|
Меня раньше занимала мысль, как один и тот же человек может сыскать славу и отъявленного негодяя, и почитаемого святого. И ладно, когда дело касается полководцев, чья власть держится на страхе одних, ради наживы других, или когда осведомленность борется с клеветой, и об одном и том же человеке ширятся разные слухи, но вот почему главу нашей Амазонской экспедиции профессора Моруа индейцы яри принимали за посланника богов, а живущие в другой части деревни такие же яри попросту ненавидели, я понять не мог.
Тяжелые тома по антропологии, вперемешку с километрами мелкого подчерка конспектов, невероятным образом застряли в моей голове, но ни на дюйм не приблизили к простому и внятному ответу на этот вопрос. Что не могла поделить с этим седым профессором одна часть племени и чем он так угодил второй? Меня это занимало больше, чем чудаковатый уклад яри.
На самом деле, из-за привычки к цивилизованному комфорту экспедиция в тропические леса то еще удовольствие. Крики обезьян раздражают, рюкзак немилосердно натирает плечи, тело чешется - хорошо, если от грязи, а не от москитных укусов. У кого-то уплыл сапог в одной из быстротечных речушек. Я бы отдал оба, лишь бы блок "Кэмэла" не покидал меня. Мой тщательно оберегаемый в двойной целлофановой упаковке неприкосновенный запас сигарет! До сих пор не приложу ума, как он мог выпасть из моего рюкзака. Когда закончилась дежурная пачка, я окончательно уверился, что кабинетная антропология куда интереснее, чем вонь и топь первозданных открытий. Никотиновый пластырь ботаника Джоба почти не помогал, и я вскоре отказался от столь щедрого подарка.
Когда после двухнедельных блужданий по известным лишь Моруа тропам мы вышли на небольшую деревню яри, я был очень разочарован. Почему-то я ожидал встретить ряженных в пестрые платья аборигенов, создавших самобытную культуру и запутанную мифологию, а не первобытный наркоманский притон. Казалось, что лежащие прямо на земле индейцы нас попросту не заметили. И лишь трое смуглых яри, носившихся между еле дышащими соплеменниками, обратили на нас внимание. Перекинувшись парой фраз с Моруа, они вернулись к своему занятию - подавать курительные трубки опьяненным яри. Благодаря такой заботе маленькие индейцы практически не покидали астральные миры.
Профессор сразу установил два табу: не пересекать ручей, разделяющий деревню; и под страхом смерти не курить наркотик яри. После чего окончательно потерял интерес к группе, и оставшееся время посвятил жрецам, ожидавших Моруа, как некоторые второе пришествие.
Эшли бы поняла их как никто, поскольку попала в нашу группу из миссионерского Корпуса Спасителя. Корпус отчасти финансировал нашу экспедицию, и Моруа был вынужден взять медиком эту девчонку. Эшли, компенсировавшая отсутствие научного образования переизбытком веры, непрерывно замеряла давление, брала анализы крови и рассматривала зрачки опьяненных яри. Получаемые ею результаты выглядели вполне адекватными как для истощенных продолжительным трипом наркоманов.
- Их нужно доставить в реабилитационный центр! - Уже на второй день среди яри заголосила Эшли. - Христос не простит нам бездействия! Им требуются специалисты Корпуса! Срочно вызывайте вертолеты!
Наверное, сказывалась истерика двухнедельного перехода. Пока ребята косились на дымящиеся трубки яри, мечтая повторить антропологические изыскания Кастанеды, Эшли не уставала обвинять нас в пособничестве наркомании. Пришлось вмешаться Моруа.
- Никаких вертолетов, Эшли! Мы не имеем права изменять закрытую этнокультуру! - Он был достаточно тверд, напоминая, кто здесь главный. И чтоб никто не расслаблялся: - Не вздумайте пробовать эту дрянь, придурки! Для вас это яд! Яри прикуриваются практически с рождения, жрецы отмеряют дозу каждому индивидуально. Вы же сразу к праотцам, понятно?!
