Клава спросила: Мускул-мускул, мясной зверек -можно тебя качать или ты уже разрываешься? - Мускул зевнул: Ну, так, не то чтоб очень перенапягся...Ну тогда пойдем еще немного покачаемся- сказала Клава...Пойдем, что ли? - осторожно согласился мускул. Тут другой мускул, в брюхе, завопил: Ой-ой-ой! Вы издеваетесь? -Я же мягко, мягко! - сказала Клава.- Да какое мягко, изверги! - сказал мускул и подергался, чтоб показать, что он весь изранен. Всего порвали нафиг. - Слабак,- сказала Клава. - В тряпочки,- довольно сказал мускул.- Инвалидом будешь, без живота!- ну лааадно, сказала Клава - пойду на велосипед. Тихо в уголок.- Сонные икроножные и накачанные мышцы бедра проворчали: А нам-то что?! Мы,что ли,вякали? Это эти,слабаки!- но Клава уже накручивала ногами неизвестный марафон.
- Джон - на ресепшн!- обьявили по внутреннему радио, и Клава подумала: точно -будут Джона распекать, пропала его буйна голова.
На мужской половине брякали штангой. На дорожке между мужской и женской остановились девочки, идущие на класс, с выпяченными попами и животиками, которые их не портили, и весело и нагло стали наезжать друг на друга: сука, уродина, еще раз в мою кормушку сунешься - продолдблю череп до мозга!
На самом деле они говорили: как делаааа! давно не вииидела! Да сколько же леет и сколько зиим? - просто голоса были бранчливые, как у одной негритянской гэнг против другой - которые на экране давили и пригибали друг друга ну очень за большие деньги. На тех,что на экране, были костюмы адидас на них были золотые и голда на шее,а на тех, что в зале, high street copies -просто двуслойные маечки в облипку по неслабым сиськам.
-То не ветер ветку клонит, - вдруг услышала Клава...
- Что? Русские? Хорошо замаскировались - она посмотрела искоса, продолжая невозмутимо работать ногами, как всегда, спеша на всякий случай зарыть под кустом свою национальную идентификацию.
- And were Violet on it?- одна масляно-гладкая головка сказала другой и сделала угрожающий жест. Вот это больше было похоже на правду, хотя смысл ускользал!
Перед ней потел и двигал пятнистыми руками толстый то ли мексиканец то ли малаец,пот потек у него по хребту, а свободная майка открывала подмышки. Слева бежала девушка с отощавшим лицом. К ней подбирался с неспортивными намерениями сухощавый с заготовленной улыбочкой, а справа равнодушно и размашисто бежал лысый с тонкими ногами и щеголеватый- гей.
То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит -раздалось с мужской стороны.
- Бурлаки поплыли - подумала Клава...- Везде русским духом пахнет. А я схожу с ума. Какая досада.Не то чтоб я возражала - но не сейчас.
Она перешла и легла спиной на упругий серебристый шар. Мясные зверьки в животе, усевшиеся уже играть в карты, зароптали и задергали веревку: Эй, там наверху, не поняли? Мы перетрудились, у нас перекур!- - Клава цыкнула на них, охваченная азартом исследователя. В зеркале была видна мужская половина -два мулата в шапочках остановились перед платформой для тренировки бедренных и икроножных и трясли руками и поводили плечами, как Гильдернстерн и Розенкранц, на 1/8 ускоренные и с подрезанными сухожилиями.
- Не житьё мне здесь без милой- доверительно произнес один. Другой женским движением прижал руку к щеке и покачал головой.
Клава рывком согнулась на шаре, и мускул в животе приплющенным голосом пообещал: а вот ща тебе будет больно!
