Аннотация: Четвёртая глава из серии "Период полураспада"
Период полураспада. Хроники нового времени
Глава четвертая. Поездка за чужой счет
Начало анекдота. Русский, американец, китаец и немец едут в поезде... На самом деле, всё не так, и это не анекдот. В поезде едут Миша-китаец, Нурлан-казах, Гоша-грек, Боря-еврей, Серега-кореец и я, Саня, номинальный хохол. Едем в Китай.
Вокруг мрачные окрестности станции Гродеково, упомянутые атаманом Семеновым и чуть раньше воспетые Борисом Ласкиным. Песней про самураев, которые зачем-то решили перейти границу у реки. Будь я на месте японцев, сидел бы дома: зачем мне брошенные железки, доты и куски бетона с арматурой? Больше ничего на нашей стороне нет да самого Владивостока. Даже деревья здесь не деревья, а какие-то странные обрубки.
Наш состав, словно нехотя, плетётся по декорации фильма ужасов. По путям и вокруг ходят голодные молодые солдаты. Многие из которых, шутки (или не шутки) ради целятся в окно нашего купе. Завидуют. И есть чему: нам весело. На таможне хотели отобрать спиртное. Не на тех напали. Но пришлось выпить почти по бутылке на рыло.
А сейчас смеемся над Нурланом. Тот показывает, как таможенники вытащили сто тысяч рублей из его трусов. Сто тыщ - это было что-то вроде двухсот долларов неделю назад. Сейчас уже пятьдесят. Такая вот монетарная политика. Такое выражение, когда хочется выразиться матом... Мне тоже не очень весело. Карбюратор от волги - мой золотой запас для обмена на китайский ширпотреб - тоже остался тут на родине в таможенной зоне еще до перехода границы. Там вообще много чего осталось: шинели, командирские часы, коньки. Только мишину коробку не тронули, почему-то. Сидит довольный, типа всех обманул...
Все началось за три месяца до того. В марте китаец Миша добывает чистый бланк приглашения на свою историческую родину. Может вписать кого угодно. Спрашивает, хочу ли я? Я очень хочу по многим причинам, но главная звучит так: "Эх, я там у них за забором наторгую, привезу товаров и отдам долги!" Уже с год как беру деньги у всех подряд без всякого намерения отдавать. Хоть инфляция такая, что можно и возвращать. Типа купить кило картошки сегодня за 50 руб., а завтра можно запросто продать за сто. Гайдар с его опытом реформ - вам это не просто так! Но все равно не получается срубить серьёзных денег. Надеюсь выиграть в карты. (Про карты есть целый рассказ, так что сейчас не буду отвлекаться).
А в Китае - наторгуюсь! Кто же не знает, что китайцам нужны командирские часы, карбюраторы к волгам и железные рубли? И Миша говорит, что "зелесный лупу" (рубли) - очень покупаются в Харбине. Наутро субботы еду на барахолку. Тариться, пока есть на что. Покупаю солдатскую шинель, карбюратор, бусы из яшмы, и много-много железных рублей. В придачу к куче мусора, добыл еще и лыжи с коньками. Миша говорит, что коньки ладно, а лыжи в Китае не нужны. Вот же блин. Ну ладно, пусть лыжи остаются. Глядишь, впулЮ кому-нить потом. Сам же Миша хитро улыбается, когда спрашиваю его, что собирает на поездку. Не признается ни в какую. Говорит только, что неплохо бы найти спонсора для поездки. Дома в словаре иностранных слов нахожу слово "спонсор" и понимаю, что таких знакомых у меня и нет.
