Петрович Георгий : другие произведения.

Формула счастья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    И хотя он точно знал, что времена переменились, и что раньше нужно было издаться для того, чтобы разбогатеть, а теперь, наоборот, нужно было разбогатеть для того, чтобы издаться, всё равно писал и надеялся, надеялся и писал.

   Михаил Логинов проснулся с тяжёлой головой. Глупейшее сновидение, яркое, чётко осязаемое на физическом уровне с навязчивостью бреда терзало его всю ночь. Сон материализовался из вечерних раздумий о смысле фразы: "Не клевал тебя ещё в задницу жареный петух" или "Вот, подожди, клюнет тебя в задницу жареный петух, тогда узнаешь".
   "Почему жареный, почему это жареный, а не живой? - думал, засыпая, Михаил, и вот отлетев на приличное расстояние от грустной действительности на крыльях Морфея он увидел, как хорошо прожаренный, с румяной корочкой на окорочках, и почему-то с необыкновенно грациозной лебединой шеей петух слишком раскованно для ограниченного пространства кровати прошёлся по периметру постели, взглянул злобно радостно скосив голову, прицелился и ударил клювом по....
   В том-то и дело, что Михаил лежал во сне на спине, а удар, каким-то непонятным образом прошёлся по ягодице. И как это часто и бывает во сне, - было не так больно, как страшно, и что самое ужасное - у него не было сил стряхнуть с себя эту наглую птицу. Да что там стряхнуть? Рукой не мог повернуть, позвать на помощь не мог. А петух всё клевал и клевал, пока его не разбудила жена: "Повернись на бок, кричишь на весь дом".
   Михаил забывал сны. Поэтому он тут же взял карандаш и записал в блокнот: "Сон про жареного петуха". Теперь нужно было дождаться, когда жена уйдёт на работу, чтобы начать творческий процесс. Жена посмеивалась над его поэтическими упражнениями: "Сейчас пишут все, кто знает русский алфавит, пишут все, кто остался не у дел".
   Последние слова ранили особенно, потому что были справедливы. Он инженер-строитель, диплом которому не подтвердили в Германии, здоровый мужик в пятьдесят лет, ни одного дня не работая, прочно уселся на социал, и теперь вместо того, чтобы учить язык, искать хоть какой-то заработок, сидел ночами над виршами в бесплодном ожидании Музы, наивно полагая, что его стихи будут услышаны, что его слова ждут с нетерпением потенциальные читатели, словом он чувствовал всё то, что и должны чувствовать начинающие графоманы.
   Михаила вывезла за кордон немка жена. Нужно сказать, что он и сам страстно хотел покинуть страну проживания, но, интуитивно предполагая неизбежную тоску по родине, говаривал, будучи под градусом: "Лучше я умру от ностальгии там, чем от ненависти к коммунистам здесь. Они голову должны посыпать пеплом и ползти по России, прося у людей прощения за все мерзости, совершённые ими, начиная с семнадцатого года: за голод, за Гулаг, за бессмысленные жертвы во время войны гражданской и Отечественной, за Павликов Морозовых, за тридцать седьмой год, за беспризорщину и за многое другое. А они - суки привилегированные сидят на съездах и слушают шамканье косноязычного".
   Михаил ненавидел Хрущёва за то, что по его велению была дана обратная сила закону, ссылаясь на который послушный судья вынес смертный приговор за валютные операции безобидному по нынешним меркам Рокотову. Он не мог без нецензурных комментариев видеть, как Брежнев "сиськимасиськает" по бумажке, он закрывал телевизор чёрной шалью, как клетку с чересчур болтливым попугаем во время трансляции по нему заседания очередного партийного съезда, он кидал домашними тапочками в телевизор, когда на голубом экране появлялся борец с российским алкоголизмом бескостный Горбачёв, по вине которого были вырублены под корень элитные сорта виноградной лозы. Он столько раз и так обстоятельно объяснял причину своей ненависти ко всем коммунистическим вождям, что устал, наконец, и стал без особого энтузиазма задавать непонятливым оппонентам всего один вопрос: "Ну, назовите мне, хотя бы один процветающий коммунистический режим, где на том или другом этапе не были бы потоплены в крови его обитатели? Назовите, и я завтра же вступлю в партию большевиков. Молчите? А что убийство хуйвейбинами (он специально заменял "н" на "й" - так слово звучало непристойней) миллионов своих сограждан, вам нравится? А горло пальмовыми листьями перерЕзать половине своих сограждан в Кампучии? Это вам как? Красные кхмеры вам нравятся? Вождь их - людоед Пол Пот вам нравится? Милые люди, не так ли? На Кубе не было большой крови? А карточная система распределения продуктов в течение полувека, где? Не на сытой ли в прошлом Кубе? Северная Корея, может быть жирует? Жирует один Ким Чен Ир, а все остальные голодают! А почему тогда южная Корея процветает? Почему?".
   Он немножко не дождался распада СССР - уехал раньше, но был уверен, что Ельцин доведёт дело до конца и добьёт коммуняк, и когда такая возможность была упущена после подавления августовского путча, он люто возненавидел не только Бориса Николаевича Ельцина, но и председателя конституционного суда господина Зорькина, отказавшегося признать коммунистическую партию не легитимной. И странное дело! Где-то в глубине души он даже был доволен последним обстоятельством, потому что он не мог, якобы, позволить себе возвратиться в страну, где так и не был осужден кровавый коммунистический режим, унесший жизнь миллионов ни в чём неповинных граждан.
   О возвращении Михаил стал думать буквально с первых дней эмиграции. Запах свежей клеёнки преследовал его. Когда-то в детстве его определили в пионерский лагерь, и вот этот первый безумно тоскливый вечер без привычного окружения, без мамы; с солдатским построением в дурацкую шеренгу, выстроенную из незнакомых чужих детей, почему-то врезался в память вместе с резким запахом новой клеёнки в столовой. Благополучная Европа имела для Михаила совершенно определённое послевкусие. Чужбина враждебно пахла резиновой клеёнкой.
   Он сбежал тогда из лагеря домой и не вернулся в коллектив отдыхающих пионеров, хотя деньги, уплаченные за путёвку в пионерский лагерь родителям, конечно же, не вернули. Как просто всё было в детстве. Убежал домой и всё! Если бы можно было так же легко возвратиться в Сибирь из Германии?
   Пристально следил Михаил за жизнью в России, и всё ждал чего-то, всё думал, просчитывал варианты. Он прочитал в русскоязычной газете объявление, позаимствованное из какого-то печатного органа российской глубинки: "Продам ребёнка за валюту, чтоб было чем кормить другого" и разразился целой поэмой по этому поводу. Там было всё: от гневного осуждения властей, доведших бедную мать до крайней степени нищеты, до взывания к их совести и до обращения к России с определением "святая":
  
