Первой из окна вылетела "Пятеро Добрых" в переплете белой кожи с раззолоченными уголками и шлепнулась прямиком на грядку с морковкой. Почти никто и головы-то не поднял - понятно было, что Дар опять расходится, - только Лидси подхватился, подобрал ее, обтер и поволок наверх, отдать отцу настоятелю, значит. А мы пололи морковку и слушали, как Дар вопит наверху:
- Чтоб вас море взяло! Чтоб вы сдохли все! Свиньи, сволочи, ненавижу!
Он заходился прямо, давно так не орал, я помню, еще подумал, может, выпороть его приказали опять, дома-то, в замке, его отродясь никто пальцем не трогал, он сам рассказывал. Потом вниз шваркнулась фигурка Тайэри, чуть череп Висту не проломила, а Дар сверху высунулся и говорит:
- О-о-о, Вист, я тебя не зашиб?
Со смешочком так, как он умел, мы даже засмеялись, хотя знали, что нельзя, а Вист ему ухмыльнулся в ответ, ну там-то его от окна оттащили, понятно. И Дара мы больше до самого утра не видели.
***
Он, Дар, был чудила. Сын какого-то лорда у моря, "Аллар из рода Дарран", так он нам сказал, когда мы спросили, как его звать. Дядя его сюда завез, что ли, - вроде умер ваш наследник от лихорадки, подайте мне земли, а я-то уж человек набожный и часть денежек с них буду в монастырь слать. За спокойное плавание племянника, значит, по вечному-то Морю, так они верят. Не знаю уж, стоило оно того или нет, - что там у моря, камни сплошные, то ли дело, у нас, хлеб по пояс, а от яблок по осени дух такой, что только подумаешь о нем - и во рту уже сладко.
Ну, я про Дара.
Переживал он жуть как, все нам рассказывал про свое море, да как он со скал нырял, да как на лошади да по вереску, и еще, какие у них там ветра, и как небо краснеет зимой. Сколько уж лет назад было, а я все хорошо помню - сядет вечером и заводит всякое. Один раз сидит, чистит картошку на кухне и говорит - "У меня дома осенью волны такие, что дохлестывают до самого замка. Когда они отступают, на камнях остаются рыба и водоросли, и сверху, с башен, кажется, что скалы цветут, когда все вокруг становится желтым и серым. А в зимние ночи над морем пляшут огненные великаны, и небо становится алым, и снег тоже, и весь мир. Ветер тогда дует так, что в моей спальне вам, живущим далеко от берегов, всегда холодно, в замке почти в каждой комнате горит огонь, и снег падает за окнами, тяжелый такой, бесшумный". Столько лет прошло, а я все помню. Опять я не о том.
Вот, сначала.
Его посреди ночи привели к нам в спальню, я так думаю - сразу, как постригли, потому что вид у него был ошалевший, и он все волосы трогал, а клок так торчал, и видно было, что ему непривычно.
Ну, Вист и подкатился: как, говорит, тебя зовут?
А Дар ему без запинки - Аллар из рода Дарран, человек Моря. Мы так и сели. Не, говорим, как тебя по-нынешнему зовут? А то имя - забудь, хуже только сделаешь. Да плевал я, что они там придумают, отвечает, Аллар из рода Дарран, и всегда буду Аллар. Ну, тут Элин как закатится, он же тоже у нас из благородных. Ты чего, говорит, дурной, ты не выйдешь отсюда никогда, никто не выйдет, слышь? Я вот был - Валлен из рода Карр, людей Озер, слыхал? И где теперь мой род, а где я? Теперь я - Элин-послушник и ничего больше, тоже думал по-первости, выберусь. А только я семь лет уже здесь гнию, и ты не выйдешь.
А Дар ему, значит: а у вас, в Триозерье, всегда было трусов полно, которые от своего рода откажутся, только ногой топни.
Он тогда, понятно, еще про здешние порядки ничего не знал, а Элин вскочил и по зубам ему врезал, мы обомлели аж.
Тут они и подрались, между коек прямо. Дар-то здорово дрался, а Элин больше был, ну и драться тоже умел, только в путь. Лидси к брату Дайну побежал, растащили их, понятно, они ж так молотились, ничего кругом не видели. Наказание, сказали, завтра назначат, а всем понятно, что они назначить могут, за такое-то.
А потом только брат Дайн вышел, видим, Дар смеется, да. У него рожа в кровь, стоит над умывальником, его накажут завтра, его постригли только, а он стоит, аж закатывается. Мы думали - истерика, а он говорит:
- Элин-послушник, да? Что же ты меня бить кинулся за Триозерье свое? А, Валлен Карр?
И мы услыхали, что Элин тоже смеется. Потом говорит:
- Умой рожу-то. Кровать вот рядом с моей возьми.
Так у нас Дар и появился.
***
Заставить его работать было нельзя никак. Идти-то он шел, только делал все так, что лучше б вовсе не брался.
Отправили, помню, полы мыть - так он не поленился воды натаскать столько, что весь этаж залил, болото такое, только жаб не хватало. А на кухне когда был, три мешка крупы извел, во всех котлах, кастрюлях и мисках каши наварил, неделю ели потом. А то - печку чистили, а он возьми и выскочи наружу, весь в саже, орет: "Я с Пустошей, я пришел вас сожрать!". Мы так и закатились. Ну, потом всех наказали, конечно, но оно того стоило, я так думаю.
