Мост остался позади, цепь фонарей проспекта рвалась с каждым шагом, пока не разлетелась во тьме.
Он посмотрел в чистое ночное небо позднего июля, а потом снова оглянулся. За листвой тополей, оставшиеся позади фонари вобрали в себя свет солнца, ушедшего за многоэтажки четыре часа назад. Ночь пахла грядущим августом. Преодолев мост Мушкетовского проспекта, он подошёл к перекрёстку с Загородной улицей. Остановился. Слева была темнота.
От одного угла - к другому; там свет ночного киоска и вывернутого фонаря над ним.
...Да, август чувствовался даже в усилившейся дрожи листвы тополей. Эта свежесть теребила его грязную рубашку, он подошёл к киоску, сперва почему-то потянулся за спину к ремню, коснувшись рукоятки ТТ. Тут же отдернул руку, полез в правый карман брюк, но там был только листки - те самые записи, из-за которых он здесь. Наконец, в другом кармане он нашёл деньги:
- Водки налейте.
- Сколько?
- Сто. Кстати, не скажете, как мне в центр города проехать?
- Вы, кажется, сегодня уже спрашивали, - заспанный женский голос в киоске, палец с красным маникюром указывал туда, где уже давно зашло солнце. - Вот там остановка, садитесь на... Впрочем, наверное, уже ничего не ходит.
- Да, простите, - он залпом выпил и поднял лицо к фонарю. Скорее всего, попасть в центр города уже не получится никогда. После последнего убийства он сделал несколько крюков через дворы, чтобы обойти многоэтажки Мушкетовского, но даже на Загородную улицу выйти не получалась. Перекрёсток Загородной и Мушкетовского - вот он, а вот самой Загородной будто нет. Будто улица исчезла вместе с уже теперь, наверное, вчерашним закатом.
- Я чувствовал вверху незыблемое счастье, вокруг себя - безжалостную ночь, - прошептал он.
И - самое главное: за ним кто-то шёл, кто-то преследовал его. Первый раз он почувствовал это, когда двумя выстрелами убил Наташу на улице Тополей. Наташу он убил третьей, значит - на него вышли после второго убийства. Нет, после Наташи убивать на улицу Чаадаева он пошёл не сразу, сначала - сел в трамвай, кружил по городу, потом пересел в другой, пил где-то, ещё пил, заблудился, сел на скамейку, протрезвел, на рассвете похмелился возле той трамвайной остановки, где прошлым вечером начал свой путь, но к остановке до рассвета он дошёл пешком. Откуда-то с совсем другого конца города. А уже потом, посидев несколько часов в районной библиотеке, ближе к вечеру пошёл убивать дальше...
В той библиотеке он был записан, как и во всех библиотеках города. Его внешнему виду не удивились - примерно таким потрепанным он приходил и раньше. Только в библиотеке, выбрав пять книг, достав записи и ручку, он заметил, что части разрозненных листков не хватает. Где-то он потерял записи. Среди домов или в трамвае.
... Преследователя он увидел сегодня, то есть, скорее всего, судя по ночному запаху, вчера на закате, когда выходил из подъезда дома красного кирпича. Преследователь шёл прямо к подъезду, он почувствовал, что это за ним, отвёл глаза (потому не разглядел лица) и непривычно свернул налево между домов, а не пошёл прямо, как обычно приходил и уходил из того дома.
...Он отвернулся от фонаря, сделал шаг назад от киоска. Пустой пластиковый стаканчик оставался в его руке, он снова вернулся в свет киоска и бросил стаканчик в урну. Тут справа от себя он снова его увидел. Преследователь шёл прямо к нему, пустоту за его спиной пытался заполнить неровная линия света Мушкетовского проспекта. Он из-за спины выхватил ТТ, сжал рукоять и побежал от преследователя вниз, вглубь дворов. Перед ним мелькали оттенки темноты шелеста листвы деревьев, углы многоэтажек вывели к редкому свету ночных окон, а он бежал все дальше, вниз.
Угловые дома, вот свет подъезда - ровный вертикальный ряд блеклых, словно будущая невозможная осень, окон. Ступени, железная дверь, до неё несколько шагов, преследователь уже преодолевает ту тьму, которую до этой многоэтажки преодолел он. Несколько шагов - это детская площадка, он едва не задел карусель и шагнул в песочницу. Бордюр, ступени подъезда, домофон, но - не может быть!
Прямо сейчас запищала дверь, мужик в кепке и, несмотря на жару, тяжёлой коричневой куртке появился на пороге. Мужик отстранился.
- Простите, - сказал он, чуть толкнув выходящего, вбежал на первый этаж. Дверь захлопнулась, сигнал сообщил о блокировке и он вздохнул. Лифт и три двери квартир первого этажа шестнадцатиэтажки. Давно уже пустые пасти почтовых ящиков и тиканье счётчиков электричества. Да, дверь за его спиной захлопнулась, но преследователь уже преодолевал детскую площадку и был готов, скорее всего, вернуть к подъезду уходящего в ночь мужичка в коричневой куртке, чтобы тот открыл ему дверь, а мужичок откроет, если он - житель этого дома. Который просто вышел в тот же ночной киоск за следующей бутылкой. Но есть шанс, что мужичок так поздно возвращался из гостей, и тогда у него нет ключа, но это - вряд ли. К тому же, мужичок мог позвонить в домофон и попросить тех, у кого он был, открыть подъезд для преследователя.
