Сердитый Глеб, Свиридов Алексей, Бирюков Александр : другие произведения.

Возвращение с края ночи (фрагмент)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Возвращение с края ночи" - эти слова отражают не только витиеватый и прихотливый путь приключений героя, но и судьбу самого романа, который находится перед вами. Книга побывала у самой грани небытия, навсегда рискуя остаться в виде невостребованных заметок, набросков и черновиков. Или быть опубликованной в последнем томе посмертного, полного собрания сочинений под рубрикой "незаконченные произведения и наброски". Однако, проделав долгий путь, книга вернулась в наш мир.
символ книги [Всеволод Мартыненко]
  Великие империи времени упадка и руины - любимые декорации для фантастических произведений. Обаяние деспотии беспредельно, тайна руин всегда не разгадана, и всегда тайна, даже если сами руины - только декорация.
  Что это было за изображение? Кадр из фильма-катастрофы? Прямая трансляция с другого конца похеренной в глобальной войне планеты? Вид на цель стратегического оружия, запущенного из бункера, чтобы визуально освидетельствовать, что цель поражена? Или просто картинка - эдакий милитари-оживляж в интерьере? Черт его знает!
  Очередная загадка, которой не быть разгаданной.
  И вдруг...
  Воронков увидел ботинок торчащий из за стола. За столом в углу кто-то прятался! И прятался довольно небрежно, как бы в уверенности, что хуже будет тому, кто его найдет, а не ему.
  Ну, это мы сейчас разъясним!
  Воронков навел автомат.
  - А ну!.. - Грозно скомандовал он, готовый к тому, что этот некто сейчас как выпрыгнет.
  Некто прятавшийся в углу не выпрыгнул никак... Он и не мог выпрыгнуть, потому что прятался слишком давно. Даже серая форма выгорела сверху, а в складках была куда темнее.
  Приходилось констатировать, что белые лампы не так просты, если ткань в их свете может так выгореть. Или была другая вспышка? Что-то более яркое? Да нет, едва ли.
  Труп был иссушен временем до состояния мумии. Истонченная до бумажной толщины серо-коричневая кожа обтягивала череп. В пустых глазницах лежал какой-то мусор, похожий на яичную скорлупу и торчали какие-то тоненькие пучки, будто черешки дикого винограда.
  Белые зубы скалились из растянутых пергаментных губ. Никакого выражения у этого лица не было. Просто череп обтянутый кожей - череп он и есть. Никаких по этому поводу ассоциаций. А должно бы...
  Офицер неизвестной Воронкову армии, неизвестного рода войск, неведомой страны, неизвестного мира сидел привалившись к стене, забившись в угол за столом. Одна нога была поджата под себя, а другая отставлена. Поза неудобная. Прятался от кого-то? Нашли его или нет? Без ответа. Без комментариев.
  Никаких повреждений, дыр и ран на незнакомой форме Сашка не разглядел. От чего несчастный умер понять было невозможно. Может просто завод кончился. Так бывает иногда с человеческими существами. Сам Воронков чувствовал себя заводной черепашкой, делающей уже последние конвульсивные движения. Нужно бы подтянуть пружину, но мальчик с ключиком убежал, маленькая сволочь!
  Правая рука трупа была почти под столом. И зачем-то Воронков наклонился посмотреть нет ли в ней чего. Ну, может холодной котлеты. В руке была зажата рукоять оружия. Серо-коричневые пальцы, похожие на вялые сучки стискивали очень, очень, очень знакомую рукоять.
  Воронков, не веря себе, тяжело опустился на одно колено, опираясь рукой на стол. Просто наклониться было уже трудно.
  - А ну-ка отдай! - сказал Воронков и вытащил из осыпающейся трухой кисти мумии "Мангуст".
  Удивительно, конечно. Но на то, чтобы удивиться как это того стоило, как-то не было сил.
  Это был действительно "Мангуст", без поправок и оговорок. Сашка знал его как никто и как ничто другое в жизни. Целый, ни одной лишней царапинки, чистенький, даже не запылившийся, лишь заиндевелый немного. Сдуреть...
  - И что ты, брат, здесь делаешь? - проворчал он разглядывая оружие. - Где был? Каким ветром?..
  Нет, настоящего удивления не было, что само по себе удивительно. Была законная чистая радость от возвращения утраченной немаловажной части самого себя. Было какое-то успокоение. Вновь обреченная точка равновесия.
  - Нет, брат, нам друг без друга никак, похоже... - и заменяя пустые обоймы на новые, которые всю дорогу таскал с собой, словно специально для этого случая, воронков обнаружил в патроннике патрон - свой, родной.
  Пистолет, с довольным щелчком занял свое законное место в фиксаторе сбруи.
  Mission complete!
  Больше недоделанных дел у Воронкова здесь не было. Джой процокал когтями позади и ткнулся в бок. Сашка потрепал его по спине. Поднялся опираясь на стол. Вот теперь можно и выход искать.
  И все же до чего славно было вновь ощутить тяжесть "Мангуста"!
  - Что тут у нас?.. - поднимаясь, сказал Воронков.
  Захотелось врезать кулаком по столу и ощутить боль в костяшках пальцев, но он сдержался.
  Осмотрев помещение новым взглядом он вдруг почувствовал сосущую пустоту. Это место решительно не имело смысла. Для него - Сашки Вороненка в этом бункере не было ничего интересного. Зато весьма актуальным было позаьботиться о том, чтобы не получить воспаление легких в результате дальнейшего тут пребывания. Поэтому - прочь.
  Но только не тем же путем, которым пришел. Это было самоочевидно.
  - И где тут у нас запасной выход из этого холодильника?
  Запасной выход, или что там это было (?) нашелся в помещении поста наблюдения. Это была дверь, которую он поначалу не заметил. Ее трудно было заметить, потому что она сливалась со стеновыми панелями из металла или пластика. Однако дверь имела ручку, желтого металла, похожую на телефонную трубку от архаичного телефона.
  Взялся Воронков за эту ручку, и она осталась в руке.
  - Облом, - проворчал он и усмехнулся.
  Однако "облом" был неполным... Ручка, как оказалось, не намертво крепилась к двери, а присоединялась двумя защелками. Отскочила она потому, что защелки небыли закреплены до конца. Будто кто-то пытался подсоединить ее впопыхах, но что-то ему помешало.
  В какой-то момент, Воронков подумал или почувствовал, что это "что-то" все еще здесь, но не мог даже приблизительно представить себе что же оно такое. Тем более пора сваливать.
  Ручка оказалась непомерно тяжелой.
  - Да это золото! - догадался Воронков. - Умереть не встать - золото! Джой, здесь все дверные ручки из золота. В этом нет никаких сомнений. Вот пример того, как нужно относиться к оборонному бюджету своей страны!
  Воронков тщательно, до щелчка присоединил золотую ручку на зажимы. В двери тут же раздался тяжелый гулкий удар отпирающегося засова. И массивная часть стены подалась на Сашку, после чего легко, от несильного нажатия откатилась в сторону.
  За дверью кто-то стоял...
  "Мангуст" прыгнул в руку с тем ни с чем не сравнимым проворством, которое казалось потерянным безвозвратно.
  В открывшемся помещении вспыхнул белый свет.
  - Здрасьте! - рассмеялся Воронков.
  Кто-то, кто стоял за дверью оказался шинелью на вешалке. На одноногой стойке с перекладиной как на распялке или манекене монументально возвышалась долгополая, широкоплечая шинель какого-то высокого чина с золотыми пуговицами в два ряда. Сашка сразу понял, что это не пальто какое-то, а именно шинель и именно очень большого военного начальника не смотря на то, что у нее был какой-то совершенно не армейский пижонский какой-то воротник из седого меха. Мех не то лисий, не то песцовый. Сашка в этом не разбирался совершенно, а может еще какого, неведомого зверя. Он искрился.
  На плечах были совершенно изумительные золотые погоны, вроде эполет, а левый рукав оплетал до локтя, прихотливым орнаментом золотой же шнур - эдакий местный аналог парадного аксельбанта.
  Само помещение было длинным, узким с одной наклонной покатой стеной забранной тяжелыми стальными горизонтальными жалюзи. Вдоль этой стены тянулся длинный пульт, с такими же, как в предыдущем помещении сиденьями без спинок.
  В конце длинного зала на вычурной модерновой подставке покоился совершенно изумительный, огромный белый как снежный ком глобус. На белом фоне шара змеились тонкие и толстые коричневые линии. Возможно, они очерчивали континенты.
  - Центр управления полетами? - предположил Воронков, - а как думаешь, Джой? А может центр управления пешими переходами через Альпы?
  Джой обнюхивал полу шинели. И это занятие поглотило все его внимание.
  Сашка прислушался к Джою и уловил, что у того, от тщательного обнюхивания незнакомой одежки даже зрение как-то помутилось и слух притупился. Зато все силы были брошены на анализ незнакомых запахов.
  От шинели пахло незнакомым человеком и кожаным ремнем, каким-то въедливым, полынным парфюмом, и еще дымом, будто от ароматических палочек. Да, был какой-то отголосок сандала и кари в этом букете.
  И еще запах чего-то вкусного, мясного, аристократически-генеральского...
  Джой правда воспринимал запахи иначе, по своему по-собачьи, но транслировал их в чистом виде, такими какими они были...
  Сашка мотнул головой, стряхивая наваждение ароматов.
  Да, Джой мог по отголоскам запахов вымерзшей, невесть когда позабытой здесь шинели составить портрет носившего ее человека. Так и рисовался образ бравого служаки, который не имел обыкновения отказывать себе в мирских радостях, но держал себя в хорошей форме. Он был высокого роста, широкоплечим и довольно поджарым, судя по покрою. Он был выше Сашки как минимум на полголовы, при условии, что шинель носил до пола.
  Но Воронкова больше интересовал выход отсюда. И нигде, кроме как впереди, в другом конце зала двери на выход не было. "Мангуст" вновь занял свое привычное положение в зажиме
  Вернувшись, Воронков отсоединил дверную ручку. Хоть и тяжела, но может пригодиться. Эдакий универсальный ключ, как в поезде или дурдоме.
  - Пошли, Джой!
  Проходя мимо пультов, Сашка споткнулся о металлический шкафчик, валявшийся на полу и выпиравший из под пульта углом. Не сейф, а так просто - громыхающий ящик с защелкой на дверце радикально оливкового цвета, столь любимого военными всех миров.
  Наклонившись, он посмотрел что это. Дверка была открыта. В шкафчике лежали два безусловно военных предмета: пустой коробчатый магазин от неизвестного оружия, такой, что даже и не определить от какого именно - может от пистолета со слабо наклонной рукояткой, а может от какого-то пистолета-пулемета, и еще фляжка каплевидной формы с крышкой-стаканчиком и круглой эмблемой на выпуклом пузике.
  Магазин был, все же, скорее всего, от какого-то пистолета. Очевидно, двухрядный под короткие патроны на вскидку примерно 11 миллиметров. Ничего особенного.
  Отбросив магазин, Сашка взял и потряс тяжелую фляжку. В ней плескалось.
  - Посмотрим...
  С фляжкой в одной руке и дверной ручкой в другой Сашка подошел к двери в конце зала. Над дверью читался какой-то значок, изображавший человечка выбегающего в открытую дверь. Рисунок был тонкий, стилизованный странно, будто под восточную графику, но тем не менее такой же конторский как и все подобные виденные Сашкой раньше значки.
  - Отлично! - Сказал Воронков и присобачил ручку к уже привычному разъему.
  Ручка встала, щелкнула, подтверждая готовность служить, но лязга засовов не раздалось, и дверь не открылась.
  - Блин! - вырвалось у Сашки. - И что теперь будет. Сказать нужно чего? Или...
  В раздумье он открутил крышку фляжки и понюхал. Запах полыни и спирта обжег ноздри.
  - Значит не парфюм, - машинально отметил Воронок.
  Капнул янтарной жидкостью на ладонь. Жидкость не зашипела и не запенилась, не прожгла ладонь насквозь. Вновь принюхавшись, он лизнул жидкость.
  - Он? - спросил себя естествоиспытатель и сам же ответил, - Он!
  Вкус был обжигающим, сладковатым и терпким.
  - Нет, господа офицеры, это не настойка на портянках новобранцев. - Заметил Сашка.
