Солнечный луч тронул нарисованные аляповатые солнечные пятна. Нежно-синее, с серинкой, небо глянуло на небо неправдоподобно синее. Птицы защебетали, поглядывая на немые пятна, долженствующие изображать птиц.
Картина, висящая на стене в гостинице потянулась всеми четырьмя углами, сладко зевнула, -по клочковатой рыже-желтой траве пробежал ветерок, мельницы, нарисованные грубыми "артистическими" взмахами", содрогнулись, - и она окончательно проснулась и, как всегда, подумала "как я безобразна и аляповата!"
Дело в том, что у картины, висящей в гостиничном номере, был вкус. Она понимала прекрасное. Сама же она была, к сожалению, отштампована рукой того же профессионального халявщика, который создал клеточки на клеенке, вишенки на чашечках, сувенирные наперстки и прочие ужасные детали бытия. Было видно, что в глубине своей бездарной души халтурщик, родивший картину, особенно ненавидел Мане - как иначе можно обьяснить эту злую рассеянность точек и эти садистски вывернутые облака?
Но сегодня картина из гостиничного номера решила не грустить. Если отвлечься от себя и смотреть на других - например, на эту молодую пару, распаковывающуюся в номере - то жизнь еще не так плоха. Какие они милые! Девочка, совсем юная, но строгая - смешная, и дерганый слегка парень, выглядящий странно - моложе и старше своих лет...Душечки какие! Вот он ловит ее руки (картина покраснела). Вот он смотрит ей в глаза... Она усмехается мило, лукаво, гордо...Картина смущена, но не может же она отвернуться к стене! Остается смотреть на потолок. А потолку-то совсем некуда отвернуться - но он научился смотреть на что угодно, не меняя выражения бледного, широкого лица.
- Да? А так?
- О! - строго.
-А! - лукаво
- Ааа - благодарно.
Картина знала все о человеческих отношениях - у нее в углу, за снопами, скрытые рыже-зелеными взмахами, куртуазничали пастушка и пастух. Снаружи их почти не было видно, но они были там - нарисованные аляповато, как все на картине, но - живые.
Сейчас они немо сидели и тянули друг к другу губы:
- Ах, мы хотим как эти, там, внизу! Ну дай же нам хотя бы поцеловаться!
- Ну вы же нарисованные, вы - просто краска. Зачем вам? - удивлялась картина.
- Хотя бы поцеловаться! - молили глазами они.
- Ох! Ну ладно.
И под вздохи с постели снизу картина, висящая в гостиничном номере, загородила нарисованную пару рыже-белыми взмахами краски, символизирующими снопы.
Карминово-красная краска губ приблизилась к кармину, фаянсово-голубые глаза взглянули в синие глаза...
- Твои губы горчат
- В твоих волосах - свинец
- Твоя грудь растворяется у меня под рукой..
Когда картина раздвинула снопы - там не было ничего, кроме двух белесых пятен.
Какой ужас! Как ей жить - без них, без двух любовников за снопами?! Это как жить без сердца. Если б не ее минутная слабость, если б не ее смущение - они были б живы, и их маленькие сердца согревали бы ее...А так - годы и годы она будет висеть здесь...Безлюдная, аляповатая... убийца...
...Картина раскачалась и бросилась с гвоздя на кровать, на еще недоразобранный чемодан. С подушки на соседней кровати приподнялись две головы- черноволосая и белокурая:
- Что это?
- Картина упала!
- А я и не знала,что там что-то висело! Какое-то пятно на стене!
- Ну, какие в гостиницах бывают картины! Штампованная пачкотня!
- Спустись вниз, попроси чтоб помогли убрать
По картине разлился томатный сок, чернила, выдавилась зубная паста...
Вечером картина умерла на мусорной куче. Облака впитали томат, мельницы выбелились зубной пастой. Она стала настоящим искусством - но никто этого не видел.