Ганс ехал в поместье Эльзы. Он был в отличном настроении. Если б он загрустил - это было бы падением, прорывом, проколом, признанием СИТУАЦИИ.
Но Ганс никогда не признавал ситуации. Он подчинял их себе. Он скользил по. Он - физически чувствовал, что в его мире другие законы, чем в мире остальных. Взять, например,женщин... Женщины ему все всегда прощали. Прощали моментально - и омывали его от греха. Ведь ты не можешь считать, что ты обидел человека, если сам человек так не считает?..
И даже если б его кольнуло сожаление - всегда можно было притвориться просто чистеньким заторможенным немчиком. Когда он уставал - этот образ всегда его выручал. Потом всегда можно было вынырнуть - и опять начать шалить.
И сейчас... Эльза. Эльза была давно. Поразительно! Ему было тогда - 20. Он чувствовал себя - ребенком... Но ребенком, которому дали власть. Над всем - миром, деньгами, сердцами. На будущее он не загадывал, и если планировал приблизительно, что ОН через 10 лет будет купаться в золоте (и, наверное, научится летать). - то то, что почти сороколетняя Эльза через 10 лет будет еще настолько 'здесь', чтобы его пригласить - этого он не предвидел.
И тем не менее 10 лет незаметно прошли, и он оказался без особенных планов на лето. Вернее - планов было достаточно, но нигде это не было бы - отдыхом, везде какой-то напряг...и он решил 'разбавить' новое и неизвестное - старым и забытым...И вот он ехал по дороге, ведущей к Эльзиной вилле. Поместье - вилла- резиденция Эльзы. Дача? Мы можем по-чеховски сказать 'Дача'. Вот поэтому он и поминал сейчас то Моэма 'Театр', то Чехова...Какие маски будет прримерять стареющая актриса?
Вилла оказалась скучным бунгало в прованских холмах. Неплохо, но без восторга перед действительностью.
***
...Его поразило, как плохо Эльза выглядит. Плохо - не то слово. В ней началось уже не увядание - разрушение. Ее кожа приобрела тот оттенок, которому соответствуют пергаментные ручки и неистребимый запах лаванды и перхоти и плохо пригнанных вставных челюстей...Господи - подумал он почти в ужасе - надеюсь, не вставные челюсти! До этого-то еще не дошло? ... Но стояла она прямо, смотрела на него бестрепетно - и он тут же вспомнил одну из своих заклиналочек, которых у него было во множестве - нужно много трюков, чтоб ВСЕГДА быть на высоте, элегантным, слегка ироничным.
- Отлично выглядишь, старушка - сказал он и слегка склонился. Единственный способ, решил он - это, как всегда, перевести луч прожектора на себя.
Эльза улыбнулась ему старой своей улыбкой - ужасной на постаревшем лице.
- К ужину будет пара человек. Они - свои. Развлекать их не надо. Просто ужин и все.
Ганс прошел в свою комнату, лег на кровать. Как гостиница в старом фильме - комната была имперсональна, но ностальгична. Невольно он стал приписывать Эльзе ностальгию - хотя понимал, как это было неверно: она росла в восстановленном Дрездене, почти сиротой, у тетки - и детство среди стекла и бетона наложило отпечаток: она всегда была деревом без корней.
Он прилег на тускло-коричневое одеяло, не стал раздергивать шторы. Покой. Сумрак. Словно сепией нарисованные подсвечники на полке. Прекрасно. Почему бы ему не воспрользоваться покоем - ведь за этим он сюда и ехал?.. Пожалуй, он уже получил то, зачем ехал - даже если Эльза поведет себя глупо, станет укорять его или - того смешнее - заигрывать с ним - то что же, он просто снимется и уедет...
Ужин прошел хорошо и даже весело. Провинциальные характеры были уморительны - именно своей важностью и серьезностью. Он поддакивал, спрашивал совета, какие из местных вин лучше, даже записывал в блокнотик (не попытаться ли потом в Париже всех сконфузить, потребовав кислое вино из виноградника дядюшки Жюля?)... в общем - наслаждался как мог. Эльза была права ( если устроила это нарочно) - никто не притворялся, все были сами собой - и именно поэтому были так забавны.
