Гавряев Виталий Витальевич : другие произведения.

Бабушкины рассказы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.31*11  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Как-то довелось увидеть как с экрана телевизора один украинский старик утверждал, что фашистский концлагерь был для него вроде санатория. А сами фашисты - просветители, открыли ему доселе не известные блага цивилизации и приобщили к общечеловеческой культуре. Пусть это утверждение будет на его совести. Я же, желаю рассказать о том, как в оккупации жила моя бабушка. Мне хорошо запомнились её рассказы о том "РАЕ‟, и я хочу ими поделиться - как могу: ничего не скрывая или преувеличивая. И посвящаю этот короткий рассказ ей - её доброй памяти.
  Бабушкины рассказы.
  
  
   Вместо пролога.
   Бесспорно, у каждого человека, в детстве был свой небольшой 'островок счастья‟, конечно же, если не считать его отчий дом. Имеется в виду тот 'островок‟, где априори всегда было уютно и хорошо. И этот 'счастливый оазис‟ являлся тем волшебным, светлым местом, где по воспоминаниям многих людей всегда пахло свежей выпечкой, и самое главное: там весьма редко журили за разнообразные и, в основном, невинные детские шалости. И именно поэтому многие люди с некоторой тоской вспоминают этот укромный уголок, с которым связаны самые прекрасные моменты их детства. Все помнят как, вдоволь набегавшись со сверстниками и услышав в свой адрес: 'Иди домой!‟, - они с неохотой покидали друзей, после чего вынуждены были долго отмывать уличную пыль или даже грязь - всё зависело от погоды и времени года. Бывало и такое, что о наших 'подвигах‟ красноречиво говорили набитые шишки, синяки, свезённые колени и локти, а у особо шустрых непосед добавлялась и безжалостно разодранная во время уличных забав одежда. И вот после таких подвигов, таких милых сердцу шалунов, звали на кухню, где они, нагуляв зверский аппетит, с жадностью накидывались на предложенную им еду. И часто, как самый лучший бонус к обеду, были пирожки или даже огромные куски свежеиспечённого пирога. Да. Такой вкуснятиной и с завидной регулярностью, мог побаловать только один человек - БАБУШКА. Как это ни прискорбно, но вечно занятым добыванием 'хлеба насущного‟ родителям было не до этих кулинарных изысков.
   Была и у нашего героя своя, самая любимая бабушка - Лиза. Уверенно назвать её бабушкой могли только внуки, так как идущую вместе с ними по улице невысокую, худощавую женщину, несмотря на седоватые кудри, часто воспринимали, как маму. А если карапуз уточнял, кто именно ведёт его, держа за маленькую ручку, то это вызывало, в лучшем случае, удивление, а бывало даже дамскую зависть. Но Елизавета, не обращала на это особого внимания - своих забот хватало, у домохозяйки обязанностей много и конца и края тем трудам не видно. Особенно когда у неё гостили её карапузики, то она постоянно угощала их выпечкой и малышам, особо нравились её пирожки с картошкой, сдобренные луковой поджаркой и шкварками. Но, если говорить начистоту, то до сих пор не это является самым главным и сильным воспоминанием об этом чудесном человеке. Так как противовес вечно занятым родителям, Елизавета Арсентьевна была домохозяйкой и, когда Виталика приводили к ней, то по сравнению с его мамой, работающей на заводе по полторы смены, она могла уделять ему гораздо больше внимания и заботы. И как он через множество лет, в одном из разговоров, посвящённых её памяти вспоминал:
   'Я до сих пор поражаюсь, откуда она только черпала для этого силы и терпение. Ведь она умудрялась и по хозяйству возиться, и за нами, юными непоседами, приглядывать. Иногда, она даже была вынуждена лечить кого-либо из своих маленьких 'раненых бойцов‟, смазывая 'боевые‟ царапины зелёнкой или прикладывая лёд к свежим гематомам‟.
   Так вот. Бывало тёмными зимними вечерами, Елизавета рассказывала внукам различные сказки. Неизвестно, как у других бабушек, но в её устах ею мог стать вольный пересказ одной из многочисленных книг, которые лежали на громадных полках в два ряда; они покоились на специально сооружённых в коридоре стеллажах. В особых случаях, по настроению, Лиза могла делиться со своими Пупсиками¹ воспоминаниями о давно прошедших годах. Из этих рассказов, внуки узнали о прекрасной любви их прабабушки Ани и прадеда Асентия². Благодаря этим рассказам, они узнавали о жизни своих предков и, именно, под влиянием этих вечерних повествований, прабабушка Анна для подрастающего поколения ассоциировалась с отважной женой декабриста. Они были горды от осознания, что их прабабушка наперекор родительской воле бежала из дома вслед за любимым ею человеком. Она ушла, прекрасно понимая, что после этого шага она лишается всех привычных для неё благ, привилегий. ... И в итоге, как и ожидалось, за этот дерзкий поступок от неё отказалась вся её родня. Но взамен этой потери, она приобрела лучшее из того о чём мечтают многие девицы: стала женой человека, умеющего любить беззаветно и по-настоящему. Если б в мире была единица измерения силы любви, то и её б не хватило даже для приблизительной оценки его чувств.
   Да, это большое чувство прошло самую сильную, можно даже сказать, страшную проверку. Со слов своей бабушки, внуки узнали, как во время страшной эпидемии, разразившейся на Дону; их прадедушка Асентий самозабвенно ухаживал за своей женой, заболевшей тифом. Выхаживал, поступая как настоящий и любящий мужчина, во многом отказывая себе, отдавая всего себя без остатка. В итоге она выздоровела, но её муж настолько ослаб, что заболел и скоропостижно умер. Об этом Анну бесстрастно оповестили медики, произошло это в тот момент, когда она только пришла в сознание. Конечно, можно возмутиться - как они могли сказать такое человеку только что выкарабкавшемуся с того света? Но так скоропалительно обвинять их в бессердечности не стоит, так как времена были такие суровые. В Ростове - на - Дону бушевала эпидемия, лекарств не хватало, пациентов было много, да и умирали они слишком часто. Так что люди привыкли к чужим смертям настолько сильно, что чужая гибель, для всех без исключения стала рутинной обыденностью. Да и хоронили усопших от болезни скопом - в братских могилах и не всегда люди знали, где именно упокоились их родичи. Впрочем, случалось так, что целые семьи, сражённые болезнью, находили упокоение в разных могилах в зависимости от того, кто, когда умер и в какой клинике.
   Вот такие и подобные рассказы о бедах, пережитых предками, и являются одними из самых памятных и важных воспоминаний детства нашего героя. Когда он, вдоволь наигравшись, ложился на диван и слушал убаюкивающий, спокойный голос своей бабушки, и перед его мысленным взором разворачивались события давно минувших лет. Думается, что всем понятно: в памяти этого мальчишки остались бабушкины рассказы о прожитой ею жизни, а не только её кулинарные изыски и её постоянный ремонт порванной им одежды.
  
