Марк ГАВРИЛОВ

БЫЛИ-БАЙКИ ПРО КИНО

А СЛУЧИЛОСЬ ВСЕ ЭТО ДАВНЫМ-ДАВНО...

Лестница коротковата

Один настырный абитуриент, пытавшийся поступить в Институт кинематографии, буквально поймал за пуговицу кинорежиссера Герасимова (его имя ныне носит ВГИК), поднимавшегося по лестнице с улицы в здание.
- Что делать, Сергей Аполлинариевич, если я с первого раза не поступлю к вам?
Мэтр шагнул на следующую ступеньку и сказал:
- Снова поступать.
- А если опять пролечу?
- Снова поступать.
- А опять?
- Снова...
Однообразный диалог продолжался до конца короткой лестницы, ведущей с улицы к входу во ВГИК. Выйдя на площадку перед институтской дверью, Герасимов, на очередной, полный отчаяния вопрос "Что делать, если?" - глубокомысленно ответил:
- Найти лестницу подлиннее.
.
Воровка

Сергей Герасимов вместе с супругой, актрисой Тамарой Макаровой набирали в свою мастерскую будущих актеров. Абитуриентке был предложен такой этюд:
- Сыграйте воровку.
Та вдруг в слёзы:
- Я мечтала учиться именно у вас, великого мастера! Приехала из далёкой провинции, хотела играть наших замечательных современниц или хотя бы Офелию и Джульетту. А вы заставляете изображать такую мерзость!..
Она рыдала. Боясь, что девушка вот-вот забьётся в истерике, Сергей Аполлинариевич как мог успокоил абитуриентку и выставил её из аудитории.
- И вот такие "чистюли" рвутся в киноактрисы,- с неудовольствием заметил он.

Как вдруг в полуоткрытую дверь просунулась голова той девушки из провинции.
- Мы не можем вас принять, - раздражённо бросил Герасимов. - Артист должен уметь войти в любой задаваемый образ, даже если это вор.
- Я просто хочу вернуть вам ваши часы,- спокойно сказала девушка, и протянула обескураженному мастеру его "Победу".
Её приняли в мастерскую Герасимова-Макаровой, и она стала прекрасной киноактрисой. Но легенда тактично утаила её имя.

Ожерелье

Во ВГИК нередко заглядывали высокие гости. Как-то прибыли необычайно популярные в Советском Союзе, после фильма "Бродяга", Радж Капур (режиссер-постановщик и исполнитель главной роли) и Наргис (главная красавица индийского кинематографа). Их провели на показ курсовой работы актерского факультета по "Грозе" Островского. Роль Катерины исполняла студентка, девушка подлинно русской красоты и незаурядного таланта. Её игра настолько впечатлила и взволновала индийскую кинозвезду, что Наргис сняла с себя ожерелье, усыпанное драгоценными камнями, и надела на смущённую и растерявшуюся студентку.
Пожалуй, все вгиковцы, включая преподавателей и администрацию, побывали в институтском общежитии, чтобы глянуть на такой дорогостоящий подарок. Пусть меня не заподозрят в преувеличении: "весь ВГИК" того времени - это всего-то 500 студентов.
Говорят, студентка подумала: а вдруг ограбят... Побоялась не столько того, что лишится драгоценного ожерелья, а из-за страха быть обвинённой в утере государственного достояния. Ей какой-то злыдень-остряк, хохмы ради что ли, пояснил: такие, мол, драгоценности должны быть зарегистрированы и хранится в госказне.
С перепугу, что ли, она и сдала ожерелье государству, то ли в Гохран, то ли в Оружейную палату. А вот кинокарьера у неё почему-то не задалась. Талантливая красавица известной актрисой не стала.

Скандальная тётка

Конкурс на актёрский факультет ВГИК доходил до 2 тысяч человек на место. Отсеянных и недовольных хоть пруд пруди. И анекдотических ситуаций с мечтающими попасть в большое кино - тоже предостаточно. Но один абитуриент запомнился особо. До сих пор помню его фамилию - Майоров.
Провалился он на этюде, и вроде бы, дело с концом. Вдруг, спустя некоторое время после его ухода, в аудиторию, где заседала приёмная комиссия из корифеев советского кинематографа, ворвалась разъярённая тётка с перекошенным лицом, и визгливо закричала:
- Как вы могли не принять моего племяша?! Такой талантливый мальчик! Засели тут, холодные чинуши, не замечаете настоящих гениев из народа! Только по блату принимаете! Вот и не будет у нас выдающихся киноактёров из молодых... Я, тётка Майорова, не допущу жуткой несправедливости!..
Ещё много чего накричала взбалмошная скандалистка ошарашенным мастерам кино. Едва оправившись от такого демарша, председатель комиссии, он же руководитель набираемой мастерской, с кислой физиономией согласился "повторно посмотреть абитуриента Майорова".
Тётка моментально успокоилась, сняла платочек, и перед изумлёнными экзаменаторами предстал собственной персоной... абитуриент Майоров. Вот, мол, как я умею перевоплощаться!
Однако ему тут же сухо пояснили, что притворяться склочной женщиной и создавать образ - далеко не одно и то же. В общем, опять прокатили.
Но это не конец истории. На следующий день в "Московском комсомольце" появилась ехидная заметка, описывающая инцидент во ВГИК. Резонно спрашивалось: почему не приняли в институт Майорова - из-за его бесталанности или просто обиделись за разыгрыш?
Вокруг искусного имитатора взбалмошной тётки поднялся такой ажиотаж! Сразу несколько театральных училищ объявили, что готовы зачислить одарённого юношу. И, вроде, куда-то зачислили. А вот куда он делся впоследствии, не ведаю. Между прочим, легенда утверждает, что, дескать, именно этот самый Майоров ранее с треском проваливался и в тех училищах, которые потом гостеприимно распахнули перед ним свои двери.

"Вы пока - фольклор"


Наш сценарный курс во ВГИКе одно время вел сценарист Љ1 советского кино Евгений Иосифович Габрилович. Занятия назывались мастерством, мэтр появлялся у нас редко, и в основном рассказывал анекдоты. Но внимательно слушал своих учеников, когда они излагали собственные литературные упражнения.
Как вдруг в журнале "Искусство кино" мы прочли отрывок из нового сценария Е.Габриловича. Наблюдательные и памятливые студенты опознали в этой публикации большой кусок, вчистую содранный из работы нашего сокурсника Коли Гонцова. Нам было не занимать не только придирчивой наблюдательности, но и наглого неуважения авторитетов.
- Ай-яй-яй, дорогой мастер! - с ехидством пропел один из нас, самый нахальный и непочтительный. - Как же это вы позаимствовали без спросу чужое творение?
Евгений Иосифович ничуть не смутился:
- Милые мои, я к вашей писанине отношусь как к народному творчеству. Вы пока - фольклор.

"Предлагаю соавторство"

Во ВГИК нередко заглядывали живые классики мирового кино. Как-то приехал Шарль Спаак, знаменитый французский кинодраматург - по его сценариям снято несколько выдающихся фильмов. Нам он был известен тогда по фильмам "Большая игра" и "Великая иллюзия". А потом и по совместной советско-французской картине "Нормандия-Неман".

Он сразу предложил свободную форму общения: вопрос - ответ.
Сказано - сделано. Вопросов было много... Вот поднялась Дая Смирнова, недавно перешедшая с актерского на сценарный. Старшее поколение, может быть, помнит ее по фильмам об Иване Бровкине, там она играет Любашу, невесту героя (Л.Быков). Вострая была девица.
Она поинтересовалась:
- Каков творческий метод господина Спаака? Одни пишут стоя за бюро, другие, опускают ноги в тазик с водой... А он?
Переводчица с улыбкой:

- Господин Спаак говорит, что любит писать лежа.
- Надо же,- удивленно заметила Дая, садясь,- я тоже люблю писать лежа.
Сопровождающая француза девушка пересказала слова Смирновой гостю, он что-то коротко и энергично ответил, и тогда, давясь от смеха, переводчица выпалила:
- Шарль Спаак предлагает вам соавторство!

"Молодые старички"

Еще до всесоюзной премьеры Григорий Александров привез свою новую работу "Русский сувенир" во ВГИК. Зрительный зал был переполнен, сидели даже на полу в проходах - еще бы, не каждый день классики лично выставляют на суд студентов свои очередные шедевры. Фильм окончен. Под жиденькие аплодисменты на сцену, перед экраном, вышли члены съемочной группы во главе с самим автором картины (он и режиссер, и сценарист). Длительная пауза. Все ожидают, кто же отважится начать обсуждение.
Затянувшееся мучительное молчание прервал студент 4-го курса сценарного факультета Гена Шпаликов. Тогда он еще не прославился фильмами "Я шагаю по Москве", "Застава Ильича". Заметно смущаясь, Гена, все время оглядываясь на Александрова, как бы извиняясь за резкие суждения, говорил о том, что ему, при огромном уважении к классику советского кино, было стыдно смотреть эту жалкую, почти пародийную картину. Ее не спасли ни отличные актеры (там снимались Любовь Орлова, Владимир Кадочников, Эраст Гарин, Валентин Гафт), ни виртуозные съемки оператора Айзенберга...
После этой погромной устной рецензии слово взял мэтр. Он стал подробно и занудливо перечислять те технические новшества, которые внесены создателями этого фильма в мировую кинематографию, и которые, к его изумлению, остались не замечены, не оценены по достоинству этой, как он считал, профессиональной аудиторией.

- Так было всегда,- все больше заводясь, выговаривал нам Григорий Васильевич,- каждую мою ленту встречали, сперва, в штыки, а потом увешивали наградами. А я привык,- наливаясь кровью, гремел классик,- идти со своим творчеством в студенческую аудиторию, способную оценить свежесть, новации... Надеялся встретиться с юностью, а встретили меня молодые старички! - прокричал он под конец.
Зал мертво безмолвствовал, мы будто почувствовали себя на поминках.

"Красные ягодки"

Острое слово, нестандартный взгляд всегда были в цене во ВГИКе. Помнится, в нашей многометровой стенной газете, выпущенной к очередному отчетно-перевыборному комсомольскому собранию, художники изобразили тогдашнего министра культуры, отказавшегося придти к нам, в виде медведя, улепетывающего в лес от студентов. Переписывать, фотографировать нашу стеннушку приезжали ребята из многих московских вузов.
Под стать были и выступления вгиковских комсомольцев. Ведь собрание проходило во времена хрущевской оттепели, языки подразвязались. Запомнилась смелая речь Саши Митты, с режиссерского. Он говорил, что педагоги, особенно те, что ведут общественные предметы, стремятся воспитывать и выращивать нас всех одинаковенькими, лояльными к власти, не ершистыми.
- Так, чтобы все мы были ровненькими, как ягодки, но красненькими. А что у нас внутри - никого не волнует.

"Ну, почему - рыбой?"

В конце 50-х институт наш несколько разбогател, и даже курсовые режиссеры и операторы снимали на пленку, а раньше засчитывались разработки-экспликации на бумаге. В просмотровый зал на "защиту на экране" набивалось множество студентов. Одно время стало традицией "обмывать" такое событие прямо во время просмотра - благо, в темноте не видно, кто нарушает заповеди строителей коммунизма.
Грешным делом, признаюсь, что в таких междусобойчиках и я участвовал. Причем, зачастую никакого отношения к тем, кто снял фильм, мы не имели. Так, студенческая солидарность.

Однажды наша компашка пробралась в зал после начала просмотра.
Уселись, куда придется. Разлили. Выпили. Принялись за любимую копченую корюшку.
Как вдруг рядом раздался неповторимый голос Сергея Апполинариевича Герасимова (постановщик "Молодой гвардии", "Тихого Дона"), который пришел на защиту диплома своего ученика:
- Ну, почему нужно закусывать копченой рыбой?!