В любом случае, подъезд шестнадцатиэтажки - это ловушка. Сперва он запаниковал и бросился к лифту, нажав на кнопку. В правой руке он продолжал сжимать пистолет. Лифт открылся сразу (видимо, мужичок спускался на лифте), но, когда двери разъехались, он увидел себя в зеркале распахнутого лифта и остановился. Нет, квартиры. Не заходя в лифт, он нажал на кнопку 16 этажа и сделал шаг назад. Двери съехались, двери сомкнулись, взвыв, лифт начал подниматься по артерии дома вверх.
Итак, квартиры. Три двери первого этажа, по два звонка у каждой с цифрами. Шесть вариантов, как на кубике. Он стал спиной к лифту. Дверь справа, спереди и слева. Синяя дверь справа, он бросился к ней и с силой надавил сразу на две кнопки звонка. Тишина. Ещё. Что-то заставило его, отбросив вариант со средней дверью, броситься влево и надавил он на один звонок, а не на два. Только на один. Ещё. Ещё. Он угадал.
Щелчок, дверь, ведущая в тамбур открылась, за ней - открытая дверь квартиры, а между ними - девчонка лет семнадцати. Белая футболка, спутанные чёрные волосы до плеч, удивлённые и ни капли не испуганные карие глаза. Испуг появился, когда она увидела пистолет.
- Не бойся, я не убью тебя. У меня нет врагов среди новых знакомых. Я убиваю только старых друзей.
***
Преследователя - того, кто пытался догнать "палача с ТТ" - звали Алексей Черноусов. Предзакатное солнце резало глаза ещё больнее беспощадно, чем полуденное. Отворачиваясь, Черноусов вышел из управления.
- Лёха, подожди же! - вслед за ним выскочил лейтенант.
Капитан Алексей Черноусов остановился. Ему не нравилось здесь всё. Всё в этом городе было не его, разве что - центральная площадь, которая напоминала ему любимые столичные места. Но с начала лета он должен был работать здесь.
- А где машина, лейтенант? - Черноусов, щурясь, смотрел на Саню. Господи, на этом лейтенанте даже форма смотрелась провинциально! Кареглазый крепыш Саня всегда подчёркивал, что он - украинец, хотя на его типично рязанском лице, которое, как считал Лёха, только портили тёмные волосы и карие глаза, в такие вот мгновения неловкости, проявлялись цыганские черты.
- Капитан, ну нет машин - на выезде все, тут вам не столица! - подмигнул Саня и указал на остановку трамвая.
- Да, не столица... Где это? - они подошли к остановке, треснутый козырёк павильона плавился от жары.
- Северо-Восточный район, Кирпичный переулок, за Белой речкой. Двадцать пять минут на трамвае - и мы там. И на бензине сэкономим.
Капитан тяжело вздохнул:
- О жертве что-нибудь известно?
В звоне приближающегося трамвая ответ Сани потонул. Они поехали от ярких домов к редким и блеклым многоэтажкам Северо-Восточного района. Трамвай вынырнул из отброшенной на рельсы тени дома, и Черноусова снова ослепило солнце.
В финале Кирпичного переулка трёхэтажки выделялись на фоне уползающих дальше на северо-восток частных домиков. Одна из последних трёхэтажек переулка замерла в тени ясеней, на скамейках возле подъезда, к которому они подходили, не было никого. Соседи стояли на лестничных пролётах между этажами, переговаривались. Соседи всех убитых людей выглядели всегда одинаково: ещё не умершие женщины странного возраста с покрашенными волосами и угрюмые мужики, готовые помочь, "если чё". Среди них мог мелькнуть любопытный взгляд 20-летнего юноши или миловидная барышня, а детям приказали прятаться в квартирах. Впрочем, соседи и живых людей выглядели так, просто они прячутся в квартирах вместе с детьми или сидят на скамейках у подъезда.
- Соседей опросишь ты, - однозначно приказал Черноусов, а сом вошёл в квартиру на втором этаже.
Итак, убитого звали Павел Ц., соседи услышали выстрел ещё вчера, ближе к вечеру, а потом только сегодня к полудню заметили, что дверь в квартиру была приоткрыта, он лежал мёртвый на кухне. Жил один, родственники ещё десять лет назад переехали в столицу, работал строителем. 28 лет. Уходящие эксперты сообщили, что, судя по гильзе - один выстрел из ТТ. Прямо в голову. Павел стоял спиной к кухонному окну, когда убийца направил на него пистолет. Крови мало, аккуратная дырочка между глаз. Глаза закрыты. Деньги - в портмоне, сумма небольшая. Но убийца её не взял. Есть ещё деньги в зале, в ящике стола. Черноусов перешёл из кухни в зал.
- Бухал в меру, иногда водил девчонок, есть приятели по работе, - говорил вошедший Саня. - С них, наверное, и начнём, чего-то не поделили, выпивали, наверное.
- Деньги не пропали, в баре я нашёл нераспечатанные бутылки водки и коньяка, на столе ничего нет, - говорит Черноусов. - Если бы не его профессия и образ жизни, я бы подумал, что это заказное убийство. Надо проверить родственников. И друзей, конечно, девушек его. Но что-то тут не то.
Черноусов вернулся на кухню и стал на то место, в шаге от дверного проёма, где, скорее всего, стоял убийца. Он подумал, что июльское солнце, которого сейчас не было видно, бьёт прямо сюда через окно ближе к вечеру. То есть, когда убийца стрелял, готовящееся к закату солнце слепило его глаза. И всё же он попал.
- Занавески.
-Что? - спросил Саня.
- На кухне нет занавесок, - сказал Черноусов. - Если убийца стоял вот здесь в то время, в которое мы думаем, солнце должно было ослепить его. А он попал точно между глаз. Как?
- Может, он перенёс сюда труп или переложил? Может, это убийца стоял спиной к окну, а не покойный?
