Глухов Юрий Валерьевич : другие произведения.

Роман Мэри Энн

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ей было пятнадцать в день своей смерти. Теперь, застряв между миром живых и мёртвых, она хочет лишь одного - узнать имя своего убийцы... Но так ли все просто?

  Предисловие.
  
   Мне было пятнадцать когда меня убили, но я уже ничего не помню о том дне. Лишь обрывки каких-то воспоминаний цепляются за память, пытаясь что-то рассказать мне, а потом срываются в черную пропасть мрака и исчезают там навсегда, оставляя лишь догадки и желание узнать наконец правду. Я попытаюсь восстановить свою жизнь по кусочкам, сложить ее словно пазл, чтобы в конце увидеть не райский пейзаж из детской мозайки, а лицо того, кто забрал мою жизнь... Это будет не просто, ведь с момента моей смерти на земле прошел лишь год, а здесь прошло целых тридцать лет, а я все так-же метаюсь в догадках и домыслах, застряв между миром живых и мертвых, с двумя терзающими все эти годы вопросами: кто меня убил и что меня ждет впереди? Не на один из них я пока так и не нашла ответа, но уверена, что найдя ответ на первый, я сразу узнаю ответ и на второй. Для этого я решила рассказать свою историю, чтобы наконец стать свободной и обрести наконец вечный покой...
  
   Глава первая: не самое лучшее детство.
  
   Вспоминая сейчас свое детство, я отчетливо вижу и понимаю, что мои родители были не самыми лучшими. Я любила их при жизни и люблю сейчас, но меня не отпускает чувство обиды.
  
   Еще в школе, учась в самых младших классах я любила писать стихи, а потом рисовать к ним иллюстрации. Это увлечение с каждым годом захватывало меня все больше и больше, унося в дивный мир иллюзий и грез. Находясь наедине с тетрадью, при теплом свете настольной лампы, я рисовала свой мир на страницах тетради, представляя себя творцом чего-то нового и неизведанного.
  
   Все изменилось быстро и я даже сейчас точно не могу сказать, что за событие в моей жизни и что за рана в душе настолько кардинально сменили краски в моих стихах и наполнили мои миры тусклостью и тьмой, которая как цунами смыла со страниц всю радость.
  
   В начале своего творческого пути, я писала о природе и о ее красоте. Писала о дивных животных и своих мечтах. Под конец моей стихотворной карьеры, все это сменилось готической лирикой. Тема смерти и безысходности пронизывала буквально каждый новый текст. Стихи и вообще стихотворная форма написания ушли на второй план, а их место заняли объемные рассказы о вампирах, призраках и неразделенной любви. Сейчас, вспоминая те рассказы, мне становится слегка смешно. Что может знать одинадцатилетняя девушка о истинной любви и о страданиях, которые она может принести? Ничего и я это поняла, но не тогда, а лишь сейчас, когда вобщем-то это уже не имеет значения.
  
   Мрачные темы и интерес к потустороннему сделали меня отшельницей. О чем могли говорить сверстники с девушкой, которая повсюду таскала исписанную черной ручкой тетрадь, в которой описывала то, что просто ни кому не интересно? Я и сама в то время не хотела не с кем общаться. Не искала друзей, обретая врагов. Теряла тех не многих, которых считала своими подругами. Становилась все более замкнутой, живя уже не в реальном мире, а в том, что рисовало мое воображение, обволакивая меня и забираяя в свои объятия, разрушая мою жизнь. Утаскивая в черную пропасть, в самый ад, созданный мной.
  
