- Кто говорит? Может быть и слон - что бы задать этот вопрос и получить ответ, сначала нужно найти телефон, спросонья это нелегко. В ванной - нет, на полке с книгами - нет, в карманах штанов - нетушки. Второй звонок - впрочем и не звонок вовсе, нет теперь звонков самых обычных, человеческих, тарабанит в уши придурковатая милицейская трель, а некоторые заводят себе мелодии согласуясь с модой и пока не протанцуют два круга по квартире к трубе не подходят. Вот он, шустрый мобильный телефончик - в этюднике заховался, где ж ему еще быть!
- Алло. Кто говорит? - ковыряю в левом ухе пальцем, когда правое занято, в одно ухо влетает, другое заткнуто.
- Слушай ты, художник? Если ты девочку хоть пальцем обидишь, мы тебя зарежем. - Слышу голос пожилого кавказца.
- Какую девочку? - туплю, но не убедительно, понимая что речь о царице Тамаре. - Дедушка. Не надо трагедий. Послушайте...
- Дедушка? О, у Вас будет ребенок! Так скоро! Хорошо. Женись, ни о чем не думай. Живите как люди. - на той стороне слышу бурный восторг.
- Какой ребенок, какая женитьба! Вы о чем, блин, говорите. У меня выставка на носу. - Завожусь я.
Не будите во мне зверя, а то он проснется и убежит.
- Сам говоришь, дедушка. Это кто будет, мальчик, да! - кавказец не унимается.
- Еп. У меня деньги кончаются на счете, я сам перезвоню.
- Тебе положили, на номер, говори, не стесняйся. Не молчи, да.
Хорошо говорить, не молчи. Что сказать, в таких случаях лучше заткнуться. Ляпнешь вот так, мимодумно "дедушка" и ... Действительно, грешен. Живет со мною вторую неделя красивая девочка грузинских кровей. Лет двадцати трех девочка, институт закончила. Попадалово, да. Надо будет поговорить с ней, не слишком ли рановато для беременности.
- У Вас кушать есть? Деньги надо?
- Не надо. Есть деньги.
- Фрукты купи. Пусть она есть черешню, ей доктор велел.
- Хорошо.
- Мясо нежирное. Ее тетя близко живет, она знает, где мясо купить и черешню. Телефон не выключай, художник.
Она сидит на балконе и смотрит на облака. Наблюдательное кресло и полевой бинокль привезенный мною из заморского города Парижа, чай, початая пачка печенья "Юбилейное". Тамара лорнирует в бинокль, как ворона обустраивает свое гнездо.
- Кто звонил?
- Твои, мне так кажется.
- Ааааа. - Тамара тянет букву за перекрестную палку, буква А становится длинной и глупой и продолжает смотреть на воронью новостройку.
- Меня зарезать обещали.
- Я знаю все что они могли сказать.
- И что мне по этому поводу думать?
- Мне все равно.
И тут я вновь понимаю, что лучше заткнуться. Лучше взять толстый графитный карандаш, лист бумаги верже, примостить на колени удобистую доску и рисовать ворону. Никуда не торопясь, на совесть, в традициях русской академии художеств девятнадцатого веку. За рисованием хорошо думается и время летит так славно и дивно.
Выгнать бы ее к вьебеням. Только это все дичь и гиль. Цариц не прогоняют в ебени, они сами если хотят приходят, если хотят ложатся рядом, сами и уходят в даль светлую. Может как говорили гимназистки само рассосется. Я знаю, бывает и рассасывается. У меня приятель есть, как то его решили призвать в армию, а он взял и не пошел. Не стал получать повестки, открывать дверь на стуки и звонки без условного сигнала. Передвигался хитрыми маршрутами и т.д. Пересидел призывной возвраст, всего десять лет. На меня самого в суд подавали, контора жактовская решила денег оттягать. В суд не ходил, иск не оплачивал и что? А ничего - пришли судебные исполнители, описывать нечего. Попили чаю и ушли, скоро уж три года пройдет.
Тамара. Мы с приятелем вырезали старую мозаику из стены. Старое советское искусство, никому не нужное, дом под снос, уже бульдозеры во дворе урчат. Мы к начальству - оно рукой машет, забирайте, только шустро. Мозаику можно или продать на строящийся обьект, что удается крайне редко или разбить на кусочки и использовать старую смальту для новой монументальной работы. От чего собственно и кормимся. И она подошла, заговорила. Живет в мастерской вторую неделю.
Я рисую ворону и ее гнездо. Голова вороны профиль, анфас. Гнездо. Умная птица, сочинит гнездо, выведет вороняток, подрастут малые и полетят все вместе к дедушке. Тфу, пля. Дедушка.
Я смотрю на ворону и думаю, что и вправду нужно купить черешни. И порисовать спелые ягоды в приличествующей вазе, акварелью помазюкать и подкрасить немного пастелью. И мяса тоже нужно купить и тоже его - маслом. Аккуратно маслом, как у малых голладцев, что бы не получилась выжопись или вжопись какая-нибудь мерзкая. А борщ получится - всяко.
- Ты думаешь только о своей живописи.
- А? Ты что то сказала?
- Ты меня не слушаешь.
Господи, какая разница, кто и что говорит! Зачем? Я знаю, наверное, что есть бумага и карандаши, есть прелестный дневной свет и восхитительная модель - ворона.
Имеются даже деньги на черешню и молодое мясо.
Я не знаю когда уйдет Тамара, но теперь знаю точно - уйдет. Царице нужен царь, ее единственный и неповторимый, а художник... Художник всегда ждет прихода своей музы и когда она является, все становится абсолютно неважным. Моя муза строит гнездо и громко каркает.