Аннотация: НАБРОСОК! Один огромный фанф, я думаю, всем антиутопиям)
Он всегда был в моей жизни. Страх. Страх за себя. Страх за сестру. Страх за возможность быть найденным. Страх за жизни своих близких. Страх. Только страх. И бесконечный бег за выживание. И, как следствие, в жизни была боль, непонимание, замкнутость и закалённость. За всё нужно платить. У любого действия есть следствие. И я заставлю их вспомнить.
Глава первая.
Мы с Сэм прятались за огромным мусорным баком, которым не пользовались уже несколько лет. Стерильные, лишь с паутиной пыли, баки были разбросаны по всей территории города, отражаясь тусклым блеском в лучах редких фонарей. Сэм прижалась к грязной серой стене полуразрушенного небоскрёба, словно пытаясь слиться с ней и стать ещё незаметней.
- Эй, милая, ты замёрзла? - я прижала её к себе и поцеловала в лоб. Её спутанные рыжие волосы вылезали непослушными кудряшками из-под серого тёплого капюшона. Голубые глазки потухли, и она озябло съёжилась.
- Нет, - солгала она, помотав головой.
Я снова осмотрела дорогу. Перейти через неё жизненно необходимо, но и крайне опасно. Ищейки контролируют каждый метр, каждый сантиметр, каждый миллиметр пути к безопасности. И они не будут милосердны ни к одному человеку.
Достав блокиратор, подула на замёрзшие пальцы. Погода на улице сродни зиме в Сибири. Закрыв глаза, сосчитала до пяти. Медленно. Чередуя вдох и выдох. 'Расслабься. Сосредоточься. Ударь'. Сжав блокиратор в левой руке, правой коснулась ловушки. Совместив красные камни браслетов на запястьях, скрестила кисти рук и сильнее надавила на пятно от бензина. Глупые решили, что эти пятна незаметны среди наичистейшего асфальта. Разряд прошёл через мои металлические браслеты. Ловушка дезактивировалась на две минуты.
- Живей! - прошептала я, хватая сестру за руку. На карачках мы направились к двери центра магазинов. Сэм больше не хныкала, как делала это несколько лет назад. Мы проползли мимо оставленной полусгнившей машины, на секунду приостановившись, чтоб осмотреться. Я судорожно оглядывалась, пока карточкой открывала поскрипывающую металлическую дверь, впуская сестру. Впрочем, это чисто инстинктивно. Если нас заметят, то сделают это не с земли, а с воздуха, из-под земли или из зданий.
Я забежала внутрь и тихонько закрыла дверь. Почти не дышала.
- Пронесло? - еле слышно шепнула Сэм.
Ещё пару минут я всматривалась в темноту города, освещаемого лишь несколькими фонарями на несколько кварталов. Ни одного движения. Ни единого звука, кроме завывания ветра и гулкого шума мотора где-то глубоко под землёй.
- Да, - приврала я, - всё хорошо.
Сэм прижалась ко мне, обвив тонкими ручками мою талию. С каждой такой вылазкой она тратит кучу нервов. Но одной оставаться ещё страшнее.
- Пойдём, - я взяла её за руку и потянула дальше по центру. Здесь мы в безопасности. По крайней мере, в большей степени. Такими карточками владели лишь десять человек во всём городе, карточками доступа во все магазины. Одним из них был мой отец, который, по данным ищеек, погиб. Они не ожидают, что ею умеют пользоваться осиротевшие дети, которые, к тому же, по данным ищеек, тоже погибли.
Сэм счастливо улыбалась. Она любит такие центры. Здесь мы ночевали на мягких кроватях в мебельном магазине, мылись в общественных душевых при спортзале, запасались новой одеждой в бутиках, ели пищу из холодильников, подключённых к резервным источникам электричества. Их включают час через час всегда, каждый день, так как наверху беспокоятся о нехватке товаров, и ежемесячно свозят товары к себе на базу.
Этой карточке мы обязаны практически всем. Мы не голодаем, не мёрзнем практически, высыпаемся, в общем, ведём крайне приличную по возможным меркам жизнь. Но остаться здесь нельзя.
