Кася почувствовала внезапно: вот пора и умной становиться. Вот и пора. Она стояла посредине магазина, в руках - зачем -то купленная и зачем-то распакованная чашка. Чашка была белая, с черными и розовыми цветами - пять минут назад она казалась чудом стиля, а теперь, прямо в руках - становилась все вульгарнее- и все ненужнее. Только полная идиотка могла купить эту чашку - особенно сейчас, когда денег и так нет.
Кася думала: надо становиться умней. Хоть чуть-чуть. Потом осталось только одно слово - надо. Надо, надо. Что-то надо. Что? Она как бы держала себя за шкирку, тащила из воды, которая все прибывала и прибывала, и волокла к спасительному берегу... только на самом деле не видела она ни берега, и не было у нее сил на спасение себя. Запал пропал, остались одни слова? Надо. Надо становиться умнее. Или еще что-то.
Она с остолбенелым видом забрела в кафе, спросила чашку чаю - но откровение не повторилось, и она пошла домой. Остаток дня был сплошным маревом. Она поливала цветочки у себя на балконе, почти зло: цветочки не мучались, росли себе и росли. А вот у нее, Каси - все было неопределенно. Она легла, почти рухнула в постель, поворочалась и заснула.
Проснулась она уже во сне, к ноге у нее была привязана тачка, над ухом свистел хлыст. Перед носом были какие-то темноватые камни, и больше ничего не было видно. "Каменоломня, - подумала она. - Как у Пелевина. На вечность, и никогда не кончится. Вечность впереди, вечность позади". Кнут щелкнул, потому что она замедлилась...Через некоторое время она обнаружила, что по-маленьку она начинает обживаться. Она научилась ставить ногу так, чтобы кандалы меньше натирали рану на щиколотке. Она приноровилась толкать тачку. Изучила, после какого замаха от скалы откалывается больший кусок. Запомнила, что взмах гигантского кайла - это одновременно и единственное, и возможное действие, чтобы отколоть камни от породы - и лучше не задумываться, а замахиваться ритмично, не прерывая ритм, но и не спеша. Иногда она немного-немного замедлялась, подправляла технику, слегка изменяла угол - а птом замахивалась опять в обычном ритме. Часов у нее не было, но она чувствовала - прошли часы и часы. Ее жизнь была не менее и не более понятной, чем раньше. Кто ее сковал и бросил в каменоломни? За какие провинности? Тот же ли человек или бог, который раньше - заточил ее в сорокалетнее тело и посадил в маленькую съемную квартирку?..... Где-то перед утром она научилась махать кайлом особенно ловко - и почувствовала гордость.
Тут она проснулась, в своей постели, прижимаясь к смятой простыне смятой щекой. Наволочка была изжевана, и подушка словно бы даже втиснута в матрас, волосы были мокрые и сама она была мокрая, как мышь. Мышцы болели. Она посмотрела на щиколотку - никакой раны, конечно, не было.
Она заварила кофе, посматривая на часы. Глотнула. Кофе был бодрящим, но отвратительным. До выхода из квартиры осталось десять минут - иначе автобус уйдет. Тут Кася сделала странную штуку: торжественно пронесла кастрюльку с кофе к раковине и вылила его. После этого она достала из шкафа давно там пылившуюся джезву, и сварила настощий кофе - ложечку молотых зерен, ложечку сахара, помешивать, следить за пеной...Получившийся напиток был солидным, качественным, знающим себе цену - настоящим кофе. Кася пожалела, что у нее нет мельнички, и поообещала себе ее купить. Она посмотрела на часы. Безнадежно опоздала. Она вышла из дома не торопясь, и твердым шагом прошла на остановку, не спеша и смотря на удаляющийся зад автобуса.
Сидя в неправильном, более позднем автобусе (этот автобус был словно третья копия того, давно ушедшего, распечатанная на машинке- слабый оттиск, не настоящий), Кася почувствовала запоздалый приступ паники и позвонила Зине, секретарше: Зин, привет, это Кася. Я немного опоздаю.. Нет, я уже еду. Зина злорадно- спокойным голосом (она-то не опоздала!) сказала: ничего, Касечка, все нормально, не беспокойся. Кася набрала полную грудь воздуха: она уже знала, как оно все будет. Начальник удивленно и радостно ( без малейшей злобы или недовольства) посмотрит на нее и скажет: а вот и Кася, - и до конца дня все будет как обычно, а вечером он, так же радостно улыбаясь, скажет: есть ли у тебя минуточка - буквально на пару слов? ... И потом будет долго врать, обкатанными фразами, ссылаясь на мнение коллектива.
...Впрочем, именно так все так и произошло, как она предсказывала. Почему нам кажется, что если представить неприятное во всех подробностях - то оно не произойдет? Именно произойдет, и именно как представляли! Итог дня вышел совершенно таким, как ей виделось утром: много беготни и ушат помоев от начальника (это невероятно, вопиющие нарушения дисциплины! - сокрушался он совершенно убедительно, с бровями, собранными в ниточку, и горюющими, потемневшими глазами - по поводу ее десятиминутного опоздания). Как она предвидела, утром, сидя на цветном плюше автобусного кресла, всю эту пустоту и гадость - именно так все произошло, только представляла она это - за минуточку, а происходило - весь долгий день.
Не выключая свет, она рухнула, как подкошенная, в постель, и на полуфразе - "да вы знаете, Вячеслав Михайлович, что ваша драгоценная Зина!..." - заснула, и над ней опять засвистел хлыст.
"Да я же работаю, работаю! - сказала она хлысту - и ей почудилось в щелчке хлыста понимание и даже одобрение. Хлыст был намного добрее и справедливее, чем Вячеслав Михайлович. Это была его работа - погонять его. Возможно, он не был разумным . Ей же ве никак не удавалось повернуться и рассмотреть, кто там стоит, за ее спиной, с хлыстом. Может, это был полуразумный монстр, зверь, или урод с выжженными глазами... Но ей чудилось, что его удары - справедливы, и когда она работает в полную силу - хлыст только слегка касается ее плечей. Остаток ночи она работала добросовестно, применяя все накопленные умения, быстро и одновременно точно. Она даже научилась так откалывать камни от скалы, чтобы они далеко не разлетались, и тратила в два раза меньше времени на то, чтоб собирать осколки с земли...( продолжение следует)