Звоню Сереге. Он только что развелся. Точнее его жена вернулась к маме. Серега - школьный учитель русского языка. Этой осенью Серега слегка перебрал с физруком и химиком, празднуя старый День учителя. Тот, что в первое воскресенье октября, а не горбачевский недоделок День знаний. Ночью, после литра водки (проявитель) и ноль-семь портвейна (закрепитель) Серега вскочил с постели и заорал: "Падает! Падает!" Пьяная Лариска спросила: "Что падает?" "Нравственность! Нравственность падает! - ответил ей Серега и свалился назад в кровать. Утром Лариска забрала кошку, мольберт (она - учитель рисования в той же школе) и оставила ключ на кухонном столе. И на четвертом трамвае отправилась к маме.
--
Поехали в Китай! - говорю я Сереге, - что там грустить. Продашь пару солдатских шинелей и купишь десять пар кроссовок, и в дороге грусть зальём.
Серега - кореец. Думаю, что не потеряет самообладания, даже когда встретится с Господом у райских врат.
--
Да что ты про кроссовки. Нужно кафель везти. Вот где прибыль. И краски - Лариска продаст.
--
Так ты с ней общаешься?
Лариску я знаю столько же лет, сколько и его самого. Больше, чем живу на свете.
--
Ну да, кто-то же должен ее кормить. В нашей школе не платят почти зарплату уже почти год.
--
Давай тогда и ее возьмем? Кто-то ж должен тащить твои стройматериалы, - пытаюсь я шутить.
--
Не, - отвечает Серега серьезно, - не надо. А то еще напьётся. Хлопот не оберешься.
Я едва не каркаю от смеха, так как знаю, что и сам бывший муж может пить неделю без проблем вообще, и еще потом месяц, если есть на что.
--
Ну а сам-то поедешь?
Чувствую, как Серега кивает на том конце провода. Но спонсором быть не хочет. Говорит, позвонить Боре. Сказать, что от него.
Я-то Борю знаю как легенду военных сборов. Лет пять до нашего курса он обыграл комбата Шеханина до трусов. Тысяч на пять рублей, не меньше. Комбат хотел сначала откупиться разрешением на самоход, но Боря, безжалостно настоял на оплате долга чести целиком и рублями. И филологи и журналисты отработали долг комбата на курдайском цемзаводе - комбат был настоящим офицером. В отношении к карточному долгу, конечно. А Боря на полученные деньги купил ядовито-лимонную четверку в ближайшем сельпо. Жигу организовал зампотылу Аракелян в обмен на мастер-класс по префу.
Борю нахожу в подвале физфака занятым подсчетом денег. Перед ним полуметровая по высоте куча пятирублёвых купюр.
--
Боря,- говорю я, - есть возможность поехать в Китай.
--
Саня, - отвечает Боря, - не поворачиваясь в мою сторону, - помоги деньги сосчитать, получишь три процента.
--
От всей кучи?
--
Нет, от того, что насчитаешь...
Я сажусь и быстро-быстро складываю деньги в стопки. Боря, заметив мою прыть, тоже ускоряется. Через час я получаю честные 750 рублей. Боре немного грустно за свое глупое обещание, но держится молодцом.
Он рассказывает, что как бы купил вагон спирта, и вот продал его. А спирт ушел на расходные материалы. То есть виртуальный спирт превратился в настоящие деньги. Уже дома я замер на секунду, оценивая процесс материализации духа (spirit) в физические ценности: докторскую колбасу, которую я купил на борины деньги).
Боря соглашается. Бизнес плохо идёт. Пересдадим колоду. И говорит, что найдет нам спонсора.
Вечером заезжает ко мне. Говорит, что все оплатит Гоша - наш общий знакомец. Гоша тоже вовсю в бизнесе. Пока продает какие-то порошки. Но скоро, очень скоро займется строительным бизнесом, заработает настоящие большие деньги, падёт жертвой рейдеров и уедет к себе в Грецию. Но это все потом. А сегодня Боря взял Гошу на слабО. "Нужно платить налоги, - говорит Боря, - а у тебя нет расходов вообще. Твой бизнес - сплошной бартер. Налоговая заподозрит. Давай оформим все как поездку за сахаром. (Кстати, в тот веселый год сахар не продавался на вес. Только мешками и по двадцать кило). Саня нам зашабашил поездку в Харбин. Съездим, отдохнем от мирских утех".
Гоша только что вернулся из своей самой первой поездки за железный забор. В Венгрию. До развала союза нерушимого, греков, на всякий случай, вообще никуда не пускали. Из СССР. В этом чешском Будапеште Гоша выучил все венгерские матерки и привез кошачью еду для своего зверя. Кота, величиной с хорошую собаку. Гошин питомец - помесь домашнего кота с камышовой кошкой - у нас они там водятся. И гены домашнего отца победили. Кот гадит мимо лотка не чаще раза в неделю, но не кусает маленьких детей. А так, почти что рысь. Разгрызает бараньи кости не хуже овчарки. При этом рычит так, что гошина тёща хватается за сердце. К вящей гошиной радости. Во имя корма для зверя, и как настоящий гусар, Гоша соглашается оплатить всех, кроме Сереги и Нурлана. Типа, те пусть сами. А мне, себе, Мише и Боре - оформит командировку.
Через неделю встречаемся перед поездкой в пивнушке у Никольского. Боря купил шинель и пришёл прямо в ней. Конкурент, бля.... Гоша хвастается баксами. Целых триста. Нурлан говорит, что у него рубли, и поменяет он их перед границей, если чего. Не очень верит в то, что нас вообще куда-то пустят. При живом совке его в соседний город-то пускали только под конвоем. За диссидентство; а тут аж заграницу... Серега показывает настоящие юани с Мао. Откуда взял?..
Миша советует ехать через Пограничный на Дальнем востоке. Там, говорит, самые маленькие очереди. Это значит сначала самолётом в Хабаровск, а оттуда на поезде. В Уссурийске пересесть на местный состав до Гродеково. Что в переводе на железнодорожный язык, и называется переход Пограничный. Гоша собирает паспорта, и через три дня мы уже в пути. Новосибирск, Хабаровск, Уссурийск (чуть не проспали), и Гродеково.
Ранним утром подъезжаем. Сладкий перегар водки Кеглевич. Только-только проросла эта импортная водочка на осколках борьбы с пьянством. У станции - бивак из сотен палаток. Все ждут очереди на таможню. Некоторые ждут уже неделю. Все давно пропито и проедено. Но ждут, так как путёвка не возмещается. Нурлан выдает нам, что так и знал, и вообще, поехал он домой. Хера мол неделю терять. Гоша приказывает ему ныть потише и идёт к двери таможни. В этот момент выходит совершенно пьяный мужик в форме и орёт: "Кто следующий?". Гоша не моргая: "Алма-Ата!" И, пока ищут списки, главного по очереди, мы уже в таможне! Из открытой форточки слышно, как настоящие очередники готовятся нас убить, но мы уже внутри. Нас не догонят, как пелось уже потом.
Таможенные декларации только на китайском языке. Русские кончились. Таможенник говорит, что принесут через час. Страх расправы за проскок в таможню приносит единственное правильное решение. Миша сажает нас вокруг себя и переводит вслух. К концу заполнения вокруг нас уже человек сорок. На вопрос откуда еду, я отвечаю СССР: прямо надо мной плакат с огромной ракетой и подписью, что, мол наше павшее в холодной войне государство - оплот мира. Пока думаю, кто же наш мир будет охранять теперь, Нурлан гордо пишет название нашего нового государства. Я чешу репу и думаю, что надо бы переписать форму, но кончились и китайские бланки.
Иду к длинному столу. На правой и левой руке по две пары командирских часов. Шинель поверх пальто. В руке чемодан с коньками, карбюратором, двумя блоками сигарет Союз-Аполлон, пятью бутылками водки, матрёшкой и тремя парами сменных трусов. Последние не на продажу. Железные рубли спрятаны в плавках. Ещё бы час на приморском морозе и не знаю, чтобы было там с железом. Мужик, именно тот, который нас впустил, требует, чтобы я открыл чемодан и все выложил на огроменный стол со стенками по бокам. На другом конце такая детская горка, куда будут сталкивать пропущенное добро.