  Он плеснул в крышку-стаканчик немного таинственного напитка и пригубил.
  - Двум смертям не бывать! - сказал он и выпил.
  Глаза его увлажнились, в желудок упала горячая капля и тут же дала волну тепла по телу.
  Решив, что для дегустации достаточно, Сашка закрыл фляжку, постановив, что если не помрет сразу, то можно будет и повторить.
  Неожиданно в голове прояснилось.
  Быстрыми шагами он пересек зал в обратном направлении и, сдернув с распялки мягкую шинель, напялил ее на себя. Ткань - не сукно, а что-то вроде кашемира или твида, была мягкой, как нежное детское одеяло и толстой, а подкладка атласной и холодной.
  - Какая колдыба! - проворчал Сашка, запахиваясь как в халат. - Живы будем!
  Джой посмотрел на него снизу вверх и зачем-то зарычал.
  - Ты чего, - удивился Воронков, - не узнаешь? Это же я как был так и есть. Только в чине повысили.
  Ему подумалось, что нужно бы снять погоны, дабы придать себе аполитично-штатский вид, а то мало ли еще как тут относятся к высоким чинам после предположительной катастрофы. С больших погон и спрос большой. Но жалко было портить вещь, с одной стороны, а с другой - когда еще с такими суперзвездами на плечах походишь? Не светило Воронкову никакое фельдмаршальское звание ни в какой другой жизни. Так хоть примерить.
  - Вольно! - скомандовал он Джою, и пес потрясенно сел на хвост.
  Да, это была действительно "ух ты какая шинель"! Лучше не скажешь.
  - И если верно, что все мы вышли из "Шинели" Гоголя, то так же верно и то, что я не исключение, - чувствуя, что натощак, с устатку малость захмелел, глубокомысленно изрек Воронков.
  Он отогнул одну из золотых пуговиц и посмотрел что на ней изображено. В центре был прозрачный чистый, чуть желтоватый блескучий камень, почему-то вызвавший немедленное желание его выковырять. Воронков потом долго поражался самому себе. С чего бы этот странный позыв?
  Вокруг камня завивалось изображение стилизованного дракона, который будучи скручен в колечко вроде бы лежал в спячке (в гнезде?) и сосал заднюю лапу. Подтверждая ассоциацию с гнездом, вкруг дракона лежал рельефный, тонкой работы, не то точного литья, не то гравированный шнур. Выходило, что пуговица была не массового производства, а штучного - высокохудожественное ювелирное изделие.
  Сравнив две пуговицы, Воронков убедился, что они абсолютно одинаковы. Только камень на второй был более прозрачным и белее, но тоже желтоватого оттенка.
  - Брюлики... - пробормотал Сашка и налил себе еще полстопки из фляги.
  Вторая порция крепкого напитка пошла еще лучше, чем первая. Вот только горьковатое послевкусие несколько непривычно раздражало язык. Не ужели, и правда, на полыни настойка?
  На фляжке был знак, напоминающий изображение на пуговице. Тот же дракончик с задней лапой во рту в окружении плетеного шнура, обрамлял медальон, вроде бы вырезанный из кости. На медальоне был профиль властной дамы с тяжелым подбородком и высокой прической. Матушка Екатерина? Королева Виктория? Похоже все царственные дамы в период расцвета царствования на одно лицо. Впрочем никаких символов власти, портрет не содержал. Так что это мог бы быть и портрет любимой мамочки.
  Мысль об этом, по какому-то выверту логики напомнила Сашке "мумию", которую сделал Карлсон из полотенец и вставных челюстей дядюшки Юлиуса. Ее тоже звали Мамочка. Воронков глупо захихикал и налил себе еще.
  - Боевые самоле-е-е-ты, над Курии-и-ильскою грядой... - вопиюще немузыкально пропел он, настолько немузыкально, что самому противно стало.
  Озадаченный Джой изучая, глядел на хозяина, склонив голову на бок.
  - Все путем, - сказал Воронков, пытаясь придать своему голосу самые нежные интонации.
  Джой в этом никак не был уверен.
  Сашка скосил глаз на погон. Предчувствия его не обманули - символика оказалась сходной. Плетеный золотой шнур на маленькой пуговичке заканчивался зубчатым кругом - эдакой шестерней, на которой, тот же точного литья дракон, с камешком в глазу и лапой во рту. Вот только обнимал дракон на этот раз не камень и не медальон, а верхушку белого с коричневыми прожилками глобуса увенчанного четырехконечной, гладкой звездой.
  - Интересы глобальной безопасности! - изрек Воронков очередное нетрезвое озарение. - Всем смирно!
  И тут он увидел, что на распялке под шинелью прятался еще один потенциальный трофей, и сердце дало срыв ритма от неожиданного открытия. В лаковых черного дерева с золотыми ободками и тонкой инкрустацией из змеиной кожи ножнах, на коротком ремешке покачивался длинный кортик. Или кинжал с костяной рукоятью и лаконичны перекрестием.
  Руки потянулись к оружию сами собою. Машинально завинтив и сунув подмышку флягу Воронков взял кортик, отжал фиксатор ножен и вытащил клинок. Четырехгранное, обоюдоострое лезвие, не как на наших кортиках, а бритвенной заточки. Стилетообразный кинжал. Навершие рукояти тяжелое, словно каменное в виде того же белого глобуса с коричневыми прожилками. И дракончик под глобусом в бублик свился и хвост его оплетает на треть рукоятку. Лезвие под сорок сантиметров длиной. И великолепный баланс.
  - Экий ты змей... - уважительно обратился к этому оружию Воронков.
  А что? Змей... Пусть так и называется. Чем не имя для холодного клинка.
  И пристроил его поначалу защелкой на ножнах к поясу.
  В шинели сделалось тепло. Мех воротника щекотал шею. Ему все больше нравилось в этом тепле.
  Он даже попытался промаршировать вдоль длинного пульта, но полы волочились по полу.
  При неудачной попытке сунуть руки в карманы, Воронков обнаружил, что карманов то никаких у шинели нет. Зато на уровне талии есть оправленные в металл щели, в которые, весьма вероятно, вдевались зажимы каких-нибудь приспособлений. Может оружие.
  - Что же это за армия такая была... - проговорил Воронков глубокомысленно, - в золоте и в шелках, а? Воистину империя времени упадка... И что тут такого, черт возьми, стряслось?
  Джой завилял хвостом. Он рад бы помочь хозяину, но вопрос был слишком общим, для него. Вот если бы хозяин соизволил уточнить... Что нужно найти?
  Воронков налил себе еще.
  - Напьюсь! - констатировал он.
  Он оценил уже и крепость, и коварство напитка из фляжки. И вообще-то напиваться не собирался. Но видимо перманентный стресс дал себя знать, и хотелось расслабиться, как следует.
  Склонный к резонерству внутренний голос бил тревогу: объясняя, что если, потеряв контроль, Сашка заснет в этом холодильнике, то вернее всего не проснется.
  Но мятежный разум послал внутренний голос к чертям.
  - Армия может быть разной... - рассуждал Воронков, обращаясь к собаке. - Где-то, как-то, если подумать, то армия, это почти идеальная модель человеческого общества. Не та, конечно, ублюдочная и контуженная общность вооруженных людей без цели и смысла, которую можно нынче наблюдать. Это и не армия любого демократического государства, и уж тем более не армия под тоталитарной властью.
  Джой волновался за хозяина.
  И возможно где-то был прав.
  Можно сказать, что Вороненок в этот миг был как никогда близок к смерти.
  Можно эффективно околеть от переохлаждения и при температуре в минус четыре градуса по Цельсию. А самый комфортный способ это сделать - выпить и заснуть.
  Но Сашка почувствовал, что должен произнести речь.
  - Принцип вертикальной армейской карьеры в первую очередь определяющейся системой повышений в звании поощрений и взысканий, если он максимально дистанцирован от воли человеков является даже не способом разрешить все конфликтные вопросы в общественном договоре, - вещал Воронков расхаживая взад и вперед, - армия - самый простой способ построить идеальное общество, где каждый находится на своем месте.
  - Ты о чем? - вмешался внутренний голос.
  - Кто ж из нас не мечтал... г-генералом! - отмахнулся от внутреннего голоса Воронков и картинно запахнул шинель.
  Погоны с глобусами вдохновляли его на великие... если не дела, то высказывания.
  - В принципе максимально отвечающая потребностям человечества модель общества это армия в войне. Разумеется не гниющая в окопах, а хорошо обеспеченная, славно вооруженная и опирающаяся на крепкий тыл. Вот так вот! - Воронков наклонился к собаке и хотел потрепать его по гриве, но пес отшатнулся, - Моделью, отвечающих этим требованиям, военных действий является колониальная империя, ведущая всей мощью своих ресурсов неограниченную экспансию. Армия, ведущая бесконечную, заведомо победоносную войну! Джой, приятель мой лохматый! Ты чего?
  Пес пятился от него под пульт.
  - Ничего ты не понимаешь! - сокрушенно изрек Сашка, - И все же... Что это за армия была такая. Вот к примеру эта шинель... Если бы генералиссимусы мастились бы между собой в чинах и разбирали кто из них главнее, то такую шинель, должен был бы носить старший комсостав среди генералиссимусов! Вот так, Джой!
  Он порывисто выпрямился и качнулся, отворачиваясь от собаки, дескать все я тебе сказал, а выводы делай сам.
  Внезапно Сашка почувствовал, что утерял мысль.
  И в тот же момент он потерял равновесие.
  - Ч-черт! - воскликнул он, в чем был не оригинален, потому что споткнувшийся человек, равно как и пилот самолета врезающего в гору произносят примерно одно и то же.
  Сделав шаг назад, он наступил на полу шинели, в миг осознал, что равновесие ему уже не поймать и начал валиться на спину.
  В последний момент он выбросил назад правую руку и оперся на пульт. Под самую ладонь попал некий торчащий из пульта пластиковый грибок ядовито зеленого цвета.
  Грибок вжался в панель пульта.
  И тут же что-то загрохотало, залязгало и заурчало.
  Подняв руку, он посмотрел, на что же такое нажал.
  Это была безусловно большая ГЛАВНАЯ, если так можно выразиться, кнопка.
  - Хорошо, что не красная, - глупо улыбнувшись пробормотал он.
  Но красных кнопок на пульте вовсе не было.
  Может в этом мире роль КРАСНОЙ КНОПКИ выполняет зеленая?
  Бронированные жалюзи, закрывавшие наклонную стену, раздвинулись и поползли вверх, приняв горизонтальное положение.
  За ними скрывалось исполинское окно, за которым открылся огромный сумеречный ангар.
  Какие-то механизмы, в которых угадывались манипуляторы, свисали с потолка ангара.
  Воронков подошел к стеклу.
  - И что они тут держали? - проговорил он.
  Ангар, освещенный лишь едва-едва, уходил в бесконечность и темноту.
  Происшедшее несколько отрезвило Воронкова. Мрачные перспективы ангара, снабженного титанической техникой всколыхнули самые мрачные предчувствия.
  - Они что-то держали здесь... - глубокомысленно пробормотал он, - и то, что они держали здесь, как это говорится в американских ужастиках... оно вырвалось из под контроля. И оно... Оно может быть еще здесь!
  Сашка и сам не мог бы сказать, верит ли он в то, что говорит. Но драматизм ситуации, которую он сам себе живописал, обладал пленительностью настоящей трагедии. И от этого охватывала сладкая жуть.
  - Когда ОНО вырвалось, то его пытались заблокировать, - продолжал Воронков, - а я разблокировал...
  И ту в его затуманенном мозгу возникла информационная суперпозиция.
  - Пойдем, Джой, - сказал Сашка, - дверь была заблокирована, а я разблокировал.
  Вот тут Джой не возражал, вот тут он был согласен.
  Прихватив фляжку и шатаясь, Воронков вновь прошел вдоль пультов до торцевой двери, взялся за золотую ручку и сказал:
  - Вуалая!
  То что получилось вслед за этим действительно больше всего походило на некое безобразное "вуаля!", так что лучше не скажешь.
  Воронков открыл дверь и потерял опору под ногами...
  Не выпал в дверь, выпал вовсе.
  Дверь и бункер исчезли.
  Вместо них - сумерки и снежный склон, по которому Сашка покатился, в молчании суровом, потому что заорать, как это бывает в кино, ни от восторга, ни от ужаса, ни от неожиданности, ни от чего бы то ни было он не додумался.
  