   Одна из написанных мной историй, попала в руки учительнице литературы. Ее звали Пэтти Гринг, но за спиной ее все называли мисс Гринг. Прочитав мое творение, ее выражение выдавало две эмоции: шок и удивление одновременно.
   - Дорогая Мэри, - говорила она после уроков, держа в руках листы с моей историей. - Я не знаю, что заставило тебя написать этот рассказ, но ты должна знать, что я немедленно должна сообщить об этом директору. Твое состояние очень беспокоит нас и мы просто обязаны принять соответствующие меры.
   - Сообщайте, - безразлично ответила я, совершенно не беспокоясь о последствиях.
   - Пойми Мэри, - продолжала мисс Гринг, - что мы не желаем тебе зла, а лишь хотим понять причины твоего поведения. Я знаю, что еще не так давно, ты писала стихи на абсолютно другие темы. Я даже читала несколько и хотела рекомендовать их на школьный конкурс, но ты сама ответила на это отказом. Что же заставило тебя сменить стиль и темы в твоем творчестве? Проблемы в семье или не понимание одноклассников?
   - Нет, - едва слышно буркнула я, - мне бы и самой хотелось понять причины, но уверяю Вас мисс Гринг, что со мной все хорошо, а все остальное просто творчество и не на что не влияет.
   - Хорошо если так, - ответила учитель и вернула мне листы с текстом, - но доложить я все равно обязана. В нашей школе работает хороший психолог - мистер Эппинг, я думаю ты его знаешь. Он поможет Мэри, я уверена. Только не отказывайся.
  Я промолчала, а мисс Гринг сочла это как согласие.
  
   После того разговора, я несколько месяцев ходила к мистеру Эппингу после уроков. Мы беседовали на разные темы, лишь отдаленно касавшиеся моей проблемы, навеянной учительницей литературы.
   - Твой любимый цвет? - спрашивал мистер Эппинг, скорее машинально, чем для интереса.
   - Черный, - отвечала я мрачно.
   - Какие ты любишь цветы Мэри?
   - Розы.
   - Красные или белые?
   - Черные.
   - А такие разве бывают? - удивлялся мистер Эппинг.
   - Бывают, - подтверждала я.
   - Правда? И где же ты их видела?
   - В своих снах...
  И так было постоянно. Он спрашивал, а я отвечала. В конце почти все разговоры заходили в тупик, как в случае с розами.
   - Ну хорошо, - говорил под конец психолог, что-то записывая в своей тетради. - Случай довольно интересный, но ничего критичного я не вижу. Я бы хотел видеть твоих родителей Мэри, но не переживай, просто дам им пару рекомендаций. Передашь им, чтобы навестили меня завтра, скажем, часов в шесть вечера?
   - Передам, - согласилась я выходя из кабинета.
  
   На следующий день мама пришла в кабинет к мистеру Эппингу в шесть, как договаривались. Меня попросили ждать за дверью, на скамейке. Я сидела и перебирала в голове свои стихи, пока психолог давал советы моей маме. О чем они говорили я не знала, да и не очень хотелось это слышать. Что со мной что-то не так я знала и без психологов, но вот признаваться в этом не хотела, даже самой себе.
  
   Спустя почти час томительного ожидания, дверь наконец открылась. На пороге стояла мама, слегка бледная, но с улыбкой на лице. Она смотрела на меня большими, голубыми глазами, но что-то было не так, я это чувствовала. За ее спиной стоял мистер Эппинг и смотрел на меня через ее плечо холодным, пустым взглядом.
   - Пойдем Мэри, - позвала мама, - все будет хорошо.
   - Прислушайтесь к моему совету миссис Кларк! - кричал нам в след психолог. - Прислушайтесь, пока не стало слишком поздно!
  
   Мы спускались вниз по извилистой школьной лестнице. Кабинет мистера Эппинга распологался на четвертом этаже.
   - Что он имел ввиду? - спросила я у мамы.
   - Ничего! - зло отрезала мама и схватила меня за руку. - Пора нам подыскать тебе другую школу.
   - Но я не хочу другую школу! - протестовала я, - мне нравится здесь!
   - А тебя не кто не спрашивает! - прорычала мама, сжимая руку все крепче.
   - Но...
   - Дома поговорим!
  
