...Тамара вскинула глаз на маму, помолчала до того, что штукатурка со стен начала осыпаться, и сказала вежливо:
- Не думаю.
... Чeрт. Дернуло ее за язык! 'Томочка, а могла ли бы ты выйти замуж за Хаджи Мурата?' спросила Ирина в порыве родительского кокетства - ну, знаете, когда молодые мамы хотят, налегке забежав, поговорить с дитятком по душам и поинтересничать. Это бывает особенно часто у еще ничего собой мам, которые привыкли, что все поддаются на их шарм и ребяческий задор. Даже собственные их дети.
Спросила - и получила:"не думаю " - и всё. Тоненьким вежливым голосом, спокойно. Спасибо, дочка, хоть не выставила маму уж полной дурой. И на том спасибо. Хотя было понятно, что дочка глупости от мамы не удивилась, а особенной понятливости и не ожидала. Мамы, типа - не для того, чтоб понимать, не мешают особенно - и ладно.
Вот так-с. Кто у них нынче герои? А антигерои? А может - никто? Сами по себе. Сидят и красят глаза. Да и что с Тамарой говорить - у нее вечно в руках оказывается какая- нибудь ленточка или колечко, Ирина разбежится пооткровенничать - а Тамара крутит -крутит это колечко и вся в него и уйдет, снаружи остается только пустая красивая шкурка, так что и Ирина уж не помнит, о чем говорила, и сама смотрит, смотрит на колечко,и слова куда-то уходят, пересыхают, как ручеек.
Ну и ладно. И мама у нас дура, и Лев Николаевич дурак. Зато про тушь для ресниц и модели трусиков мы знаем все,что только можно знать.
И сдала Тамару мужу - и тот, как всегда, пошел с ней в парк молчать. Вернулись они с прогулки очень довольные друг другом, курлыкаюшие, словно голуби.
Ирина воспитывала дочь по-современному - все с ней обсуждала и думала, что дочь вырастет похожей на нее: искренняя, задорная, юморная, все друзья- мальчишки и шалопаи, но умницы - и слегка, конечно, влюбленные. Только одно правилo: что бы ни случилось, а на стульчике должна висеть отглаженная форма на завтра.
А вышло, честно говоря, странное создание: такая девочка-девочка. Жесты плавные, взгляд- томный. Говорит немного. Плечиком, прикиньте, поводить наладилась! Какая-то готическая царица Тамара в 16 лет.
Муж в деле общения с дочкой был не помощник: 'Ну, переведи мне ее на нормальный язык! - кричала Ирина- он пожимал плечами. С девочками он общался неумело и немо: пока они были маленькие - катал их на плечах, когда вырастали - гулял по парку и молчал. Ирина и сама повелась на это в свое время. Oдни выходят замуж за сенбернаров: большое, лохматое, мудрое, можно вцепиться- a у нее муж был той-терьер: маленькое, черное и похожее на Чарли Чаплина...
Как от двух таких людей получилось ЦарицаТамара, сидевшая сейчас перед зеркалом в облаках пудры и с тщательностью дорисовывающая второй час свой левый глаз - было загадкой.
Ну и ладно! Другая- и другая. Записала Ирина себе, что у дочки "особая мудрость", и так и оставила. Разбегалась уже с опаской, но, так - фоново что-то грузила ей, особенно когда все было хорошо, на работе и дома, и вечеринки и полу-флирт. Посидеть поболтать с ней вполне можно было. Если не лезть на рожон. Если помнить, что - другая, и мало ли что у нее там в голове варится.
Но потом 'хорошо' кончилось-наступило "то время" - ну, вы все помните "то время": надо было гасить самовар и сниматься. И Ирина зашеборшилась. Мужа она отряжала стоять в очередях, а если надо было "по-умному " - то уж тут она сама. Если возвращалась с викторией - всегда отмечала: "чувствуют породу, чувствуют, с кем дело имеют". Она вообше много фантазировала про людей.
Снялись и переехали. Она думала, всё будет по-другому, как-то более ловко - а получилось, словно перелетели со своим столом и лампой, со всей грибницей, и накрыли весь континент. Просто накрыли стол скатертью на новом месте - а вокруг, вместо привычных - ходят другие говорящие кошки. Так и что? Они-то все на месте: и Ирина, и муж-терьер, и дочь - Царица Тамара. Система из троих человек оказалась такой сложной, что посторонняя "заграница" почти не просачивалась.