   Глава 1
  
   'Ну внучек, с кем и где ты на сей раз 'воевал‟? Да я погляжу, ты не только лазил по заборам, но и весь снег во дворе утрамбовал. Ну что? Всю округу укатал своим телом? Ну ты только посмотри, все твои вещи насквозь промокли‟. - Елизавета Арсентьевна, именно так она была записана по паспорту, удручённо рассматривала штанишки своего внука, которые разошлись по шву между ног. Женщина привычно продумывала, как лучше провести быстрый ремонт одежды.
   'Ба, я с пацанами возле детсадовского забора горку строил - такую огромную-ю-ю... ,‟ - звонким голосом ответил внук, у которого ещё не сошёл со щёк морозный румянец.
   Говоря это, мальчишка выходил из ванной комнаты, где он успел умыться и переодеться в сухие вещи.
   'Я не ба, а бабушка. Учись правильно говорить на своём родном языке.‟ - Поправила, молодо выглядевшая старушка своего внука, одновременно ловко вдевая чёрную нитку в игольное ушко.
   А мальчишка по-детски открыто посмотрел на бабушку своими большими карими глазами и обезоруживающе мило и наивно улыбнулся.
   ' Вот как на такого злиться?‟ - подумала пожилая женщина, украдкой взглянув на внука и, сделав первый стежок, вслух сказала:
   'Хорошо, надеюсь к этому вопросу мы больше не будем возвращаться. А сейчас, иди на кухню и поешь ужин, уже накрыт полотенчиком - на столе. Проголодался, наверное?‟
   ' Угу‟, - ответил мальчишка и проворно, не ожидая повторного приглашения, мышкой прошмыгнул на кухню.
   Продолжением этого движения был скрежет по полу стула, на который с разбегу приземлился мальчуган. Вскоре с кухни послышалось частое постукивание ложки по дну тарелки. А не по годам изящная, с кучерявой, седой стрижкой женщина, которую нельзя было назвать старушкой, услышав эти звуки, чему-то улыбнулась, поправила на носу свои очки, и продолжила ремонтировать штанишки своего внука.
   Ремонт одежды ещё не был окончен, а сорванец, быстро расправившись с едой, шаркая по полу неимоверно большими для него дедушкиными тапками, вошёл в комнату, держа в руке надкушенный пирожок. Но одного строгого взгляда хватило для того, чтоб он развернулся и, не говоря ни слова, ушёл на кухню доедать свою 'вкусняшку‟. Да, именно так он частенько называл её выпечку.
   'И не забудь убрать за собой со стола, грязную посуду поставь в раковину‟, - не отрываясь от своей работы, проговорила ему в след Елизавета Арсентьевна.
   Вскоре тихо звякнула тарелка с кружкой - это внучок торопливо поставил их в кухонную мойку, звук шаркающих тапок снова стал приближаться к комнате, и вот в проёме двери показался и сам внук. Оказавшись в зале, мальчишка в несколько шагов прошёлся, точнее пробежался с резким ускорением по небольшой комнате с очень высокими потолками и как обычно не сел, а сходу запрыгнул на старенькую софу³, стоящую в углу единственной жилой комнаты. Бедная мебель жалобно скрипнула, а бабушка, окончив своё рукоделие, одарила внука укоризненным взглядом.
   'Виталик, будь добр, повесь свои штанишки на батарею и постарайся хоть завтра их не порвать, - Елизавета говорила спокойно, пряча в уголках своих тонких губ рвущуюся наружу улыбку и протягивала внуку отремонтированные ею штаны. - И будь добр, запомни: побереги вещь один раз, а она тебя сто раз сбережёт.‟
   Внук обиженно засопел, но всё равно послушно слез с дивана, обошёл стоящую на его пути узкую этажерку, на верхней полке которой стоял один из многочисленных цветочных горшков с любимыми бабушкой финиковыми пальмами, подошёл к окну и неспешно развесил свои промокшие от потаявшего снега портки⁴ на радиаторе отопления. Возвращение к софе было ещё более стремительным, чем с кухни и вот малец снова лежал на диване, расположив свою голову на бабушкиных коленях, а она нежно погладила его жёсткие чёрные волосы своей маленькой ладошкой.
   'Бабушка, а ты на войну ходила?‟ - неожиданно, без всяких предисловий поинтересовался внук, наивным взглядом вопрошающе заглядывая бабушке в глаза. От такого, неожиданного вопроса, женщина только на мгновение замерла, сердце в груди сжалось и очень больно укололо, но, несмотря на это, она, сделав глубокий вдох и медленный выдох, спокойным голосом ответила:
   'Нет, внучек, не ходила. Она, треклятая, сама к нам пришла.‟
   А внук, ох уж эта святая, детская простота, взяв бабушку за руку и не сводя с родного ему человека своих широко открытых наивных глаз, поинтересовался:
   'А немцев видела?‟
   ' Да видела‟.
   Ответ прозвучал тихо и ласково, так, чтоб ребёнок не почувствовал, как сердце затрепетало, а по измученному прожитыми годами телу пробежал неприятный холодок, вызванный тяжкими воспоминаниями.
   'Конечно же, видела,‟ - начала своё повествование женщина, грустно посмотрев в потемневшее окно. - 'Была война, были и немцы. И они пришли нас завоёвывать, разве можно было их не увидеть...‟
  