- Они же сами дохнут от сатанинского зелья! - не унималась Эшли.
- У них сейчас война ... - еще больше добавил вопросов, чем объяснил профессор и вернулся к жрецам.
Поначалу Моруа еще пытался вникать в жизнь группы, но вскоре мы остались предоставлены сами себе: вот тебе антропологический материал - работай! Тут нянек нет! Беседы с укуренными яри мне мало чем помогли. Изучив наработки профессора из первой экспедиции, уже на четвертый день у меня было полное понимание примитивного языка яри. Не более двухсот слов, простейшие правила синтаксиса, они даже не потрудились над филологической формой для вопросов. Скука. Но это еще ничего, по сравнению с неутоленной жаждой сигарет. За пару ароматных затяжек я бы даже убил кого-нибудь. Оставалось отрываться на москитах, вечно пищащих над ухом. Никотиновый голод и комариный писк - лучшие условия для сумасшествия.
Мучимый мыслью, что ближайший табачный ларек в двух неделях пути, я так и не смог уснуть в ту ночь. Я уже подумывал о вертолетах, предложенных Эшли, хоть и понимал, что это абсурд. Чтобы как-то навеять сон, я прогуливался по широким тропам, ведущим в деревню. Моруа говорил, что они относительно безопасны, но бродить по ним ночью без фонаря - самоубийственно. Когда луч света выхватил невысокую фигуру посреди поляны, я увидел лишь камень, и, только присмотревшись, заметил профессора, облокотившегося на него.
Монолитная фигура Моруа проигнорировала свет. На лице профессора застыло нерушимо-серьезное выражение. Сидящий по-турецки Моруа походил на безжалостного монгольского полководца, ведущего орду на завоевание мира.
Традиционная трубка яри, лежащая рядом, еще дымилась.
"Значит, профессор курил недавно. И ему не нужно было прикуриваться с младенчества. Да и в трубке смеси больше, чем надо - получается, точность дозировки тоже обман".
Непреодолимое желание охватило меня. Казалось, это бесенок на левом плече нашептывает мне крамольные мысли. А вот ангел на соседнем давно загнулся от никотиновой ломки, поскольку промолчал, когда я поднял трубку. Отключив фонарик, чтобы не привлекать лишнего внимания, я затянулся.
Нестерпимый холод. Яркий свет в глаза. Тело легкое, почти невесомое. Типичные предсмертные переживания. Мозг, умирающий от кислородного голодания, прощается щедрой порцией эндорфинов. Надо было слушаться профессора, а не курить всякую дрянь!
Вместо положенной ретроспективы прожитой жизни, я лишь сильнее замерзал. Стоя абсолютно голым посреди бескрайней снежной пустыни, утыканной иглами белых гор, мне осталось лишь порадоваться, что безумные вьюги танцуют в стороне.
Невдалеке раздавались гортанные крики на яри, и я поспешил на звук, надеясь найти очаг или теплую одежду. Несмотря на явную галлюцинаторность происходящего, холод был вполне реальным. Но ожидавшая меня сцена отдавала неприкрытой психоделикой: неестественно мускулистые яри откалывали от ледяных глыб каменными молотами тонкие куски, превращая их в подобие хрустальных копий. Над этим действом зависло темное око урагана. Потоки снега кружились в быстрой воронке, захватывая все новые и новые снежинки, которые мгновенно чернели, попадая в водоворот.
Шестым чувством я отметил, как ураган обратил на меня внимание. Тут же воинственные яри ощетинились ледяными копьями и бросились в мою сторону. Все тоже чувство подсказывало, что ничего хорошего от такой встречи ждать не стоит. Охватившая меня паника напрочь прогнала мысли, что это лишь галлюцинация.
В беспамятстве я несся в противоположную сторону от кошмара, не зная чего больше бояться - копий яри или инфернального урагана. Я даже не сразу заметил, когда песок зализал жаром мои пятки, а солнце щедро пригрело макушку. Вокруг меня носились горячие песчинки самой настоящей пустыни, и лишь на горизонте маячили странные кактусы, похожие на скелеты высушенных растений, или даже на сросшиеся рога доисторических животных. Отсутствие тени у зловещих растений приводило в сакральный ужас.