Он, если что и садился делать - так сам. Сидишь, бывает, картошку ту же чистишь, урока - чуть ли не мешок. Он глянет, рядом сядет, даже если весь день провозился где-то, и давай помогать. Чудила был, говорю же.
Наказывали его часто, а только... пороли когда, как нас, он весь белый приходил, ни слезинки, зато потом рухнет в спальне и прямо заходится. Мы не смеялись, потому что ну ясно - не от боли он. Дома-то его и пальцем... ну, я говорил.
Однажды, как мы его успокаивали, он нам все до капли и выложил - и как отец его умер, и как дядя его сюда свез. Только ничего особенного он не сказал, не он один тут такой. Неудобный. Ему Элин еще говорит: скажи спасибо, мол, что совсем не убил, хер такой. А Дар ему: ты спятил, что ли? Все равно, что грабителя благодарить, что только по башке дал, а не совсем убил! Потом говорит, заплаканный весь, лицо злющее:
- Зарежу эту скотину как свинью, когда выберусь отсюда, и монастырь этот поганый с землей сровняю!
Мы ему не стали говорить, что он никогда отсюда не выйдет. Он тогда, наверное, уже и сам понимал.
***
Сбежать он пытался трижды, что ли. Полоумный, ага.
Один раз через стену махнул, а то мы тут дураки все, и не догадался никто до него. Тогда под пустыми корзинами тоже из кухни пытался выбраться, а один раз - прибился даже к свите лорда какого-то безземельного. Мы все ждали, когда он сбежит, нам верилось вроде как, что он сумеет, хотя знали, что - ну никак. Иначе были бы у нашего настоятеля книжки в раззолоченных переплетах, если бы отсюда сбегал кто ни попадя.
А после того, как его с лордом поймали, Дар "Пятерых Добрых" из окна и вышвырнул.
Я вот что думаю - они же знали, что его ни голодом, ни нижними кельями, ничем не проймешь, он шальной был, пробовали же. Не знаю, что они с ним сделали.
Дар вернулся утром, мы как раз собирались уже. Смотрим - стоит в дверях, не заходит, глаза дикие, сам весь белый. Вист ему: ты чего, что они придумали? А он шаг сделал и упал. Мы его на койку положили и к брату Уллу. Он говорит - пусть лежит, до вечера. А завтра на работу выйдет со всеми.
Только завтра Дар ни на какую работу не вышел.
Что? Нет, какой там. Не умер, не удавился и ничего такого. Он ушел. Нет, не сбежал. Ушел.
Проснулся посреди ночи и, еще когда он меня полез будить, понятно было, что он на что-то решился. Потом он разбудил Элина, потом - Лидси, а потом - всех остальных. Дар сказал, что все, кто хочет пойти с ним, могут это сделать. Бросить это гнилое место, так он сказал.
И мы ему поверили. Его ловили уже трижды, но мы вроде как верили, что если кто и сможет, так только он. Самое смешное вот что - первым захотел идти с ним Лидси. Лидси-ябеда, Лидси-трус, Лидси, который первым кланялся и последним разгибался. Трепло и подлиза, я думал - Дар пошлет его в Лес, а Дар улыбнулся и сказал, что он рад, и что - хорошо, мол, идем. Лидси так за его рукав и уцепился, чисто за мамкин. Не знаю, была ли у него вообще мама, по правде сказать, он никогда ничего про себя не говорил.
Потом Вист ухмыляется: "А, пойду!", и челкой так тряхнул, как он всегда делал. И почти все наши потом. Кроме меня - и Элина. Кроме меня и Валлена Карра, так-то.
Но мы их проводили. До самой кухни.
Теперь как вспомню, так смешно, - восемь мальчишек в ночных сорочках крадутся по коридорам, чуть было не попались брату Арри, стоящему на молитве, но ничего, обошлось.
В кухне Вист спрашивает:
- А дальше куда?
Дар так улыбнулся и говорит:
- А дальше сейчас будет.
Взялся за кухонный топорик для мяса, и Вист аж посерел.
- Ты чо, - говорит, - сдурел? Я никого убивать не стану!
А Дар ему весело так:
- А тебе и не придется.
Положил руку на стол - мы и ахнуть не успели, не ожидал же никто - и саданул по ней лезвием, только кровь хлынула. Лидси завизжал, как поросенок, но мы все заорали, наверное, не помню, ошалели же, а Дар ухватил полотенце и орет:
- Перетяни, быстро!
И Лидси, не переставая вскрикивать, - тоненько так, коротко, - роняя сопли, взял и перетянул. Только не сильно помогло, оно все равно кровью набухло и на пол капало. А Дар выкрикнул:
- Тхайри!
Мы и не поняли даже. Потом дошло - это он ведь Тайэри зовет, по-своему, как у них, людей Моря, принято.
- Тхайри, - говорит, - что мое - тебе. Приди!
И на нас дохнуло жаром. Вот и все.
***
Что дальше было? Да ушли они, конечно. Видишь, и мы не остались, негде оставаться-то стало. Видно, эта жертва была Тайэри угодна. Да ты и сам знаешь - нету больше монастыря в Уэде. А Однорукий - есть. То-то и оно. Хороший лорд, говорят, и клинки у него хорошие, особенно - Лидс Безземельный, слыхал? А сам я не знаю, не бывал я в Дарране никогда. Может, по весне соберусь, когда вот Элин от лихорадки отойдет. Может, соберусь...
А пока что - еще по кружечке?