   Опять босая и нагая,
   Куда бредёшь святая Русь?
   Тут снег пошёл, тихонько тая
   С моей души нагар смывая.
   Куда б не шла, к тебе вернусь!
  
   Стихи он написал, а сам не вернулся. А между тем, всё устаканилось в России: Ельцин добровольно ушёл, рублик потихоньку стабилизировался, обнищавшие поправили свои дела, многие коллеги открыли хитромудрые разноплановые строительные фирмочки, что было выгодно по двум причинам - резкое подорожание стройматериалов и безмерное подорожание строительных услуг. Особенно хорошо стригли бабки изготовители стеклопакетов и металлических дверей. А как заработали коллеги денежку, так стали ездить за границу, только в отличие от Михаила - наберутся люди впечатлений и к себе домой, а он так и не вернулся - всё сидел в квартирке, оплачиваемой органами социальной защиты малоимущего населения, и всё терзал клавиатуру компьютера, надеясь создать шедевр. Долбил одним пальчиком по буковкам клавиатуры и сам стеснялся своего занятия:
  
   Рассказы, повести, стишочки
   Который год уже подряд.
   И вот уже с утра ни строчки,
   И дню, оконченному рад...
  
   Нельзя сказать, что он совсем уж зря тратил время - его рассказы и стихи печатали в русскоязычных литературных журналах, но когда первый восторг после появления его повести в литературном альманахе прошёл, он понял, что его успех - это успех местного значения (тираж в пятьсот экземпляров); понял и совершенно определённо осознал всю тщетность литературных занятий и очевидную неисполнимость задуманного. А прозрев он заскучал, и намарал что-то очень ностальгическое, где было в конце:
  
   Судьбой навязанная праздность,
   Похуже тяжкого труда.
   Прёт в рифму слово: безотрадность.
   Беру охотно, с ним года
   В тоске прожитые в Европе
   Провёл, набив мозоль на жопе.
  
