Грубые руки яростно срывали с меня трусики, царапая бедра и спину. Горячее, как пар из чайника, дыхание обжигало грудь. Я почувствовала, как зубы захватили сосок, а его окаменевшая плоть судорожно билась между моими ногами, пытаясь порвать капризные трусы. "Какой неловкий", - подумала я, шире раздвинула ноги и... начала просыпаться. Сердце бешено колотилось. Дыхание с хрипом рвалось сквозь пересохшие губы. Не открывая глаза, я пыталась удержать яростные руки и это твердое между ног. Но тут я вспомнила, что сплю в одной тонкой ночнушке, и никаких трусов на мне нет. Я окончательно проснулась и застонала от досады. Сон. Школьный девичий сон. Господи! Старая баба а... А все ж таки кто мне снился? Я попыталась вспомнить лицо. Нет, лица я не видела. Оно же было прижато к правой груди. Я потрогала побаливающий почему-то сосок. Середина ночи, а завтра трудный день. Надо бы выспаться. Тело было влажным. Встать и идти под душ? Или не ходить? Черт с ним с душем. Но ведь не засну. А после теплого душа и чая с медом можно попробовать. Стоя под душем, я рассматривала себя в зеркале. И как он мог, тот насильник из сна, польститься на такую мымру? Видно же, что за тридцать, а точнее, под сорок. Бальзаковский возраст. Не красива. Нет, не уродина, а просто не красива. Лицо? Я стерла испарину с зеркала. По отраженному лицу тут же потекли слезы. Лицо не очень. Нос, лоб, глаза. Вот волосы - хороши и, пожалуй, губы. Тело? Вот уж точно не фотомодель. Тут я заметила царапину на левом бедре, как раз на том месте, где его ногти царапали кожу. От горячей воды что-то побаливало и сзади на ягодице. Я извернулась и увидела в зеркале тройной, как от трех пальцев, шрам. Тронула его пальцем, и палец окрасился кровью. Как это? Я лежала на спине, и, если могла сбоку поцарапать себе бедро, то уж сзади...
Я вытерлась, смазала царапины йодом, накинула халат и задумалась. Пока закипал чайник я мучительно пыталась вспомнить, где были мои руки во время этого кошмарного сна. Неужели я помогала ему снимать с себя несуществующие трусики и поцарапала себя сама? Я прикрыла глаза, вспомнила его твердую рвущуюся в меня плоть, несуществующую преграду и вдруг нестерпимо захотела, чтобы он... ну хотя бы во сне.
Старая дура! Кому ты нужна? Кто в тебя рвался? Кто? Фреди Крюгер? Хреново твое дело, Лизанька Петровна! Шутят с тобой гормоны. Мужик тебе нужен какой-никакой. А то и в психушку того гляди.
Заснуть я не смогла и утром с тяжелой головой и какой-то странной неуютностью внизу живота пошла в школу. В старших классах, рассказывая о трансформаторе, я поймала себя на том, что присматриваюсь к рослым парням, пытаясь узнать в них гостя моего сна.
- Коробков, к доске. Так. Расскажи про индукцию и самоиндукцию.
Ваня Коробков играл за сборную школы в баскетбол, был широкоплеч и прыщав. На туго обтягивающих его бедра джинсах была большая откровенная выпуклость. Перехватив мой взгляд, он нагло ухмыльнулся.
- Елизавета Петровна, можно я про мотор расскажу.
- Можно, - вздохнула я, и подумала, нет, не он. Точно, Крюгер из фильма про пятницу залез в постель похотливой старухи и чуть-чуть... Опять я вспомнила сон и низ живота теперь уже откровенно заныл. Я перечислила номера задач, которые ребята должны были решить к понедельнику и сообразила, что вчера была действительно пятница. Зазвенел звонок, по классу пронесся вихрь, и он мгновенно опустел. Я прижала ладонь к животу и подумала, а может ли этот когтистый парень в другие дни, или надо ждать почти неделю?
В учительской, вставляя в ячейку классный журнал, краем уха услышала странный диалог между преподавателем истории Галиной Алексеевной и матерью Хаустова из 9а.
- Да я уж с ног сбилась. У приятелей была, которых знала, звонила... Митька дворничихин говорит: - не ищите, все одно не найдете. Ушел он от вас в большую жизнь. - Я его спрашиваю, в какую такую жизнь? А он: - Бить не надо было человека. Он у вас талант имеет, а вы его лупите кажинный день. - А как его не лупить, когда он деньги, куда ни спрячь...
- В милицию заявляли? - спросила Галина.
- Это зачем? - насторожилась Хаустова, - Побойтесь Бога! Он же не у чужих. Зачем же милиция? Господи-и-и! - вдруг завыла она, - и что мне с ним делать? Вы ведь руководитель классный! Вы с ним хоть говорили, с шелапутом?