   Дома мы не поговорили. На меня обрушились удары ремня и пришлось выслушать сотни неприличных слов в свой адрес. Затем была дискуссия о том, что бы было, если бы я не родилась. Отец сидел на кресле, смотрел футбол и просто молчал, совершенно не обращая внимания на мои слезы и крики своей жены. Последний удар ремня лег на спину и железной пряшкой рассек кожу под лопаткой. Теплая кровь ручейком заструилась вниз.
   - Если в школе ты хоть слово скажешь об этом! - кричала мама, стараясь привести дыхание в норму. - Хоть слово и я сама убью тебя! Понятно?!
  Я лишь кивнула, не в силах выдавить и слова. Спина горела и боль заставила до боли стиснуть зубы, чтобы случайно не проронить лишнего звука.
   - Лучше бы мы тебя оставили в детском доме после родов, чем теперь решать проблемы с твоей поехавшей крышей! Ты просто неблагодарный ребенок, который забыл, как уважать своих родителей! - лицо мамы было красным, а руки тряслись от злости. Она снова замахнулась ремнем, а я закрыла глаза, готовясь принять еще один удар.
   - Довольно, - вступился наконец папа. - Оставь ее в покое Джейн. Принеси лучше пива.
   - Мы еще не закончили! - прошипела мама и пошла на кухню.
   - Чего разлеглась посреди комнаты? - с отвращением спрашивал папа, - вставай и марш к себе в комнату. Выйдешь завтра в школу и не дай ты Бог я узнаю, что ты высунешь оттуда нос раньше времени...
  Я молча встала на ноги. Спину пронзила резкая, обжигающая боль, но виду я не подавала. Молча ушла к себе и плотно закрыла дверь. Села на кровать, слушая смех своих родителей, доносящийся из гостинной. Побои в нашем доме - это обычное дело, я даже с ними смирилась, принимая как должное. Как наказание за грехи.
  
   На следующее утро я проснулась в шесть, но встать с кровати не было сил. Все тело болело и от мысли, что придется идти в школу просто бросало в дрожь. Дверь в комнату распахнулась и на пороге стояла мама. В синем халате и бегуди на голове. Ее ядовитый и озлобленный взгляд был устремлен на меня.
   - Вставай и одевайся. - Приказала она.
   - В школу еще рано, - оправдательно ответила я. - Автобус приедет только пол восьмого.
   - Сегодня ты не пойдешь в школу.
   - Правда? - удивилась я, - а куда мы пойдем?
   - Мы с твоим отцом посоветовались и решили, что тебе не помешает отдых. Поедем в парк развлечений, так что одевайся быстрее, очереди там большие.
   - Я не хочу в парк... - промямлила я, - совсем нет сил на развлечения.
  Мама молча вышла из комнаты, а уже через минуту на пороге стоял папа.
   - Значит ты отказываешься? - спросил он, подходя ко мне.
   - Хочу, но не могу... У меня совсем нет сил...
  Его лицо вдруг перекосилось а глаза налились кровью. Он схватил меня за руку и резким движением выдернул с кровати с такой силой, что я отлетела к шкафу с одеждой, больно ударившись головой.
   - Жду тебя на кухне. Позавтракаешь и поедем.
  Отец вышел из комнаты а я не обращая внимания на боль, начала одеваться.
  
   На кухне стоял резкий запах чего-то кислого. На газовой плите стояла кастрюля с кипящей водой, а на столе бокал с чаем и два бутерброда. Отец стоял у окна, с кружкой в однойируке и сигаретой в другой. Я села за стол, но к завтраку не притронулась. Аппетита совсем не было.
   - Пап, а можно я пойду в школу сегодня а в парк развлечений съездием в другой раз?
   - Нет! - резко отрезал отец и почтавил чтакан на стол. Зажал чигарету между зубами и чнова схватил меня за руку.
   - Почему ты такая неблагодарная? - со злостью спрашивал он, глядя мне в глаза. - Разве ты не видишь, что мы хотим тебе только добра?!
  Я промолчала, чем и вывела его из себя. Он резко одернул меня к газовой плите и сунул мою руку в кастрюлю с кипящей водой. Перед глазами резко потемнело, а голова закружилась. Боли сначала не было, а потом она была настолько сильной, что я едва понимала, где нахожусь и что происходит. Посмотрев на руку, я была в ужасе: кожа вздулась белыми кругами и в некоторых местах треснула, сочась алой кровью. Отец резко отпустил мою руку и сигарета выпала из его рта на пол.
   - Джейн! - закричал он, - неси бинты!
  Мама прибежала на кухню с медицинской сумочкой в руках. Первым, что она спросила:
   - С тобой все впорядке? - обращаясь к папе, бросая на меня лишь брезгливые взгляды.
   - Да, все нормально. Помоги ей Джейн. Перемотай руку и поехали, времени мало.
  Я едва стояла на ногах, корчась от жуткой боли, в то время как мама бинтовала обваренную руку, не обращая внимания на мои стоны.
   - Ну вот, - довольно сказала она, - скоро заживет, но не вздумай кому-то сказать о том, что случилось!
  Ответа от меня она не услышала, да и сил вообще что-то говорить у меня не было. Ровно как и желания. Было уже все равно куда ехать, только бы подальше отсюда.
  
