Мы привыкли называть их вонючками, а они нас - унылыми мозгляками. Когда во время прогулки семьи наши встречались обычно члены молча кивком головы приветствовали друг друга и, затем, ускорив шаг старались выскользнуть из-под обоюдного взгляда, словно тот мог оставить несмываемый след на их одежде.
О том, что я потомственный граф я узнал сравнительно позже. Знания эти внесли существенный вклад в мое сознание, как чувство затвердевшей вины. Хотя компетенция эта ничем не подкреплялась, тем не менее я смутно понимал, что чем-то отличаюсь от окружающих меня людей. Думаю, они тоже это чувствовали, особенно мои сверстники в школе. Они привыкли держать себя благовоспитанными джентльменами и дамами, а я не мог глядеть на это без смеха. Со стороны эти отроки походили на вешалки, с которых свисает плохо сидящий фрак аристократа. Если в школьной столовой они пользовались ножами только по той причине, что так принято, то я прекрасно обходился без ножа, потому что просто мне было так удобней. И вместе с тем меня считали дикарем. На самом деле между мной и этими существами пролегала одна особенность, недоступная их пониманию - свобода. Они жили по правилам, которое навязало им настоящее - и правила эти не были предназначены для тех, кто из поколения в поколение копошился в земле. Эти утрированные нормы лишили этих людей счастья и свободы. Они сидели за дорогим столом, ели из золотой посуды, но тосковали по грязи. Кровь чуждалась непривычных запахов, кожа боялась новых прикосновений. Это порождало негодование и простая крестьянская доброта сменилась постоянной озлобленностью. Быть аристократом хуже. Сейчас пора стыдиться своего высокого имени в толпе.
Я же ходил среди этой толпы в надежде отыскать себе компаньона, с которым мог бы держаться. Но поиски поставили мне не сонму преданных друзей, а кучу синяков на руках. В ту пору я не понимал, почему меня били. Собирались, как свора охотничьих собак вокруг большого зверя, накидывались, чтобы трусливо убегать всякий раз, как только зверь повернется к ним лицом. Взрослые вероятно смутно догадывались об истинных причинах такого поведения, однако ничего не могли с этим поделать, а я закрывался в темной уборной, чтобы туалетной бумагой стереть с лица следы крови и слезы обиды. За всю свою жизнь я поменял семь школ.
Родителям приходилось труднее - один за другим они лишались своего окружения. Иные убегали заграницу, вторые - растворялись в нахлынувшей массе, третьи - самые стойкие скоропалительно умирали. Пустые ниши быстро заполнялись жабами. Дело обстоит так, что жабы страшнее плебея. Это крестьяне, которые эволюционировали в нечто отдаленно напоминающее зачатки аристократизма. Блеклый портрет на грани механического подражания и паров яда, вследствие отречения от своей крови. Эти чудовища были жабами, самыми настоящими, с выпученными от скаредности глазами и цепкими длинными руками с присосками на пальцах, к которым незамедлительно липло благословение Бога.
Равенство - дьявольское слово. И дьявольским оно оставалось всегда. Бог создал всех разными - дьявол же стремился сравнять. Жабы не умеют жить свободой, они желают владеть ею. А великая свобода подразумевает великую ответственность; не терпит сомнений, ожесточения, непонимания, отсутствия сострадания.
Гумус анархии - неправильная свобода. Этого не поняли деды и их отцы, наивно предоставив свободу неподготовленному человеку. Не выдержав ее бремени, плебей был раздавлен под тяжестью собственных сомнений. Страх сделал его грубым, зависть - слепым. Он растворился в собственном кишечнике.
Я решил избрать роль наблюдателя. У меня не хватит ни сил, ни желания бороться с дьяволом, его стало слишком много сегодня. Я собираюсь ретироваться и безмолвно наблюдать за монотонным течением времени. Еще я буду запоминать и исследовать свою супругу-крестьянку. Правильная школа обладает силой сотворить правильного человека. Теория потребует многолетних трудов доказательства.
Несколько лет назад жаба вошла в мой дом и возжелала купить его. От нее разило сырой землей, но на шее красовался новенький мобильный телефон без карты в утробе. Жаба очень удивилась, приметив ванную в квартире, но, решив для себя, что мы жабы более низкого сорта, шлепая ластами, удалилась.
Я же решил запереть дом и сделаться преемником Агасфера.