Около полугода назад, через год после смерти родителей, Сэм заболела. Очень сильно. Жестокий грипп. Нам пришлось засесть в одном гипермаркете на целых три недели. И, как говорится, расслабились. Мы рискнули включить свет - пронесло. Второй раз. Третий. На четвёртом нас засекли. Тогда нам пришлось выломать запасную дверь, стараясь скрыть наличие карточки. Ещё раз имитировать взлом я не хотела, да и не думаю, что это сработает. Мы потом ещё три недели боялись проникать в магазины.
- Ну, кнопка, давай, всё для тебя.
Мы обе рассмеялись.
Глава вторая.
Через сорок минут мы уже лежали на огромной кровати с синим пологом. Я, запрокинув руки за голову, смотрела в потолок. Сэм, свернувшись, прижалась ко мне и сыто посапывала. Её влажные волосы переливались красным золотом в свете свечи. Я последний раз взглянула на неё и встала. Мне пора тренироваться.
Наметив цель - цветок на панельной стене - я запустила в него свой нож. Дважды. Десять раз. Больше тридцати. И все в яблочко.
Сэм нервно вздрогнула.
Взяв вторую свечу, я вышла из мебельного магазина в коридор. На бегу всадила нож в цель. Сделав пару сальто, повторила. Это мои ежедневные тренировки.
Они мало чем помогут, если нас поймают. Но на верхушку работают и люди, и при встрече с ними могут понадобиться любые возможные способы. Кроме того, существуют свободные, оставшиеся после Чистки. Мы встречались с ними, и я не желаю повторения ситуации.
Приняв душ, я легла спать, проглотив беззвучные слёзы. Драться меня учил отец.
Я проснулась от звука дождя. Это было настолько редкое явление, что невольно я заслушалась. Мерная дробь отдавалась эхом в пустых коридорах.
Мой отец любил звуки. Он рассказывал нам о них. Я изо всех сил пыталась представить отголоски детского смеха, восхищённый шёпот женщин при разглядывании новой линии одежды, прельщающие голоса продавцов за кассами, бесконечные разговоры, музыка в динамиках... Я никогда не видела людей, кроме сестры, отца и нескольких свободных. Это так увлекательно - слушать истории о мире до Восстания, до Чистки.
Откинув голубое пуховое одеяло, я прошла верх по лестнице на террасу ресторана. Я не выходила на свет, только взглянула на небо. Да. Солнце и дождь. Я счастливо улыбнулась.
- Сэм, - прошептала я, сбрасывая с сестры одеяло. Она ворочалась во сне, её одежда помялась. Мы не раздеваемся, потому как в случае бегства времени одеться не будет. - Сэм! Сэм!
- Встаю, встаю...
Мы одели обувь - сапоги - и накинули куртки. Перейдя секции, мы свернули к чёрному выходу из магазина. Сэм тёрла глаза, а я чуть ли не бежала вперёд. У меня было прекраснейшее предчувствие.
На улице было как всегда безмолвно и прохладно. Выйдя из укрытия, мы тихонько пригнулись и проползли к ближайшей машине. Капли дождя падали мне на лицо, оставляя после себя мокрые дорожки и смешиваясь с моими слезами. Я не плакала при сестре. Никогда. Полагается, что я должна быть сильной и храброй, а не пускать нюни от боли и разочарования. Но эти слёзы были слезами радости.
Я любила дождь. Он прятал слёзы. И он плакал со мной, словно понимал мои страхи. Я так устала быть натянутой, как струна, что падающие с неба капли заставляли меня реветь. Чёрт. Но если и есть моя личная терапия, то это он. Дождь, смывающий всё дерьмо моей души. Дождь, своими каплями пятнавший механическое совершенство города. Дождь, чистый и тихий. Дождь, до которого не добрались беды этого бренного мира. Дождь, внушающий свободу. Дождь, которому я жутко завидовала. Он свободен. Беззаботен. Дождь. Заставляющий считать тебя песчинкой перед великой силой природы. Плачущий вместе с тобой.
Сэм украдкой вытерла глаза. Она тоже старается быть сильной. Такая печальная ирония. Мы стараемся быть сильными друг для друга.
И именно в этот момент, услышав всхлип, я поняла. Мы не одни.
Глава третья.
Я действовала чисто автоматически. Задвинув Сэм себе за спину, подтолкнула её к двери. И лишь услышав металлический скрип, тщательно осмотрелась. Всхлип. Детский всхлип. Это ловушка. А что если?...