   Закончив с рукой, я пошатываясь вышла на улицу. Во дворе стоял наш старенький "форд". Папа сидел за рулем и курил, а мама запихивала в багажник здоровый чемодан, что-то бормочя себе под нос. В тот момент я не придала этому значения, малоли какой чемодан мама так усердно пихает в багажник. С чего это вообще должно касаться меня?
  
   Я открыла дверь и села на заднее сиденье, Сзади хлопнула крышка багажника и мама быстро села на переднее, рядом с отцом.
   - Поехали, - приказала она. Машина плавно тронулась с места и мы поехали в парк развлечений...
  
   Городские районы сменялись один за другим. Боль от руки расползалась по всему телу и грозила мне потерей сознания, но я держалась. Дома закончились и мы выехали за город. Дорога была пустая, еще утро и на встречу изредка попадались фуры с дальнобойщиками. В тот момент я поняла, что в парк развлечений мы не поедем...
  
   С шоссе мы свернули на ухабистую, проселочную дорогу, ведущую в лес. Первое, что пришло мне тогда в голову:
   - Неужели они и правда сделают это?
  Все свои догадки я оставила при себе, боясь и не решаясь сказать ни слова. За окном мелькали елки. Я подлетала вверх на каждом дрыжке и несколько раз больно задела перевязанной рукой об дверь.
  
   Спустя пол часа прыганий на сиденье, мы наконец выехали на узкую, асфальтированную дорогу. Извиваясь, она уходила вперед, упираясь в здание из красного кирпича, с блестящей на солнце крышей.
   - Детский дом, - подумала в тот момент про себя, но не огорчилась. - Думаю, здесь будет лучше чем дома.
  
   Наш "форд" медленно подкатился к массивным, железным воротам, за которыми раскинулось большое здание, поделенное как было видно на три корпуса.
   - Вылезай, - бросила мама через плечо, - и стой у ворот.
  Я беспрекословно подчинилась. Вышла из машины. Подошла к воротам и прочитала табличку, висевшую над звонком.
   ДЕТСКАЯ ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ БОЛЬНИЦА.
   ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН!
   ЧАСЫ ДЛЯ ПОСЕЩЕНИЙ: 8:00 - 18:00.
  В тот момент я не испугалась и дажеине стала ничего говорить. Мне и так было все понятно.
  
   Мама, согнувшись в три погибели, приволокла коричневый чемодан и поставила у моих ног. Папа даже не вышел.
   - Стой здесь и жди доктора, - напутствовала она, - бежать даже не думай и домой не просись. Здесь тебе самое место. Все твои вещи в этом чемодане. Все вопросы задавай доктору и про руку не слова!
   - А разве тебе не нужно ждать его вместе со мной? - слегка обиженно спросила я.
   - Ты уже взрослая девочка и сама со всем разберешься. - Ответила мама и неряшно чмокнула меня в лоб. Села в машину и они быстро уехали, оставляя за собой лишь клубы были.
  
