Аннотация: Заповедей, которых не стоит нарушать, не десять, а больше. Как минимум, на одну.
-- Знаешь, почему сказки всегда заканчиваются свадьбой?
-- Не-е-ет, -- страдальчески протянул незнакомый грешник, случайно выбранный на сегодня в собутыльники, и имевший несчастье остаться последним, не считая самого Антихриста, не заснувшим участником попойки.
Протянул, поднял глаза и увидел разом потемневшее лицо хозяйского сына. Ужас мигом превратил красную рожу грешника сперва в белую, а потом в зеленую, и заставил активно подумать, как бы исправить оплошность. Ничего оригинальнее приглашения продолжить мысль не изобрелось.
-- Нет. Почему?
Физиономия Антихриста чуток просветлела, настолько, насколько позволяли стадия опьянения и степень закопченности кожи от долгого пребывания в дымных залах ада. Любил он все-таки, когда людишки, вместо того, чтобы умничать самостоятельно, с уважением относились к его мудрости.
-- Потому что после свадьбы сказка заканчивается.
Грешник тяжело вздохнул, явно припомнив что-то из своей земной жизни. Может быть, даже как раз именно то, что и привело его в конечном итоге в ад.
-- Это точно, -- согласился он.
-- Взять хотя бы Пушкина, "Руслана и Людмилу", -- продолжил Антихрист, опрокинув в себя очередной полуведерный рог вина. -- Там, конечно, все со свадьбы началось, так ведь и сказка страшная.
Грешник дрожащей рукой с некоторым трудом отыскал свой затылок и поскреб его, пытаясь припомнить, что же такого было в пушкинском опусе, чтобы сам Антихрист окрестил его страшной сказкой. Не вспомнил, зато задумался над словосочетанием "Антихрист окрестил". Вроде как данное действие было не по его части.
-- Сам посуди, ну на кой ему сдалась эта баба? Поперся за ней в такую даль, будто поближе никого не осталось, и все ради чего? Ради того, чтобы иметь удовольствие видеть, как через пару десятков лет она в ведьму превратится? Жуть, а не сказка.
Наследник Сатаны, отследив направление взгляда собутыльника, мигом спал с лица и начал медленно сползать под стол, притворяясь окончательно и бесповоротно упившимся. Хотя и знал, что номер этот не пройдет. Никогда еще не проходил.
-- Ах ты Ирод, проклятое отродье, окаянное нечистое семя! -- гневно взвыла Жуть, переступая порог комнаты и решительными шагами направляясь к столу. -- Опять нажрался, лиходей этакий, чтоб тебя приподняло да шлепнуло!
От этих слов Антихриста действительно приподняло. Хорошо так приподняло, аж об потолок приложило макушкой, и смачно шлепнуло на разоренный стол. Обглоданные кости, огрызки овощей и прочие ошметки пиршества так и брызнули в разные стороны. Грешник свалился со стула и притворился от греха подальше ковриком.
Впрочем, в аду невозможно было оказаться от греха подальше. Грех тут был повсюду, куда ни ткнись. Время тянулось за непрерывным и методичным нарушением всех десяти заповедей. Точнее сказать, девяти. С "не убий" возникали закономерные процессуальные сложности, поскольку местная публика состояла исключительно из бессмертных и уже мертвых.
Но сегодня бедолаге грешнику повезло дважды. Первый раз когда поджаривание на адской сковородке было заменено приглашением выпить за компанию, хотя это везение небезосновательно считалось сомнительным, а второй раз вот сейчас, когда жуть, ворвавшаяся в храм пьянства и чревоугодия, попросту не обратила на него внимания.
Каждый нечетный нелестный эпитет сопровождался звонкой оплеухой, а каждый четный -- глухим ударом. Приоткрыв один глаз, грешник увидел, что хозяйского сынулю лупят по чему попало тяжеленной чугунной сковородкой, и почел за благо более не подсматривать.
Раздался треск, быстро сменившийся грохотом и звоном. Ножки стола не выдержали напряжения момента и подломились. Среди обломков и осколков послышалась странная возня.
-- Кисонька, рыбонька, заинька, ой...
Грешник, схлопотавший в челюсть каким-то отлетевшим не то при падении стола, не то при очередном замахе сковородкой, блюдом, и потому пребывавший в состоянии легкой прострации, не только открыл, но еще и выпучил глаза. Слишком уж невероятное зрелище перед ним предстало.
Страшный Антихрист, гроза всех в аду, кроме, естественно, собственного папаши, Самого Главного Босса, ползал на коленях посреди груды останков пиршества, цепляясь за подол по-прежнему вооруженной сковородкой Жути. При этом пытаясь одновременно уворачиваться от ее ударов и тоненько умолять о прощении:
-- Солнышко, душенька, лапочка... Ну я же самую малость только... Ну золотце мое, ну перестань пожалуйста...