БОЙЦЫ ВСПОМИНАЮТ...

Нет, нет, воевать мне не довелось. В Великую Отечественную ещё маловат был, а для героических подвигов в "горячих точках" оказался уже староват. Однако солдатскую лямку потянул чуток во время 30-дневных студенческих военных сборов в лагерях дважды - под Дорогобужем и Вышним Волочком. Военная кафедра нашего института готовила из будущих кинематографистов офицеров запаса. Так, на всякий случай, как я понимаю.
Пусть меня простят настоящие бойцы, что осмеливаюсь накануне Дня Победы писать о пустяковых студенческих треволнениях, ведь все-таки они связаны с армией. Добрая улыбка будет высокой наградой за эти мини-воспоминания солдата-студента ВГИК о событиях полувековой давности.

Пот ручьём

Наш старлей, миниатюрный, ладненький, упругий, как гуттаперчевый мальчик, сразу после первой переклички сжато изложил нашу будущую диспозицию:
- Курс молодого бойца рассчитан на три месяца. У нас - что? У нас их нет. У нас - что? У нас есть месяц. Задача: трехмесячный курс молодого бойца пройти за месяц.
И началась, знакомая всем призывникам, выматывающая муштра, только в три раза плотнее, энергичнее, насыщеннее. Самым тяжким испытанием оказался безобидный, на первый взгляд, марш-бросок на полигон, где проводились стрельбы. Казалось бы, преодолеть несколько километров проселочной дороги для здоровых парней - легкая прогулка. Но представьте: на небе безоблачная лазурь, жара под тридцать, а мы топаем эдаким нахрапистым бегом-трусцой по самому солнцепеку. Видать, для полноты счастья быть молодым бойцом, нам приказали надеть нижнее белье: рубахи из плотной ткани и такие же, извиняйте, барышни, кальсоны. Прибавьте ко всему этому почти полную походную выкладку - винтовка, подсумок и фляжка на поясе, противогаз, вещмешок с балластом для веса за спиной и шинель-скатка через плечо. Разве что плащ-палатки не заставили брать с собой, ввиду их отсутствия в нашем лагере.
Кто пониже, естественно, сзади, а там пылюга страшенная, вместо идущих впереди какие-то тени мелькают. Хорошо это запомнилось мне, ибо гренадерским ростом природа не наградила, и тащился я в задних рядах.
Старлей налегке скакал сбоку колонны, и монголоидная его физиономия выражала готовность к тяжкому ратному труду и рукопашному бою - это почему-то мне удалось разглядеть. Когда пот окончательно залепил нам глаза и ноги стали ватными, готовый к подвигам старлей скомандовал:
- Взвод стой! Вольно! Разойдись! Привал!
Морды у нас были как бы в серых масках. Для трудов и боев мы явно не годились. Растянулись вповалку на пыльной траве, хватая ртами горячий воздух. И тут увидели такое, чего никогда позже наблюдать, мне, по крайней мере, не приходилось.
Студент режиссерского факультета Вася Шукшин, покряхтывая, потянул с себя гимнастерку. Он уже тогда привлекал особое внимание. Еще бы! Успел сыграть главную роль в фильме "Два Федора", напечатал в центральной прессе великолепные рассказы, и ко всему слыл во вгиковской среде, как и его герои, чудиком. Все и воззрились на него, ибо он сделал значительное лицо: наверняка чего-то удумал учудить! А Василий скинул гимнастерку, потом стащил нижнюю рубаху и принялся выкручивать ее, как это делают прачки. Не поверите? На наших глазах материализовалась присказка - "пот лил ручьем" - на землю из скрученной рубахи обильно закапал шукшинский пот!
Почему впоследствии мастер не использовал в своих кинокартинах столь выразительный кадр? Да, потому, наверное, что подозревал: никто не поверит в его реальность. Ведь он провозгласил: прекрасное - есть правда! А правда, как я сегодня подозреваю, могла заключаться в том, что Василий, большой любитель эффектных сцен, потихоньку от всех, предварительно, ещё будучи в рубахе, облился водичкой из своей, подвешенной к поясу, фляжки.

И попали под обстрел

Однажды, не дождавшись конца стрельб, наш старлей куда-то заспешил, и напоследок поручил отвести взвод после занятий в палаточный городок славному помкомвзводу Борису Андроникашвили. Отстрелявшись, мы построились по его команде. Зычным, прямо-таки генеральским голосом Боря вопросил:
- Кто жаждет маршировать по солнцепеку, глотать пыль на дальней дороге - шаг вперед!
Мы не шелохнулись.
- Кто рискнет прогуляться коротким путем в тени деревьев, но с опасностью попасть под артобстрел - три шага вперед!
Строй одобрительно заурчал и сделал эти три шага. Все, конечно же знали - опасность не придуманная. Лес, где пролегала короткая тропа домой, служил своеобразным полигоном для танковых и артиллерийских стрельб. Входить туда категорически запрещалось. Но кто же в юности слушается запретов и трусливо сторонится даже смертельной опасности? В тот момент жара да пыль казались нам страшнее артналета, который - то ли будет, то ли нет.
Поперлись на авось и на рожон. Цепочка солдатиков-студиозов, среди которых были и будущие классики советского и мирового кинематографа, втянулась под сень корабельных сосен. В бору было прохладно, ароматно, пели птицы. Мы двигались ускоренным темпом, все же исподволь охватывала боязнь...
И вдруг среди этого ясного солнечного дня где-то отдаленно глухо громыхнуло, потом с нарастанием загудело и уже близко оглушительно жахнуло. Затем, снова, будто кто-то вдалеке сильно бабахнул по пустой бочке, и, как нам показалось, над самыми нашими непутевыми головами противно заныло, а потом опять шандарахнуло с отвратительным треском совсем рядом.
- Взвод! Бегом! - отчаянно заорал помкомвзвода.
Мгновенно сломав отлаженную цепочку, мы пустились, ломая кусты, наутек из-под внезапно начавшегося артналета. А вокруг свиристели, гудели невидимые нам металлические чушки, которыми заменяли при стрельбах боевые снаряды. Нам казалось, что они срезают ветви и верхушки деревьев, крушат стволы буквально рядышком, и вот-вот угодят прямо в нас.
Животного ужаса натерпелись за несколько минут вдосталь. Наконец - о, счастье! - выскочили на опушку. Сгрудились, как стадо перепуганных баранов, убежавших от волка. Нам, конечно, крупно повезло, обошлось без потерь, без ранений. Ура, будущее советского кинематографа уцелело! Кое-кто даже судорожно захихикал. Как вдруг забился в истерике один парень, с актерского факультета. Подумали: прикидывается. Но, нет, все по полной программе: с конвульсиями, пеной изо рта. Еле отпоили его тут же найденной ключевой водой.
Между прочим, малый не слыл трусом. Крепкого сложения, мужественное лицо, как говорят, "медальный профиль". Жаль, язык не поворачивается назвать его - он много потом снимался. Особенно хорош был в образе воина-богатыря, которого "пуля боится, и штык не берет".

Аллегра!

Неимоверная радость охватила весь наш кинематографический взвод, когда на вечерней поверке старлей объявил в обычном своем стиле:
- Что мы имеем на завтра? На завтра мы имеем смотр техники.
Солдат, хоть и укороченной краткосрочной службы, весьма сообразителен. Смотр техники - это поход на танкодром. Танкодром рядышком, не придется пылить за горизонт на стрельбище. В отставку нудную муштру! Долой изматывающее ползание под колючей проволокой полосы препятствий! Виват отцам-командирам!
У ворот танкодрома нас поджидал бравый, усатый, сверкающий пуговицами и сапогами, будто сошедший с плаката "Советская армия всех сильней!", баскетбольного роста майор. Но - в очках. Печатным шагом приблизился к нему наш помкомвзода, выпускник сценарного факультета, Боря Андроникашвили, тоже высокий и статный. Между прочим, член юношеской сборной Грузии. Глаза с поволокой, одним словом, "смерть бабам". Опять, между прочим, на тот момент - муж Людмилы Гурченко, уже заблиставшей в "Карнавальной ночи", а затем, впоследствии, и муж Нонны Мордюковой. Может быть, кто-то припомнит кинокартину "Отарова вдова"? Так вот там Боря сыграл молодого красавца князя. Я почему все это излагаю? Да потому, что хочу, чтобы вы представили эту великолепную сцену встречи двух рослых, неотразимо прекрасных молодых людей в ладно подогнанной форме. Мы залюбовались.
- Взвод в составе студентов актерского, режиссерского и сценарного факультетов Всесоюзного Государственного института кинематографии на смотр военной техники прибыл! - шикарно, как на параде, отчеканил помкомвзвода.
Майор просиял:
- А-а, аллегра! - радушно приветствовал он нас, полагая, видимо, что именно этот термин относится к нашим легкомысленным, с его, военной точки зрения, профессиям. Не менее радостно он приказал: - Ведра, концы, швабры в руки - и в бой!
До самого обеда мы, как чушки чумазые, "осматривали" танки и бронетранспортеры, которые, видать, никто и никогда не чистил, не мыл и не смазывал в ожидании прибытия этих самых "аллегра".

Как закаляется голос певца

Под Дорогобужем, в военных лагерях, где проходили сборы вгиковцы, к Эдику Абалову привязался, на собственную голову, студент МИИТа - будущие инженеры-железнодорожники тоже краткосрочно изучали курс молодого бойца.
- Вы, говорят, режиссёр. Сможете мне помочь? У меня, как считают друзья, довольно приличный голос. Но считают, что его нужно укреплять...

Эдик сделал важное лицо, и милостиво разрешил спеть. Тот спел.
- Прекрасный голос. Но, друзья правы, его надо укреплять, я бы даже сказал, закалять. Готов помочь, но предупреждаю: моя методология не каждому по плечу. Она требует предельного напряжения всех духовных и физических сил.
Железнодорожник поклялся, что ни перед чем не остановится, и готов пойти на любые жертвы. На первом задании ему пришлось петь гаммы, вися на турнике. А педагог в это время довольно крепко лупил его по животу - укреплял диафрагму. Потом он, распевая во всё горло, бегал по кругу. Затем преодолевал полосу препятствий, исполняя известные арии. Этот урок стоил ему и пота, и крови. Представьте: "Куда, куда вы удалились...?" - отчаянно выпевает солдатик-Ленский, ползущий на спине под низкой сеткой из колючей проволоки! Прямо-таки в духе нынешней модернистской оперной постановки, где пушкинские герои под музыку Чайковского стреляются из дробовика через обеденный стол.
Прячась за палатками, студенты помирали со смеху. Наконец, Эдик заверил смотрящего ему в рот восторженного, доверчивого и послушного ученика, что голос значительно укрепился. Теперь - самое главное - необходимо его закалить. И он задал необычайное упражнение: с вечера парень залез в сырую, сохранившуюся, наверное, с Отечественной войны полуразвалившуюся землянку, и всю ночь тихохонько там завывал, считая, что, в соответствии с абаловской методикой, закаляет свой голос.
Утром миитовцы, его сокурсники, видно, сжалились над парнем, и рассказали осипшему за ночь певцу, что весь вгиковский лагерь буквально потешается над его "занятиями" с самозваным педагогом. Не знаю, стал ли вокалистом тот парень, но "отблагодарить" Эдика на прощание он не сумел, "режиссер-педагог" искусно избежал роковой встречи.
Самое любопытное, что завзятые весельчаки Абалов и Мелиава по окончании ВГИКа сняли совершенно не смешную кинокомедию "У тихой пристани". А вот мрачноватый и несловоохотливый Отар Иоселиани, на тех же военных сборах сторонившийся всех, и молча вырезавший деревянные фигурки, поставил замечательную комедию "Жил певчий дрозд". Правда, чуточку печальную. Но это уже другая история...