Вечером, когда все ушли, он вышел закурить. Холмы были сиреневыми, а небо - нежно-серым, с проблесками золотого. Нечто среднее между сумерками и закатом. И, конечно - прекрасный воздух.. Смешно, да - наслаждаться свежим воздухом - и при этом курить? Легкие полны дыма - а вокруг воздух как кристалл.Но не так ли всегда в жизни? Все перемешано, все - в куче? Или, например: ты чувствуешь себя в мире и покое, в доме женщины, которая ничего не потребует и зла не сделает - и ты до самых печенок ей благодарен - но и постарой привычке не доверяешь и готов сейчас же вежливенько откланяться и собраться, если она протянет к тебе свою костлявую лапку...
Она вышла на веранду, а он стоял у порога. Это было почти повторением многочисленных романтических сцен. Что ж ему делать? Схватить ее за плечи, как в 'Трамвае желания' - 'Почему мы никогда не встречаемся при дневном свете? Покажи лицо! Покажи! Я хочу знать твой настоящий возраст!....Оооо!'...Тут, скорее - наоборот - побольше сумерек, свечей и косых лучей.... Впрочем - ему было нечем ее упрекнуть... пока.
- Я завтра уеду на пару дней. - скаазала она. Оставлю тебе ключи. Придет садовник, подрезать розы. А так - гуляй по холмам. Старый автомобиль в гараже.
- Ой, тебе точно удобно, чтоб я остался? - спросил он.
- Конечно. Почему бы нет? Послезавтра приеду. Потом и договорим.
Он хотел взбежать и поцеловать ее, как встарь, когда он был резвым реебнком, призовым сеттером...НО только смешно взмахнул руками. А она только еще раз улыбнулась этой глупой прежней улыбкой - и положила ключ на столик, повернулась и ушла.
Проснулся он в пустом доме. Прошел на кухню. Посуда звякала по-другому.
- Не.... не ловушка ли это? - подумал он. - Может....может - я пробудил в ней старые чувства, она поняла, что стара...Не хочет ли теперь - навязать вину?...Не сделала бы она ГЛУПОСТЬ...
Он налил вина в бокал, прямо с утра, не мог удержаться -и пошел во двор.
...Иногда в купальне или на старом пруду, на маленькой пристани - под дощатым навесом вода отбрасывает слюдяной отсвет. Вот такого цвета сейчас было все - небо, поля, Ганс вытянул руки - отсвет играл и на них.
Как цельно все было! Сон - был крепок, сейчас он чувствовал цельность и свежесть, нестрашное одиночество. Как в детстве - детстве, которого никогда не бывает на самом деле, но взрослые ностальгически придумывают, завидуя детям -словно вокруг прятались маленькие человечки и наблюдали за ним и помогали ему.
Вот тут обычно стоит Эльза и смотрит на холмы. Но его ждет Париж и невеста, а она - одна. Так ли ей хорошо здесь? ... Он смотрел на чистое, выметенное просяным веничком небо - и ему представилось, что именно сейчас Эльза смотрит на то же небо - или, вернее, ее взгляд остался здесь и служит ему проводником, или - это небо смотрит в них, в него и Эльзу, и им обоим хорошо. И не надо никого жалеть и ни за кого ничего придумывать... И тот вопрос, который его мучил раньше - ка живут старые, больные, покинутые? (обычный вопрос, который посещает врямя от времени молодых, здоровых и хорошеньких) - он решился: живут. Смотрят в небо...
...Через год он играл с Берлинским Симфоническим - семьдесят человек из зала так и не отрешились от своей печали, триста двадцать почувствовали обычное удовольствие от с пользой проведенного времени - но два человека- пожилой полотер и кассирша- увидели в пластах музыки выметенное просяным веничком небо так ясно, словно оно перед ними было нарисовано.
- Неплохо - сказал он сам себе и начал разбор
- Подожди, что это было? - поймал он полу-мысль ( полотер от колонны посмотрел спокойно и чисто).- Да... Что-то было.
Старушка в заднем ряду порылась, обмахнула юбками кресло - и пошла к выходу. Какая разница. Когда-то она была стройной девушкой, сейчас нога ее оскальзывается на ковре...Если все понять - то это не важно. Главное, что осколки неба - попадают то в те, то в другие глаза...Это прекрасно. Пусть потом люди об этом и забывают. Было же? Было.
Она думала:
- В это лето приглашу Полетт. Она еще холмы не видела.