|
Земля не настолько глупая, чтобы задаваться вопросом, почему она вращается вокруг Солнца. Земля понимает безнадежность поиска ответа. Человек же постоянно задумывается над такими ненужными вопросами, как причины движения родной планеты вокруг звезды. И прикладывая бешеные усилия, в очередной раз морщится от беспомощности, в тайне надеясь на везучесть следующих поколений. А планета вертится себе спокойненько, и вертится. И как обжигает бока Земли огненная печь, так и меняются времена года на синем колобке.
Я родился, да и живу, в месте, где описанное выше обыденное событие принимает особую комичность, заставляя ученых мужей распаковывать очередной сундук с самоцветами. Беда в том, что подрумяниваются бока Земли так, что лишь раз в году у нас идет снег. Но так точно и щедро, что по нам ориентируется весь мир когда Новый Год встречать. Поэтому на карте моя родина так диковинно и значится: Долина Нового Года.
Основная сложность для любопытных ученых, желающих разгадать природную шараду, состояла в том, что на территории среднего пшеничного поля, расположились две хладновраждующие державы. Война давняя и беспощадная, для завершения которой перевели не одно ведро философских голов. Подоплека конфликта заключалась в двух постулатах:
А. Подданные нашей страны верят, что День Снега - это первый день Нового Года, а наши соседи думают, что это последний день Уходящего Года. Мир заглядывает в наш календарь, поэтому и отстают соседи в развитии как минимум на один день.
Б. Мы считаем, что новогодний снег подобен крику новорожденного, а заблудшие сожители, что снег - это плач умирающего. Соответственно, Конец Света прейдет тогда, когда закончится снег и вся планета станет обожженной, как сгоревшая булка. Враги же утверждают, что обледеневшая планета под тяжестью собственного веса рухнет на светило, издав противное шипение.
Внешне же мы даже похожи, и путают нас чужеземцы с завидной регулярностью, что нам - кровная обида. Поэтому, во избежание незапланированных оскорблений, не любят путишествовать новогодцы обеих стран. Но друг друга мы различаем по бровям: у недругов она выгнута галкой от многовековой злобы, да еще брешут, что наша прямая бровь от постоянного коварного прищура.
Географический феномен так и зудел у пытливых ученых, не давая спокойно спать, есть и размножаться. Вот и решили они применить научный подход к давнему спору новогодцев. Учитывая, что популяцию философов заметно проредили, за дело взялась преобладающая прослойка снегологов. Специалисты по снегу постоянно съезжались в Долину Нового Года, поскольку работать приходилось лишь один день в году, а дальше жить, продавая уникальный снег лабораториям и университетам. Так что, выпросив солидный грант, ученые принялись выискивать 'реликтовый снег', по привычке, бездумно уставившись в ночное небо.
Жаль, но пришлось обделить небожителей бесценным вниманием мужей науки. Как я уже говорил, похожи жители наших стран. А все потому, что род наш от моего батьки, а содержавцев от моего дядьки. А мой отец такой давний, что еще до сотворения мира с богом в карты играл. Боже мир потому и создал, чтобы было чем отдать карточный долг. А его брат - мой дядька - по-пьяни создателю и проигрался. Бог забрать мир обратно не мог, ведь не дядькин он, а отца моего. А вот заточить на крошечную Землю - в самый раз! Так и сидит Владыка мира невольником рядом со своим непутевым братом. А бог потому и людей сторонится, чтоб отцу в глаза не смотреть.
Вруны-соседи сказывают, что мир существует во сне моего дядьки, а его многовековой запой поддерживает основание вселенной. Я согласен, что таких соседей, как наши, могло выдумать лишь сознание алкоголика, но вот отец бы врать не стал. Говорит, что стыдно брату, как и богу, вот и пьет, хотя давно простил он обоих.