Весельчак Эдик Абалов

В Интернете висит и сейчас такое извещение (изумившее меня) для скачивающих фильм "Иваново детство" - режиссеры-постановщики Андрей Тарковский и Эдуард Абалов. Брехня? Конечно.

Но нет дыма без огня, подумалось мне, и я стал копать. Оказывается, действительно, Абалов имел самое непосредственное отношение к экранизации рассказа Вл.Богомолова "Иван" - ему доверили снимать по этому произведению фильм. Но когда руководители "Мосфильма" посмотрели материалы, отснятые дебютантом, то ахнули, такое это было, мягко говоря, некачественное кино. Режиссёра от работы отстранили, материал и все расходы списали в убытки. Тут и явился "ангел-спаситель" - молодой Андрей Тарковский, и снял всем известную знаменитую кинокартину.
Интересно, как отнёсся бы к этой интернетовской хохме Эдик, сам, во студенчестве, великий хохмач? Вообще-то, их было двое главных весельчаков ВГИКа 50-х годов: Эдуард Абалов и Томаз Мелиава, его сокурсник по режиссёрскому факультету (мастерская С.Юткевича). Знали их не только в нашем институте.
Представьте: зал Большого театра, публика затихла в предвкушении увертюры. Внезапно в партере поднимается смуглолицый человек и, хорошо поставленным голосом, с небольшим восточным акцентом, провозглашает:
- Среди нас, на спектакле присутствует чрезвычайный и полномочный представитель Тамбу-Ламбу, Томаз Мелиава! Поприветствуем его!
То были времена хрущёвской оттепели, когда в Советский Союз зачастили правители и представители со всех концов земли, между прочим, совершенно неизвестные простому люду. Все они в обязательном порядке посещали балетные и оперные постановки Большого театра. Откуда было знать собравшимся, что "Тамбу-Ламбу" - это название короткометражки их вгиковского сокурсника В.Бычкова о несуществующей стране?
Рядом с Эдиком Абаловым (а это был он) встает ещё более смуглый и весьма солидный Томаз Мелиава, и чинно раскланивается. Не подозревающие подвоха зрители, стоя, бурно приветствуют неведомого посланца неведомого государства.
Чуть позже молодые люди в одинаковых костюмах, при галстуках, со скучающими взорами, долго, но безуспешно искали загорелых представителей Тамбу-Ламбу.

Осторожно, несём рояль!

На первом курсе ВГИК мне довелось учиться с Димой Фурмановым и Омаром Гаджикасимовым. Заметные ребята: Омар уже тогда напевал какие-то свои песенки, а Дима и вовсе - сын замечательного пролетарского писателя-классика, автора "Чапаева". Они-то и попали в криминальную историю.
Так вот. В нашем общежитии проходила очередная инвентаризация - тогда почему-то очень любили регулярно пересчитывать гос.имущество. Как вдруг комендант и проверяющие всполошились: в актовом зале не обнаружили рояль! Пропал инструмент. Искать в комнатах студентов - бессмысленно, ни в одну такую крохотульку, где почти впритык стоят четыре кровати, рояль не влезет. Кинулись к вахтерам. Те спокойно докладывают:
- Несколько дней назад, действительно, приехал грузовик, туда и погрузили музыкальный инструмент рояль. Всё официально. И увезли. Мы про себя решили, раз увозят такую большую и дорогую вещь, значит, так надо. При этом присутствовали два студента: Фурманов и Гаджикасимов, вполне порядочные мальчики, не пьяницы и не дебоширы. Они теперь у нас не обитают, говорили, вроде, сняли где-то в городе комнату.
Взяли голубчиков за жабры. Те сразу признались: да, увезли рояль на квартиру, которую сняли, для музыкального творчества. Виноватыми они себя ничуть не считали.
- Чего ему пылиться в общежитии?!- горячился Омар. - Играть на нём не разрешают, стоит без дела, под замком, А кто до него дорывается, так лупит по клавишам так, что только расстраивает инструмент...
Обоих исключили из института. Но, видимо, мудрое руководство (директором был известный киновед Лебедев, о нём стоит кое-что рассказать отдельно) стремилось не ославить родной вуз, чтоб не судачили, мол, там процветает воровство, и подменило причину исключения разбойников-экспроприаторов. Гаджикасимова исключили за пропуски занятий, за что, между прочим, пол вуза можно было разогнать. А Фурманова и вовсе за экзотическую по тем временам вину: за то, что он оказался "голубым", то есть, гомосеком - кошмарный грех для комсомольца!
Впоследствии Омар стал всесоюзно-знаменитым композитором-песенником, а Дима прославился тоже по "музыкальной части" - загремел за организацию "левых" концертов, в которых участвовали известные артисты. Могу ошибиться, но были среди них Иосиф Кобзон и Людмила Гурченко, которые, наверное, и поженились благодаря сватовству Фурманова. Правда к тому времени выяснилось, что он, как говорится, даже не однофамилец пролетарского классика.

Устный дневник Бориса Андроникашвили
Не без удовольствия напомню: он был божественно красив, мой сокурсник на сценарном факультете ВГИК, Боря Андроникашвили, сын первой звезды грузинского немого кино Киры Андроникашвили ("Элисо") и репрессированного писателя Бориса Пильняка. Мои ровесники и завзятые киноманы, возможно, отметили его неотразимого молодого князя, сыгранного им в фильме "Отарова вдова". Я запомнил его как славного парня и хохмача, на которого, при его покоряющем обаянии, обижаться было просто невозможно.
После первого семестра нам, будущим сценаристам, надлежало представить так называемый дневник наблюдений, в каковом на каникулах мы должны были собирать всяческие интересные мысли, неожиданные факты, живописные зарисовки, забавные и поучительные сценки. Записи эти мы читали вслух на занятиях курса. Дошла очередь до Андроникашвили.
Он вынул стопочку бумаги и стал читать уморительные новеллки из грузинского житья-бытья. Мы хохотали. Хотя, честно говоря, невольно закрадывалось подозрение, что Боря изрядно "подоил" знаменитый фольклор Грузии. Впрочем, заимствования из народного юмора не возбранялись. Вот одна его миниатюра.
Мимо кинто пробегает разъяренный мужчина с обнаженным кинжалом.
- Кого ты догоняешь, дорогой?
- Одного негодяя. Я спросил: "Который час?" А он говорит: "Не торопись, сейчас без пяти три, только через пять минут ты сможешь поцеловать мою задницу!"
Кинто взглянул на свои часы и воскликнул:
- Дорогой, ты опаздываешь. Можешь поцеловать мою задницу.
Такими непритязательными, но колоритными зарисовками веселил нас сокурсник некоторое время, но вдруг умолк посреди очередной миниатюры... Глядим, мастер нашего курса известный сценарист и киновед Илья Вениаминович Вайсфельд, слушавший дотоле чтение дневника, прогуливаясь по аудитории, сделал стойку возле Бори, и с тупым недоумением уставился в листочки, которые тот увлеченно перебирал. Потом произнес:
- Сейчас, уважаемые коллеги, я продемонстрирую вам сценку, не менее забавную, чем только что услышанные...
И он поднял над головой листочки дневника Андроникашвили. Они были девственно чисты. Сокурснику, как истинному студенту, не хватило времени для создания рукописи. Он, видимо, решил уподобиться известному тогда и сверхпопулярному устному рассказчику Ираклию Андроникову. Тем более, что тот доводился Боре родным дядей.

Извини!

В студенческой столовой Боря, чтобы успокоить разгоряченного перепалкой довольно неприятного собеседника, вылил тому за шиворот стакан компота.
- Ты что делаешь?! - заорал бузотер. - Ты что компот на меня льешь?!
- Извини, дорогой, - успокоил его Андроникашвили с ослепительной улыбкой, - я думал, это кисель.

В роли политого поливальщика

Помните, в одной из первых люмьеровских картин неловкий поливальщик обливает водой самого себя? В этой роли однажды оказался хохмач и балагур Боря Андроникашвили. Было это в военных лагерях. Боря попал в ночное дежурство на кухне. И вот, наконец, все котлы вымыты до блеска, и на пол можно ронять кашу, а потом ее, совершенно не брезгуя, есть - такую чистоту навели студенты-солдаты. Разделанная туша для завтрашнего обеда варилась, до готовности было далеко, наступило блаженное время ночного передыха и солдатского смачного трепа. Я не стану пересказывать скабрезные анекдоты, которые травили на кухне военного городка будущие выдающиеся мастера отечественного и мирового кинематографа. Они не украсят их биографии. Запомнилось другое.
Неожиданно буквально фонтанирующего анекдотами и хохмами из киношного бытия Борю Андроникашвили перебил старослужащий повар:
- Вы, пацаны, вроде как киношники... Я кой чего про это знаю. У меня свояк киномеханик. "Карнавальную ночь" видали? Он на съемках был. Гурченку запомнили? Ох, девка! Съемка ночная была, так Михаил Жаров прям-таки всем велел отвернуться и..., - далее повар изложил, что происходило в том павильоне, в самых выразительных словах.
Конечно же, мы знали, что Жаров не снимался в фильме "Карнавальная ночь". Безусловно, мы понимали нереальность эротической фантазии поварского свояка. Но всем была интересна реакция Бори Андроникашвили. Стоически вытерпев рассказ старослужащего, он только и сказал, вымученно улыбаясь:
- Киношники - они все такие.
Забавно бы вышло, если б повар узнал, что перед ним сидит законный муж Людмилы Гурченко, который только что получил от нее радостную весточку из Ростова-на-Дону о рождении их дочери.

Шукшин-Гамлет

Кто видел Василия Шукшина в роли Гамлета, принца датского? Мне довелось. Это случилось в "театре на четыре места". Но об этом позже.
Вася (извините, так его все звали в пору студенчества) постоянно, особенно в пьющей компании, подчёркивал, мол, мы от сохи, мы ваших кантов-аристотелей на этом самом... видели. Нам чего попроще. Я вот, например, задыхаюсь в ваших каменных мешках. Где тот зеленый бугорок, на который можно прилечь, отдохнуть? Сплошные асфальтовые поля...
Рассказывали, что когда приехал с Алтая в Москву его дядя, то ли директор совхоза-миллионера, то ли председатель колхоза-миллионера, Вася, хорошо взяв на грудь, произнёс витиеватый спич за родимую землю, по которой тоска-печаль его гложет. Собравшиеся за богатым столом, организованным тороватым дядей, притихли, когда высокий гость сказал:
- Так что же ты, племянничек здесь маешься. Давай, ко мне! Хоть комбайнёром, хоть бригадиром, хоть в конторщики. Все только рады будут. И алтайские, и московские - одним нытиком-страдальцем меньше станет.
Говорят, Василий лишь чуточку смутился, а потом сказал (он ведь с малолетства не привык в карман за словом лазать), что, дескать, судьба у него такая, бить ноги о каменные пороги, и вообще, художнику положено всю жизнь мучиться.
Ходил Вася всегда в галифе и солдатских сапогах. А надо учесть, что многие вгиковцы были из интеллигентных и обеспеченных семей. Хватало тут и детей корифеев литературы, искусства, кино, культуры. Со мной в группе (из 17 человек) учились: сын сценариста Евгения Габриловича, сын звезды немого кино Андроникашвили, сын (побочный) певца Канделаки, брат кинокритика Неи Зоркой, сын академика Раздорского, а еще - дочь партийного босса из Средней Азии, сын бывшего министра буржуазного правительства Латвии. Да и на курсе Шукшина тоже были отпрыски именитых фамилий. И надо признаться, к нам, разночинцам, к каковым причислял себя и Вася, прибывшим из глубинки, отношение было (попервоначалу), мягко говоря, снисходительное. Вася, хоть и бравировал своей посконностью, надо думать, всё же был уязвлён этой, плохо закамуфлированной презрительностью вгиковского бомонда.
И вот как-то, глубокой ночью, дверь нашей комнаты Љ306 вгиковского общежития распахнулась. На пороге - Вася Шукшин. Слегка покачивается с пятки на носок в своих "смазных сапогах". Может, и подвыпивший. Но вообще-то, у него манера была такая - покачиваться, беседуя с кем-нибудь. Мы вчетвером уже в постелях. Володя Хмельницкий, будущий кинорежиссер ("Люди и дельфины", "Верный Руслан", "Алмазная тропа"); Саня Мейлахов, ныне в Израиле, наплодил многочисленное потомство; Шамиль Патютин, говорят, спился в Минске; и я. Ни дать, ни взять, настоящий театр одного актёра для четырех зрителей, возлежащих, подобно римским патрициям. И уж очень красиво рисуется выразительная шукшинская фигура в дверном проёме, подсвеченная тусклой коридорной лампочкой.
- ...Так мы ведь не только частушки да похабные анекдоты имеем в загашнике, - будто продолжает разговор с кем-то Шукшин, - кой-чего и посущественней могём. Публика желает? Не смеем отказать! Я - Гамлет, принц датский!
И он исполнил монолог Гамлета. Не прочитал, именно - исполнил. Блистательно. Принца он превратил в одного из потом уже знаменитых шукшинских чудиков. Но мы, ошарашенные, тогда этого не поняли.

