Гасанов Азад Эльдарович : другие произведения.

Битвы зверей. Начало. (главы 14 - 19)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
   титул []
  
  
  
  
  глава XIV
  Жамбо - берущий города
  
  
  Долгое благоденствие никому еще не приносило пользы. Оно приучает людей к праздности и лишает способности трудиться. Хиданям хватило всего тех поколений, чтобы из народа сильного и трудолюбивого сделаться народом слабым и праздным. Фауны восстали против них и прогнали со своих земель. А в степи за них взялись волки, и жуаны поклялись истребить их до последнего человека. Много хиданей тогда пострадало. Кто погиб, кто сгинул прочь, а самые сильные, те, в ком еще остались степная доблесть и сноровка, сплотились на берегу Змеиного озера вокруг шаньюя Айяна. Новое хиданьское войско сумело отогнать от себя лютарей, волков Серой стаи, и до поры до времени успешно отбивалось от нападок орды жуанов. Шаньюй Айян повел свое войско на запад, в степи занятые Высокими телегами. Новые враги хиданям были не к чему, но деваться было некуда. Они набросились на Высоких телег и согнали с насиженных мест. Шаньюй Айян сказал при этом: "Нам нужна небольшая передышка, несколько лет спокойной жизни, чтобы подняться на ноги".
  
  Гэсер Татори. История от начала времен.
  
  
   На подходе к Ящерке аил хогна Орлиное Перо потерял почти весь табун и все рогатое стадо.
   - Все от тебя. Ты приносишь одни несчастья.
   Хогн взял в привычку всякий раз, когда хидани наносили урон, набрасываться с обвинениями на Жамбо. Оно и понятно. На кого еще вымещать гнев и обиду, если не на соплеменника ненавистного врага. Девчонку свою они за него отдали, и вроде бы он стал для них своим, но кто мог заставить Орлиное Перо забыть, что в жилах Жамбо течет хиданьская кровь.
   - Чем мы будем теперь кормиться? - вопрошал хогн. - Мы остались без мяса и молока, а на одном просе долго не протянешь, тем более и его осталось мало.
   Даже, когда неделей раньше в стычке с разведчиками шаньюя Айяна погибло четверо самых храбрых жигитов аила, хогн Орлиное Перо так не злился. И это тоже было понятно. Ведь, отбив весь скот, враг обрек телег на медленную, мучительную гибель. Не один хогн, теперь весь аил смотрел на Жамбо с враждебностью. Под неприязненными взглядами своих соплеменников бедняжка Лейсани аж всплакнула.
   Надо было выправлять положение.
   - Я знаю, как можно помочь нашему горю, - заявил Жамбо Высоким телегам, обступившим его. - Надо двигаться вверх по реке, к границам Тонга. Там стоят большие города, и будет чем разжиться.
   - Ты совсем безмозглый, - набросился на него хогн. - В верховьях Ящерки обитают горцы. Они воинственный народ. Нам с ними ни как не справиться.
   "Если от всех драпать, поджав хвост, то как можно справиться хоть с кем-то?"
   - Не обязательно отбирать, - ответил Жамбо хогну. - Когда есть деньги, можно и купить. У меня есть золото, вы это знаете. Я готов потратиться, чтобы приобрести для нашего народа, все, что необходимо. Лошадей, скот, запас хлеба, новую одежду, да мало ли что.
   Внезапно обнаруженная в Жамбо щедрость произвела на людей самое благоприятное впечатление. Враждебность с их лиц, как рукой сняло. Телеги воззрились на Жамбо, кто с изумлением, кто с восхищением, а кто попросту не мог понять, правильно ли он услышал. Один только хогн остался неизменен в своих чувствах к Жамбо.
   - С чего это тебе вздумалось сделаться нашим благодетелем? - сказал он, вперившись в него подозрительным взглядом. - Я стреляный воробей и не верю в бескорыстие хиданей.
   Ответ лежал на поверхности. А бескорыстием даже не пахло. Совсем наоборот. Заявление Жамбо было вызвано простым расчетом. Не сегодня, так завтра, когда голод взял бы людей за горло, они бы вспомнили о деньгах и решили воспользоваться ими, не спрашиваясь у Жамбо. Так что он предлагал то, что у него все равно забрали бы. Но вслух Жамбо ответил Орлиному Перу другое:
   - Хогн, ты настойчиво проводишь грань между мной и людьми, с которыми я породнился, и никак не хочет признать того, что я уже один из вас. Лейсани беременна. Пройдет несколько месяцев, и она родит мне ребенка, в котором половина крови будет тележной. Я не благодетель вам, я ваш соплеменник, пойми ты это, хогн!
   Точку в разговоре поставила Лейсани.
   - Если ты не веришь моему мужу, убей его! А заодно и меня. Забери наши деньги и скажи после этого, что не муж мой, а ты спаситель своего народ, а он - изменник!
   Люди загалдели.
   "Не прогадал, - сказал сам себе Жамбо и умилился. - Ума в ней, вроде, крохи, а как ни скажет, так, будто, стрелу положит в цель. Прав оказался гуру - хорошая жена".
   - Надо поворачивать на Тонг, - выступив вперед, потребовал белобородый старец, - Жамбо прав. До Тонга семь дней пути, может быть, протянем. А не повернем, наверняка, погибнем!
   Против народа не попрешь, и хогн подчинился.
   Люди так торопились, что покрыли расстояние за пять дневных переходов. Когда впереди снежными вершинами показались горы, а у его подножья одной из них - обнесенный каменный стеной не малых размеров город, люди облегченно вздохнули.
   - На мой взгляд, не стоит всем аилом приближаться к городу, - высказал Жамбо свое мнение. - Это может встревожить стражу.
   - Хорошо, - согласился хогн. - Аил остановится здесь, а дальше последую я. Давай золото.
   - Ну, уж нет. Своими деньгами я намерен распорядиться сам. Дальше последую я, и ты, хогн, дашь мне своих жигитов. Чтобы меня ненароком не ограбили. По-моему, это справедливо.
   Аил встал, а Жамбо, забрав с собой всех боеспособных мужчин, направился к стенам города. Большую часть войска он пустил ложбиной. Если оно встанет за три ли , то его продвижение со стен города останется незамеченным. С десятком самых опытных воинов он двинулся, не таясь, на виду.
   Тонг это страна суровых гор и цветущих долин. В незапамятные времена фауны-колонисты обосновались здесь и поставили города. Они занимаются ремеслами, земледелием, стойловым скотоводством и еще торговлей, а для защиты своих городов покупают наемников из горцев. Горцы Тонга люди суровые и бесстрашные. Но даже эти превосходные качества не делают их хорошими воинами. Горцы на удивление туго соображают, и к тому же не умеют подчиняться своим командирам и действовать заодно.
   Чтобы неторопливой рысцой добраться до города, требовалось не меньше часа. Жамбо употребил это время, чтобы преобразить свою внешность. Глянув на него, горцы-стражники должны были увидеть в нем человека мирных помыслов, а попросту растяпу. Обмануть людей непросто, даже таких, как тугодумы горцы. Этого легче добиться в том случае, когда прежде удается обмануть самого себя. Жамбо погрузился в свой внутренний мир, что он замечательно освоил занимаясь медитацией, и постарался отыскать крупицы миролюбия и простодушия, затаившиеся в самых глубинах сердца.
   Добравшись до городских ворот, он свято верил, что нет во всем мире человека более мирного и доброжелательного, чем он - Жамбо из рода Тома.
   - Славные воины! - обратился он к привратной страже. - Мы гонимые ветром скитальцы равнины. Весь наш народ остановился в сорока ли отсюда. Если вы приглядитесь, то увидите вдали серые купола наших шатров. А нас направили сюда, чтобы мы купили в вашем городе съестные припасы. У нас есть золото! - Жамбо показал туго набитый кошель.
   Стражники смотрели на него и десять телег со смотровой площадки над воротами.
   - Обычно степняки пригоняют скот, а вы явились с золотом. Кто вы такие.
   - Скот у нас отбили, - пожаловался Жамбо и придал лицу такой печальный вид, что самого себя стало жалко. - А золото это все наше достояние - его копили многие поколения. Впустите нас. Если мы не обменяем деньги на крупу и масло, мы все погибнем.
   Стражники посовещались, и старший над ними крикнул:
   - Мы впустим тебя одного. Остальные останутся.
   - Это моя охрана, - объяснил Жамбо. - Если я останусь без нее, то кто помешает ворам и разбойникам обчистить меня?
   Стражники опять посовещались, и старший объявил окончательное решение:
   - Для охраны хватит и половины. Оставь при себе пятерых, другие пусть проваливают.
   На это и был расчет - попросить больше, чтобы получить меньше. Пятерых вполне хватало для намеченного дела.
   В пограничных городах Тонга, что было хорошо известно Жамбо, ворота охраняют две смены караула - одна бдит, другая отдыхает. В каждой смене по пять или шесть человек. Во времена, когда в степи становится не спокойно, караул усиливается третьей сменой.
   Ворота долго не поднимали. Дожидались, когда не допущенная в город пятерка всадников отойдет на безопасное расстояние. И по всему видать еще и для того, чтобы поднять бодрствующую смену. Так и оказалось. Когда Жамбо и его товарищей, наконец, запустили, и они вошли в створ открывшихся ворот, в черном проходе их встречало десять горцев.
   Жамбо первым делом снял старшего. Пустил стрелу точно в горло, чтобы наверняка. Второй уложил молоденького круглолицего паренька, со смешным пушком под носом. Он стоял у колеса, и важно было, чтобы он не успел провернуть его и тем самым опустить ворота. Дальше с луком делать было нечего. Горцы набросились всей гурьбой, и Жамбо, оставив свое излюбленное оружие, взялся за меч.
   Биться вшестером против восьмерых непростая задача. Тем более для всадников, очутившихся в проходе с низким сводом, где нельзя было толком замахнуться. По счастью у горцев не оказалось копий. Так что Жамбо и его жигиты с горем пополам, но продержались до подхода остальных своих товарищей и не дали закрыть ворота.
   Когда подоспела подмога, стражники решили было бежать. Но далеко ли пеший воин уйдет от преследующего всадника. И пяти минут не прошло, как уложили всех. А заодно ставшую со сна отдыхающую смену. Но в этом Жамбо уже не принимал участия. Зачем подвергать себя напрасному риску? Пока его товарищи добивали стражу, он поднялся на надвратную площадку и помахал оттуда кушаком затаившемуся в лощине войску. Это был знак: мчаться в город.
   Высоких телег было триста всадников, горских наемников поменьше. Но Жамбо ушел от столкновения. Было только несколько схваток с отрядами, охранявшими дворец правителя и дома городских сановников. Когда знатных фаунов взяли в плен и собрали в одном месте, Жамбо потребовал, чтобы правитель дал приказ своим наемникам сложить оружие. А после того, как горцы сдались, дело осталось за малым: принять откуп. В первую очередь забрали всех лошадей, потом весь скот, в конце нагрузили на животных столько еды, сколько они могли вынести. На пятерых лошадей Жамбо навьючил то, что отобрал лично для себя: несколько кусков шелка, короб тутовых червей, две торбы пороха - все, что было в городе, кое-что из посуды, кое-что из драгоценностей... да снял еще с одной фаунской куртизанки все ее украшения. В общем-то, город дешево отделался. После этого Жамбо и товарищи убрались.
   Опасаться преследования не стоило. Горцы хороши, когда стоят на стенах, а в открытом поле, против степных наездников они не сила. Но все равно всю вторую половину дня аил уходил на рысях. Смешно было видеть, как, потряхивая курдюками, трусят бараны, а впереди них бегут коровы.
   - Неужто у тебя имелось столько золота, чтобы купить такое? - спросил хогн, когда Жамбо вернулся из города с добычей.
   - У меня и у твоих жигитов имелось в достаточном количестве решимость, - ответил Жамбо. - Мы не купили, мы забрали.
   Тогда-то хогн и приказал:
   - Бежим!
   Вот аил и бежал до глубоких сумерек. Дорогой потеряли несколько животных. Но и того, что сохранилось было столько, что люди не могли налюбоваться на свое богатство. На радостях забили с десяток баранов, тех, кого уморила дневная скачка, и устроили пир. Телеги объелись так, как это им давно не удавалось. И все были счастливы. Один только хогн упрямо бухтел.
   - Чему вы радуетесь, - говорил он с укором людям. - Померло четверо наших парней. Самое время предаться горю, а не веселиться.
   Ему отвечали:
   - Четыре жизни за спасение всего народа - недорогая плата.
   - Плата могла бы быть и того меньше, если бы хидань не пожадничал. Он обещал потратиться, а вместо этого внес плату нашими жизнями.
   - Вот и хорошо, - сказал на это белобородый старик. - Значит, у нас еще осталось золото, чтобы купить новые припасы, когда закончатся эти.
   - С такими, как мы не стали бы заводить торговлю, - заявил Жамбо в свое оправдание. - Если бы мы не напали первыми, напали бы на нас и ограбили. Причем сразу, как только мы вошли в ворота.
   - По сути, ты разбойник, - ответил на это хогн. - В тебе говорит хиданьская разбойничья кровь. Сегодня она сослужила нам хорошую службу, но я боюсь, что однажды ты с такой же легкостью ограбишь и нас.
   Чтобы успокоить хогна и расположить его к себе, Жамбо подарил Орлиному Перу всю посуду вывезенную из города. Среди прочего имелась большая позолоченная чаша с дырявым днищем и о шести ногах.
   - Что это ? - удивился хогн.
   - По всей видимости, венец. Я нашел его в доме правителя, - Жамбо перевернул чашу, и ножки стали напоминать зубцы короны. - Я думаю, что вождь нашего аила достоин того, чтобы его чело украсила корона, - сказал и водрузил на его голову перевернутую чашу.
   Хогн остался доволен.
   Для своей жены Жамбо придержал украшения, снятые с куртизанки. Он поднес их Лейсани, когда они остались наедине.
   - Они великолепны, - сказала жена, разглядывая драгоценности. - Ноя не смогу их носить. Во всяком случае, сейчас.
   - Это почему же?
   - Их красота и богатство вызовут у женщин зависть. А разве нам это надо?
   "Женщина права, - подумал Жамбо. - Ни к чему ей красоваться".
   - Как знаешь, - сказал он ей. - Не хочешь подарков, тогда прими вот это, - Жамбо поставил перед Лейсани короб с червями. - Их надо кормить тутовыми листьями и вычищать за ними помет. Поверь мне, такому никто не позавидует. Хотя самая большая драгоценность - эти черви.
   Высокие телеги и другие степняки знали шелк, но понятия не имели, как он добывается. У Жамбо набралось много богатств: золото, полученное от шаньюя, ткани, украшения, еще кое-какие безделушки, порох, который использовался фаунами для устройства праздничных огней и стоивший, как золото. Всего этого хватало, чтобы дожить в достатке до преклонных лет. Но по-настоящему богатым Жамбо должны были сделать черви.
   Гуру говорит, что за Драконьей грядой существуют неведомые земли, и будто они гораздо обширней Волчьей степи и Поднебесной вместе взятых. Много чего, что там имеется, но точно нету шелка. Там пользуются сукном, хлопком, разными холстами, но что такое шелк не знают. Тот кто познакомит тамошних людей с этой тканью, окажется не просто богатым, но весьма влиятельным человеком.
   Гуру так и сказал, когда увидел шелк:
   - Хорошо, что ты им запася. Эта ткань переливается на свету огненными бликами. Облачившись в нее, ты будешь похож на агнишатву.
   А когда он увидел, как воспламеняется порох, пришел в такой восторг, что нарек Жамбо именем Агнигхуламом .
   - Агнишатвой стать почти невозможно. Таких одаренных один на миллион. Но зажигая это вещество, ты сможешь произвести впечатление на моих братьев в Согде. Тебя наверняка назначат Агнигхуламом. А это очень почетная должность. Все избравшие срединный путь обязаны прислушиваться к голосу служителя агни.
   - Ты говоришь, Согд, Хинд, Бактриана, - оборвал гуру Жамбо. - Но почему ты решил, что я попаду туда?
   - Не ты один. Нас гонят все дальше и дальше на запад. Скоро мы достигнем Драконьей гряды и вынуждены будем или сдаться на милость врагам или вступить в пустыню. Отчего-то я думаю, что большинство народа предпочтет последнее.
   Оспорить последнее было трудно. Высокие телеги до такой степени ненавидели хиданей, что готовы были жизнями своими пожертвовать, лишь бы не преклоняться перед врагами. К тому же никто не верил, что они способны проявить милость. Хиданей самих преследовали. Обобрали бы они телег, порубили бы тех, кто подвернется под руку, а остальных оставили бы помирать голодной смертью.
   Так оно и вышло. Когда приперли телег к горам, они перевали через них и вошли в пустыню. Не все, правда. Часть народа разбежалась, часть попыталась найти убежище в укромных местах. Но большинство сбилось в единую стаю и двинулось дальше на запад.
   Переход через пустыню забрал много жизней, в том числе и жизнь верховного вождя. Когда он помер, Высокие телеги избрали своим предводителем хогна Орлиное Перо, по той причине, что он, уверовав в гуру Навина, поклялся перед людьми, что выведет народ туда, где он обретет спасение.
   И хогн вывел. В один из дней безжизненная пустыня сменилась травянистой степью. Указав рукой вдаль, туда, где зеленым ковром расстилалась бескрайная равнина, хогн обратился к своему народу:
   - Гуру Навин сказал: "За пустыней простирается неведомый мир. В нем есть все, что существует в известном мире: степи, реки, города и горы". Гуру не обманул. Вот он этот мир!
   На голове хогна поблескивала позолотой перевернутая чаша. В эту минуту он был по-своему прекрасен и смотрелся истинным вождем.
   - И если гуру не обманул в одном, значит, правда во всех его словах. Эти тучные пастбища не могут не иметь хозяев. Гуру говорит, что здесь пасут свои стада воинственные люди, которые ни за что не пожелают делиться с нами. Мы должны уничтожить их. Если мы не сделаем это - погибнем сами. И напрасными окажутся все наши прежние усилия.
   Хогн разослав вперед разведчиков, и войско начало готовиться к первой схватке.
   В ночь того дня помер гуру Навин. Вынеся груз многих испытаний, одолев пустыню, он обессилел тогда, когда, казалось бы, самое трудное осталось позади.
   В предсмертный час он позвал к себе Жамбо.
   - Я сделал все, что от меня требовалось, и я спокоен. Пустыня пройдена, и тебя ожидает новая жизнь. Осталось последнее дело.
   Жамбо понял, к чему клонит гуру, и испытал волнение.
   - Стоит ли торопиться? - сказал он, как можно спокойней колдуну. - Поправляйся. Поправишься, тогда и уладим намеченное.
   - Ты напрасно боишься. Тебе ничего не угрожает. Я уже дал тебе многое. Обучил врачеванию, языкам, рассказал, все, что знаю сам о разных странах, духовной гимнастикой укрепил твою душу. Но когда произойдет ротация, ты обретешь то, чем никто не обладает. Неужели ты не хочешь заполучить могущество сиддхи?.. Соглашайся, потому времени не осталось.
   Неизвестно, как насчет всего остального, а в последнем гуру был прав. Времени у него не осталось - тень смерти уже легла на его лицо.
   - Мы не будем делать ничего такого, чего ты не делал прежде. Мы всего лишь помедитируем.
   Жамбо подчинился. Устроился напротив колдуна и уставился в пустоту.
   Медитация длилась час. Когда Жамбо вышел из нее, он ощутил привычное облегчение. И перед ним на земле остывало мертвое тело гуру.
   Жамбо так и не понял, свершилась ли ротация. Потекла прана колдуна в его нади, и взяли ли разгон маховые колеса? Ничего необычного с ним вроде не происходило.
   Но среди ночи Жамбо встал и разбудил жену. Они погрузили на лошадей свое имущество и незамеченными покинули лагерь.
   Жамбо пошел на юг. Там если верить покойному расположился Согд. Там много городов, а в городах имеются храмы просветленных. Там он покажет, как воспламеняется порох, и его назначат Агнигхуламом.
  