   Глава 2
  
   Этим осенним утром, Елизавета, молодая, невысокая, можно даже сказать, миниатюрная девушка, ибо благодаря генам своих родителей, она выглядела намного моложе своих лет, и даже сейчас была похожа на изящную статуэтку древнегреческой богини, которую почему-то решили одеть в белоснежную ночную рубашку. Так вот, поутру Лиза, как обычно, поливала комнатные цветы и вскоре, несмотря на увлечённость этим процессом, осознала, что до её слуха доносится что-то новое, доселе неизвестное. Она уже давно привыкла к звукам похожей на гром канонады. Та всё чаще была слышна в городе и ростовчане, свыкшиеся с её раскатами, больше не замечали эти звуки. А здесь звучало что-то новое, ранее не слышанное, и от этого очень тревожное: что-то монотонно гудело и, судя по всему, источник этого гула неумолимо приближался.
   Молодая женщина, обеспокоенная новым звуком, инстинктивно оглянулась к детским кроваткам и с тревогой посмотрела на них. Обе её маленькие дочери, как и положено детям, безмятежно спали, а младшенькая двухлетняя Лена даже чему-то мило улыбалась.
   'Никак дочурка во сне с ангелом разговаривает,‟ - подумала молодая женщина, на миг, забыв о звуках, заставивших её забеспокоиться. Как любой матери для этого ей было достаточно задержать взгляд на своих малышках.
   Но странный гул нарастал, быстро приближался и усиливался. Этот звук снова заставил женщину повернуться к окну, стёкла которого начали еле слышно, но при этом как-то жалостно вибрировать. Вид же из самого окна был почти неизменным: всё также дымили печные трубы частных домиков; в небе беспечно летали птицы, только одно выбивалось из привычной картины - замерли редкие прохожие, которые зачем-то остановились и растерянно озирались. Вскоре в небе что-то появилось, завладев вниманием всех зевак, оно быстро росло в размерах, приобретая знакомые очертания. И в скором времени, Елизавета увидела то, что издавало тот звук, который вызвал всеобщее беспокойство и заставил людей испуганно замереть. Почти на уровне окна, возле которого стояла Лиза пролетели самолёты, причём они были чужими, несущими смерть, на их бортах были нанесены кресты. Через мгновение Лизе показалось, что пилот ближайшего самолёта повернул голову и посмотрел именно на неё.
   От страха молодая женщина отпрянула от окна. Она заметалась по комнате, лихорадочно собирая вещи и судорожно вспоминая: 'Боже, где же лежат документы?‟ А в её голове прокручивались картины, одна хуже другой. В мыслях Елизавета уже представляла, как в её дом влетает авиационная бомба, в следующем видении его уже разрушал артиллерийский снаряд. По разумению молодой женщины, 'Гигант‟ был приметной мишенью, вдобавок ко всему, он стоял на относительном возвышении и в опасной близости от железнодорожного вокзала. Все эти мысли усиливала дробь работающих зениток и разрывы бомб, которые начали доноситься со стороны уже упомянутого стратегического объекта.
   'А ведь там сейчас находится мой Василь⁵! И его могут...‟ - от этой ужасной мысли у молодой женщины подкосились ноги, и она медленно, беспомощно осела на пол, прямо там, где её настигли эти жуткие мысли. Так она и сидела весь налёт, посреди комнаты, монотонно покачиваясь и постанывая от душевной боли, которая подобно взбесившемуся зверю рвала своими когтями её грудь изнутри. Это было невыносимой пыткой, от которой по её щекам потоком текли горькие слёзы. Лиза, борясь с нахлынувшим на неё отчаяньем, желала вскочить и побежать на работу к мужу, но останавливала одна мысль: 'Как в таком аду оставить детей? Ведь совсем рядом шёл такой жуткий, страшный, можно сказать адский авианалёт. От этой пляски смерти даже стёкла окон так сильно сотрясаются, и только благодаря наклеенным крест-накрест полосам они, до сих пор не вылетели из фрамуг. А что будет, если девочки проснутся?‟ Но её маленькие дочери, несмотря на жуткий грохот близких разрывов, продолжали спать - только с личика младшенькой Леночки исчезла её безмятежная улыбка. ...
   Первый авианалёт на Ростов закончился невероятно быстро. Хотя на улице по-прежнему были слышны крики испуганных людей, что-то на вокзале продолжало взрываться; кто-то из жильцов живущих за стеной громко и истерично кричал, кто именно, было непонятно; у соседа с нижней квартиры испуганно выла собака. Но даже эта какофония всё равно не смогла разбудить двух маленьких детей. Это необъяснимо, но шум вызванный появлением немецкой авиации не смог потревожить сон этих маленьких ангелочков, избавив их от неминуемого в таких ситуациях испуга.
   Молодая женщина не заметила, как со стороны лестничной площадки тихо, почти беззвучно, в скважину замка вошёл медный ключ; также не очень громко щёлкнул задвинувшийся ригель, отпирая тяжёлую деревянную дверь. Прошло несколько секунд, на пороге межкомнатной двери появился молодой, жилистый мужчина не очень высокого роста. На нём была одета пропахшая маслом и прочими запахами железной дороги роба, а в так и не отмытой от машинного масла руке он держал старенький, затёртый, деревянный инструментальный ящик.
   - Василёк! Любимый! Ты жив!
  - Жив. Что со мною станется?
   Но не обратившая внимания, точнее не услышавшая прозвучавший ответ, женщина буквально вспорхнула с пола и встревоженной птахой подлетела к своему мужу.
   До конца не веря в своё счастье, в то, что муж жив, она повисла на нём, покрывая его запылённое лицо поцелуями, одновременно боясь разжать свои объятья. Где-то в глубине её души был нелепый, неподдающийся нормальной логике страх, что если она хоть на мгновение разожмёт свои объятья, то муж исчезнет, как бесплотное видение.
   'Полно те, Лизавета, причитать, - осторожно, дабы не запачкать, обнимая свободной рукой прильнувшую к груди жену, ответил мужчина. - Тоже мне. Нашла время сидеть на полу. Не вовремя ты решила этим делом заниматься, будто не видишь, что вокруг творится.‟
   'Так я за тебя боялась‟, - тихо оправдывалась Елизавета, сильнее прижимаясь к мужу, всё ещё не веря своему счастью: он пришёл домой, он живой и даже не ранен.
   Это намного позднее страх притупится и появится привычка не сильно бояться бомбёжек, впрочем, как и самой смерти. Не будет так жутко - до слабости в ногах, даже тогда, когда костлявая жница будет рядом, обдавая своим холодным дыханием. А сейчас, эта старуха впервые подкралась к ней слишком близко, и, от осознания этого, в душе появился опустошающий ужас.
   'Ты всё поняла? - наставлял жену Вячеслав, а Елизавета из-за нахлынувших переживаний почти его не слушала. - Бери детей, документы, вещи, сколько унесёшь и иди на Каманина⁶ к моей сеструхе Нинке. Её двор стоит очень удачно, там нет ничего стратегически важного и бомбить его никто не будет. Да сразу много скарба не бери, не донесёшь. Ты вообще меня слышишь, или нет?‟
   'Да, да, слышу, Василёк,‟ - тихо и как-то немного рассеянно ответила Лиза.
   'Ещё раз говорю, вещей много не бери - не донесёшь. Тебе ещё идти с детьми через Камышевахскую балку⁷‟.
   'А как же остальные вещи? Что с ними будет?‟ - удивлённо поинтересовалась Елизавета.
   'Потом перенесёшь, а сейчас, бери детей и уходи. - Вячеслав быстро окинул комнату взглядом и, пристально посмотрев в окно, прислушиваясь к звукам доносившимся с улицы, взмахом руки указал приблизительное направление, куда по его разумению должна идти жена, он подвёл черту под разговором. - Мне сейчас нужно на вокзал бежать, неизвестно, что там наворотили немцы со своим налётом. Когда оттуда вернусь, не знаю. Так что, жди меня у Нинки, там безопаснее, да и у неё погреб есть, кстати, прекрасное место, где вам можно будет пересидеть любую бомбёжку‟.
