение и поэтому держался особняком от компании, не сближаясь, но и не удаляясь. У него были редкие, черные волосы и одна прядь чистая, как выбеленный лен. Лет около четырех назад, к нам в часть прибыл полковник из округа, отмечающий достоинства и проверяющий недостатки. И Толя Шклярский при докладе перепутал номер приказа. Может волновался, может просто забыл. Полковник учинил всем такой разнос, что сам командир ходил бледный, а у Толи на утро выплыла седина. После этого недоразумения, ему пришлось почти год ждать капитана. Звание он все-таки получил, но карьере в три большие звезды где-то наверху, поставили большой крест. После той неудачной смены, он повысил классность, вступил в партию, но ничего уже не помогало. Движение по службе прекратилось, а рядом бежали молодые лейтенанты, прыгающие по служебной лестнице через три ступени. Он махнул рукой и теперь просто ждал выслугу, дотягивая до срока военную лямку. При этом он был прекрасный товарищ, добрый семьянин и заядлый грибник. Пользуясь паузой, Шклярский подошел к нам поближе и обращаясь ко всем и ни к кому лично, спросил:
- А вы слышали, как волки напали на парня в Лосином хуторе?
Некоторые закивали в ответ головой, другие сказали, что не слышали, и Анатолий поведал, нам про этот случай.
Дело было два года назад. Из двух соседних деревень, дружили двое - парень и девушка. Она жила одна с матерью в Ярыгине, а он в Лосином хуторе, от нас километров тридцать. Он был старше ее где-то года на два, вместе ходили в сельскую школу. Потом пришел из армии, решили пожениться. Они так и бегали, то он к ней в деревню, то она к нему в хутор. Если добираться на машине в объезд одна дорога, если напрямую через лес - другая. Напрямую короче, почти на час. И вот как-то пошел он ее провожать. Места там глухие, но люди живут, колхозники траву на делянках косят, за грибами, по ягоды ходят. Так, вот пошел он ее провожать. На дворе лето, июнь, трава вовсю прет. Прошли они лес, вышли на поляну. И смотрят им наперерез, три волка. А в конце поляны избушка стояла. Кто ее поставил, сейчас не помнят, но только они к ней бросились, и добежать успели. Правда у избушки дверь подгнила, комната рядом, а закрыть нечем. Ну, парень девушку схватил и подсадил на крышу. Пока ее подсаживал волки подбежали и на него. Она сидит на крыше, кричит на весь лес, а рядом на километры ни одного человека. Вот зверье его и растерзало. Когда ее нашли, а пошли искать уже ночью, то видят сидит на крыше и стонет. Домой ее привели руки, ноги на месте девка цела, а парня уж нету. Пока она там сидела, видела, как его терзали, вот голова у нее и съехала. То есть рассудок она потеряла. Вот, ведь как в жизни бывает.
Все замолчали, кто-то закашлял. У некоторых на глазах проступили слезы. Я подумал, насколько часто мы какие то мелочи возводим в ранг событий, ругаемся, ссоримся, потом не спим ночами, не здороваемся с товарищем годами, из-за какой нибудь глупой размолвки. А в это время люди теряют близких, получают травмы или страдают душой. Как глупо, бесцельно, бездарно живем мы на этом свете. Теряем время дни месяцы годы на пустяки. Потом приходит минута и все стена, за ней жизнь обрывается и что там, мы не знаем. Вот так и парень с Лосиного хутора. Жил, радовался, огорчался, наверное, пил, курил. Затем раз и все - конец.
Те из нас, кто это уже слышал, стали добавлять детали. Остальные стояли молча, покачивая головой. Смеркалось. В кустах на той стороне дороги стрекотали сороки. Где- то за поворотом ухала большая птица. А мы замкнулись в себе и ежились от ветра, усиливающегося к ночи.
Затем подошел автобус от завода, ползущий в город за дежурной сменой. В темноте, приметив нас, он сбавил скорость, ослепил светом фар и притормозил. Мы окунулись в теплоту салона, тихо расположились на сиденьях. Каждый думал о чем-то близком только ему. О семье, о родных и друзьях. Впереди за мутным стеклом, набегали огни города, , витрины магазинов, стройные ряды тополей высаженных вдоль тротуара. И уже исчезали из памяти волки, строгие командиры, звездочки на погонах, дикий лес и все лишнее.