Двинувшись на корточках вдоль машины, я достала из заднего кармана складной нож. Одно я могу сказать точно - это человек. Звук. Я двинулась в его сторону. Одна машина, блокировка ловушки, вторая. Мне не понравился один автомобиль. Его я обошла. Нутро просто орало: 'Стоп. Красный. Ищейки'. Вторая ловушка. И он.
Мальчик. Маленький мальчик. В синей рубашке и драных брючках. Не больше десяти лет. Прислонившись к баку, он прижимал колени к груди и плакал, положив голову на руки. Тёмные волосы прикрывали его лицо.
Я внимательно осмотрелась. Ловушек не было, да и свободные при нападении действовали по-другому. Рискнуть? Или?...
- Стеф?
Я вздрогнула. Сэм очень громко прошептала моё имя. Я слышала даже отсюда. Как и мальчик. Его плечи вздрогнули, и он резко вскинул голову. Потрясённо уставившись на него, я попыталась предотвратить возможный с его стороны крик.
Прижав палец к губам, я посмотрела ему прямо в глаза. Он медленно кивнул. От облегчения у меня затряслись колени. Я жестом позвала его к себе, мысленно прикидывая, кто это. На свободного он не похож - они драные, чумазые и отвратительные. И опасны. Ещё страшнее ищейки, но мальчик точно не из них. Крайне опасны пробудители, но их не я ни разу не видела. Да и на верхушку не работают дети. Неужели это выживший?
- Ты выживший? - прошептала я, молясь, чтобы отголоски шума двигателя под землёй заглушили наш разговор.
Мысли смешивались. Липкие щупальца страха вызывали озноб, сомнениями врываясь в сердце. Я оглянулась на Сэм. Одним глазком она смотрела из-за двери, впитывая глубоко в себя этот момент. Она, как и я, впервые видела ребёнка. Но мне было страшно, настолько, что хотелось сбежать, закрыться за дверью и притворяться, что ничего не было.
В прошлый раз начиналось так же. Мы попались в ловушку, помогая беременной женщине. У сестры до сих пор бывают панические приступы.
Я судорожно оглядывалась, но понимала, что ей ничего не грозит. Сэм в безопасности. А это главное.
Мальчик несколько мгновений молча и оценивающе смотрел на меня. Я узнаю этот взгляд. Такой же я видела в зеркале.
Возможно, именно тогда я и начала ему доверять. Он тоже привык выживать. Он тоже одинок. Но всё изменило не это открытие. Ни осторожное прикосновение его руки к браслетам. Ни взгляд на Сэм, полный облегчения. А слова. То как он мне ответил. Чуть с опаской. Устало, но радостно.
- Да.
Глава четвёртая.
Они выжили. Мы выжили. Остатки людей, неподвластных тирании верхушки и её подчинённых. Кто-то прячется в переулках, заброшенных бомбоубежищах и домах, в баках и бункерах. Свободные. Свободные от всякого подчинения, от моральных устоев и человечных принципов. Нападающие из-за спины, бьющие по больному месту. Неустойчивые психически, больные, но люди. Их называют свободными, а не выжившими. Потому что их человечность не выжила, она погибла, и вместо неё появились жестокость, беспринципность, бесчеловечность. Но есть и выжившие - те, кто собираются группами, спасая других и выискивая способ вернуть время до Очистки.
Обо всём этом я услышала от отца. Он обучал нас способам выживания, пока его не стало. Пока его не убили.
Прошла неделя, после того, как мы нашли Джереми. Поначалу он вообще не разговаривал. Мы отвели его в душ, покормили и одели в новую качественную одежду. Я думаю, он находился в состоянии шока. На еду он смотрел такими удивлёнными глазами, изредка спрашивая: 'Что это?'
Я постелила ему в соседнюю кровать, и он уснул, едва его голова коснулась подушки.
Джереми не говорил. Фактически, он вообще не подавал признаков простого ребёнка. Не любопытствовал, не бегал, не смеялся. Он изучал. Изучал так, как не свойственно детям - медленно, тщательно, хладнокровно. И извечное 'что это?', словно он собирал информацию. Словно надеялся узнать наши больные места. Изучить порядок и образ жизни. И, в конце концов, сбежать.