   Время неудержимо отсчитывало мгновения, безжалостно перемалывая шестернями своих вселенских часов людские чаянья, надежды и судьбы. Кто-то в этой круговерти терял родственников, кто-то, срываясь с родных мест, катился по дорогам войны как перекати-поле, вынужденно бросив нажитое годами имущество. Но были и те, кто понимал, что при поддержке родни, вместе, выживать намного легче. Вот и семья золовки, потеснившись, приняла молодых, несмотря на то, что дом Вячеслава оставался целым. Как и ожидалось, родственники отнеслись с пониманием к переживаниям молодой семьи, тем более, Гончаровых как семью железнодорожников, обещали в скором времени эвакуировать. Забегая вперёд можно сказать, что этого не случилось. То ли выделенные для этих целей машины не доехали, то ли в суматохе о людях попросту забыли. Но, факт остаётся фактом, немало ценных сотрудников, которых не пустили на фронт, наложив на их призыв броню, оказались в оккупации. А сейчас, все они, до последнего момента старались пропускать без помех литерные составы и параллельно отправлять эшелоны с эвакуируемым оборудованием на восток.
   Как оно в скором будущем получится, никто не знал, а на данный момент обе семьи ютились в небольшом домике, как говорится: 'В тесноте, да не в обиде‟. Милюся - дочь Нины помогала взрослым, взяв на себя посильные хлопоты по дому, заодно помогая ухаживать за малышами. Лиза, всё время возилась по хозяйству и, бывало, ходила на 'Старый Базар‟, с недавнего времени именуемый в простонародье 'Обжоровкой‟. Там из-за острой нехватки продуктов начало исчезать её фамильное серебро, которое выменивалось на столь необходимые продукты. Времена настали трудные, поэтому первые проблемы с провизией начались ещё до оккупации города. Елизавета, помимо обмена своих ценностей на еду, тоже решила регулярно вносить свой посильный вклад в пополнение продуктовых запасов. Для этого она целыми днями сидела за швейной машинкой и простёгивала заготовки к солдатским ватникам, за что получала хоть маленький, но всё-таки такой необходимый продуктовый паёк. Так что, входя в дом, прямо с порога можно было слышать мерный стук её швейной машинки.
   А где-то двадцатого ноября в Ростов вошли немцы. Как рассказывали люди, очевидцы тех событий, только в нескольких районах города, фашистам было оказано сильное сопротивление. По 'Обжоровке‟ в основном и судачили, как некоторые обыватели издали попутали неизвестно откуда появившихся фрицев со своими милиционерами. А ещё говорили о том, с какими потерями германцы брали отдельные улицы. Особенно те, где оборонялись воины охранного полка НКВД. Или как возле какой-то аптеки немецкий офицер хладнокровно, из пистолета, застрелил раненого военного комиссара. Это произошло уже после того, как германские солдаты пленили нашего контуженного от нескольких разрывов гранат военного. И вот. На фоне таких слухов, в доме, приютившем Елизавету, поселился пожилой немецкий офицер. И как в таких случаях полагается, хозяев жилища переселили в погреб - землянку, а оккупант единолично занял их дом. Мол, незачем унтерменшам своим присутствием мешать господскому отдыху, разве что совсем немножко. Это когда нужно было что-то подать, принести, убрать, прислужить, ... но не более того.
   Приквартированный Ганс⁸ был из хороших немцев. Он не кричал, показательно не морщил нос от презрения к 'низшим существам‟, в чьём 'убогом‟ доме он поселился. С потеснёнными хозяевами он общался, пользуясь минимумом русских слов, обильно используя свой лающий язык, в некоторых случаях подтверждая сказанное жестами. Его выгодно отличало от других заносчивых жильцов, расквартированных у соседей, то что он не 'распускал руки‟, во всех смыслах этого слова.
   Как-то на второй или третий день его проживания, когда, как обычно, двое немецких солдат принесли положенный офицеру обед, в дом незаметно зашли Эммочка и Леночка. Видимо изголодавшихся детей привлёк манящий запах еды, идущий из дома. Вот дети и вошли, но сразу же остановились на пороге большой комнаты, посреди которой стоял огромный, круглый стол. Но так как во главе стола сидел чужой дядька, которым буквально недавно их пугали за непослушание, то дети испуганно замерли. Хотя, внушённый взрослыми членами семьи страх, совершенно не мешал им зачаровано гипнотизировать еду, стоящую перед чужаком и источающую манящий, чарующий аромат.
   Эту немую сцену, где немец смотрел на вошедших детей, а они на хлеб, через несколько секунд нарушила Лиза. Молодая женщина, разбирая для отопления землянки старый, деревянный сарай, не усмотрела за детьми и вот теперь запоздало кинулась и постаралась их забрать.
   'Ибе дас вас гуте киндер⁹!‟ - восторженно воскликнул опомнившийся первым немец, подымаясь из-за стола.
   Сказал так, как будто он их не замечал ранее, проходя по двору. Хотя, может и так. Слыша о зверствах, творимых фашистами, малышей старались спрятать от его глаз.
   'Ком, ком‟, - Ганс вполне искренне улыбнулся и жестами поманил к себе детей, те, как ни странно, пошли к нему. - 'Оу, дас ист гут...‟
   Елизавета растерянно замерла, она не знала, что делать и проклинала себя за то, что не углядела за детьми. Женщина одновременно понимала, что Ганс уже не позволит ей увести из комнаты её дочерей. И то, что происходило дальше, было самым жутким кошмаром, который ей доводилось видеть. Обе её изголодавшиеся дочурки, забрались на услужливо подставленный для них стул и полезли руками в пододвинутую им тарелку с супом. Что возьмёшь, с двух давно не евших досыта детей, они начали вылавливать из супа картошку и кусочки мяса. Девочки жадно запихивали еду в рот и глотали её, почти не разжёвывая. А суповая жижа, стекая по их тонюсеньким ручонкам, капала на скатерть, одежду и пол...
   'Всё. Это их смертный приговор‟, - только и подумала молодая женщина, обессиленно опустив руки и прислонившись спиной к прохладной стене. Для неё не было секретом то, что все вокруг говорили о чистоплотности немцев и их патологическом стремлении к порядку, буквально во всём. Также, по городу ходили слухи о том, как жестоко германцы наказывали нарушителей этого порядка. Мерзкий ком подкатил к горлу и лишил возможности говорить. А грудную клетку, как будто зажали в тиски.
   'Боже, умоляю тебя! Пусть он лучше их выпорет и выгонит из дома! - мысленно молилась Лиза. - Только умоляю тебя, не позволь ему их убить! Не допусти гибели моих деточек, моей плоти, моей кровиночки! ...‟
   До слуха молодой женщины обрывками долетала лающая речь Ганса и от этого ей становилось ещё хуже. Как-то так получилось, что немец уже стаял рядом с Елизаветой и оживлённо говоря, показывал фотографию, на которой была изображена какая-то полноватая немка в окружении разновозрастных детей: 'Фрау..., майне тохтер Хэлга, ... Паул....,‟ - только и доносилось до сознания Елизаветы отрывки фраз постояльца, который увлечённо указывал пальцем на тех, кого называл. И эти действия немецкого офицера, постепенно успокоили Лизу, до сознания молодой матери постепенно дошло понимание того, что опасность миновала и больше её маленьким дочерям, ничего не угрожает. Хотя в дальнейшем. При приёме пищи, Ганс специально звал её детей к обеду. Лиза каждый раз боялась, что вот сейчас его терпение лопнет и он застрелит её глупых малышек, её милых девочек. А Ганс, к всеобщему удивлению терпел всё и даже, отпуская детей после совместной трапезы, давал им специально для них принесённые плитки шоколада и упаковки галет.
   Впрочем, немецкий гость недолго прожил в доме Нины. Прошло немногим более недели со дня оккупации Ростова и немцев прогнали. И до середины лета началась хоть и тяжёлая, но всё-таки жизнь в освобождённом городе. Лизин муж снова работал и всё время пропадал на железнодорожном вокзале, а если появлялся дома, то только на короткое время. ...
  
