Когда мы вышли из радиофизического корпуса, уже успело стемнеть. Порывистый апрельский ветер хлестал по лицу мелкими, не по-весеннему холодными и колючими каплями дождя, пронизывал насквозь промозглой сыростью и леденящим холодом.
- Ну и колотун! - поежился Феклушин. - А топить уже перестали. У нас, как всегда, руководствуются не умом, а... хрен знает чем!
- Зачем же так грубо, Александр Степанович? Ты бы спросил у Элеоноры Спиридоновны. Она бы тебе как дважды два разъяснила, что партия приказала нам экономить топливо для нашего же блага. А ты вот - несознательный элемент, прокравшийся к истокам воспитания молодежи. Подрываешь политику партии! - назидательно произнес Кусков.
- Слушай, Виталя! Не нуди на букву "эм" по нотам! Она меня в стенах института заколебала своей партийной демагогией, а ты еще здесь гундишь. Лучше бы ты в интересах поддержания стабильности учебного процесса посоветовал, как нам согреться. А то, неровен час, заболеем. Учебный процесс нарушится - как же тогда с политикой партии в области гармоничного развития личности человека нового типа?
- Истинные слова глаголеши, отрок мой! - многозначительно произнес Кусков, поднявши вверх указательный палец. - Как раз и лелею мысль сию. В нашем старом гандэлыке - подойдет? И близко, и цены подходящие для нашего брата-преподавателя.
Феклушин потер уже успевшие замерзнуть руки.
- Гениальный ты человек, Виталий Никитич. И я того же мнения. Гена, а ты как? С нами или домой - к жене и детям?
- Пожалуй, с вами. Ведь я тоже замерз и не хочу идти против политики партии в области этого самого развития личности.
- Ну, тогда у нас полный комплект "на троих". Притом идеологически выдержанный. Интересно, а почему так называют - "гэндэлык"? - полюбопытствовал Феклушин.
- Да не все ль равно? Пусть как угодно называют. Лишь бы он был открыт и не было очереди, - прохрипел Кусков и закашлялся.
- Гандель - по-немецки "торговля", - вклинился я.
- А почему же тогда Шорина мне говорит: "Опять ты гандель устроил"!
- Ведешь себя, как на базаре! - сказал Кусков, открывая дверь "забегаловки".
В кафе было накурено, но немноголюдно. У стойки компания из трех человек решала, чего сколько брать.
- А мы как этот вопрос решим? - поинтересовался Кусков?
- Как обычно - по сто грамм и по бутербродику. Возражения есть? - Феклушин посмотрел по очереди в глаза Кускову и мне.
- По сто грамм водки, что ли? А может, по коньячку? - спросил я.
- По коньячку, оно бы, конечно, не мешало. Посмотрим, как у нас с финансами. - Кусков достал записную книжку и вынул из-под суперобложки десятку. - Так, у меня возражений нет. Ваше желание - и проблема решена. Так как, товарищи преподаватели? По соточке коньячку, по лимончику и конфетке - принимается?
- Годится, - согласился Феклушин.
Я, разумеется, присоединился к большинству.
- Заметано! - заключил Кусков и обратился к буфетчице. - Зиночка, золотце! Нам по сто грамм коньячку и как обычно.
Зиночка работала виртуозно. Через полминуты перед нами стояли три бокала с коньяком, на края которых были разрезами насажены кружочки лимона.
- Берите, - сказал Кусков, - и занимайте места. Я рассчитаюсь. Зиночка, сколько с меня с учетом кредита?
- Конфеты не забудьте, - сказала Зиночка, подбивая бабки.
Мы облюбовали столик у окна и стали ждать Виталия. Любопытный Феклушин осмотрелся по сторонам.
- Смотри-ка, Гена, заведение явно процветает. Какие плотные шторы повесили!
- Старые-то чем плохие были? - спросил я.
- Это чтобы с улицы не была видна эта гнусная картина, - ответил подошедший Кусков. - Здесь ведь по улице и люди, и трамваи ходят. Зачем же все это напоказ выставлять?
Он сделал жест рукой, и я невольно окинул взглядом помещение. Около соседнего столика стояли мужики, которые впереди нас брали водку. Лицо одного из них мне показалось знакомым. "Где же я видел этого дородного усача"? - напрягал я память, но никак не мог вспомнить. Усач на меня тоже посмотрел и кивнул, как старому приятелю. Пришлось кивнуть в ответ. "Что же делать? Сейчас подойдет, заговорит, а я даже не помню, где и когда его видел".
- Ну, за что пьем? - Кусков улыбнулся своей добродушной улыбкой во всю полноту щек.
