Всю свою жизнь Светка Задорожняя прожила с бабушкой Елизаветой Аркадьевной. Мать она практически не видела. Помнила только сладковато-душный запах цветочного одеколона и серое тепло колючего пухового платка, к которому прижимала ее родительница перед отъездом на Север.
Детство пролетело, как легкий ветерок. Забот Светка по малолетству не знала, да и претензий у нее особенных не было: есть, что надеть да поесть - хорошо, нет - ну и ладно, как нибудь. Бабка души в ней не чаяла. Ломалась за три дворницкие ставки, воровала у мусорщиков пищевые отходы и продавала за гроши им же, собирала порожние бутылки, сдавала угол угрюмому украинскому гастарбайтеру (слава Богу, хороший человек - только ночевать приходил; себя соблюдал; вина не пил; приходя, лоб крестил на Гагарина, из "Работницы" вырезанного; деньги платил аккуратно), пальто-платья на старой ручной машинке шила-перелицовывала. В общем, крутилась, как могла, только бы дитё не страдало.
Светка росла, словно трава - играла в мяч, пыхтя и шаркая красными сандалиями, чертила куском кирпича на асфальте классы, прыгала в скакалку, сбивала в кровь коленки и заклеивала их смазанным слюнями подорожником, летом болела корью и свинкой, зимой - гландами и гриппом...
2.
По ее расчетам бабка должна была преставиться 29 февраля, аккурат к празднику, так сказать, в качестве подарка. Вроде бонуса в супермаркете. Подарки Светка любила, тем более что перепадали они редко. Даром, что День рождения раз в четыре года, так еще, в силу ее неуживчивости, людей, желавших одарить ее, было неприлично мало: дочь африканского народа, подруга сурового детства Ленка Маримба; Егор Титов (Тит), сын тети Инги, инвалид-колясочник, обреченный жить и мучиться в коммуналке через площадку да вечный сосед по парте в школе и ПТУ (Лицее Моды и Дизайна), Серега Голубчик.
В последнее время, после отмены льгот, по Светкиному счету денег на лекарства для Елизаветы Аркадьевны уходило слишком много. А у Светки и у самой забот было выше самой высокой крыши. Посудите сами: колготки дэн хотя бы на 80 - полтораста рублей, помадка там, блеск для губ "Мейбилин-Нюёрк" - снова полторы сотни, тампаксы еще... Не напасешься. А на пиво, а сигареты? Всё же на бабкину пенсию. "Легче придушить, чем прокормить", - как-то кстати, сидя под лестницей в курилке, согласилась с ней Маримба, - "Тем более, что тебе по малолетству, как потерявшей кормильца, сто процентов пособие причитается. И хата своя. А ее продать - как два пальца об асфальт. Цены на жилье, теперь, знаешь какие?! А себе комнату в коммуналке купишь. Мы с матерью живем - и ничего. Тит вон всю жизнь в густонаселенке. А денежки всегда пригодятся". На том и порешили.
Спервоначала Елизавету Аркадьевну решили отравить просроченными таблетками. "Сестра Сашки Найденовой хотела кончить с собой, выпила всю аптечку - так пожелтела как канарейка, еле откачали. Теперь - инвалид. Бабка старая - точно коньки бросит", - просвещала многоопытная Маримба. Бурую микстуру из валерианки, сахарного сиропа и старых медикаментов настаивали неделю, пока все пилюли не растворились. Блюдо было подано, как чудодейственное средство от всех недугов, привезенное из Китая Голубчиковой мамашей. Однако от снадобья старуху только пронесло, после чего ей заметно полегчало.
Если враг не сдается, его уничтожают. Эту светлую мысль Светка подцепила из книжки "В мире мудрых изречений", доставшейся ей в числе немногих мелочей в наследство от матери и верно служившей ей в трудную минуту.
Бабку надо было "заказать". Инициативу в этом деле взяла на себя Ленка, видимо сказывалась горячая папашина африканская кровь. Кастинг киллерам устроили в актовом зале училища. Соискателей было двое: бритоголовый молодец с белыми, как у дохлого судака глазами и невзрачный бомжеватый мужичок, тут же потребовавший аванс "на поправку". Скинхеда отвергли сразу за слишком вызывающий и наглый вид, тем более что сумма в валюте, запрошенная им была явно нереальной. Второй душегуб в качестве гонорара назначил три с половиной тыщи рублей и литр спирта "на протирку оружия". Столковались на двух и бутылке водки. Поначалу Светка засомневалась в профессиональной пригодности наемника, но тот заверил: "Будь спок, дочка - не впервой. Сделаем в лучшем виде". Его слова почему-то успокоили девиц, и заранее заготовленный аванс, а так же специально для случая изготовленный дубликат ключей от дома перекочевали в объёмистый карман исполнителя.
Квартира, в свое время стараниями Елизаветы Аркадьевны превращенная из малонаселенной коммунальной в отдельную, была не то что бы лакомым куском, а просто заслуженным, всем Светкиным несчастным на этом свете существованием, призом. Район не сказочный - Весёлый Поселок, однако распашонка, она и в Африке распашонка. Две светлых комнаты, раздельный санузел и довольно приличная кухня - было о чем задуматься будущим риэлтерам. Ушлая в жизненных вопросах Ленка прикинула, что после всех возможных издержек за жилище можно было получить тысяч тридцать, тридцать пять.
Внеся аванс, гомункулусы притаились и стали ждать судьбоносного события, стараясь всем своим поведением показать полную непричастность к скорому преступлению. Они из кожи вон лезли, придумывая себе алиби поцветистее. Но дни шли, а Елизавета Аркадьевна как жила себе потихоньку в своем старом кресле, так и продолжала здравствовать, и ничего ей, старой карге не делалось. Через месяц стало ясно, что "киллер" развёл девиц как последних дур. Светке стало обидно до рёва, а пуще всего было жалко аванса, кровных денежек оторванных от нежного девичьего сердца, сэкономленных на пудрах и помадках со сникерсами. Потому, размазывая по лицу детские слёзы пополам с тушью для ресниц ("Волиум-экспресс", двойной объём) и мало чего соображая, она взяла ночью с дивана вышитую болгарским крестом подушку и, положив на заострившееся от возраста старушечье лицо, навалилась на нее всем своим растущим организмом и держала так до тех пор, пока маленькое бабкино тело не перестало дергаться и дрожать.
3.
В течение всего судебного заседания, как ни старалась судья, усталая немолодая тетка в нелепой черной мантии с серебряными застежками у горла, Светка не проронила ни слова. Не сказала она ничего и тогда, когда зачитали приговор: четыре года колонии общего режима. Безучастная ко всему она стояла, опустив руки с большими, красными в цыпках кистями вдоль тела. В ушах, словно из МР3-плеера звучала детская песенка: