Герн Виктор : другие произведения.

Далеко ли до Таллина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    *** Мы глупо смотрели друг на друга и глупо улыбались. Это был анекдот - русский, грузин, армянин и туркмен, и где? Да в Эстонии! И в чём? Да в солдатской, хоть и парадной, форме ВС СССР. Утешало только одно - цвет погон. Хоть он не был радикально-красным...
  
   []
  
  
   ***
  
   Палдиски...
   Это где-то на краю света. Это в пятидесяти километрах на запад от Таллина. Это Эстония, далёкая и холодная, странная и чужая, одним словом, та, которая живёт в памяти, в эмоциях, почти забытых и стёршихся.
   Каким ветром меня занесло в те края - это военная тайна. Я был солдатом, и Родина не считала нужным пояснять - зачем.
   Палдиски... Мне стыдно, но я не помню почти ничего. Память посмеялась надо мной, весело и беззлобно. Она не сохранила ничего так ясно, чтобы я сумел детально описать. Ни чудаковатых готических домиков с высокими черепичными крышами, ни тесных мощёных улочек, полных таинственных тупиков, ни шелеста липовых аллей, ничего...
   Но я помню Эстонию.
   Я запечатлел её навсегда в моём сердце, кажется, до гробовой доски. Это хмурое и влажное низкое небо. Небо - мираж. Небо, похожее на застывший клубящийся пар, светлый над головой и темнеющий, наливающийся акварельной серостью к горизонту... Это хмурое беспокойное море. Море, возбуждающее одновременно целую гамму ассоциаций. Например, море - зверь... Хищник, клокочущий и готовый к броску. Напружинившийся барс, метущий из стороны в сторону хвостом, уже прогнувшийся. Ещё одно неосторожное движение и - прыжок. Море - тревога... Тёмная и холодная жидкость, бурлящая в гигантском котле. Где-то далеко, по ту сторону горизонта, некто, например, мифическая скандинавская бабища, седая и безобразная, опустила в него бульбулятор. И это море бурлит, закипает, но колдовским холодным кипятком. Оно шумит, дышит и катит вал за валом тяжёлые и пенистые волны, лижет и лижет унылость песчаного берега.
   Изредка тоскливо кричат птицы. Будто стонут. В их крике - отчаянье, боль и печаль. Глубоко и с чувством это обречённое "Ай!" вонзается прямо в сердце, которое начинает щемить. Я так и не узнал, что это за птицы. Мне говорили, это обычные чайки. Может быть, но я запомнил их необычными. И воздух вокруг был также необычен - пахнущий морем, пропитанный сыростью, вязкий, как желатин. Одновременно прозрачный и призрачный, упругий и невесомый.
   И девушка...
   Девушка, стоящая на влажном песке, в просторном сером свитере, явно не её - отца или брата. В тёмно-синей клетчатой юбке. Клеточка была прорисована тонкими двойными красными линиями. Ветер трепал эту юбку, иногда бесцеремонно обнажая колени бледных ног, обутых в босоножки. И она бессознательно оправляла её рукой. Ветер так же бесцеремонно вскидывал, подхватывал соломенно-белые пряди длинных и прямых волос. На какой-то миг они зависали в тугом и влажном воздухе и падали, осыпались на серый пух свитера. Ветер принуждал её чуть заметно хмуриться, прищуривать большие глаза, влажные и выразительные. Глаза цвета пасмури... Плоть от плоти этого моря и этого неба.
   По юному, чуть бледному лицу время от времени скользила чарующая, необъяснимо лукавая, но в тот же миг режуще-печальная улыбка. Девушка кривила яркие перламутровые губы, но они заметно дрожали. Её хрупкие длинные пальцы с пылающими от яркого лака ноготками чуть прикасались к щеке, оттеняя её бледность.
   Она смотрела на меня, укоряя и любя, печалясь и радуясь, прощаясь и надеясь...
   - Виттош, мне скассали, што тъи уесшайеш ...так скорро?...- это голос Эстонии, навсегда запечатлённый в моём сердце, вызывающий щемящую грусть, чувство утраты чего-то необъяснимого, дорогого.
   Именно такой я и запомнил Эстонию, Палдиски.
  