Жуть, к слову, оказалась вполне миловидной дамочкой. Только слишком уж основательно растрепанной и перемазанной сажей с ног до головы. Картину довершало платье, такое грязное, драное и мятое, словно перед тем, как его надеть, мадам мыла им полы лет десять кряду.
-- Ты что мне обещал? -- орала дамочка, одной рукой пытаясь высвободить подол, а второй не забывая регулярно опускать на антихристову голову сковородку. -- Что ты мне обещал, образина лживая?!
-- Сладкая, но ведь я...
Дамочка зарычала и так энергично замахнулась сковородкой, что та вырвалась из ее руки и просвистела всего в двух пальцах над головой невольного свидетеля безобразной сцены, заставив того шустро распластаться на полу.
-- Я для того, выходит, полтора десятка лет ведьмой в лесу торчала и на костре поджаривалась, чтобы в третий запасной гарем сорок пятой женой угодить?!
-- Но малышка! -- взвыл Антихрист, награжденный в отсутствие чугунного орудия возмездия добрым десятком пинков. -- Ведь не могу же я...
-- А я могу, да?! Конечно, я все могу! От рая отказаться, чтобы теперь до конца вечности всякий сброд до хруста поджаривать -- это я бы еще стерпела, поди знала, на что соглашаюсь! Но вот когда ты в такой день...
Выпалив эту тираду, дамочка внезапно опустилась на пол и горько зарыдала, размазывая по лицу слезы и адскую копоть. Антихрист сидел рядом, явно пребывая в глубочайшем ступоре.
-- Милая...
-- Заткнись, -- хлюпнула слезами "милая".
Повисла напряженная тишина. Антихрист, тайком потирая пострадавшую макушку, судорожно оглядывался по сторонам в поисках не то орудия самообороны на случай возобновления атак, не то моральной поддержки, не то подсказки на тему того, чем же он ухитрился так ужасно провиниться.
-- Я больше не буду...
-- Конечно, больше ты не будешь, -- прорыдала дамочка, вытирая слезы краешком подола. -- Больше ты не будешь забывать про годовщину нашей свадьбы, потому что я с тобой развожусь. Хватит! Иди ты к чертовой... тьфу, к своей матери! К свекрови моей поганой, которая, кстати, меня тоже достала. Вместе с бабушкой твоей, проклятой старой ведьмой!
В очередной раз приподнявшийся с пола грешник наблюдал за творящимся безобразием изумленно разинув рот. А на антихристовой роже, тем временем, отразилось запоздалое понимание ситуации, но момент был упущен. Благоверная уже перестала реветь, бесповоротно сменив горе и отчаяние на отчаянную решимость громко хлопнуть на прощание дверью.
-- И колечком своим фальшивым подавись, скотина непотребная!
Сорванное с пальца колечко полетело куда подальше. И траектория его полета завершилась точно в разинутом рту окончательно протрезвевшего от ужаса и удивления грешника. Не ожидая такого подвоха, бедолага сглотнул. А дамочка подорвалась с пола и выскочила из комнаты, оставив в руке так и не опомнившегося Антихриста изрядный кусок своего потрепанного подола.
-- А сама-то ты не ведьма что ли? -- растерянно пробормотал Антихрист.
Почесал пострадавший затылок, поморщился и, вдруг спохватившись, спросил:
-- Кольцо-то где, папа всех побери?
* * *
Даша шла по улице, не переставая сердито бормотать себе под нос:
-- Гад, скотина, урод проклятый, да как он только мог, паразит?
И ведь она готовилась! Она торт испекла, сама, первый раз в жизни, кстати. Руку обожгла и чуть не спалила кулинарную книгу, позаимствованную у старшей сестры, пока старалась сделать все в точности по рецепту. И сделала, между прочим, торт получился на загляденье. Белье купила, красивое. А он... эх, да что там говорить!
Антон даже не вспомнил, какой сегодня день. Вместо того, чтобы после работы купить вина, цветов и бежать к жене, он завалился с дружками в бар, где без зазрения совести пропьянствовал почти до полуночи. И домой нарисовался только к часу ночи, на четвереньках. Прекрасная вышла первая годовщина свадьбы, будет, что внукам рассказать.
Только вот не с таким безответственным засранцем Даша намеревалась нянчить внуков. А детей тем более. Она-то надеялась, что после свадьбы все переменится. Напрасно, ох напрасно. Так что сейчас к маме, утром подать на развод и избавиться от всего, что связано с этим негодяем! С этой мыслью девушка схватилась за безымянный палец и с ужасом выпалила в ночную темноту:
-- Блин, а кольцо-то где?!
Гнев схлынул, уступив место панике. Даша остановилась посреди какого-то неузнаваемого в темноте двора и принялась вспоминать. Сначала она лупила Антона полотенцем, потом что-то кричала, а потом... потом швырнула кольцо куда-то в сторону кухни и выскочила из дома. Ну и ладно. Можно считать, что первый шаг к уничтожению напоминаний о несложившейся семейной жизни сделан.
