Аннотация: Но замысел Великого часовщика не разгадать. Он непознаваем. Я это понимаю, но к концу жизни, как награда за труды, хочется услышать хоть намёк!
Камин пылал. По стеклам в прихотливых медных переплётах барабанили крупные капли.
Кофе было выпито. Механические слуги, под присмотром разбитого подагрой дворецкого убрали приборы и подали бренди и сигары.
- Существует опрометчивое мнение, - сказал прохвессор Шайсштрудель, - что сказочники не верят в чудеса.
- А это разве не так? - Доктор Бюлле придирчиво разглядывал сигару.
- Не то, чтобы не верят, просто верят не безоговорочно. - усмехнулся прохвессор, -Потому как по долгу службы обязаны знать о чудесах если не всё, то побольше прочих.
- Ну и вовсе не обязаны, - пожал плечами доктор, - в сказке и присочинить не грех, то чего не может быть.
- Позвольте! - прохвессор Шайсштрудель отобрал у него сигару, откусил ее кончик гильотинкой, что была у него встроена в середине ладони, вернул сигару, от пальца разжег лучину и протянул ее приятелю.
- Толковый рассказчик, - решил развить свою мысль доктор, - конечно должен бы ознакомиться с предметом, дабы не ударить в грязь лицом перед читателем сведущим, но обычно, уж поверьте мне, сочинитель ориентируется на обывателя и глубоко в предмет не вдаётся, довольствуясь верхушками.
- Но это же прискорбно!
- Не более чем карточный фокус, - ответил доктор, тщательно прикуривая сигару от щепки. - Не нужно быть магом, чтобы его показывать!
- Прискорбно, - повторил прохвессор.
- Вот потому и не верят в чудеса, - авторитетно подытожил доктор, - это по крайней мере честно. В отличие от прочих сочинителей сказочники, как известно, не скрывают, что всё выдумывают.
И доктор Бюлле выпустил целую очередь сизых колечек дыма.
- Я, знаете ли, - сказал прохвессор задумчиво, - прожил увлекательную жизнь. И не скажу с уверенностью чего в ней было больше - приключений, открытий, свершений или самосовершенствования. А всё хочется чего-то большего.
- В ищущих, мятущихся натурах, вроде вас, весьма сильна тяга к приключениям и чудесам, чудесам и приключениям.
- А та же весьма высок запрос к ощущению таинственного. - Подхватил прохвесссор.
- Обыватель живёт иначе, - заверил доктор Бюлле, - проще. Не задумываясь о смысле жизни.
- Жизнь прошла - ни с чем пирог, и пускай.
- Именно, прохвессор! Именно!
- У всякого обывателя, - с чувством начал прохвессор, - будь он рабочий, мелкий предприниматель или глава синдиката, всегда есть скрытый комплекс не сложившейся жизни. И вроде все в жизни хорошо... Я не о неудачниках, латентных или явных. Но есть какой-то страх, оказаться в роли того пасечника, который всю жизнь думал, что все на свете кроме пчел - ерунда, а перед смертью осознал, что и пчелы - тоже ерунда. Не находите?
- Именно поэтому обывателя так раздражают те, кто живет иначе. - согласился и подхватил доктор Бюлле, - Обывателя бесит необычная прическа или цвет волос, пирсинг или фасон одежды, по которому трудно определить положение человека в обществе.
Обыватель верит, что жить и делать все в жизни нужно КАК ПОЛОЖЕНО и НЕ ХУЖЕ ЧЕМ У ЛЮДЕЙ, но в глубине души сомневается. Он подозревает, что не знает по-настоящему КАК положено. Обывателя выводит из себя всякий, кто живет иначе, потому что этот может знать про то КАК положено что-то такое, чего сам обыватель не знает и не понимает.
- Но обыватель не склонен искать причину в себе.
- Разумеется! Он немедленно переадресует свои скрытые страхи, проблемы и комплексы окружающим. - Подтвердил доктор Бюлле. - И поэтому он не сделает открытий, не создаст новых учений, не станет работать над собой, не будет стремиться понять замысел Великого Часовщика. Он просто хочет быть уверен, что живёт правильно.
- Он-то, возможно, - печально сказал прохвессор Шайсштрудель, - скучно и зря, но правильно. Он и книжки читает, чтобы убедиться в том, что правильно живёт, в отличие от натур ищущих и мятущихся, как вы изволили выразиться. А мы, как спешащие часы, вырываемся вперед, но сверять по нам время уже не стоит. Но замысел Великого часовщика не разгадать. Он непознаваем. Я это понимаю, но к концу жизни, как награда за труды, хочется услышать хоть намёк!
- Намёк хотите?
- Хочу.
- А что если мир, как вы сами сказали, существует для обывателя. И каждому обывателю с его зубчиками и осями положено своё место и каждый обыватель снабжается прекрасными рубинами под оси. Есть, конечно еще анкеры и пружины. Но шестеренок-то боле того будет.
- А я? - вытаращился прохвессор Шайстщштрудель.
- А вы... Уж не думаете ли в вы что в замысле Великого Часовщика нет вам места? Вы со свое тягой к тайнам, чудесам и приключениям - заводной ключик, маленькая неуёмная штучка, без которой механизм не проработает и двух суток.
- Ну, спасибо, - сказал прохвессор и поднял пузатенький бокальчик бренди.
- Всегда пожалуйста.
- Если кто и не верит в чудеса, - вернулся к началу разговора прохвессор Шайсштрудель, - то сами волшебники.
- Волшебники?
- Разумеется не те балаганные фокусники, что дурят народ, используя ловкость рук, дым и зеркала, а самые настоящие волшебники.
- Что значит настоящие? - Доктор Бюлле выглядел озадаченным.
- Самые настоящие техномаги. - Растянув рот в своей неподражаемой лягушиной улыбке сказал прохвессор Шайсштрудель, - поскольку знают законы и правила, формулы и механизмы, приспособления и заклинания. Для них в чудесах нет ничего чудесного, ничего не объяснимого, ничего волшебного. Как часовых дел мастер точит шестерни и острит опоры осей, так и тот, кто работает волшебником, утрачивает ощущение волшебства.
- Какую печальную картину вы нарисовали, прохвессор, - сказал доктор Бюлле.
- Зато невежда видит во всём чудо, и в тиканье часов, и в движении стрелок, и в превращении элементов.
- А бренди недурён, - задумчиво сказал доктор Бюлле, - весьма недурён, - и машинально, сразу после сигары закурил гнусную турецкую папиросу, к величайшему неудовольствию прохвессора.