Босые ноги по уши в пыли,
на листьях тоже пыль. Она повсюду.
О, эта пыль сопутствует и чуду -
в нее бросает исцеленный костыли.

Она везде. На башнях, минаретах,
на лицах, на истертых башмаках.
И города, поверженные в прах,
разбудит вновь почтовая карета.

О, эта мысль наводит ужас на поэта!
Быть может, пыль на сгорбленных томах
была когда-то оникс и бдолах,
иль строчкой философского сонета.

И с переплета пыль стирая рукавом,
задумайся, не так ли вот когда-то
был рукавом домашнего халата
истерт во прах великий Вавилон?