Дожди лили целую неделю, стихая лишь ненадолго в послеобеденное время, пору сладкого сна достопочтенных господ и баронов, как неизменно веками повторяли в этих местах. Первые три дня народ провел в радостном возбуждении: вода сулила хорошие урожаи. Однако затем счастье сменилось тревогой, а прославляющие Чудотворца песни горькими мольбами. Ожидание грядущего потопа и голода заставило взывать к Нему даже тех, кто позабыл о Нем много лет назад и, казалось, навсегда. Последующие четыре дня и простолюдины, и знать воздавали честь и жертвы во славу Заступника. Но не услышал Он их мольбы - вечером седьмого дня дождь не прекратился, и над княжеским замком не прорезалась радуга. В тавернах и на рынках по всей стране говорили, виной всему то, что в том замке сидит богомерзкий властелин Элден и его шлюха Эми.
- Почему они так считают? - спросила у Шрая Ками. В каждой харчевне, где бы мятежники не перекусили, в каждом постоялом дворе, где бы не переночевали, хулили нового властелина и воспевали старого. - Ты же говорил, Элден - хороший человек. И чего они так славят Дарагана, он же был чудовищем, а этих крестьян только обирал и вешал...
- Откуда им знать, каков на самом деле Элден? - Шрай напрягся. Пересекающий лицо шрам вот-вот порвется. - Нет, они-то, ясное дело, думают, что знают все на свете. Но все их знания - суть измышления, вложенные простачкам в головы. Им кажется, что у них есть право на какую-то коллективную истину. Если Эгмунт-мясник так сказал, Мириль с южного базара повторила, Авой-дубильщик подтвердил, а разливающий в корчме пиво Никимар подытожил, - стало быть, все так и есть. Раз все их окружение, низы и крестьяне, так считают - значит, правда. Им невдомек, что, во-первых, - это само по себе неверно, а, во-вторых, Никимар запросто может оказаться вовсе не только разносчиком чесночных гренок, но и человеком властелина, лазучаром. Они - искусные актеры и могут летами отыгрывать роль. Так что у Дарагана повсюду есть свои люди. Я даже в своем отряде долгое время в некоторых сомневался, но потом их всех убили в боях. Наверное, не были лазучарами. Хотя, кто знает...
- С Дараганом же кончено.
- А с ними - нет. Потому что они не личность, а явление. До сих пор славят Дарагана, хотя, по сути, не о его доброй памяти пекутся, а очерняют таким образом Элдена. Помните, какой замечательный был Дараган, а? Да-а, благопристойный и богоизбранный властелин. Не то, что нынче. Кому-то выгодно сперва сотворить из Элдена тирана, а затем скинуть его, чтобы все приветствовали освободителя. Тогда новый властелин сразу же, с первого дня, будет любим и почитаем. Добрый начальный расклад, не так ли?
- Я знаю, каким был Дараган. И они должны знать - помнишь, мы ехали по тракту, а вдоль него качались висельники.
- Истина ведома лишь семьям казненных. Остальным прекрасно известно, что тех направляло зло и гнусные намерения, таблички с рисунками о том и говорят. Думаю, жены и дети повешенных тоже уже сомневаются, действительно ли их мужей и отцов убили всего лишь за неуместное слово, за неловкое попадание под горячую руку. Да, все-таки они были подлыми преступниками, поганью рода человеческого. Правильно, что их повесили. Как хорошо, что Дараган столь зоркий и проницательный!
- Да ну, не может так быть!
Шрай только улыбнулся.
В некоторых вещах крестьянам все же стоило порой доверять. Это касается явлений, что они видели собственными глазами. И то - только в тех случаях, когда не одной парой, к тому же в подобных ситуациях обычно совсем не ясной. Колиму, утверждающему, что в болотах завелась кикимора, Мурину, божившемуся, что к нему спустился ангел Чудотворца, Бабите с ее зеленокудрой русалкой из дождевой бочки верить не следовало. Вот если свидетелей много - как у озарения воздуха семиугольным знамением в битве при мысе Ринохнурим, как у пролета громоптицы над горами Ариноль, как у лика Его посланника, на мгновение воплощенного в пелене, - о достоверности этих событий спорят лишь глупцы. То же касается и святого ветра Занизмади, начертавшего в дюнах Саррашвейша письмена, полные благовести, мантикор, уносящих в свои пещеры барашков; джиннов, живущих в катакомбах вештакских храмов, фениксов, покатавших на спинах и чудесной милостью не опаливших тридцать девять детей из местечка Артамханабар. Все эти события наблюдали сотни человек. И еще больше было свидетелей у султанов дыма, высившихся над сожженным мятежниками хранилищем сумрачной стали.
