Жила - была девочка. Она была нарисована на стене, в старом заброшенном дворе, и никто к ней не ходил и не видел ее - нарисована она была очень плохо, криво, и ноги разной длины. Но она была очень красивая девочка, если б ее нарисовали как следует.
И вот однажды пришел злобный Буратино с толстым картонным носом, и стал скалиться, и издали ей показывать. Он уже все дворы обошел, и вот сюда зашел, - и, конечно, его нигде не любили, и обходили, как заразу- зато не отрицали, что у него есть жизненная энергия. А вот он -все видел, все примечал своими деревянными глазками. Увидел он и девочку - в полосатых чулках, одна нога короче, и один глаз как пузырь, а волосы паклей. И в руке у нее мелок, а стена длинная - но двор пустой, и не с кем ей поиграть.
Вот и стал он над ней издеваться.
- Эй, уродина, пойдем со мной плясать!
- Не пойду я с тобой плясать, уходи, - сказала девочка.
- Ну и останешься одна, - сказал Буратино.
- Ну и пусть. Мне надо братьев ждать. - Сказала девочка.
- Какие-такие братья? - сказал противным голосом Буратино.
Девочке тоже хотелось поговорить - тридцать лет и три года провисела она на стене^
- У меня есть братья - семь лебедей. Ты что, сказки не читал?
- Семь лебедей? Может - семь собак? - спросил Буратино.- Вуф-вуф, грязных, паршивых семь собак!
- Семь лебедей, - не повелась девочка. - мне надо на них нарисовать маечки - и они оживут. И она показала Буратино кусок мела, нарисованный у нее в руке.
Ей самой казалось странно, что ее братья - лебеди, но она ждала - ждала, что они залетят во двор.
- Висишь здесь и ждешь семь собак!- не мог угомониться Буратино. Как мы сказали - он был очень противный.
- А еще у меня есть семь волков, - продолжала девочка. - Это мои любовники. Я должна связать им семь носков. Только они очень быстро выбегают из-за угла, и опять убегают. Я успеваю нарисовать носок только на самом маленьком.
Буратино захохотал противно, с подвываниями, но на самом деле он завидовал девочке- вот врать умеет!
- Ну, а еще кто у тебя есть?
- Еще у меня есть семь ежей.
- И им ты должна нарисовать семь шапочек? Уха-ха!
- Нет, им я должна нарисовать семь презервативов. Только они все время рвутся, - грустно сказала девочка.
Буратино аж рот раскрыл: ну и крутая девчонка, знает слово презерватив!
Жаль, что она такая уродливая и нарисованная. Он бы даже мог с ней бегать по дворам - сначала дал бы затрещину, помутузил бы, а потом побегал бы.
Тут раздался скрп и лязг и скрежет - и во двор въехала поливальная машина, и стала поливать стену.
- Что вы делаете! Там нарисованная девочка! - Буратино кинулся к машине, - но никто его не слушал, как будто он сам был - нарисованный на куске старого холста.
А струя била и била в центр стены, и сначала полиняло девочкино платье, потом отмокла одна нога, потом растаял один глаз, потом другой. И только рука с куском мела осталась.
И тут из-за угла по плоской стене вылетела шумная стая лебедей - все в почти дорисованных маечках. И рука дернулась, заплясала, то тут, то там подрисовала - и лебеди подставляли плечи под мелок - и вот уже маечки готовы.
И вот - семь артистов балета оказались у стены - семь лебедей, с мускулистыми ногами и мощными гульфиками. И пошли они к поливальной машине, и свернули ей хобот.
И тогда п плоской стене прибежала стая волков, самый маленький - в полосатом носке, но и на остальных - носки почти дорисованные. И опять рука с мелком, бледная совсем, запрыгала и задергалась - и дорисовала все носки.
И встали рядом со стеной семь молодых хачиков в майках, заросшие черным волосом. И залезли они в поливальную машину, и сделали с теми, кто там был, нехорошее.
И тут прибежали по плоской стене семь ежей - а рука уже совсем смытая, дернулась, нарисовала презерватив на одном - и остановилась. Ну, гордый еж не стал бросать своих друзей - снял презерватив, выбросил, кивнул друзьям - они подхватили линялый потек, который остался от девочки - и понесли его хоронить.
- Подождите! - закричал Буратино. - Подождите!
И он прикоснулся к остатку девочкиной руки с мелком - и сразу стал нормальным, хорошим мальчиком. Раньше-то он был жестоким и деревянным.
Вот, стал он нормальным хорошим мальчиком с детским церебральным параличом, и пополз к себе домой, на костыликах, благословляя весь мир и оплакивая нарисованную девочку. И был он хорошим-хорошим, пока не помер. А это случилось очень скоро.