Нина стояла перед горой посуды и смотрела на свои покрасневшие руки с сухой, отстающей от костей кожей. За рядами стаканов высилась шеренга кастрюль с засохшими закорючками макарон и мяса.
Милый муж сказал, уходя на прогулку: "У тебя все в порядке?" И посмотрел прозрачными глазами: "если будешь портить мне настроение - я устрою тебе ад". "Все в порядке!" - сказала Нина злым голосом. Муж превратился в мальчика, наконец дождавшегося, чтобы скучная тетя перестала его донимать. "Ну, я пошел, лапа. Пока-пока!" - и он мечтательно замотал на шее шарф и ушел.
Нина скорчила ему вдогонку рожу.
Нина залезла в ванную, помастурбировала, сьела пол-пиццы и четыре пирожных, вытошнилась, и ей наконец-то стало так плохо, что трудно это представить. Она подумала: "быть быстрой, эффективной, расторопной, улыбчивой; в кружевном передничке встретить маленького мужика; подать ему запеченного гусика, у которого в клювике румянится наливное яблочко".
Она расшебуршила муравейник вилок и ложек, вынула их из склизкой жижи, сполоснула, вытерла и отнесла в ящик, разложив по пластмассовым ложбинкам. Потом протерла подоконники и взбила подушки.
Встретила мужа, стоя наверху лестницы, оттопырив попку и улыбаясь.
Нина не помнила, когда ей попадалась свежая дорога, нехоженная дорога, дорога с неожиданностями - которая бы при этом заканчивалась именно тогда, когда хочется оказаться у цели. Обычно дороги были хоженные-перехоженные и длинные-предлинные.
Нина шла к любовнику.
Нет, Нина шла туда, где она могла встретить любовника.
Нет, она шла туда, где она могла встретить кумира, спортсмена, умницу - с которым их ничего не связывало и с которым они почти наверняка занялись бы сексом.
Чистый бетон вокруг трезво сверкал. Свинцовые двери лифта широко распахивались, ничего не утаивая.
Нина взглянула на кумира, опустила глаза и стала долго и стыдно говорить. На двадцатой минуте кумир подошел, взял ее за руку и превратился в любовника. Он всегда подходил к ней на двадцатой минуте ее речи, о чем бы она ни говорила.
Нина стала так, чтобы видны были все недостатки ее фигуры и некрасивые трусы. Любовник постарался раздеться незаметно и быстро придвинулся вплотную. Он напружинил бицепсы, чтобы Нина ненароком их ощупала и похвалила.
Пока они занимались сексом, Нина старалась объективно оценивать свое состояние, и стонущим и прерывистым голосом сообщала любовнику безапелляционную правду о том, как ей нравится секс с ним. Она пристально следила за своим удовольствием, не упуская то, что можно было получить, но и не задерживая любовника ни на секунду.
Одевались Нина и Антон Иванович спокойно, не спеша, подчеркивая, что, чем бы они ни занимались до того - сейчас они просто одеваются.
Одевшись, кумир начинал рассказывать про какие-то выхолощенные мелочи. Казалось - он просто сердечный человек, который рад поболтать с приятельницей. Нина ходила по комнате, трогала свое лицо, гладила корешки книг.
Она никогда не могла с ним кончить, и он никогда не спрашивал, почему она не достигает оргазма. Это было только справедливо, так считала Нина. Поделом ей.
Через двадцать минут она смотрела на часы и говорила, что ей пора.
В пятом классе Нина влюбилась в соседа по парте. Она сейчас же начала шуметь на уроках, а на переменах удирала во двор и ходила там, рассеянно пачкала руки соком одуванчика и смутно думала о черноглазом Андрее.
После уроков часть пути они шли вместе с классной - строгой молоденькой учительницей.
Дома Ниночка часами рассказывала маме о Светлане Николаевне, и целыми днями планировала возможность упомянуть имя Андрей.
Мама скучала и уходила за покупками, оставив Нину с горой посуды. Нина открывала дверь в сад и стояла несколько минут на пороге, вытирая полотенцем распаренные ладошки. С сосулек срывались склизкие капли.
К сорока Нина увлеклась бодибилдингом. Перед тем, как лечь в ванную, она смотрела на свой накачанный живот с четко видимыми "квадратиками" и машинально поглаживала дряблые руки. Потом она ложилась в пахнущую дорогим парфюмом пенную воду и мастурбировала, думая о своих молоденьких подружках по спортзалу.
Когда она выходила из ванной - уютный моложавый муж ей прозрачно улыбался, не желая вникать в ее дела, и возвращался к телефонному разговору с очередной хорошенькой аспиранткой. К вящей досаде Нины, с аспирантками он даже не спал, только ворковал по телефону и принимал их восхищение.
Нина включала посудомоечную машину и садилась читать сиропный женский роман. На полях она рисовала кинжалы и могилы, и тысячи надгробий с аккуратной надписью по-русски: "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь", "здесь лежит сволочь"...
Однажды она все же осмелилась что-то спросить у мужа, и он, не прерывая телефонного воркования, запустил в нее чем-то тяжелым. Очнулась она уже в виде серого тумана, живущего в сером тумане. Рядом лежали гантели из серого тумана. Если пригляться, то на животе смутно проглядывали "квадратики" из тумана. На самом деле - в этом мире вполне можно было жить, а тем более - мастурбировать. Времени было вагон.