- И не раз, - Анна?...
- Васильевна.
- Сто раз говорила Анна Васильевна. Жалуется Феликс на вас. Шрамы на спине и пониже показывал. Зачем же взрослого парня истязать? У него там не просто рубцы, а ранки местами глубокие. Чем били-то?
- Господи! Да ошейник собачий муж сгоряча схватил, а там крючки.
- Несчастный парень, - думала я по дороге домой, - угораздило родиться в семье алкоголиков. Я вспомнила, что как-то приглашала его домой, нагонять, пропущенный во время предыдущего побега, материал.
Войдя в квартиру, я ущипнула себя и вскрикнула от боли. За кухонным столом сидел и ел йогурт совершенно нагой Феликс Хаустов. Он встал и вытянулся в солдатскую стойку.
- Здравствуйте. А что-нибудь вроде колбасы или котлеты у вас есть?
- Пельмени, но их варить надо, - я больше не щипала себя, но очень хотелось.
- Вы лучше не смотрите на него, он надуется, и нам будет стыдно.
- А почему бы тебе, для начала, не надеть трусы?
- Они сохнут. Я бы надел мокрые, но думал, что вы придете только через час.
Он прикрыл свои мужские прелести ладонью. Я поставила сумку с провизией на стол и прошла в ванную. На сушилке висела одежда Феликса. На белой майке и трусах были видны плохо замытые пятна крови. Я взяла большое махровое полотенце.
- Завернись. Нет подожди. Повернись спиной. Опусти полотенце. Господи! Это тебя родители? Тебя в больницу надо.
- Не надо. Зарастет. Не первый раз. Отец это. Поводок схватил, а на нем порфос. Овчарка у нас под машину попала. Единственный друг был. - Феликс вздохнул, обернул бедра полотенцем и сморщился от боли.
- Не замерз? - спросила я, ставя чайник.
- Жарко у вас. Пить хочется. Вы сок купили, можно мне полстакана?
- Можно, а потом я тебя буду йодом мазать и пластырем заклеивать.
Я вынула из сумки хлеб, кефир, пельмени, сметану. На дне лежал литровый пакет апельсинового сока. Сумка была из черной плотной ткани. Я села на табуретку и внимательно посмотрела на курносое симпатичное лицо гостя. Феликс чуть покраснел.
- Да он углами из сумки выпирал и я догадался.
Пакет лежал посредине и никаким углом сумки не касался.
- Ну а как в квартиру попал?
- Феликс нахмурился, поправил полотенце и тоже сел на табуретку. Он уже собрался что-то сказать, но я его остановила.
- Врать мне не нужно. Даже если бы ты умел, то и тогда не стоило бы, а ты не умеешь.
Он положил голову на пластиковый стол и что-то невнятно пробормотал.
- Пообещайте, что не сдадите меня в какую-нибудь лабораторию.
- Куда!? - я окончательно обалдела и выключила закипевший чайник.
- Ну, где психов изучают. Может я и не псих, но...
Он посмотрел на меня, и я почувствовала, что он вот-вот разревется.
- Обещаю. Никуда я тебя не отправлю, если ты все подробно расскажешь.
Феликс вздохнул, почти всхлипнул.
- Вчера за вами следом. Я на лестнице вас ждал.
- И я не заметила?
- Вы не могли. Я наваждение наслал. Вы легко поддаетесь. Я в школе заметил. Я уже пробовал, и у вас можно было журнал со стола взять и все такое. Вы не волнуйтесь. Многие поддаются. Ритка из 8б, Скирдов Олег.
- Чему поддаться? Феликс, я ничего не понимаю. Какое наваждение? Гипноз? Ты умеешь?...- я немного задохнулась и у меня пропал аппетит. Господи! Чушь какая. Значит он уже вчера... Я почувствовала, как загорелись щеки.
- Еще я мысли отгадываю, некоторые. Вы захотели глотнуть холодного сока, и я тоже захотел.
Это был он! Конечно он! Почему же?...
- Я не залез под одеяло, не хотел испачкать его кровью, спина болела и боялся очень. Руками только... Простите. Не мог удержаться. Но в душ за вами не пошел.
Я вздохнула, вытряхнула пельмени в кастрюльку, посолила и залила их кипятком.
Стой прямо и терпи. У меня есть анальгин, но он, наверное, не поможет. Полотенце убери и вспомни уравнения Ньютона, чтобы... Ну, ясно для чего. - Каким же зверем надо быть, чтобы так истерзать мальчишку, - Он что снимал с тебя штаны?
- Да, - сквозь зубы прошипел Феликс.
- И ты не мог убежать?
- Убежишь от него. Он мастер спорта по борьбе.