- А ты - молодец, - улыбнулся Черноусов. - Он посмотрел себе под ноги, чуть отступил назад и нагнулся. - Вот!
Маленькая капля крови.
- А зачем ему это было делать? Зачем перекладывать труп на то место, где сам стоял, убивая?
- Как ты сказал? - посмотрел на Саню Черноусов. - Положил на то место, где стоял сам...
У Сани зазвонил телефон.
- Что? Сейчас будем, мы тут рядом.
Черноусов повернулся и посмотрел в карие глаза Сани, который всё ещё держал возле уха трубу.
- Ничего хорошего, Лёха. Тут, метрах в трёхстах. Труп на перекрёстке Загородной и нашего Кирпичного переулка. Тоже - выстрел в голову. И если это наш ТТ, то...
Черноусов достал сигарету.
- ...то я никогда не покину ваш проклятый город, - с удивлением для себя самого сказал Алексей и чиркнул спичкой. Она тут же погасла от налетевшего из распахнутого окна горячего воздуха.
***
- Как тебя зовут?
Тьма он сам захлопнул дверь, девушка отступала во тьму квартиры, где-то в спальне мелькал красный ночничок. Он направил на неё пистолет, потом опустил. Девушка остановилась.
- Лилия.
- Слушай, Лиля. Слушай, - он остановился. Слава в прихожей было зеркало, в черноте которого мелькнул его ТТ и отразилась мятая рубашка. - У тебя окна выходят к подъезду или на другую сторону?
- Нет, не к подъезду.
- Очень хорошо. Очень хорошо. Там - кухня? Открой, пожалуйста, окно, только - тихо...
- У меня на окнах решётки.
Он тяжело вздохнул.
- Ладно. Всё равно - пойдём на кухню. Зажги газ и поставь чайник, свет не включай.
Он сел за кухонный стол, пистолет снова направил на девушку. Она поставила чайник, даже не дрожала; казалось, он просто у неё в гостях, они давно знакомы, всё хорошо, просто ему некуда пойти, да, некуда. Действительно - некуда. И эта квартира, эта девушка, этот незнакомый, но приятный запах чужого жилья - виток лабиринта, который находится внутри ловушки. Скорее всего, он уже никуда отсюда не выйдет. Даже из этой кухни.
- Приоткрой окно, хочу ещё раз почувствовать этот запах, пожалуйста.
Она посмотрела на него, он не разглядел её глаз, она открыла окно.
- ...пожалуйста, - говорил он. - Уже почти август, чувствуешь? Вернее, он уже пришёл. Давно пришедший август начнётся через несколько дней, ведь так?
Она молчала.
- Тебе страшно?
- Мне странно, - ответила она. - Но спать я уже не хочу и не смогу.
Она села напротив него:
- Рассказывай, раз пришёл. Кто ты?
Огонёк конфорки наконец-то бросил свет на лицо девушки так, что он смог хорошо разглядеть хозяйку. Красивая, но больше - миловидная. Необычный разрез глаз, что-то восточное, аккуратные черты... Он положил пистолет перед собой на кухонный стол.
- Я хотел всех их убить в предзакатный час. Это время меня тревожит. Я пытаюсь всегда уловить не мгновение заката, не тот миг, когда исчезает за горизонтом последний луч солнца, а именно то время, когда солнце не начало ещё заходить за горизонт, но - вот-вот начнёт.
***
В пятиэтажке на перекрёстке Загородной и Кирпичного труп мужчины лежал на последнем пролёте, у самого окна подъезда. Черноусов был уверен, что Владимира С. Застрелили спустя минимум полчаса после расправы на окраине кирпичного. Дырочка между глаз, и наверняка снова - ТТ. Глаза Владимира были распахнуты карим удивлением. Футболка и шорты, обуви не было.
Владимира тоже нашли только сегодня, убийце повезло - кроме жертвы на последнем этаже жила только пенсионерка баба Екатерина Антоновна, которая, возвращаясь сегодня от родственников, чуть не споткнулась о тело. С сердцем и нервами у старушки оказалось всё в порядке, такое впечатление, что она даже не была потрясена.
- Уверен, что его тоже убили не здесь, - говорит Черноусов, поднимаясь с пролёта к квартирам этажа.
- То есть - тоже? - Саня оставался рядом с трупом спиной к окну подъезда.
- Убийца как бы представлял, что он стоял там, где стоишь сейчас ты. Посмотри в окно, что там?
- Небо, - ответил Саня.
- А когда труп тут оказался - было солнце, вечернее солнце, - говорит Черноусов, входя в квартиру Владимира, дверь которой, как и в первом случае, была не заперта. - Соседи не слышали выстрела, а в подъезде это было бы очень громко.
- Глушитель?
- Нет. Он убил его в квартире. Где - не важно. А потом тело вынес в подъезд. А вот и она, красотка! - Черноусов нагнулся в проходе между прихожей и залом и подобрал гильзу заранее приготовленным пинцетом. - Поздравляю, у нас - серия. Причём разница между двумя убийствами - меньше часа. Только вот непонятно, какое из убийств было первым. Здесь или - откуда мы пришли? Расстояние занимает 10-15 минут ходьбы, а если убийца - на машине, так вообще - красота.
Саня тяжело вздохнул.
- Это ещё хорошо, если ему нужно было по каким-то причинам убить только этих двоих, а если причины нет...
- Как это - нет?
- Не важно... Кто этот - Владимир?
- На фабрике местной грузчиком работал. Развёлся недавно. 30 лет. Бывшей жене надо сообщить, он, как мне тут рассказали, рос с матерью, она несколько лет назад умерла, раньше они жили тут втроём с женой, остался вот совсем один.
- Херово. Судя по всему, из дома тоже ничего не унесли. И, поверь - это очень плохо.