  
  
  
  
  
  
  глава XV
  Марк
  
  
  Столицей державы руминов был город, носящий имя Румол. Он стоял на семи холмах и на обеих берегах реки название которой нам не известно. Левый берег занимали богачи, правый - беднота, а посередине, на острове проживало знать, те, кто управлял городом и страной. По языку население города отличалось разнообразием. Все племена и народы этой державы были представлены в столице. Причем инородцев было так много, что коренные румины терялись в их толпе. Ясно, что ни к чему хорошему подобное привести не может. И удивительно, каким образом Руму удалось так долго продержаться.
  
  Гэсер Татори. История от начала времен.
  
  
   Добравшись до Авентина, друзья пропустили три заведения и зашли в четвертое.
   Внутри стоял непроглядный чад. Коптили масленые лампы, и сизый конопляный дым вился тонкими струйками от курительных мангалов к потолку.
   Пол вдоль стен был застлан кошмой и на ней валялись одурманенные зельем курильщики. В дальнем углу шла игра.
   - Вон те твои? - спросил Халим.
   - Да, - ответил Марк. - Вы пока не встревайте. Я должен перекинуться парой слов.
   - Только не затягивай, - предупредил Халим. - А салоны закроются.
   Кай и Халим расположились у входа, а Марк направился к игрокам.
   Их было пятеро. Трое впрочем не играли, а только наблюдали, да изредка подбрасывали играющим советы. У советчиков был очень серьезный и сосредоточенный вид. Из двух играющих один сильно волновался. Он был плешив, и когда склонялся над доской, лысой макушкой отбрасывал в потолок блики от света масленой лампы. От него исходит тошнотворный запах уныния и одновременно азарта. "Этот пропал", - догадался Марк, только учуяв его состояние. Второй игрок был рыжий и кучерявый, он вел игру.
   Когда Марк остановился за его спиной, плешивый как раз сбросил кости. Прежде старательно потряс, причем стакан с костями поднес к уху, будто хотел услышать от них подсказку. Когда кости запрыгали по доске, плешивый весь вытянулся, следя за подскоками, а когда кости встали и показали пять и шесть, в глазах азартного игрока зажглись искорки надежды. Но ненадолго. Они тут же погасли, когда кости противника показали максимум.
   - Как приятно увидеть вас всех вместе, - проговорил Марк, окинув взглядом кучерявого и троих советчиков. - Вы, видно, не расстаетесь.
   Рыжий обернулся и посмотрел на Марка снизу вверх. Сначала в глазах его промелькнуло замешательство. Огромный кадык на тощей шее дернулся вверх и вниз. А потом рыжий широко улыбнулся и проговорил приветливо:
   - Эти трое зашли сюда случайно, а этого, - рыжий показал на плешивого, - я вижу в первый раз. Он такой же азартный и невезучий, как и ты. Вы случайно не родня?
   - Нет, - Марк посмотрел на плешивого и прочел в его потухших глазах уныние. - Мы товарищи по несчастью.
   - Мы молимся фортуне - она глуха, - продекламировал рыжий. - И зачарованно доверяемся произволу игральной кости.
   Закончив стих, он уставился на Марка насмешливыми глазами. Трое советчиков сохраняли серьезный вид.
   - Я рассчитывал на овацию, но сойдет, если ты покажешь деньги. Принес?
   Марк показал кошель.
   Рыжий протянул руку.
   - Не так сразу, - Марк спрятал кошелек за пояс. - Может быть, сначала поговорим.
   Рыжий ухмыльнулся:
   - Говори.
   Марк пожаловался:
   - Здесь душно. Выйдем лучше на свежий воздух.
   - Ладно, - согласился рыжий, - давно пора отлить.
   Такое же желание изъявили и трое советчиков. Вся компания поднялась и направилась к выходу, впереди Марк.
   На улице рыжий задрал тунику и пустил длинную струю. Остальные встали полукругом за спиной у Марка.
   - Не теряй время, - посоветовал рыжий, любуясь на след, оставляемый в пыли. - Говори, я слушаю.
   Марк мог бы придушить его одной рукой, схватив за кадыкастую шею - пикнуть бы не успел. Он мог бы оглушить его одним ударом. Но при всем своем хилом телосложении рыжий истощал дух самоуверенности и силы. Впрочем удивляться было нечему. Трое здоровых советчиков за спиной Марка внушали ему эту уверенность. Марк принюхался сильнее. В нос ударила странная смесь ароматов. Цветочная вода, старое карфское, мускат и специи, и на периферии запах уксуса или чего-то в этом роде (Марк не был уверен) и гари, а возможно, раскаленного металла.
   - Меня одолевают сомнения, - начал Марк, - возвращать долг или оставить деньги себе? Прежде я больше склонялся к первому. Но потом добрые люди взялись убеждать меня во втором. Сейчас я склонен думать, что добрые люди правы.
   Рыжий стоял спиной, но Марк почувствовал, как на устах его распускается улыбка.
   - В конце концов, деньги мне достались потом и кровью. Я их заслужил. И будет справедливо, если они останутся при мне. Таково мое решение.
   - То есть ты хочешь оставить меня в дураках? - спросил рыжий, стряхивая с конца капли.
   - Я этого не хочу, - возразил Марк. - Но и сам не желаю оставаться в дураках.
   - Ты не желаешь оставаться в дураках и отказываешься платить. Это понятно. Не понятно другое: зачем ты тогда пришел? - рыжий опустил тунику и повернулся к Марку.
   - Было бы не вежливо с моей стороны оставлять тебя в неведении.
   Рыжий хмыкнул:
   - Очень мило, - и оглядел Марка с любопытством. - Меня не удивляют твое желание и логика мыслей. Я даже признаю тот факт, что в отличии от тебя не пролил ни капли пота-крови. Но я потратил нечто другое, то, что для меня всего ценнее - толику везения. Я игрок, и мне без везения ни как. А Фортуна, как известно, скупа на подачки. Так что извини, приятель, я вынужден настоять на своем: долг должен быть уплачен! Ты отдаешь мне деньги, и мы разойдемся с миром. Иначе... - рыжий подал знак, и трое его сообщников с трех сторон обступили Марка.
   В этот момент в дверях возник Халим.
   - Что я слышу, - воскликнул он задиристым голосом, - кажется, угрозы? Какой-то омеретянин задумал ограбить свободного гражданина. Не бывать такому, пока я жив!
   Рыжий повел бровью.
   - Так ты пришел с охраной? Это твои добрые люди?
   - Нет, - ответил Марк, - этот здесь случайно, так же, как твои мордовороты.
   - Пусть так. Но нас четверо против вас двоих. Этот не в счет, - сказал рыжий, когда появился Кай, оценив его тощую фигуру и нерешительный вид.
   - Бывали расклады и похуже, - заявил Халим. - Ну что, померимся силой?
   Он решительно выступил вперед и оттолкнул от Марка одного из "мордоворотов". Тот отскочил и полез под тунику. В руке его блеснул мясницкий нож.
   - Ага! - закричал Халим и, замахнувшись палкой, ударил врага по запястью. Нож выпал из его руки, а сам он взвыл от боли.
   Второй мордоворот тоже полез под тунику. Но Марк вцепился в него и не дал ему выхватить нож. Халим сзади нанес удар по затылку, и второй без чувств рухнул на землю.
   Третий отступил без боя к рыжему. Первый, тот, что получил по запястью, по стеночке, поскуливая, пробирался к своим.
   В эту минуту рыжий разинул пасть и заголосил на всю улицу:
   - Убивают! Люди добрые, спасите!
   - Ты что, - крикнул на него Халим, - обделался? А ну заткнись, пока зубы целы!
   На крик из заведения высыпали посетители, а в окнах домов показались лица.
   - Все в порядке, - объявил народу верблюжатник. - Не обращайте внимания и расходитесь. Больше никто шуметь не будет.
   - Мне не нужны неприятности, - заявил хозяин заведения. Растолкав толпу, он вышел вперед и сказал Халиму. - Разбирайтесь в другом месте, а здесь нечего устраивать потасовки. Я стражу вызову!
   Марк только на пару секунд выпустил рыжего из вида, но тому этого хватило, чтобы в два прыжка подскочить к Марку и выхватить у него из-за пояса кошель. Марк глазом не успел моргнуть, как тот юркнул и растворился во мраке на темной стороне улицы. Двое его сообщников последовали его примеру. Их бегство огласилось удаляющимся топотом.
   - Ах, проклятье! - воскликнул Халим и досады пихнул в грудь хозяина заведения. - Бежим! - крикнул он Марку, подобрал нож и первым ринулся в погоню.
   Марк за ним. А Кай остался на месте, не сумев выбраться из толпы.
   Преследование продолжалась с час. Вначале бежали по Авентину, потом по Палатину, миновали Капенские ворота и попали на Свиной форум. За ним следовал Бычий. За Сервиевой стеной троица беглецов разделилась. Двое сообщников рыжего свернули к Квирину, а он сам побежал по набережной к мосту через Тиб. Халим последовал за первыми, а за рыжим пустился Марк.
   На Острове он потерял своего беглеца. Вышел на улицу Ренатты и огляделся. Здесь ночная темень подсвечивалась огнями фонарей. Это был район заселенный знатью. Удаляющиеся шаги патрульных раздавались в другом конце улицы. Подозрительный охранник ближайшего дома бросил на Марка недовольный взгляд в зазор ограды. Марк остановился и перешел на шаг. Он направился вверх по улице и, принюхиваясь, начал жадно забирать ноздрями ночной воздух.
   Где-то на середине улицы Марк уловил последок. Защекотало в носу от запаха уксуса. Через несколько шагов прибавилась вонь - запах гори и раскаленного металла. А через дом составился и весь букет. Над всеми ароматами преобладал цветочный. Марк повернул голову налево, пробежался взглядом вдоль ограды и обнаружил в ней лазейку. "Здесь", - сказал сам себе Марк и пошел дальше, как ни в чем ни бывало. Дойдя до угла, в два прыжка пересек мостовую и прижался к забору. Огляделся - никого, - подскочил, зацепился за верх, подтянулся и перевалился через заостренный бруствер. Опустившись на землю по другую сторону забора, Марк очутился в саду. Запахи созревших фруктов и падалицы ударили в нос. Марк подождал, и снова защекотало. Рыжий затаился в тридцати шагах, под кедром, В том месте запах хвои был сильно замешан на цветочных ароматах. Марк крадучись направился туда.
   В десяти шага он различил очертания человека на фоне дерева. Если бы Марк не знал точно, что рыжий там, то счел бы, что это колышутся ветви, а не подол туники треплет ветром.
   В пяти шагах от цели под сандалиями предательски хрустнула опавшая хвоя. Человек под кедром встрепенулся и, заметив Марка, кинулся от него к забору. Марк бросился ему в ноги, повалил беглеца. Они вместе кувыркнулись и вскочили на ноги. Рыжий прошипел Марку, преградившему дорогу:
   - Пусти.
   В голосе его звучала угроза. И главное запах гари, металла и чего-то еще сделался невыносимым.
   - Не раньше, чем ты вернешь мне деньги.
   - Здесь не то место, где следует улаживать отношения.
   - Что ты предлагаешь?
   - Половину.
   - Нет.
   - Я могу закричать.
   - Ты этого не сделаешь.
   - Ну, хорошо, хорошо, - рыжий вытащил что-то из-за пазухи. - Держи, - крикнул он и бросил Марку.
   Это нечто со стуком упало на землю и покатилось. "Чашка для костей", - догадался Марк. А рыжего и след простыл.
   Марк настиг его в середине сада. Снова повалил и попробовал подмять под себя. Но рыжий оказался на удивление увертливым. Стоило Марку обхватить его, как следует, как тот тут же выворачивался и выскальзывал из объятий. Кувыркаясь таким манером, они опрокинули корзину. Спелые яблоки покатились по земле во все стороны.
   - Так мы всех жильцов поднимем на ноги. И не пыхти ты, ради бога.
   - Верни деньги.
   - Сейчас.
   Второй на очереди оказалась садовая лестница. Эта повалилась с грохотом. На шум отозвались лошади в конюшне. Одна заржала. Драчуны замерли.
   В сторожке зажегся свет. Ночной охранник, держа фонарь в руках, выглянул наружу.
   - Сейчас всю челядь поднимет по тревоге, и мы пропали.
   На лестнице раздались шаги.
   - Уходим, - предложил омеретянин.
   Они, крадучись, направились к забору.
   Не прошли и половину расстояния, как на парадном крыльце показались слуги. Марк и рыжий остановились.
   Слуги, подсвечивая себе фонарями, разбрелись по саду. Кто-то вышел в ворота.
   - Вон они! - крикнул один из слуг и указал на Марка и омеретянина, притаившихся под деревом. - Попались!
   "Попались", - согласился Марк. А рыжий вышел из-под дерева и вытащил еще что-то из-за пазухи - вроде тыковки. От этого предмета в нос ударило запахом раскаленного металла и еще чего-то.
   - Смотрите! - крикнул рыжий, замахнулся и забросил тыковку в ту сторону, где располагалась конюшня.
   В следующий миг раздался грохот, в двадцати шагах от них брызнуло чем-то ослепительно белым и деревья тут же объяло пламенем. В лицо ударила горячая волна и воздух наполнился едким, тошнотворным запахом.
   - Бежим! - крикнул рыжий и первым бросился к забору.
   Слуги пришли в себя секундой позже. Рыжему этого хватило, чтобы достигнуть ограды и юркнуть в лаз. Марку пришлось взбираться на забор.
   Когда Марк подпрыгнул и ухватился за верхний край, кто-то из слуг вцепился в его ноги и потянул назад. Пока Марк отбрыкивался от него, подоспели другие. Прежде чем слугам удалось общими усилиями отодрать Марка от забора, он успел увидеть, как рыжий омеретянин бежит вниз по улице, и за ним, грохоча медными набойками по мостовой, мчится городская стража.
   Лягаясь, Марк кому-то поставил синяк под глазом, кому-то своротил на бок челюсть. Этим объяснялась та свирепость, с которой слуги навалились на Марка, когда стянули его на землю.
   В себя Марк пришел в тюрьме. То, что это тюрьма, а не другое место, он безошибочно определил по запаху. Мерзко пахло отхожим местом, прелой соломой и сырым известняком, которым были выложены стены.
   Камера не имела окон, воздух задувало в крошечное отверстие над дверью. Было темно, глаза не видели дальше носа. И именно носом Марк и исследовал помещение. И после того, как определил свое местонахождение, определил и то, что рыжий находится тут же. В двух шагах от него запах прелой соломы был сильно перемешан с запахом цветочного одеколона.
   - Я уже перестал надеяться, что ты когда-нибудь очнешься, - подал он голос, когда под Марком зашуршала солома.
   Что удивительно этот рыжий омеретянин и здесь в темнице истощал дух бодрости и веселого, беззаботного отношения к жизни.
   - Скучно здесь, неинтересно, - пожаловался он. - Словом перемолвится не с кем. Как ты?
   Марк попробовал встать, чтобы поменять положение, и в голове ту же громыхнул колокол. Он со стоном опустился на место.
   - Слышу, неважно. Оно и понятно, тебе здорово досталось. А вот я отделался парой затрещин, - рыжий приподнялся и сгреб под себя солому. - Слуги хотели сделать со мной то же, что с тобой, но меня отбила стража. Больше всех негодовал управляющий. Какими только именами он ни наградил меня, любо-дорого было послушать. Он орал на меня, а на него хозяин. Нам с тобой не повезло, патриций. Мы подпалили дом третьего консула Клемента Фурина. Что нам за это будет, как ты думаешь? Нас распнут? Интересно было бы посмотреть на себя распятого.
   Марк, превозмогая боль, все-таки поднялся и привалился к стенке.
   - Что это было?.. От чего загорелся сад?
   - От бомбы.
   Марк не понял, удары колокола в голове мешали думать.
   - Что за бомба?.. Что это такое?
   - В некотором роде это новшество. Мое изобретение. Бомба не вполне удалась, но что можно требовать от недоучки? Позволь представиться, - рыжий по такому случаю еще раз оторвал свой тощий зад от пола и отпустил поклон. - Арье Гад, сын аббе Бенциона. А тебя я знаю, можешь не называться. Ты Марк Красс, верно? Нобиль республики и самый распроклятый вертопрах и прожигатель жизни.
   Марк пропустил мимо ушей обидное замечание.
   - Я такого еще не видел, - признался он. Перед глазами Марка снова возникла белая вспышка, и в грудь ударил горячий воздух. - Вроде огонь, но какой силы!
   - Этого, Марк, - как закадычному другу сообщил Арье Гад, - никто не видел, или почти никто. По эту сторону от Драконьей гряды никто ничего не знает об этом.
   - Какой гряды?
   - Драконьей. Ты что не знаешь географию?
   Марк мог бы признаться, что еще много чего не знает и в целом слаб в науках. Но Арье Гад понял это и без слов.
   - Драконья гряда это край известного нам мира, - взялся он его наставлять. - За ней земли неизведанные, где никто еще не бывал. Кроме Дана Звулуна.
   - А кто этот Звулун? - поинтересовался Марк.
   - Ученный муж, у которого я обучался. Дан Звулун, возжелав познать все тайны мира, совершил три путешествия в три стороны света. Первое в Гренезис, где живут южные иберы. Народ древний, от первых людей, но малообразованный. Иберы направили Дана Звулуна на север, в страну россоманов. Но эти оказались еще невежественнее первых, они отослали аббе на край земли. Дан Звулун дошел до указанного места и нашел пустыню. Побрел по ней и добрался до Драконьей гряды. За ней он надеялся обнаружить обрыв, за которым простирается бездна. Дан Звулун, по его словам, проплутал по пустыне несколько лет и в один из дней она уступила место цветущей равнине. Он вступил в страну, именуемую Поднебесной. В ней по преданью умер последний дракон. Ты знаешь, что на земле жило три дракона?
   Марк качнул головой.
   - Так вот тамошний дракон прожил дольше других, и люди успели у него кое-чему научиться. Дан Звулун, пожив среди тамошних людей, в свою очередь поднаторел в их знаниях. В частности он открыл секрет драконьего огня и драконьего металла.
   - Что это такое?
   Арье Гад усмехнулся.
   - И с тем и с другим ты уже имел случай познакомиться.
   - Драконий огонь это белая вспышка? - догадался Марк .
   - Народ Поднебесной называет это порох.
   - А металл?
   - Железо.
   - Я не слышал про такой.
   Арье Гад снова усмехнулся.
   - Вы его называете "сидер".
   - Звездная руда? - Марк удивился.
   - Если правильно выплавить эту руду и выковать, получится металл крепче и прочнее, которого нет.
   - Прочнее бронзы?
   - Намного.
   Марк не поверил.
   - Если над железом хорошенько потрудиться, то выйдет доброе железо, - заявил Арье Гад. - А клинок из доброго железа способен дырявить воловьи доспехи, как холстину, а бронзу крушить, будто черепки!
   - И ты знаешь, как добывается такой металл?
   - Кое-что знаю. Все знал Дан Звулун. Но он приказал всем долго жить.
   - Ты учился у него, - напомнил Марк, - почему же не выучился всему?
   Арье Гад вздохнул и, кажется, утратил часть своей беззаботности.
   - Дан Звулун изгнал меня из своего бейт-сефера за нерадивость, - признался он. - Меня всегда больше, чем знания интересовали женщины. Они мое слабое место.
   Омеретянин замолчал, и Марк решил, что тот задумался над своей бестолковой жизнью. Но это продлилось недолго. Недоучка встрепенулся и заявил прежним насмешливо-веселым голосом:
   - Но главное я все-таки успел усвоить. А до остального, надо будет, дойду и своим умом. Ведь я смекалистый. У тебя была возможность убедиться в этом. Когда я бросаю кости, они всегда выпадают так, как я того желаю. Отчего это, скажи на милость?
   - Я не знаю, - Марк задумался. - Тебе везет? Или какая-то иная хитрость?
   - Я самый невезучий на земле. В моих игральных костях, - объяснил мошенник, - у одного края запрятан кусок железа. А под доской я держу магнит. Магнит тоже металл, и он притягивает к себе железо. Теперь понятно?
   - Нет.
   Арье Гад отмахнулся.
   - В общем, я хотел сказать, что я ловок на выдумки и, как ни крути, умею обращаться с металлом, а тому, что не умею, придет срок, выучусь.
   За увлекательной беседой с омеретянином Марк Красс совсем забыл о боли в голове.
   - Зачем ты пользуешься цветочной водой? - спросил он собеседника о том, что его вдруг заинтересовало. - Ведь ты не баба.
   Омеретянин объяснил:
   - За запахом цветов я пытаюсь спрятать другие запахи.
   - Уксуса и гари?
   - Да. Только не уксуса, а серная кислота. Я согласен, чтобы обо мне думали, как о бабе, лишь бы не догадывались, чем я занимаюсь.
   - А чем ты занимаешься?
   - Химией. Так называется наука, исследующая тайны всех веществ.
   - И того вещества, которое ты назвал железом?
   - Всех.
   - И драконьего огня?
   - Я же сказал, всех!
   Марк Красс придвинулся к омеретянину.
   - Арье Гад, - проговорил он торжественным голосом, - ты поведал мне удивительные вещи. И я благодарен судьбе за то, что она дала мне случай узнать тебя поближе.
   - О да, замечательный случай, - согласился омеретянин. - Благодаря ему, мы с тобой в темнице.
   - Об этом не беспокойся. Это ненадолго.
   Омеретянин фыркнул.
   - Тебя, положим, выпустят. Ты нобиль, у тебя отец в сенате. А обо мне, кто позаботится?
   - Я.
  
  
  
  
  
  
  глава XVI
  Тэймур - перевертыш
  
  
  Когда серские женщины начали рожать детей от воинов Ашина, сложился новый народ, получивший название кюш-баландер, что переводится с хиданьского, как "дети лета", и образовалось государство с именем "Эль", что на серском означает "держава". "Наши дети составлены из черной и белой кости, - говорил царь Баумен, указывая на два корня, от коих произошли баландеры. - Голубое небо над ними, а под ногами сырая земля. Когда лето выдается жарким, и вдосталь воды, травы луговые вырастают высокими, и скот быстро набирает силу. Так же и с нашими детьми. Им жарко светит солнце, а вода от горных родников питает корни. Сегодня мы слабы, но завтра, когда вырастут дети лета, мы будем в силе! Завтра наступит скоро, потому что баландеры растут быстрее, чем другие". В степи из двух частей сложилось целое, а в Срединной равнине по смерти генерала Луя его держава раскололась надвое - Восточное и Западное царства. На востоке, в Синае трон занял наследник покойного от законной жены, а на западе, в городе Чу наложница генерала интриганка Мина провела к престолу своего малолетнего незаконнорожденного сына.
  
  Гэсер Татори. История от начала времен.
  