   В конце августа я и трое южан, моих сослуживцев, покидали Клин. Временно. Кажется, было пасмурно. Но это только казалось. На самом деле было буднее подмосковное утро, чуть свежее и влажное, но предваряющее глухой и знойный день. Страшно хотелось спать. Накануне мы неплохо отметили предстоящий отлёт и теперь глазели друг на друга сонными, мутными и припухшими глазами. Разве что Акмурат, туркмен из Мары и наследник басмачества, чувствовал себя более или менее нормально. Хотя и по его киношному, типичному для бразильских сериалов, лику скользила тень неудовольствия. На аэродроме было пустынно. Только близ нашего самолёта копошились люди в тёмно-синих комбинезонах. Они делали своё дело привычно и обыденно.
   А потом полёт - гул и сонливость - и Эстония...
   Внутренне горделиво мы ступили на эту землю. Не знаю, как прочие, но я едва ли не физически ощутил её неприветливость и глухую затаённую враждебность. Ещё бы! Рушился Советский Союз, а тут - Балтия, алчущая свободы и независимости. Такие были времена, пропитанные стремлением к переменам, яростью и опасностью. На улицах так и витали лозунги, выкрикнутые на незнакомом, экзотическом диалекте.
   Нас привезли в Палдиски, определили в гостиницу. Это был уютный, чуть затенённый номер, с видом на задний двор и кусочек старинного нерусского города. Щуплый и улыбчивый служащий, в белой рубашке и сером жилете, принёс нам полотенца, бельё и с характерным акцентом пожелал приятного времяпрепровождения.
   Мы глупо смотрели друг на друга и глупо улыбались. Это был анекдот - русский, грузин, армянин и туркмен, и где? Да в Эстонии! И в чём? Да в солдатской, хоть и парадной, форме ВС СССР. Утешало только одно - цвет погон. Хоть он не был радикально-красным...
  
   Несколько вечеров подряд мы торчали в номере, варились как шпроты, в собственном соку. Никто не делал попыток высунуть нос во двор, бросить любознательный взор на окрестности, насладиться местными достопримечательностями. Экзотики вполне хватало и без того. Необычен был вид из окна, непривычными были интерьер, служащие гостиницы. Их странные, исполненные непонятных мыслей, взгляды. Их двухмысленность, таящаяся в безобидных фразах, произносимых на удивительном наречии с неправильными ударениями и своеобразной мелодикой. Экзотичной была даже репродукция Айвазовского.
   Возможно, так и остались бы скучно и деловито, недоверчиво и уединённо, так и запечатлелись бы в памяти Палдиски и вся Эстония... Но среди нас была парочка горячих детей Кавказа. Неугомонные и бурлящие изнутри, только что выпавшие из родных гнёзд, они жутко томились затворничеством. Замкнутость окоёма была не для них. И они на свой страх и риск высунули-таки свои выдающиеся и смуглые носы прочь.
   Уже на третий вечер Ормоцадзе, которого мы называли Бегемотом, сообщил мне:
   - Здэс, низу, живут вах какие дэвушки! Слыш, Вития, очэн хорошие дэвушки - Марина и ...э ...я забиль. Я пригласиль их гости.
   - Эстонки, что ли? Они хоть лопочут по-нашему?
   - Вития, как бы я пригласиль? Конэчно, по-вашэму...
  