   'Бабушка, ну поселился у вас этот немец, а дальше что? - нетерпеливо поинтересовался внук. - Ты после того как это сказала, так долго молчала. Неужели уже всё позабыла?‟
   'Нет внучек, я всё помню, - тихо почти шёпотом проговорила старушка, тяжело вздохнув, улыбнулась и посмотрела на внука. - Просто подумала, что ты наигрался на улице, устал и уснул от моих скучных рассказов. Вот я и не хотела тебя понапрасну беспокоить‟.
   'Нет бабуль, я совсем не устал. Ты расскажи мне, а немцы в тебя стреляли?‟
   У Елизаветы Арсентьевны от этого вопроса пробежал по спине холодок, как будто она и в самом деле в данный момент стояла перед щеголеватым немецким офицером, который приставил к её голове свой пистолет.
   На то и война. На ней всякое бывает, и в людей часто стреляют. И делают это не только на фронте. ...
  
   Глава 3
  
   - Юден?!
   Немецкий офицер, старший в городском патруле, с брезгливой гримасой смотрел на Елизавету. Его наглаженная форма мышиного цвета, начищенные до неестественного блеска сапоги, прилизанная волосинка к волосинке причёска, говорили о невероятном чистоплюйстве этого человека. Судя по интонации, он не спрашивал, а утверждал что стоящая перед ним молодая женщина - еврейка. Справа и слева, немного позади от него стояли два казака¹ᴼ в немецкой полевой форме и чёрных кубанках. И этих коллаборационистов явно забавлял растерянный вид худощавой девушки, которую из-за чёрных кудрявых волос их офицер принял за еврейку.
   ' Н-нет хер оф-фицер, - слегка заикаясь, проговорила Лиза, - я - греч-чанк-ка‟.
   Немец, немного смягчил свою маску брезгливости, добавив в неё толику удивления.
   'Вас бедойтен дас?‟ ¹¹
   Елизавета, сообразив, что немец её не понимает, постаралась уточнить сказанное ею. И ничего не нашла лучше чем сказать:
   'Эллада. Афины...‟
   ' Ду ист Грехин?‟¹² - немного раздосадовано проговорил Курт, являющийся начальником патруля. Ему явно не нравилась эта молодая женщина. И вообще, на него со вчерашнего дня накатила очередная волна меланхолии и тоски, грозившая этим вечером закончиться обильным возлиянием шнапса. И было от чего. Эта варварская страна с самого начала встретила его не слишком ласково. Вместо обещанного блицкрига он видел тяжёлые бои с огромными потерями. Особенно при повторном штурме этого варварского города, где он и был ранен подлым выстрелом сзади. Эти фанатики, отсталые варвары, оказывали упорное, но и столь же бессмысленное сопротивление, взорвали мост, настроили на улицах баррикад, а в домах понаделали пулемётных точек. Причём, удар в спину можно было ожидать как от вражеских солдат, так и от мирных с виду обывателей. В чём он успел убедиться после перевода на тыловую службу.
   'Нет. Эти восточные варвары слишком дики и не на что негожи. Как те страшные медведи, которых нельзя приручить‟, - думал он, смотря на ростовчанку, которую поначалу принял за еврейку и собирался с лихвой выместить на ней всю свою накопившуюся за несколько последних дней злость. - Вот он, наглядный пример этой славянской никчёмности, они умудрились испортить даже греческую кровь. Она совершенно не похожа на тех милых гречанок, которых я встречал в Афинах. Те были весёлыми и ласковыми, да и одевались намного лучше... Да, прав мой фюрер - Славяне недостойны жить в новом мире, для них в нём нет места. Уж больно у них поганая наследственность‟.
   Именно с такими мыслями, Курт осмотрел стоявшую перед ним полукровку и только укрепился в своей правоте. Молодая женщина хоть и имела утончённые черты лица, но была одета в уродливое, старое пальто. На его взгляд, она была какой-то запуганной, убогой и неполноценной. Блуждающий взгляд офицера искал подтверждения его размышлений и зацепился за небольшую жменю семечек, которую она держала в руке, и, как видно, не так давно, лузгала их. Всё. Он нашёл, как именно на ней выместить свою накопившуюся злобу, всё-таки нашёл причину придраться:
   'Швайне! Таф-фай убер-рай фсё это! Шнель!‟ - заорал он, указывая рукой на большое количество шелухи от семечек, лежащей на земле.
   Стоящие рядом с ним казаки только ещё шире заулыбались, ожидая для себя веселья. Они его дождались. Было забавно смотреть на то, как несостоявшаяся еврейка встрепенулась от неожиданного выкрика и постаралась оправдаться:
   ' Хер офицер. Да как же это? Да куда же я всё это дену? ...‟
   'Шнель! - только теперь как весомый аргумент в руке Курта появился пистолет и упёрся Елизавете в лоб. - Ду мусс ден мюль вегбринген.¹³‟
   Не ожидавшая такой реакции немца, Лиза оторопела, она замолчала, не в силах даже произнести ни единого звука, да что там говорить, она не могла даже пошевелить пальцем. Так и стояла растерянно моргая.
   ' Шнель!‟ - повторился почти истеричный окрик и ему тихо вторил сухой щелчок взведённого ударника пистолета.
   Некоторые говорят, что в такие моменты в сознании человека пролетает вся его жизнь. Но с Елизаветой было совсем по-другому, она думала о своих детях. То, что её через мгновение больше не будет на этом свете, её не сильно беспокоило. Страшнее было то, что её маленькие дочери станут сиротами. 'Как меня не станет, - думала она - так Василь погорюет и найдёт себе другую жену. Как не крути, но от естества никуда не уйдёшь. А дальше, неизвестно, как мачеха будет за детьми ухаживать и кормить‟.