  
   Асель была взволнована. Чело бледное, а щеки пунцовые, будто с мороза. Тонкие крылышки ноздрей трепетали при каждом вдохе-выдохе, и грудь ходила ходуном. Мальчишка явно произвел на нее впечатление, заставил ее девичье сердечко биться быстрее, чем обычно.
   Да только какой он мальчик? Юноша! Догнал ее ростом, а если опустить Асель с каблуков, то окажется, что он на целый вей повыше. Статью вышел богатырской. Кулачища с голову теленка. Шея бычья. В плечах, пожалуй, поменьше алхи , но это в его-то годы!
   Кстати, кто может сказать, сколько ему на самом деле лет? И вообще, возможно ли применять к нему обычное летоисчисление?
   Год назад он сказал, что ему восемь, и Тобас не поверил. Ведь мальчишка едва не дотягивал макушкой до его груди. А где вы видели восьмилетних мальцов такого роста? Потом в ночь новолуния он пропал и заявился наутро, прибавив в росте больше чи .
   Ох и устроил он тогда переполох! Люди не знали, что подумать. Видят, спускается с сопки рослый подросток, босой, портки едва прикрывают колена, рукава кафтана не дотягивают и до середины локтя, а в плечах одежонка сидит так тесно, что кажется, вот-вот по швам порвется. При других обстоятельствах в самый раз было бы посмеяться - такой мальчуган имел потешный вид, - но не тогда.
   Тогда уж точно было не до смеха. Вечером, понимаешь ли, был мальчик, а поутру - в его одежде переросток. Кто и где видел, чтобы за ночь настолько вырастали, и не просто вырастали, а мужали? В самом деле у мальчугана пушок появился над верхней губой, а на подбородке такая поросль, что в пору бриться. И главное он спустился с той самой сопки, на вершине которой выл всю ночь на луну одинокий волк.
   Тогда-то мальчишка и получил прозвище "перевертыш" и сделался для людей Тобаса тем, кого боятся и почитают одновременно.
   Когда Тобас привез необычного мальчика в свою ставку, он, как и было задумано, познакомил его с Жане, со своей младшенькой. Девочка оказалась явно мала для парня, и он выбрал из всех дочерей Тобаса старшую. Когда он заявил: "Вот эта мне подходит", его красавица Асель, так звонко и заразительно засмеялась, что все присутствующие при этом не удержались и подхватили смех.
   Потешившись вдоволь, Асель сказала:
   - Ты, наверно, еще в салочки играешь? А мне на следующий год замуж выходить . Неужели ты думаешь, что я стану дожидаться, когда ты повзрослеешь?
   - Я думаю, на следующий год, - ответил Тэймур, - ты будешь молить Тенга, чтобы я остановил свой выбор на тебе. Так что соглашайся сейчас. Так ты свяжешь меня словом.
   Целый год подросток увивался вокруг Асель, а та потешалась насколько хватало ее выдумки. Накануне сказала:
   - Кажется, год минул. Мне уже пора молиться?
   И вот наутро после первой ночи полнолуния Тэймур предстал перед ней в новом виде. Вечером еще смотрел на нее снизу вверх, а теперь стоял вровень, глядел в ее изумленные глаза и с самым невозмутимым видом нес околесицу.
   - Я понимаю, поначалу это удивительно. Ты смотришь на меня и не можешь понять, что случилось? Но поверь мне, уже через неделю ты будешь думать, что таким, каким ты видишь меня сейчас, я и был всю жизнь. Все поначалу диву даются, а потом привыкают.
   Глаза у дочери Тобаса всегда были на загляденье, точно, миндалины, вытянутые к вискам. А тут вся ее волоокость пропала, не глаза сделались, а глазища. Округлились и стали, словно блюдца. Девчушка попросту таращилась на парня.
   - Ты, конечно, можешь отвергнуть меня, - продолжал Тэймур, - но ты сама прекрасно понимаешь, что это ничего не даст. Твой отец желает породниться с моим семейством, и он выдаст за меня ту из своих дочерей на которую я укажу.
   - И ты укажешь на меня? - спросила девушка.
   - Безусловно.
   - Но почему?
   - В первую очередь, потому что ты больше других подходишь мне по возрасту. Во вторую...
   Девица прервала его:
   - Сколько тебе?
   - Скажем, мы ровесники.
   - Сегодня ровесники. А через год, через два? Через десять лет?!
   Тэймур смотрел на нее так, будто и в самом деле ничего необычного не произошло.
   - Стариком ты меня не увидишь, - заявил он. - Я умру молодым и сильным.
   - Откуда тебе знать?
   Парень развел руками.
   - Мне мало отпущено. Именно по этой причине я не могу тянуть с женитьбой. Мы станем мужем и женой и, объединившись сами, объединим два наших народа. Это, кстати, вторая причина, почему я избрал тебя.
   - А третья?
   - Ты мне нравишься.
   Тэймур твердил ей нечто подобное целый год. И на вкус Асель до последнего дня это была самая замечательная шутка. Она просто покатывалась от смеха, когда слышала от него такое. И не одна она. Влюбленный-то едва доставал до ее плеча.
   Но теперь в нежных чувствах признавался статный юноша. Глаз не оторвать, как он был хорош. Тобас не особенно разбирался в женских предпочтениях, но ведь и бестолочу было понятно, что любая девица, если только она не дура, бросится на шею такому, как Тэймур, стоит ему только пальцем поманить.
   Дочь Тобаса никто не мог обвинить в отсутствии ума. Каждая минута в присутствии этого юноши приводила ее во все большее и большее волнение. А тот и рад стараться. Глядит на нее невозмутимым взором и болтает всякий вздор, до которого так охочи девушки.
   - Ты самая красивая, самая ладная, самая нежная. У тебя брови, как два полумесяца, ресницы, точно, опахала, губы, как две спелые сливы. Я готов вкушать их вкус всю жизнь. И всю жизнь готов слушать твой звонкий смех. И любоваться твоей походкой. Если ты выйдешь за меня замуж, то так меня обяжешь, что я сделаю все, чтобы ты об этом не пожалела. Я одену тебя в шелка, украшу самоцветами. Все золото мира добуду и брошу к твоим ногам. Когда мы устанем любить друга, мы будет любить своих детей, в которых соединятся твои красота и обходительность и мои ум и сила. Соглашайся, Асель, потому что лучше меня тебе не найти. А мне не отыскать никого, кто бы был желаннее тебя. Ты моя судьба, знай это.
   Девушка отвернулась, всхлипнула и умчалась прочь. Таков был ее ответ. А другого и не требовалось. Итак было ясно, добился Тэймур своего, охмурил девчушку.
   Свадьбу наметили на конец лета. У Тобаса, конечно, все загодя было припасено, и можно было бы не тянуть со свадьбой. Но, как ни крути, выдать замуж дочку дело не простое. Столько всего нужно уладить, предусмотреть подготовить.
   Во-первых, надо было наряды пошить молодоженам. Жених-то, стыдно сказать, как обернулся в последний раз, так и ходил в чужих обносках. Чоло ему одолжил со своего плеча (он в последнее время сделался при парне навроде есаула ). Плечи у Чоло будь здоров, истинно богатырские, а у Тэймура размах поменьше. Вот и весело на нем чужое, как на чучело. Парню до этого дела нет, но это по всему неправильно.
   Об убранстве невесты и речи нет. Это такая морока, что черт ногу сломит. Кроме того необходимо было перебрать сарпу . То, что пришло в негодность, выкинуть и новым заменить.
   Да мало ли, что еще. Надо было, к примеру, окончательно продумать список угощение, проверить количество заготовленных напитков, пересчитать подарки для гостей. В общем, предстояло переделать уйму дел, для которых требовалось время. Но чтобы Тобас ни говорил сам себе, он знал, что главной причиной отсрочки свадьбы было желание ублажить напоследок свою дочурку.
   Долог ли он, девичий век? Он точно цветение мака. Вот только раскрылся бутон, распустился алым цветом, а тут ветер налетел. Да сдул лепестки с цветоножки одним порывом. Так же и с девичеством. Как расцвела красавица, у нее одна забота: сберечь в сохранности лепестки невинности. А ту замужество нагрянуло, и новые заботы: как мужа ублажить и защитить детей. И не остается совсем времени, чтобы покрасоваться и насладиться юными годами.
   Вот Тобас и решил, пусть дочка развлечется перед свадьбой, порадуется жизни. Поводит хороводы с подругами, пошепчется о своем девичьем, в нарядах невестенских покрасуется, ведь их столько припасено. Да что там говорить, с суженным своим пусть пошушукается, по укромным местам попрячется, поцелуями невинными пусть даже обменяется, ведь все это в последний раз.
   Да, любил Тобас дочку, жалел ее, и горько ему было с ней расставаться. Вот и придумал отсрочку.
   "Чудно, - удивлялся он сам себе. - Вроде бы больше других желал этой свадьбы. А как все сладилось, стало жаль. Правду, значит, говорят, что отцы, как жадные хозяева. Тот, вроде, кобылу желает сбыть, а как покупатель сыщется - на попятную, самому, говорит, дорога, молоко, мол, хорошо дает. Чудно".
   И вправду, переменились у Тобаса взгляды. Раньше, к примеру, всем был хорош для него мальчишка
   хватит ли всем бузы и кумыса. Обмозговать в последний раз списки гостей. Это, кстати, весьма ответственное дело. Вот, к примеру, Тобас считал необходимым пригласить родственников жениха, и в первую очередь будущих свекра и свекровь невесты. Простая учтивость требовала этого. Но жених держался другого мнения.
   - Не о том ты думаешь, дорогой мой тесть, - говорил он Тобасу. - Серы, считай, уже твои. К тому с ними на свадьбе могут выйти неприятности.
   "Отца скрывает, - догадался Тобас. - Хитрит".
   - Гораздо полезней будет подумать о том, как нам поступить с двумя мальчиками.
   - С какими?
   - С синайским и с чуйским.
   Тобас изумился: "В кого он такой смекалистый? Ладно, вымахал за ночь, а ума он, где набрался?"
   - Да, это было бы неплохо получить дары сразу от двух царей. Но как это устроить?
   - По смерти старого царя твой договор с Синаем устарел, дорогой мой тесть. Новый, безусловно, захочет возобновить его и с этой целью направит к тебе посольство. Но и Чуйский царь не будет сидеть, сложа руки. Ему не меньше, чем сопернику нужна твоя поддержка. Так что к свадьбе нагрянут сразу два фаунских посольства. Это, как пить дать.
   Разговор проходил поздним вечером. Тобас и его юный собеседник сидели у костра. Все остальные люди, не считая караула, спали. В темноте, где-то за границей ставки затянул свою жалобную песню волк. Тэймур прислушался.
   - Что? - спросил Тобас.
   Юноша, прежде, чем ответить, потер ладонью об ладонь.
   - Хогн, я беру в жены твою старшую дочь, - напомнил он. - Что есть в ее приданном ценного, кроме тряпок и посуды?
   - А одной Асель тебе мало? - Тобаса не столько насторожил, сколько огорчил тон Тэймура. - Она как ни как дочь вождя.
   - В этом-то и дело. Породнившись с вождем, я становлюсь ему вроде приемного сына. Твоего родного в серьез никто не воспринимает, сам знаешь. А у повелителя страны должен быть наследник. Если бы ты назначил им меня, или, скажем, дал с приданным западную область в управление, я бы получил возможность вести переговоры с фаунами самостоятельно. Понимаешь? Я бы взял сторону, допустим, чуйцев, а ты бы поддерживал синайцев.
   "Он мои мысли читает, чертов перевертыш".
   - Мы бы провели то, что в народе называют "розыгрыш". Не нарушая приличий, мы не отказали бы ни одной из сторон. Не сказали бы "да" и не сказали бы "нет", по той причине, что между вождем и наследником отсутствует единогласие. Пусть каждый из царей ждет и надеется, что, когда мы с тобой договоримся и примем именно его сторону.
   - А пока ждут, пусть присылают подарки, верно?
   - Об этом я и говорю.
  
  
  
  
  
  
  
  глава XVII
  Жамбо - Агнигхулам
  
  
   Когда народ шаньюя Айяна, теснимый жуанами, оставил волчью степь, он по тележным следам перевалил через Драконью гряду, пересек пустыню и оказался в степи сарматов. Последних изгнали Высокие телеги. Сарматы убежали на запад, к берегам Абескурана и Атола, и обосновались там. А те, кто до них занимал те степи - варги, туры и сайгаки (все массагеты) - вынуждены были переправиться через многоводный Атол и отвоевать себе земли на его правом берегу. Они согнали с насиженных мест племена черных и белых баранов, и те ушли к понтийским берегам и в кровопролитной войне одолели готов, лонгобардов и суверов (все перечисленные племена так же массагетского корня). Последние в поисках убежища ушли еще дальше на запад и перешли границу Румийской державы. Так закончился первый этап Великого переселения народов.
  
  Гэсер Татори. История от начала времен.
  