   Европа удачно рифмовалась, по мнению поэта кроме вышеприведённого варианта только с Пенелопой. А Пенелопа - вернейшая супруга из смертных, ни коим боком не притягивалась к жареному петуху.
   Михаил дождался, когда его жена уйдет, и принялся за поэтизацию сна. Он покумекал немного и сразу же споткнулся о слово петух. Петух - протух - потух и всё, пожалуй. Он напрягся и родил:
  
   Смотрю, а по постели бродит огромный жареный петух
   Удар! И свет в глазах потух!
  
   Тут сочинитель справедливо отметил погрешность в поэтическом размере, но решил продолжить, чтобы потом подчистить неудачные места:
  
   Всю попу исклевал, зараза.
   Уж я орал, я голосил!
   А он попил из унитаза,
   И как духами оросил....
  
   Михаил старательно перечислил все предметы, орошённые злобным петухом от магнитофона до телефона, нашёл выражение "попа" слишком жеманным, а назвать своим именем то же самое на букву "ж" - он не осмелился, - никто не опубликует эту "ж". Он отложил в сторону тетрадь, уставился в телевизор и задумался. На экране какой-то борец из Казахстана так кинул через бедро немецкого полутяжа, что тот звучно шмякнулся при падении на спину и как прилип к ковру, даже не пытаясь стать на мост и избежать фиксации факта туширования судьёй.
   "А вот спроси меня - думал Михаил, смахнув слезу умиления - патриот ли я своей Родины? Слишком патетично конечно для меня лично звучит слово: "патриот" и, тем не менее, я - патриот, иначе как объяснить эту радость за казаха, да что там радость? Слезу, падла, вышиб у меня спортсмен, а почему? Я ведь не знаю его, первый раз в жизни вижу, а радуюсь за него. Почему? А потому как он - наш. Да, да, он - наш и всё тут. А все остальные - не наши. Значит и я - латентный патриот. А зачем тогда я оттуда уехал? И что я здесь приобрёл? И что приобрела здесь жена? Дипломированный врач терапевт "путцает" (putzen - убирать, наряжать, вычистить - пер. с немецкого - прим. автора), у богатеньких немчиков и что самое удивительное - радуется тому, что ей позволили пройтись с половой тряпкой по чужой квартире. А вот предложи ей в бытность нашу в Сибири делать то же самое, какой-нибудь начальник, ну, скажем, главный врач района или директор совхоза, куда бы она его послала с его выгодным предложением? Что-то уродливое происходит с эмигрантами. А скорей всего это и не уродство вовсе, а закономерность, когда тщательно скрываемое на родине паскудство с фатальной неизбежностью проявляется за рубежом. Хлебосол превращается в жадину, весёлый становится нытиком, дамский угодник перестаёт волочиться за мамзелями и становится гнусным моралистом, храбрецы превращаются в трусов, и как же им не превратиться, когда за один удар такой штраф припаяют, что не возрадуешься, а самое главное и самое ужасное - это то, что все, абсолютно все уехавшие становятся болезненно завистливыми. Этот порок наблюдался и на родине, что уж тут скрывать: любой двуногий в большей или меньшей степени заражён этим недугом, но здесь это позорное чувство принимает совершенно чудовищные формы и отравляет существование, ну, прямо как в песне у известного барда: "Калечит души, мысли травит, переиначивает сны".
   Михаил неприязненно относился ко всем, кто лучше его выучил немецкий язык, он избегал общения с теми, кто смог найти себе работу, ну, а с теми, кто ухитрился построить себе дом, он прервал отношения раз и навсегда. Он понимал, что построить дом в Европе - это тебе не в деревне Лукерино пятистенник срубить, - кабала лет на двадцать и финал непредсказуемый (заболел, лишился работы и пойдёт дом с молотка), - понимал, но тяжко завидовал и тайно желал, чтобы все домовладельцы заболели, лишились работы, не смогли расплачиваться за ссуду и осознали, наконец, идиоты, что жизнь в кредит - не сахар!
   Некоторое утешение: сладость с горечью утраты, давали воспоминания о прошлой жизни. Вспоминал и неоднократно рассказывал, как однажды улетел в Москву, хотя билетов не было и что самое приятное - сам актёр Александр Калягин не смог вылететь (застрял транзитом с группой таких же лицедеев, как и он), а он - Михаил даже в очереди не стоял. Поднялся наверх к самому главному, (делал ему в своё время евро ремонт) и пока он пил с ним кофе, прибежала в кабинет кассирша и услужливо вручила ему билет на ближайший рейс.