--
Куда едеш? - рычит погранец без мягкого знака на конце глагола.
--
Да вот в Китай! Ага. В Китай и еду, - мельтешу я без надобности.
--
А куда же еще отсюда ехать? Дурак, что ли?
Хочу ответить: "Так точно, ваше благородие, дурак!", и с ужасом понимаю, что и вправду не помню куда еду. Пауза затягивается. Сзади слышу шёпот Сереги:
--
В Харбин!
--
В Харбин я еду! - ору я на весь зал с облегчением и радостно смеюсь.
--
Ну тада показывай, чего у тебя там! - говорит мой инспектор, как написано у него на бляхе с гербом почившего.
Вываливаю сначала бутылки и сигареты. Вижу неподдельный интерес человека, не успевшего похмелиться. Я неловко подкатываю к себе пузыри с огненной водой, хоть и понимаю, что этот номер не пройдет.
Мужик умело вытягивает у меня из-под рук всю водку и блок сигарет. Затем подхватывает карбюратор и перебрасывает своему напарнику, который успел переложить мою водку к себе на стол. На мой немой взгляд на изъятую запчасть, отвечает:
--
Это тебе за жадность! А теперь выбирай: продолжаем досмотр с пристрастием, или уходим подобру-поздорову?
Я отчаянно гляжу по сторонам, вижу Гошу, отрицательно качающего головой, и сталкиваю оставшееся добро вниз по горке. Там уже валяется мой осиротевший чемодан.
Пока складываю коньки, слышу мерзкое хихиканье. Или кажется это мне. Оборачиваюсь, и мои коньки уже того. То есть остались в стране-производителе.
На той стороне, уже за паспортным контролем, встречаю Борю. У него отобрали вторую шинель. У Гоши ничего не нашли. Потом он расскажет, что спрятал свои баксы в тюбик с зубной пастой. Серега потерял пятьдесят юаней - точнее он их сам отдал, чтобы не проверяли. А у Нурлана отобрали все, включая и рубли из трусов. Но он все равно рад. Его-таки выпустили из пределов. Нурлан просит у меня пару командирских часов, подходит к соседней банде и меняет их на бутылку водки. Говорит, что потом мне отдаст "недополученную прибыль". Мне все равно. Пью прямо из горлышка.
Миша склонился над открытой коробкой и улыбается прямо в нее. Он замечает мой взгляд и быстро отодвигает свой багаж в сторону. Я спрашиваю про досмотр. Миша говорит, что все в порядке. Тоже отобрали водку. А главный товар - на месте. Я снова спрашиваю, что же он везет. Но Миша улыбается, как глухой, когда не хочет слышать вопроса.
Подтягивается поезд с двумя вагонами. Заходим уже налегке. Миша с коробкой садится отдельно.
Наш состав гукает в пустое пространство и трогается. Долго-долго ползем куда-то в гору по разбитым путям. Допивает последнее. У самой границы поезд жестко тормозит. В вагон, буквально влетают погранцы с собакой. И тут из мишиного багажа высовывается маленькая голова рыжего пуделька. Щенок что-то радостно визжит овчарке, а погранец рвет коробку из рук нашего китайца. Другой пограничник направляет автомат Мише в лицо и щелкает затвором. От ужаса не слышу, был выстрел или нет. Боря толкает Мишу в сторону, и тот выпускает коробку из рук. Становится жарко, словно в пустыне. Третий пограничник хватает добычу.
Охранники рубежей выходят через заднюю дверь вагона. Подбегаю к бледному Мише. Нет не стреляли. Миша оглядывает всех нас и говорит: "Теперь я как все. Меня тоже обшманали!"
Я подаю Мише бутылку, и он отхлебывает, не морщась.