За неимением занавеса датско-алтайскийГамлет-Шукшин хлопнул дверью.

Он пел, стоя у меня на столе

Когда-то, чтобы подчеркнуть невероятность, фантастичность, неправдоподобность услышанного, я ехидно замечал:
- Это вам Зарик рассказал?!
Одну его, зариковскую, байку я долгие годы со смехом пересказывал для того, чтобы показать, вот, мол, до чего заврался человек, утверждая, будто такой-то пел, стоя на моем обеденном столе. И только на днях, читая в ЖЖ интервью, которое взял Марк Цыбульский у проработавшего 40 лет фотографом киностудии им.Горького Валерия Кузина, понял, что, оказывается, был неправ.
Думал ли я, что Хухим, станет легендой! Тогда, в 50-х это был "Зарик, которого знали все, Зарик, который знал всех". Худенький, маленький живчик, с очень резкими движениями. Я был поражен, увидев его обнаженный торс: мускулы будто расчерчены для изучения анатомии. И уже не удивился, узнав, что он - чемпион Москвы по боксу в весе "мухача".
Жил он в центре Москвы, в Настасьинском переулке, в здании, которое потом захватила редакция газеты "Труд". В огромной комнате коммуналки, вечно болталась московская богема. Но у нас была своя компашка: Зарик, Вова Бурыличев, сын бывшего председателя Мособлисполкома, Алик Черняховский, сын генерала армии, героя Великой Отечественной и я, из тех, что "понаехали тут", зато студент ВГИК. О том, как куролесила святая эта четверка, наверное, придётся как-нибудь поведать. Между прочим, зарикину отцу, Давиду Хухиму, заму наркома иностранных дел Советской России, принадлежала в свое время вся эта многокомнатная квартира. Потом - "а теперь у этой ножки отпилю ещё немножко..." - папочка постепенно терял и власть, и жилплощадь, пока его не выбросили на обочину политической жизни и не сузили жилое пространство до единственной, но 40-метровой комнаты.
Зарик весело излагал, как его "предок" ездил в Англию для каких-то правительственных переговоров.
- А там был его родной брат-эмигрант, капиталист-кровопивец. Мой папашка Давыд побывал у него на фабрике. Потолковал по-свойски с работягами, открыл глаза на Страну Советов, и просветил их, как отстаивать свои права. На следующий день трудящиеся английского Хухима объявили забастовку, требуя повышения зарплаты. Брат-засранец побежал в свой МИД, настучал на "красного комиссара-агитатора", и Давыда, хоть он и был замом наркома, в 24 часа выперли из Туманного Альбиона.
Рассказывал Зарик и о том, как на Лубянке, добиваясь показаний об антисоветской деятельности отца, его, пацана, сажали в ледяную ванну и жутко били - "... уроды, козлы вонючие, отбили почки!". Где тут правда, а где буйный полет фантазии будущего кинорежиссёра - определить, а тем более, проверить, было трудно.
Теперь о том концерте на моём столе. Помнится, Зарик ввалился ко мне (в дом на улице Горького, напротив Белорусского вокзала, жильцами которого были в разное время Алексей Толстой, Перец Маркиш и др.) летним солнечным днем. Компания из нескольких человек. Врезалось в память явление ослепительно красивой девушки и то, что эти, совершенно незнакомые мне "чуваки и чувихи", выжрали единственную бутылку водки, ожидавшую меня в холодильнике. Оставили, паразиты, без выпивки. Пока я допытывался у Зарика, что за красавицу он привёл и как бы к ней подъехать, какой-то невысокий, не запомнившийся мне, парень взгромоздился на круглый обеденный стол, забренчал на гитаре и запел блатные песни. Все ему с энтузиазмом подпевали и аплодировали. А я - нет. Мне бутылку было жалко. К тому же я пытался набиться в дружбаны к поразившей меня девице.
Потом я уехал на Север. Мы долго не общались с Зариком. Встретились во второй половине 60-х. Как водится, стали вспоминать юность, всякие выпуклые события, заслуживающие отдельного разговора. Вот тогда-то он и сообщил мне:
- Помнишь, как мы завалились к тебе кодлой на Горького? А парня, который солировал на твоем столе, припоминаешь? Нет? Так это же был Володя Высоцкий, тогда еще ничем не прославившийся...
- Ну, да, - вторил я ему, - а та красотка была Брижит Бардо. Жаль, отшила меня...
Так и оставался я абсолютно убеждённым в том, что Зарик слегка приукрашивал свои связи и знакомства. И только из упомянутого интервью кинофотографа я узнал, что у Зарика, в Настасьинском переулке, кучковались и порой ночевали многие позже известные и даже выдающиеся личности, в том числе и Владимир Высоцкий. Стал копать дальше. Глядь, уже "заклятый друг" всенародного барда - кинодраматург Эдуард Володарский в другом пространном интервью назвал Зарика не только приближённым, но и просто собутыльником Высоцкого. И каждый отмечал его залихватское гостеприимство, доброту, человеческий талант, нереализованные способности. Однако я обнаружил досадную неточность - оба мемуариста говорили, что он не снял ни одного фильма как режиссер-постановщик. Исправляю их оплошность: Зарий Хухим поставил в 1991 г. фильм "Это я - дурочка". И ликвидирую собственное многолетнее заблуждение: Зарий Хухим, действительно, привел ко мне на обеденный стол петь блатные песни тогда еще просто студента Володю Высоцкого.

Интервью с Михаилом Ульяновым

Главный редактор журнала, с великолепной фамилией Мудров, напутствовал меня так:
- Поедешь в Ригу. Там, на Всесоюзной научно-практической конференции, будет Михаил Ульянов. Возьмешь у него интервью.
С утра я притаился в фойе Республиканского Дворца культуры, где прописалась конференция.
Яркий солнечный день. Сквозь столбы света стремительно шагает Ульянов. Бросаюсь на перехват и торжественно провозглашаю:
- Михаил Александрович, журнал "Советские профсоюзы" просит интервью!
Великий артист делает стойку, картинно разводит руки, и плачущим голосом вопрошает:
- Ну, за что такое наказание? Почему я должен давать интервью какому-то профсоюзному изданию?
Народ начинает кучковаться вокруг нас. Тогда, шёпотом, я выдаю заранее приготовленный текст:
- А вам ничего не придётся говорить. Я набрасаю интервью, используя ваше богатое творческое наследие. В Москве посмотрите, что получилось...
Ульянов, будто снимает одну маску - печальную, и надевает другую - радостную:
- Это меняет дело. Телефончик запишите.
И тут я совершаю первую грубую ошибку в общении с народным артистом СССР:
- Неужели я не найду телефон Ульянова?!
Мне повезло: в тот же, первый день этой Всесоюзной говорильни, на которую собрались многие известные деятели культуры, выступил мой герой. Это было великолепно. Зал стонал от хохота. Взрывался аплодисментами. Даже ногами топали. Перед нами был великий оратор! Властитель дум! Цицерон! Я едва успевал записывать его речь. Рука устала.
Вечером, отдыхая в ресторане гостиницы, я, не без удовольствия, планировал свои дальнейшие шаги: по собственным записям выступления Ульянова накатаю материал в форме интервью, добавлю кое-какие размышления о судьбах советского искусства в его, ульяновском духе, и - на подпись. Опыт создания подобных "интервью" у меня (изрядно нахального в те времена журналиста) был, прямо признаюсь, богатый. Так заочно "беседовал" я с кинорежиссером Ю.Озеровым, создателем киноэпопеи "Освобождение", с вице-президентом Академии художеств Ф.Решетниковым, автором картины "Опять двойка", и некоторыми другими деятелями. Всё опубликовано... за их подписями. Каждый из этих моих "подвигов" заслуживает отдельного рассказа. Чуть позже.
Ранним утром засел за работу. Стал листать довольно толстый, весь заполненный, почти стенографической записью речи Михаила Ульянова. Боже ж ты мой! Несомненно, он великий оратор. Но, прежде всего, великий актёр. В его выступлении я не обнаружил ни одного факта, ни одной фамилии, и, извините, ни одной свежей, интересной мысли! Сплошь, набившие оскомину, лозунги, типа "Советское искусство, самое прогрессивное в мире, принадлежит народу", и, стертые от употребления, клише - "Советский художник обязан быть правдивым и убедительным". Зацепиться не за что. Торричеллиева, Космическая пустота. Припомнилось заверение моего учителя, ответственного секретаря московской "Вечёрки" Всевы Шевцова, бывшего диктора Всесоюзного радио, "Я могу так прочитать телефонную книгу - заслушаешься". И он наглядно демонстрировал такое умение. С Ульяновым был тот самый случай: он блистательно завладел залом не мыслью, но актёрским филигранным мастерством.
Что делать! Пришлось воспользоваться, как я и обещал, богатейшим наследием Ульянова, т.е., фильмами с его участием, и статьями, где есть его высказывания. Тоже, поди, сочиненные журналюгами, вроде меня. Что-то толковое, на мой взгляд, получилось. Надо отдать на суд и подпись Михаилу Александровичу. Однако с телефоном вышла заковыка. В Вахтанговском театре: "Мы телефонов не даём". Пошукал по коллегам - никто не знает. Наконец, у знакомой, милейшего завлита одного из театров, под большим секретом, получил искомый номер. "Смотри, мне башку оторвут, если узнают, что я выдала домашний телефон Ульянова!"
Звоню, как мне и рекомендовали, далеко за полночь.
- Как же, помню, профсоюзы, - радушно приветствует меня великий артист и оратор, - приходите в театр. После репетиции пообщаемся. Запишите, где я буду.
- Что я не найду Ульянова?! - с некоторым высокомерием говорю я, совершая вторую грубейшую ошибку в общении с ним.
Ну, я-то считал себя пройдохой, то есть человеком, который повсюду пройдёт. В театр попал, легко преодолев церберов на служебном входе. Где Ульянов? Обращаюсь к самым осведомлённым служителям, каковые, по моему долгому опыту, знают обо всём и про всех - к гардеробщикам. "Михал Саныч репетируют". Пошёл на улицу побродить по Арбату. Через некоторое время вернулся. Спрашиваю у гардеробщиков, мол, пальто мэтра на месте? Отвечают родимые информаторы: "На месте, куда ж ему деться...". На репетицию влезть не решился, знал - могут прогнать с позором, да еще и приказать всем службам: сего нахала впредь в театр не пущать.
Прождал моего героя на входе пару часов. Нет его. Снова к гардеробщикам. "А Михал Саныч давно как ушедши. Оне сёдни в спектаклях не занятые...". Что б вам пропасть без покаяния! А как же пальто? Что ж он, народный СССР, в костюмчике по морозцу, через главный вход, куда-то подался? Тут информаторы - глаза в потолок, явно чего-то не договаривают.
Звонить ему не стал, гордость обуяла: заверил же, что уж Ульянова-то я как-никак найду, и вдруг такой афронт. На следующий день мне вновь повезло, как тогда, на конференции. Гардеробщики, видно, сжалились надо мной: "Иди-тко в фойе, тамочки он сей момент. Перерыв у них".
Не обманули. "Здрасте, здрасте",- вручил рукопись "интервью". Не удержался, спросил:
- Скажите, как это вы вчера без пальто, в такую холодрыгу, из театра ушли?
Ульянов хохотнул.
- Так это вы были! Меня тут довольно часто, и именно на служебном входе караулят разные личности, с которыми мне, ну, никак неохота встречаться. Один охомутал меня. Сует рукопись в кирпич весом. "Михал Саныч, моему роману-эпопее ходу не дают. Посодействуйте, вас послушают". Еле отбоярился. Так вот на такой случай завел я две одёжки на зиму: пальто на одном входе, дублёнку - на другом. Вчера разведка докладывает: "Какой-то (извините) настырный очкарик поджидает на служебном". Пришлось удирать через главный вход.
Договорились, что я позвоню ему сегодня. после полуночи на "Мосфильм". На этот раз я записал телефон, к которому его подзовут. Он тогда снимался у Никиты Михалкова в фильме "Без свидетелей", в ночную смену. Такая вот жизнь у этих выдающихся мастеров.
Позвонил.
- Всё хорошо. Действительно использовано моё богатейшее творческое наследие. Только кусок с Вайдой надо категорически выбросить. Я не могу так реагировать на его проступок, мне же с Анджеем встречаться придётся... И вообще, это не моё.
В "интервью" было написано, что, мол, Анджей Вайда эмигрировал из Польши, из соцлагеря, и мы теперь с ним оказались по разным сторонам идеологической баррикады. Абзац был вымаран.
- А в остальном,- заключил великий артист, - как будто я сам отвечал на ваши вопросы.
Долго я хранил ту рукопись с размашистой подписью Михаила Ульянова. Её я получил у него без всяких приключений.