   Вот эта утрата собственной значимости и ранила сильней всего. Вот её то, безвозвратно утерянную, и хотелось вернуть. Вернуть, но как? Ушли годы, а с ними обаяние молодости; поменялись условия игры - появились сертификаты, лицензии, а вместе с ними и многочисленные молодые наглые конкуренты. Михаил понимал, что его поезд ушёл, но мечтал, по-маниловски мечтал о собственной фирме, и это давало ему силы не спиться в эмиграции и не деградировать окончательно. Он давал себе отчёт в том, что организация собственного бизнеса потребует денег, которых у него не было и не будет, скорее всего, но спасительная надежда на то, что всё само собой образуется, каким-то волшебным образом не покидала его.
   Гонорар! Заветный крупный гонорар! Вот, что спасёт его от безденежья. И хотя он точно знал, что времена переменились, и что раньше нужно было издаться для того, чтобы разбогатеть, а теперь, наоборот, нужно было разбогатеть для того, чтобы издаться, всё равно писал и надеялся, надеялся и писал.
   Он помучился безрезультатно с поэмой про жареного петуха, решил дать сюжету отлежаться, а пока он должен был реализовать другую идею. Он был недавно на хвалёном немецком карнавале; стоял на тротуаре, а мимо шли и ехали в колясках, влекомых тракторами, ряженые с серьёзными лицами: селяне с транспарантами, на которых были написаны названия деревень, пивовары, охотники с убитым диким кабанчиком в остроконечных шапках с дурацким колпаком; проезжали мимо целые цистерны с вином, и виночерпий щедро наливал в бумажные стаканчики всем желающим кисловатое немецкое вино; прошёл мимо малюсенькиё трактор, в кузове тележки которого стояла девочка в розовых бантиках с испуганной белой козой; все кричали, изображали веселье и всем, всем без исключения, как казалось Михаилу, было безумно скучно. Бросали с тележек конфеты в толпу и детишки собирали сладости с тротуара. И тут отличились соотичи: местные стыдливо поднимали несколько штук и отходили в строну, а наши "русаки" пришли с полиэтиленовыми мешками и совали в них торопливо конфеты про запас, нагло расталкивая стоящих рядом, и рискуя быть задавленными проезжающим мимо транспортом. Они - детишки были единственными, кому действительно было весело.
   "Нет праздника в душе" - отметил про себя Михаил и хотел, было уже записать мысль в специально носимый с собой для этих целей блокнотик, но вспомнил, что он это уже слышал от одного из героев Шукшина и решил определить своё настроение так: "Праздник похожий на тризну".
   Михаил уже знал по опыту, что слово "праздник" тоже не подарок, и что кроме "проказника" его не с одним словом не состыкуешь - это он помнил ещё из "Евгения Онегина": "Там будет бал, там будет праздник, куда ж поедет наш проказник?"
   Он попытался подобрать в рифму, что-нибудь более подходящее, чем слово "проказник" - безрезультатно. Кольнуло неприятно ощущение собственной бездарности - ну, не рожал же Пушкин стихи таким же манером? Пушкин творил! А вот это тупое подыскивание слов с похожим окончанием - это что? Это творчество? Михаил даже покраснел со стыда: нет, это не творчество, это - ремесло! Хотя с другой стороны, не Ахматовой ли было написано: "Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда".
   Творческий процесс упорно не шёл. Михаил попробовал переделать название будущего шедевра: "Не праздник, а тризна". Но, во-первых, без слова "похожий" радикально менялся смысл, а во-вторых, "тризна" могла быть зарифмована только с "отчизной", и врезать отчизну в самом начале стиха - это означало залезть в такие патетические дебри, из которых потом не выбраться. Михаил налил себе рюмашку, выпил, пропел "мне писать стихи довольно просто, если рядом рюмка коньяка", потом пошла вторая, а потом и третья.
   Вернулась жена, открыла холодильник, взглянула недовольно, процедила с едким выражением лица:
   -Всё творишь? Гений!
   -Попрошу не ёрничать, хотя это меня и не обижает.
   -А почему, интересно, не обижает?
   -Потому что для женщин и лакеев нет великих людей.
   -Так уж и нет, скромный ты наш.
   -Нет! Потому что те и другие в определенных ситуациях видят нас голыми.
   -Лучше бы жрать приготовил, чем бумагу марать. Пис-ссатель! - жена специально утраивала букву "с", чтобы сильнее уесть супруга за безделье.