Ками решила, что теперь Шрай уж точно отдаст ее в крестьянскую семью. Кому нужна мятежница, способная убивать только кукол? Однако командующий, напротив, даже стал к ней как-то добрее, сегодня вот с утра улыбнулся и потрепал по щеке.
На вылазки Ками более не брали, без нее расправлялись с часовыми и сумели спалить еще три хранилища. А вот с четвертым вышла осечка. Оно тоже сгорело, но перед этим завязался долгий бой, к которому мятежники не готовились. Их тактикой, единственно правильной, всегда был молниеносный укус и отступление. Здесь же охрана оказалась многочисленной, слишком поздно они узрели арбалеты в узких проемах башенок, победить удалось разве что благодаря кривоглазию орденских послушников. Но за успех пришлось заплатить.
Эшвана закопали в поле, шагах в ста от леса. Мятежники вернулись в лагерь помянуть ширихагца, а Ками так и осталась сидеть в траве. Она придет к остальным попозже, тут недалеко.
Она считала его другом, и Эшван всегда был к ней ласков. И он не боялся стрелять по врагам, может, потому и погиб. Пошел вместо нее, а так бы умерла она. Или нет, она же меньше, в Ками могли бы и не попасть. Они вот тоже, не боятся убивать. Хоть всем послушникам там по двенадцать-шестнадцать лет. Самые младшие всего где-то на три лета старше нее. Стоило ей все-таки выстрелить... Раз они так делают, почему она не должна? А если тот мальчик никого не убивал и вообще не бывал в бою? Да, наверняка третий раз в жизни взял в руки меч. Или нет?
Ками вздохнула и оглядела поле до горизонта. Самая пора - желтые, красные, фиолетовые островки тянулись к пелене, сменяя и перемешиваясь друг с другом. Названий некоторых оттенков Ками даже и не знала, скорее всего, их и не существовало. Зачем придумывать им имена, все равно людям некогда ими любоваться... Ками хотелось заплакать, но слезы не текли. Странно, обычно с ней всегда наоборот.
Они все сражаются и убивают. И орденцы, и сороки, и ее салирцы, и мятежники. Надо было и ей вместе со всеми, но куда это приведет? Может, она правильно сделала? Нет, что вообще решают поступки глупой девочки... Ками сосала травинку в бесконечном поле и не знала ответов на свои вопросы. И чем больше она размышляла, тем сильнее уверялась, что на ее вопросы никто и не ответит. А в конце она пришла к выводу, что ответов на них - нет.
Одно Ками знала наверняка - цветы, что она вплела в волосы, Эшвану бы точно понравились.
* * *
- Как же нам переубедить этих людей? - спросила Ками у Шрая. - Как разъяснить, что Элден станет для них хорошим властелином?
- Никак, - сказал Шрай. Его шрам чуть не лопнул, как пальцами растянутая бледно-розовая пиявка. - Что же сделает такая маленькая кучка. Тем более, лазучары клевещут и на нас тоже, так что нет к нашим словам доверия. Но мы можем помочь Элдену, сражаясь с его врагами. Сейчас - с орденом, потом еще с кем-то.
- Неужели, совсем ничего нельзя сделать...
- Нельзя. Нас еще слишком мало. Пока мало. Так что мы будем сражаться изо всех сил за то, чтобы когда-нибудь нас стало так много, что слушать лазучаров больше никому и в голову не пришло.
Из похода вернулись четверо, Илмар сказал, что едва они начали стрелять, как выбежали Кед-Феррешем. Вероятно, людей обратили в кукол прямо на месте, в доме сумрачной стали. Командующий остался на склоне оврага, отстреливался, пока мятежники отступали.