Вера МАЛИНОВСКАЯ:

"Я рождена была для любви"

Услышав, с кем я собираюсь встречаться, моя любимая теща Екатерина Александровна Мангуби-Черкес достала старинную открытку с портретом той, на свиданье с кем я шел.
- Попроси у нее автограф...
И вот я в большой уютной квартире актрисы Галины Кравченко, блиставшей еще в немом кинематографе. Но я договорился взять интервью не у нее, а у давней ее подруги - Веры Малиновской, почетной гостьи XI Московского международного кинофестиваля. Все происходит в 1979 году. Полвека назад звезда, ставшая любимицей публики после "Коллежского регистратора" Ю.Желябужского, где она сыграла вместе с выдающимся мхатовцем Иваном Москвиным, Малиновская навсегда покинула родину. В справочных материалах написано, что в 1928 году германская кинокомпания "Emelko" пригласила молодую, знаменитую и очень красивую актрису в фильм "Ватерлоо", где ей предложили роль возлюбленной Наполеона, графини Валевской. Она, якобы, уговорила "компетентные советские инстанции" отпустить ее за границу. Затем, получается, сильно подвела доверчивых чиновников, став "невозвращенкой".
Теперь же Вера Степановна рассказывает мне совсем другую историю. Ее мужа, летчика, чуть ли не замнаркома, командировали в Германию для закупки военной техники, она поехала вместе с ним. В Берлине к ней обратились немецкие кинематографисты с предложением принять участие в картине "Ватерлоо". Вот тогда-то и понадобилось все ее обаяние для того, чтобы добиться у "компетентных инстанций" разрешения принять заманчивое предложение. Муж закончил дела, вернулся в СССР, а жена осталась досниматься. Потом был подписан другой контракт. А из родной страны доносились пугающие вести об арестах, гонениях, вроде бы и муж попал в немилость... Одним словом, советская кинозвезда стала западной. И закрутилась ее невероятная судьба. Она общалась с Максимом Горьким, Роменом Ролланом, с культурной элитой Европы и Америки. На какое-то время ее приютил Эрих Ремарк со своей женой, спасший советскую гражданку от преследований нацистов (так трактует событие наши справочники). Но они быстро расстались, ибо, как призналась смущенно Малиновская, писатель посчитал, что ее "дурной немецкий стал проникать в рукописи его произведений".
А потом пришло обыкновенное женское счастье, она снова полюбила летчика, на этот раз - итальянского. Наверное, более высокопоставленного, чем прежний муж - то был личный пилот Муссолини!
Да, она бывала на грандиозных приемах, которые устраивал дуче, но никакой дружбы ни с фашистским диктатором, ни с его женой-актрисой у них не было. В это трудно поверить. Но Малиновская рассказывала именно так.
Я любуюсь ее плавными, балетными движениями изящных рук, и думаю: "Сколько же сердец разбила эта красавица?!" Уверен, что она знает о волшебстве своих манипуляций, и по-прежнему следит за воздействием на публику, даже если это - единственный зритель в моем лице. Недаром она пригласила корреспондента на встречу в вечерних сумерках. А когда хозяйка квартиры зажгла торшер, Вера Степановна пересела с кресла из-под торшера на тахту, где ее лицо вновь окунулось в сумеречный полусвет. Она словно режиссировала сцену интервью, чтобы подать свою героиню, т.е., саму себя, в наивыгоднейшем ракурсе и с минимальной подсветкой. "Морщин у звезд не бывает!" - словно беззвучно кричало все ее поведение, вся ее фигура.
При всем притом, Малиновская ничуть не стеснялась высказывать довольно радикальные мысли. "Мне трудно было возвратиться в страну, где у женщины есть только два платья - для работы и для дома". "Итальянцы удивительно ленивы. Они не любят работать. Им больше нравится ходить толпами с флагами, и требовать повышения зарплаты". "Если бы я не сообразила остаться на Западе, меня бы не миновала судьба моей дорогой Галочки. А может, случилось бы еще что-то похуже".
Тогда, в 1979 году меня не насторожил этот намек на какую-то неблагополучную судьбу Галины Кравченко. Я знал, что после успеха в ряде советских фильмов немого периода, она перешла на эпизодические роли. Интересно, что звездой ее сделал все тот же Ю.Желябужский (открывший талант Малиновской) в своей картине "Папиросница от Моссельпрома". А подружились актрисы, снявшись в "Медвежьей свадьбе", дружно обруганной, Маяковским, Ильфом и Петровым, в том числе. Вот такие зигзаги!
Но мне не было известно, почему вдруг успешная карьера Кравченко дала сбой, а потом и вовсе оборвалась на годы. Только много позже стало ясно, что произошло это не из-за каких-то творческих или личных проблем, подставлявших ножку многим одаренным и даже выдающимся актерам и актрисам. Черная дыра в судьбе Галины Сергеевны образовалась по простому и страшному своей тогдашней обыденностью поводу. Юная кинозвезда имела неосторожность выйти замуж за сына Л.Б.Каменева. Революционер, крупный политический деятель, сменивший на посту председателя Совета труда и обороны умершего Ленина, в 1934-1936 годах превратился (или был превращен) во врага народа. Репрессии обрушились и на все его окружение. Муж Кравченко расстрелян, сама она вычеркнута из отечественного кино до 1956 года. Даже в фильме "Суворов", который был закончен позже ее отлучения, не имея возможности выбросить или переснять эпизоды с Кравченко, вычеркнули скомпрометированную фамилию из титров. Зато по возвращении в кино, после реабилитации и мужа, и свекра, ее снимают во многих фильмах. Вспомнил о звезде Великого немого и Сергей Бондарчук, пригласивший ее в "Войну и мир".

...На прощанье, размышляя о превратностях своей судьбы, перебирая в памяти великих деятелей литературы и искусства, с коими ей довелось встречаться, общаться, Вера Малиновская сказала загадочно и грустно:
- Я рождена была не для кино, а для любви.
Ее фотографию-открытку с автографом я вручил теще. Обеих уже нет с нами, а память остается.

МОИ КИНОРОЛИ

Поверьте, я никогда не мечтал стать киноартистом. Но связался с кинематографом, поступив во ВГИК, правда, на сценарный факультет. И да, снимался, не без удовольствия, особенно интенсивно, будучи студентом киноинститута. Но, позвольте, все по порядку.

"Встреча на Эльбе"

Кенигсберг, переименованный в Калининград, был взбудоражен: приехал со съемочной группой Григорий Александров, поставивший "Веселые ребята", "Цирк", "Волга-Волга". Фанаты подкарауливали у гостиницы Владлена Давыдова, Бориса Андреева и, самую яркую звезду советского экрана, Любовь Орлову. На призыв записываться в массовку явились толпы страждущих прославиться.

Моя мама, всегда пылавшая влюбленностью в кинематограф, страстная поклонница красавчика Гарри Пиля, взяла меня, 12-летнего подростка, и отвела к помрежам, набиравшим массовку. В нее, вызывающе красивую женщину, на которую оглядывались все встречные мужчины, тут же буквально вцепилась ассистент Александрова:
- Вам просто необходимо сняться у нас в одном эпизоде. Дело происходит на пароходе, там группа, очень красивых, немочек уплывает от...
- Нет,- твердо обрезала мама. - Я сниматься не могу. А моего мальчика, пожалуйста, запишите.
Киношники с кислыми физиономиями записали меня в будущие звезды экрана. Но знала бы моя мама, в какой эпизод фильма ее заманивали!

А мой эпизод относился к уборке развалин, в каковые превратились немецкие города после их штурма, бомбежек, артналетов. Я подавал мусор двум "немцам", которые выбрасывали его с балкона.
Когда фильм "Встреча на Эльбе" вышел на калининградские экраны, наш шестой класс, в полном составе, отправился смотреть, "как там играет наш Гаврилов". Едва появился кадр развалины с двумя немцами на балконе, я шипящим шепотом оповестил одноклассников:
- Вот!
А после сеанса долго объяснял, что находился во время съемки в глубине комнаты, и оттуда подавал ведро с битой штукатуркой. В надежде разглядеть меня "в глубине комнаты" мои товарищи добросовестно отсидели все сеансы кинофильма. Но не разглядели.
Мама позже возмущенно делилась со знакомыми: ей, оказывается, предлагали участвовать в эпизоде, где при наступлении русских войск уплывают на пароходе так называемые ночные бабочки. Одним словом, ее, жену калининградского прокурора, планировали запечатлеть в роли немецкой шлюхи.