...Спустя минут пятнадцать минут они вернулись в жару городской окраины. "Хотя тут - весь город - окраина", - подумал Черноусов.
- Вроде - всё, пора ехать, - Саня смотрел себе под ноги, Черноусов прошёл вперёд, к трамвайным рельсам, снова достал сигарету, в этот раз спичка не погасла.
- Езжай сам. Я ещё тут погуляю, буду через час на месте, - Черноусов смотрел на восток, в бесконечность трассы, в которую вливались Кирпичный переулок и Загородная улица, где Саня ждал трамвая, а Черноусов не ждал. Он обошёл несколько раз вокруг пятиэтажки, из подъезда которой уже вынесли второй для Алексея за сегодняшний день труп с огнестрелом, а потом углубился в тропинки частного сектора Кирпичного переулка.
Людей не было, иногда лаяли собаки, город оставался за спиной. Жертвы ограблены не были. Надо выяснить, были ли знакомы. Или их вообще ничего не связывает, кроме этих двух пуль из ТТ? Да и из одного ль и того же пистолета они были застрелены? Экспертиза в этой глухомани будет не сразу, понятно, но Черноусов был уверен - из того же. Не ошибиться бы, как тогда, но все же, все же, вдруг - тут совсем не деньги, совсем не из-за них, не из-за каких-то финансовых штук, а ...другое.
Горячий июльский ветер жёг лицо, опалённая трава возле заборчиков снова затрепетала. Другое. Совсем другое. Он не заметил, как сделал круг и вернулся к трамвайной остановке, его заставил оглянуться грохот приближающегося вагона, двери открылись, он вошёл. "Блин, в ту ли сторону я еду?", - Черноусов сел возле средней двери трамвая, впереди сидел парень и перебирал в руках какие-то листы, исписанные мелким почерком. За окном снова начали мелькать многоэтажки и Черноусов облегчённо вздохнул. "Да, туда".
Трамвай, свернув с Загородной на широкий Мушкетовский проспект, три раза подобрав и высадив пассажиров, начал преодолевать мост через Белую речку, и тут Черноусов понял, что городок ему начинает нравиться. Слева он видел пустыри, вглубь которых уходила река, но справа, на Западе многоэтажки располагались на склоне так, будто ребенок пытался строить свой родной, но уже "такой взрослый" город. "Там, где он будет жить".
Преодолев мост, трамвай ещё раз остановился на Мушкетовском, а затем свернул на юго-восток и помчался по тихой улице Тополей. На второй после поворота остановке сидящий перед Черноусовым парень поднялся и быстро выскочил. Что-то в этом парне забеспокоило Черноусова. Что-то было не так, не то.
Когда трамвай уже подъезжал к следующей остановке, Черноусов понял сразу три вещи.
Он проехал тот перекрёсток, где надо было выходить, чтобы вернуться в управление.
На пустом сидении впереди него лежали листки, которые перед выходом парень засовывал в карман (видимо, засунул не все, некоторые выпали).
Когда парень прятал рукописи, у него за ремнем на спине был пистолет. По мелькнувшей рукояти было понятно, что это - ТТ.
***
Витки кровавого июля
(из газет)
Капитан исчез после второго убийства
Дело о серии убийств в Северо-Восточном районе нашего города обрастает новыми загадками. Капитан МВД Алексей Черноусов исчез после того, как покинул место преступления на перекрёстке Кирпичного переулка и Загородной улицы. Напомним, именно там таинственный стрелок расправился со своей второй жертвой - Владимиром С.
Домой капитан не вернулся, его мобильный отключён, в управлении его никто больше не видел. По словам его напарника, лейтенанта Александра Генова, исследовав место преступления на Загородной, они с капитаном Черноусовым вдвоём вышли из дома жертвы. Александр поехал в управление, а Алексей сказал, что "ещё погуляет здесь, будет через час". Местонахождение капитана Черноусова до сих пор неизвестно.
Отметим, в следующие два дня после исчезновения капитана, ещё два человека стали жертвами палача с ТТ в Северо-Восточном районе. Он застрелил девушку на улице Тополей, а на следующий день - мужчину на улице Чаадаева. Они, как и предыдущие жертвы, были убиты выстрелами в голову.
Наш источник в МВД утверждает, что уже установлена связь между жертвами, но официально силовики не подтверждают этой информации.
***
Черноусов лишился жизни в столице из-за идеализма.
Он никак не мог вбить себе в голову, что практически все убийства совершаются из-за денег. Классическая ревность, расчётливая месть, благородная защита или, как именовался черновик "Моцарта и Сальери" Пушкина - "Зависть" - эти мотивы должны были быть оставлены для литературы, а не для расследования преступлений.
Он никак не мог убедить себя, что все локальные войны и силовые спецоперации не имеют ничего общего с благородством и самопожертвованием. В лучшем случае, в этом всём участвовали те, которым убивать людей было необходимо - как алкоголику стакан водки.
Алексей Черноусов прогорел на двойном убийстве. Обугленные трупы парня и девушки нашли на рассвете, когда спасатели справились с пожаром в "двушке" на четвёртом этаже. Убийца нанёс каждому более двадцати ножевых ранений, а потом сжёг тела. Всё говорило о страсти. Черноусов начал копаться в прошлом погибшей девушки, оставив в стороне все связи погибшего вместе с ней парня. На ночь Черноусов читал её дневники, а на своём рабочем столе поставил её фото: светло-русые волосы красавица как будто вились в такт её улыбке, в чистом взгляде читалась музыка. Та музыка, которая тихо звучит апрельскими вечерами, если целый день лил дождь, а когда солнце уже зашло, небо стало до боли чистым.