   -А что мне делать? Путцать как ты?
   -Язык учить, вот что делать.
   -А ты, почему не выучила?
   -А мне он не к чему, мне хватает языка, чтобы полы мыть.
   -А мне хватает моего пособия.
   -Нет, не хватает! - Жена тоже плеснула себе коньячку и мстительно выпила. - Если бы тебе хватало, ты бы этой хернёй не занимался. Всё прославиться желаешь! Ты что не понял ещё, что безнадёжно опоздал. Счастье - это оказаться в нужном месте в нужное время. Лет двадцать назад тебя может быть, и читали, а сейчас - нет. Сейчас таких как ты бумагомарателей - пруд пруди. И чем ты, вообще, не доволен? Что тебе здесь не нравится? Там ты ненавидел коммунистов, здесь - немецких бюрократов. Но немецкий бюрократ ничего не сделает незаконного, потому что боится нарушить инструкцию, зато всё, что тебе положено по закону - даст без проволочек, а вот наш родной российский чинуша боится только одного: он боится бесплатно дать тебе то, что тебе положено по закону. Любые препоны изобретёт взяточник, но мзду возьмёт непременно.
   -Зато там можно за взятку лицензию купить и собственное дело открыть.
   -Хотел бы открыть, давно бы уже открыл. А теперь - поздно. За пять тысяч долларов раньше можно было однокомнатную квартиру купить, а сейчас на эти деньги только гараж приобретёшь. Сидишь в тепле, в сытости, не работаешь, а тебе денежку регулярно отстёгивают. Паразитируешь на шее у государства и вместо благодарности всё рвёшься назад. Назад к этой пьяни, к этим бандитам, в этот правовой беспредел. Ищешь на жопу приключений. Вот уж точно говорят: "не клевал тебя в жопу жареный петух". Допрыгаешься - клюнет!
   "Откуда она знает про петуха? - Михаил удивлённо смотрел на жену, - я же ей не рассказывал сон".
   Михаил оделся и вышел на улицу. Кончалось благотворное действие коньяка, а пить четвёртую рюмку при жене он не решался. Нужно было подмолодиться пивом. Он забежал в магазин "Lidl", купил блок "Kaiserkrone Gold", уселся на лавочку в скверике позади гешефта и откупорил бутылку. Он думал о том, что жена, в сущности, права, что он действительно "бесится с жиру" и рвётся назад в страну, которой уже нет, и где всё уже по другому, он вспомнил, что "в одну реку нельзя войти дважды", он точно знал, что "нельзя возвращаться туда, где тебе было хорошо", всё он знал, но не лежала душа к этому сытому раю, не теплел взгляд и не отмывались глаза при виде местных женщин, а самое главное - его не покидало ощущение временности пребывания на чужбине. "Неужели навсегда? Неужели вот так в тоске и закончу свои дни?" - он разговаривал сам с собой и не обращал внимания на проходящих мимо аборигенов.
   После третьей бутылки он стал напевать первое, что пришло ему в голову: "Мечтаю, как сяду в кутузку, и как из неё убегу, я - русский, я - русский, а значит здесь жить не смогу".
   "Я, кажется, знаю, что имел в виду автор этих строк! Кутузка - это аллегория! - Михаил закричал так громко, что на него недовольно взглянул, проходящий мимо почтенный бюргер. - Ну, конечно, это аллегория. Он же там дольше что поёт? Он поёт: "Ах, как здесь тепло, но не хватает дрожи...". Это что должно обозначать? Это обозначает то, что для того, чтобы в полной мере насладиться теплом, надо сначала окоченеть на морозе. Автор писал про свои ощущения и нечаянно вывел формулу счастья. Ну, конечно - это универсальная формула счастья. Человек не может в полной мере ощутить счастье, до тех пор, пока он своей шкурой не прочувствует боль несчастья. Значит, человеку необходимо подставить задницу под виртуальный клюв жареного петуха, чтобы после заживления вавочки он понял, как замечательно не болеть, и как празднично беспечно он может плюхнуться всей задницей на стул, не боясь наджабить травмированное место".
   Михаил рассовал оставшиеся три бутылки по карманам, отчего брюки тут же стали сползать с того места, которое во сне поклевал жареный петух; он затянул потуже ремень, пошёл к реке и стал ходить вдоль берега Рейна, пытаясь облечь в стихотворную форму сон про жареного петуха. Он решил назвать стихотворение "Формулой счастья", пробежал мысленно мимо неподдающегося "петух - потух - протух", и почти экспромтом выдал конец произведения:
  
