- Скоро темно станет.
- Да брось ты, - сказал Шестипалый, - никто не знает, когда темно станет.
- А я вот знаю. Хочешь спать спокойно - делай как я.
В. Пелевин. Затворник и Шестипалый.
Мир покорно погрузился во тьму.
- Субъект исследования адекватно реагирует на искусственный раздражитель в виде несложной манипуляции группой индивидуумов....
- Что?! - Жирный Маркс на дух не переносил всякие заумствования и мудрецов, лечащих ими. - Я понимаю, ты 'химический', но давай по-простому, по-народному. Видишь, и так все волнуются!
Рассыпавший бисер терминов Веня сникся, смущенный напоминанием о прошлой жизни. До своего побега он испытал всю прелесть 'химических' опытов, в основном с ноотропными препаратами. В отличие от одурманенных сородичей, влачивших бездумное существование в царстве сумеречного сознания, Веня приобрел богоподобие. То ли дар, то ли проклятье. Ему не понадобились мудрые наставники, хранящие крупицы сакрального знания, ему не потребовались годы аскезы и медитаций. Его учителями стали боги, чей язык он понимал столь же ясно, как и родной. Вене богоподобность казалась страшным уродством, очередной проделкой судьбы-мачехи.
Удача обходила Веню окольными тропами еще с детства. Как и большинство его сверстников, он так и не увидел мать. Даже среди толпы таких же голодных сирот, он сумел некстати выделиться: появление блондина темные сородичи сочли дурным знаком. Особо ярые и жадные к мясу религиозники предлагали попросту сожрать малыша, чтоб другим уродам неповадно было рождаться. Но, видно, Веня и вправду оказался предвестником скорых несчастий: в мясорубке опытов сгинули и голодные, и жалостливые. Белый Веня тоже попал на 'химию'; там и повзрослел, там и 'поумнел'...
Блондин завидовал недалеким собратьям, лишенным сомнений и той громады сознания, что давила на Веню. Завидовал не только храбрости Спартака, гибкому телу Колли или звучному имени Маркса, а просто мечтал о жизни последнего батрака, будто он, крошечный, в долгу у необъятного мира; потому и семенил перед толстяком, словно не совершил только что вселенского чуда:
- Божество по команде вновь погасило светило, - запинаясь от подбора слов, буквально пропищал Веня. - Когда во время ритуала солдаты выстраиваются в 'фигуры', бог выполняет наши приказы. Причинно-следственная связь между событиями очевидна, ритуал срабатывает без сбоев!
Толстяк все никак не мог привыкнуть ни к высокому голосу, ни к диковинным словам 'химического', но общий смысл уловил. Маркс правил огромным, доставшимся по наследству, племенем. Еще неделю назад боги в его жизни не заступали за границу древних суеверий, поощрявших покорность соплеменников. По мысли вождя, боги, если и существовали, то занимались сугубо личными делами, не беспокоясь о столь мелких тварях, как его сородичи. Тысячи ритуалов, в которых участвовал Маркс, не дали и намека на тень божественного присутствия. Конечно, вождь не распространялся о неприличном атеизме, потому не смог огульно отмахнуться от троих пришельцев, визжащих о маловнятных опытах и сонме бессердечных богов. Но неопровержимое доказательство существования бога прибавило вождю доверия к заумному Вене, к обворожительной Колли и немного к хромому Спартаку. Последнего Маркс честно боялся, поэтому не срывал неприязни при соплеменниках.
- Долго еще? Солдаты уже устали! - прокричал небольшой, как и Веня, но словно сотканный из одних мышц, Спартак. На нелюбовь Маркса он отвечал взаимностью, плюя на авторитет вожака. Спартак точно знал место, куда может прогуляться Маркс со своими религиозными сомнениями, но не решался спорить с Веней.
Как прирожденный гладиатор, Спартак честно заработал собственное имя шастая в смертельных лабиринтах на потеху богам. Несмотря на странную любовь фортуны, та все же изредка навещала ложе бойца. Весь провонявшийся трупной гарью от менее удачливых товарищей, он отделался лишь хромотой. Но самый щедрым подарком судьбы Спартак считал неудачливого Веню. Именно головастый блондин спланировал побег от божества. Хоть потеть пришлось в основном Спартаку и сбежавшей с ними крале Колли, но перед Веней он считал себя в неоплатном долгу. Иначе гладиатор не согласился бы на пленение бога.
После побега, опьяненный свободой и жаждой мести, Веня вознамерился заиметь личное божество, возвысившись над ним. А ведь возможности этих сущностей по-настоящему безграничны. Как гласит местная поговорка, у каждого к богу своей длинны дорога, но никто не просит покороче. Беглецы на собственной шкуре познали все прелести и божественного могущества, и всевышней близости.
Для ритуала пленения бога одного желания трио не хватало. Несмотря на недовольство Спартака, пришлось заручиться поддержкой самовлюбленного Маркса, вождя дикого племени. На удивление, недалекий толстяк оказался атеистом. Если бы не запредельно красивая Колли, странных пришельцев и слушать не стали бы - порвали и сожрали, согласно обычаям местного гостеприимства... Веня оказался очень предусмотрительным.
От осознания, что божество оказалось в его власти, еще недавно неверующий Маркс буквально упивался всемогуществом. В маленькой голове вождя рождалось чувство поистине религиозного экстаза; даже в темноте было заметно, как кривило морду от безмерного самодовольства. Режущая глаза вспышка некстати высветила экзальтированную харю Маркса.
- Немедленно выстройте 'фигуру'! - прорычал вождь, распираемый новоприобретенной властью. Очень не понравилась владыке выходка капризного божества, но шокированные ритуалом солдаты не спешили наказывать не в меру ретивого пленника.
- А ну ребята, еще раз напугаем бога нашей мощью! - строго приказал Спартак оцепеневшим воякам. - Фигура: волна!
Ободренные Спартаком воины, забыв о страхе, усталости и голоде, питаясь лишь безграничной верой в полководца, ринулись на построение. Каждого солдата пронизывали чувства, схожие с экстазом Маркса, но помноженные на бесконечность стоящих рядом собратьев. Не теряя времени на раздумья, солдаты взбирались на спины товарищей, превращая груду тел в 'фигуру'.
- Тебе еще нужен этот жирдяй?! - со злобой бросил Спартак Вене. Лицо гладиатора пересекла хищная улыбка.
'Химический' лишь отрицательно фыркнул. Размечтавшийся Маркс даже не сразу почувствовал клыки гладиатора на жирной шее. Немедля, гибкая Колли вгрызлась в лоснящуюся спину вождя, жалобно пищавшего в агонии.
Сантехник Никин еще успел приметить, как на столе хилый альбинос присоединился к разделке гигантской крысы. Никин и не догадывался, что стал свидетелем государственного переворота. По полу коморки накатывались невысокими канализационными волнами сотни мокрых крыс, перекрывая проход к спасительной двери. Живая масса потянулась к ногам сантехника, сверкая бесчисленными парами глаз и острых зубов. Крысиный вал угрожающе продвинулся, нагоняя ужас, лишая воли к сопротивлению. Задыхаясь от вони и страха, Никин выключил свет. Теперь уже в последний раз.
|