  ***
  
  Врезавшись в голый зимний кустарник он затормозил.
  Сверху на него сверзился Джой.
  - Зашибись! - искренне сказал Сашка поднимаясь.
  Он теперь даже не был уверен открыл ли дверь, или только собирался это сделать.
  Фляжка все еще была в руке. Зажим, как на колпачках авторучек только соответствующего размера, на ее тыльной стороне он вдел в подошедшее по размеру гнездо на талии шинели. Проверил, надежно ли сидит. Надежно. Так же он прикрепил к шинели зажимом и кортик, который на штанах мешался.
  "Это другое место!" - Недовольно транслировал Джой.
  - Сам вижу, - помотал головой Сашка, - а приземляться на меня было обязательно?
  Джой не понял.
  "Здесь еще холоднее!" - заметил пес не терявший практического отношения к вещам.
  Да, в ночном зимнем лесу было еще холоднее, чем в горном бункере. Луна наполняла голый лиственный лес призрачным сиянием. Невысокий холм, с которого скатился Воронков, был покрыт чахлым кустарником и увенчан черными зубчатыми елями.
  Но холод здесь другой. Воздух плотнее и казался даже сладковатым, после разреженного горного. Все равно, без шинели здесь пришлось бы совсем туго. Сашка поднял воротник.
  Приходилось констатировать, что это воистину другое место. Вот только какое? Лес на этот раз словно для разнообразия слишком уж ординарный. Нормальной высоты деревья с черной корой, которые Сашка не брался бы опознать и днем, могли быть и липами, и вязами, и кленами. Кто их без листьев-то разберет. Не березы - точно, и не тополя. А конкретнее не скажешь. После больших, и очень больших деревьев обычные - казались невысокими.
  Какой-то уж очень простой лес.
  Почему-то вспомнились семейные выезды за город, в такой же вот лес за грибами, на погромыхивающем мотоцикле "Урал" с коляской. Когда Сашка был еще маленький, сидел в коляске закутанный по подбородок в брезентовый чехол и захлебывался набегающим воздухом, когда отец наддавал газку по шоссе... Болезненно яркое детское воспоминание. Куда потом делся этот мотоцикл? Потом в семье появилась машина, а что стало с мотоциклом? Сашка этого не запомнил...
  Залитый лунным светом зимний лес вполне мог быть тем самым, в котором в детстве Сашка нашел огромный белый гриб. Какой-то неправдоподобно здоровенный. По дороге домой сразу заехали в фотоателье и с этим грибом его - Сашку - сфотографировали. Фотка где-то осталась в одном из желтых конвертов, в которых он хранил теперь семейный архив.
  Слеза навернулась. Нервы размягченные алкоголем шалили...
  Но разум выделил главное - ничего не нашего, иного в лесу вот так навскидку не наблюдалось.
  А что? За время путешествий по мирам иным вполне мог и снег выпасть. Погода нынче и не такие фокусы выдает.
  Но нет...
  Сколько бы ни плутал Воронков вдали от родных пенат, - такой аберрации сознание не желало допускать.
  А что если он очутился-таки на родной Земле и в своем измерении, только где-то в северных краях, на черт его знает каком расстоянии от дома? И от этого места до ближайшего житья как до Китая.
  Такой расклад напугал Воронкова пуще перспективы застрять в совсем чужом мире. Ну что была бы за глупость - повидаться с паукообразными гуманоидами, одолеть жуткого хищника в не нашем лесу у не нашей речки, пройти по совсем уж нечеловеческим краям, выбраться из заброшенного не нашими военными бункера, все преодолеть и превозмочь и замерзнуть в диких лесах Подкаменной Тунгуски, где и тела-то не найдут...
  Обидно.
  - Нужно выйти к дороге, - выдыхая вместе со словами густой пар, скомандовал себе Воронков.
  И пошел буквально куда глаза глядят - вперед. Перспектива найти дорогу была сомнительной. Но тут ведь главное двигаться по прямой. Не закружить в лесу.
  - Ну, что, Джой, не чуешь ничего? Нет ли поблизости какого зимовья. Или, лучше пригородного шоссе. Если поймаю тачку, то могу пуговицей с брюликом расплатиться, - говорил он, проваливаясь в снег почти по колено и волоча за собой долгие полы шинели.
  В подтверждение готовности расплатиться пуговицей он ухватился за одну и рванул, потом спрятал в часовой карман джинсов. В крайнем случае хоть останется на память.
  И все же в лесу была одна странность, не замеченная прежде. На дальнем горизонте чувств маячила угроза, которая сгущалась кругом. Некая вражья сила наполняла лес своим присутствием. Враг был чужой - не Воронкова враг, а кого-то другого. Про Сашку здесь не знали, не чуяли его присутствия. Хоть это радовало.
  Но тяжелая злоба двигалась по лесу в его сторону. И будто со всех сторон. Воронков ощущал это совсем слабо, но даже на таком расстоянии сконцентрированная персонифицированная ненависть, заставляла волоски на коже рук вздыбливаться как от ледяного ветра.
  "Буря кончилась и светила луна!" - вспомнил Воронков прочитанную в незапамятные времена строку откуда-то. Откуда не вспомнил, но рассказ был жутковатый и фраза эта имела в нем ключевое значение.
  Сашка остановился.
  Вдруг родилось понимание, что вокруг него бушует буря. А он находится в самом последнем безопасном месте этой бури - будто в глазу урагана.
  Вот от того-то и тихо так. Ни шороха, ни птицы, ни зверя лесного не слышно. И луна, как лампа в морге на одном из столов которого так покойно лежать, светит с высоты, пронизывая будто самую ткань мироздания своим мертвенным светом.
  И вдруг, будто колокольчик тенькнул вдали. Будто перестук раздался. Далеко но все ближе, стали слышаться звуки.
  Они двигались прямо на него.
  Кто-то, их много, они приближаются. И по мере их приближения он ощущал, как будто рок, будто материальная, тягучая лава, движется впереди них медленная, неотвратимая, пригибающая к земле волна холодной, исступленной и непримиримой лютой злобы.
  Пытаясь определить направление, откуда ЭТО надвигается на него, Сашка завертел головой, и вдруг обнаружил, что стоит на просеке.
  Искал дорогу называется! Нашел, вышел на нее и не заметил.
  - Черт! - прошипел он и заскакал, проваливаясь в снег, по заметенной дороге, в сторону противоположную той, откуда ЭТО шло. - Черт! Совсем спятил! - обругал он себя, и заспешил прочь с дороги, проламываясь сквозь кустарник, - Джой! За мной! Прячься!
  Джоя не нужно было уговаривать. Он и сам чувствовал исходящее от неведомого врага зло.
  Звук приближающегося отряда усиливался. То что это отряд и, похоже, многочисленный, уже не было сомнений.
  Бряцание металла, и размеренный, то слитный, то вразнобой топот коней... Всадники, двигались шагом.
  Шагом, в такой яростной злобе, которая должна была бы бросить их в галоп, в бешенную скачку, заставить кричать, надсаживая глотку и рубить, рубить, рубить... - невероятно.
  И вот он увидел их и больше не мог оторвать взгляда, забыв о холоде.
  Сначала показался авангард. Рыцари в белоснежных, похоже, покрытых эмалью доспехах двигались как призраки в лунном свете. На мордах лошадей висел иней. Из конских ноздрей и узких прорезей в шлемах рыцарей вырывался пар. На копьях качались флажки.
  Первыми ехали шестеро всадников с "Т"-образными прорезями на шлемах напоминающих ведра, со взведенными арбалетами у луки седла. Кони тоже были в доспехах белого цвета.
  Хвост колонны уходил в бесконечность.
  Рыцари покачивались в седлах.
  "Очки!" - вспомнил Воронков, и тут же пожалел, что не испытал забавную находку в бункере.
  Тихонько-тихонько, затаившись в своем кустарнике в каких-то десяти метрах от дороги, он начал вынимать из под пепельной шинели очки.
  Один из рыцарей, с прорезями забрала, напоминающими хищный оскал, повернул голову в сторону, где прятался Сашка.
  Воронков замер.
  "Он чует мой запах..." - возникла немедленно мысль, порожденная видимо сложной ассоциативной цепью.
  Но рыцарь отвернулся.
  Воронков возблагодарил судьбу за то, что белесая, седая шинель скрывает его в заснеженном лесу, а золотые погоны, не блеснули в лунном свете.
  А не блеснут ли очки?
  "Нет ли у них привычки стрелять по всем подозрительным бликам?" - подумал Сашка, видя что многие, из проезжающих в колонне, держат наготове арбалеты, хотя и взведены они не у каждого.
  И все же он решился надеть очки.
  Поначалу лес в очках сделался светлее. И только. Потом, вокруг засиявших белизной рыцарей начали проявляться черные колыхающиеся, как засветка вокруг свечей в старых черно-белых телефильмах тени. И тут он увидел отчетливую дорожку своих следов о которой почти забыл. Они и без очков читались явственно, но теперь контрастно выделялись на снегу!
  "Идиот!" - обругал себя Сашка.
  Потом появился сетчатый экран и начала двигаться по нему, как-то не уверенно, знакомая надпись: "Оп..."
  И все.
  И все потемнело.
  
  ***
  
  Сашка снял вырубившиеся очки и нашел себя на берегу замерзшей речки, на крутояре, покрытом заиндевевшей травой.
  Но снега не было. И потеплее в безветрии.
  Вечер. Закат. Пейзаж с крутого холма захватывает и тянет взлететь.
  У горизонта на фоне светлой полосы неба одинокая скала, похожая на колокольню.
  И кровавые языки облаков.
  - Джой?
  "Я здесь, хозяин!"
  Нет, теперь Воронков не сомневался, что его перекинуло в другой мир, потому что почувствовал момент перехода - уже знакомое, но всякий раз немного иное ощущение дискомфорта и сдавливания со всех сторон.
  Он начал спускаться к реке, и всматривался в отражение противоположного берега в стекловидной поверхности льда.
  Хотел попробовать носком кроссовка лед. Не для того, чтобы попытаться перейти по нему реку, вот еще, но просто так из академического интереса. Но не успел.
  Он вновь пережил комплекс ощущений сопровождающих переход, но момент исчезновения одного мира и появление другого, как и всегда пропустил.
  Новое место, куда его швырнуло, оказалось совершенно не примечательным. Это была темная комната. Угадывались два окна впереди, завешенные шторами, через которые пробивался свет, как показалось от уличного фонаря. Какие-то смутные предметы читались в темноте. Возможно это были диван, два кресла по бокам, торшер, рядом с одним из них и телевизор в простенке между окнами.
  То есть - совсем ничего интересного...
  Кроме одной детали. В комнате кто-то прятался.
  Сашка сделал неуверенный шаг, ударился обо что-то ногой, ниже колена, непроизвольно зашипел и услышал из темноты вопрос, который можно было бы интерпретировать как "Юзеф?" если бы это имя произносил удод или злой робот из старого фильма.
  После чего декорация снова сменилась.
  Теперь он, подламываясь на только что ушибленной ноге, боясь запутаться в полах шинели, некоторое время сбегал по осыпающемуся склону из мелкого, рокочущего в движении гравия, все время глядя под ноги и не в силах осмотреться.
  Впереди него скатывался поскуливающий Джой.
  Потом Воронков таки споткнулся, юркнул вперед и, распластавшись в полете увидел, куда же ссыпается этот чертов гравий - в неимоверной глубины ущелье, по которому протекает ручеек (или полноводная река?) - он не успел оценить высоту с которой предстояло падать вместе с собакой, только и успел - испугаться.
  В этот момент он вновь очутился в другом месте, и так далее... Движение ускорилось... На радость или на беду. Миры сменяли друг друга в калейдоскопической неповторяющейся последовательности. Он словно ступил-таки на эскалатор, сойдя со скрипучей, подламывающейся лестницы.
  Он успевал сделать два-три шага, не успев осмотреться, и мир немедленно менялся. День внезапно менялся на ночь, вечер на утро, а утро на непонятно что. Времена года и суток в разных мирах принимали порой уродливые и пугающие формы.
  Только сам переход из мира в мир не баловал разнообразием. Каждый раз Воронков оказывался будто между огромными плохо пригнанными шестернями, пудовые, угловатые зубья которых были покрыты мягким материалом. Не рвали, не травмировали, а только мяли. Причем как физически, так и морально, так сказать - эти зубья будто проникали через тело и перебирали нервы, как струны арфы.
  Только в одном мире, как ему казалось, он задержался на некоторое время. Но воспоминания об этом остались какие-то смутные, как о полузабытом сне.
  
  ***
  
  Паузу он почувствовал сразу... Сам переход в следующий мир был куда медленнее, чем предыдущие. И догадался, что в этом мире он задержится снова чуть больше.
  