Даша перевела дух, огляделась, пытаясь вспомнить, куда идти дальше, и услышала тихие всхлипывания. Совсем рядом, на скамейке возле карусели, плакала женщина. Движимая состраданием, Даша тут же присела рядом и спросила, что случилось.
-- С мужем я развелась, -- прорыдала женщина.
Плакала она, надо полагать, уже давно, потому что косметика успела безнадежно растечься, изукрасив лицо и ладони черными разводами. А платье незнакомки даже в темноте выглядело грязным и истрепанным.
-- Так радоваться надо, -- проворчала Даша.
-- Как же... куда ж я теперь-то...
-- К родителям.
-- Умерли...
-- А друзья? Друзья-то есть? -- продолжила настаивать Даша.
В каком-то журнале она однажды читала, что в таких случаях нужно обязательно помочь человеку обрести надежду. Показать светлую сторону ситуации.
-- Да какие в аду друзья, -- всхлипнув, отозвалась незнакомка, и, внезапно вскинувшись, добавила: -- И ведь люблю я его! Люблю, понимаешь, хоть он и...
Тут она внезапно осеклась и уставилась на Дашу так, словно только что ее заметила.
-- Ой...
-- Что? -- не поняла Даша.
-- Ничего, -- суетливо заговорила женщина, шмыгая носом. -- Это я так. А ты чего тут среди ночи делаешь? Чего не спится?
-- Да вот, тоже от мужа ушла.
Незнакомка разом перестала плакать, схватила Дашу за руку и пристально посмотрела ей в глаза.
-- Дарья Левина? -- резко спросила она.
-- Ага... А откуда Вы... Мы разве...
Не дав закончить ни одного вопроса, женщина властно притянула девушку к себе и быстро зашептала ей в самое ухо:
-- Не бросай своего Антона, пропадет он без тебя, верно говорю. Будет на тебе большой грех. Верь мне, я знаю. Он ведь хороший, только бестолковый, все у вас еще будет хорошо.
Потрясенная Даша сумела только кивнуть. Мысль о каком-то розыгрыше, конечно, мелькнула, но все сегодняшние события были настолько случайны и непредсказуемы, что вероятность такового сводилась к нулю.
Пока девушка пыталась оправиться от изумления и сообразить, что же еще стоит спросить у столь хорошо информированной незнакомки, из темноты кустов вынырнул мужчина в длинном темном пальто. Вынырнул и сходу бухнулся на колени перед скамейкой.
-- Бекки, душенька, -- выпалил он. -- Ну прости меня! Да чтоб я еще... да никогда!
-- Клянусь, -- с готовностью ударил себя кулаком в грудь мужчина.
-- Дашка! Дашенька!
Все трое участников сцены на скамейке обернулись на крик. К ним мчался, спотыкаясь и лишь неведомо каким чудом не падая, Антон. Добежав, он рухнул на колени рядом с так и не поднявшимся первым виноватым мужем, и забормотал:
-- Дашенька, солнышко, ну прости меня, дурака! Да я больше ни в жизнь...
Даша и Бекки переглянулись и, не сговариваясь, расхохотались.
-- Простим? -- спросила Бекки, отсмеявшись.
-- Простим, -- махнула рукой Даша.
Мужчины тоже переглянулись и дружно вздохнули с облегчением.
Даша с Антоном уже отошли метров на десять, когда мужик неожиданно окликнул их и, добившись внимания, поинтересовался:
-- Ты, парень, десять заповедей знаешь?
Антон удивился вопросу, но, прежде чем успел оформить свое удивление в нечто достаточно вразумительное для произнесения вслух, брякнул:
-- Ага.
-- Молодец, -- похвалил мужик, помолчал пару секунд и добавил: -- Запомни одиннадцатую: никогда не забывай про годовщину свадьбы.
* * *
-- Но откуда он узнал? -- продолжал настойчиво расспрашивать Дашу Антон, не прекращая, впрочем, обыскивать кухню.
-- Да какая разница? -- в очередной раз отмахнулась ползающая перед шкафом с фонариком наперевес супруга. -- Где же, блин, это кольцо?!
Кольца нигде не было. Только в дверях сидел пес Дич, и довольно облизывался.
-- Дашка, -- подозрительно протянул муж, глядя на умильную собачью морду. -- Ты ведь собаку учила команде "апорт"?
-- Да, но ведь не командовала же!
Антон решительно выпрямился, взял со стола банан и молча кинул в сторону Дича. Пес, резко метнувшись в сторону, поймал фрукт на лету. Супруги переглянулись и покатились от хохота.
-- Искать будешь ты! -- завопили они одновременно.
* * *
-- Пей давай, сказано тебе, -- рыкнул Антихрист.
На коленях у него вольготно расположилась отмытая, переодетая и подобревшая Бекки. Грешник с тоской оглядел счастливую парочку и, зажмурившись, выхлебал третий стакан касторки, в очередной раз подумав, что ад он и есть ад. А пьянки, они никогда и нигде ничем хорошим не заканчиваются.