"Наш край"

Несколько лет спустя я попал в объектив ленинградского кинодокументалиста. Везет же на Григориев: первый "мой режиссер" был Григорий Александров, второй - Григорий Донец. Справедливости ради, скажу, что он кинооператор-режиссер, но весьма известный в своем деле. Его заинтересовал Калининградский зоосад. Зверья там, по сравнению с немецким, было маловато. Зато деревьев и кустарников, самого экзотического вида, - полно. Доживал здесь свой век, своего рода, раритет - бегемот по кличке Геринг. Не исключено, что его видел и сам Герман Геринг, тем более, что в Пруссии находилась его роскошная дача, куда он частенько наведывался.
Донец отснял для киножурнала "Наш край" сюжетец о нашем кружке юных натуралистов при Калининградском зоопарке, председателем которого как раз я и являлся. Естественно, моя физиономия чередовалась на экране с мордами верблюда, медведя-гризли и прочих макак-резусов.
А ровно через десять лет я вновь "повстречался" с ленинградским мастером-документалистом. Использовал уникальные кадры высадки разведочного отряда, состоявшего в основном из заключенных бакинских геологов, на берег речушки Чибью, где впоследствии вырос город нефтяников Ухта. Эти кадры отснятые тем самым Григорием Донцом, вошли, как кинодокумент, в мой фильм "Землепроходцы".
Не могу не отметить кривую ухмылку истории: недавно узнал, что вся эпопея с походом и работой геологической экспедиции на ухтинской земле 1929 года отсняты Донцом по личному распоряжению начальника Ухтпечлага, Я.М. Мороза... в 1936 году. Методом "восстановленного факта". Между прочим, Мороз - это псевдоним Якова Моисеевича Иосема, возглавившего Ухтпечлаг, будучи заключенным за превышение полномочий (бессудно расстреливал арестованных в Баку). Затем он был реабилитирован, ему вернули звание старшего майора госбезопасности, а спустя десятилетие вновь посадили и расстреляли, как пособника врагов народа. В 1958 г. - окончательно реабилитирован.

"Дело пестрых"

ВГИК в начале 50-х располагался, в основном, в части здания, принадлежавшего киностудии им.Горького. А так как на мизерную "степуху" прожить было невозможно, то мы, студенты всех факультетов, подрабатывали в массовках на соседней горьковской студии. Платили нам по 3р 50коп за съемочный день. Я принял участие в нескольких картинах, и не только студии детских и юношеских фильмов, но и "Мосфильма". Однако не пытайтесь найти меня в тех картинах, самый въедливый киновед не сыщет ни одного кадрика с моей личностью. Нам, голодным студентам, ведь нужна была не слава, а живые деньги. И зарабатывали мы их очень просто. Приходили в киногруппу, помрежи записывали наши паспортные данные, и на следующий день - в кассу студии. Со временем мы наловчились выделять "бригадира", каковой, собрав охапку паспортов однокашников, отмечался в списках массовщиков. Изображать народ было совсем не обязательно. При том, что все остальные жаждали попасть в кадр, и лелеяли мечту быть замеченным постановщиками, улизнуть со съемок не представлялось сложным предприятием. Довольно часто "бригадиром" выступал я. Роль, одновременно, и мелкого мошенника, и крупного благодетеля своих сокурсников мне импонировала больше, чем роль "лица в толпе".
Помнится, только однажды я почти засветился. Знакомый помреж посадила меня за стол праздничного стола поближе к кинокамере, ибо - поближе - в тарелки положили винегрет, а - подальше - деревянную имитацию пищи. Поел от пуза! А эпизод в картину не вошел. Съемки были на "Мосфильме", ночные. Видно в группе прослышали о вгиковском "бригадном подряде", и предупредили: отмечать участие в съемках будут по паспортам еще и после съемочного дня.
Разумеется, я мог просто сачкануть, проболтаться где-нибудь в лабиринтах студийных коридоров. Но моя помреж была просительна и неумолима:
- Я тебя накормила? Отрабатывай. Не бойся, мордаху твою никто не увидит, снимать будут со спины. Оператор сказал, что у тебя очень выразительная спина.
Так я снялся в фильме Николая Досталя "Дело пестрых". Лихой детектив по тем временам малокартинья. Там были заняты Всеволод Сафонов, Олег Табаков, Наталья Фатеева и я. Мне довелось внести в мировой кинематограф уникальную роль "пьяной спины", для чего пришлось отстоять смену у стенки кафе и нетрезво раскачиваться из стороны в сторону. Слава ко мне не пришла. На дальнем плане, в табачном мареве не было видно не только моей мордахи, но и саму "пьяную спину" разглядеть невозможно. Увы, на улице меня узнавать после этого, увы, не стали.

Счастье негра

Руководитель сценарной мастерской ВГИКа в конце 50-х гг. был известный в те времена сценарист Алексей Спешнев, автор нашумевшего фильма "Миклухо-Маклай". Как-то раз зашел среди студентов разговор о дружбе между народами, апартеиде в ЮАР, расовом неравенстве в США. Бедные, мол, несчастные негры, как они страдают... Алексей Владимирович слушал, слушал, а потом задумчиво произнес:
- Конечно, негры и бедные, и несчастные, но не дай бог белому попасть к ним в лапы!
И рассказал вот какую историю. Во время работы над сценарием будущей картины "Миклухо-Маклай", да и участвуя в съемках, Спешневу довелось пообщаться с неграми - и зарубежными, и "советскими". Ему было важно понять особенности мышления, поведения представителей темнокожей расы. По его признанию, особенных отличий от белокожих он у негров не обнаружил. Но один эпизод из общения с ними поразил кинодраматурга.
Он подружился с американским прогрессивным деятелем, литератором и публицистом, который находился в Москве в командировке. Он был коммунистом, прилично владел русским языком. Проживал в гостинице "Москва". Однажды, далеко за полночь он позвонил, и взволнованно сообщил: " Алексей, я только что закончил поэму о взаимоотношениях между белыми и черными. Послушай. Я ее написал по-русски". И он прочитал сонному Спешневу поэму, посвященную расовым проблемам. В конце была, приблизительно, такая фраза: "И негр на своей земле станет совершенно счастливым лишь тогда, когда, когда воткнет нож в горло последнему белому!"
Сон из Алексея Владимировича вылетел, как пробка из бутылки, и он осторожно обратил внимание своего зарубежного друга и коммуниста на несколько кроваво-шовинистический "оттенок окончания" его поэмы. На что тот спокойно ответствовал: "Это не я так думаю, это так мыслит о счастье мой лирический герой - обычный негр".

Поправка в историю кино: еще один отец мультипликации

ЗНАКОМЬТЕСЬ: Александр ШИРЯЕВ

С родителями в обыденной жизни вроде бы все ясно: у каждого дитяти имеются папочка и мамочка. И неважно, признают они себя таковыми или нет. Правда, с папашами нередко выходит путаница, порой отцовство приходится выявлять с помощью генетической экспертизы.

И с "отцами" крупнейших изобретений, прямо скажем, зачастую невозможно разобраться. Кто родитель паровой машины, самолета, радио, телевидения? Однозначного, единодушного ответа, увы, не дождетесь. С пеной у рта каждый адепт будет отстаивать приоритет только им признанного гения.

В нынешнюю пору развенчания одних кумиров и возвеличивания других - фильм Виктора Бочарова "Запоздавшая премьера", как ни странно, общественность всколыхнуть не сумел. А ведь автор осмелился провозгласить "отцом кукольной мультипликации", вместо знаменитого российского кинематографиста Владислава Старевича, абсолютно неизвестного, россиянина же, Александра Ширяева. Конечно, определенную часть публики куда больше волнует вопрос: кто был подлинным отцом Сталина - сапожник Джугашвили или путешественник Пржевальский? Какое ей дело до "генетического" папаши одного из видов кинематографа! Но и киносообщество, к удивлению, отреагировало на сенсацию весьма вяло. Показанный в профессиональной аудитории в 2004 г. на Фестивале архивного кино в Белых Столбах, фильм не вызвал ажиотажа. Правда, некоторые критики заподозрили автора в мистификации. Но об этом - позже. Сперва поговорим о самом невольном претенденте на мультипликационный престол. Итак, киновед Бочаров собирал в архивах материалы о балете, копался он и в театральном музее. Как вдруг ему оттуда позвонили, мол, у балетного фотографа Даниила Савельева есть любопытные документы по интересующей вас тематике. Они встретились, и выяснилось, что у того хранятся коробки с кинопленкой, бумажные ленты с рисунками танцующих фигурок, составляющие архив артиста и балетмейстера Александра Ширяева. Досталось ему все это, можно сказать, случайно, и что делать с этим - то ли раритетным богатством, то ли никчемным мусором, - он не знал. Савельев сказал: он стар и боится что эти и сейчас-то никому не нужные материалы могут позже вовсе пропасть, а они, вполне возможно, представляют малоизвестные, но ценные, страницы истории отечественного балета.

Так оно и оказалось. Александр Ширяев, 1867 г. рождения, внук прославленного балетного композитора Цезаря Пуни, блистал на сцене Мариинского театра в самых разнообразных ролях балетных спектаклей. Ученик Мариуса Петипа впоследствии становится репетитором при мэтре, а затем даже занимает пост второго балетмейстера. Его искусство как танцовщика и балетмейстера покоряло зрителей не только в родном отечестве, но и в Берлине, Варшаве, Монте-Карло, Мюнхене, Париже. Он открыл балетную школу в Лондоне. Именно в этом городе Александр Викторович обзавелся любительской 17,5-миллиметровой кинокамерой "Биокам". Сначала начинающий киношник, естественно, снимал семейные сценки в сельской местности на Украине, куда Ширяевы каждое лето выезжали отдыхать. В фильме "Запоздавшая премьера" они есть. Непритязательные "движущиеся фотографии" с домочадцами, животными и крестьянами. Но новоявленный кинолюбитель отнесся к люмьеровскому чудо аппарату не как к игрушке, развлечению, возможности создания семейного видеоальбома, наконец. Он замыслил приспособить киноглаз для творческих нужд балета. На летнем отдыхе он снимает народные танцы. Более того, Александр Викторович даже предложил администраторам императорских театров снимать выступления и репетиции балерин и танцовщиков - безвозмездно! Однако приходится констатировать: как отвратительно схожи чиновники-администраторы во все времена: энтузиасту с кинокамерой, балетному профессионалу, кинолюбителю-бессребренику не только не разрешили - запретили подобные съемки. Дескать, достаточно того, что для рекламных и постановочных целей артистов запечатлевают в театральной студии штатные фотографы.

Надо сказать, что Ширяев в сценической, постановочной и преподавательской деятельности увлеченно занимался разработкой характерного танца. Вот тут, бесспорно, он первым в мире составил и "обкатал" программу обучения артистов этому виду танца. У него, кстати, учились, перенимали тонкости такого специфического искусства Михаил Фокин, Галина Уланова, Юрий Григорович и многие другие корифеи балета. В соавторстве с А.Бочаровым и А.Лопуховым он написал книгу-учебник "Основы характерного танца".

Еще до "пленочного" этапа Ширяев все новые постановки разыгрывал в своем домашнем театрике. Для него он смастерил из папье-маше кукол высотой 20-25 см. Части тел этих персонажей скрепил мягкой проволокой, что обеспечило необходимую подвижность. Их можно было ставить в любую позицию. Сценки, сочиняемые кукловодом, им же и зарисовывались. Таким образом в руках постановщика оказывалась рисованная запись танца - хореография в буквальном смысле этого понятия.

Поразительно, с какой точностью его графические наброски фиксировали положения рук, ног, головы в том или ином сценическом образе. Создатели фильма о мастере провели любопытный эксперимент: были зарисованы кадры танца одной примы-балерины, снятого в виде киноролика. Обнаружилось поразительное явление: рисунки выявили повороты, движения, не заметные обычному взгляду. И еще: наброски Ширяева и эти экспериментальные карандашные прорисовки кинокадров выглядят как братья-двойники.

Скорее всего, Александру Викторовичу был знаком эффект, при котором рисунки, запечатлевшие фазы движения, если их быстро сменять, скажем на страничках блокнота, книги, "оживают". Во всяком случае, в фильме продемонстрированы бумажные ленты с бесконечными вереницами ширяевских фигурок, превращающихся в настоящую мультипликацию.