   Я скучно сыт, мой вид не важен,
   И сон не ждёт меня в тиши,
   Покоя нет, хоть быт налажен:
   Всё как-то пресно для души.
  
   Я вам скажу: мне это нужно,
   Как отпущение греха.
   Как кровь без соли,
   Жизнь в неволе,
   Так жизнь моя без петуха.
  
   Михаилу понравился конец, правда, он не знал, что делать со словом "нужно" - оно повисло так и не зарифмованное, но в принципе поэт остался доволен.
   Он откупорил ещё одну бутылочку, нашёл прутик и стал рисовать на песке баню. Он обязательно построит её, когда вернётся. Где конкретно он будет сооружать баню, он ещё не решил, но зато он точно знал, что это будет не рафинированная балтийская сауна, а трогательная русская банька по белому, а ещё он знал, какую рациональную печку из газопроводной трубы он установит в парилке. Он хорошо помнил, да что там помнил, он точно представлял себе то безлюдное место в лесу, где лежит бесхозный метровый кусок широченной газопроводной трубы (стенки толстые - на сто лет хватит - не проржавеют), он знал, как нужно разделить фланцем трубу пополам, чтобы внизу получилась печь, а вверху - котёл, он знал также, что нужно пропустить дымоотводящую трубу внутри котла, тогда вода при любом морозе будет нагреваться моментально, знал он и то, что нужно голыши перекладывать изоляторами - они быстрее нагреваются, чем камни - уже через полчаса можно плескать на каменку; потом он стал думать о том, как он без водопровода, сделает в доме все удобства - это он подсмотрел в немецкой деревне ещё в бытность свою рядовым прорабом; потом он приговорил последние две бутылки пива и мысли его понеслись бессистемно, нетрезвым галопчиком перескакивая с одной темы на другую:
   "Жена говорит, что, возвратившись, я утрачу перед теми, кто никуда не уезжал из страны, последнее преимущество: я, дескать, в случае, если запахнет жареным, (опять это жаренное, не петух ли снова?) я, дескать, чуть чего, смогу слинять из этой срани, а они - нет! Нет, в чём-то она права. Упадёт цена на нефть, сожрёт всё инфляция, а я один за кордоном весь в белом и в шоколаде. Однако, гнусно всё это. Не о том ли Иудушка Головлёв мечтал? "А хорошо бы, маменька, чтобы у всех коровки сдохли, а у нас коровка осталась, вот бы молочко ...!". Твари - бабы! А что ей? Она - немка, она у себя на родине, а я где? Где, где у индуса в бороде! Не знаю, сырьевой ли мы придаток или - нет, но ждать, когда рублик рухнет, чтобы потом сделать ноги, - это точно как у Бунина в рассказе: "Была у меня, понимаешь, стряпуха немая, подарил я ей, дуре, платок заграничный, а она взяла да истаскала его наизнанку...Понимаешь? От дури да от жадности. Жалко налицо по будням носить, - праздника, мол, дождусь, - а пришёл праздник - лохмотья одни остались...Так вот и я с жизнью своей". Так вот и я с жизнью своей всё праздника жду, всё готовлюсь жить, а люди в России уже живут. Хорошо ли плохо ли, а живут.
   А почему это немецкий майонез такой противный? Блюю от него. А ведь он почище нашего будет. Ингредиенты на сто рядов проверены на соответствие пищевым стандартам, а всё равно продукт - дерьмо. В чём дело? И сметанка наша сибирская вкуснее. Знаю, что молочко из под маститных коров, знаю, что в российских молочных продуктах бактериальная обсеменённость зашкаливает все допустимые нормы, а всё равно наше вкусней. И говядинка наша сибирская варится - запах на весь дом, а здесь, как мыло. А может быть, это потому так кажется, что в юности и сок березовый был сладше? Возможно, с возрастом у людей просто другое восприятие окружающей действительности? Ничего подобного. Если тут всё так хорошо, то почему у меня вечно пасмурное выражение лица? Почему? Ну, хорошо. Останусь я тут, в социально защищённом обществе, засяду перед телевизором, но ведь это погибель. В день по девять раз смотреть последние известия - это нормально? Сравнивать информацию по трём русскоязычным каналам, чтобы найти расхождение в мелочах и злобно возрадоваться - это нормально? Я и так знаю, что ОРТ с каналом РТР "Планета" будет лояльны кремлю, а RTVI - наоборот. А мне что за дело? Это их работа, - без жаренного факта их и смотреть умные люди не будут. Не потому ли и я тупо в экран торчу, как дебил. Зомбируюсь. Ну, конечно, я зомбируюсь. У меня развилась болезненная, почти наркомоническая зависимость от телевизора. Всё! С сегодняйшего дня буду смотреть последние известия один раз в неделю. В воскресенье. Всё, клянусь. Вот что я сегодня интересного услышал? Про изувеченного солдатика из Челябинского танкового училища? Почему меня это так задело? Потому что - это единственное, что может оправдать мой отъезд. Я уехал из России, потому что, я сына от дедовщины спасал. Там же не знают, как с ней бороться. Я, кажется, знаю, как, но кто меня послушает? Никто. Поэтому я сына, на всякий случай, оттуда вывез. Вот, как надо это изобразить:
  