- Раздвинь ноги. Можешь меня не стесняться, раздвинь.
- Зачем?
- Надо, - правое яичко чуть опухло, и на нем была ссадина. Я немножко сжала его, - больно?
- Приятно.
- Дурачок. Сейчас будет больно, - я смазала ранку йодом. Феликс зашипел, и я на нее подула, - теперь пластырем. Ты о чем думаешь? Я же сказала, чтобы о Ньютоне...
- Не надо было трогать, а теперь...
Я изо всех сил старалась не смотреть, но великолепно видела, как это происходит у взрослого мальчишки. Через минуту я не могла отвести от него взгляд и молчала, чтобы не выдать себя голосом. Он вздрагивал и был напряжен до предела.
- Елизавета Петровна, я чувствую, что вы этого хотите, как и я. У вас все болит от желания.
Феликс повернулся ко мне лицом, поднял юбку и спустил трусы. Почти теряя сознание от невыносимого желания, я положила руки ему на плечи и закрыла глаза. Я почувствовала, как он легко скользнул в меня, и закусила губу, чтобы не закричать от восторга.
- Нет, - приказала я чужим хриплым голосом, но было поздно. Феликс тихо застонал и начал раз за разом извергать в меня горячее.
- Тебе нельзя, отмокнет пластырь, - сказала я ему из ванной.
- А посмотреть можно?
- Можно, - вздохнула я, - теперь тебе все можно.
Мы ели пельмени со сметаной и я старалась не думать о будущем. Чокнулись стаканами с соком и выпили. Я была благодарна Феликсу за молчание. Я сбросила одеяло с постели, разделась и аккуратно сняла с него майку. Трусы он снял сам. Мы молча легли, я прижалась к нему, и на этот раз я не смогла себя удержать. Мой крик совпал с его стоном.
Феликс заснул под утро. Я не спала в эту ночь. Смотрела на его красивую мальчишескую спину в белых полосках пластыря и думала. Стараясь его не разбудить, встала и посчитала мои скромные сбережения. Их оказалось даже меньше, чем я предполагала. Обошла квартирку, прикидывая, что можно продать. Не торопясь часам к десяти пошла в школу. Феликсу на столе оставила записку, два бутерброда с сыром и остатки сока. Директор был чем-то занят. Я попросила у секретаря листик и написала заявление об уходе по состоянию здоровья.
- Елизавета Петровна, вы нас без ножа. Где же мы в середине года преподавателя по физике...
- Ваши проблемы, Зураб Георгиевич. У меня СПИД.
- Что!? Что у вас?
- Справку показать?
Зураб Георгиевич Лиселидзе промокнул взмокший лоб и, стараясь не дотрагиваться до тетрадного листочка, подписал заявление.
- Спасибо, - я протянула ему руку. Не замечая руки, он схватился за телефонную трубку. Из школы я прошла в риелторскую контору, которых сейчас развелось, как клопов в старом диване. На выданные в школе деньги я купила всякой снеди и бутылку сухого вина, потом зашла в скромный бутик с одеждой.
Феликс в ванне тер порошком пятна на одежде. Я села на застеленную кровать.
- Выбрось в мусорный бак и переоденься. Вот пакет. Через три дня мы уезжаем.
В маленьком городке Клавкино все было гипертрофированно, что является ясным признаком дебильности. В центре вальяжно раскинулся гигантский магазин Магнит, где можно было купить все: - от овсянки "геркулес" до японской ЗАГСовой машины длиной в две обычных. В городе располагались две большие ткацкие фабрики, одна из которых производила громадные шали колониальных расцветок, вторая не производила совершенно ничего, но зато была вдвое больше первой. Центральная улица города состояла из особняков, построенных местными текстильными магнатами в конце позапрошлого века. Я купила на ней трехэтажный дом-лабаз с метровой толщины кирпичными стенами, с которых века стекали легким дождиком, с подоконниками, на которых можно было организовать фуршет для местной элиты и с тяжеленной дубовой дверью. Над дверью через день после покупки появилась яркая вывеска:
Сыскное агентство
"Клубничка"
Рагнеда и сын.
Основной профиль - пропавшие дети
любого возраста.
- Куда вы меня привезли? - весело спросил Феликс.
- В большую жизнь, сынок, - серьезно ответила я.
- И вы теперь не Елизовета Петровна?
- Я Рагнеда Львовна, и постарайся называть меня мамой. Можно на "вы". Здесь это принято.
Мы обедали в центральном, величиной с футбольное поле, ресторане. Я доедала громадного судака под соусом из крутых яиц. Феликс пытался обычным ножом распилить бифштекс.
- Мама посмотрите на квадратного мужичка с кольцами и дамой в бретельках.
- Вижу, сынок.