   Она - Лиза, уже достаточно повидала в этой жизни. И она как никто другой знала, как война открывала в людях те качества, о которых раньше никто и не догадывался. Примеров этому было превеликое множество, достаточно было внимательно посмотреть по сторонам. Кто-то из ростовчан не пожелал смириться с немецкой оккупацией, и они боролись с врагом, как могли. На 'Обжоравке‟ об этих храбрецах часто судачили, особо о том, как они расправлялись с местными предателями. Кто-то одобрял деяния неизвестных героев, кто-то осуждал, не понимая, зачем бороться с неизбежным злом. Правда, последних было немного. Так же, некоторые люди впадали в другую крайность - добровольно шли в услужение фашистам. Но, были и те, кто вроде и не предавал свою родину, но, ради своего спасения, согласен был 'идти по чужим костям‟. Поэтому перед мысленным взором молодой женщины ясно предстала картина. Её девочки, жутко истощённые, стоят похожие на два маленьких скелетика с вздувшимися от голода животами, они молчат, не плачут, только лишь пошатываются от бессилия, как две былинки. Перед ними, за хорошо знакомым ей круглым столом сидит чужая женщина, и жадно, с наслаждением поедает последние крохи дефицитной еды. А её дети, как бестелесные тени стоят и смотрят на этот пир своими впалыми глазятами, в которых еле теплится жизнь. У старшенькой Эммочки рефлекторно двигается подбородочек, как будто это она кушает. А вот у Леночки не осталось сил даже для этого, уже никакой реакции, её взгляд отрешённый и более безжизненный. Только еле заметно дрожат заострённые коленочки, это от того, что больше не хватает сил держать её крохотное тельце. ...
   Из оцепенения Лизу вывел чей-то лёгкий толчок в спину и тихий шёпот незнакомой женщины, случайно оказавшейся рядом:
   'Собирай девка. Делай, что говорят. Шелуху то, можно позднее выкинуть, а вот после пули в башке, ничего не исправишь‟.
   Как марионетка, управляемая неумелым кукловодом, Елизавета непослушными руками начала сгребать мусорную кучку.
   'Гут. Таф-фай уб-берайт себ-бъе ф карман!‟ - немец дал новую команду, что вызвало сдавленные смешки у двоих гитлеровских приспешников, увлечённо наблюдавших за экзекуцией.
   'Давай, деточка. Делай что он говорит,‟ - подсказал тот же сочувствующий женский голос, который недавно уже советовал ей не перечить немецкому офицеру и исполнить его требование.
   И Лиза снова её послушалась. Слёзы обиды катились из её глаз. Но она, присела на корточки и стала горстями загружать карманы мусором, который копился на земле не одну неделю. Чёрное око ствола пистолета, холодно 'смотрело‟ на унижаемую женщину до тех пор, пока карманы её пальто не оттопырились, будучи забитыми грязной шелухой до отказа. Только после этого, довольный фашист, мерзко ухмыляясь, неспешно спрятал своё оружие в кобуру.
   'Гее раус!‟ ¹⁴ - самодовольно проговорил холёный иноземный изверг и несколько раз небрежно махнул рукой, что могло означать одно, - 'давай, уходи отсюда‟.
   После такого унижения Лизе ничего не оставалось, кроме как молча ретироваться и окольными путями, подальше от посторонних взглядов, пробираться домой. По пути молодая женщина, борясь с подкатившим к горлу отвращением, опустошила карманы своего пальто и, вывернув наизнанку, долго и тщательно их выбивала. Впрочем, даже несмотря на эти действия, от ощущения, что они до омерзения грязные, она избавиться так и не смогла.
   'Хорошо, что он не заставил вытряхнуть сидор¹⁵ да набить и его всем этим мусором, - подумала Елизавета, немного успокоившись и снова ощутив тяжесть его содержимого. - Что бы мы тогда ели? ...‟
   Для Лизы, эта поездка на менку¹⁶ была одной из самых результативных. В её вещмешке лежало два больших шмата старого, пожелтевшего сала, завёрнутого в грубую холстину, несколько небольших мешочков с разнообразной крупой, разломанный на несколько частей круг макухи и четыре солёных рыбины. Так что потеря этих продуктов, для семьи могла стать приговором. Осознав, что сегодня не смотря ни на что, даже на такое унижение, ей всё равно несказанно повезло хотя бы в том, что добытые с таким трудом продукты остались при ней. Более или менее справившаяся с нахлынувшими эмоциями молодая женщина, в бессильной злобе сжав кулаки, поспешила домой.
   Дом на Каманина 'встретил‟ добытчицу продуктов небывалой тишиной. Нина немного отрешённо возилась у плиты, к удивлению, даже не одев свой любимый фартук, готовила из остатков отрубей кашу размазню. Маленькие девочки послушно сидели на полу возле стола и не по-детски смирно ждали, когда их пригласят кушать. Когда Нинка повернулась на звук открываемой двери, то вместо приветствия в адрес Лизы, она сказала только одну фразу:
   'Вчера мою Милюсю эти гады в неметчину угнали, - и как-то безучастно посмотрев на остатки постного масла которое Миля вместе с Лизой когда-то принесли с мыловарни в трёх вёдрах, так и присела на стул, продолжая смотреть на последнюю бутылку, оставшуюся от тех запасов. - Представляешь? Масло, которое она тогда с тобой принесла, вот оно, стоит передо мной. А её - мою доченьку увезли на чужбину. Да как увезли. В телятнике, в котором обычно скот возят‟.
   Слёз не было. Были только покрасневшие глаза, да 'мешки‟ под ними. То ли от бессонной ночи, то ли от пролитых слёз, а может от того и другого вместе ...
  