Тот, в кого, согласно дневникам девушки, она впервые влюбилась в 17 лет, стал главным подозреваемым. Черноусов нашёл его, назначил встречу на пустыре, и долго, долго избивал, пока ветерок, в котором чувствовалась грядущая осень, сыпал песчинки на окровавленное лицо. Потом он достал свой ПМ и направил парню в голову, тот уже еле дышал. Единственное, чего добился Черноусов от несчастного, что тот всё же вспомнил, вспомнил эту девушку, которая несколько лет назад его полюбила. Она жила за два квартала от него, и тогда - точно! - был август, так записано в её дневнике, когда мечты, как и августовский воздух, можно потрогать, ведь небо почти осязаемо, а потом всё разлетелось осенней листвой.
В итоге убийцей оказался приятель гражданского мужа девушки, который занял у них восемь тысяч рублей, а долг вернул ударами ножа - примерно по одному за каждую двухсотку, и огонь - за всю сумму сразу. Но когда убийцу нашли, Алексей Черноусов был уже переведён сюда.
Теперь он сидел в забегаловке на перекрёстке Тополей и Мушкетовского, допивая вторую чашку кофе, листки, исписанные мелким почерком, были разложены перед ним на липком пластике столика. Под навесом было сумеречно, но строчки были хорошо видны.
До этого Черноусов выпрыгнул из вагона на ближайшей остановке и побежал рядом с путями обратно, сжимая в руке рукописи палача, - туда, где вышел парень с ТТ. Но предыдущая остановка была пуста, две девушки в белых шляпках подходили к ней, без умолку болтая. Он шёл обратно, к Мушкетовскому проспекту, пока не увидел эту забегаловку, где двое угрюмых посетителя мешали водку с пивом, поглядывая из тени навеса на залитый беспощадным светом город.
Черноусову, судя по всему, достались первые записи дневника. Он курил сигарету за сигаретой, огонёк спичек не подводил.
"Читающий твой дневник переживает всю твою жизнь за несколько часов, - написано на первой странице, - Впрочем, ведь этого желает любой, кто ведет дневник; для этого записываю вот эти строчки и я. Чтобы кто-то почувствовал и пережил краткий путь к моей смерти. Будто, умирая, рассказываю о том, как это - умирать - кому-то ещё. Как бы готовлю его уже к его смерти. Но его-то смерть будет иная. А слушая меня, он будет думать, что умирать - это вот так. Этими записями я подменяю для него его предчувствие смерти своим предчувствием. Так и живем, переписывая чужие дневники в свои записи. Выдавая их за свои дневники...".
Черноусов отложил этот листок и распрямил, судя по всему, последнюю бумагу из тех, что оставил убийца. Тот же почерк. Только очень ровно и старательно выписанные слова, соблюдено расстояние между строчками. Двенадцать ровных строк. Стихотворение не было подписано, но взято в кавычки - естественно, оно не принадлежало автору этого дневника, тут убийца оказался честен.
Черноусов перечитал стихотворение ещё раз и вспомнил, что у родителей на полке стоял такой вот белый томик, он листал его иногда, давно очень. Да автор строчек - точно не убийца, - улыбнулся Черноусов. Потому что автор этого стихотворения умер в 1921 году.
***
Огонёк на плите отражался в тёмном зеркальце её глаз, за окном было так, как только может быть в одну из последних ночей июля.
- Мы с Пашей, даже не созваниваясь, не договариваясь, просто днём встречались где-то на Кирпичном переулке. Я выходил к Белой речке, потом шёл дальше, привет, вот он уже идёт. Чего мы только вместе не вытворяли!
- Грабили банки? Угоняли автомобили? - губы Лилии чуть улыбнулись.
- Не, это так, из разряда "если бы". Наверное, преступность у меня не заложена генетически, потому всё можно было назвать хулиганством, на большее не тянуло никак, хоть нам и предлагали. Знакомые Вовы.
- Это тот, кого ты убил вторым.
- Ага. Он очень удивился, когда увидел у меня это, - его рука коснулась лежащего на столе справа ТТ. - Я такого удивления в глазах ни у одного человека не видел... С Наташей их познакомил я. Мы уже закончили эту проклятую - каждый свою - школу, потому город и улицы были распахнуты. Но это было чистое детство, никакой грязи, даже порно казалось просто смешными мультиками. Наташа жила на улице Тополей, у неё был парень - Дима, он жил недалеко от неё. Я познакомился с ней, когда возвращался от друзей, был ранний сентябрь, переходил мост через Белую речку. Она шла мне навстречу, так интересно наклонила в бок голову и сказала: "Привет, а давай познакомимся!".
На лице Лилии уже блестела улыбка.
- Причём это было так естественно, вообще без никаких мыслей, говорю-же - по-детски! - продолжал он. - Я сказал: давай, представился. "А я - Наташа, ты куда идёшь?". "Гуляю", - говорю. "Я тоже, но мне надо к моему парню, проводишь? Я тебя с ним познакомлю, он на Чаадаева живёт". Мы пошли на юго-запад, преодолев мост, вышли на Мушкетовский проспект. Сентября по сути не было, хотя его дыхание я чувствовал весь ушедший август, а тогда, когда мы спустились с моста на проспект, я оглянулся на дома и деревья и понял, что ушедший август захотел остаться в этом сентябре...
Он замолчал и посмотрел в окно, минуя глаза Лилии.
- У тебя есть выпить?
- Конечно, - она открыла шкафчик, поставила на стол бутылку водки и стакан.
- Закуска не нужна, - говорит он, наливая себе. - А ты?
- Пей и продолжай.