  Белый шум. Ощущение тесноты в огромном просторном мире. Целый букет неприятных, дискомфортных, но не распознаваемых ощущений.
  Ну, никак у него не получалось, подобно Альбе, изощренно скользить меж реалий, тасуя места и расстояния.
  Вместо этого всякий раз выходило какое-то шокирующее рандеву с новыми декорациями и обстоятельствами. Как бы ты топаешь там и тут ногой, надеясь по звуку найти нужный тебе люк, а он оказываетя с милым сюрпризом. Стоит на него заступить, хоть на краешек, - кувырк! - и ты уже там.
  Можешь начинать радоваться.
  Но Сашка не радовался. Было в этой методике что-то на редкость бездарное.
  И куда она завела его на этот раз?
  Воздух был горячим. И слабенький ветерок не освежал его. Он тоже был горячим. Песок под ногами пересыпался с подвижностью изумительной. Идти по столь ненадежной поверхности было тяжело.
  - Я с детства склонен к перемене мест... - процитировал Воронков, сбрасывая с плеч на землю тяжелую шинель.
  Фляжку он перевесил на ремень защелкой, а кортик, почему-то захотелось спрятать и он пристроил его под куртку накинув короткую кожаную петлю на плечо и продев ее под сбрую "Мангуста". "Змей" с "Мангустом" на удивление хорошо ужились в непосредственной близости и движениям не мешали.
  - Я с детства склонен к перемене мест...
  "Лучше домой", - с собачьей безапелляционностью послал в ответ Джой.
  - Ясен пень, - проворчал Воронков, - я бы тоже не прочь, да только где он нынче, дом-то?
  "Я не знаю. Правда не знаю", - отозвался Джой и принюхался для проформы, как бы показывая тем самым, что его возможности ограничены и в данном случае их недостаточно, для обнаружения дороги к дому.
  Воронков тоже принюхался. И осмотрелся заодно. Воздух заметно пах йодистым дыханием моря. Море угадывалось где-то по левую руку у самого горизонта, каким-то особенным цветом неба и прямизной линии горизонта.
  Все же остальное пространство оказалось пустыней покрытой какими-то цветными наносами песка. Дюны были разноцветными. Длинные языки песка - желтые как репа, красные как морковь и цвета запекшейся крови.
  - Ты что-нибудь понимаешь в дюнах, Джой? - пробормотал Воронков.
  Джой не понимал ничего в дюнах, но место ему не нравилось. Не просто дежурно не нравилось, как большинство предыдущих миров, а не нравилось активно. Мощные флюиды агрессивного страха исходившие от него подтверждались и внешними собачьими признаками - поджатый хвост, прижатые уши, шерсть на холке дыбом. Джой и зарычал бы, но не знал источника опасности и поэтому оставался лишь в собачьем недоумении.
  - Ну, ну... - покачал головой Воронков и поправил портупею, приятно отягощенную надежной массой "Мангумста", устроил поудобнее кортик на пояснице. - А что это там?
  "Плохое место!" - охотно передал Джой.
  - Ну еще бы! - усмехнулся Воронков. - Еще хуже чем все вокруг?
  "Хуже!" - без малейшего колебания констатировал Джой.
  - Толку от тебя!..
  "Плохое место" представляло собой единственную постройку посреди пустыни.
  Сашка решил изучить ее поближе.
  Издали сооружение напоминало подушечку для булавок. При ближайшем рассмотрении оно оказалось тремя рядами колонн с остатками навеса на тех из них, что стояли прямо. Большинство колонн торчали во все стороны под разными углами, как те самые булавки натыканные в подушечку.
  Более всего "плохое место" напоминало станцию неопознанного транспорта, заброшенную в незапамятные времена. Имелось что-то даже вроде будки кассира. Вот только дороги нету никакой.
  В далеком прошлом это сооружение было сориентировано по направлению от моря к заметному распадку между дюнами. Возможно это направление и указывало на дорогу, ныне занесенную песком, но что это была за дорога теперь уже и не определить.
  Некая непонятная станция непонятного транспорта посреди пустыни недалеко от побережья. И что в этом плохого и опасного? Вроде бы ничего. Кроме того, что руины, как показывает практика, чреваты встречей со всякими деклассированными элементами типа БОМЖ, а так же прочими опасностями. Но эти руины не производили впечатления обжитого места. Скорее они рождали ощущение безысходности. Совершенно невозможно представить себе, чего здесь можно дождаться. И, самое главное: чего делать-то? Куда идти? До сих пор был какой-то стимул двигаться вперед, вроде того леса на горизонте. А здесь?
  Сашка напрягся и, закрыв глаза, сделал несколько шагов вперед.
  Открыл.
  Все то же самое.
  Да, "люка" здесь явно не было.
  А где?
  Воронков дотронулся до одной из колонн. Она была теплая, гладкая, из какого-то материала похожего на мрамор, цвета слоновой кости с кровавыми прожилками. Повинуясь непонятному импульсу он отдернул руку. Что-то в колоннах было неправильное. Будто бы это были конечности некоего окаменевшего живого организма. Окаменевшего, но еще сохраняющего отголоски жизни. Однако, нет. Не это. И все же что-то неприятное было в этом теплом материале.
  - Ты был прав, - сказал Воронков, - это очень плохое место. И нам бы убраться отсюда поскорее.
  Но с этим-то и проблема. До сих пор что-то вело Воронкова вперед. Тропа прямо как эскалатор двигала его из мира в мир почти что сама. И получалось, что вне зависимости от того, переставляешь ты ноги или нет, а все равно движешься. От одной точки перехода к другой. Здесь же не было такого ощущения. Не было направления. Не было движения. Только пустыня исполненная небытия и безысходности.
  Сашка покрутился на месте, пытаясь почувствовать себя стрелкой компаса и, повинуясь какому-то смутному побуждению зачем-то решил осмотреть то, что опознал как "будку кассира".
  Это было маленькое кубическое здание в стороне от колоннады. Плоская крыша с выщербленными краями. Квадратное маленькое окошко чернело на фасаде. Домик выстроен из белых, истертых временем блоков, ничем не похожих на материал колонн.
  "Может нужник?" - мелькнула шкодливая мысль.
  Джой, словно в подтверждение этой мысли подбежал к белому кубу с окошком, обнюхал и пометил по-собачьи угол. Судя по всему, пес несколько успокоился.
  Однако, когда Воронков приблизился к домику, Джой вдруг снова по-волчьи прижал уши и зарычал.
  "Мангуст" немедленно оказался в руке. Воронков уже окончательно освоился с этим явлением. Рука сама находила пистолет, а пистолет руку, в минуту подлинной или мнимой опасности.
  Главное - не пытаться сознательно контролировать процесс. И специально воспроизвести эффект, в спокойной обстановке, не получалось.
  - Спокуха! - Послышался насмешливый голос. - Не делайте резких движений и дышите глубже.
  Из-за кубического сооружения появился обладатель голоса. Это был высокий человек в долгополом вылинявшем плаще и широкополой шляпе. Не так чтобы ковбой из второразрядного вестерна, но что-то вроде того.
  Из под плаща выглядывали носки отнюдь не ковбойских, а очень даже футуристических ботинок или там сапог.
  Но главным было то, что незнакомец говорил по-русски. И без акцента всякого.
  Хотя, что значит без акцента? У самого Воронкова был безусловно местный говор. Москвичей, рязанцев, новгородцев, и сейчас не спутаешь, хотя телевидение и диктует единый стандарт речи, нивелируя и приводя к общему знаменателю.
  Незнакомец говорил, как мог бы говорить диктор, актер или учитель русского языка. Не гнушаясь при этом сленговыми словечками типа "спокуха".
  - Осмотрелся? - Поинтересовался незнакомец. - И как тебе здесь?
  - Да никак... - честно признался Воронков, не понимая еще как ему реагировать на эту встречу.
  Незнакомец был здесь в пустыне абсолютно чужероден и неуместен.
  Пистолет Сашка между тем не опустил, однако незнакомца это не слишком беспокоило.
  - Ничего мы здесь не дождемся, - сказал тот, - поезд ушел, платформу подмели, причем так давно, что никто и не помнит. Придется идти пешком.
  - Куда? - Глупо поинтересовался Воронков.
  Незнакомец махнул рукой в сторону распадка между холмами, где, как уже предположил Воронков, когда-то была дорога.
  - Туда, - сказал он, - там еще есть станции, откуда ходит транспорт. Дотемна дойдем. Если поторопимся. Ты ствол-то опусти. Оно без надобности.
  И Воронков опустил.
  Ага, что-то знакомое. "Абдула, руки-то опусти..." Белое, понимаешь, солнце пустыни. Воронков непроизвольно посмотрел на небо. Какого оно цвета, солнце? И солнца не увидел на небе. Интересно...
  Где-то у горизонта небо было светлее, в противоположной стороне, там где море, сгущалась предгрозовая тьма, но светила нигде не наблюдалось. И между тем пустыня была залита светом и зноем.
  "Солнце не белое, а никакое", - констатировал Воронков.
  - Двинули? - Полувопросительно предложил незнакомец.
  - Почему бы нет? - пожал плечами Воронков убирая пистолет.
  Джой обнюхал край облезлого плаща и вопросительно посмотрел на хозяина: "Опасен не он!"
  Еще одна загадка.
  "Он опасен, но не для нас", - уточнил Джой, руководствуясь своей собачьей логикой.
  Незнакомец, между тем двинул вперед, раскачивающейся какой-то, размашистой походкой. Спина у него была широченная. Что-то в нем не вязалось. Лицо, которое воронков плохо рассмотрел под шляпой было узким и сухим. Но по плечам размер плаща читался не меньше шестидесятого. И походка у него была такая, словно его при каждом шаге подбрасывало вперед какой-то мощной силой. Воронков едва поспевал за ним.
  Когда отошли подальше от "станции" незнакомец обернулся, дабы проверить, как сильно от него отстали Воронков и Джой, и вдруг выхватил из-под плаща какое-то длинное пистолетообразное оружие и несколько раз пальнул в сторону холмов по правую руку. Да так быстро, что Воронков не успел даже моргнуть.
  Каждый выстрел из оружия сопровождался длинным узким зеленоватого газового цвета форсом пламени, и не грохотало, а скорее издавало мощный шелестящий высокий звук. Довольно зловещий.
  Результат стрельбы оказался нагляден.
  У горизонта что-то полыхнуло, и будто содрогнулась атмосфера, а может и сама здешняя реальность. Без сомнений, странный ганфайтер прикончил нечто враждебное. Но что оно было?
  - Поторопитесь, - впервые подпустив в голос тревогу сказал ганфайтер, - до темна бы успеть!
  Потом он оценил манеру ходьбы Воронкова, качнул головой и посоветовал:
  - Шаг держи регулярный, больше усилия в стопу и дыхание... Установи дыхание, синхронизируй с сердцебиением, контролируй кратность.
  "Сам-то понял, чего сказал?" - мысленно проворчал Воронков, однако честно решил попытаться следовать странным рекомендациям, потому что опасность не успеть дотемна как-то задела его.
  Вообще выходило, что если этот крутой деятель, чего-то опасается, то им с Джоем нужно от этого "чего-то" бежать сломя голову.
  По ходу дела Воронков налепил на глаза очки. Так интереса ради.
  
  Оптимизаша красиша видяти,
  
  - пробежала рекламная надпись, но этим текстовая информация не исчерпалась:
  
  Оптиша гадостна среда. Череды пографа поганы есть как задурки вражьи по сим пографам! Обрежно! Си задурки на вражину казать есть!
  
  И первое, что увидел Воронков сквозь чудо очки, так это как плащ идущего впереди сделался полупрозрачным, как экран в театре теней и сквозь него проступила настолько атлетическая фигура, какие даже в комиксах не рисуют.
  "Я и так знал, что он не прост!" - заметил себе Воронков, завертел головой и не удержался от крепкого словца.
  Солнце на небе немедленно обнаружилось - виде белого жаркого пятна почти прямо по курсу, скрытого от невооруженного глаза какой-то пеленой. Цвета холмов стали глубже и контрастнее. И самое главное именно в очках стали видны скользящие по-над холмами полупрозрачные змеящиеся тени и красноватые сдвоенные блики, мелькающие то тут, то там, не то глаза, не то бинокли, не бликующие в видимом диапазоне.
  Весь пейзаж в купе и тени и небо и все, все, все сделалось настолько отвратительным и пугающим, что захотелось немедленно снять очки и вернуться в пусть неприятный, но все же куда как более привычный мир.
  Но Воронков не сделал этого. Предупрежден - вооружен.
  Но вновь вернулось сомнение, что дескать врут эти мудреные очки, пугают и морочат.
  Но метки сопровождались цифрами, указывающими расстояние до скользящих теней. Вот знать бы в каких единицах...
  - Вражьи задурки, значит? - пробормотал Воронков, - помехи что ли?
  И тут же ганфайтер вновь выпустил несколько зарядов по теням на горизонте. В очках было видно, что стрелял он не по какой-то абстрактной цели, а по одной из неуловимых сущностей имевшей наглость приблизиться более чем иные.
  Кроме того очки показали и след, траекторию выстрела, мгновенно пролегший от пули в тугом воздухе, и похожий на тугую пружину и сполох, такой, что действительно, будто сама реальность содрогнулась и тени в которую попутчик попал не стало.
  Факт, что оружие ганфайтера оказалось показательно эффективным несколько успокаивал, но обилие и бестелесность теней тревожили все больше.
  - Помехи точно, - заметил ганфайтер, - как узнал? А... Оптика. Сними. Фонишь. Приманишь еще кого. На активную-то оптику. Лучше не подставляйся.
  Воронков чертыхнулся, но снял очки. Похоже ганфайтер контролировал обстановку. Ему было, судя по всему виднее. Во всех смыслах.
  Но без очков, Воронков почувствовал себя так, будто ослеп. Холмы стали прежними, цвета спокойными, но опасность теперь была невидима.
  Он начал щуриться, вглядываясь в кромки холмов. Тем более, что те подступали все ближе к дороге. А значит и опасность была ближе.
  - А что это такое, во что ты стреляешь? - поинтересовался он.
  Теперь ему казалось, что и без очков он временами видит какое-то марево над песками. Да и "глазки" посверкивали. Может кристаллы песка искрились, а может и правда кто-то зыркал...
  И вдруг два блика высверкнули прямо-таки рядом, метрах в двадцати.
  Сашка выхватил "Мангуст" и вскинул на линию прицеливания. Точно! От видел марево приближающееся по песку прямо к нему. И взял на прицел.
  Но тут, поверх ствола "Мангуста" легли два пальца неожиданно оказавшегося рядом ганфайтера.
  - Патроны-то побереги! - несколько тревожно и чуть более торопливо, чем требовалось, сказал тот. - Пригодятся еще!
  И тут же сам влепил в мигом сгинувшее в сполохе марево заряд из своего оружия. Не целясь, от бедра...
  - Пока ты не научишься стрелять не глядя на оружие, целясь кистью, ты не стрелок. - Заметил спокойно ганфайтер. - Это как гвозди забивать. Пока ты смотришь на молоток - бьешь по пальцам. Как научился смотреть куда бьешь - начинаешь попадать.
  Это замечание, сделанное не то чтобы свысока, но со спокойным пренебрежением к любой возможной реакции на него, показалось Воронкову оскорбительным. Уж стрелять-то он мало-мало умел. И за последнее время не раз это предметно доказывал. Так что был уверен в себе и в "Мангусте".
  Насторожило другое. Похоже что ганфайтер не хотел, чтобы стрелял именно он - Воронков и именно из своего оружия - из "Мангуста".
  Чем это подозрение было вызвано Воронков не смог бы объяснить даже на приеме у въедливого психоаналитика. Но почувствовал, что дело обстоит именно так.
  И ганфайтер немедленно подтвердил это его подозрение. Он лихо извлек из-под плаща очень похожий на свой пистолет, но поменьше.
  - Приспичит пострелять, стреляй из этого. - Сказал он. - Режим усредненный, так что насчет установок режимов не парься. Просто целься и жми. Легкое нажатие - сорок пять одиночных зарядов, полное - пятнадцать строенных.
  Мельком Сашка отметил, что ганфайтер будто подстраивает манеру речи и словарный состав, откуда-то черпая информацию напрямую. Уж не из Сашкиной ли головы?
  Оружие было немного странноватым, чтобы не сказать больше. но интуитивно вполне понятным. Вдобавок порадовал весьма хороший баланс при скромной общей массе. На глаз не больше полкило.
  
  Долгий пеший переход.
  Джой поначалу крутился рядом, потом осмелел немного и начал забегать вперед и возвращаться, но это длилось недолго. Вскоре, Воронков это отметил, Джой перестал крутиться и просто шел рядом с ним, стараясь держаться у самых ног.
  Ганфайтер стрелял все чаще, и дистанция стрельбы сокращалась.
  Довелось пострелять из выданного щедрой рукой пистолета и Воронкову. И даже попасть. По ходу он не только изучал это оружие, но и вприглядку сравнивал его с тем, что использовал его попутчик.
  Модели несомненно родственные, но все же различные.
  Вскоре Воронков понял, что ему явно досталась упрощенная модификация... Да еще уменьшенной мощности.
  По габаритам да и внешне оружие ганфайтера напоминало штурмовой пистолет Калико М-950.
  Вот только дизайн выразительнее. Более законченный. Сухой и хищный.
  Ствол доставшийся Сашке столь грозным обликом не обладал. Гораздо короче, компактнее. Он не превышал по габаритам знаменитой Беретты М-92 или Вальтера П-99.
  Только боезапас в отличие от подобного привычного ручного оружия также как и ганфайтера нес в лежащем сверху магазине.
  Магазин у пушки ганфайтера был как минимум вдвое выше и содержал многорядный частокол явно куда более внушительных поражающих элементов.
  Вдобавок его оружие имело видимое, но вполне органичное обилие органов управления. Всяких кнопок, а может - сенсоров. Наверное предназначенных как раз для установок этих самых загадочных режимов.
  Сашке с этим было проще. Оно и к лучшему.
  В целом же машинка очень симпатичная. К эргономике никаких претензий. Совсем даже наоборот. И цвет приятный - матово-серый.
  А то, что при выстреле отдачи почти не чувствуется - и вовсе душевный сюрприз.
  Век бы стрелял да радовался.
  Чистое удовольствие от знакомства с таким интересным оружием Сашке портило то, что нельзя его было здесь и сейчас разобрать с целью тщательного изучения внутреннего устройства.
  А руки так и чесались.
  Внешний осмотр мог дать лишь пищу для размышлений и почву для гипотез. Недостаточно плодородную.
  Но кое что Сашка все же для себя пометил на будущее, решив как-нибудь покумекать над этим на досуге. Если бы еще была гарантия, что таковой у него теперь когда-либо появится...
  "Это же как-то надо так начать думать, чтобы до такого додуматься!" - заметил он с удовольствием.
  
