Филогумолог Глеб Ставский потерялся на второй день после прилета. Утром поселенцы окраинных земель видели, как длинный нескладный парень с рыжей бородкой, помахивая стиксом и озираясь, пробрался через неплотный зеленый вурс и ушел в пустыню.
- Я думаю, это был он, - старый Густав c острым крысиным лицом опирался на палку и часто кивал головой, - ну а кому же еще быть? Следы? Да откуда им быть следам? Утром всегда метет. Вурс заметает так, что чистить потом приходится. А ты говоришь следы, - он вытер красные слезящиеся глаза и для убедительности покивал еще.
Маленькие песчаные вихри суматошно мотались по пустыне. Надзиратель Крейцер тоскливо посмотрел в низкое серое небо, окинул взглядом близкий, в струящемся мареве, горизонт и сплюнул.
- А ты браслетил его? - спросил старик и тоже сплюнул, - если браслетил, то ему деться некуда. За ним нужно подушку слать. А если не браслетил, то... - старый Густав растерянно посмотрел на надзирателя, еще раз плюнул и, шатаясь, ушел в свою нору. Крейцер огляделся. Жители окраинных земель спали прямо на солнце перед своими норами. Надевать респиратор не хотелось. Он старался дышать поверхностно, но колючий воздух сочился в легкие и вызывал спазматические приступы кашля, которые он с трудом подавлял. Паршивый щенок. Не успел он одеть ему на руку браслет с маяком. Куда его могло занести за эти три часа? Попросить у базы помощь и организовать поиск или найти самим? Надзиратель представил, как он будет их уговаривать, как вежливо, и от этого еще более унизительно, его будет попрекать начальник базы, как потом, ворча и проклиная зыбучий песок, они будут бродить по пустыне, натыкаясь на старые норы кремеров, пугливо заглядывая в них, и, говоря друг другу, что сейчас их здесь быть не может, что молодые кремеры ушли к океану, а старые не агресивны... Господи! Ну что за окаянная планета! Он ведь мог выбирать после окончания курсов. Почему он выбрал ее? И почему именно на него свалился этот бородатый филогумолог? Что тут делать филогумологу? Изучать язык кремеров, если это невнятное злобное бормотание можно назвать языком? Крейцер досадливо крякнул и пошел кочегарить дряхлый песчаный катер на воздушной подушке.
Глеб брел по пустыне, тыкал стиксом в песок и маялся от тоски, жажды и собственной безнадежной глупости. Почему, почему он сбежал именно сюда? Безжалостная ярость звезды. Дремучие агрессивные аборигены живущие в песке. Царапающий легкие воздух и лютая тоска о ней, о ее губах, о ее... Нет, вот об этом вспоминать нельзя. Он и прилетел сюда, чтобы забыть, чтобы не свихнуться... В черноте глубокой норы Глеб увидел глаза. Кремер! Кажется они умеют прыгать прямо из норы. Он перехватил стикс и приготовился к защите.
- Уж не собираешься ли ты ударить меня палкой? - кремер говорил чуть повизгивая, но Глеб его понимал, - я сижу в своем доме, терпеливо жду ночь, чтобы выползти и поискать какую-нибудь еду, а он тут ходит по чужому песку со своей огненной палкой. Ты можешь положить палку подальше, сесть на мой песок и поговорить со мной. Все ушли к океану резвиться с девками. Их, правда, мало, но каждая родит двух, а то и трех, детенышей. А я тут остался один.
Глеб положил стикс не очень далеко от руки и сел рядом с норой.
- А ты почему не ушел?
- Я стар и уже высох. Мне нечем порадовать девочек. И жирные ящерицы, которых я иногда ловлю не радуют меня, как раньше. Я теперь и не знаю нужно ли мне жить. Может тебе и в самом деле ударить меня палкой и убить? Ты как думаешь? А зачем вы спустились? Почему не остались на звезде? Я думаю, там можно засохнуть от жары, если там нет океана. А там есть океан?
- Нет. - Глеб глубоко вздохнул и с полминуты кашлял.
- Вот я и говорю уродливой Соу, что там нет воды, и поэтому вы оттуда сбежали. Она мне не верит. "Совсем без воды, - говорит, - не бывает." Ты ей расскажи, что бывает. Она вечером приносит мне гусениц, которых сама разводит, и жалуется на свое уродство. Вот уж не повезло девке. Со стороны посмотреть, могла бы рожать и рожать. И парни около нее крутились, звали на берег. Боится. А чего боится? Ну был случай, набросились на нее в вурсе окраинные мужики. Так зачем к ним в вурс ходить? Не надо к ним ходить. Живешь в песке и живи. Грибы какие-то. Их и есть-то противно эти грибы, и живот после них болит. Да и не сделали ей тогда ничего эти выродки. Отбили ее наши. Ну помяли ее чуток, так это здоровой девке только на пользу. Ты как думаешь?
- Не любите вы окраинных поселенцев?