Остался же с первых лет заточения у батьки ларец. Как события в роду сменялись, так и на ларце цветком вспыхивал новый рисунок холодного инея. В ларце лежал единственный подарок от матери: снежный ком, в котором она годовалого отца купала. Батя часто говорит, что брат потому и запил, что подарка такого от мамки ему не осталось. Вот снег из ларца и решили отдать снегологам на опыты.
Ученые сначала отнекивались, кивая на знакомые звезды. Но когда несговорчивых пообещали поднять до уровня докторов философии, а палачи радостно наточили топоры, снегологи согласились принять скарб отца за 'реликтовый снег'.
Умники пригорюнились, потирая привычные шеи. Но на то они и ученые: объявив о широкомасштабных исследованиях, новогодские умы посягнули на тайну происхождения мира. Вот только ума, как всегда, хватило, а денег на постройку машины для изучения чудо-снега, как обычно, нет. Ученые всего мира жалобно поклянчили у своих казначеев, пригрозив, что в случае отказа уедут к соседям. Казначеи пожались, да и раскошелились: 'вон даже соседи на такое чудо деньги нашли, а ведь у них тоже война с нами, чем мы хуже?' И популяция снегологов, несмотря на возможность присвоения философской степени, удвоилась. Когда нужную для постройки машины сумму собрали, ученые объявили об ошибочности первоначальной гипотезы и попросили еще денег. Казначеи грозно ругали снегологов, но сдались. Когда машину построили, оказалось, что на ее запуск денег уже не осталось. И только накануне неожиданных философских диспутов в среде снегологов, выяснилось, что запустить машину для реликтового снега можно и без дополнительных вливаний. Но чтоб Солнце медом не сочилось, объявили, что эксперимент возможен только в День Снега, выкроив еще полгода безделья.
За день до Нового Года послал отец меня, как старшего сына, и Марека, как младшенького, сопровождать родовой ларец в лабораторию снегологов. А хитрый дядька, прознав о приближающемся разоблачении, аж протрезвел, пошатнув столпы мироздания. Напугав ученых введением налога на продажу новогоднего снега, обязал похмельный взять в сопровождающиеся, 'для чистоты эксперимента', Зодека и Шнитке, старшего и младшего из его сыновей.
Пока везли ларец, я даже не моргнул, присматривая за старшим двоюродным братом. Марек же со Шнитке разговорились, не особенно беспокоясь о двух постулатах раздора. Но не уследил я, как Шнитке начал хвастаться, что еще в этом году успеет в снежки поиграть. Мареку стало так обидно, что он снег увидит только в следующем году, что не выдержал и стащил ларец. Успел я только приметить несколько лужиц от растаявших снежков.
Батя малого отстегал своим длинным усом, чтоб больше не повадно чужое брать, а мне велел поторопиться. Испугался, что на ларце без снега иней кляксой растечется, и заблудится история рода среди других историй. Пришлось собираться в отцовское детство, чтобы перед лицом научного мира грязным снегом не умыться.
Наказал отец взять в карманы снега нынешнего, а то возврата не будет. Как только растаяла первая снежинка на моем носу, я пошел доить черную корову, спавшую в доме, как человек, а не в хлеву со скотиной. Зачем ее батя держал, никто, кроме него и не знал, но доили её лишь в День Снега.
Чтобы не замерзнуть, отец отдал сапоги и своего правого уса, на случай встречи с новогодней нечистью. У отца усы были знатные, он ими лучше любых хлыстов управлялся. Второй ус оставил себе, чтоб перед смертью мать проведать.
Встав на непривычно замерзшую речку, я разбил склянку черного молока, и, набив карманы свежим снегом, поспешил за лучом света, мигающего подо льдом. Веселые пограничники приняли меня за нерадивого утопленника, вышедшего поплясать в такой праздник, и решили не мешать гулянию.
Но в ту ночь не только мне было не до праздника. Мой брат Зодек постыдно катался на коньках посреди ледяной реки. Он всегда был не в дядьку: мечтал с детства стать великим снегологом и немного баловался философией. Не было у него дядькиной хитрости, но верил он, что исследование древнего снега лишь подтвердило бы правоту его отца. Тогда бы извинился мир перед ними, а так приходится ему со злости ледяную корку царапать, как девчонка.