Неутомимый экспериментатор сочинил танец Буффона с обручем в балете П.Чайковского "Щелкунчик" и нанес его в рисунках на невообразимо длинную бумажную ленту, перенесенную потом на пленку. Между прочим, сам Александр Ширяев в образе этого персонажа на сцене пользовался бешеным успехом. К сожалению, в последующих редакциях эта находка не сохранилась.

И все-таки он вовсе не помышлял образовывать и тем более возглавить новое направление в кино. А применяемые им мультипликационные приемы не считал самостоятельным разделом кинематографа. Ширяев лишь занимался усовершенствованием технических средств, помогающих развитию и процветанию своей главной страсти, единственной любви - балета. Вот уж поистине, открыл Америку - и того не заметил!

Постановщики, делая наброски движений и мизансцен на бумаге, затем проверяют, оттачивают свои замыслы с помощью балерин и танцовщиков. Это их инструментарий. Но человеческие силы, увы, не беспредельны. Загляните за кулисы, в грим-уборные, танцзалы, и вы увидите порой смертельно усталых артистов, которым через какое-то время надлежит вновь с легкостью бабочек выпорхнуть на сцену. Да и времени репетиций, по признанию мастеров, всегда не хватает для нахождения нужной позы, единственно верного и необходимого движения.

Другое дело - куклы. Они не знают ни усталости, ни боли в шее и конечностях и готовы исполнять любые прихоти и фантазии постановщика-кукловода. Именно к ним обратился Ширяев-кинематографист. Ведь его куклы благодаря проволочным суставам были чрезвычайно подвижными. Участников кукольного балета он располагал в нужных позициях в своем домашнем театрике, повторяющем сцену в миниатюре. Строил игрушечные декорации и начинал священнодействовать, подобно Карабасу-Барабасу. Но уже не только зарисовывал пассажи героев, но и снимал сценки на пленку своим английским киноаппаратом. Не забудьте, пожалуйста, что и сейчас любые объемные мультики продолжительностью 5-8 мин делаются целым съемочным коллективом, как правило, не один месяц. Ничего не попишешь: ритм, скорость производства в этой области - черепашьи. Тут, грубо говоря, одно движение - один кадр. А ведь в фильмах первого российского, а возможно и первого в мире, кукольного аниматора в каждой балетной сцене действует по несколько кукол.

Собственно говоря, кукольная мультипликация зародилась у него при увлечении съемкой по методу "стоп-кадр". Это хорошо видно в сценке, где к безголовой кукле Пьеро в человеческий рост живая подружка (думаю, это Коломбина, которую играет, судя по всему, жена Ширяева, балерина) приставляет голову, и "труп" оживает, становится человеком, пляшет, веселится. Затем подружка... разнимает его на составные части и засовывает в мешок. А криминальная "расчлененка", к ее и всеобщему изумлению, принимается скакать в мешке и наконец выпрыгивает на сцену в виде весьма оживленного и нахального Пьеро. Потом его вновь засовывают в тару, а он опять возрождается. Пожалуй, это не менее смешно, чем знаменитый "Политый поливальщик" братьев Люмьеров. Почему такой шедевр не попал на широкий экран в начале прошлого века?! Впрочем, по ходу фильма Бочарова подобные вопросы множатся...

В ширяевских миниатюрах, где действуют исключительно куклы, происходят вещи, которые не разгаданы ни автором "Запоздавшей премьеры", ни, думается, его зрителями. В сценке, похожей на игру в волейбол, летают шары, а "ниточек", на которых они зависают в воздухе, не видно. В балетных номерах, спектаклях персонажи исполняют, как и полагается, прыжки, но что их удерживает над сценой в момент покадровой съемки - "кроксфорт, рекбус", как говаривал один из героев Аркадия Райкина. Мало того что в миниатюрах Ширяева представлены многофигурные композиции, там обнаруживается соединение кукольной и рисованной мультипликации, что было повторено на экране лишь спустя десятилетия. Придумана им и пионерная (выражаясь изобретательским языком), так называемая съемка методом пиксиляции. Это когда отдельно снимают актеров и окружающие предметы, а сумма неподвижных состояний порождает на экране движение. Кинематографисты и киноманы сразу же скажут: знаменитая кинопритча Нормана Макларена "Соседи" сделана с использованием именно этого приема. Вот ведь как бывает: первооткрыватель забыт, а его невольный последователь увенчан "Оскаром".

Миниатюра "Пьеро - художники", построенная на сплетении объемной и рисованной мультипликации, показывает, как два Пьеро (куклы) рисуют домик. Прописывают оконца, дверь, покрывают жилище крышей, ставят на нее печную трубу. И - о, диво! - из трубы выплывают клубы дыма, окошко распахивается, оттуда выглядывает кукольная Коломбина. Затем открывается нарисованная дверь, девушка присоединяется к двум чудакам. Они втроем затевают забавные игры, веселятся, бегают, прыгают, шкодят. Перед нами мультфильм, который вместе с "оживающим" Пьеро, как мне кажется, украсил бы современный прокат и вполне достоин показа по телевидению.

Теперь вернемся к вечному, "проклятому" вопросу о приоритете, к "отцовству" в этом разделе кинематографа. Александр Ширяев делал свои кукольные, рисованные, в совмещенной технике мульты в 1906-1909 гг. А лента "Прекрасная Глюканида, или Война усачей и рогачей" Владислава Старевича, признанная мировым сообществом первым мультипликационным кукольным фильмом, явлена зрителям в 1912 г. Вопрос о приоритете, казалось бы, механически отпадает. Но не тут-то было.

Некоторые киноведы заподозрили своего коллегу Виктора Бочарова в мистификации. Доводы? Вот основные. Нет или не найдено публичных откликов современников Ширяева на его феноменальные для тех лет кинематографические достижения. Как остался без внимания настоящий сюжетный, многофигурный мультфильм "Шутка Арлекина", созданный им в 1909 г.? Почему в титрах отсутствует пресловутый "ер"? Наконец, как уцелели, не посыпались пленки, дотянув до 100-летнего возраста? Задавался и такой технический вопрос: где характерные для старых целлулоидных лент царапины? Мол, ветеранов без морщин не бывает. Конечно, нам во многом благодаря блистательным "Историческим путешествиям Ивана Толстого" вспомнились грандиозные литературные мистификации прошлого. Так что же, фильм Виктора Бочарова встанет в почетный ряд с выдающимися имитациями, вроде сборника песен западных славян Проспера Мериме? Купился же на ту подделку Александр Сергеевич Пушкин, самолично перевел их - почему бы и нам не повторить подобную прекрасную ошибку?

Правда, возражения скептикам напрашиваются сами собой. Кто мог откликнуться на домашние показы фильмов Ширяева? Он ведь, повторимся, считал свои экспериментальные съемки сценок, этюдов с куклами подспорьем в реализации творческих замыслов балетных постановок. И законченные фильмы вроде "Шутки Арлекина" за эту грань, по разумению их автора, очевидно, не выходили. А смотрели эти ленты, вероятнее всего, только ближайшие помощники, домочадцы и ученики, не позаботившиеся всемирно прославить своего наставника. Пленки же сохранились потому, что были, по-видимому, бережно хранимы наследниками. Да и царапин на них почти нет, ибо в кинопроекторе они, судя по всему, бывали не часто. С отсутствием же буквы "ер" тоже никакой мистики: в конце XIX - начале XX в. наиболее прогрессивные россияне вроде бы уже ее не употребляли. Позже, как известно, с "еръ", "ерь" и "ятью" окончательно разделалась советская власть.

Что же осталось предпринять для достойного возвеличивания открытого нам гения? Да всего-ничего: отреставрировать две трети архивных пленок мастера и тем самым ввести в киношный обиход ныне неизвестные нам шедевры. Увы, в который раз придется просить и дожидаться зарубежной помощи, ибо отечественное оборудование или безнадежно обветшало, или просто вышло из строя. Во всяком случае, Бочаров возвращал к жизни уникальные материалы благодаря... итальянцам. У наших же киночиновников он просто не нашел понимания, три года обивая высокие пороги.

Между тем шустряки в Википедии, не дожидаясь вердикта всемирного ареопага киноведов, уже отодвинули Владислава Старевича в тень и провозгласили Александра Ширяева отцом мультипликации.

Маэстро Альфеони

Об "американских" россиянах-изобретателях - вертолетчике Сикорском и телевизионщике Зворыкине - мы хоть что-то знали. Во всяком случае, у ИР, наверное, чиста совесть перед их памятью, ибо рассказывал об этих выдающихся деятелях научно-технического прогресса. А вот об Алексееве, одном из основателей французского мультипликационного кино, создателе неведомого нам, но необычайно выразительного метода анимационных съемок "Игольчатый экран" мы просто ничего не слышали. Мне, в прошлом прилежно изучавшему в вузе историю зарубежного кино, обнаружить такой пробел в знании кинематографа было особенно стыдно и обидно. А тут еще выясняется, что среди учеников и последователей мастера числятся, по их собственному признанию, сами уже достаточно известные и даже знаменитые аниматоры Юрий Норштейн и Александр Петров. Теперь, когда можно посмотреть мульты Алексеева, становится совершенно ясно: урок пошел впрок! Размытые тени, блуждающие в замечательном норштейновском "Ежике в тумане", и зыбкие акварельные образы в "Старике и море" Петрова, получившего за эту работу "Оскара", очень напоминают алексеевскую анимацию

. За что же у нас в прошлые времена были подвержены остракизму имя и творчество Александра Алексеева? Родился он в Казани осенью 1901 г., так что в нынешнем, 2011-м году, как принято говорить, ему исполнилось бы 110 лет. Кстати, знаковое, хотя и неполное, совпадение: его верный ученик Юрий Норштейн нынешней весной отметит свое 70-летие. И это не одна параллель в их биографиях... Детство Алексеев провел в Константинополе, где его отец, военный атташе российского посольства, исчез при невыясненных обстоятельствах. Уроки живописи брал у выдающегося художника театра С.Судейкина. Революция застала Алексеева в кадетском корпусе, так что, не сбеги он во Владивосток, вероятнее всего, и не было бы ни киноклассика, ни предмета для нашего сегодняшнего взгляда в прошлое. Помотался некоторое время по разным странам в эмиграции и, наконец, осел в Париже, где нашел не только кров и стол, но и посыл к творчеству.

Александр Алексеевич к началу кинокарьеры был уже известен во Франции и за ее пределами как блестящий книжный иллюстратор, его рисунки украсили издания многих классиков литературы. Интересно, что художника привлекали не только авторы сказочных и фантастических произведений - Андерсен, Гофман, Гоголь, Э.По, но и реалисты - Сервантес, Толстой, Достоевский, Бодлер, Пастернак. Хотя и здесь, как и в анимации, заметна его склонность к "чертовщинке". А всего он за свою жизнь проиллюстрировал около полусотни книг. Между прочим, при жизни не были изданы "Дон Кихот" и "Анна Каренина" с его рисунками. В России книги, в которых художник-эмигрант, можно сказать, создал зрительный мир литературного произведения, до 1995 г. вообще не выпускали, зато в том же году в Московском музее кино была организована выставка графики Алексеева, в основном книжной.

Интересно, что замечательный дирижер Геннадий Рождественский, много лет собирающий по всему миру книжные иллюстрации, только сейчас признался, что в его библиотеке есть 30 книг с рисунками "русского француза". Более того, именитый коллекционер отметил, что всю жизнь был ярым поклонником А.Бенуа, но теперь место прежнего кумира в его сознании по праву занял А.Алексеев. Любопытно и то, что вкусы двух мастеров совпадают. Заслуженной славой в музыкальной среде пользуются интерпретации Рождественским опер Д.Шостаковича "Нос", С.Прокофьева "Игрок", М.Мусоргского "Картинки с выставки". Те же произведения ярко, своеобычно проиллюстрированы Алексеевым, причем последнее послужило основой для создания кинофильма.