...Обосновались. Тамара совсем подросла, занеобычнела, растаинственничалась -- и стала "дейтить" рыжих англииских парней. Они не замедлили появиться во множестве. Питера называла "Петечка"...У Ирины в своё время тоже были такие Петечки - Ирина даже надулась от гордости: впервые она понимала дочь. Но на место Петечки (или, вернее, параллельно с ним - Петечки не уходят) - пришел Семен - Саймон - и Ирина опять свалилась в прежнее положение: рядом ходит и страдает инопланетянка, можно сказать что-то - а помочь никак. Тамара явственно страдала, пусть и не теряя томности.
Ну а потом, с поступлением в университет, Тамарочка и вовсе уехала из дома. Для Ирины это было странно, необычно, культурный шок - она-то дома жила до замужа. Но что уж,другие правила. Все так живут.
Она всё равно вела каждый день мысленные разговоры со своей "инопланетянкой". Стопочка за стопочкой, ниточка за ниточкой, одна воображаемая реплика за другой - каждый вечер она заливала мечты и фантазии, словно гипс в форму, и намечтывала Тамарочку, так что та, как живая, сидела рядом с ней.
Страна ее фантазий еше расширилась, питаясь из телефонных разговоров с дочкой : тут была теперь и Тамарочка, и Петечка, и Нил Нилыч (профессор) и второстепенные персонажи, и вечный Хислиф какой-то в виде Семена... Ирина и видела его полтора раза, и - не произвел, но дочь так уж поставила, что Семен--это Семен, непререкаемо. И под русскую водочку и черноту за окном Сенечка у Ирины начал вполне получаться - черный, мрачный, девичья погибель. Она его вполне живо создала - и теперь более искренне ахала в ответ на Тамарочкино телефонное полуобморочное, счастливое - 'позвонил!'.
Время от времени в непрерывные разговоры вторгалась и сама дочь, настояшая, реальная, даже - ласковая. Наезжала. Ирина так волновалась от этих встреч, что ничего не запоминала. А может та, вечерняя Тамара спорила и вытесняла Тамару реальную.
Внезапно муж- забеспокоился, стал прятать глаза, мямлить. В любой другой семье это бы значило понятно что, но тут Ирина (когда он совсем уж затемнил) взяла его за шиворот и спросила прямо:
-- Что стряслось у Тамары?
Раз уж так повелось,что он с дочкой коммуникирует, а она - только разговаривает.
Вот ведь незадача здесь, за границей! В Москве мама всегда знала телефон подруги Зинки - и Зинка та маму боялась и уважала. А здесь Зинки-то за горами - как к ним проникнешь? Вот как у них устроено: и не узнать, ночует дома или не ночует, кутает ли шейку...
- Да нет, ничего - слишком быстро прошептал муж - и потом еще для приличия поотнекивался, но сдался и с облегчением рассказал догадку:
-- Там... ох... что-то...
- Саймон этот ее, что ли, опять?
- Саймон - ... ну да, и Саймон, да и еще... мне кажется... только ты не прыгай сразу, душенька... мне кажется, там - наркотики...
С бОльшим ужасом он мог бы только сказать 'родила негритенка'. Ирина чуть мне рассмеялась ему в лицо от облегчения. Какие ж студенты травку не курят!
Наивняк он всё же! Совсем жизни не знает! Ирина сама себе казалась светской, повидавшей мир (в компании пару раз косячок пропустила). И его успокоила, и себя. Навыдумывал, дурачок!
А Тамарочка вдруг приехала веселая, одеваться стала в светлое, телефон всё время занят.
- Новый у нее кто-то, что ли? По Саймону она давно так не веселилась.
-- Ну кто же это? Что за темная фигура? -со старой игривостью закинула Ирина удочку. И оказалось- игривость так же приветствуется, как сто лет назад.
Вежливый тонкий голосок:
--Нет, нет никого.
Но произнося 'никого' - Тамарочка вздрогнула. И вот эту дочери запинку Ирина по-всякому толковала, толковала, переворачивала -- и наконец - решила что решила. Точно! Тамара связалась с наркодилером. Решила проверить.