   У ворот я стояла около часа. Рука ныла от боли и солнце начало припекать голову, прогоняя утреннюю прохладу.
   - Мэри! - крикнул сзади хриплый голос, - девочка, ты ведь и есть Мэри Энн?
  Я обернулась. За железными воротами стоял пожилой мужчина в белом халате и больших очках.
   - Да, - подтвердила я.
   - Хорошо! - зазвенели ключи и послышался щелчок, за которым тишину прорезал скрип открывающихся ворот. Я потянулась за чемоданом.
   - Нет, не надо! - остановил хриплый голос, - его заберут, не переживай. Пойдем внутрь, я покажу где ты будешь жить.
  Мы направились к главному входу.
   - Позволь спросить, а где твои родители? - поинтересовался он, замедляя шаг. Я решила просто промолчать, не придумав убедительной лжи на этот счет.
   - Стеснительная, - со смехом сказал мужчина, - ну ничего, все мы чего-то стесняемся или кого-то. А что у тебя с рукой?
   - Обожглась, - соврала я.
   - Обожглась? - переспросил он растягивая слова и приспуская очки. - И где же ты так обожглась?
   - На природе, - безразлично ответила я. - Костер детям не игрушка.
   - Это верно! Сообразительная ты девочка, Мэри Энн... Ничего, мы твой ожог вылечим. Проходи, не стесняйся и будь тут как дома...
  
   Глава вторая: на дне.
  
   Одиночество, тишина и белые стены. Все это может свести с ума любого, но не меня. Я сильная и верю в то, что однажды мой ад закончится. В жизни не может быть только черной полосы, всегда наступает очередь белой. Это лишь вопрос времени и сил, хватает которых не у всех.
  
   Со дня моего пребывания в стенах псих больницы прошло всего две недели, а я уже скучаю по своим родителям. Изнутри меня терзает тоска по дому, а все плохое ушло на второй план, уступив место прощению.
  
   За окном с массивными решетками стояла середина осени. Ветер гонял по прогулочной дороге опавшую желтую листву. Еще несколько дней назад солнечная погода сменилась серым, свинцовым небом и противным моросящим дождем. В далеке часто слышались одинокие раскаты грома, а по ночам стены палаты освещала молния.
  
   Мой новый дом, сузившийся в миг до четырех белых стен психиатрической палаты, не представлял ничего особенного. С права от двери, у стены стояла пружинистая кровать с желтым матрасом, которая еще и жутко скрипела. Побелка потолка в некоторых местах начала отваливаться, обнажая бетонные плиты. Свет исходил от лампочки ватт в сорок, забранной в грязный плафон. Рядом с кроватью была маленькая тумбочка и больше ничего. Психи - это не люди и больше им не положено, считают все здесь. Выходить на улицу можно было свободно и почти в любое время, но за каждую мелочь жестоко наказывали. Электрошок здесь - это обычное дело. Все равно что ребенку по попе ремнем настучать, если что-то начудит. Если провинился довольно серьезно, отправляют в главному врачу, а потом уже редко видят тех, кого к нему вызывали. Что он говорит и делает не знает ни кто. Лучше просто не рисковать.
  
   Больница делится на три корпуса или крыла: центральное - это то, что по середине. Здесь в основном сидят медсесты, психиатры, а так же тут проводят процедуры. Левое крыло или как его тут называют "вечность", самое большое. Там живут пристарелые, душевнобольные люди. Нас часто отправляют помогать им, не обращая внимания на то, что мы и сами как они - душевнобольные. Только дети. Правое крыло поменьше и тут находятся дети, вроде меня. Оно представляет собой длинный, плохо освещенный коридор с крашенными в цвет тины стенами. Посередине стоит стол медсесты, а в каждую сторону уходят палаты. Десять в право и девять в лево. Десятая там кладовая, куда могут запереть на несколько дней, если провинишься. При больнице есть кладбище, где хоронят тех, кто родственникам не нужен даже после смерти или их у него просто нет. Ни памятников, ни цветов. Бугорок земли и ржавая табличка с номером. Ни кто и ни когда не узнает, что за жизнь была у владельца этой таблички... Да и кому это будет интересно? Есть здесь и морг. Там нас тоже иногда застпвляют работать, но об этом я расскажу позже.
  