- А чего их нам-то любить? Вы их любите. Кормите их, вурс сажать заставляете, своим словам учите. Они и разговаривать с нами теперь не хотят. Вот девку нашу поймать и покалечить так, что она потом рожать не может, это они умеют. Своих то нет, вот они и кидаются. У вас-то девки есть, которые на звезде жили? Я думаю, должны быть. Иначе как же? Совсем без них нельзя. Ты как думаешь? - старик вылез из норы и лег на горячий песок рядом с Глебом. После короткой четырехчасовой ночи с шалыми сновидениями Глеб вдруг невыносимо захотел спать. Он надвинул на глаза широкополую шляпу, положил руку на стикс и задремал, прислушиваясь к невнятному бормотанию старого кремера.
- Ты зачем за свою палку хватаешься? Меня боишься? Не нужно тебе меня бояться. У меня сил нет кидаться на тебя. Да если бы и были, я бы тебя не тронул. Когда-то очень давно человека ели, а теперь мне и думать об этом неприятно. И тощий ты. Одни кости.
Глеб закрыл глаза и ему опять привиделась их лагуна с голубой теплой водой. Они плавали в ней нагие и счастливые. Зоя плавала лучше и каждый раз ускользала, когда он пытался ее поймать.
- Да нет, он живой. Не мог он так быстро умереть. Просто глаза закрыл и думает, как бы нас увести с собой к поселенцам. Или ни о чем не думает, а спит. Сидя можно спать? Как ты думаешь?
Глеб открыл глаза и увидел нагую девушку. Она была совершенно не похожа на Зою, но у него сильно застучало сердце, и он опять закашлялся. Ничуть не стесняясь своей наготы, девушка пристально смотрела на него.
- Ты прав, Кун, он пока живой, но звездный человек болен. Ему надо съесть корень желтого цветка, который растет в вурсе, - низкий голос был приятен и чист. В нем не слышалось обычного повизгивания аборигенов. Глеб был уверен, что в плотном колючем вурсе цветы не растут.
- Соу тоже нездорова, - сказал он.
Девушка метнула злой взгляд на старика и нахмурилась.
- Я здорова. Просто я не хочу, когда их много.
- А когда один? - неожиданно для себя спросил Глеб.
- У нас так не бывает. Остальные тоже набрасываются потом.
- А как же иначе? Наедятся красной рыбы и водорослей. После этой океанской травы никакого терпения нет, - вспоминал старый кремер, - если девки все заняты, готов на парня кинуться.
- Мы живем по другому, - зачем-то сказал Глеб, услыхал треск мотора и увидал приближающееся облако песка, - это вероятно за мной.
Катер остановился в деяти метрах от них. Из него вышел Крейцер и механик. Старик уполз в нору и, молча поглядывал оттуда. Девушка смотрела на подошедших, как показалось Глебу, с вызовом. Крейцер посмотрел на часы.
- Полтора часа вас ищем, Ставский. Завтра отправлю вас в центр и посоветую начальнику базы первым же рейсом вернуть вас на Землю. Идите в катер.
- Это моя работа. Я сюда прилетел налаживать отношения с кремерами. - Глеб встал, взял стикс и ссутулившись побрел к катеру.
- Вижу, вижу. Потом у них появляются рыжебородые особи с шкодливым характером.
Глеб остановился и нахмурился.
- Крейцер, дайте мне браслет с радиомаяком.
- Зачем вам? Я вас завтра утром...
- Бросьте! Никуда вы меня не отправите. Дайте мне браслет. Я сейчас разряжу стикс в двигатель и вы...
- Сбесился! Меня предупреждали, что вы... Опустите стикс! Черт с вами, возьмите маяк. Виктор, отдайте ему свой. На базе получите другой. У меня с собой нет.
Глеб взял у механика браслет и подошел к девушке.
- Протяни мне руку.
Та, ничего не понимая, растеряно смотрела на раздраженных ссорящихся мужчин прилетевших к ним со звезды. Глеб схватил ее левую руку и мгновенно защелкнул на на ней браслет.
- Это звездное украшение, береги его. Я к тебе вернусь, - сказал он и, не оглядываясь, быстро зашагал к катеру.