- Пора приступать к работе. Пригласите его к столу. Я бы сам пошел, но там четыре мордоворота. Передайте записку через официанта. Напишите, - жизненно важный разговор. Слово жизненно подчеркните.
Через минуту мужичок, ступая по полу, как боцман по палубе во время шторма, подошел и, молча, плюхнулся на свободный стул. Феликс глотнул минералки и заговорил:
- Слушайте, Ваня, и запоминайте. Дама, у которой на спине прыщей больше чем кожи, имеет скромное желание отправить вас сегодня к праотцам. Яд у нее во внутреннем карманчике бюстгальтера. В левой полусфере.
Окольцованный посмотрел на стол, на меня, на Феликса, издал странный звук, средний между смехом и кашлем, и почти трезвой рысью прошлепал в свое стойло. Дама как-то сразу незаметно исчезла, а квадратный мужик, вытирая мокрое лицо салфеткой, вернулся. Рядом с ним семенил сутулый лысенький старичок в больших круглых очках. Сутулый подошел ко мне и положил на стол толстую пачку зеленых купюр, а окольцованный Ваня обнажил в оскале крупные желтые зубы и разместил рядом с пачкой визитку. Не сказав ни слова, они ушли, но через минуту два официанта отобрали у Феликса недопиленное мясо и установили на столе все заранее приготовленное для визита восточного принца. Я увидела среди этого всего золотистого копченного угря. Феликс накинулся на что-то еще и на рыбу не претендовал. В ведерке стояла замотанная в салфетку бутылка.
Сильно отяжелевшие мы собрались уже уходить, когда к нам вальяжно подкатился директор этого футбольного ресторана и сообщил что для нас здесь открыт свободный счет, и можно, если пожелаем, - на дом.
- Кто же наш благодетель? - полюбопытствовала я
- Владелец текстильной фабрики.
- Которая гонит шизоидные шали?
- Нет другой.
2
В Клавкино я была года четыре назад. Меня привезла сюда институтская подруга Фирочка Лившиц.
- Заповедное место. Дремота уникальная! Настоящая российская Тьму-Таракань. Тетке далеко за восемьдесят. У нее там дом и, надеюсь, кубышка. При царе там жили мои предки по отцовской линии. Клавкино находилось за чертой оседлости, и они там плели свой тихий гешефт. Лихолетье всех раскидало по чикагам и биробиджанам, а тетка с мужем остались. Дядя погиб в сорок втором. Тетка прислала письмо. Зовет. Детей она не нажила, а кубышка с царских времен весьма вероятна. Да и тетю Риву я не видела лет десять.
На Москву накатил невыносимо знойный июль. Ехать в какие-нибудь Гагры денег не было, и я поехала в Клавкино. Тетя Рива мне понравилась. Тощая и веселая. Лучась морщинами, сразу сказала:
- Вы подумали, что я уже умерла, и приехали искать чулок с царскими червонцами. Вы будете очень смеяться, но чулка нет, а я пока есть. Не надо сильно переживать. Здесь большой сад, речка и немножко денег тоже есть. Фирочка, я завещала их тебе. На посвататься к Ротшильду их не хватит, но помянуть тетку и купить красные жигули ты таки сможешь. Но надо чуть-чуть потерпеть, а пока на них капают проценты. Мне хватает на кефир и проклятую кашу, а вам на большую яишну со смальцем и паштет из гусиной печенки с жаренным луком. Как у вас обстоит с трактом? У меня уже не очень. Я имею в виду аппетит. У вас должен быть здоровый тракт и хороший аппетит. Что вы смеетесь? Что я такого сказала, чтобы вызвать хохот? Они молодые, и им весело.
В трехэтажном доме пахло душистыми травами, яблоками и немножко плесенью. Было прохладно, как в погребе. Мы провели в Клавкино остаток каникул ничуть не хуже, чем в пыльной Ялте. Зимой я случайно увидела Фирочку. Она была в красных жигулях, за рулем которых сидел плотный кавказец в традиционной кепке. Фирочка грустно улыбнулась мне и развела руки. Теперь здесь у меня не было знакомых, и я могла быть Рагнедой.