Алексеев увлекся кинематографом только в начале 30-х гг. Жена и дочь Светлана однажды переполошили парижский универмаг, скупив все имевшиеся в продаже иголки. Торгаши даже и представить себе не могли, что покупка послужит материалом для создания небывалого экрана, утыканного иголками, который стал основным компонентом в придуманном художником "Игольчатом экране". Представьте себе колючее полотно, на котором Алексеев, используя вместо кистей колесики от ножек кровати, ролики, шариковые подшипники и другие, довольно неожиданные предметы, "рисует" свои фантастические образы. По ту сторону экрана возникают фигуры, городские пейзажи, птицы, звери, леса, поля, какие-то духи... А затем автор фиксирует на пленку... тени, отбрасываемые этими созданиями от иголок из-за бокового света. В такой фантасмагоричной манере им совместно с женой и был создан в 1933 г. самый первый "игольчатый" фильм по произведению М.Мусоргского "Ночь на Лысой горе". Очень похоже, что то был художнический отклик на ужас мракобесия, которое надвигалось на Европу в этот период. Фашист Бенито Муссолини уже победил в Италии, фюрер нацистов Адольф Гитлер рвался к власти в Германии. Во всяком случае, об отношении Алексеева к этой людоедской идеологии говорит факт его эмиграции в Америку, после того как Франция была захвачена гитлеровскими войсками.

Великие открытия и изобретения не возникают на пустом месте, недаром считается, что гений всегда "стоит на плечах" предшественников. Т

ак, экран, похожий на гигантского ежа или даже дикобраза, помогающий художнику как бы рисовать точками, подсказали пуантилисты. Полвека назад француз Жорж Сера явил миру невиданную живопись, состоящую не из привычных мазков, а из... точек. Пуантилизм поддержали другие известные живописцы- Синьяк и Балла. Эту точечную идею подхватил, разработал и использовал для анимационного творчества и Александр Алексеев.

На создание игольчатого первенца у него пошло 500 тыс. иголок. Во время войны, в 1943 г. он отснял в Канаде фильм "Мимоходом" уже с помощью 1млн. иголок.

Безусловно, мастер был поглощен своими кинематографическими и книжными пристрастиями к миру сказок и фантазий, но ему хватало времени и для участия в работе других выдающихся деятелей искусства. Так, в 1963 г. он при помощи игольчатого экрана делает для классика мирового кино Орсона Уэллса пролог и эпилог знаменитого фильма "Процесс" по одноименному произведению Ф.Кафки. Мороз по коже от тех картинок!

Свое изобретение (пат. 387554 от 11 июля 1935 г.) Алексеев использует и для создания книжных иллюстраций к роману

"Доктор Живаго", изданному в Париже в 1959 г. Для этого произведения мастер сделал 202 игольчатых рисунка. Кто помнит то хрущевское время и жуткое гонение на Бориса Пастернака в нашей прессе ("Пастернак - это овощ такой?"; "Пастернака не читал, но осуждаю"), тот поймет, почему укрепилось в идеологическом руководстве нашей страной негативное отношение к иллюстратору "антисоветского произведения". А Борис Пастернак, когда ему тайком привезли парижское издание и он увидел в нем алексеевские рисунки, сказал, что он словно получил от брата, пропавшего в Гражданскую войну, долгожданное письмо на 650 страницах. Что в сухом остатке? Художник и писатель не встретились. Книга с потрясающими иллюстрациями не пришла к нашему читателю. Пастернак под чудовищным давлением "добровольно" отказался от Нобелевской премии. Алексеев остался презренным эмигрантом. Как видите, нет-нет, да и приходится копаться, по выражению Маяковского, в "окаменелом дерьме" прошлого.

Однако официальное отношение советской власти к выдающемуся художнику не помешало ему обрести учеников не только во Франции и других странах, но и, как уже было сказано, в родном Отечестве. Впрочем, любители сенсационного развития событий, обычно освещающие различные конкурсы, утверждают, будто мэтр анималистского кино, будучи членом жюри международного фестиваля и познакомившись с работами Юрия Норштейна, сказал: "Теперь я могу спокойно умереть - у меня есть последователь". Думаю, это красивая легенда. Правда, у Александра Алексеевича из-за технической сложности и трудоемкости его метода было не много учеников. Тем не менее, в нынешней кинолитературе уверенно называют двух благодарных адептов игольчатого творчества, уже ушедших вслед за учителем в мир иной: Стэна Брекиджа, одного из лидеров экспериментального кино, и Нормана Мак'Лорена, новатора, который за 8-минутную анимационную притчу "Соседи" был удостоен премии "Оскар". Он, кстати, выпустил об Алексееве два фильма еще при жизни автора. Но его работы лишь напоминают о наставнике и методологии иглокино.

Зато когда смотришь отрывки из долгоиграющего, никак не поддающегося завершению, фильма Ю.Норштейна "Шинель" по Н.Гоголю, то кажется, что это снято А.Алексеевым. Любопытствующим рекомендую познакомиться с его картиной "Нос" (1963 г.). Ну, просто один к одному! Так и кажется, что сейчас к странному полуразмытому и колеблющемуся, словно под ветром, алексеевскому майору Ковалеву сейчас вывернется из дышащего клубами петербургского тумана такой же ирреальный норштейновский Башмачкин. Это не заимствование. Норштейн не использует игольчатый экран, он идет своим путем, у него на вооружении собственный метод - техника многократной перекладки изображений, что придает мультфильмам эффект трехмерности. Считайте, Норштейну тоже не чуждо стремление к изобретательству. Однако при всей оправданной медлительности процесса изготовления рисованных фильмов автор будущего фильма "Шинель" побил все мыслимые и немыслимые рекорды - он трудится над воплощением гоголевской повести на экране 30 лет! Хотя и его духовный или даже виртуальный учитель-наставник с помощью чудодейственных иголок работал по-стахановски только при производстве, а сроки рождения фильмов у него тоже были более чем солидные. На 8-минутную "Ночь на Лысой горе" у него ушло полтора года. Хотя две сотни иллюстраций к роману Пастернака с помощью все того же игольчатого экрана он сделал за четыре месяца!

Пришло время объяснить и другую существенную параллель между Алексеевым и Норштейном: все их творчество неразрывно связано с талантливыми женами-художницами. Причем и Клер Паркер, супруга первого, и Франческа Ярбузова, супруга второго, не исполнители воли мужей-режиссеров, а их полноправные соавторы. Ярбузова в титрах значится как художник-постановщик, она же является создателем незабываемого образа Ежика, который в тумане. А ему в 2009 г. воздвигнут памятник в Киеве, чего не удостоен ни один из мастеров, о которых здесь рассказано.

К современному российскому зрителю сегодня пришли книги, иллюстрированные выдающимся художником и аниматором Алексеевым, есть возможность посмотреть в Интернете его удивительные, поражающие фантазией и экспрессией фильмы, снятые по большей части на темы музыки Мусоргского. Работы маэстро Альфеони, как его звали на Западе, перестали быть чисто европейским явлением, "знаменитый француз" становится по праву знаменит и в родном Отечестве. Жаль только, что он этого признания не дождался. После смерти горячо любимой жены Александр Алексеевич в состоянии депрессии покончил с собой.

Свое кинематографическое творчество он считал "оживлением гравюры". И действительно: остановите его фильм в любом месте, и вы увидите на экране композиционно законченную гравюру. Недавно я познакомился с мультипликационной картиной корейского режиссера Ким Джинь Мань "История Баладжи". Он снял ее очень изобретательно, гротесково, используя в качестве материала... лапшу. Рассказывать его поэтическую притчу не стану, это надо смотреть самому. Но могу только с удовольствием заметить: поиски новых форм, изобретение новых способов в анимации, начатых 80 лет назад "русским французом", продолжаются и в наши дни.

Брудершафт Сталина и Чкалова

"Чтобы поверили в ложь - ложь должна быть большой!" Этим известным высказыванием, думается, руководствовались авторы многосерийной кинофиги "ЧКАЛОВ"

Ах, зачем я смотрел фильм Михаила Калатозова "Валерий Чкалов", 1941 г., одним из сценаристов которого был содвижник Валерия Павловича Байдуков! Авторы вместе с исполнителем главной роли Белокуровым, выходит, скрыли тогда от зрителей истинное лицо великого летчика. А вот нынче сценарист Поярков вкупе с режиссером Зайцевым с помощью актера Дятлова в своем телесериале "Чкалов" мужественно сорвали маску со считавшегося гордостью страны героя. Оказывается, прославленный летчик был законченным алкоголиком и богемным малым, причем, спаивал всех подряд, включая руководителей авиации и государства. Даже певца Ивана Козловского втянул в свою бесшабашную гульбу. Как он ухитрялся с постоянного бодуна испытывать новейшие самолеты, устанавливать авиационные мировые рекорды, перелететь через Северный полюс в Америку - совершенно непостижимо. Правда, нам было, наконец-то, показано, что Чкалов практически на чужом горбу въехал во всесоюзную и всемирную славу: за штурвалом знаменитых его перелетов в основном трудился Байдуков... Но создателям этой феноменальной по своему бесстыдству кинофиги показалось недостаточным обгадить память одного Чкалова, они заодно обделали с ног до головы и другого легендарного летчика - Леваневского. Этот представлен пустобрехом, пижоном и элементарным трусом. Впрочем, больше всего в своем рвении развенчивать и разоблачать, желании врезать всем правду-матку, авторы преуспели в показе "подлинного" Сталина. Вождь всех народов беспрерывно что-то празднует, хлещет вино и произносит застольные тосты. А в перерывах между застолиями, видно, вспомнив, что он не только генеральный тамада, но еще и сын сапожника, Иосиф Виссарионович чинит обувь. Кроме того, играет в бильярд, и проиграв Чкалову, лезет под стол, правда, вместе с нашим героем. Более того, вождь пьет за здоровье жены Чкалова, и не удержавшись перед ее чарами, вальсирует с ней. Вконец обнаглевший Чкалов предлагает Сталину "выпить на брудершафт". И они... пьют, целуются, а затем (спокойно, господа-товарищи!) становятся "на ты". "Ну что, Валерий, ты готов прославить страну Советов - полетишь в Америку?" "Как ты скажешь, Иосиф!". Потом Иосиф рассказывает другу Валерию, почему он вынужден быть жестоким, претворяя в жизнь мечту всего человечества - построение светлого будущего - коммунизма. Трудно пересказать, вернее, хотя бы перечислить всю ту белиберду, плоды горячечного бреда, которыми пропитали эту ленту циники, хохмачи и просто паскудники. Известный эпизод, когда у испытуемого самолета не выходило одно шасси, они переосмыслили: Чкалов якобы посадил машину на одном шасси. Такое под силу разве что Копперфилду. А история говорила о том, что Чкалов "вытряхнул" заевшее шасси с помощью каскада фигур высшего пилотажа. Вынужденную посадку он совершает возле "города" Мышкино, каковым тогдашнее село Мышкино стало лишь в 1991 году. Сталин слушает рапорт Чкалова из самолета... в магнитофонной записи. А уж на такую мелочевку, как сцена, когда два лихих героя - Чкалов и некто Анисимов - при полном параде пьют из кружек "ерш" в какой-то забегаловке под открытым небом, имея на поясах по нагану, - обращать внимание не приходится. Подобной развесистой клюквы там хоть отбавляй.
Эта лента, считаю, вполне заслуживает премию за наихудший, наипоганейший фильм года.