   Я выражаю мысль не сложно
   И заявляю без затей:
   В России жить с опаской можно,
   Но там нельзя растить детей.
  
   Здорово? Классно! Надо будет втиснуть это в стихи про формулу счастья. Что-то я запьянел. Наслоил шесть бутылочек пива на коньячок - завтра головёнка отвалится. Хрен с ней! Чем так жить, лучше подохнуть. Что-то я теряю мысль. О чём это я? О проблемах дедовщины? А меня это уже не колышет. А почему это Набокову за "Лолиту" Нобелевскую премию не дали? Побоялись прецедента? Кому, как не ему? Как там у него в "Даре?". Тройная формула человеческого бытия: невозвратимость, несбыточность, неизбежность! Вот эту "невозвратимость" - это он - гений мог себе позволить. А я - нет. А я бы, сделал всё наоборот. Вот доведись мне "Лолиту" написать, рванул бы отсюда домой, только гайки бы зазвенели! Плевал бы я на всю "несбыточность" и "неизбежность". Конечно, экстремальная страна, каждый раз идёшь через зебру, и того гляди, собьют машиной. Хамы! У транспортной академии чуть не задавили, скоты. Но ведь не скучно на родине! Не скучно! Главное это. Что это? Всё! Я пьяный в сиську. А какие ещё пьяные бывают? Давай-ка, вспоминай, писатель сраный. Пьяный в дупель, в дугу, в стельку, в лом, вдрызг, в умат, а ещё у нас в Сибири говорят про сильно заквашеного: "он никакой". Здорово?! А вот, интересно, употребляют ли в других регионах это выражение или нет?
   Опечаток много в журнале. Смотрел на свой опус безмерно взволнованный, чуть не лизал издание. Любое творчество - хвастовство. Когда рожал стихи - думал, что шедевр, а сейчас знаю, что - нет. Даже стыдно почему-то. Главное сам читал стихи - описок не заметил, а журнал открыл - ужас! Нужно будет в следующий стих вставить выражение: "немой укор опечаток". Славно! Я молодец! Нет, "немой укор опечаток" не втиснуть ни в один стихотворный размер. Надо будет подумать".
   Михаил забежал в кустики, чтобы отлить, спрятался за дерево и вдруг увидел на стволе номер - "32".
   "Они, что? Все каштаны, что ли пронумеровали? Вот это да! Вот это verantwortung (в пер. с нем. - ответственность - прим. автора). Дерево засохло?! А кто это у нас за него отвечает? Герр Штайнберг? А, пожалуйте-ка хер Штайнберг за штрафчиком! Вот он и будет этот хер садовник, за прикреплённым за ним каштаном, как за огурцами в собственном огородике с лейкой ходить. Молодцы немцы! А тут недалеко ещё одна интересная надпись в кустах есть: "Не шуметь! В ста метрах отсюда лисья нора! Не испугайте лисят!". Да у нас бы в Сибири по этой бы наколке всех этих лисят вместе с мамой и на воротник. И главное, комаров в земле Reiland-Pfalz нет. Везёт же немцам. Paradies (в пер. с нем. - рай, эдем прим. автора). Вот до гола в лесу разденься и ни один комарик не херакнет. Конечно же, рай! У нас так не походишь. Сожрут кровопийцы. А всё равно туда хочется. Туда к комарам, слепням на Иртыше и к оводам. А какие бабы на пляже? Какие бабы?! Прямо дрожь по сердцу. Нет, "дрожь по сердцу" - это плагиат. Это не я придумал:
  