- А я травку стала покуривать - сказала она дочке небрежно. -- Не достанешь? Ну, у знакомых.
Ну а дочки, конечно, было с собой, что утвердило Ирину в подозрениях.. Теперь Ирина стала смотреть все передачи про наркотики. Прикидывала- прикидывала, получалось, что по всему дочка должна и попробовать все легкие клубные наркотики. Но вопрос по поводу экстази и чего другого не возникал. Не могла ж Ирина сказать, что "сама потребляет!"
Она посмотрела сериал Weeds и совсем развеселилась. Она и раньше-то старалась быть спокойна, по контрасту, потому что муж уж больно сильно паниковал. Ирине стало весело смотреть на дочь. Она представляла, что та ведет жизнь, "какая нам и не снилась" - и видела в неи новые, практические задатки.
Что смешнее всего - Ирине после этого пришлось-таки травку курить - и с дочкой, и ту, что она потом оставляла. Не сказать что ей это не понравилось. Так ведь дочка еще и потом смотрела на нее с тревогой:
-- - Не скуривайся, мама! ... Начинала: знаешь, многие в твоем возрасте начинают - уже не могут остановиться... Ты поаккуратнее там!
Ирина отмахивалась:
-- Да я понимаю. Я только с тобой. Спроси отца!
...А если б знала Тамарочка, что всё началось с тревоги за нее!
Но вот в газете промелькнуло, что фермы по выращиванию травы сжигают, и даже на "светских" дилеров идет охота - Ирина запаниковала. Предостеречь дочь она не могла: они ж ведь не то что не говорили об этом -- даже не упоминали...
Опасно? Но она посмотрела на мужа - он был весел и здоров. Значит, вопреки сомнениям, у дочки было всё нормально.
Через месяц дочь пропустила визит - нездоровится. А потом еше раз и еше. А приехала - скучная, - пустая, нервная, словно каждое слово ее ранило. Счет какой-то достала странный - затопила соседей, надо платить. Что-то с Ириной темнили.
Вот тут бы Ирине и выйти из мечтаний и хоть раз в жизни взять и спросить дочь- что за дела? Но как раз в этот момент случилось то,что иногда бывает с бойкими и озорными и 'еще весьма ничего' женщинами: она рывком постарела. Не то чтоб что конкретно произошло, но напоминания о возрасте стали наваливаться со всех сторон, а потом и усталость, особенно по вечерам. Что называется - износ металла, wear and tear. Руки уставали печатать, ныли. Вечерами клевала носом.
Как женщина хронически здоровая, кичащаяся здоровьем и на здоровье построившая всю свою философию- Ирина перепугалась чрезвычайно.
Она поскучнела. Стала мешкотной. Сходила к врачам - местным - всё было не то. Ее уверили, что здоровье у нее - для ее возраста - прекрасное. Если прекрасное - почему всё начало болеть? - Ну так не девочка. Дурацкая фраза "почему ж не девочка внезапно! " - вертелась на языке. Русские родственники, естественно, в ответ на жалобы советовали "xодить к специалисту" или "попить травок". И все ей стало казаться, что из нее 'хотят старуху сделать'. И не слушать ее жалобы нельзя было - обижалась, и поддакивать нельзя- сразу начиналось 'ну вот еще! Вам бы удобнее было, если б я села в кресло и не вставала!'.
Доходило и до диалогов:
-- Мама, я хочу тебе сказать..
-Подожди....
-Что?
-Сердце что-то. Я не очень бледная?...Так, что ты хотела сказать?
--Нет, ничего. Может, тебе присесть?
-- Вот еще! Не старуха еще!
Она стала пропускать вечерние посиделки, что уж тут воображать каких-то Нил Нилычей, когда о себе надо подумать. Потом - без водочки не мечталось, а с водочкой надо было и завязывать 'если хочешь не проскрипеть остаток дней, а бегать'. 'А у Тамары и без меня все в порядке'-- подумала она, первый раз основываясь не на предчувствиях, а на том, что ей было известно (ничего почти - но ведь ничего тревожного!). .
Задумалась всей силой о себе, а не о дочери - и тут оно как раз и напрыгнуло!
Раздался звонок: Тамарочка в больнице.
- Порезали.
-- Порезали????
- Да. В драке..В РАЗБОРКЕ.
