Мне приснился вчера сон,
Словно я в предсмертном бреду,
Будто не был лишь я спасен, 
Когда руки прибили к кресту.

Полыхала земля огнем,
В небе медный сиял зверь,
Только слышен младенцев хор,
Опаленных в копне лучей.

Реки вышли из берегов,
Все поля как кровавый пир,
Жатва, собранная палачом,
За бесценок раздаренный мир.

В тишине за высокой стеной
Фауст грезит о вечной любви,
Обреченный и полуседой,
Кровью пишет больные стихи:

"Не жалей ты своих дней,
Не копи и о смерти не плачь,
Забывай о гордыне своей,
Время - самый лихой палач.

И люби как в последний раз,
А страдай, словно ад за спиной,
Громче пой всех земных лир
И звезду отогрей рукой."

Так покорно сидит он,
За стеной из сырых кирпичей,
И не слышен ему стон
Одичавших сородичей.

А над миром стоит тьма,
Там пустыня, где был цветник,
Вспышки света как горсти звезд,
Под стальной саранчи пересвист.

Ангел блед, может молится он,
Или бел, что не знает молитв,
Взгляд отводит, не удержав
От грехов вековой монолит.

На секунду утих ураган,
И послышалась тихая весть, 
Что упала из ангела уст:
"Ты не бойся, Он тоже здесь."

Я проснулся в холодном поту,
Хоть и был тот мой сон горяч,
А в ушах стоял наяву,
Разъедающий душу плач

Фауст, Фауст, скажи мне, друг,
От какой же большой любви,
Можно выдержать столько мук,
Чтоб детей утопить в крови?