  
   Жамбо смотрел на достопочтенную Гаухар и не мог понять, что он делает в ее доме? Кто его заставляет выслушивать глупую болтовню этой перезревшей женщины, вдыхать приторные ароматы благовоний, призванных скрыть запахи ее увядающего тела, и терпеть ее невыносимое жеманство? Взять бы и придушить ее. Или на худой конец наградить оплеухой, развернуться и уйти.
   - После медитаций я всегда чувствую себя такой окрыленной, такой воздушной. А в первую минуту возвращения из нирваны, мне всегда кажется, что если невзначай оттолкнусь от земли, то мигом воспарю в небо. В самом деле, я и сейчас готова воспарить. Я почти совсем не ощущаю тела, будто сделалась бесплотной.
   "Ну да, бесплотной. В тебе, по меньшей мере, два даня веса. Даже я столько не вешу".
   - Я хотела узнать, гуру: это не опасно?
   "Вот дура".
   - В том смысле, что не может ли это повредить моему здоровью? Я чувствую, что духовная гимнастика забирает у меня слишком много сил. Я в буквальном смысле исхудала. И я чувствую, что теряю часть своей привлекательности. Ведь вы мужчины не любите худых.
   - Вам опасаться нечего, - заверил Жамбо. - Вашу красоту ничто не может испортить
   - Вы мне льстите, - жеманница состроила особенно противную гримасу. - Вы так говорите, потому что я ваша покровительница, и вы мне кое-чем обязаны.
   - Вовсе нет, - сказал Жамбо, напустив строгости. - Я человек вселенной, я перекати поле, сегодня я здесь, а завтра там. Я никому ничем не обязан, кроме Господа.
   Жеманница смутилась.
   - Простите. Я сказала, не подумав.
   - Впрочем, вынужден согласиться с вами, - продолжил Жамбо с обычным благодушием. - Я действительно питаю к вам некоторую слабость.
   - Правда?
   - Вы моя первая ученица. Вы проявляете похвальное рвение и показываете самые замечательные успехи. Я думаю еще немного, и вы достигните первого уровня просветления. А посему не стоит торопить события. Я полагая, что занятия духовными практиками можно сократить. Достаточно будет медитировать раз в неделю, а не каждый день, как прежде.
   - Ну уж нет, - женщина сделал непреклонный жест. - Медитация и духовная гимнастика наполнила мою жизнь смыслом. Я чувствую, как с каждым днем мои чакры раскрываются все шире и шире. И я жду не дождусь, когда мое агни соединится через них с космической энергией.
   - Поверьте, - сказал Жамбо, теряя терпение, - в делах духовных спешка ни к чему. Ваши маховые колеса должны набрать обороты.
   - Гуру, - воскликнула кривляка, клятвенно сложив руки у груди и слепив самую ужасную гримасу, - мои маховые колеса крутятся так быстро, что их не остановить. Они разгоняют прану по моим... этим самым... как их... - женщина нетерпеливо защелкала пальцами, не сумев подобрать нужное слово.
   - Нади, - подсказал Жамбо.
   - Да-да, нади. Как это я забыла, удивительно...
   "Ничего удивительного. У тебя не память, а решето. Удивительно, что ты вообще еще что-то помнишь".
   Жамбо никогда не переоценивал умственные способности женщин и всех их без исключения относил к разряду полоумных. Но глупость этой толстухи его просто возмущала.
   Когда одна из его птичек - Меванча передала, что ее хозяйка хочет видеть заморского торговца, Жамбо прихватил с собой кусок фаунской ткани и надеялся удивить знатную согдийку диковинным товаром. Та отдала шелку должное, но оказалось, что ткани это не все, что ее интересует. Она завела с ним разговор о неведомых странах.
   - Судя по вашей наружности, - сказала она, - вы приехали издалека. Расскажите мне что-нибудь интересное о ваших краях.
   И Жамбо, страшно привирая, чтобы сделать повествование более увлекательным, принялся рассказывать о Поднебесной и жизни фаунов.
   Поначалу женщина слушала его без особого внимания, часто прерывала и вставляла замечания, притом с такой уверенностью, словно сама немало пожила среди фаунов. Но когда Жамбо, завравшись, примешал к рассказу о Поднебесной то, что он услышал от гуру Навина, женщина стала проявлять больший интерес. Особенно ее поразили враки Жамбо о сиддхах.
   - Неужто такое возможно?
   - Вы не верите в чудеса? - Жамбо не дал женщине ответить и сказал за нее. - Люди привыкли верить только тому, что видят. Но как тогда объяснить необъяснимое? Например, движение солнца и луны по небосклону? Почему они не падают на землю?
   - Они движутся по небесной тверди.
   - Какая же в небе твердь? Вступите на нее, если она имеется.
   Женщина понимающе закивала головой.
   - Вы клоните к тому, что в данном случае мы полагаемся на то, что незримо. И хотите сказать, что твердь неба это чудо?
   - Безусловно.
   - Но это из разряда тех чудес, которые сотворены богами.
   - А что есть человек? - Жамбо опять не дал ответить. - Он частица божества. В каждом из нас теплится дух создателя. Его мало, и сила его незначительна. Но кто сказал, что эту силу невозможно развить? Хилый человек, упражняясь, становится богатырем. Так же и дух, если им заниматься, может развиться в великую силу, способную творить чудеса. Сиддхи есть богатыри духа.
   - Вы говорите удивительные вещи, - сказала женщина, глядя на Жамбо уже с явным интересом. - Расскажите что-нибудь еще.
   Жамбо рассказал о самых знаменитых мастерах духовных практик, и многое прибавил от себя. Он рассказал о их сверхъестественных способностях, таких как: ясновидение, предвидение, раздвоение, возрождение к жизни после смерти, и для пущего эффекта наделил их еще более невероятными талантами: способностью менять пол по собственному желанию, обращаться в зверей и растения, вырастать в считанные минуты до невиданных размеров и наоборот уменьшаться настолько, чтобы сделаться невидимым.
   Когда Жамбо закончил, женщина призналась:
   - Я всегда любила рассказы о том, чего я прежде не слышала. Но то, что я узнала от вас... - она развела руками, давая понять, что не в силах выразить своих чувств. - Вы непревзойденный рассказчик и удивительный человек.
   Жамбо скромно склонил голову.
   - Оно и понятно. Вы много поездили по свету и повидали то, о чем у многих из нас нет никакого представления. Вы знаете, - женщина напустила на лицо глубокомыслие, - я всегда осуждала привычку людей чураться чужеземцем и надсмехаться над их обычаями и внешностью. Ведь как рассуждает большинство из нас: если кто не похож на остальных, значит он ущербный, все равно, что выродок. Но это, на мой взгляд, несправедливо. Вот вы, например, приехали издалека и многим отличаетесь от нас, но я не испытываю к вам... - женщина опять не смогла подобрать слова. - Ну, вы меня понимаете. Я считаю, что вы человек достойный. У вас есть то... как бы это сказать... какая-то внутренняя сущность. Я имею ввиду не внутренние качества, вроде благородства или честности, а нечто иное. Я хочу сказать, что совершенно не важно, как человек выглядит, а важно то, каков он изнутри. Проще говоря, я готова обнять даже прокаженного, если буду знать, что внутренне он прекрасен. Вы понимаете, о чем я?
   - Прекрасно, - заверил Жамбо. - Вы говорите о пара-шакти.
   - О паре чего?
   - Пара-шакти - это внутренняя, духовная энергия, то, что связывает человека с богом и вселенной.
   - Как вы замечательно сказали, - женщина посмотрела на Жамбо почти влюблено. - Духовная энергия, связывающая человека со Вселенной. Как красиво... Где вы научились изъясняться столь возвышенно? Откуда у вас такие мысли? Знаете, вы совершенно не похожи на купца.
   - Я купец только по совместительству, - признался Жамбо.
   - Простите... забыла ваше имя.
   - Мое имя Жамбо. Гуру Жамбо.
   - Гуру?
   - Это значит учитель. Я обучаю духовным практикам.
   - Духовным практикам, - повторила женщина зачаровано. - Вы знаете, мне кажется, что я должна поучиться у вас, гуру Жамбо.
   Таким вот образом Жамбо заполучил достопочтенную Гаухар. Вышло быстрее и проще, чем он рассчитывал. Однако эта женщина была уловом такого сорта, от которого обычные рыбаки избавляются сразу, как только увидят, что им угодило в сети. Они бросают снасть и гребут к берегу.
   Достопочтенная Гаухар была самой влиятельной женщиной в городе. Она привела в лоно религии, проповедуемой Жамбо всех своих домочадцев и слуг. Позже по ее примеру и многие другие знатные горожане начали посещать храм просветленных, где нес службу Жамбо, и увлеклись духовной гимнастикой. Но большинство из них практиковались из чистого любопытства и без радения, а достопочтенная Гаухар с неистовством. Людей во время богослужения больше всего другого увлекало то, как жарко вспыхивало пламя, когда Жамбо подсыпал в него щепотку пороха. А достопочтенная Гаухар, как завороженная слушала проповеди и рассказы о жизни подвижников веры и великих просветленных, таких как Гаутама Сиддхарта.
   Достопочтенная Гаухар была из той породы тщеславных женщин, которые готовы на любые жертвы, только бы добиться признания. Прежде, по словам птички Меванчи, ее госпожа вела изнурительную войну с беспощадным временем, чтобы оттянуть пору увядания и сохранить за собой славу самой красивой и изысканной женщины. Теперь достопочтенная Гаухар истязала себя многочасовыми сеансами медитации и другими духовными практиками только ради того, чтобы стать первой женщиной достигшей просветления и войти в анналы религии.
   Если бы достопочтенная Гаухар мучилась сама, было бы не страшно - мало ли глупых баб на свете. Но заодно с собой она мучила и Жамбо. Сделавшись ее духовным наставником, он был вынужден по нескольку часов на дню проводить наедине со своей ученицей: медитировать, обучать тому, чему сам обучился у гуру Навина, а в промежутках между занятиями выслушивать всякий вздор.
   Но Жамбо был из тех людей, которые умеют ценить услуги и отвечать на них благодарностью. Достопочтенная Гаухар ввела его в круг городской знати, и в ответ он согласился терпеть ее насколько хватит сил.
   - Ну, хорошо, - сказал Жамбо с обреченным видом, - будь по-вашему. Если вы испытываете уверенность в своих силах и не боитесь нагрузок, продолжим занятия в прежнем темпе. Я лишь хотел уберечь вас от напрасного перенапряжения.
   - Гуру Жамбо, - воскликнула женщина с воодушевлением. - Ради достижения высшей духовной гармонии я готова всю себя без остатка.
   - Достаточно будет, если вы отдадите на сегодня свою Меванчу.
   - Ах вы шалун. Все не угомонитесь.
   - Шахриарта дает прием по случаю прибытия в наш город дарийского сардара. Мы должны предоставить дорогому гостю все, что есть у нас достойного внимания. Меванча ему спляшет и споет, и гость останется доволен. Вы же понимаете, что это нужно для нашей религии.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  глава XVIII
  Марк
  
  
  Солнце Рума клонилось к надиру. Блистательное время величия и славы миновало, наступали сумерки. Румины все еще владели обширными землями, в сокровищницах страны хранились несметные богатства, и некоторым казалось, что румийская держава могущественна, как прежде. Но проницательному взору виделось другое: Рум смертельно болен. Все пороки мира, как плесень на головке сыра произрастали на его теле. Разврат, пьянство, обжорство, праздность, пренебрежение приличиями и долгом - все это стало отличительной стороной Рума. Народ даже внешне переменился. Если раньше, как утверждают знающие люди, румийские женщины почитались, как первейшие красавицы, а мужчины славились статью и благообразным видом, то в последние годы народ Рума потерял всякую человеческую привлекательность. По улицам городов, как перекормленные овцы, ходили жирные женщины и такие же жирные, толстобокие, ляжкастые мужчины.
  
  Гэсер Татори. История от начала времен.
  
  
   Тит Красс, как всегда был занят составлением писем. Он как раз заканчивал с последним, когда к нему ввели сына.
   - Как провел время, отпрыск? - спросил он, связывая церу. - Не скучал?
   - Я провел незабываемую неделю. Масса ярких впечатлений. Изысканное общество.
   Марку не предоставили возможность привести себя в порядок. Он предстал перед отцом в том, в чем вышел из тюрьмы. Тит Красс скривил губы, оценив его затрапезный вид.
   - Время пролетело незаметно, глазом не успел моргнуть. Вы могли бы не торопиться, отец. Я бы посидел еще.
   - Мне было не до тебя, - сказал Тит Красс в свое оправдание.
   Отец и сын расселись. Первый занял место за столом, а второй устроился на скамье напротив.
   - Не одному тебе выдалась бурная неделя. Ты об этом не знаешь, но пока ты прохлаждался, кое-что изменилось в мире, - Тит Красс принюхался. - Чем от тебя так пахнет?
   - Это...
   - Не важно, - оборвал сына сенатор и, взяв со стола стиль, принялся вертеть его в руке, как делал всегда, когда брал слово на продолжительное время. - Так вот, пока ты наслаждался обществом преступников и разгильдяев, произошли события, если не тревожные, то настораживающие. Скифская кавалерия перешла границу и просит теперь убежища на нашей территории. Скифы напуганы, кто-то гонит их в спину. Коротко говоря, на востоке возникла угроза, и необходимо разобраться, насколько она серьезна.