Увидев меня, спешащим за речным светом, Зодек вскинул в гневе бровь галкой и бросился в погоню. Завидев преследователя, я постарался скрыться в темноте леса. Но коварный медведь выломал во льду лунку и ждал свежемороженой добычи к новогоднему столу. Не успел я даже вдохнуть, как следует, а уже чувствовал, как немеет тело в ледяной колыбели. Лишь боль от отцовского уса еще держала меня на этом свете.
Мой брат вытянул меня за длинный батьковский ус, зная о подлой ловушке топтыгина. Я ж с отцовским усом в правой руке и верным братом по левую, быстро отогнал нечесаного разбойника.
Вдалеке мигнул блеклый огонек и я, хрустя замерзшими словами благодарности, бросился за речным проводником. Под хрустальный звон разбивающихся слогов, мы выскочили на лесную опушку.
Лунный свет заливал поляну, покрывая снег позолотой. Посреди поляны молодая женщина окунала годовалого младенца в здоровенный сугроб. Под ее расшитым передником барабанил еще не вылупившийся бутуз. Всласть наморозив сына, молодка натерла свой спелый живот шматом снега, а остаток закинула в ларец, перевязанный за спиной. Отсвечивая бриллиантовыми узорами инея, женщина затерялась в глубине леса.
Проводив взглядом молодую бабку, слюнявого отца, да нерожденного дядьку, я начал набирать заветный снег в карманы. Но не успели мы ступить на реку, как схватил нас морозом недовольный сугроб и начал бранить за кражу, как недавно отец провинившегося Марека. Свежий снег из моих карманов остался в проруби голодного зверя, вот и нечем заменить пропажу.
Со снежным стражем усом шутит себе дороже: защекочет морозом так, что не найдут ни в прошлом, ни в будущем. Пришлось подарить сварливому кому морковку, припрятанную на завтрак, а брат пожертвовал двумя пуговицами со своего камзола. Налепив на себя подарки, страж обрел нюх и взор. Раздобревший снеголюдина пообещал не морозить никого в новогоднюю ночь, если детишки снежных баб обижать престанут. С чем и отпустил нас.
Еще до полудня мы стояли перед озадаченными учеными. Услыхав о потере отцовского снега, они довольные настроили телескопы, а супер-машину приспособили как орехоколку.
Разрывая клубами лошадиного пара покрытый коркой воздух, на дороге появилась спешащая тройка. В санях сидел высокий господин с бледноснежным лицом, на котором застрял длинный нос, незаметно переходящий в сосульку. Белолицый господин споро покинул сани и поспешил к нам.
Зодек по носу узнал Гастара - самого лучшего знатока снега в мире. Побывав везде, где был снег, Гастар по вкусу различал более трех тысяч видов белого лакомства. Поэтому его нос и торчал из всех более-менее значимых учебников по снегологии.
Запоздалый снеголог беззастенчиво отлепил щедрую краюху снега и, смачно чавкая, съел ее. По его лицу расползлась довольная улыбка и примерзла к носу.
Как мы его отогрели, так и посыпалось: снег пусть останется взволнованным снегологам, хоть машина их только орехи колоть и может. Да и за память рода велел не бояться - грош цена тому роду, что инеем писан. На том простившись, забрал Зодека показывать снег по всему миру, в надежде воспитать достойную замену.
Уже неоднократно гостил снег в наших краях, а ученые мужи все никак не могут к тайне мира проковыряться. Дядька со злобы таки обложил снегологов налогом, да и мой батька последовал его примеру. Но гнать не стали - сгинут, бесполезные.
Детишки теперь каждый год почитают снеговиков, щедро уничтожая запасы пуговиц и моркови, себе на радость, портным да овощеводам к растратам.
Да напоследок шепнул мне Гастар, щекоча длинным носом ухо, с какой вьюги наш мир появился. Я бы и вам рассказал, жаль, не велено.
|