Аннотация: 28 февраля 1940 года над Руоколахти произошел самый крупный за дни войны воздушный бой, в котором участвовали 15 финских и 36 советских самолетов. Семь финских самолетов были сбиты.
Раннее утро. Слепящее глаза яркое зимнее солнце. По всему небу растянулись ничего не подозревающие облака, медленно плывущие, словно огромное стадо овец. Тишину, щелчком пастушьего кнута, сухим и острым, как катаральная ангина, разрывает первый выстрел. После чего небо взрывается пулеметными очередями и гулом авиационных двигателей. Иван, совсем молодой парнишка, еще ни разу не воспользовавшийся бритвой, шел на таран финского истребителя. Он отчетливо видел перед собой покосившийся деревенский домик, младшую сестренку, стоящую на крыльце в больших отцовских сапогах и длинном, по щиколотки, платье...
Очнувшись на земле рядом с горящим финским самолетом, разрезая на ходу стропы парашюта, Иван, не раздумывая, кинулся на помощь финскому летчику, который еще несколько минут назад в небе был для него врагом, а сейчас человеком, попавшим в беду. Финн был без сознания ‒ последняя пулеметная очередь, которую Иван выпустил перед тараном, пробила грудь Пекки, одежда, словно губка, медленно впитывала текшую из ран кровь. Собрав остатки сил, Иван одним мощным рывком вытащил Пекку из огненных объятий и, взвалив себе на спину, понес прочь от места катастрофы. Взрывная волна докатилась до беглецов у самой кромки леса, позади огонь медленно уничтожал остатки еще утром полного сил и рвавшегося в бой финского самолета. Стоны за спиной подсказывали Ивану, что Пекка жив.
Соорудив из остатков парашюта и еловых веток сани, Иван аккуратно уложил на них Пекку, правая рука финна свешивалась до земли, и, когда сани скользили по снегу, длинные музыкальные пальцы словно перебирали клавиши невидимого рояля. Делая время от времени привалы, Иван, медленно, но верно двигался в сторону города Выборга, старательно обходя минные поля, отмеченные на военной карте, которую, как и все летчики, тщательно изучил и запомнил перед вылетом.
Мороз все усиливался, голодным диким зверем набрасываясь на продрогшего парнишку, тело немело под промокшей одеждой. На последнем привале ноги Ивана совсем перестали слушаться, руки отказывались держать веревку самодельных саней, все чаще думалось: "Бросить его и идти одному". Оправданием в голове все отчетливее и громче звучало: "Он враг! Спасайся сам! Тебя дома ждут мать с отцом и маленькая сестренка, которую ты любишь больше жизни, неужели ты обманешь ее и так вот просто замерзнешь вместе с врагом в лесу, не увидев, как она вырастет, как пойдет в первый класс, как влюбится, а потом будет плакать от первой несчастной любви? Кто тогда обнимет ее и успокоит, даст совет, прижав по-братски к своей груди?" Несмотря на безграничную любовь к сестре, Иван гнал от себя подобные мысли. Как он будет смотреть ей в глаза после того, как оставит в холодном зимнем лесу умирать раненого человека? Это было невозможно. Пекка на мгновенье пришел в себя и прохрипел, выплевывая сгустки крови: "Ята минут венакко, ляхде". Иван подумал, что Пекка просит пить, и отдал ему всю оставшуюся воду. Он так и не понял, что финн просил его бросить.
Уже вдали отчетливо вырисовывались контуры разрушенного города. Луна своим мертвым светом заливала все вокруг, где-то вдалеке звучали редкие взрывы и выстрелы. Мороз крепчал, глаза Ивана медленно закрывались, ему слышался веселый смех сестры и плеск льющегося в стакан молока.