- Да, август захотел остаться в наступившем сентябре, - он выпил, и тяжело задышал. - Мы остановились на Мушкетовском, там, где он распадался на улицы Тополей и Чаадаева. "Я живу там, - показала она сначала налево, а потом - направо. - А там живет Дима. Пойдём?".
- Её ты убил третьей?
- Да. Я выстрелил два раза.
***
Следующий труп Алексей Черноусов нашёл сам. Для этой девушки убийца расщедрился - она получила не одну, а две пули из ТТ. Первая попала в сердце, вторая обезобразила ей лицо. Черноусов все же просчитал, исходя из записей, где это произойдёт, кого убьют, но было уже поздно. Он долго искал этот дом по левую сторону улицы Тополей. В записках не указывался точный адрес, потому пришлось обойти несколько домов, пока Черноусов не увидел ориентир, о котором писал убийца - почти стёртая надпись зелёной краской на стене ближе к углу сразу за скамейками - "НЕТ". Это были первые буквы имён подружек из детства Наташи: Наталья, Елена, Татьяна, а надпись сделала сама Наташа, выкрав у отца банку краски и кисточку. Потом неделю не выходила из дома, но надпись отец решил не стирать - первый творческий акт дочери, обращённый обществу, должен сохраниться.
Солнце зашло за многоэтажки, уже утонуло за мостом в Белой речке, а в девятиэтажке на Тополей уже начали зажигаться окна, вобрав в себя свет свершившегося заката. Кроны тополей склонились к востоку, листва зашуршала, и он вошёл в первый подъезд.
Уже во второй квартире, в которую он позвонил, ему рассказали, что, мол, да, есть такая девушка, только живет она на втором этаже следующего подъезда, такая-то квартира, уезжала несколько лет назад, кажется, в Питер, женилась, развелась, вернулась, а ебёнок остался с мужем, живёт одна, но часто к ней приходят разные компании, пьют, где работает на что живёт - не понятно.
Дверь в её квартиру была открыта - естественно, убийцу она пустила сама, так как очень хорошо его знала. Наташа лежала в зале, рядом с пианино, прямо перед окном. Черноусов опоздал часа на полтора - огней в соседних домах становилось всё больше, а её убили до заката. Ясное что труп сюда переложили - окно из зала выходили на запад. Черноусов посмотрел на пианино и увидел то, что и ожидал увидеть, вспоминая прочитанные записки.
На крышке пианино сидели три куклы, а рты у них были заклеены лейкопластырем.
В вечерних сумерках Черноусов не стал зажигать в квартире свет, здесь больше делать нечего. Надо успеть предотвратить хотя бы пятое убийство. Хотелось бы, конечно, и четвёртое, но часть записей о Диме, который, судя по всему, будет убит завтра, осталась у убийцы, а вот где жила девушка, которую палач с ТТ собирается убить последней, можно было вычислить. Времени у него чуть больше, чем сегодня. Дом из красного кирпича на Мушкетовском проспекте, пятиэтажка, сразу за ней - Белая речка. Проблема одна - в записках убийца не называет её имени. Ничего. Только блоковское "Она". С прописной буквы.
Выходя из подъезда, Черноусов вдруг понял, что заигрался, нужно срочно звонить в управление, нет - бежать туда, он оставил труп девушки разлагаться в ее квартире, ничего никому не сказал, он почти целый день - не на связи с того момента, как сел в трамвай и поехал по Загородной. В одном трамвае с тем, кого он искал, похожий на того парня, что сидит на дальней скамейке через дорогу.
Это он. Точно - он. Парень встал со скамейки и пошёл к остановке трамвая, Черноусов услышал, что из-за поворота готов вынырнуть вагон и тогда побежал через дорогу, но путь преградили два автомобиля, он остановился, а стекла домов дрогнули, когда трамвай вынырнул на улицу Тополей.
Конечно, когда он подбежал к остановке, трамвай уже уходил, готовый через остановку ворваться на Мушкетовский проспект. Черноусов всё равно бежал, пытался поймать попутку, автомобили не останавливались. Огней города зажигалось всё больше и с каждой минутой они становились всё ярче. Черноусов бежал, на остановке он вскочил в следующий трамвай, не совсем понимая, что он делает, ведь убийца точно снова ушёл. Поворот на Мушкетовский, трамвай летит к фонарям моста надо Белой речкой, после моста Черноусов выбегает на остановку...
Отдышался, сигарета. Нежный вечер июля дарит приближающийся покой. Он просто идёт по проспекту, обходит щебечущую по телефону девушку в лиловом платье, уступает дорогу целующийся на ходу парочке. Стрелка у светофора указывала вправо - "Улица Загородная". Та самая, где произошло одно из убийств. Он просто так решил пойти, куда указывает стрелка, но вокруг становилось всё темнее, огни города оставались позади, а впереди будто в домах не зажгли свет. Он нырнул во тьму, и вереди него... снова оказался мост Мушкетовского проспекта. Он развернулся и снова нашёл ту стрелку: "Улица Загородная". Всё повторилось.
Только спустя несколько часов блужданий по городу, когда многоэтажки стали погружать себя во тьму постепенно гаснущими окнами, он понял, что случилось. С какой бы стороны не подходил, какие бы маршруты не выбирал, Черноусов больше не мог попасть ни в Кирпичный переулок, где они нашли первый Труп, ни на Загородную, где на пересечении с Кирпичным произошло ещё одно убийство, ни на улицу Тополей, где двумя выстрелами тот же человек убил Наташу. Город будто отсёк от себя эти улицы. Для Черноусова их больше не было. Вероятно, потому что для убийцы тоже больше не было этих улиц.
***
- А зачем ты взял её куклы и заклеил им рты? - Лилия смотрела, как он наливает себе третий стакан водки.