Клавкино было заполнено пропавшими детьми среднего, преклонного и весьма преклонного возраста. Их разумеется искали. "Клубничка" в недельный срок обрела популярность. Клиентов ждал вполне современный офис с диваном уютными креслами и предбанником. В предбаннике царила секретарь Зоечка с телефоном и выходом в интернет. Над ее кукольной головкой размещался двусмысленный слоган написанный старославянской вязью "ищите и обрящите!" Я запретила Зоечке носить юбку мини, которая если что и скрывала, так это наличие или отсутствие трусиков. Зоечка компенсировала это полупрозрачной маечкой почти не скрывавшей ничем не стесненный девичий бюст и совсем не скрывавший ее животик. Для клиенток Зоечка выбрала лицо внучки матери Терезы. Для клиентов меняла лицо в зависимости от возраста и экипировки. Зоечка быстро научилась имитировать робость в отношениях со мной, а Феликса почему-то на самом деле побаивалась. Зоечка направляла посетителей или в мой кабинет для финансовых расчетов и составления бумаг, или в кабинет Феликса, стены которого были поклеены дорогими тисненными обоями с астрологическим рисунком. В его кабинете стояло глубокое, черной кожи, кресло, громадный пустой стол красного дерева и высокие напольные часы с черепом вместо маятника. Череп с красными стеклянными глазами качался и производил впечатление. Часы безбожно врали. Феликс утверждал, что они показывают точное межпланетное время. Раза два в день они "кашляли", и это тоже производило впечатление. Мой деловой прогноз каждодневно сбывался, и мы находили примерно трех из десяти пропавших великовозрастных детей. Как Феликс их находил я не знала и старалась не вникать. Свою работу я упростила до предела. Я складывала гонорары в сейф. Когда их накапливалось много, относила в банк. И я выплачивала деньги клубничным труженикам. Кроме Зоечки в агентстве работало еще трое парней и тетя Валя. Севу прислал наш окольцованный благодетель, когда выяснилось, что из кранов вместо воды течет кофе с сильным унитазным запахом. Откуда брался этот запах я не понимала, так-как после нескольких неудачных попыток мы пользовались общественным туалетом метрах в ста от дома. Ночью это было крайне неудобно, и нас выручал большой яблоневый сад. Из туалетных комнат иногда раздавались жуткие звуки. Феликс сказал, что они его тоже впечатляют, а я решила, что приведения в туалетах не живут и почти не боялась. Мы не успели удобрить весь наш сад, когда пришел рыжий Сева с чемоданчиком. Он сказал, что его прислал Иван Иванович. Уже на следующий день унитазы перестали на нас рычать, а из кранов пошла вода. В доказательство, что она питьевая, Сева выпил два полных стакана. Я предположила, что она может подействовать не сразу, а Сева сказал, что у меня будет время это проверить, так-как нужно менять часть труб отопительной системы и это займет недели две, если ему поможет приятель. Когда пришел приятель, я была потрясена. Он был не просто рыжий, а огненно рыжий. Глядя на мое лицо, ребята расхохотались.
- Вы различайте нас по веснушкам. У Павла они несмываемые, а у меня - только весной.
К этому времени я уже договорилась с тетей Валей. Она выметала из дома пыль и забытые клиентурой порножурналы. Я дала ей агентурное задание. Через две недели она мне доложила, что ни одной водочной бутылки она не заметила. Я достала визитку, позвонила благодетелю и предложила огненной парочке постоянную работу в агентстве. Сева вдруг побледнел. Рыжие очень заметно бледнеют, но, когда я сказала, что договорилась с Иван Ивановичем, он зарумянился и пообещал создать в "клубничке" крымский климат, если я дам деньги на кондиционеры. Третьим клубничным парнем стал Юра. В Клавкино был один таксопарк, который, кажется, тоже принадлежал квадратному Ване. В парке был десяток разболтанных иномарок. Пользоваться их услугами оказалось накладно и неудобно. Феликс иногда срочно куда-то уезжал. Когда появилась возможность, я купила новенькую шестерку и маленький грузовичок для габаритных перевозок. По рекомендации Севы я взяла на работу шофера Юру. Если бы он оказался рыжим, я бы решила, что в Клавкино есть такой же клуб, как в детективе Конан Дойля, но Юра оказался брюнетом.
Ночами Феликс чувствовал, когда я уставала и уходил на маленький скромный диванчик, который стоял тут же в спальне. Иногда я не отпускала его.
- Полежи со мной.
- Вам надо выспаться, мама.
- Да откуда ты знаешь, сынок, что мне надо?
- Когда вы устаете, вы не кричите в конце.
- Я громко кричу?
Феликс зарылся лицом между грудей, потом сунул твердый язычок в ямку пупка и положил ладонь, куда не следовало бы. Его палец медленно пробирался в меня.
- Я ночью кричала два раза, а ты, кажется, успел три. Вынь пальчик. Я буду больна целый день.
- Уже не могу, и вы не можете.
Это была правда. Я протянула руку, убедилась, что он тоже не может и полдня меня пошатывало. После обеда я забралась под одеяло и постаралась заснуть. Господи! Неужели я влюбилась в мальчишку? Влюбилась. И еще как! Было у меня к нему и материнское чувство. Сын. Не забеременеть бы. Рагнеда, сын и внук. Я выпила таблетку и проспала до вечера.