  - О, как! - Радостно воскликнул ганфайтер, указывая вперед себя. - Буде мы оживим эту штуку, так здорово ускоримся.
  То на что он указывал было спервоначала похоже на еще один холм, возле дороги, только поменьше прочих.
  Однако всмотревшись, Сашка понял, что это какое-то сооружение или механизм. Колес или чего-то подобного видно не было. Нижняя кромка аппарата утопала в песке. Однако теперь, по мере приближения угадывались уже и окошки и всякие прочие детали.
  Угадывалось, что запорошенный песком одутловатый корпус машины был когда-то черно-фиолетовым, матовым. Но потом краска местами слезла, обнажив не то медные, не то омедненные бока, что придавало аппарату камуфляжный окрас, аккурат под цвет дюн.
  Загадочное транспортное средство более всего напоминало верхнюю часть кузова автомобиля ЗИМ приклеенную к крыше футуристического паровоза... Или может быть бронепоезда. Ну только при оговорке, что автомобиль был гипертрофированных размеров, а бронепоезд - наоборот - компактных. Для гномских войн.
  В порыве какого-то непонятного азарта, ганфайтер сбросил свой плащ и шляпу и остался в "костюме робокопа", как эту облатку окрестил немедленно Воронков. Причиной сверхатлетической фигуры попутчика были футуристические доспехи, настолько сложные, что охватить единым взглядом все это хитросплетение не представлялось возможным.
  Все что удалось, так это выделить раздражающе-нерезкую, "призрачную" расцветку всего этого снаряжения.
  Камуфляж - привычное дело - но со странным эффектом. Пытаешься сфокусироваться на деталях, напрягаешься, а взгляд соскальзывает и уходит в сторону. И даже на более светлом фоне пустыни ганфайтер в итоге не выделялся. Глаз перескакивал его как смутное пятно и не хотел возвращяться.
  Интересно, подумал еще Сашка, что ни загорелое лицо, ни непокрытая голова с коротким ежиком светлых выгоревших волос тоже совсем его не демаскируют.
  Превозмогая ломоту в глазах, Сашка сумел рассмотреть. Все что могло понадобиться ганфайтеру в дальней опасной дороге он нес на себе и ничто из этого ему не мешало. Угадывалось, что многое из снаряжения может служить оружием или является им впрямую. К примеру как вон тот весьма крупнокалиберный похожий на компактный многозарядный ручной гранатомет инструмент, уютно примостившийся вдоль широкой спины слева.
  Здесь Сашку порадовало принципиальное наличие у попутчика еще большей огневой мощи, как и то, что пока тот о ней не вспоминал может все еще и не так плохо.
  
  Взлетев одним прыжком по лесенке из трех ступенек к верхней части аппарата, ганфайтер откинул кверху трапециевидную дверцу кабины, и скрылся внутри. Через мгновение он высунул маленькую на огромных плечах киборга голову наружу и с белозубой улыбкой доложил свои планы:
  - Дай Бог, чтобы завелось!
  Воронков стоял внизу озираясь. Огромен и трудноодолим был соблазн надеть очки и видеть врага воочию. Но сказано не фонить!..
  Вдруг загадочная машина зарычала и завибрировала, заставив Джоя шарахнуться. Но тут же все смолкло.
  "Не завелась", - с легкой досадой подумал Воронков, да и дал маху.
  Ганфайтер высунулся и с недоумением осведомился:
  - Чего стоим? Кого ждем? Садись!
  - А Джой? - промямлил Воронков.
  - Закидывай своего кобелину сюда, да поскорее! - ганфайтер откинул вторую дверцу позади "водительской".
  Джой на удивление не сопротивлялся, правда, показался Сашке непомерно тяжелым.
  Внутри машина выглядела еще причудливее, чем снаружи.
  Салон был решен в редком сочетании лилового и оливкового цветов... Ничего похожего на приборную панель или экраны. И к этому Сашка был как-то подсознательно готов. Не был готов к другому...
  Сиденья представляли собой странные овальные, чуть наклоненные назад, обручи затянутые очень эластичной пленкой. Воронков никогда не догадался бы, что на этом можно сидеть, если бы ганфайтер уже не сидел на таком, вдавив задом и спиной пластик и помещаясь в квазикресле как в шезлонге.
  Кресел было шесть - в два ряда вдоль. Между ними проход, переходяший в узкий пандус снижавшийся куда-то назад за кресла. Возможно в машинное отделение. А там кто знает?
  - А что это за аппарат? - не удержался Воронков, смахивая песчинки с панели перед собой, рассчитывая на ответ в том смысле, что оно ездит, летает или, чем черт не шутит, плавает.
  Но ответ был малоинформативен.
  - Оно? Турындыка. Проедем, сколько оно сможет, - ответил ганфайтер.
  Спасибо, объяснил!
  С тем захлопнули дверцы.
  Неуловимым движением ганфайтер извлек из панели какой-то шар на гибкой ножке и положил на него правую руку.
  Перед лицом его прошел по узкому ветровому стеклу какой-то радужный сполох и пропал.
  Ганфайтер двинул шар у руке вперед и аппарат пришел в движение.
  Мотор (моторы?) работали бесшумно.
  Машина, ведомая твердой рукой, плавно двинула как-то вперед и, вроде бы вверх, и понеслась довольно быстро.
  Джой, улегся в проходе между сиденьями в львиной позе, и поскуливал тихонько, выражая тем свои сомнения в надежности транспортного средства.
  - А теперь можно очки надеть? - поинтересовался Воронков, бог знает почему.
  - А валяй, - сказал ганфайтер, с какой-то двусмысленной усмешкой.
  Воронков надел очки и тут же пожалел о содеянном.
  
  Очки дали совершенно неожиданный и, как сказал бы Гарик, нелинейный результат. Такой, что нетрудно себе представить как многие годы спустя, много повидавший и изведавший Воронков, вспоминая это, признается себе, что никогда еще не видел ничего гаже.
  В первую голову, стекла машины стали непрозрачными. Они повисли в пространстве черными пластинами.
  Уже нехорошо.
  Но если бы только это!
  Интерьер перестал быть прежним. Панель, внутренняя отделка местами исчезли совсем, а местами повисли лохмотьями. Все трухлявое, будто изъеденное агрессивными веществами или термитами.
  Повсюду, в каждом уголке, притулилась какая-то плесень или мох, вида отвратного и пугающего. Дрянь эта светилась призрачным гнилостным свечением.
  В обшивке машины зияли сквозные дыры, через которые прекрасно виден уносящийся назад пейзаж.
  Но самое тяжкое - общее ощущение краха, гибели и тлена. Мечты и надежды рассыпались в прах, пали под натиском унылой энтропии все оболочки мира, все уровни саморегуляции и организации. Мир болен, чем-то вроде иммунодефицита. И заражен всеми хворями разом. Неизлечимо и в последней стадии. Остались только неприкаянные тени былого.
  В буквальном смысле! Кроме Воронкова и ганфайтера в кабине присутствовали неясные, но пугающие призраки. Не привидения в простынях и не жуткие полуистлевшие скелеты в пиратских треуголках, скалящие черепа с пустыми глазницами...
  Отнюдь!
  Повалившись на приборную панель, лежал полупрозрачный силуэт какого-то существа. Отдаленно схожее с человеком, оно было облачено в комбинезон из толстой ткани... Швы, с выточками, и стежками, просматривались отчетливо. Комбинезон туго обтягивал мощную фигуру. Но на спине плотную ткань вспарывал фестончатый, крокодилий двухрядный гребень. Выглядело так, будто существо напоролось на исполинскую дисковую пилу, пронзившую насквозь, или внезапно превратилось в некую жуткую тварь и не перенесло вида своего отражения в зеркале.
  Рядом с Сашкой застыл в воздухе еще один призрак в похожем комбинезоне и замысловатом шлеме. Из трещины в лобной части шлема торчал длинный пучок волос...
  Бр-р-р!
  Призраки мерцали, становясь убийственно четкими, и тут же практически исчезали, делаясь едва угадываемыми.
  Не без некоторой опаски Сашка перевел взгляд на попутчика. С ним-то хоть все в порядке?
  Оказалось - да.
  Тот сидел в несколько вальяжной позе, "рулил" и чувствовал себя прекрасно.
  Сам он ничуть не изменился. Разве что теперь испытавший облегчение Воронков мог отлично видеть его снаряжение во всех деталях...
  Но долго рассматривать интересные подробности ему не пришлось. Стоило только попробовать увлечься их изучением, как по фигуре Ганфайтера разлилась призрачная нерезкость.
  Черт! Сгоряча Сашке показалось, что тот тоже собрался превратиться в привидение, но секундой позже до него дошло, что маскировка Ганфайтера просто переиграла "чудесные" очки.
  Видимо искусственный интеллект встроенный в них по совокупности впечатлений тоже испытал нечто вроде шока, потому что в этот раз комментариев никаких не последовало. Вообще. Трудно судить о достоверности картинки показанной очками. Хотелось думать, что это какое-то электронное наваждение. Сбой в работе процессора. Шут их знает, как эти очки работают!
  Но самое-то противное, в том состояло, что и реальный мир теперь следовало оценивать столь же критично. Сквозные дыры, это как-то чересчур!
  Воронков, прежде часто недоумевавший по поводу выражения "с тяжелым сердцем" теперь уверился, что понял его значение. Именно с тяжелым сердцем отлепил он от лица коварную оптику. И вновь вернувшиеся нормальные краски уже не казались надежной реальностью.
  - Посмотрел? - с привычной ноткой иронии поинтересовался Ганфайтер, - Чего видел?
  - То что я сейчас увидел... Лучше б мне того не видеть.
  - Бывает, - качнул головой ганфайтер, - стоит, так сказать вооружить глаз, и такого можно насмотреться... не фокусируйся на этом.
  - Да, я... - начал было Сашка
  Но попутчик нарочито не стал вслушиваться. Он неожиданно продекламировал:
  
  - Но, даже генезис узнав
  Таинственного мирозданья
  И вещества живой состав,
  Живой не создадите ткани.
  Во всем подслушать жизнь стремясь,
  Спешат явленья обездушить,
  Забыв, что если в них разрушить
  Одушевляющую связь,
  То больше нечего и слушать.
  
  Воронков несколько опешил от неожиданности. Мало того, что незнакомец черт его знает где встреченный, черт знает на каком расстоянии от дома, говорит на чистом русском, да еще со знакомыми словечками, так он еще декламирует эдак небрежно "Фауста", в переводе Пастернака! Не слишком ли?
  Воронков так растерялся, что даже закончил за ганфайтера:
  
  - Encheiresin naturae - вот
  Как это химия зовет.
  