-- Что???
Порезали ее из-за какого-то Родригеса, с которым она 'ходила'
Господи, какие Родригесы? - Ирина чувствовала, как будто она читала книжку про Моби Дика - и вдруг в ее дверь стучится кит, в шляпе и с тросточкой, и напрашивается на обед.
Да каким это боком вышли они в мир, где возможны уличные драки?
Она сверкнула глазами на мужа - почему не сказал, что что-то творится, что ж это такое??? - и он посмотрел обратно скучно. Черные глазки-пуговицы блестели не по-родственному, а оценивающе. Читалось в них: ну да, не говорил...Буду я еще тебе говорить! Что ты можешь сделать? Ты и так всех замонала своим нытьем.
И тут она почувствовала - наконец-то темнить и прятaться в их семье стало значить то же, что и в других.
Но было поздно, и она бросила думать о муже и поехала к дочке на поезде. Всю дорогу слепо смотрела в окно, ничего не видя от беспокойства.
Ирина ворвалась в палату.
-- Кто это? Один из них? - напустилась она на парня, сидевшего у дочкиной кровати. Парень от испуга уронил очки, книжку и бутерброд.
Дочка лежала в бинтах, и с бандитской повязкой на глазу - странно радостная:
-- Привет, мам! Это же Петечка.
Видно было, что, как всегда, от Ирины не много ждали в смысле понятливости.
Петечка. Конечно, Петечки же выживают при любом раскладе!
Поговорили вежливо- Петечка быстро засобирался. Странно на нее поглядывая. Напугала все же.
- А как-же Саймон? - спросила она потом -- шепотом.
- Сенечки нет - сказала Тамара радостно. - Наконец-то нет. Перестал действовать. Он был-был, так что уже некуда было . И кончился. Родригес- то - был от Сенечки лекарство. Но плохое. Этот порезал, а тот бросил, и вообще, мама, я в Бразилию еду! И нафиг. Никого теперь нет - остались мы с тобой одни
И Ирина поняла: дочь знает. Про чужие черные глазки и это 'буду я еще тебе говорить, замонала!'.
И муж давно знал и про дочь и про Родригеса.
И она ненужно укутала дочь, пожаловалась на здоровье, ненужно распекла медсестру-и, довольная собой,перед отьездом пошла прогуляться по парку. Купила мороженое в бибике - вкусное, карамельное, внутри шоколад- мороженое капало на ее туфли с квадратнsми носами.
Намечтанная жизнь наплывала. Как лебеди в пруду. Не сказочные, а признак старости. И молодости.
Через пару месяцев Ирина приехала еще раз. Тамарочке вручали диплом, она стояла, в мантии и повязке на глазу. Цветы, речи, шампанское.
Ирина, которая давно уже почти не пила, почувствовала почти прежнюю, почти не уменьшившуюся резвость.
- Ты всем понравилась, мама. Нил Нилыч от тебя в восторге...
-Правда? - просияла она.
Она поправила волосы, выбившиеся из-под специально купленной для такого случая темно-синей шляпки с лентой. Этот цвет ей очень шел. Нил Нилыч, конечно, был старый гриб, но гриб с именем. Да и не время ей быть разборчивой. Несмотря на слегка дрожащие руки, и слегка пошатнувшиеся здоровье - она за собой следила, была привлекательная еще женщина.
...Сколько стоит билет до Бразилии, дорогое ли там жилье, можно ли пить воду, цена пакетика травы, марки, грамма, -и то,что у дочки под повязкой было навеки изуродованное неправильно сросшееся веко - ее не интересовало.
Она витала в мечтах и шампанском - и даже пошла танцевать с обаятельным Нил Нилычем.
Да и о чем ей заботиться: она делала что могла. Не лезла, куда не просили. Если кто-то хотел ее помощи - не надо было секретничать. А она всегда делала что от нее зависело. Мечтала, прикидывала, думала обо всех. Особенно о дочери .Беспокоилась. Не ее вина,что так получилось!
-Ох, кружится голова! -она смотрела в зеркало, где ее смазанное, раскрасневшееся лицо выглядело юным.
- Не могу поверить,что у вас взрослая дочь!
- Вы знаете, я тоже не могу поверить! - синие глаза глянули из-под синих лент.