Наше бытие в Тьму-Таракане постепенно превращалось в привычную рутину. Раза два в неделю я звонила вальяжному директору ресторана и в нашем доме-лабазе был тихий семейный праздник с хорошим шампанским и вкусной едой. В отношениях с Феликсом исчезала бурная экзотика и наметилась регулярность. Я случайно заметила взгляд брошенный им на Зоечку и ночью спросила:
- А не женить ли тебя сынок на секретарше?
Он отодвинулся от меня, снял руку с привычного для нас обоих места, и, при свете ночника, я увидела, как сузились и скорбно изогнулись мальчишеские губы.
- Я люблю вас мама.
- Я вас люблю любовью сына и, может быть, еще сильней, - вспомнила я.
- Там - брата, - поправил он. Потом подумал и сказал совсем негромко, но как-то по взрослому: - я тебя люблю, Лиза, как единственную женщину на земле. Если ты меня прогонишь, я не смогу без тебя жить. У меня это не секс, а любовь, и я знаю, что у тебя тоже. Ты думала об этом, и ты меня ревнуешь. Не плачь. Ты спросила. Я ответил.
Я спрятала мокрое от слез лицо у него на груди, и через минуту мы забыли обо всем на свете.
- Вот сегодня я точно забеременела, - устало подумала я и заснула.
Утром я вдруг увидела, как возмужал мой сын и любовник. Исчезла мальчишеская сдобность. Раздались плечи. Ноги, живот, грудь, руки стали мужскими.
- Ты часто бреешься?
- Через день, - улыбнулся он и нежно поцеловал меня.
- Ты будешь спать в отдельной комнате. Когда я захочу...
- Нет, - перебил он меня, - я буду спать с тобой.
Я услышала в его голосе интонации, которых раньше не было.
- Менять надо вывеску, - подумала я, - написать - "Феликс и мать"
В одиннадцатом часу в мой кабинет вошел Феликс.
- Где Зоя? Ты ее отпустила? Там клиенты маются.
- Нет.
Феликс вдруг нахмурился и побледнел. В его глазах появилось странное выражение. Будто он увидел что-то страшное. Он снял трубку телефона и нажал кнопку "гараж".
- Юра, подай тачку к дому... Что!?... Любую! Через пять минут машина должна быть у входа! Ты понял? - закричал он.
- Феликс что с тобой?
- Со мной нормально. С Зоей не ладно. Позвони в милицию. Продиктуй адрес. Скажи срочно. Пообещай деньги.
Я уже знала, что означает этот телеграфный стиль и испугалась. Под окном прогудела машина. Почему-то это был наш грузовичок, который мы использовали для хозяйственных нужд. Ничего не спрашивая, я села в кабину.
- Пулей, Юра! Адрес Зои знаешь? Давай! - Феликс запрыгнул в кузов. У Зоиного дома крутились два блюстителя. Третьего мы увидели в комнате. Он подошел и поздоровался. Рагнеду и сына в милиции знали. На полу комнаты рядом со столом лежал крупный мужчина. Около него суетился плюгавенький мужичек в белом халате.
- Мертв, - сержант покосился на врача, - убит. Феликс, не взглянув на труп, пересек комнату и хотел открыть белую, как в больнице дверь.
- Она в шоке, - сказал сержант.
- Знаю. Она физически пострадала? - спросил он врача.
- Изнасилована. Потеря крови. Сейчас приедет бригада. В больницу надо срочно.
- Почему кровь?
- Не традиционно, - врач покосился на меня, - разрывы.
Первый раз при мне Феликс ругался матом. Потом яростно стукнул кулаком по столу.
- Мерзкая скотина! Она его не видела.
- Почему? - тихо спросил сержант.
- Завязали глаза.
- Там полотенце валялось, - сказал сержант.
- Это кто? - Феликс кивнул на труп.
- Документов нет. Проникающее ранение в сердце. В изнасиловании не участвовал. Он был один?
- Да не видала она! Не знаю.
- Почему не кричала?
- Не могла. Вероятно - кляп. Или рот - ладонью. Но все время была в сознании.
- Когда?
- Утром. Светло уже было.
- Ты это надежно?
- Надежно, Костя, надежно. Если бы она видела его! Все равно найду выродка. Ты мне поможешь.
Сержант кивнул и преданно посмотрел на Феликса. Видимо не первый раз они работали вместе. В комнату вошли четверо с носилками.
Рагнеда Львовна здравствуйте, - поздоровался совершенно незнакомый человек, - этот что ли? - он ткнул пальцем в труп, - а передали гинеколога прихватить.
- Этот не ваш, - вздохнул сержант, - для него я труповозку вызвал. Вам сюда. - Он открыл дверь и все прошли в соседнюю комнату. Я зачем-то прошла с ними.