Я оглянулся, пытаясь поймать собственную тень - короткая, но отбрасывалась, в отличие от кактусов. Мое любопытство пересилило страх, и я двинулся к странным растениям, чтобы понять природу оптического феномена, и убедиться, что это лишь мираж.
Но не успел я проверить свою догадку, как чьи-то сильные руки схватили меня и потащили от кактусов за невысокие барханы.
- Смерть помощнику колдуна! - Безапелляционно возгласил мускулистый яри над моим лежащим на песке телом. Он грозно потряс копьем, изготовленное из недавно виденных мною кактусов, и рядом стоящие воины поддержали его. Благо, не все!
- Мы выменяем его на перемирие! - Попытался остановить кровопролитие другой яри. Но тут же добавил, чтобы я не обольщался на счет гуманизма. - Не согласится колдун - убьешь!
- Зачем ждать. - То ли спросил, то ли констатировал кровожадный яри, в чьем языке не нашлось места вопросам. Но судя по молчаливому согласию индейцев, решение они приняли.
Агрессивный яри занес копье для расправы, а я лишь усиленно молился, напоминая себе, что происходящее только галлюцинация, что я под действием наркотика. Я делал все возможное для спасения: зажмурил глаза и зашептал "Боже, дай мне проснуться!"
Возможно, Он услышал мои молитвы, и встречу с копьем отложили. Открыв глаза, я увидел не мускулистого бугая со смертоносным жалом, а напуганного маленького индейца. Предо мной стоял зареченский жрец. Он размахивал руками, пытаясь меня успокоить, чтобы я не набросился на него. Будто догадывался о перенесенном мною кошмаре.
- А-а-а! - заорал я на жреца под впечатлением от пережитого ужаса.
- Ты сам пришел, - оправдывался испуганный яри. - Я не буду тебя убивать.
- Откуда ты знаешь, что меня хотели убить? - Мне довелось извернуться, чтобы подыскать подходящие слова для вопроса.
- Тот сказал, когда возвращался, - показал на одного из трипующих индейцев жрец.
Он коротко объяснил, что знает о моем психоделическом путешествии из зимы в лето. Только теперь я отметил, что в языке яри, не покидавших джунгли, есть слово "снег" и "песок". Буквально выламывая мозг, я приступил к самому неблагодарному занятию: интервью на языке, в котором нет вопросов.
Жрец начал с банальной байки о рае, которой может похвастаться почти любая мифология. Гармония с природой, покой и миролюбие, вдоволь пищи. Только если большинство легенд переносят Эдем за океан или по ту сторону жизни, яри свою утопию посещали регулярно - достаточно подымить трубкой.
А потом пришел колдун - профессор Моруа - и рай изменился: неведомый снег и песок вытеснил знакомые джунгли. Многие яри погибли, остались самые сильные, невольно ставшие воинами. В раю стало опасно и голодно, лишь песок, снег и злоба. И теперь яри уходят в рай, чтобы убивать своих братьев - без смысла и жалости, на потеху колдуну. По сути, жрец в подробностях описал мою галлюцинацию.
- Иди к своим, - прогнал меня индеец, закончив необычный рассказ, - колдун разгневается.
Под неодобрительными взглядами жреца и нескольких вернувшихся из пустыни аборигенов я покинул заречную часть деревни. В лагере меня ждали обеспокоенно, видимо боялись, что я заблудился в джунглях или действительно похищен.
- Ты где был? - рассердился профессор.
- Можно вас на пару слов? - Отведя Моруа в сторону, я отбросил всякую субординацию. - Почему вы скрываете эффект травы яри? Что это за групповые галлюцинации? Что это за потусторонние войны?