В просторном пластиковом куполе станции было свежо и почему-то пахло лежалыми яблоками. Крейцер был растерян. Начальник базы разговаривал с ним, как всегда вежливо, но коротко и сухо. Ставский останется на станции вопреки его, Крейцера, желанию. Более того, ему предложено быть с филогумологом-хулиганом корректным и относиться снисходительно к его возможным отклонениям от штатной дисциплины. Ему объяснили, что у рыжебородого заслуги перед Советом, с которыми нельзя не считаться, и начальству очень бы не хотелось вникать в их конфликт. Конфликта просто не должно быть. Если же таковой все же возникнет, то его, Крейцера, готовы отправить на Землю, на давно заслуженный отдых. Делее этот вежливый сухарь предупредил, что на станцию с океана движется циклон и две минуты говорил о местном климате, который вызывает даже у весьма уравновешенных людей раздражительность и неадекватную оценку ситуации. Крейцер вспомнил, как филогумолог направил стикс на катер, и какое у него, при этом сделалось выражение лица. Разряд высшего уровня разнес бы единственный катер станции в пыль. Заслуги. Какие у щенка могли быть заслуги перед Советом? И почему заслуженный щенок оказался в дальнем космическом захолустье на его шее? Был на Земле хороший человек, который мог бы ответить на эти вопросы, но непосредственная связь станции с Землей, хотя и возможна, но не предусмотрена инструкцией. Рискнуть? Поднакопить энергию солнечных батарей и тайно... Нет, тайно не получится. Крейцер нажал клавишу громкой связи.
- Филогумолога Ставского вызывает руководитель станции!
Глеб вошел в купол, снял респиратор и принюхался.
- Чем это у вас тут, Крейцер? Чем-то не свежим. "Рыба на солнцепеке?"
- Прихоть древнего ароматизатора. Можно привыкнуть. Это "яблоки в саду". Если переключить на "свежее сено" или "клубника весенняя" будет еще хуже. Не обращайте внимания, Глеб. Садитесь. Я хотел вас предупредить. На район станции надвигается песчаная буря, поэтому прошу (до беседы с начальством он бы сказал "запрещаю") не покидать территорию станции. Кремерам плевать, закопаются в песок и переждут, а вам может не поздоровится. И вот еще что. Возьмите у Хаустова браслет с маяком и предупреждайте меня перед любым вояжем в пустыню.
- Разумеется, разумеется Крейцер, но вы ведь не всегда на станции.
- Где бы я не был, я всегда на связи, - руководитель станции помолчал полминуты и спросил, - скажите, Глеб, а вы бы и в самом деле могли разнести катер?
- Вероятно, - ответил филогумолог скучным голосом и пожал худыми мальчишескими плечами.
Сбесившийя песок пытался содрать с головы шлем, порывами хлестал комбинезон, вырывал из рук датчик локатора. Песчинки застревали в сетке респиратора и мешали дышать. Задыхаясь, Глеб продирался сквозь бурю и вспоминал Пандору. Пожалуй там было еще хуже. Вместо бешеного песка там была бешеная вода со льдом, и он так же, как сейчас, ломился через бешенство стихии к женщине. Там он отнял Зою у смерти. Он вспомнил, как вытаскивал ее из перевернутого и почти затонувшего вездехода, сброшенного бурей в бездонное гнилое болото. Вспомнил изуродованные трупы друзей. Зоя тоже казалась мертвой, но он, рыча, вытаскивал ее через моторный люк. Она стала его женой. Не могла не стать женой спасителя. Решила, что благодарность дружба и привязанность заменят любовь. А может была любовь? Нет, не было. Она пришла к ней позже к человеку вдвое старше ее, к инвалиду. Она боролась. Боролась как могла. Да разве можно бороться с любовью?
На индикаторе прибора выскочил ноль. Глеб оглядел воющую, мятущуюся пустыню в поисках норы, поднес индикатор к очкам шлема. Ноль. Он сел и начал разгребать руками песок. Не сразу, под слоем песка он нашел решетку сплетенную из прутьев. Понадобилось еще полчаса, чтобы он сумел сдвинуть заслонку и заползти в наклонный ход норы. Внутри было темно и тихо. Глеб включил на шлеме фонарь. Нора в плотном слежавшемся песчанике расширялась книзу. Соу спала. Крепко спала, посапывая и даже, изредка, постанывая во сне. Глеб растерянно смотрел на нагую спящую аборигенку. Вдруг он снял шлем и начал судорожно сдирать с себя комбинезон. Соу проснулась и, молча, при свете фонаря, наблюдала за ним. В норе было тесно, и Глеб изрядно исцарапался о шершавые стенки.
- Я тебя ждала, - сказала Соу, - я нашла корень желтого цветка. Теперь я рожу звездного малыша? - в ее глазах были слезы.
На высокой отвесной скале сидел седой человек. Лицо его уродовал длинный глубокий шрам от левого уха до горла. Внизу в теплой голубой воде лагуны плавали двое. Удивительной красоты нагая женщина почти не умела плавать и худощавому мужчине с нелепой бородкой приходилось ее поддерживать в воде. На песчаной отмели резвился их сын. Мама вышла на берег и понесла его в море. К человеку на скале подошла молодая женщина. Она заглянула вниз и положила руки ему на плечи.
- Ты опасно сидишь. Я приготовила завтрак. Пойдем домой.
- Красивая дама. Вероятно с островов Полинезии. Странно, что она не умеет плавать.
- Он быстро ее научит. Он хороший учитель.
- Ты знаешь его, Зоечка? - удивился мужчина. Он с трудом встал и, хромая побрел к бунгало, стоящему почти рядом.