  - Во-во! - закивал ганфайтер, - именно еncheiresin, именно naturae! Я про то, что ты видел в свои очки. Что бы ты там не углядел, но физиономия у тебя была, как у... Фауста, когда его подозрения относительно черного пуделя подтвердились.
  Сашка начал было соображать относительно выражения лица Фауста...
  - Но ключевое слово, - продолжал разглагольствовать вдруг разговорившийся ганфайтер, - генезис. Безусловно генезис! А?
  Воронков не нашелся что ответить. Понял только, что тот вкладывает в слово ГЕНЕЗИС несколько иной смысл нежели просто значение слова стоящего в словаре между ГЕЛЬМГОЛЬЦ и ГЕНЕТИКА.
  - В смысле происхождение? - не удержался от вопроса Сашка.
  - Забудем, - отмахнулся загадочный попутчик.
  "Ситуация считается необратимой тогда, когда уже нельзя сказать: "Давайте все забудем", - припомнил Воронков.
  Машина неслась вперед довольно быстро, плавно, без толчков и качаний. Не иначе на воздушной подушке... Скорость на глаз Сашка определил как километров этак в 100 - 120 в час. Может больше.
  - А куда едем-то? - стараясь говорить небрежно, после долгой паузы, поинтересовался он.
  - Там сверкание новых огней и невиданных красок, - ответил ганфайтер, - и мираж ускользающий ждет, чтобы плоть ему дали и дали названье . Ну, или что-то вроде того... Нам нужно убраться отсюда. И мы едем поближе к тому месту где это можно сделать. Или у тебя другие планы?
  - Пожалуй, что нет, - подумав, ответил Сашка, - нам с Джоем нужно двигаться вперед. Это единственное, как я понял, что сейчас имеет смысл.
  - Как это верно!
  Транспортное средство продолжало поглощать расстояние.
  Сашка решил воспользоваться передышкой в череде непрерывных событий и задать вопрос, не дававший ему покоя, почти с самого момента встречи с Ганфайтером. Не задать его он не мог.
  Выданный ему пистолет он перед посадкой в машину засунул в правый карман куртки. Весь он не поместился, рукоятка осталась торчать наружу.
  Сашка похлопал по ней и спросил:
  - А это оружие... на каком принципе оно работает? Что использует? Жидкие метательные вещества, термохимию, рельсотрон, что-то комбинированное? Не порох же, точно.
  - Точно, не порох. - Покосился на Воронкова Ганфайтер. - легкогазовую плазму.
  С этими словами он отвернулся, давая понять, что тема закрыта.
  Сашка задумался. Раздумий ему хватило надолго. Начали всплывать новые вопросы, но тут, Ганфайтер, будто ждавший в свою очередь чего-то от Сашки сказал:
  - Ну рассказывай...
  - Что рассказывать?
  - Где был, что видел?
  Воронков насторожился. Но ганфайтер вызывал безотчетное доверие. Это был не то чтобы друг... Но очень удачный попутчик. Случаются в жизни такие бывалые и умелые люди. Неважно где. Можно оказаться с таким в одном купе. И он ухитряется организовать, чтобы простыни были не влажные, а самые что ни на есть какие надо, и чай ему несут не с запахом соды и привкусом веника, а свежезаваренный и ароматный. И коньячок у него оказывается с собой не самый дорогой и пижонский, а непременно настоящий и правильный и лимончик к нему, и снедь в масть. И вагоне-ресторане для него место находится, и обслуживают, не как большую шишку какую-то, а просто по-людски, потому что и здесь он умеет расположить к себе.
  И конфликтные люди с ним не конфликтуют, потому что как-то умеет он и здесь разрулить... А если попадутся отморозки, то и с ними он умеет обходиться. По-мужски, без лютости, но и не размазывая кашу по тарелке.
  И тебе, если ты попался ему в попутчики перепадает почти равная доля того удобства жизни, которое этот человек, без особых усилий вокруг себя организует. Он словно несет вокруг себя обитаемую капсулу. В ней пространство распрямляется, гармонизируется и делается обжитым. И если пускает кого в нее, пусть на время, то и тому становится жить уютнее.
  Таких людей любят женщины и уважают мужчины. У них нет незаконченных дел, а проблемы решаются по мере поступления. У них машины всегда заводятся и едут куда и как надо. С ними происходят интересные события, которые заканчиваются, как правило, хорошо если тому не было фатальных препятствий. Но и фатальные препятствия как-то не очень тяготеют возникать на пути таких людей. Жаль только, что таких очень мало. Их вообще почти что нет.
  Но Воронков задумался о другом. О том насколько случайна была эта встреча, насколько бескорыстна помощь попутчика. И даже если бескорыстна, то по какой причине? Однако даже если этот мужик, попался на пути не случайно, если все рассчитано и предопределено, то может быть он единственный у кого можно спросить совета, с кем можно поделиться своими проблемами и не ждать подвоха.
  Приобретя обостренное чутье на опасность Сашка сейчас мог только согласиться со своим четвероногим другом: "он опасен, но не для нас". И видел сам, что опасность нешуточная, серьезная и чреватая самыми неприятными последствиями была повсюду вокруг. Она приближалась и нарастала. Но именно ганфайтер был тем, кто постарается помочь ее избежать. И он уже делает это. Продолжает делать. Будет продолжать, пока их пути не разойдутся навсегда.
  Да, самый большой недостаток таких вот удачных попутчиков в том, что они ненадолго.
  - О чем задумался? - прервал Сашкины мысли ганфайтер.
  - С чего начать не знаю.
  - Начни с непонятного. Я же ничем тебе помочь не смогу. Никаких твоих проблем не решу, - бесстрастно, с тем же оттенком не то иронии, не то самоиронии сказал ганфайтер, - вот разве что подброшу столько сколько оно может ехать, да еще провожу малость. А там вразбежку. Тебе налево, мне направо... или наоборот. Я твоих дел не знаю и знать не могу. Просто топчу я эти дороги и тропы, как ты сам догадался поболе твоего. Кой чего понимаю. Так где тебя угораздило на этот эскалатор выпасть?
  - Да вроде бы... - и Сашка начал рассказывать с анемичного аборигена, который тыкал в него копьем...
  Сначала сбивчиво и с неким недоверием к собственным словам, потому что трудно верить в то, во что слушатель верить не должен, ибо сие есть бред. Но видя, что его воспринимают всерьез, разошелся и начал живописать подробности...
  Слушатель пару раз по-доброму хохотнул, напоминая в этот миг красноармейца Сухова, несколько раз задавал уточняющие вопросы. Красоты и виды, которые повидал Воронков, похоже, в большинстве были ему не знакомы и он живейшего интереса к подробностям не скрывал.
  Один раз только вставил замечание:
  - Знаю. Это такая теплокровная полурептилия. Называется Скальный Грунарг... Засадный хищник. У водопоя особо любит подкарауливать. Заберется повыше и ждет сутками. Потом планирует на перепонках и бьет с налета в основание черепа. Злобная тварь. Повезло тебе. Там встречаются обитатели и похуже.
  Однако, рассказ получился куда короче, чем Воронков предполагал. Казалось, что он повидал много и еще больше пережил и передумал, а вот видишь ли как задалось - только начал рассказывать, так все сразу и закончилось.
  - Такое вот путешествие, - закончил он, когда дошел до пустыни, в которой встретил попутчика.
  По какому-то наитию он выпустил из рассказа все связанное с "Мангустом", белым демоном и наездами непонятных, но страшных сил, которые были до Тропы.
  Тут нужно либо углубляться в дебри и домыслы, либо пытаться систематизировать факты без комментариев. К домыслам возвращаться не хотелось, а факты сыпать для того, чтобы куда более опытный человек связал их в логичную цепь, было страшновато. Не то, чтобы не хотелось взваливать, на незнакомца свои проблемы, вовлекать его тем самым в опасную игру неведомых сил, хотя и это тоже...
  Просто сейчас интересовало насущное: выжить и выкрутиться. А загадки разгадаем потом!
  - Эк тебя помотало! - оценил ганфайтер, и сразу показалось, по тому, как он это сказал, что знает он о делах Воронкова гораздо больше, чем показывает.
  А может только показалось. Может быть, уразумел он что-то из рассказа, сообразуясь с опытом. Но на миг Воронков почувствовал своим обостренным нюхом на мысли и чувства, что он - Сашка Вороненок - некая не то значимая, а не то и вовсе легендарная уже личность на много миров и много времен. И что встретить его, затерявшегося на Тропе, возможно, очень и очень не к добру. Но ощущение это было мимолетным и тут же ушло.
  В следующий момент пригрезилось другое. Что вот сейчас достанет из кармана ганфайтер мятую брошюру с чем-то вроде "Путеводитель по Тропе Миров, для путешествующих автостопом" на обложке. Вручит со словами: "Держи, салага! Осваивай! Сам с этого начинал!"
  Но и это была только иллюзия.
  Вместо этого "турындыка" остановилась. Поначалу медленно сбавила скорость, а потом встала резко.
  - Приехали! - сообщил ганфайтер с печальным удовлетворением человека, который "так и знал".
  - До места добрались? - без надежды поинтересовался Воронков, не видевший никаких ориентиров окрест.
  Вообще, если бы не визуально засвидетельствованный факт движения, то можно было подумать, что они находятся там же где сели в машину.
  - Куда там! - отмахнулся ганфайтер, - просто оно сдохло. Отъездилось. Дальше опять пешком. И так подскочили прилично. Теперь успеем дотемна. Если, конечно, ничего не случится изумительного.
  Изумительного не хотелось.
  Хватит, пожалуй.
  Ганфайтер выпустил из руки замысловатый шар на гибкой ножке, при помощи которого управлял машиной и пошевелил пальцами.
  Шар втянулся обратно в панель.
  - Технолого-энергетическая цивилизация, - с непонятной интонацией, будто восхищения скрываемого иронией проговорил ганфайтер, - романтические грезы о переустройстве мира под человека. Полная иллюзия всемогущества. И чем кончилось? А?
  - Чем? - не понял Сашка.
  - Сам не видишь? Крахом иллюзий. Оно же как? Едва ты себя чем-то возомнишь, как жизнь сразу даст по морде. Так.
  Полезли наружу.
  
  И все же повод удивиться у Воронкова появился немедленно. Изумительное, что называется - поперло. Ну, правда, несколько иного толка, чем подразумевал ганфайтер.
  Междометье, которое выдал Воронков, когда высунул голову из дверцы "турындыки" было чем-то средним между новомодным "вау!", полузабытым детским "уя!" и вполне мужски "у! йё!", однако ничего по сути не выражало, поэтому Сашка добавил и для себя и для попутчика:
  - Не ожидал!
  - Да я и сам думал, что оно столько не протянет, - ответил ганфайтер, не правильно оценив его слова, и продолжая спускаться вниз по длинной лестнице, - так что повезло нам.
  Воронков же не ожидал совсем иного: того, что, выглядевшая поначалу приземистой, машина окажется высотой с трехэтажный дом. Да, его не обманули впечатления при начале поездки. Машина трогаясь действительно подалась вперед и вверх, потому что была на три четверти врыта в песок.
  Джой высунул длинную свою морду из люка и заскулил.
  - Да, вижу, ты не спайдер-дог, - проворчал Воронков, соображая, сумеет ли спуститься по отвесной лесенке с собакой подмышкой.
  Все же колли не йоркширский терьер, весит чего-то. И здесь, почему-то весит побольше привычного.
  - Даже не думай тащить его на себе! - Крикнул ганфайтер снизу. - Спускайся сам! Я о собаке позабочусь. Здесь все еще тяжелее. Раза в полтора супротив обычного!
  "Это разве уже другой мир?" - удивился Воронков, преодолевая непривычную тяжесть, когда спускался.
  - Это вообще уже не мир, - с какой-то злостью ответил на его мысли ганфайтер, - все вразнос пошло. Это уже непонятно что.
  Воронков спрыгнул на песок, с метровой высоты последней ступеньки и ноги чуть было не подломились. Тяжесть чувствовалась все больше.
  Над ними возвышалось противное человеческому разуму сооружение похожее на облезлый фюзеляж "Боинга" с тремя рядами трапециевидных иллюминаторов, водруженный на три циклопических (размером с лимузин) лыжи со сложной системой амортизирующей подвески. Маленькая кабинка присобаченная сверху, в которой они сидели, казалась теперь чужеродным наростом. Такими же чужеродными наростами были балкончики с колоннами в стиле ар-дэко в кормовой части машины. Ничего похожего на двигатели не наблюдалось.
  Джой топтался передними лапами по краю люка и то пригибал, то поднимал голову. Оценив ситуацию, он заскулил еще отчаяннее.
  - Псина! - Крикнул Ганфайтер. - Слушай меня внимательно! Убери нос от края люка! Сейчас же! Бырра!
  Джой не был уверен, что понял правильно, Сашка остро почувствовал его сомнение, но от крика собаку хлестнуло такой волей, что он просто не мог не выполнить приказа и скрылся.
  Ганфайтер выхватил свое оружие и выстрелил вверх, точно под нижнюю кромку люка.
  Что-то громыхнуло, завыло и заскрежетало. Но недолго... Потом открылась щель, и из нее размоталось вниз как праздничный транспарант длинное красное полотнище. С какими-то буквами-иероглифами во всю длину. Потом раздался свистящий звук и полотнище стало надуваться, растягиваться и превратилось в аварийный трап - горку.
  - Ну надо же! - Восхитился самим собой попутчик. - Сработало! Кому сказать - не поверят.
  Сашка подумал, что этот человек временами непоследователен до крайности. О чем это может говорить? О том, что он вернее всего импровизирует, рождая решения на ходу. Или о чем-то другом? Ну, например о том, что он слишком старается скрыть какие-то возможности... Возможности более простого решения проблем. По крайней мере до тех пор, пока их демонстрация не становится необходимостью.
  - Псина! - крикнул ганфайтер.
  - Его зовут Джой, - сказал Воронков.
  - Джой! - Крикнул попутчик с той же приказной интонацией. - Вперед!
  И Джой выскочил из люка и торпедой понесся по скользкому покатому надувному трапу. Когда оставалось ему донизу совсем не больше метра, - надувная штуковина вдруг лопнула с оглушительным хлопком и остатки ее повисли грязной тряпкой.
  Джой покатился по песку, поднялся тяжело на лапы и замотал головой.
  "Очень громко!" - транслировал он и отряхнулся.
  - Или почти сработало! - Поправился ганфайтер. - Пошли отсюда! - и он показал направление стволом оружия.
  В указанном направлении Воронков увидел странное движение в небе. Серебристые черточки, высверкивающие в вечнозакатных лучах этого неба кружились в медленном вихревом потоке. Некоторые по сужающейся спирали снижались, а другие в противоход поднимались по спирали расширяющейся.
  Идти было тяжело. Повышенная гравитация так и пригибала к земле. Хотелось все что есть весомого побросать, да и самому прилечь. Но Воронков шел, глядя на серебристых мотыльков в небе впереди. Ганфайтер в своей броне шагал все так же уверенно, только не убегал вперед, как прежде, и пока не палил направо и налево.
  Серебряный вихрь в небе приближался. Очень медленно, но приближался. Уже было видно, что это не просто черточки, а некие продолговатые аппараты, и что спирали по которым они движутся имеют форму песочных часов. Где-то в середине спуска или подъема аппараты проходили через минимальный виток, а потом начинали снова раскручивать спираль.
  То есть - при приближении, выяснилось, что это не одна воронка, а две... Очень странный способ двигаться в воздухе! Да еще навстречу друг другу.
  Изучение этого бесконечного вихревого движение отвлекало от пытки тяжестью и ходьбой по песку. От того, что изнемогающий Джой хрипло скулит, не переставая, от того, что зной палит заметно сильнее... Сашка заметил между тем еще одну, какую-то угрожающую особенность вихревого движения: через минимальный виток в центральной точке, соединяющей верхнюю и нижнюю воронки, проходил всегда только один аппарат - либо вверх, либо вниз.
  И тут ганфайтер снова выстрелил вбок и назад.
  - Надо ускориться, - тревожно сказал он, и критически осмотрел Воронкова, - придется...
  - Ага! - Раздраженно сказал Сашка, и без того уже выжавший из себя все что мог и сверх того. - Щас!
  - Обернись... - сказал тогда ганфайтер.
  Воронков остановился, согнулся под тяжестью собственных плеч, упершись руками в колени, от чего не стало легче, но стало как-то устойчивее. И попытался посмотреть назад в позе Ричарда III, который как известно был горбуном: "...искоса, низко голову наклоня".
  И то, что он увидел у покинутого ими горизонта, заставило его "ускориться" настолько, насколько это возможно.
  - Джой! - Хрипло гаркнул он. - Вперед!
  И все трое двинулись, с натугой продавливая плотный воздух, жару и тяжесть.
  У далекого горизонта позади, вздыбливались, поднимались и росли, как чернильные кляксы в воде, клубы песка и дыма. Верхними ветрами срывало с них шапки и размазывало по небу.
  Воронков не хотел думать что это было. Похоже на движущуюся лавину. И этого вполне доставало для того, чтобы пытаться быстрее как только возможно удалиться от нее.
  Рассудок мутился от нечеловеческих усилий.
  - Эх ма! - выдохнул ганфайтер и вдруг, без предупреждения подхватил Воронкова поперек туловища на плечо.
  - Попрошу без амикошонства... - прохрипел, едва осознающий себя и происходящее Воронков, повернул голову и увидел, что на другом плече ганфайтера дохлятиной болтается Джой.
  И ганфайтер побежал! Широко и размашисто, подпрыгивая при каждом шаге, от чего стальной твердости плечо его било в Сашкин живот с сокрушительной силой не давая дышать.
  