- Мне сон приснился, когда я влюбился в Светлану, - говорил он, запрокинув голову. Он уже чувствовал себя здесь уютно, хотелось бесконечно говорить с этой девушкой, чтобы эта июльская ночь не заканчивалась никогда. - Со Светланой меня познакомил парень Наташи - Дима. Света училась с ним в одном классе, да и жила недалеко. Проходила, когда мы с Пашей, Вовой, Димой и Наташей гуляли по набережной Белой речки. Она окликнула Диму, подошла, разговорились. Потом мы пошли дальше, а она - домой. Были самые чистые дни сентября. Но действительно увидел, действительно всё рухнуло только через год. В конце августа. Я был с другой компанией, а потом пошёл к ним - мы часто собирались у дома Наташи, на скамейках рядом с надписью "НЕТ". Там сидели все наши, ещё некоторые знакомые и она. Была волшебная августовская ночь. Она сидела напротив, смотрела на меня, а потом спросила: "Ты меня не помнишь?". Было темно, но синева её глаз раскраивала тьму, я почувствовал что-то знакомое, но не узнал. Она напомнила. Это был апогей.
- То есть?
- Всё было слишком хорошо. Идеально. Так просто не бывает. Все переживания того времени любовь к Свете превратила в абсолютную гармонию. Абсолютное счастье и шелест августовской листвы. У неё были русые с рыжим отливом волосы, а линия её губ очень похожа на твою.
Лилия улыбнулась.
- А потом всё рухнуло, - он посмотрел на третий пустой стакан.
- Ты не объяснил, зачем - куклы.
- А, да. Когда засыпая, я думал о Светлане, мне приснился сон. Этот сон больше не повторялся никогда, но врезался в память сильнее, чем все кошмары или наоборот- приятные, счастливые сны. Я не знал, как его расшифровать, этот сон вообще не вызвал никаких чувств. Ни тревоги, ни печали, ни страха, ни радости, ни покоя, ни боли, ни кошмара, ни слёз. Ничего. Я просто его запомнил, как тупые школьники с хорошей памятью заучивают стихотворения: они могут рассказать, ни разу не запнувшись, "Незнакомку", но никогда не переживут всего ужаса произведения. Их не проберёт дрожь, когда они произнесут строчки "Анчара". Но - запомнили. Как математическую формулу...Так вот, Светлана играла на пианино. Ей это не нравилось, но родители в своё время отдали в музыкальную школу. И играла она из-за привычки. Ну, как курильщики тянутся к очередной сигарете. И мне приснилось, что в квартире у Наташи на пианино сидели куклы, а рты у них были заклеены лейкопластырем. Вот так.
- И всё?
- И всё.
- А когда ты убил Наташу и посадил этих кукол, как в твоём сне, что изменилось? Ты понял смысл сновидения?
- Нет. Не понял. То же самое. Точно так же, как и после сновидения - ничего.
- Зачем же ты их всех тогда убил?
- Потому что они разрушили ту гармонию. Они сами в себе с годами уничтожили тех себя. Они разорвали нити времён года, нас связующие, тем, что начали меняться. Как меняются покойники. Они превращались в себя этих. Они разрушали свой собственный образ не в моём сознании, а в своём собственном. Становились обывателями. Работа, может - семья, кровать, может - развод, работа. В их глазах больше не отражались огни наших улиц. Они превратили себя в тех, кто не имел ничего общего с той дружбой, теми улыбками, вечерами, нашими мечтами и разговорами, нашей чистотой, нашими улицами. Да, нашими улицами, перекрёстки которых создавали этот город. Улицами, на которые я теперь не могу вернуться.
- Убийц наоборот тянет на места преступлений...
- Ты не поняла. Меня тянет тоже. Но я не могу вернуться туда физически. Я пробовал, но будто этих улиц уже нет в городе. Улицы, где я убивал, не пускают меня к себе. Я даже не вижу их вечерние огни. Так, убивая, я отрезал от себя улицы, посмотри на карту города, ты поймёшь, что я теперь из-за отсутствия для себя этих улиц не могу попасть в центр города. Я загнал в себя в ловушку северо-востока окраин...
- Подожди, а зачем тебе выбираться в центр вот так? Можно же пройти через улицу Чаадаева...
- На Чаадаева я убил Диму. Этой улицы для меня тоже больше нет. Просто позвонил ему, что надо встретиться, он вышел, мы свернули за угол его дома, ближе к пустырю, обошли тот, ну знаешь, каменный забор на Чаадаева, я повернулся к нему и выстрелил. Он шёл за мной, в его, как и мои глаза, бил свет готовящегося к закату солнца. Он даже, наверное, не понял, что произошло. Один выстрел. Я оставил его там и ушёл. Вообще-то мне он был всегда малоинтересен, но именно из-за него я узнал Светлану.
- Она была последней?
- Да. После этого я зачеркнул для себя выход к набережной через пятиэтажки.
***
Красная кирпичная пятиэтажка терялась среди двориков Мушкетовского проспекта, ближе к набережной. Черноусов уже не помнил, где и сколько он блуждал, пока отыскал этот дом, спускаясь к Белой речке от улицы Чаадаева.
Перед первым подъездом шумел листвой самый высокий в этом дворе тополь, сам двор был пуст, солнце уже зашло. В этом дворике не было никого, чуть дальше - пара авто, которые, казалось, стояли тут нетронутыми с начала лета.