   'Бабулечка, я не сплю, - тихо прошептал внук, не выдержав очередной затянувшейся паузы. - Так значит, тот немец в тебя так и не выстрелил?‟
   'Этот - нет.‟ - ещё сильнее дрогнувшим голосом проговорила пожилая женщина, - 'а вот другой немец стрелял. Да, слава богу, не попал. ...‟
  
   Глава 4
  
   Возле вокзала как обычно, было людно. В этой толпе воровато шмыгали мальчишки с приблатнёнными повадками, высматривая у кого, что плохо лежит. Кто-то из зевак мучился в томительном ожидании знакомых или родственников, кто-то из предприимчивых горожан, бойко нахваливая свой товар, торговал семечками и всякой другой всячиной, постоянно курсируя между собравшимися в путь мешочниками. Кто-то из людей приехал в Ростов и, устав от долгой дороги, пробирался через толпу, спешил домой или по делам, кто-то наоборот старался уехать, хотя последнее было почти невозможно. Поезда для местного населения почти не выделялись, поэтому приходилось отправляться наудачу, куда и на чём доедешь. Вот и Лиза с тяжёлым сидором за спиной стояла в этом людском водовороте и коротала время, в пол-уха слушала беседу окружающих её со всех сторон женщин. Все они сильно нервничали, никто из них не знал, чем для них закончится эта афера, в простонародье называемая менкой, и сколь долго она продлится, поэтому, чтоб заглушить свои страхи, люди оживлённо болтали обо всём и одновременно ни о чём.
   'Вы, бабаньки, видели, что эти антихристы учудили? Это значит так. Слушайте, сейчас я вам всё расскажу. Вот те крест, ни слова не совру. Так вот, в нашем Кировском сквере, эти ироды соорудили деревянные настилы. Тьфу ты, прости господи! - немного затравленно озираясь по сторонам, и, осеняя себя крестом, говорила сильно истощённая на вид пожилая женщина, с невероятным для её возраста моложавым голосом. - Так они даже ничего не огородили на нём, срамники поганые. И вот, теперь сидят, понимаешь ли... эти бесстыдники, своими вонючими задницами напоказ маячат. Ну, ни стыда, не совести! Прости господи! ...‟
   Стоявшая рядом с Елизаветой подруга Прасковья тихо дёрнула её за рукав, отвлекая от рассказа незнакомки. Прасковья была весьма привлекательной, круглолицей девицей, с вечным прищуром своих серых, близоруких глаз. Обычно, но не в этот раз, её губы слегка растягивались в усмешке, которая получалась немного кривовато, от этого всем её собеседникам всегда казалось, что они говорят с надменной, стервозной фифой.
   Отчасти оно так и было, но только относительно фифы, потому что обычно по улицам Ростова она дефилировала в модных, дорогих нарядах. Отчего многие женщины придумывали ей разные эпитеты и презрительно плевали вслед, так как они не понимали эту весьма красивую девушку, которая так любила выделяться из общей массы. А она, по причине своей молодости, как в глотке свежего воздуха, нуждалась в постоянных восторженных взглядах мужчин. И именно по этой причине, её никогда не видели в простеньком одеянии, за исключением вынужденных походов на менку. Ведь только для этого случая она соглашалась одеться намного скромнее и как ни странно, ничем из общей массы женщин не выделялась, как и на этот раз. В таких случаях, она, оправдываясь, говорила своим немногочисленным подружкам: 'Вот видите, и я временами вынуждена юродствовать‟. Только по этому демонстрируемому для всех образу, о ней судить было нельзя. Хорошо знающие Прасковью люди, не сомневались, если с кем-то случится беда, то эта молодая, немного надменная девка, первой кинется на помощь и не будет требовать от человека никакой благодарности. Так вот. Прасковья ещё несколько раз настойчиво дёрнула подругу за рукав, и, добившись того, что Лиза обратила на неё внимание, буквально ошарашила свою подругу следующими словами:
   'Лизка, помнишь с нами на прошлую менку Агафья ездила? Ну та тихоня, у которой всё время глаза или мечутся или до долу опущены, как будто она сильно нашкодила и боится своего разоблачения. Ну та, что со свекровью на Таганрогском проспекте¹⁷ живёт‟.
   'Помню, - не понимая, к чему клонит Прасковья ответила Елизавета. - А что?‟
   ' Я вот только что узнала, от одной своей знакомой, заодно и её соседки, что тогда, в прошлый раз, по возвращению домой, наша Агафья, умом тронулась,‟ - сказала Прасковья, нервно теребя край сильно линялого платка, которым была повязана её голова.
   От неожиданной новости Лиза первым делом встрепенулась, а затем резко повернулась к подруге, да так, что в её заплечном вещмешке жалобно звякнули драгоценные бутыли с керосином - эту дефицитную жидкость, её Василь недавно принёс домой в пятилитровом молочном бидоне. Видимо, где-то незаметно слил с друзьями, как и где он это сделал, мужчина никому не рассказывал, да его особо и не выспрашивали по этому поводу. Все люди выживали, как могли.
   'Да ты что?! - удивлённо вскрикнула Лиза. Она прекрасно помнила ту попутчицу, чрезмерно переживавшую о своём единственном ребёнке. - У неё же сын, и он ещё совсем маленький. Как же он теперь? ...‟