  ...и вдруг тяжесть исчезла!
  - Успели! - со свистом дыша, сказал ганфайтер и сбросил свою ношу.
  Воронков не упал на песок. Нет. Он начал медленно как в воде опускаться. Рядом, перебирая лапами в воздухе и ничего не понимая, висел Джой.
  Ганфайтер стоял над ними, широко расставив ноги атланта, и уходил головой куда-то в небеса. И там, в бездонной глубине над его головой словно нимб кружились серебристые аппараты.
  - Тяжесть как на Луне? - поинтересовался Воронков, вставая на ноги.
  - Да, что-то вроде, - согласился ганфайтер.
  Сашка осмотрелся и его подозрения подтвердились. Они находились в центре коловращения странных летательных аппаратов. Вокруг в несколько рядов стояли кольцом эти самые штуки. Они походили на сигарообразные автобусы со свиными рыльцами впереди и нелепыми шутовскими, серебристыми ангельскими крылышками на крыше, функциональными или декоративными. Где-то на периферии эти "автобусы" взлетали один за другим, а на более внешних окружностях садились.
  Все это в безлюдье и полнейшей тишине.
  - Та-а-ак! - Протянул ганфайтер. - Цикл внутреннего круга! Везучий ты парень, как я погляжу... Оклемался? Пошли грузиться. Э... Пушку верни.
  Вздохнув про себя, Воронков безропотно отдал владельцу выданную ему "пушку".
  - Куда грузиться? - не понял он.
  - На транспорт. Нам на ближайший из взлетающих.
  - А куда нам надо?
  - Вперед и вверх! Очнись!
  Воронков невольно поворотился в сторону темного неба. "Лавина" накатывалась все стремительнее. Она была уже близка. До неба и выше вздымались черно-бурые клубящиеся столбы.
  Грузиться? Вперед и вверх? Очевидно ганфайтер имел ввиду эти вот дурацкие аппараты с нелепыми крылышками?
  Один из ближайших "автобусов" оторвался от песчаного грунта, завис на мгновение и начал по наклонной набирать высоту. Тут же за ним оторвался от грунта стоявший следом.
  Ганфайтер выбрал третий после взлетевшего и рванул к нему. Оттолкнувшись от песка он повис в воздухе и полетел, циркулем растопырив ноги, по длинной дуге. Воронков схватил за шкирку не приспособленного к такой силе тяжести Джоя и повторил прыжок своего спасителя. Повторил только приблизительно. Если ганфайтер умело запустил себя вперед, то неопытный Воронков вместо этого слишком вложился в импульс по вертикали. Получился нелепый прыжок на два с лишком метра вверх и не более чем на метр вперед.
  - Кончай развлекаться! - крикнул ему ганфайтер распластавшись в новом полете и стремительно уносясь прочь. - направляй тело под углом в сорок пять градусов вперед. Тогда получается быстрее всего. Поторопись.
  Движение раздражало медлительностью спуска вниз, до касания с грунтом, но потом-то главное было перенести тяжесть тела вперед и хорошенько оттолкнуться ногами, бросая себя вперед.
  Ганфайтер с разгону вмазался в стенку намеченного "автобуса", ухватился за поручень и попал ногой на какую-то подножку. Так, он и прилепился к борту, держась одной рукой и одной ногой. Свободной рукой он открыл до сих пор незаметную дверь и обернулся.
  - Быстрее! - взревел он нечеловеческим голосом.
  Воронков, совершивший уже с полтора десятка замысловатых скачков разной степени успешности приближался. Но "автобус" с висящим на нем ганфайтером качнулся, словно ему трудно было отлепиться от песка, словно течение отрывало его от ила и неровно, чуть приподняв сначала корму, начал подниматься.
  - Целься в меня! Ловлю! - заорал ганфайтер.
  "Легко сказать!" - в отчаянии подумал Воронков, которому зверски мешал ополоумевший от происходящего и дергающийся всем телом как креветка Джой.
  Однако последний прыжок удался. Чудом!
  В последний момент подхваченный своим спасителем он ввалился в салон летучего огурца.
  Ганфайтер закинул себя следом, и закрыл дверь.
  - Успели? - Он коротко хохотнул. - А вроде и правда успели.
  - Здесь что, период песчаных бурь? - Приходя в себя, поинтересовался Воронков.
  - Каких бурь? - Поморщился ганфайтер. - Забудь. Все бури закончились. Все и всяческие. Большой глобальный шторм идет. Последний и окончательный. И после уже ничего.
  Воронков по-прежнему не сумел оценить до конца слова своего спасителя.
  Тяжесть в салоне была близка нормальной. Это Сашка оценил, когда поднимался.
  Джой брехнул несколько раз возмущенно и устало. Встал и утвердился на слегка расставленных лапах. Пол аппарата слегка покачивался.
  - Tame and tide wait for no man, - как говорят англичане, - ворчливо проговорил ганфайтер.
  - Чего? - не понял Воронков.
  - Ты о чем?
  - Вот что ты сейчас сказал? - Сашка только смог оценить произношение. Не то, чтобы он знал каким должно быть правильное произношение, но сказано было уверенно, как на родном языке, впрочем как и по-русски.
  - А что я сказал? - Ганфайтер вопросительно вскинул бровь. - Ах это... Ну, там, в смысле, что приливы и отливы не про нашу честь, не нами придуманы и ждать нас не будут. В этом роде. Время не ждет, короче.
  "Ага", - подумал себе Сашка, собрал воедино все свое знание английского языка, сначала мысленно произнес по-русски, а потом перевел:
  - He who gains tame gains everything, - в тон ганфайтеру сказал он, предварительно прорепетировав фразу про себя.
  - Как это верно!
  Пассажирский салон аппарата представлял собой что-то вроде летнего кафе. Маленькие-масипусенькие круглые столики, и по три самых простых, но просторных креслица вокруг каждого. Все конечно принайтовлено к полу, под каждым из трапециевидных окошек.
  Взглянув на этот салон Воронков сделал несколько выводов, отдавая себе отчет в том, что они, возможно, и не верны. Местные жители были низкорослы и толстозады. Любили сидеть по трое. Видимо в пути предпочитали напитки, потому что на столик могли бы встать три стакана, или три маленьких чашки кофе, но никак не тарелки. И вообще аппараты видимо служили для экскурсий, а не для полета от места до места.
  Воронков осмотревшись, с осторожностью опустился в одно из кресел. Выглянув в окно, он убедился, что аппарат стремительно поднимается.
  И как "смешной напарник" из американского боевика, с неподдельной тревогой поинтересовался:
  - Так, ну и что теперь?
  - Что теперь? - переспросил ганфайтер рассеянно, и то ли ответил, то ли просто изрек, что называется, вторя своим мыслям: - the longest day mast have an end!
  "Длиннющий, или как оно там(?) самый длинный день, должен быть закончен... - не без усилия перевел Сашка, - похоже он думает на двух, а то и больше языках!"
  Эта фраза прозвучала, как заклинание или что-то ритуальное... Вроде того как: "Карфаген должен быть разрушен!" Или "Иван Иванович УМЕР!"
  Иначе говоря, в фразу: "Самый долгий день должен закончиться" - вкладывался некий больший смысл, чем содержали просто слова. Пусть, и правильно расположенные слова.
  Одни знакомец Воронкова, странный парень из Москвы, наезжавший летом в провинцию, рыбки в Оке половить, и вовсю приятельствовавший с Рыжим, выдавал иногда абсурдистские стишки, свои или чужие:
  
  Страшный черный троллейбус
  С неба упал предо мною
  Ужас светит в его фарах
  Злоба в его колесах
  
  Внутри него пассажиры
  Стенают, на помощь зовут
  Но им никто не поможет
  И пассажиры умрут.
  
  И не вот определишь, что здесь больше смешного или страшного.
  Неприятно ощущать себя персонажем комедии абсурда. Воронков не любил фильмы "про идиотов" в духе "Форест Гамп" или "Тупой и еще тупее". Вроде как они призывали не стесняться быть идиотом. Но больше он не любил комедии, в которых нормальный человек попадал в ситуации "для идиотов" и начинал вести себя, как идиот. Как-то стыдно делалось за такого героя.
  Юмор абсурда вообще наиболее сильный. Равно как и ужас, основанный на абсурде. Эдакий хичкоковский морок. И персонажем такого ужастика быть, наверняка, еще неприятнее, чем очутиться в комедии положений.
  
  Из окна открывался поистине грандиозный вид. Будь это в кино, под такие кадры пошла бы мелодия из оперы "Кармина бурана", ну, та, что еще использована была в фильме "Омен". Или, "Хорошо темпорированный клавир" Баха, как вариант.
  Разноцветные пески лежали складками будто смятая плотная камуфляжная ткань. По-над пустыней, будто струи мути в прозрачной воде бежали языки пыли, гонимой ветром. И, в довершение апокалипсической картины, на пейзаж надвигалась клубящаяся стена, пожиравшая все на своем пути.
  "Атака тьмы и пустоты!" - вспомнил Воронков фразу откуда-то. Он внутренне содрогнулся от мощи происходящего. Так что и не думал вспоминать, откуда всплыли слова, столь удачно символизирующие образ события. Образ - отображение в сознании, а не суть - которая оставалась неясной. А еще вспомнилась поразившая в детстве воображение неотвратимая катастрофа на Далекой Радуге.
  - Полный улет... - пробормотал Сашка, глядя вниз через иллюминатор.
  Ганфайтер обернулся и посмотрел на него с неподдельным удивлением.
  - Именно и непременно улет, - сказал он, явно смакуя чеканность формулировки, - причем абсолютно полный. С выходом из всех приложений и закрытием программы. К сожалению, без сохранения данных. При гибели всего - ковчеги отбывают порожняком и в никуда.
  - Вот теперь точно не понял, - сказал Воронков.
  Ганфайтер посмотрел на него так, словно впервые видел и вздохнул. Показалось, что он скажет сейчас: "Ты, знаешь, что в мире существует ДОБРО и ЗЛО... Хотя откуда тебе знать..."
  Что-то в этом роде.
  Но тот сказал:
  - Я бы объяснил тебе кое-что, но времени теперь уже совсем нет.
  - На что нет времени? - не понял Сашка.
  - Да ни на что. У нас немного шансов убраться отсюда. И мы все их должны использовать. У этой реальности не осталось времени. Вот что. - И с этими словами он достал какой-то замысловатый инструмент.
  Он подступился к двери, которая со всей очевидностью вела в кабину летательного аппарата. Что-то он там делал некоторое время, непонятно что, так как замка и ручки в двери Сашка не заметил, потом отшагнул назад, и дверь отодвинулась в сторону.
  Как-то логично было, что дверь отъедет в сторону. Так и должно было быть. Ожидаемо, короче.
  - За мной, - сказал ганфайтер, и они вошли в небольшое овальное помещение, в котором стояли два кресла перед большим овальным окном.
  - А где тут рулить? - усмехнулся Сашка, потому что никаких пультов управления не было и в помине.
  - А на кой ляд тут рулить? Так... Тебе - налево, мне - направо. Стоп! Отставить. Наоборот.
  Они сели в кресла. Сашка в правое, а его попутчик в левое.
  - Собаку на руки возьми. Да поживее. - Продолжал распоряжаться ганфайтер.
  Сашка подозвал Джоя и, вцепившись в шерсть, втащил его на колени. Пес сопротивления не оказал.
  Через ветровое стекло было видно, сколь стройно движутся вокруг аппараты, и как уже близко накатилась таинственная буря "тьмы и пустоты".
  Но здесь, она поубавила прыти, словно поток, прорвавший плотину, растекающийся по долине, словно полчища, разлетевшиеся в бескрайнем оперативном просторе.
  Однако пожирание реальности продолжилось, и вскоре под ними во весь простор было только колыхающееся клубящееся море непонятно чего, как будто сливки вылитые в чай.
  И это клубящееся теряло четкость и таяло как туман.
  И когда буря внизу пронеслась и совсем угасала, то все изменилось стремительно.
  То есть не изменилось - исчезло.
  Был пузырь фосфоресцирующего неба и аппараты в нем, еще движущиеся по своим невидимым "проволочкам", и ничего внизу, ничего вверху.
  И Джой перестал давить на колени своей собачьей массой. Стал невесомым.
  Аппарат качнулся и, начал бы "стремительно терять высоту", если бы еще сохранялось понятие о высоте. Но буря слизнула все. ВСЕ - напрочь.
  Оставался только пузырь неба и аппараты в нем. В НИГДЕ и в НИКОГДА висел огрызок неба и стайка никчемных серебряных птичек с нелепыми крылышками. Но и летающие огурцы уже не сохраняли траекторий. Они начали валиться в кучу со своих незримых спиральных курсов.
  Сашка судорожно сглотнул.
  - Капут, - припечатал Ганфайтер, - что тебе сказать? Здесь уже поздно было спасать и защищать. Некого и нечего. А вот если бы дальше пошло... Совсем беда. А могло, вестимо. Уж и варианты все вышли. Кабы не ты - mission failed. Так что расстаемся мы в полной сатисфакции. Ты помог мне... Я тебе.
  Нервы у Сашки звенели как струны в ожидании полной погибели или же спасения, но тут изумление пересилило.
  - Я помог? Да чем же? - не сдержался он.
  - Тем, что появился. - Мрачно усмехнулся Ганфайер, безотрывно следя за обстановкой снаружи, - Только ты этим не обольщайся. Раз повезет, другой, а то и... Здесь все совпало удачно. А где-нибудь бы еще, глядишь, совсем наоборот. Потому направление я сейчас дам, дальше - сам смотри. Ну что еще тебе сказать. Удачи приятель! Быстрой и прямой тропы. Может и пересечемся еще.
  Последнее что увидел Воронков, это как прямо на него, целя в лицо своим круглым свиным рыльцем с серебристой модерновой решеткой (радиатора!?) несется аппарат с пустой кабиной.
  Краем глаза он заметил и то, что под правой рукой ганфайтера, между сиденьями, возникли два рычага внушительных пропорций. Ганфайтер сгреб их в кулак, с трудом обхватив блестящие шеи могучей рукой и с усилием рванул на себя.
  - Держись! - крикнул он.
  Воронкову показалось, что в потолке открылся люк и его выстрелило - катапультировало туда, в люк и в ничто, потому что ничего уже не было в этом мире вовсе.
  Но про люк может и показалось.
  Как же - известное дело, - люки, глюки...
  