   - Зачем вы это рассказываете, отец? Вы же знаете, я не интересуюсь политикой.
   Тит Красс поморщился, он не любил, когда его перебивают.
   - К тебе это имеет самое непосредственное отношение. Сейчас ты это поймешь. Дело в том, что, сидя в столице, решить задачу подобного рода невозможно, и, к сожалению, ни в сенате, ни в консулате не нашлось никого, кто изъявил бы хоть малейшее желание выехать на место событий. Мы в военной коллегии очень рассчитывали на молодого Кая Друза Херея. Но твой приятель неожиданно сказался больным. Представляешь, простыл в ту самую ночь, когда ты угодил в тюрьму. Сенат объявил премию в триста денариев , чтобы подвигнуть кого-нибудь из молодых нобилей к исполнению долга. Но, как ты догадываешься, никто на это не купился. Воистину, вашего поколения - это поколение бездельников и тунеядцев, - Тит Красс сокрушенно покачал головой. - В пору было самому собираться в дорогу. И тут я вспомнил про тебя. Меня частенько посещают удачные идеи, а эта выше всяческих похвал.
   - Вы меня хотите, отправить на границу? - заподозрил Марк неладное. - Отец, если я правильно понял ситуацию, там сейчас неспокойно.
   Тит Красс вздохнул.
   - Что поделаешь. Я знаю, что там тебе придется, мягко говоря, не сладко. Но кто-то же должен оставаться верным долгу! Я был счастлив объявить сенату и трем консулам, что ни кто иной, как мой сын, Марк Красс Ликиний готов, рискуя жизнью и пренебрегая тяготами походной жизни, взяться за дело, которое, как выяснилось, другим не по силам. Когда я объявил об этом, все, кто находился в зале заседаний, поднялись и рукоплескали мне добрых пять минут. Видел бы ты облегчение на лицах сенаторов и консулов.
   - Ради того, чтобы сорвать аплодисменты, вы согласны послать меня на смерть? - изумился Марк. - Вы даже не поинтересовались моим мнением!
   - Ты сидел в тюрьме, - напомнил Тит Красс.
   - Ну и что?
   - К тому же я был уверен, что ты обрадуешься. Моего сына всегда увлекали приключения. Он, что ни день, обязательно вляпается в какую-нибудь историю. А тут такое! В самый раз для него.
   - Приключения приключениям рознь! - заметил Марк. - Мне бы сгодилось что-нибудь попроще.
   - Ты не знаешь, от чего отказываешься, - сенатора явно забавляла беседа. - К тому же там будет не так страшно, как может показаться. Я кое-что предпринял, чтобы обезопасить твою жизнь. В экспедиции тебя будут сопровождать десять турм составленных из опытных и проверенных в боях кавалеристов, и одна турма для поддержания связи с метрополией. Кроме того в твое распоряжение будет предоставлена сумма в тысячу ауреусов .
   - И вы думаете, что триста всадников сумеют кого-то защитить? Или надеетесь одурачить меня, позвякав золотишком? - Марк посмотрел на отца с усмешкой. - Слов нет, тысяча ауреусов заманчивая сумма...
   - Это целое состояние, - напомнил Тит Красс. - Тебе никогда не нажить такое.
   - Так оставьте себе, - предложил Марк. - А мне моя жизнь дороже. Вы сильно ошибались, рассчитывая купить меня задешево.
   - Я в твои годы согласился бы на сумму и трое меньше и радовался бы даже сотне всадников под своим началом. Я бы смотрел на экспедицию, как на прекрасный шанс заявить о себе и, поверь мне, не упустил бы случая отличиться, - Тит Красс, наигравшись со стилем, отложил его в сторону. - Неужели ты не понимаешь, что поездка на границу может стать стартом твоей карьеры? Ведь ты же не так глуп, как хочешь казаться, и ты должен осознавать, что давно пришла пора браться за ум и устраивать жизнь. Я же в этом деле выступаю твоим союзником. Я желаю помочь тебе и вывести на торную дорогу.
   - Благодарю, - сказал Марк, когда отец закончил, - я тронут твоей заботой. Но почему-то мне кажется, что ты, как обычно больше печешься о себе и по привычке норовишь таскать каштаны из огня моими руками.
   - Безусловно, я не вполне бескорыстен, - признался Тит Красс. - Но что плохого в том, что мои интересы совпадают с твоими? Мы в одной лодке, пойми это.
   - Ошибаетесь, в этом деле я сам по себе, а точнее, я в сторонке. Другими словами я остаюсь в Ромле и никуда не еду. А дураков для своей махинации ищите в другом месте.
   - Марк, - Тит Красс в первый раз за долгое время обратился к сыну по имени, - ты, видимо, не представляешь всю сложность ситуации.
   Тит Красс поднялся из-за стола и прошелся по кабинету.
   - В ту злополучную ночь тебе здорово досталось. Тебя били по голове, - он присел у камина и поковырял в огне, - и ты потерял сознание. Видимо по этой причине ты не сумел разобраться в том, что случилось. А случилось вот что, - Тит Красс вернулся к столу и зачитал с клочка пергамента. - Сгорел сад, вместе с ним павильон, склады с припасами, конюшня - семь лошадей пострадало, а две сгорели заживо, - и дом. Общая сумма нанесенного ущерба восемьсот ауреусов, - Тит Красс отложил пергамент и посмотрел на сына. - Внушительная сумма, согласись, - он снова опустился в кресло и снова взялся вертеть стилем. - Но хуже то, что дом принадлежал Клементу Фурину. Консул жутко разгневан. И главное он не может понять, зачем ты это сделал. В самом деле, для чего тебе и твоему дружку понадобилось устраивать поджог? Клемент Фурин вам чем-то насолил?
   Марк не удосужился ответить. Он мрачно смотрел на отца и молчал.
   - Впрочем, это не важно, - продолжил Тит Красс, не дождавшись ответа. - Что бы вас ни побудило к столь безобразному и безответственному поступку, оно не в силах оправдать вас перед законом. Придется держать ответ. Закон, как говорится, строг, но справедлив.
   - К чему вы клоните? Вам жалко возместить ущерб?
   - Приятного мало, вечно покрывать твои проделки. Но я, согласен, сумел бы наскрести требуемую сумму, да только дело в том... Дело в том, что вместе с домом сгорела и супруга Фурина. Женщина была немощна, едва передвигала ноги, а слуги в суматохе забыли о ней. Говорят, она жутко визжала, пока не задохнулась дымом. Клемент Фурин, положим, только рад, что избавился от старой фурии, но это нисколько не меняет сути дела. На тебе и твоем приятеле - смерть. Его ждет виселица, а тебя пожизненное заключение. И у тебя есть только одна возможность избежать наказания: если ты примешь мое предложение. Так что решай, сынок, что хуже: тюрьма или граница?
   Марк был ошеломлен словами отца. Он готов был услышать, что угодно, но только не то, что он преступник обвиняемый в убийстве. Теперь ему стало понятно, почему ни Кай, ни Халим не навестили его в тюрьме. Их просто не пустили к убийце супруги консула.
   Марк пытался сообразить, как быть, но под нетерпеливым взглядом отца это ему плохо удавалось. В его присутствии, он всегда склонялся к отцовской точке зрения.
   "Не смерти же я боюсь, на самом деле. Страшнее заточение. И конечно, неприятно очутиться в изгнании, вдали от цивилизованного мира, - признался он сам себе. - Но кто сказал, что в провинции обязательно должно быть плохо? Вон, Халим уверяет, что даже в их пустыне можно найти немало удовольствий. Возможно, что и там, на границе со Скифией отыщется достаточно развлечений. К черту! В конце концов, двум смертям не бывать, а одной не миновать".
   - Когда я должен выступать? - спросил он, не додумавшись ни до чего путного.
   Тит Красс аж крякнул от удовольствия.
   - Я знал, что глупость не входит в число твоих пороков. Как ни крути ты Красс! - он отбросил стиль и удовлетворенно потер руки. - Так-так. Значит, решено, никаких сомнений? Замечательно! Мне остается ввести тебя в курс дела. Итак, твоя первейшая задача встретиться с вождями скифов и принять у них присягу. После этого тебе надо будет выделить им территории под заселение. Там много свободной земли, но могут возникнуть претензии со стороны местного населения. Так что тебе придется улаживать противоречия и возможные конфликты. Но ты справишься, это ведь нетрудно. В конце концов, всегда можно приструнить особо несговорчивых. Для этого тебе и выделяется десять турм. Главное помни, что из скифских войск надо создать надежный заслон на границе. Это первая часть задания. Втрое, что тебе предстоит сделать: выяснить, кто вытеснил скифов из их степей. Необходимо выйти с ними на контакт и завести переговоры. Эта задача посложнее, и триста кавалеристов тебе мало помогут. Зато пригодится тысяча ауреусов. Не скупись, раздавай их щедрой рукой, главное сумей войти к варварам в доверие. Именно на эти нужды сенат и консулат и выделяет столь значительную сумму. А если тебе удастся склонить их вождей на нашу сторону, считай, что ты превзошел все наши ожидания. Скифы всегда считалась непревзойденными кавалеристами, однако и на них нашлась сила. Да, - проговорил Тит Красс мечтательно, - это было бы замечательно заручиться поддержкой тех, кто сумел справиться со скифами. Этих варваров можно было бы бросить против фризцев. Или завоевать с их помощью земли россоманов...
   Марк прервал полет его фантазии.
   - Ты не ответил на вопрос, - напомнил он.
   - Ах да, - Тит Красс вздохнул, возвращаясь к реальности, и проговорил. - Задача, как я уже сказал, непростая. Все-таки тебе придется вести переговоры не с цивилизованными людьми, а с дикарями, чуждыми всякой культуры. Могут возникнуть эксцессы и всяческие неприятные ситуации. Но ты должен относиться к возможной опасности со спокойствием и расчетливостью. И не думать, что тебя бросают на произвол судьбы. Судьбу, конечно, не одурачишь - это известно, но тебе надо будет продержаться всего-то месяц-два, от силы три месяца. За это время мы завершим формирование трех легионов и отправим их под твое начало. А три легиона ромлинской пехоты, - Тит Красс возвысил голос, как это привык делать в сенате в кульминационный момент выступления, - это сила! Сила с которой придется считаться всем без исключения. Я не оговорился, - он взял со стола свиток. - Все войска республики и гарнизоны подчиненные ректорам городов на востоке переходят под твое начало. Вот мандат. Ты назначаешься проведитором республики на территориях, прилегающих к границе.
   Марк принял из рук отца свиток тонкой телячьей кожи, развернул и ознакомился с его содержанием. Ему непривычно было видеть свое имя, выведенное черными чернилами, на документе, скрепленном гербовой печатью.
   Он заткнул свиток за пояс и сказал:
   - Я все еще жду ответа.
   - Когда выступать? - Тит Красс опять вздохнул, подумал. - Следовало бы еще вчера. Но я добился отсрочки до завтра. А сегодня тебе надо выполнить еще одно небольшое дельце.
   - Не слишком ли много ты требуешь?
   - Поверь мне, на этот раз речь идет о сущем пустяке. Перед дорогой тебе необходимо навестить свою невесту.
   Марк недовольно свел брови у переносицы, совсем, как отец.
   - Старик Маврикий, конечно, не в восторге от тебя, и это неудивительно. Он очень любит свою дочь и желал бы видеть ее мужем более достойного человека, но я поднажал на него. В конце концов, единобожец нуждается во мне не меньше чем я в нем. Одним словом, дело мной улажено, а тебе остается одно: предъявить себя в лучшем виде. Так что ты постарайся, отпрыск, прояви все свои таланты, удиви девицу. Юлия Маврикия ждет тебя к ужину.
   - И далась вам эта Юлия. Черти что! - Марк бы сплюнул с досады и выразился бы покрепче, но отец не любил сквернословия и не позволял пачкать пол в своем кабинете. - До ужина я, значит, свободен?
   - Увы. До ужина тебе необходимо посетить храм единобожцев.
   - Это еще зачем?
   - Тебе предстоит пройти обряд... не помню, как он у них называется. Одним словом, перед тем, как жениться, тебе придется отказаться от пантеона наших богов и избрать их единственного.
   Марк посмотрел на отца самым недобрым взглядом.
   - Похоже, вы решили поиметь меня во все дырки.
   - Не я, - Тит Красс удрученно развел руками. - Таково требование твоего будущего тестя.
   "А какого черта, - решился Марк. - Меня, считай, уже отделали по всякому. Что мне теперь строить из себя недотрогу? Будь, что будет!"
   - Тит Красс, - обратился он к отцу с официальным тоном. - Я выполню все ваши требования. Но в обмен вы удовлетворите пару моих.
   - Опять торг?
   - Как ни крути, я Красс. Итак, я требую состояния свободного гражданина для Халима из рода Ессадов. Он верблюжатник, раб в бойцовском зале. Во-вторых, я требую освобождения для омеретянина Арье Гада.
   - Какого еще гада?
   - Ты его найдешь в тюрьме. И еще, мне нужна лошадь из конюшни ипподрома, у нее кличка "Милашка".
   - Перебор, - остановил сына отец. - Речь шла о удовлетворении двух требований, а это третье. Милашку ты выкупишь сам. Тебе полагается премия сената, вот с нее и потратишься. На эти же деньги ты снарядишься в дорогу. Должно хватить. А теперь поторопись, - Тит Красс отвернулся от сына и придвинул к себе новую дощечку с воском, давая этим понять, что разговор окончен. - У тебя осталось мало времени. Желаю всяческих успехов Марк Красс Ликиний.
  