- Юноша, вы забываетесь! - Попытался осадить меня профессор. - Это не групповая галлюцинация, а мир, реально существующий в коллективном бессознательном. Настолько лабильный, что в нем возможны изменения фундаментальных законов лишь силой мысли. Вы не понимаете масштаба открытия! Нужно углубленно изучать многовековые традиции яри общения с растением-проводником, прежде чем придать его огласке. Нельзя опустить это чудо-растение до уровня наркотика, как ЛСД...
Нашей не начавшейся дискуссии помешали жрецы, которые буквально оттащили Моруа. После недолгого шептания тот от волнения аж побагровел. Видимо, новость жрецов оказалась большей проблемой, чем моя осведомленность.
Профессор бросился к палетке Эшли, кляня себя на чем свет стоит за то, что связался с Корпусом Спасителя. Члены экспедиции кинулись следом, опасаясь, как бы Моруа не пришиб девушку.
- Что ты наделала?! - плевался пеной профессор.
- Они наркоманы! - навзрыд рыдала медичка. И тут же резко. - Я знаю, что и вы, и Джошь тоже наркоманы! Я следила за вами! Поэтому вы так переживаете, что я уничтожила бесовскую отраву!
Эшли обвинительно тыкала пальцем то в меня, то в профессора, словно это был пистолет. Остальные члены группы попросту не понимали развернувшегося театра, поэтому опасались вмешиваться. Спор разрешил жрец, который, не обращая внимания на палец Эшли, опять что-то зашептал на ухо профессору.
- Заречные знают, что эта дуреха уничтожила их урожай травы, - перевел индейца Моруа. - Или мы выдадим её для расправы, или они устроят резню!
- Это неприемлемо! - высказал всеобщее мнение Джобс.
- Поэтому я готовлюсь к резне! - возвестил профессор, будто это не касалось остальной группы.
В своей обычной манере, ничего никому не объясняя, профессор повел меня к ручью, разделяющему деревню. Подойдя к границе, Моруа осторожно передал мне забитую трубку, стараясь сделать это незаметно.
- Пусть они умрут достойно! Помоги им, ты сможешь! - Профессор был краток, но большего и не требовалось.
Глядя на удаляющегося для решающей битвы профессора, я четко осознал, что для него путешествия в мир яри лишь эксперимент, если не просто игра. Мальчишеское желание примерить на себя роль бога. Взращенное цивилизацией воображение Моруа ломало примитивный рай яри, подстраивая его под желания профессора. Потому и прячет он коллективную галлюцинацию ото всех, чтоб не делить власти. И меня отправил на бойню, заведомо зная, что оттуда я уже не вернусь: или умру, или сойду с ума. Я не смогу так быстро освоить законы психоделического мира, чтобы тягаться с колдуном на равных.
Профессор не оставил мне выбора. Я подождал несколько минут, а потом отправился на уже знакомую поляну. Моруа я застал все в той же позе каменного полководца. Завидев мой широкий нож, обеспокоенные жрецы расступились.
Когда я вернулся в лагерь, члены экспедиции все еще шумели о предстоящем нападении индейцев и поступке Эшли.
- У нас есть веская причина вернуться домой! - Мои слова походили на приказ.
- Джошь, прекращай своё нытье про сигареты! - Возмутился один из ботаников. - Мы все на нервах.
- Я убил Моруа. - Мне казалось, что это достаточно серьезный повод. И тут же набросился на Эшли. - Верни траву туземцам или ты следующая! Мне терять уже нечего!
Мешок скошенной травы и труп профессора я оставил у ручья, на запретной стороне деревни. Я надеялся, что яри простят нас, забудут о страшном колдуне и украденном урожае.
Теперь я понимаю, что мнение о человеке зависит не от его поступков, а от того, кто смотрит на эти деяния. Поэтому и может человек хранить в себе как ангела, так и беса. Ведь мог же профессор Моруа быть богом для одних яри и страшной чумой для других. Так и я для родного мира безумный убийца, у которого сорвало крышу от никотинового голода, а для забытого и никому не нужного племени в дебрях Амазонки герой, освободитель, спаситель рая.
|