- Мама останься! - закричал Феликс. Я успела увидать белую нагую Зоечку лежащую на кровати с неестественно раскинутыми ногами. Живот и бедра ее были залиты кровью. Феликс успел меня подхватить и на руках отнес к машине.
- Дайте-ка я вам укольчик, - мужичок в халате разбил ампулу и наполнил шприц.
- Нет, просто воды, - Я обняла Феликса за шею, - ты здесь нужен?
- Да, я отвезу тебя и вернусь.
Домой я возвращалась на милицейской волге. Юра включил мигалку, и через пять минут Феликс укладывал меня в постель. Полежав с полчаса, я доплелась до кухни и выпила стакан горячего очень сладкого чая. Что же это? Случайное нападение зверя? Кто этот парень, который не участвовал? За что проникающее - в сердце? Нетрадиционно. Кровь. Порвал прямую кишку? Гипертрофированный орган? Зверь!
Нет под суд нельзя. Что толку? Убить как бешеного зверя! Или кастрировать! А колония для него... Стоп. Где-то читала или слышала, что в мужских колониях такой секс - единственно возможный. А при больших сроках он становиться привычкой. Я взяла трубку и позвонила Феликсу на мобильник.
- Сынок, узнай у врачей, у гинеколога наверное, был ли с Зоечкой анальный секс. Как она? С ней можно говорить? Может она что-нибудь помнит?... Спит?... Зачем пантопон? Это же сильный наркотик. Узнаешь, перезвони. Дай трубку твоему приятелю сержанту. Костя у вас есть на учете житель Клавкино недавно вернувшийся из колонии после долгого срока?... Посмотрите в картотеке или что там у вас. Если на компьютере, - это быстро. Пожалуйста сразу позвоните мне... Да, он в числе первых подозреваемых.
Я выпила еще стакан чая, размешав в нем три ложки меда. Забрала трубку в спальню, легла и стала ждать. Первым позвонил Феликс. У Зоечки в прямой кишке обнаружена сперма и законсервирована для анализа на ДНК. Примерно через час позвонил сержант. Назвал три фамилии.
- Костя под любым предлогом, или без предлога, у всех троих взять кровь для анализа на ДНК. За деньги, силой, как угодно, но взять. Сегодня. Найти и взять. Передай сыну, пусть поможет.
- Ну вы, как наш полковник, Рагнеда Львовна. Вынь и положь!
- В отличии от вашего полковника я плачу за работу. Ясно?
- Сделаю, Рагнеда Львовна.
Вечером Феликс был молчалив и задумчив. У двоих тест не совпал. Третий оказался беспомощным алкашом с трясущимися руками. У него было надежное алиби. Зоечка после операции, которая длилась почти два часа, пришла в себя, плакала, металась, и врачи снова вкололи ей снотворное. Феликс пытался говорить с ней. Сказала, что ничего не помнит. Убитого парня несколько раз видели соседи. Решили, что вероятно - жених. На ночь вроде бы не оставался. Утром его не видели. Зоечке не сказали, что Глеб убит, но она знает.
- Почему ты решил?
- Знает, мама, знает
- Почему операция была долгой?
- Извини, не хочу рассказывать подробности. Глеб убит. Никто не мешает. Накинулся, зверь! Творил, что хотел. Я этого шалуна найду.
Я посмотрела в лицо моего ребенка и любовника.
- Ты его убьешь? - спросила я и подумала, - или он тебя.
И черная тоска больно сжала сердце.
- Это вряд ли, - с тихой яростью взрослого мужчины сказал Феликс.
Я забыла, что он всегда знает мои мысли.
Мы лежали рядом. Феликс притворялся спящим, а я впервые, лежа с ним, надела ночную рубашку. Даже в неудобные дни я не надевала ее, и бывало так, что ночью приходилось менять простыни.
Как же Зоечка может ничего не помнить? Феликс сказал, что она все время была в сознании. Ведь не сразу этот зверь завязал глаза? Было светло. Жених утром в доме. Значит не просто жених, любовник. Здоровый парень. Крики, борьба. Потом эта рвущая тело боль... Почему соседи не замечали его утром? Остался на ночь первый раз? Я поцеловала Феликса. Он взял мою руку и прижал губы к ладони.
- Зоечка что-то скрывает? - спросила я.
- Давно. И именно от меня.
- Она спит с этим Глебом?
- Она девственна. Нормального секса у нее не было.
- В двадцать лет?
Феликс промолчал. Зоечка приехала в Клавкино почти год назад. Снимала половину крохотного коттеджа. Снимала одна. Родни и друзей нет. Может есть? Зачем она приехала в эту Таракань? Скрывалась? От кого? Нормального секса не было. Может был не нормальный? Чушь какая. Убийство. Извращенное насилие. Почему ее? Случайный маньяк? Зверь пробегавший мимо? Нет. Зверь не случайный. Я прижалась к Феликсу.