  
   Этрус накануне нашествия народов []
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  глава XIX
  Коро Чубин
  
  
  Из четырех государств восточных дари, если не самым сильным, то самым богатым был, несомненно, Согд. Он располагался у подножья двух величайших гор: Небесных и Крыши Мира. В Небесных брала свое начало река Сарт, а в высокогорьях Крыши Мира, питаясь ледниками, начинался Окс. Наличие воды и вдобавок жаркий климат создавали превосходные условия для развития земледелия. Лето в междуречье было таким длинным, что позволяло снимать два урожая в год овощей и фруктов. По той же причине там можно там имелись все условия для выращивания хлопка. Из него согдийцы научились делать бумагу, и это обеспечило им процветание. Кроме того Согд богател за счет торговли. Благодаря своему расположению он стал перевалочным пунктом на пути из Хинда в Дариану. Хиндустанские товары сгружались на складах в согдийских городах, чтобы затем последовать на запад. Согдийцы выступали посредниками в торговых сделках между купцами разных стран и получали с этого хорошую комиссию. Помимо всего прочего надо было кормить заезжих купцов, погонщиков и их скотину, и, разумеется, не за дарм. Правитель Согда Маниах хвастал: "С каждого проходящего осла я имею дарик , с лошади - два дарика, с верблюда - три". Сколько животных караванов проходило через Согдиану, кто это может сосчитать?
  
  Гэсер Татори. История от начала времен.
  