   Сидя на широком подоконнике, я смотрела сквозь мутное стекло и решетку на дорогу и падающие в лужу капли дождя. Будто это не дождь падает с неба, а Бог плачет, глядя на то, кем мы все стали... Тоска вдруг захлестнула меня и так сильно сдавила сердце, что я едва удержала слезы. Плакать было нельзя, это удел слабых.
  
   Дверь в палату тихо приоткрылась. Ржавые петли заскрипели, прорезая тишину и возвращая меня в свой ад, из мира собственных иллюзий. Я обернулась. На пороге стоял парень, на вид лет шестнадцати, с длинными, растрепанными волосами. Его глаза бегали по стенам, цепляясь за меня и прячась, стараясь скрыть интерес к моей персоне.
   - Привет, - неуверенно сказал он и сделал пару шагов вперед, оказавшись у кровати. Сел и опустил взгляд. На его приветствие я ответила молчанием. Не то сегодня настроение, чтобы знакомиться, да и место не подходящее.
   - Слышала, что Патрик пропал? - снова не уверенно спросил он, стараясь разорвать неловкое молчание.
   Нет, - пожала я плечами. - Я его даже не знаю.
   - Новенькая значит, - воодушивился он. - Я тебя давно заметил.
   - Давно? Я тут всего две недели.
   - Точно! - парень вдруг рассмеялся и заглянул мне в глаза. От его скромности не осталось и следа. - Мы тут все можно сказать две недели. Здесь время останавливается и будь тут день или год, ничего не поменяется. Понимаешь, о чем я?
   - Понимаю, - с горечью согласилась я, - но изменить ничего нельзя, только хуже сделаешь.
   - А куда еще хуже? - парировал он. - Мы и так на самом дне. Вот ты как здесь оказалась?
   - Ну я...
   - Ладно, можешь не говорить. По лицу вижу, что тема для тебя больная. Я вот здесь из-за того, что мои родители спились и выгнали меня на улицу. Там меня поймала служба по надзору за детьми, сочла, что я сам сбежал из дома и направила сюда! Разве в этом мире есть логика?
   - Не справедливо, - ответила я, сама поразившись тому, как просто сюда попасть и как трудно выйти.
   - Я Майкл. - Он подошел и протянул руку.
   - Мэри, - стеснительно ответила я, чувствуя, как лицо заливает краска. - Мэри Энн.
   - Будем знакомы, Мэри Энн. - Лицо Майкла расплылось в улыбке. Я чувствовала его интерес к себе, которого мне всегда так не хватало и это чувство опьяняло.
  
   Он подошел еще ближе и какое-то время мы просто стояли и смотрели на моросящий дождь за окном. Казалось, что нас связывает какая-то тайна, известная только нам и от этого еще более загодочная.
   - Ну что же, - будто подводя итог нашей беседы, сказал Майкл. - Мне пора иди к себе, а то если кто-то увидит нас вместе, будем плохо обоим.
   - Пожалуй, что да. - Чувство тайны вдруг ушло и его место заняло безразличие. - Проблемы ни кому не нужны.
   - Ты во сколько ложишься спать? - задумчиво спросил Майкл.
   - В десять, как и все.
   - Ты правда засыпаешь в десять или еще долго не можешь уснуть, глядя в потолок?
  Он был прав. Засыпала я ближе к утру, если вообще засыпала. Я решила ничего не отвечать.
   - А ты не разговорчиая Мэри. - Он улыбнулся и хотел взять меня за руку, но в последний момент передумал. - Что ты скажешь на это: я приглашаю тебя на свидание. Сегодня. После отбоя, в сторожке, за нашим корпусом.
   - Свидание? - искренне удивилась я. - Меня не кто и никогда не звал на свидание...
   - А я зову! - Настаивал он. - Так ты согласна?
  Он меня понял без слов. - Хорошо! Жду тебя сегодня после отбоя! - Он одарил меня теплым взглядом и спешно вышел из палаты, оставив меня одну. В душе будто цветы расцветали, в предверии первого вечера наедине с кем-то. Жаль, что тогда я не знала, чем все это обернется...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"