- Ты почему дрожишь? - он положил руку на привычное место. Нам не помешала тонкая ночнушка.
- Ребенка надо спасать от зверя, - подумала я, засыпая.
3
Гараж я построила сразу за садом. Я оттянула тяжеленную дверь и вошла. Жигуленок стоял на яме. Юра, голый по пояс, ковырял разобранный движок.
- Что с ним? - удивилась я.
- Здравствуйте, Рагнеда Львовна, - Юра был откровенно растерян, - радиатор заменил и вот...
- Опять на грузовичке?
- Вам далеко?
Я назвала адрес. Юра странно посмотрел на меня.
- Две минуты, Рагнеда Львовна. Умоюсь и поедем.
Дорогой Юра не сказал ни слова и ехал так, как будто знал дорогу. Он остановил машину далеко от центра у четырехэтажного панельного дома с тремя подъездами. У каждого подъезда стояло по скамейке. На средней сидели старушки окружившие старика в морской фуражке с крабом. Я подошла к ним. Оживленный разговор сразу увял. Поздоровалась. Все три старушки вежливо ответили. Бывший капитан кивнул.
- Я расследую дело об убийстве Глеба Сухарева. Он жил здесь. Не могли бы рассказать о нем? Что за человек был? Давно ли живет в этом доме? Может враги у него были?
- Вы из милиции? Так здесь уже были...
- Какая милиция. Из агентства она. Ее Рагнедой зовут, - прокуренным басом сказал старик и нахмурил густые белые брови. - Да ты иди с вдовой его поговори. Она тебе все сообщит. И про врагов и про друзей. Она баба разговорчивая. Ступай вон в первом подъезде на третьем этаже. - он помотал головой, - расследует она.
Крутой старикан. Я разозлилась.
- Может я не так сказала, капитан. Убийцу ищу и найду.
- Поди ж ты? - удивился старик и уже вдогонку прокричал, - боцман я. Не дослужился до капитана.
Я обернулась. Бабульки смотрели на боцмана с восторгом.
Из-за двери девятой квартиры доносились радиовопли какой-то детской программы. Я позвонила. Дверь сразу же открылась и радиопостановка рухнула на меня звуковым обвалом. Передо мной стоял мужчина лет четырех. В том, что он мужчина я не могла сомневаться, так-как он был без штанов.
- Привет, - сказала я.
- Чего надо? - вежливо спросил он.
- Мама дома?
- Ну?
- Позови. Поговорить надо.
- Горюет она.
- А ты умеешь радио прикрутить?
- Зачем?
- А где твои штаны? - перешла я в наступление.
- Сушатся, - честно признался он.
Звуковой штурм вдруг исчез и к нам вышла симпатичная женщина в пестром коротком халатике. Следов горевания на ее лице я не заметила.
- Здравствуйте. Вы жена Глеба Сухарева? - решила уточнить я
- Здравствуйте. Вдова. Зарезали его, - и она, прикрыв рот ладошкой, зевнула, - извините с ночной я. Проходите на кухню. В горнице разобрано. Митька, надень штаны и можешь выйти на улицу.
- Я расследую дело об убийстве вашего мужа. Как вас зовут? Вы давно женаты?
- Вера Васильевна Сухарева я. За Глебом-то? - она начала загибать пальцы, - да месяца три.
- Значит Митя не его сын?
- Нет.
- Давно в Клавкино?
- Как поженились, так и переехали. Он говорил, дела у него тут. Теперь кончились его дела. - она вздохнула, и я подумала, что сейчас заплачет. Но все ограничилось вздохом.
- Какие дела говорил?
- Не спрашивала я. Дела и дела.
- Кем работал муж?
- Так когда работать? Он как вышел мы поженились. Потом сюда...
- Откуда вышел?
- Ну из колонии пришел.
- Он сидел в тюрьме? Долго?
- Пять лет в зоне парился.
- За что? Статью не знаете?
- Нет, не спрашивала.
- Друзья, знакомые были у него здесь?
- Приходил тут один неделю назад. Не знаю друг ли, враг ли. Я им селедочку порезала. Они меня с Митькой прогнали. Сидели тут выпивали.
- Как выглядел гость?
- Видный такой мужчина. На машине приехал.
- Что за машина? Номер не запомнили?
- Темно уж было. Да и ни к чему мне.
- Спасибо, Вера Васильевна. Если встретите случаем гостя на машине, постарайтесь номер запомнить и мне позвонить. Я вам телефончик на листочке запишу.
Что-то в ее ответах показалось мне странным. И Костя не назвал тогда фамилию Сухарев. Пять лет срок не малый. Он же не знал тогда, что он убит. Или знал? Стоп.