  
   - Вордо приготовил замечательный подарок, слов таких нет, чтобы выразить благодарность. "Я дам тебе прекрасные пастбища, где трава никогда не сохнет. Я сделаю твой народ богатым. Я осчастливлю вас!" Скажи, вордо, у вас так принято дарить и обещать чужое?
   Вождь Даурон язвил и изливался сарказмом по нескольку раз на дню. Как увидит Коро Чубина, так заводит одну и ту же песню. Терпения не осталось выслушивать его, но крыть было не чем. Как ни крути, а старый ворчун говорил правду. Горные пастбища на склонах Крыши Мира к удивлению и досаде Коро Чубина оказались заняты. Кем? На этот вопрос он уже третью неделю не мог отыскать ответ.
   Двое пленных, доставленных разведчиками, по виду были разбойники. Они так и заявили на допросе, будто бы промышляют лихим делом и грабят караваны.
   "А что это за белобрысые среди вас? - спросил разведчик Сартак. - Говорят, они вами верховодят".
   "То уродцы, несчастные люди. Они изгои".
   В такое можно было поверить. Люди, отвергнутые родными и близкими, часто находят приют в горах. Но почему все изгои собрались в одном месте, и в таком количестве? И главное, где это видано, чтобы разбойники ставили твердыни? Разбойники, как всем известно, не любят обнаруживать себя. Они прячутся в укромных и недоступных местах, а когда их находят, бросают старые убежища и ищут новые.
   Первая крепость попалась сразу за Палхом. Только отряд Коро Чубина вступил в горы, как в вышине показались ее каменные стены.
   "Что за диво? - изумился Сартак. - Откуда она взялась? Год назад здесь не было такого".
   Крепость седлала перевал и закрывала дорогу.
   "Именем царя! - потребовал Коро Чубин. - Откройте ворота!"
   "Какого царя? - отозвались со стен. - Их много".
   "Царя над всеми царями, невежи! Я хранитель восточных рубежей Дарианы и говорю от имени шахан-шаха Ануширвана Первого!"
   Ему ответили:
   "Здесь не Дариана, и твой царь нам не указ. У нас свои покровители. Проваливайте!"
   Стены цитадели достигали в высоту полутора тападов - не так уж много, - и продолжали возводиться. Кладка была сырая. Окажись под рукой хороший таран или какой-никакой требушет, проломить эти стены не составило бы труда. Но у Коро Чубина не имелось ничего из этого. Его отряд шел налегке, без тяжелого снаряжения. Брать же стены приступом, без осады не представлялось возможным. Крепость стояла в неудобном для штурма месте: среди скал, на высоте.
   Коро Чубин вынужден был спустился в низину и пойти в обход. Но на новом месте он обнаружил новую крепость. Когда он низиной обошел и ее, и в третий раз поднялся в гору, его взору предстала третья крепость.
   - Что же это такое? - воскликнул старый Даурон. - Здесь повсюду твердыни. и их гарнизоны тебе не подчиняются!
   Тогда-то вождь и излился в первый раз сарказмом: "Спасибо тебе, молодой вордо, за подарок. Я о таком всю жизнь мечтал".
   Ситуация складывалась неприятная и, что хуже всего загадочная. Чтобы прояснить обстановку, Коро Чубин встал лагерем под Анахитой и разослал по горам разведчиков. Когда последний из них принес последнее донесение, выяснилось, что все горы от Палха до Маргиланы заняты неведомым народом, и повсюду стоят или спешно возводятся каменные цитадели.
   - Ты обманул меня, вордо! - бросил в лицо Коро Чубину вождь Даурон. - Я поверил тебе, я привел сюда весь свой народ. И где нам здесь селиться? Где пасти стада? И чем кормить?!
   - Ври, да не завирайся, - оборвал разошедшегося вождя Сартак. - Никто тебя не обманывал. Земли здесь, как видишь, много, пастбища прекрасные, трава и вправду зеленеет, хотя стоит середина лета. Надо только отвоевать эти горы. Или ты думал, что тебе все на блюдце подадут?
   - Мы привыкли биться на открытом месте! - заявил вождь. - Мы не приучены брать крепости!
   - Не преувеличивай, старик.
   Разведчик Сартак добровольно возложил на себя обязанность защищать Коро Чубина от нападок старика. Он часто вступал с ним в перепалки, а еще чаще распивал кумыс и досужими разговорами отвлекал вождя от мрачных мыслей. Сейчас он совместил то и другое.
   - Скажешь тоже "крепость"! - сказал Сартак, протягивая вождю чашу с кумысом. - Не видел ты, выходит, настоящих. Крепостью называется та твердыня, которая имеет толщину стен не менее двух локтей, а высоту - более тапада. А то, что мы видим - это не крепость так, название одно.
   - Сартак прав, - поддержал своего разведчика Коро Чубин. - Нам беспокоиться не о чем. Мы без труда возьмем эти укрепления, когда прибудут осадные орудия. Я уже отправил гонца к царю с просьбой о помощи.
   - Видал? - сказал Сартак старому Даурону. - Наш командир напрямую сносится с самим шахиш-шахом. Скоро из столицы прибудут осадные орудия! А ты сразу в слезы: "Что нам теперь делать? Как мы будем жить?" Держись за сардара Коро Чубина. тогда не пропадешь.
   Здесь на восточной окраине державы люди были далеки от столичных дел и видели в Коро Чубине большого вельможу. Многие полагали, что бывший начальник дворцовой стражи и личный друг царя приехал сюда только за тем, чтобы сделать военную карьеру. Подобное заблуждение с одной стороны было на руку Коро Чубину - поднимало его авторитет, с другой - создавало между ним и окружающими дистанцию, и это было плохо. Люди сторонились его, тогда как он нуждался в соратниках.
   - Помощь от царя это хорошо, - согласился Даурон с кислым видом. - Но чем моим людям кормиться, пока она в пути?
   - Я подумал и об этом, - ответил Коро Чубин. - Дела здесь складываются серьезные. И не совсем так, как я ожидал. А для серьезных дел требуется серьезная подготовка и серьезная сила. То чем я на сегодняшний день обладаю ничем не смогут помочь в предстоящих испытаниях. Поэтому я решил усилиться и собрать здесь собственное войско. Твои люди, вождь могли бы в числе первых встать под мою руку. Тогда их зачислят на довольствие, и тем самым будет решен вопрос с питанием.
   - Продаться за харчи? - возмутился Даурон. - Да ты хитрец! Мы никогда ни к кому не нанимались, мы служим только самим себе!
   Коро Чубин устало потер виски.
   - Как только мы отвоюем горы, - заверил он вождя, - твои люди оставят войско. Я прошу службы на самое короткое время. Заслужите обещанное. Ну, так как?
   Вождь Даурон бросил на Коро Чубина недовольный взгляд.
   - Соглашайся, старик, - посоветовал Сартак. - Служить у нашего сардара одно удовольствие. Не служба, а мед. Тем более деваться тебе некуда.
   Даурон покачал головой.
   - Эх, вордо, вордо, - промолвил он, - поймал старика за хвост, - он смачно сплюнул, как поступал всегда, когда желал дать выход раздражению . - Смотри только, не обмани с харчами. Мои люди должны быть сыты!
   - Об этом не беспокойся. Роксаланы будут питаться наравне со всеми.
   - Да, слышал я уже такое, слышал, - старый вождь махнул рукой.
   Вечером Коро Чубина ждали у шахриарты Анахиты Нанидата - отцы города давали в его честь прием. Отделавшись от старика, Коро Чубин велел задержаться разведчику Сартаку.
   - Что удалось выведать? - спросил он, когда они остались наедине.
   - На приеме, кроме шахриарты и его домочадцев будут присутствовать еще трое первых вельмож Анахиты: достопочтенные Ашхатха, Вивисват и Науруз. Все они купцы и крупные землевладельцы. Вивисват кроме того содержит караванные дворы, а у Науруза в руках подряд на починку дорог и ремонт животных. И все они живут посреднической торговлей.
   - Здесь вся жизнь зиждется на торговле с Хиндом.
   - О чем я и говорю. Уже полгода, как перевал Гиндыкуш в руках у разбойников, а это никого не огорчает. Караваны из Хинда больше не приходят, торговля хиреет, а отцам города хоть бы хны. Ведь это странно.
   - Это не только странно, это наводит на подозрения, - Коро Чубин принялся рассуждать. - Когда купцы междуречья терпят убытки, они шлют гонцов в Дариану и требуют защиты. Когда я состоял при шахе начальником его охраны в столицу приходили донесения от моих осведомителей. Передавали всякие сплетни, но ничего серьезного. От раджа и правителей областей не приходил ни один посланник. Согдаки и бактрийцы молчали. словно в рот воды набрали. Думаешь, они в сговоре с белобрысыми?
   - Здесь все купцы, а если не все, то каждый рассуждает, как купец. Какому купцу понравится терпеть убытки, если что-то не сулит еще большую прибыль?
   - Что именно?
   - Этого я не знаю. Но то, что здешние сносятся с разбойниками - это точно. У Ашхатхи в горах плотина. Водой с ее запруды питается весь город. разбойники могли бы разрушить ее, но они этого не сделали. Почему?
   - У нас нет никаких сведений. Мы не знаем, кто обосновался в горах крепости, чего они хотят, с какой целью они строят крепости, и почему кроме нас это никого не волнует?
   - Тут сардар ошибается. Купцы, те, что победнее, рыночные торговцы и прочий мелкий люд разделяют наши чувства, Сартак ухмыльнулся. - Довольны, похоже, одни только богачи.
   - Но что их может объединять с разбойниками?
   - Я не знаю. но верно то, что помощи здесь мы не дождемся. Отцы Анахиты не передадут свои отряды под твое начало. И войско твое содержать откажутся.
   - У тебя припасено какое-то соображение? - догадался Коро Чубин. - Говори, что у тебя на уме.
   - На рынках поговаривают, что в долине Толаса опять враждуют. Кочевники целыми родами подходят к Шашу. Но там им негде селиться. Забери их в свое войско. Толасцы по большей части умелые вояки.
   - Сначала я поговорю с местными вельможами.
   Сопроводить званого гостя во дворец прибыл сын шахриарты. Он и сопровождающая его свита явились на верхах, а восемь носильщиков принесли с собой носилки.
   - Мой отец предоставил в ваше распоряжение собственный паланкин. В нем можно будет укрыться от солнца.
   - Солнца я боюсь меньше всего. Благодарю.
   Сын шахриарты почему-то обрадовался ответом Коро Чубина.
   - Я знал, что вы откажитесь, - признался он. - Я так и сказал отцу: если сардар Коро Чубин истинно воин паланкин не понадобится.
   Коро Чубин посмотрел на него с интересом. На вид он был моложе Коро Чубина, от силы шестнадцати лет. Одет по-воински: в кожаные штаны, двойной воловий дуплет, с медными пластинами на груди и спине, шлем на голове. Из оружия: кривой дарийский меч всадника и щит, притороченный к седлу. В отличии от юноши люди его свиты обошлись вовсе без оружия, хотя и облачились в костюмы для верховой езды. Согдийская знать, это всем известно, не питает привязанности к военной одежде - она слишком для них обременительна и неудобна, - еще меньше у нее любви к оружию, и совсем нет вкуса к военной жизни. Этот же молодой человек являл в своем лице полную противоположность своим соотечественникам. Вид равнины, занятой шатрами, множества вооруженных людей, стреноженных лошадей, пасущихся на лугу, приводили его в волнение. Он с любопытством озирался по сторонам, прислушивался к разговорам и с наслаждением впитывал запахи лагерной жизни, от чего другие воротили носы.
   Люди его свиты сбилась в кучу и, кажется, боялись испачкаться и подхватить невзначай болезнь. Поэтому они испытали истинное облегчение, когда к шатру Коро Чубина подвели каракового жеребчика, и пограничник, выйдя переодетым в парадный наряд, взвалился на него.
   - Вы предпочитаете дикую масть ? - спросил сын шахриарты, когда кавалькада всадников тронулась в дорогу.
   Под юношей шла соловая кобыла. Шерсть на ее спине отливала золотом, грива и хвост имели белоснежный цвет, а ноги украшали белые манжеты, и белая звезда светила во лбу. Лошадь была исключительно редкой масти и по всему видать стоила немало. Такие соловые да рыжие самые почитаемые в Согде и Дариане. Их окрас символизируют священный агни, маги утверждают, что пророк имел коня соловой масти. Но в том что касалось лошадей, Коро Чубин привык полагаться не на мнение магов, а на советы знающих людей, и выбирал не по символическому значению, а по деловым качествам лошади.
   - Массагеты говорят, - сказал Коро Чубин, - "Никогда не покупай рыжей лошади, продай вороную, заботься о белой, а сам езди на гнедой". У витязя Рустама Гром был вороной масти . Он отличался свирепостью, в бою действовал зубами и бил копытами. Но вороные необузданны и вдобавок невыносливы. Караковая же имеет все достоинства вороных и гнедых. Она горячая и выносливая одновременно. Она злобная по отношению к врагу, а к хозяину питает нежность. В походе хороша гнедая, в схватке - вороная, а караковая хороша везде.
   - Вы уже бывали в схватках? - полюбопытствовал юноша.
   Коро Чубин мотнул головой.
   - Но в скором времени, думается, смогу наверстать упущенное.
   - Я слышал, вы набираете войско.
   - Верно. Я намерен покончить с разбойниками в этих горах.
   - Вы про белобрысых?
   Сынок шахриарты задавал слишком много вопросов. И если бы не наивность в его взгляде и приветливая улыбка на устах, можно было бы подумать, что он невежа и совершенно не знает приличий.
   - Как тебя зовут? - спросил Коро Чубин.
   Юноша представился:
   - Турсан. Но многие кличут Тур . А прозвища я пока не имею.
   - Мы с тобой, Турсан, - успокоил юношу Коро Чубин, - только вступили в возраст мужей, и у нас еще не было случая заявить о своих талантах. Но все впереди. Какое прозвище ты мечтаешь заслужить?
   Юноша покраснел, прежде чем признался:
   - Смелый.
   - А "Турсан Гроза Разбойников" тебе не подойдет?
   - Звучит не плохо. Но я бы предпочел другое, - ответил юноша. - Все говорят о некоем волчьем народе, который появился в сарматских степях. Говорят, они свирепы и необычайно кровожадны. Говорят, они не знают пощады и хмелеют от человеческой крови. Я бы хотел сразиться с ними и честном поединке одолеть их предводителя.
   - Для этого необходимо набраться опыта, - посоветовал Коро Чубин. - Ты мог бы вступить в мое войско и для начала одолеть предводителя белобрысых.
   - Это было бы хорошо, - согласился Турсан и погрустнел. - Но отец против. Он считает, что военная карьера не для меня. Он хочет, чтобы я занял его место, когда выйдет его время.
   - Я жил во дворце, - сообщил Коро Чубин, - и знаю, что это такое. Поверь мне, улаживать дела, расстраивать чужие интриги, заседать в диване, присутствовать на приемах и разбираться с сотней скучных дел, это не то, что может принести удовлетворение юноше, мечтающем о подвигах и славе.
   - Вы правы. Да только отец полагает, что военная жизнь сопряжена с неоправданным риском и, что многие воины погибают раньше, чем к ним приходит слава, и еще то, что самый замечательный подвиг - это суметь дожить до седых бровей и увидеть правнуков.
   - Ты-то иного мнения. Или я ошибся?
   Турсан вздохнул.
   - Если бы я мог ослушаться отца...
   - Сколько тебе лет?
   - Пятнадцать.
   По законам дари совершеннолетним считается юноша, достигший семнадцатилетия. В этом возрасте он выходит из-под власти отца и может самостоятельно принимать решения и нести ответственность за свои поступки. До этого срока он обязан подчиняться родителю, и ослушание может лишить его наследства.
   - Ты старший сын?
   Турсан качнул головой.
   - Если бы шахриарта Нанидат отпустил своего наследника, это могло бы послужить хорошим примером для других вельмож города. У меня, к сожалению, нет средств на снаряжение и содержание большого войска. А отпрыски богатых семейств, как это заведено, обеспечивают себя сами. Это мне на руку.
   - Вы хотите поговорить об этом с отцом?
   - Увы. Я не думаю, что шахриарта способен проявить благосклонность к моим просьбам, - Коро Чубин посмотрел на юношу, и у него возникла идея. - Скажи Турсан, кто из знатных людей Анахиты имеет сыновей твоего возраста, и кто из них, подобно твоему отцу, не хотел бы видеть их под моим началом?
   - Для отцов всех моих сверстников военная служба это бедствие, - ответил Турсан. - Но если бы вы спросили, кто из них не пожалеет средств, чтобы избавить сыновей от этой участи, я бы назвал в первую очередь Науруза, Ашхатху и Вивисвата. Это самые богатые люди нашего города.
   "А парень оказывается совсем не глуп", - подумал Коро Чубин и улыбнулся.
   - Скажи еще, Турсан Смышленый, на что я могу рассчитывать самое большее?
   - Самое большее? На чудо... Вас здесь не любят.
   "Ого, да он не прост".
   - Сардар, люди не понимают, зачем вы привели с собой сарматов. И им не по нраву ваш замысел поселить дикарей на наших землях.
   - Но вы ведь сами себя защитить не можете. Или не хотите.
   - Вы спрашивали меня об отношении отцов семейств, я вам ответил.
   Откровенные слова Турсана расстроили Коро Чубина. Во дворец шахриарты он въехал с понурым видом и на приеме с трудом заставил себя быть учтивым. Вкусил от всех блюд, испробовал все вина, вполуха послушал песенников. Но когда появились танцовщицы, терпение его закончилось, и он предложил:
   - Не пора ли, достопочтенные хозяева, поговорить о том, ради чего мы собрались?
   - Мы собрались, чтобы почтить нашего дорого гостя, - ответили ему.
   - Я тронут.
   - Не каждый день мы имеем удовольствие видеть сановников великого двора, тем более, личного друга самого шахин-шаха, - напомнил хозяин застолья шахриарта Нанидат.
   - Не знаю, как в славной столице Дарианы, я там не бывал, а у нас здесь принято встречать дорогих гостей со всем радушием, - заметил обрюзгший, толстощекий мужчина. - Законы гостеприимства в Согдиане ставятся превыше всего.
   - Достопочтенный Ашхатха, - вставил другой вельможа - худосочный, желчного вида старик, - в Дариане так же, как у нас и как в любом цивилизованном государстве: гость - это праздник в доме.