Три подъезда. Черноусов не знал имени девушки, соседей опросить он не мог. Коргда сюда придёт убийца - он тоже не знал. Сколько дней он уже бродит по городу, перекусывая в забегаловках, ночуя на скамейках сквериков, умываясь мутной водой Белой речки - не знал. Скорее всего, просто растянулись сутки, а быть может - прошла уже неделя. Это дурной сон... Нет, он уедет. Обязательно. Придумает что-нибудь на службе, скажет, что потерял память, не помнил, где был, его оглушили, потом подаст рапорт и уедет домой, в столицу. Чтобы хоть что-то начать снова. Что-то совсем другое. Стать тем, кем он никогда не был, кем он не мог быть по сути своей, это, конечно, предательство самого себя, но, прислушиваясь к инстинкту самосохранения, он находил только этот выход... Нет, он никому не скажет, никого не позовёт помочь ему поймать убийцу, потому что... Они просто не поверят в этот мотив. Из-за такого не убивают людей.
А пока он сидит в беседке напротив красной пятиэтажки, все подъезды перед ним, фонари, окна, тот синий свет во втором окне четвёртого этажа справа, музыка Бетховена из третьего слева первого этажа, через двор уже никто не ходит. Он допивает последние капли кофе и засыпает. Он завтра будет гулять по набережной, а после полудня вернётся сюда, в эту заброшенную беседку и будет ждать. Убийца придёт сюда. Скорее всего, он именно сегодня уже убил четвёртого человека, о котором Черноусов не знает ничего. Ничего не знает он и о девушке, которая должна погибнуть в этом доме, но он нашёл сам дом. Он засыпает с открытыми глазами, фиксируя гаснущие окна пятиэтажки.
Точно так он заснёт в этой беседке и завтра ближе к закату, даже звуки выстрелов его не разбудят. Он проснётся и увидит, как убийца покидает дворик, будет бежать за ним снова, искать его, пока ночью не увидит снова - у киоска, рядом с Загородной улицей. И побежит за ним вглубь дворов, мимо угловых домов, через детскую площадку к подъезду шестнадцатиэтажки. Убийце, как обычно, повезёт - какой-то забулдыга выйдет из подъезда в то самое мгновение, когда тот подбежит к подъезду. Дверь захлопнется за убийцей, Черноусов перехватит мужичка и попросит открыть ему дверь подъезда. Но мужичок пояснит, что ходил к другу в гости, ключа у него нет, а друг сейчас в "полном отрубе", потому открыть дверь он не сможет.
Черноусов сядет на ступени у подъезда и закурит сигарету. А пока он засыпает, увидев, что на третьем этаже пятиэтажки погасло ещё одно окно.
***
Тот же тополь шуршал листвой у подъезда пятиэтажки, Красный кирпич дома вторил свету готовящегося уйти в свой закат солнца.
Спустя столько лет, он снова вошёл в этот двор и почувствовал слёзы. Та же дверь подъезда, даже замок не поставили, она была приоткрыта. Войдя в подъезд, он достал пистолет и, вдохнув знакомую сырость, начал подниматься, касаясь перил, его губы шептали:
- Мне снилась смерть любимого созданья:
Высоко, весь в цветах, угрюмый гроб стоял,
Толпа теснилась вкруг, и речи состраданья
Мне каждый так участливо шептал.
Первый пролёт, второй этаж, знакомые двери квартир, этот подъезд совсем не изменился. Даже та вот трещина ниже окна справа, та трещина...
- А я смотрел кругом без думы, без участья,
Встречая свысока желавших мне помочь;
Я чувствовал вверху незыблемое счастье,
Вокруг себя - безжалостную ночь.
Я всех благодарил за слово утешенья
И руки жал, и пела мысль в крови...
Вот он, третий этаж, эта квартира, звонок, он давит на кнопку ещё и ещё... Шаги, дверь открываются, её глаза...
Боже, как можно было так! Да - глаза, но - выцветшая синева больше никогда не пронзит темноту августовской ночи. Волосы, да, но в них должны были теперь быть пауки. Да, линия губ, но сейчас они кажутся надрезом... Он направил на неё пистолет, но готовящееся к закату солнце теперь резало лучами глаза не той, кого он убьёт, а ему самому. Он поднял пистолет. 7, 62, сейчас.
- Я всех благодарил за слово утешенья
И руки жал, и пела мысль в крови:
"Блаженный, вечный дух унес твое мученье!
Блажен утративший создание любви!".
Первый выстрел обезобразил Светлане лицо, стало много красного. Потом он выстрелил ещё два раза. Ему показалось, что звуки упавших на паркет гильз были громче этих выстрелов.
- ...Громче этих выстрелов, - сказал он.
Бутылка была пуста, Лиля погасила конфорку, казалось, что даже без огня не так темно... Он потянулся к пистолету, взял его.
- Лиля, прости, пожалуйста. Выйди. Я всё равно сделаю это сейчас. - Он приставил пистолет к своему виску. - Скажешь, что я ворвался, угрожал тебе, а потом застрелился. Мне больше некуда идти, всё закончилось...
Лилия улыбалась:
- А ты считать умеешь? - спросила она.
- Что?
- Если верить всему, что ты мне здесь наговорил, ты убил пять человек. Девушек - двумя и тремя выстрелами. У тебя есть ещё обойма? Или ты пользуешься одной? Когда ты убил Светлану, ты потом... как это... снял пистолет с затворной задержки? На себя ты себе пуль не оставил.
Он отстранил пистолет и молча смотрел на неё. Она указала на окно:
- Рассвет скоро. Ложись у меня спать, я тебя никому не выдам, скажу, что никто ночью не приходил...
- Спасибо. Я тебе всё рассказал о себе, но о тебе ничего не знаю. Спасибо! Когда проснусь, расскажешь о себе, расскажешь - кто ты?
- Конечно расскажу. Даже прямо сейчас. Я - твоя смерть. Ты же такой меня представлял, правда?