   'Так вот по этому поводу у неё крыша и поехала. Пока Агафья с нами по станицам блукала¹⁸, её сынок, Павлуша, от постоянных недоеданий совсем ослаб и сильно захворал. Вот. Так что, ещё задолго до возвращения мамки он, болезный, и помер. Вот такая она наша горькая бабская доля - терять при этой жизни все, что нам так дорого. Я слышала, что у неё-то мужика, ещё при первой оккупации убили а вот теперь и единственный сынок помер. Чего-то видимо недоглядела свекровь Агафьи, не уберегла старая своего единственного внука. ...‟
   На выделенной оккупационными властями, для нужд горожан части вокзала возникло сильное движение. Толпа неожиданно всколыхнулась и как единая масса, устремилась в одном направлении. Как неуправляемая стихия людская волна хлынула к пути, на котором остановился долгожданный поезд, подавший один протяжный гудок. И как обычно, вагонов, куда можно было подсесть местным жителям, оказалось слишком мало. Так что после безрезультатных попыток пробраться в их недра Прасковья сдалась. О чём и предупредила свою подругу - дёргая её за рукав:
   'Лизка, брось маяться - не дури, всё равно не влезем мы в него. Давай лучше пеши пойдём...‟
   Но Елизавета не слушала свою подругу. Новость об Агафье не давала ей покоя. Молодой женщине казалось, если она не уедет на этом поезде, то её детей постигнет такая же участь, как и, известного ей только по рассказам Павлушу. И это было ужасно. Как не крути, а её афера с менкой и без того была делом слишком долгим. Ну а если идти пешком, то вообще неизвестно когда вернёшься домой. И не будет ли её возвращение слишком запоздалым.
   Поезд уже трогался, когда Елизавета решилась на отчаянный шаг - она побежала вдоль состава и умудрилась на ходу запрыгнуть на подножку паровоза. Поезд с грохотом и шипением, выпуская пар, набирал ход, машинист, выглядывавший из кабины, махал рукой и что-то кричал. А Лиза упрямо молчала, она стояла одной ногой на тонюсенькой подножке, и только крепче сжимала поручни, намереваясь хоть так, но главное поскорее добраться до какого-либо селения, где можно будет выменять керосин на столь необходимую её семье еду.
   Машинист, неожиданно посмотрев куда-то вперёд по движению, перестал кричать, быстро отпрянув назад, спрятался в глубине кабины паровоза, а в следующую секунду, над головой женщины, сиротливо весящей на подножке, что-то сильно ударило по металлу, оставив длинную, хорошо заметную борозду. Ничего не понимая, она огляделась по сторонам и посмотрев назад, увидела немецкого солдата, одновременно перезаряжающего свою винтовку и возмущённо смотрящего ей вслед. Но больше он свой карабин не вскидывал и не целился.
   Вокзал удалялся, далеко позади остался перрон, толпа тех кто не смог сесть на поезд и суровый немец - часовой. Дверь кабины вскоре открылась, а появившийся в ней пожилой железнодорожник, протягивая руку что-то спросил. Лиза скорее догадалась, чем расслышала:
   'Ты жива? ...‟
   И уже когда Елизавета оказалась в кабине, он прокричал ей на самое ухо:
   'Тебе что, девка?! Совсем жить надоело?! Дура ты бестолковая! Не дай у немца винтовка на первом выстреле осечку, сейчас бы валялось твоё остывающее тело на насыпи! ...‟
  
   Внук уснул. Он спал по-детски безмятежно, улыбаясь и слегка сжимая, и разжимая свой маленький кулачок. Осторожно, чтоб не разбудить малыша, пожилая женщина перенесла его на специально для него застеленную диван-кушетку. Затем, аккуратно уложив мальчишку на белоснежную простыню, заботливо укрыла одеялом. И только после этого, тяжело дыша и положив руку на 'занывшее‟ сердце, пошла в коридор, где стоял холодильник, в котором, наряду с продуктами, в аптечке лежала заветная стеклянная колбочка с валидолом.
  
   22 06 2015г.
  
  
  
  
  
   Концевая сноска.
   1 - Это наш герой и его двоюродная сестра Вика, чаще только Виталик.
   2 - По словам Елизаветы, именно так звали её папу.
   3 - Софа - широкий диван, в котором подлокотники и спинка имеют одну высоту.
   4 - Портки - Штаны
   5 - Василь - Домашнее имя мужа Елизаветы, которым к нему обращались только близкие люди, по паспорту он Вячеслав.
   6 - Улица Каманина - сейчас переулок Ракетный.
   7 - Камышевахская балка - позднее её часть станет балкой имени Стачки, а затем Проспектом Стачки.
   8 - Как звали немца, никто не помнит: поэтому, автор набрался наглости и выбрал ему это имя.
   9 - Oh, was sind gute Kinder! - Ой, какие хорошие дети.
   10 - Большинство казаков храбро защищали Родину, но встречались и иудушки. Впрочем, коллаборационисты встречались у всех народов мира.
   11 - Was bedeiten das? - Что это значит?
   12 - Du ist Greekhin? - Ты Гречанка?
   13 - Du muss den Müll wegbringen!! - Убери эту дрянь!
   14 - Gehe raus ! - Пошла вон!
   15 - Сидор - Заплечный вещмешок.
   16 - Менка - Чаще всего поездка в отдалённые станицы, для более выгодного обмена вещей на продукты.
   17 - Таганрогский проспект - Сейчас это Буденовский проспект.
   18 - Блукать - То же самое что блуждать, либо бродить, бродяжить.
Оценка: 5.31*11  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"