   Девчонки пришли на следующий вечер. Они пришли со своим пивом и со своими шпротами, ужасно шумные и не по-балтийски шустрые. Одна - блондинка, почти бесцветная и прозрачная. Другая - тёмно-русая, с чёткими чертами лица и тёмными ледянистыми глазами.
   И это была комедия.
   Мы тесно расположились на тахте и на креслах вокруг журнального столика и флиртовали, откровенно и бесстыже. В этой компании я был в роли толмача, "китайского" переводчика. Моя голова пухла от этого русско-кавказско-эстонско-тюркского гомона, похожего на птичий грай где-то на острове в Заполярье. Все они неплохо понимали друг друга и без меня, но я выходил крайним. Я был единственный, кто владел языком их общения с детства. Они озирались на меня, требуя утверждения или отрицания, кивка или пожатия плеч. Они трепали меня, как русско-эстонский, русско-грузинский и прочие словари. Наконец, когда пиво расковало нас настолько, что обнажило души и украсило румянцем, девчонки вдруг предложили сходить на дискотеку.
   За окном было темно. Враждебный Палдиски переливался тысячами огней.
   - Успойтесь! Какая нафиг дискотека? Мы же солдаты! - пробовал возразить я.
   Но Бегемот и Арташ уже горели в предвкушении. Акмурат задорно поблескивал басмаческими глазами. И я сдался. Я решил, что семи смертям не бывать, и влился в жаждущую приключений компанию.
  
   Скоро мы ступили в переполненный зал. Грохотала музыка, что-то заокеанское из тяжёлого рока. Мигал яркий свет, превращая танцующих в подобия киборгов. Я несколько неуютно ощущал себя в солдатском панцире. Ожидал подвоха, скандала, обличения - оккупант! Так нас проинструктировала в Клину парочка смешливых особистов. Я стоял и варился в мерцающем котле вместе с десятками призрачных киборгов - парней и девчонок. Но они не обращали на меня особого внимания. Это задевало, провоцировало скуку. Между тем кавказцы растворились в толпе вместе с нашими гостьями, и только Акмурат смущённо топтался рядом. Я махнул головой, и мы побрели к стойке. Купили несколько баночек дорогого шведского пива, потом мы затесались в толпу и тоже превратились в киборгов.
   Тогда я и заметил её...
   Она стояла у колонны и показалась мне застенчивой, одинокой и очень расстроенной. Она, вероятно, случайно перехватила мой взгляд. В этот момент мигнула цветомузыка. Я увидел её глаза совсем близко, почти рядом и воспринял это как призыв.
   Не знаю, насколько это правда, но мне всегда казалось, что имена рождаются на небесах. Они появляются задолго до нашего рождения. Беспечно мечутся и - вселяются в наших родителей. И звучат, сначала тихо и невнятно, потом - требовательно и твёрдо. И это происходит...
   Имена хранят какой-то код, определяют тип поведения и связь с другими, хорошую или не очень, именами. Только ли звучанием это обусловлено? Меня назвали Виктором... И ещё я заметил из личного и не личного опытов, что существует подспудная связь моего имени с определённым набором женских - Света, Маша, Наташа, Лена... Виктор и Елена - весьма распространённое сочетание, обозначающее дружбу, романтику первой любви и даже семейные узы. К чему я? Просто к слову пришлось.
   Девушку звали Леэна.
   Даже там, в чужой стране, на краю света, нашлось близкое для меня имя-созвучие...
   Леэна взглянула на меня настороженно и с любопытством.
  
   А потом мы гуляли по ночному Палдиски.
   Город кутался в сумерки, пестрел многоцветием окон и гирляндами фонарей. Редкие прохожие бросали на нас равнодушные взгляды и лопотали на своём странном наречии.
   Девушка больше молчала, слушала мою похвальбу-сказку о далёкой Сибири и улыбалась. Позади на расстоянии двух-трёх метров брёл Акмурат. И это было всегда. Будто он был моей тенью, преданным и невозмутимым телохранителем. Мы с Леэной смеялись над ним, но он только загадочно улыбался и деликатно отворачивался в сторону, когда мы целовались...
  
   Может быть этот рассказ ни о чём, но ведь и родился он из ничего...
   Глупая попсовая песенка всколыхнула былое, и передо мной появилось это нечёткое и поблекшее фото.
  
   Далеко ли до Таллина?
   Моё сердце изранено...
  
   2008, Борзя
   ***
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"