   Я с подушек в сени рвусь,
   Я срываю дверцу,
   А кругом такая Русь!
   Прямо дрожь по сердцу!
  
   Нужно будет обязательно узнать фамилию автора. Умничка! А вот интересно: оводы и слепни - это одно и тоже? Или нет? Вернусь - спрошу".
   Смеркалось. Михаил шёл по каштановой аллее, и вдруг вспомнил, что на нём висит ещё одно не сочинённое стихотворение. Умирал от рака лёгкого его земляк из деревни Поповка Азовского района. Последнее время он не мог ни о чём говорить, кроме, как о доме, брошенном им в деревне:
   -Он у меня саманный, а в саманном доме зимой тепло, а летом - прохладно. Красота. А за домом берёзовый околок. Простор! Я вот от чего заболел? Потому что на шинном заводе в Омске работал, а резина из чего делается? Из сажи, а сажа - первый канцероген!
   Михаил слушал его, поддакивал, а сам думал: "В том-то и дело, дорогой мой земляк Александр, что, вдыхая отравленный воздух родины, ты был здоровый, а здесь, в этом раю, как только ты сел на пособие по безработице, так сразу и заболел, от тоски и безделья захворал, хотя тут и воздух чистый".
   А на днях пришла жена Александра, сказала, что у супруга через неделю - день рождения, просила, что-нибудь сочинить для поднятия настроения: "А то совсем закручинился, даже про свою Поповку уже не буровит".
   Михаил легко, прямо на ходу сметал четверостишье:
  
   Душа сгорела от болезней,
   Костёр погашенный давно.
   Душе в России жить полезней,
   Хоть экология - говно.
  
   Он остановился, достал из кармана блокнотик и записал стих. Он решил не давать его Александру, (обидится ещё земляк), но на всякий случай по графоманской привычке зафиксировал мысль на бумаге. Михаил удовлетворённо захлопнул блокнот, и наткнулся взглядом на трогательно тоненький каштановый стволик. Каштан был посажен на месте старого засохшего от возраста дерева и на нём тоже с немецкой пунктуальностью уже был проставлен порядковый номер. Для удобства подкормки дерева под корни была уложена гофрированная пластмассовая трубочка, выходящая наружу, чтобы человек ответственный за сохранность растения, мог прямо к корням подавать через воронку необходимые каштану минеральные и органические удобрения.
   А для того, чтобы деревцо росло строго вертикально, с трёх сторон его был сколочен и глубоко утоплен ножками в землю прочный деревянный каркасик, так, чтобы деревцо было точно в центре треугольника. И чтобы не травмировать нежную кожу юного дерева жёсткой верёвкой, стволик был зафиксирован с трёх сторон широким щадящим эластичным резиновым жгутом.
   Михаил вдохнул ненавистный ему запах резины, и восхищение немецкими садовниками тут же растворилось в скорбной ассоциации со специфическим духом пионерской столовой. Чужбина, благополучная сытая чужбина тоскливо пахла свежей клеёнкой. Михаил взглянул на часы, и прибавил шагу. Нужно было обязательно успеть посмотреть последние известия с родины. Он шёл торопливо по аллее, доходил до очередного каштана, дотрагивался на ходу ладонью до шершавого ствола, читал порядковый номер на дереве, шёл дальше, и напевал нетрезвым голосом:
   -Тридцать три, - мечтаю, как сяду в кутузку, - тридцать четыре, - и как из неё убегу, - тридцать пять, - я русский, я русский, а значит, здесь жить не смогу.
   До начала последних известий ему оставалось просчитать чуть меньше трети каштановой аллеи.

15 февраля 2006 года. Вад - Кройцнах.

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"