   - Об этом я и твержу, достопочтенный Вивисват, - ответил запальчиво толстощекий Ашхатха. - Мы устроили праздник в честь дорогого гостя, а он, как я вижу, не рад. Вот я и предположил, может, в Дариане принято не чтить гостей, а хулить? - Ашхатха обвел заплывшими глазами присутствующих. - Достопочтенный Науруз, - обратился он к чернобородому мужчине с лицом праведника, - вы бывали в Дариане не раз, скажите, чем потчуют там? Может, там не подают мяса, не признают сладостей, а вину предпочитают воду? Скажите, в чем мы прогадали? Или все дело в одних танцовщицах? У них в ходу худые бабы, так что ли?
   - Кухня дарианцев мало чем отличается от нашей, - ответил праведник Науруз. - Вино они ценят не меньше нашего. И так же, как и мы, худым предпочитают пышнотелых женщин. Я думаю причина плохого настроения славного сардара Коро Чубина в другом. Возможно, дурные вести? Вы еще не получили ответ на свой запрос из Агнипура ?
   Осведомленность согдийца удивила Коро Чубина.
   - Ответ не может прийти так скоро. Я ожидаю получить его к концу месяца.
   - Как справедливо заметил достопочтенный Ашхатха, - обратился праведник Науруз к присутствующим, - я частый гость в Дариане. Мои караваны ходят в Адату, Лор, Селевкию . Когда сам не вожу их, это проделывают мои старшины. На днях вернулся мой каравановожатый из Агнипура. Он сообщил, что вся армия царя Ануширвана и даже его личная гвардия выступили в поход и движутся к берегам Внутреннего моря.
   Никого кроме Коро Чубина эти слова не удивили. Толстый Ашхатха насупился и смотрел теперь на Коро Чубина с торжествующим видом. Желчный Вивисват тонко улыбнулся и развел руками, мол, чего было ждать от дарийцев. А шахриарта, вообще, ничем не выдал своих эмоций.
   - Царь царей желает отвоевать себе маленькое княжество омеретян. Вы не знали об этом?
   Коро чубин был ошеломлен новостью и не нашел чем ответить.
   - Это княжество сейчас, кажется, под властью Рума? - спросил Вивисват.
   - Зачем царю эта дыра?
   - Достопочтенный Ашхатха, нам ли судить дела царей? Но поговаривают, что все из-за того, что Ануширвана I увлекла другая дырка. Его нынешняя наложница омеретянка.
   - Позор, - заявил Ашхатха. - Допускать к ложу женщин этого племени все равно, что опуститься до скотоложства. И это тот, кто называет себя защитником веры, тот, кто должен служить образцом благонравия для своих подданных. Хорош образчик.
   Толстяк проговорил всю эту тираду, лежа на боку, подперев голову рукой. При этом ел дыню, облизывал пухлые губы и чавкал. "Нашелся праведник", - подумал Коро Чубин, глянув на него.
   - Мой старшина рассказал, что омеретяне в последнее время необычайно усилились в Агнипуре через эту самую наложницу, и то, что многие честные люди сейчас страдают от их засилья. В столице поговаривают, что и вы, достославный Коро Чубин, пострадали через то же.
   - Так вы изгнанник? - воскликнул шахриарта с деланным удивлением. - Какая жалость, потерять такое место при дворе, и это в ваши годы. Такого не пожелаешь сыну.
   Сын шахриарты в это время вошел в зал и объявил, что от достопочтенной Гаухар прибыл ее наперсник.
   - Добрый Жамбо! - воскликнул Ашхатха, перевалившись с одного бока на другой. - Вот кого не хватало, чтобы развеять скуку.
   - Вели впустить, - распорядился шахриарта.
   Двери распахнулись, но вместо Жамбо в них впорхнула босоногая девица, все одеяние которой составляла тонкая, блестящая накидка. В руках она держала бубен и пританцовывала под его удары. Достигнув середины зала, она встала топольком и запела песню о любви розы к пчелке, собирающей нектар.
   - Ва-ах, - простонал сладострастно Ашхатха, и взгляд его заплывших глаз, устремленных на плясунью, сделался кошачьим.
   - Прелестница, - вторя толстяку, протянул тощий Вивисват.
   Праведный Науруз ничем не выдал своих чувств, но и он смотрел на девушку в необычном наряде, не отрывая взгляда. А про Коро Чубина. кажется, забыли.
   Когда песня закончилась, в зал вошел высокий, дородный мужчина с черными, как смоль волосами, заплетенными в косицу. На какой-то миг он задержался в дверях, и Коро Чубин заметил, как чашница шахриарты, проходя мимо, успела что-то шепнуть ему на ухо. Мужчина в ответ кивнул головой. На лице у него была самодовольная улыбка.
   - Достопочтенная Гаухар, - объявил он приблизившись к высокому месту для пирующих, - не могла сама почтить присутствием ваше благородное собрание , и попросила меня передать ее дар славному воину блистательной Дарианы, - самодовольный мужчина остановил взгляд на Коро Чубине. - Меванча признана лучшей певуньей в наших краях. Она передается в ваше полное распоряжение на весь срок, пока вам будет угодно оставаться в Анахите.
   Певунья поклонилась и, семеня босыми ногами, приблизилась к Коро Чубину.
   Тощий Вивисват простонал, а толстый Ашхатха, мурлыча, проговорил:
   - У доброго Жамбо все птички хороши, но Меванча желанней всех. Любезный Жамбо, вы, кажется, обещали мне эту прелестницу.
   - Все лучшее у нас для дорого гостя, не так ли? - напомнил шахриарта. Его самого прелести Меванчи, похоже, совсем не трогали. - Любезный Жамбо нас общий друг, - сообщил он Коро Чубину. Он человек больших знаний и талантов. Увлекается науками и покровительствует искусствам. С его появлением жизнь в нашем городе стала куда приятней.
   У этого Жамбо было совершенно необычная внешность. Круглая голова, плоское лицо. На этом лице приплюснутый нос. Глаза волчьи, с холодком, веки короткие, и на них будто щетина коротенькие ресницы. Лица более приятного взору трудно было представить. И при этом он держался так самоуверенно и вел себя столь легко и непринужденно, словно был писанным красавцем. Да и все другие, как будто не замечали его уродства. Смотрели на него почти влюблено.
   "Чем и каким образом он их зачаровал? И вообще откуда он взялся этот Жамбо?"
   - Мы тут обсуждали текущие дела: политика, вопросы нравственности и все такое. Нашего гостя опечалили последние новости из Агнипура. Он об этом, похоже, ничего не знал.
   - Дорогой Науруз, вы-то всегда все узнаете первым и любите козырнуть осведомленностью. Могли бы придержать дурные новости на потом. Гостя принято развлекать, а не расстраивать.
   - Добрый Жамбо, ваша предупредительность и добродушие также хорошо известны, - это заявил Ашхатха, снова перевалившись с бока на бок. - Но достопочтенный Науруз ни в чем не виноват. Наш гость, как говорится, сам напросился.
   Жамбо поморщился, словно ему в рот залетела муха.
   - Мы наслаждались танцами, когда сардар Коро Чубин пожелал поговорить о делах, - сообщил Вивисват, поглядывая на Меванчу, пристроившуюся в ногах у Коро Чубина и потянувшуюся в эту минуту за виноградом. - Разве мы могли отказать нашему гостю?
   - И какие дела вы обсуждали?
   - Дарийские, - ответил шахриарта.
   Ашхатха снова заерзал, не зная, как уложить свое тучное тело.
   - А по мне, так и обсуждать было нечего. По моему убеждению, Дариана не та страна, на которую можно положиться. Вот скажите, добрый Жамбо, разве это справедливо, что мы выплачиваем на содержание дарийской армии немалые деньги, а в Агнипуре о нас и слышать не хотят?
   - Это меня не касается, - ответил Жамбо, сделав небрежный жест. Он разулся и удобно устроился напротив Коро Чубина. - Я здесь чужестранец и, вообще, стараюсь держаться подальше от политики.
   - И все-таки, - проявил настырность Ашхатха, - разве не должен царь защищать своих подданных? Разве не полагается ему направлять свои войска туда, где нависла угроза?
   - У нас говорят: на царя надейся, а лошадь держи наготове. И о какой угрозе вы говорите?
   - В самом деле, - спохватился шахриарта, - разве нам что-то угрожает?
   - Достопочтенный Ашхатха выражался фигурально, - вступился за толстяка Науруз. - Нам, безусловно, ничто не угрожает.
   - Возможно, наш друг имел ввиду разбойников? - предположил Жамбо.
   - Ну, какая это угроза, - отмахнулся шахриарта. - С разбойниками мы можем справиться сами. Зачем нам для этого армия царя?
   - А вы как считается? - обратился Жамбо к Коро Чубину. - А то мы все болтаем, а гость и слова не сказал, - он в непринужденной позе развалился на подушках и посмотрел на гостя волчьими глазами.
   Под его взглядом Коро Чубину сделалось не по себе. Он и до появления чужестранца чувствовал себя не с своей тарелке - согдийцы его затерли, и вправду слова не давали вставить, а тут стало и того хуже. Тоска закралась в сердце.
   - Я считаю, что в горах обосновались вовсе не разбойники.
   - А кто?
   - Мне это неизвестно. Но я знаю точно, что разбойники крепостей не ставят.
   - Крепости? - Жамбо усмехнулся. - Какие же это крепости? Вы действительно ничего не знаете, - он дал знак чашнице наполнить чаши винами.
   "Странная девица, - подумал Коро Чубин о чашнице. - То исчезает, то снова появляется. Совершенно неуловимая".
   - В тех краях, откуда я приехал, - продолжил Жамбо, когда чаши наполнились, и девица снова испарилась, - пастухи и землепашцы всюду, где селятся, возводят вокруг своих стоянок стены. Так у них проявляется привычка к обороне.
   - Вы хотите сказать, что в горах поселились пастухи?
   - Я хочу сказать, что согласен с вами. В горах вовсе не разбойники. Там несчастный народ, который пришел сюда в поисках спокойной жизни.
   - Откуда он пришел?
   - Несложно догадаться. Из-за гор.
   - Из Хинда? Но разве в Хинде живут белобрысые люди?
   - Кто там только ни живет. У вас, как и у большинства людей неверные представления о Хинде и о мире в целом. Это от того, что большинство людей мало путешествовало.
   - А вы?
   - Я путешественник. Я песчинка гонимая ветром.
   - Вы много путешествовали, многое видели, вы человек по всему опытный, и при всем при этом не видите угрозы, которая нависла над Согдом. Или не хотите видеть?
   - Я не государственный муж, - ответил Жамбо, - и не умею мыслить в государственных масштабах. А для себя лично я, и вправду, не нахожу ничего опасного. Если бы было иначе, меня бы здесь давно и след простыл. Нашел бы место поспокойней.
   - Согд держится на торговле, - напомнил Коро Чубин. - Кто бы ни засел в горах, пастухи или землепашцы, но из-за них из Хинда перестали приходить караваны. Почему вы все делаете вид, что это ничего не значит? Почему вы сидите сложа руки, будто ничего не происходит?
   - А что вы предлагаете?
   - Собрать войско. Я возглавлю его и очищу горы.
   Вначале никто ничего не сказал, все, молча, смотрели на Коро Чубина так, будто он сморозил глупость. Когда пауза сделалась совершенно неприличной, взял слово шахриарта.
   - Вы рассуждаете, как человек военный, и по молодости лет мечтаете о подвигах. Что, впрочем, неудивительно. Но мы-то люди другого склада. Мы здесь, если не по роду занятий, то по складу мыслей, все больше земледельцы, купцы и ремесленники. Мы мирные люди и рассуждаем соответственно. Если можно добиться цели, не прибегая к оружию, то мы за него никогда не возьмемся. К тому же содержание войска сопряжено с расходами, причем немалыми. А зачем нам тратиться, если можно обойтись вовсе без войска.
   - Каким образом?
   - Путем переговоров.
   - С разбойниками?
   - Вы сами утверждали, что разбойников не существует. Хотя, какое это имеет значение? Главное мы добились своего. Вы справедливо заметили, что мы согдийцы живем торговлей. И нас само собой сильно огорчал тот факт, что из Хинда перестали поступать товары. Вначале мы хотели послать посла в Дариану и просить царя о помощи. А потом подумали: стоит ли беспокоить шихин-шаха, у которого и без нас полно забот, такими пустяками. И тогда мы решили задачу так, как мы умеем - путем переговоров. Наш добрый друг Жамбо верно заметил: белобрысые люди, засевшие в горах, по сути несчастный народ. Когда мы снеслись с ними, выяснилось, что они не помышляют ни о чем другом, как только о прибежище для себя, своих жен и детей. Их главари с радостью пошли на все наши условия. За земли в горах они согласились не только пропускать караваны, но и обеспечивать их безопасность. Так что мы добились своего вовсе без крови и в сущности без затрат, так как горные пастбища для ничего не стоят.
   - Другими словами, - закончил за шахриарту толстяк Ашхатха, - мы не нуждаемся в услугах войска, тем более такого малочисленного. Так что дарийскому полковнику придется подыскать для своих дикарей сарматов другое место - наши горы заняты.
   - Зачем же так грубо, - вмешался в разговор праведный Науруз. - Сардар Коро Чубин может оставаться в Анахите сколько ему захочется. Он наш гость, не стоит забывать об этом.
   Коро Чубин обвел согдийцев взглядом. Шахриарта напустил на себя невинный вид, Ашхатха злорадствовал, Науруз казался смущенным, а Жамбо смотрел на него с любопытством, будто ждал чего он скажет. Одному Вивисвату не было до Коро Чубина никакого дела. Он придвинулся к певунье Меванче и со стариковской галантностью принялся потчевать ее сладостями и винами. В эту минуту он как раз шепнул ей что-то на ухо, и та звонко засмеялась.
   - Вы совершаете большую ошибку, - сказал Коро чубин, главным образом шахриарте. - С севера и запада надвигается беда большая, чем та. о которой мы говорили. Неведомый воинственный народ согнал со своих земель сарматов. Не сегодня, так завтра возьмется за массагетов. И когда разделается с ними, вторгнется в Согдиану. И что вы тогда будете делать без войска? Опять договариваться?
   Шахриарта, на которого был устремлен взгляд Коро Чубина, развел руками.
   - Придется. Ведь шахин-шаху не до нас. Его армия занята более важными делами.
   - Не думаю, что вам удастся договориться с телегами и китаями. Кстати, откуда вы, Жамбо?
   Наперсник достопочтенной Гаухар, кажется, не ждал такого вопроса.
   - О, - проговорил он, на секунду замешкавшись, - я и сам не знаю. Порой мне кажется, что я повсюду, - заявил он с таинственным видом. - Часть меня принадлежит одной стране, другая часть - второй, и таким образом я являюсь принадлежностью всего мира. Я человек без родины и без знамени.
   - Наш друг Жамбо проповедник хиндустанской веры, - сообщил шахриарта, чтобы внести ясность.
   - Он выражался фигурально, - добавил от себя Науруз.
   - В их учении есть представление о множественности жизней. Возможно, наш друг хотел сказать об этом.
   - Не морочьте голову нашему гостю, - потребовал хиндустанский проповедник, совершенно оправившись. - Вы сами ничего не смыслите в реинкарнации. В этом, вообще, никто ничего не смыслит. Давайте лучше выпьем, - чашницы не оказалось под рукой, и Жамбо сам разлил вино. - Я предлагаю тост за здоровье царя царей, достославного Ануширвана Первого!
   Все подняли чаши.
   - До дна, - потребовал Жамбо.
   Коро Чубин только пригубил вино и поставил чашу на место. Жамбо, заметив это, сощурил и без того узкие глаза, но ничего не сказал. А злорадный Ашхатха съерничал:
   - Видно, мы больше печемся о здравии царя, чем его военачальник.
   - Оставьте Коро Чубина в покое, - потребовал Жамбо. - Он пьет столько, сколько считает нужным. У всякого человека своя мерка. Друг мой, - обратился он к дарийцу, - мне очень жаль, что нам не удалось развеять ваши сомненья. И жаль вдвойне, что судьба не свела меня с вами раньше, при обстоятельствах более благоприятных для установления дружбы. Я от всего сердца желал бы стать другом для такого достойного человека.
   Коро Чубин поспешно вскочил, чувствуя, что сейчас последует предложение дружбы.
   - И мне очень жаль, - выпалил он. - С радостью продолжил бы с вами беседу, но дела службы принуждают меня покинуть ваше общество. Думаю, для продолжения знакомства еще представится случай.
   - Какая служба? - удивился Жамбо. - Уже далеко за полночь.
   - Тем более мне следует быть в расположении вверенных мне сил. Уважаемые хозяева, - Коро Чубин повернулся к шахриарте, - примите от меня слова признательности и благодарности и позвольте откланяться.
   Шахриарта благосклонно качнул головой, а Ашхатха напутствовал:
   - Вольному воля.
   Коро Чубин с поклоном развернулся и направился к двери.
   - А подарок? - крикнул ему в спину Жамбо.
   Коро Чубин остановился
   - Сожалею, - сказал он, оглянувшись. - Но я не могу принять подарка. Мне как человеку служивому запрещено принимать подношения, - объяснил он свою позицию. - Это может быть расценено, как взятка.
   - О чем вы говорите? - выразил изумление Жамбо. - Я же не предлагаю золото.
   Певунья лениво поднялась с места, не зная следовать ей за Коро Чубином или нет.
   Ашхатха ухмыльнулся.
   - Меванча ценнее золота.
   - И тем не менее, - Коро Чубин поклонился и решительно вышел в двери.
   У ворот дожидался сын шахриарты.
   - Сардар, - воскликнул он, завидев Коро Чубина, - позвольте мне проводить вас.
   - Ни к чему это, - отказался тот, запрыгивая на подведенную лошадь.
   Соловая юноши была наготове, и он уже вставил ногу в стремя. чтобы сесть в ее седло.
   - Я сказал, не стоит! - остановил его Коро Чубин.
   - Сардар, - взмолился юноша, - я только хотел сказать. что не согласен со своим отцом. Я готов вступить в ваше войско!
   - Приезжайте завтра в лагерь, тогда и поговорим. А сейчас я хочу одного, чтобы меня оставили в покое!
   Коро Чубин тряхнул поводьями, и караковый жеребчик, чувствуя настроение наездника, взял с места в карьер.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"