- Yo, Stan, will ya ? - повторил мулат. Но то, что мозг зарегистрировал правильный перевод, уже не помогло, оно уже пошло, уже разрослось и поплыло
Медленно вздымались и опадали платформы, мерно, как весла, взмывали гантели в руках мальчика в желтых шортах, засмотревшегося на свои бицепсы перед зеркалом, девочки, вымазанные фальшивым загаром, строго и мучительно выводили зябкую ноту : женская доля- в страдании, они только сейчас это поняли. Нагловатый инструктор качался в углу бледным пятном, поняв, что он - мертвый солдат, и ненароком продал Смерти свой сундук за копейку.
Извела меня кручина,
Подколодная змея!..
Догорай, моя лучина,
Догорю с тобой и я!
Возносились и падали вниз колокольного металла штанги, им подзванивали мелкой россыпью гантели, звон переплетался и рос, расцветал узорами, как плотная, аляповатая, но трогательная вышивка...Как посохи странников стучали рычаги, мускулы сокращались, и все шли за исцелением, в пурпурном сиянии. поставить свечку за убиенного, к иконе Казанской Богоматери, и лого джима- в виде скорченного человечка в полупрыжке - расправилось и опустило левую ногу на дорожку, только для того, чтобы зашагать вперед, к фиолетовому почему-то и нерадостному русскому свету..
Голос в репродукторе горестно пропел:
Скоро ль, скоро ль, гробовая
Скроет грудь мою доска?
И сам себе ответил:
- Через пятнадцать минут закрывается бассейн, а через полчаса - джим. Всех просим проследовать к выходу!
И тут все отплыли,голоса поплыли над полем,а люди поющие,геи,мулаты и мексиканцы,поплыли за голосами,как за воздушными шариками,не ловя их, а только протягивая к ним руки.
И только Черная уборщица в золотой кофточке шла против течения шла убрать уже убранное поле, обмахнутьот пыли охладевшие холмы,отощавшее солнышко. Раскачиваясь из стороны в сторону, она несла ведра на коромысле и в глазах ее плескалось вековечное терпение.
Постепенно поющие, все еще рыдая и вытирая слезы, стали рассеиваться, хор редел, колокола все реже раздавались над холмами, вот уже раздавался только редкий бряк, как козий колокольчик. Вышивка песни бледнела, словно распускаясь и вытираясь со временем - где были маки да лепестки и полные снопы, обвязанные лентами - там остались только колоски и бледные лютики, остальные нитки повыдергались- .и только один чистый, звонкий голос негритянки рос посредине зала:
Черная уборщица в золотой кофточке стояла, развернув плечи, как перед хором Советской Армии, и терла пол шваброй. Из ее золотого горла лилось, смягченное внутренним вибрированием Спиричуалз:
То не ветер - ветку клонит,
Не дубравушка - шумит-
Put a little love in your heart!
Ye!
Клава тихо ступила с беговой дорожки, дорога рванулась, радостная, без седока, и побежала без нее, шелестя прибрежными березами, куда-то к потерянному фиолетовому свету, к спасению, непредставимому и далекому , даже если сожжешь сто свечей перед иконой, сожжешь триста тысяч калорий передмонитором, заплатишь все долги...Убегаладорога - и бог с ней, все равно нас там никто не ждет, пряников не подарит. А Клава села у обочины с прохожей, тоже бредущей к Казанской за исцелением - ну и что, что из Камеруна: и допела, не пытаясь соперничать, просто и тихо:
Извела меня кручина,
Подколодная змея!..
Догорай, моя лучина,
Догорю с тобой и я!:
И тут уборщица встала рывком, чужая и величественная, и губами одно за другим выпихнула медленные слова:
-- Джим закрыт. Чаво уж там. - и пошла, как барка по реке, качая тяжелым задом.
И Клава поднялась, не тревожа ее распросами, и пошла в деревянную светленькую раздевалочку, надевать свой сарафан, расплетать косу. Немножко ей полечало,так ведь так и надо -и говорить о своем не надо, и плакать не надо, и жаловаться,- а соберешься с девочками,споешь Лучинушку - и вроде маленько отпустит..