  ***
  
  Полет был недолгим. Кресло описало короткую дугу и плюхнулось в воду.
  Джой вырвался из рук и поплыл к ближайшей кочке...
  Кстати о кочках!
  В полете, еще не пришедший в себя, Воронков заметил зеркало воды, с частыми плоскими островками на нем.
  Хорошо, что не пристегнулся! Плавучесть кресла оказалась нулевой. Или, скорее, даже отрицательной. Впрочем о наличии каких-либо пристяжных ремней, он ничего не мог сказать. Похоже их и не было. Да и вообще, все произошло очень быстро.
  Толчок, полет и бултых...
  Джой пнул Сашку задними лапами и поплыл.
  Сам Воронок, немного помучился с определением верха и низа под водой, но вскоре вынырнул тоже.
  Едва он отфыркался, проклиная все на свете, как в ноздри ударил гнилостный запах болота.
  Над головой Сашки, не касаясь воды проплывали языки тумана. Джой уплывал прочь бесшумно, как плавают собаки. Его мокрая голова нацеленная длинной мордой к смутно темнеющему островку оставляла на черной глади воды две расходящиеся и затухающие бороздки волн.
  "Ну, значит, и мне туда, - решил Сашка и поплыл потихоньку, стараясь удерживаться над водой усиленной работой ног, потому что одежда и еще автомат тянули на дно. - И как же бойцы форсировали водные преграды с оружием и прочим? - думал он, понимая, что если не доплывет в течение полминуты, то камнем пойдет на дно. - Тяжело-то как! Я совсем промок! Я сейчас утону! Как бы кстати был таинственный КТО-ТО, кто подставил бы теперь спину".
  Но, в отличие от ежика в тумане Воронкову пришлось добраться до островка самостоятельно. Твердой опоры под ногами он не почувствовал. И на бережок, в отличие от Джоя, со второй попытки вытолкнувшего себя из темной торфяной воды выбирался долго, хватаясь за пучки травы.
  Похоже, что или остров, или только его берег, был плавучим сплетением ветвей, травы и кочек. Джой повторно отряхнулся, забрызгав колючими каплями впивавшимися в лицо.
  - Ты не мог бы сделать это в сторонке? Или ты считаешь, что мне не помешал бы душ?
  Джой ничего не ответил.
  Вдруг над болотом раздался жуткий басовитый рев. Он начинался в самом низком регистре, с рокотом набухал и проникал в самую душу.
  - Класс! - вырвалось у Воронкова, - только Гримпенской трясины мне не хватало с собаками Баскервилей.
  Впрочем, для собаки Баскервилей рев был слишком густоват и страшноват. Эта собака сама бы забилась под кочку услыхав такое. от него начинал ощутимо пульсировать воздух в легких, и накатывало предчувствие неминучей страшной беды. Да и не собачий это был голос. Но и объяснения типа "газ поднимается ил опускается" тоже не подходили. Сашка мог бы поручиться, что звук издавало живое существо. И встречаться с обладателем этого голоса не хотелось совершенно.
  Вороненок всегда полагал, что крики жертв в американских ужастиках давно записаны в некий банк данных и используются в каждом фильме в зависимости от психотипа персонажа. Жалкий толстяк задираемый саблезубым тигром всегда кричит как жалкий толстяк, задираемый саблезубым тигром. Блондинка столкнувшаяся в шкафу с маньяком кричит всегда как блондинка столкнувшаяся с маньяком и именно в шкафу. Монстры и маньяки, тоже издают определенный набор звуков. Рев раскатившийся над болотами не походил ни на что вообще. Он мог бы очень обогатить представления создателей триллеров об ужасающих звуках. Он тянул на бюджет блокбастера.
  Следующий звук расширил и обогатил представление Воронкова о других звуках - об омерзительных.
  Этот звук мог бы издавать вымирающий мамонт задираемый исполинским вымирающим "смилодон-фаталис", пожалуй с одним условием - если бы мамонт был снабжен паровым свистком.
  Джой еще раз отряхнулся, словно пытался не только осушить длинную шерсть, но и вытряхнуть из ушей застрявшие там противные ноты.
  - Какой немузыкальный край, - прошептал Вороненок, начиная мерзнуть.
  На этом мокром островке нечего было и думать о костре и просушке. Да и неясность обстановки не способствовала к такой вызывающей небрежности, как открытый огонь. Кто знает, что прячется там в тумане?
  Вновь и вновь, наводя жуть, раздавался рев чудовища над болотами, вновь и вновь пронзительно вторил ему паровой туманный ревун какого-то судна, кравшегося по протокам между кое-как прикрепленными к месту островками плавучих растений.
  Воронков, стучал зубами сидя на кочке. Джой осторожно пробирался вокруг, словно, без особой надежды пытался найти путь к спасению.
  Сашка решил разобрать автомат, на натянутой на коленях куртке. А на чем еще? Нужно было позаботиться об оружии побывавшем в воде. Да и любопытно было немного, что там у Калашникова изготовленного на "Тульском Императорском имени Петра Великого оружейном заводе", отличается от нашего.
  Это было ошибкой. Так ведь: "Знал бы где упал..."
  Возиться с неполной разборкой сидя на кочке и растопыривая колени, чтобы натягивать куртку, оказалось чертовски неудобно. Но тем не менее Сашка откинул вверх крышку затворной коробки, вынул затворную рамку с поршнем газоотвода - самую знаковую деталь Калашникова и все детали разложил на влажноватой коже.
  Вроде все было как у нас. Ничем особенным автомат не отличался. Разве что целик был диоптрическими находился не перед газоотводной трубкой, а на крышке затворной коробки, как у израильского "Галила".
  А еще нашла объяснение четвертая позиция переводчика-предохранителя. Ударно спусковой механизм был очевидно усложнен для стрельбы фиксированными очередями. Судя по поличеству храповых зубчиков - по три выстрела.
  Вдобавок все детали внутреннего устройства ббыли ощутимо скользкими на ощупь. Вода и грязь на них практически не задерживались. Интересно. Наверное, что-то вроде тефлонового покрытия. А в остальном все "как у людей".
   - Ну надо же везде "калаш", - почесал в затылке Сашка. - Даже в других мирах. Нет автомата кроме Калашникова и Калашников - этот автомат.
  Сашка не слишком любил АК, считая, что тот самим факом своего существования не на шутку затормозил развитие отечественного стрелкового оружия, но признавал бесспорную гениальность конструкции.
  В этот момент его отвлекла необходимость удерживать равновесие. Островок закачался на волне.
  В разошедшемся тумане было видно как из темной воды вздымается какая-то огромная горбатая спина.
  Сашка напрягся, но присмотревшись, разобрал, что это горбатится вереница понтонов, на которых, как это ни удивительно, проложены рельсы.
  И уже через мгновение появился поезд. Он двигался по этим самым рельсам, уложенным на бесконечную связку заякоренных понтонов.
  Из тумана выплыл покрытый оспинами заклепок первый вагон, с паровозным скребком впереди, торчащей из лобового гнезда пушечкой, казематами с пулеметными амбразурами по бокам и щелями бойниц в ряд.
  Следом шел паровозик, забранный бронещитами с боков, а за ним тендер и еще один такой же броневагон. Поравнявшись паровоз произвел уже знакомый истеричный вопль. Сашка поморщился, Джой заскулил.
  Бронепоезд был маленький, будто игрушечный, но в тумане проплывал величественно. На верхних площадках неторопливо перемещались смутные человеческие фигурки.
  Впереди и сзади него понтоны вспучивая воду выныривали, а непосредственно под колесами погружались, так что он будто бы плыл.
  - Не пароход, а паровоз, - изумился Сашка, - вот те и на!
  Бронепоезд идущий по понтонной дороге был каким-то изумительным артефактом. Но, безусловно, на удивление органичным на этих болотах и в этом тумане.
  Да, а неслабые тут болота, если по ним этакие транспортные артерии и немаленькой, по всему видно, длины кладут. Затратное, должно быть, дело.
  Вот и выходит, что раз в обход, по простому, никак, то болота тут - о-го-го!
  В мир совсем из одних болот верить как-то не хотелось, но в некотором приближении...
  Хм, неожиданно Сашке вспомнилась странная мысль, безумная, ещё институтских времён догадка.
  Его с младых ногтей, практически, сколько себя помнил, интересовала военная техника. Стрелковое оружие здесь, конечно, стояло на первом месте. Но и авиация (в детстве он вообще мечтал стать лётчиком), и бронированные монстры не оставляли его равнодушным. Вот знакомство с рассекреченными страницами истории отечественной бронетехники и навело тогда Сашку на размышления, разбудив воображение. Уж очень некоторые из тех страниц были специфичными.
  Дураку понятно, что полярные аэросани в барханах неуместны. Каждому овощу - свой климат. А что тогда сказать об опытном "объекте 279" - чудовищном, похожем на помесь черепахи с летающей тарелкой о четырёх гусеницах тяжёлом танке "специального назначения". Со 130-тимиллиметровой пушкой и низким удельным давлением на грунт.
  Причем четыре широких гусеницы вращались вокруг топливных баков. И это наводило на мысль, о том, что конструкторы видели свое чудо техники именно в болотистой местности, где притопленные баки с горючим были бы более защищены, как бы находясь "ниже ватерлинии".
  Или что нужно думать об "изделии 760" - уникальном экспериментальном прототипе боевой машине пехоты, который с гусениц легко переключался на воздушную подушку, разгружая их просто до самого что ни на есть мизера. Проходимость по топким грунтам обеспечивалась беспрецедентная.
  Создатели окрестили своё творение "ползолётом" и на его базе разработали ещё два варианта БМП с разными компоновками и принципами формирования подушки.
  А есть ещё благополучно принятая на вооружение гусеничная инженерно-разведывательная машина, способная выдраться из любого болота. Выдраться и даже, пожалуй, пройти его в режиме глиссирования, включив твердотопливные реактивные ускорители!
  Короче, получалось, что существовало особое направление, в рамках которого создавалось целое семейство бронетехники, оптимизированное для действий на болотах.
  Советский Союз, конечно, денег на оборонку не жалел, но какой резон был в разработке таких вот бронечудес? Какие такие напряжённые бои, с каким таким потенциальным противником, на каком таком важном, радикально заболоченном театре военных действий планировалось вести?
  Поразмыслив, Сашка тогда рассудил, что работы над подобной техникой, пожалуй, могли бы быть оправданы лишь необходимостью вторжения в некие гипотетические болотистые пространства. Обширные и чреватые вооружёнными столкновениями. Но где эти пространства взять на земном шарике оставалось вопросом.
  Сашка, помнится, поделился мыслями с Козей и Рыжим. И вместе они со смехом родили гипотезу, что в СССР сумели пробить сверхсекретный портал в какой-то иной мир, в какое-то мегаболото.
  Сейчас, посреди этой безграничной хляби смеяться почему-то совсем уже не хотелось.
  Вместе с последней волной набежавшей на шаткий бережок острова-поплавка из пучины вытолкнуло себя нечто пучеглазое, похожее на черно-зеленый комод.
  Сашка вскочил, рассыпая в слякотную траву детали автомата, и успел схватить за шкирку бесстрашно бросившегося на монстра Джоя. Он помнил, как однажды тот лизнул жабу, найденную им в траве. Пес долго потом отплевывался и фыркал.
  "Мангуст" тут же оказался в руке.
  Пучеглазое чудище таращилось на Воронкова тупо и недобро.
  Лягушка Баскервилей.
  А что? Если такая квакнет, то вполне вероятно, запросто получится тот самый звук, который разносился по болоту, внушая ужас.
  Тварь была до метра длиной... или не длиной, а вернее сказать в диаметре. Ее глаза похожи на блюдца, и это были весьма крупные блюдца.
  И оно лупало этими глазками. Раз, другой, третий.
  Это оказалось заразительным, и Сашка тоже заморгал.
  И вдруг, чудище начало раздувать мешки позади головы. Они раздувались и раздувались, наливаясь краснотой.
  Сейчас ка-а-к квакнет!
  Один знакомец Воронкова посадил на даче цукини - кабачок такой, который надо зеленым есть в соленом или жареном виде. Так эти цукини у него переросли, начали угрожающе надуваться, круглеть и желтеть.
  И вот этот парень со смехом рассказывал: "Есть на свете, три самых страшных вещи. Это Хиросима, Нагасаки и цукини! Эти цукини сначала зеленые, потом раздуваются, желтеют, а когда покраснеют, рвутся как бомбы!" Это он так шутил. Но когда Воронков об этом вспомнил, глядя, как пузыри за щеками монстра становятся больше головы, ему было не до шуток.
  Он четко осознал, что ТАКОГО квака, "в упор" можно и не пережить. Воззвав о прощении ко всем "зеленым" всех миров и измерений Сашка в порядке упреждающей самообороны выстрелил в пупырчатое чудище из "Мангуста".
  Поначалу ему показалось, что его отбросило назад взрывной волной от лопнувшей супержабы. Потом, почему-то подумалось, что его накрыли минометным огнем с проехавшего бронепоезда, ориентируясь на звук его выстрела. Потом, ему стало не до этого.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"