- За согрев! - не задумываясь ответил Феклушин и поднял бокал.
Мы чокнулись и отхлебнули по глотку. Обжигающая жидкость приятным теплом стала расползаться по всему телу. Феклушин морщился, жуя лимон, а Кусков надкусил конфету и положил остаток на блюдечко. Привычным движением большого пальца он поправил очки на переносице и снова улыбнулся.
- Что, Гена, задолбал тебя Ампиров поручениями? С чего это вдруг? Ты ведь у него до этого в фаворе был. Чем же ты его за живое зацепил, а? Это явно не просто так, верно?
- Верно, Виталя. Не понравилось ему, что я диссертацию ему вручил.
- Вот оно что! Ха-ха-ха-ха! - захохотал Кусков, а за ним и Феклушин.
- Не спросясь - и вдруг бац! Диссертацию на стол! Да ты что, рехнулся, что ли? Тут по договоренности, по плану его не уговоришь, а ты взял, да и положил. Ну и Гена! Вон Фекла у него в заочной аспирантуре. Так он из Феклуши все соки выжимает, пока даст согласие подписать очередной этап выполнения аспирантского плана! Как же это ты так жидко обкакался?
- Да я же считал, что ему только легче будет. Кого-то толкать нужно, чтобы в план укладывался. А тут без никаких для него хлопот, раз - и готовую диссертацию на стол. Пусть проверяет, критикует, что там не так. Пусть даст кому-то на рецензию. Я готов к любой критике. Мой неофициальный консультант из авиационного - доцент Горбань - так он сказал, что я тем самым облегчаю шефу жизнь, избавляю его от лишних хлопот. От него же требуют выпуска кандидатов, верно? В чем он, скажи, не прав?
- Да в том, что вы со своим Горбанем подходите к шефу с категориями нормальных людей! А это же Ампиров, понимаешь?
- Не понимаю. Поясните.
- Вот те на! Ха-ха-ха! До сих пор шефа не раскусил! Ха-ха-ха! Ой, я не могу! Ха-ха-ха! Ну и Геннадий Алексеевич! Уморил ты нас с Виталий Никитичем, ей-Богу! Ха-ха-ха-ха! - от души хохотал Феклушин, сжав руки в кулаки и потрясая ими над столом. При этом он, деланно щурясь, отчаянно мотал головой из стороны в сторону.
Кусков внезапно посерьезнел.
- Гена, разрешение защититься - это валюта Ампирова. Он ею скупо платит тем, кто горбатится на него день и ночь. Как морковка для осла, понял? Ну и наивняк! - он допил коньяк и затолкал в рот остаток лимона.
Я сделал то же самое.
- Что, ребята, еще по пятьдесят? - предложил Феклушин.
- Можно, - согласился Кусков.
- Я - пас, - отказался я. - Не понимаю, разве я на него не горбатился целых три года? Не ездил по экспедициям? Не делал аппаратуру? Не печатал статьи, включая профессора в соавторы? Да я же за три года в отпуске-то всего две недели был!
Кусков снова улыбнулся, снял очки и начал старательно протирать стекла кусочком замши.
- Ты, Гена, горбатился не на него. Ты пахал на себя. По крайней мере, Ампиров убежден именно в этом. Вот если бы ты у него спросил разрешения, уведомил заранее о своих планах научного роста! Тогда бы он подкинул тебе работенку покруче. Он бы тебе такой план составил, что ты был бы не в состоянии его выполнить и за двойной срок. Тогда бы он тебя сто раз обгадил перед всеми, составил бы новый точно такой же. А то, глядишь, и того круче. И гнобил бы тебя столько, сколько ты смог бы терпеть. А потом еще подумал бы, выпускать тебя или нет. Вон, посмотри на Нерубенко. Как он его в хвост и в гриву! Но тот в этом году защитится, потому что Нерубенко должен еще делать новый автомат для ветровых измерений. Ты же у него шунтирован Стратоновым. Вы с ним полностью взаимозаменяемы. И раз так, он будет играть и тобой, и Викентием - кто кого! Пока один из вас не сломается. Тогда второй, если еще не потеряет силы, останется в единственном числе. Да и то еще бабушка надвое сказала, согласится ли Ампиров после этого.
- Ну, Виталя, я пойду за второй порцией, - не унимался Феклушин.
- Да погоди же ты! Не так скоро. Гена, ты меня понял?
- Нерубенко рассуждает примерно так же, как ты. Но я был убежден, что это у них личные счеты.
- Теперь и у тебя будут личные. У меня тоже к нему личные претензии того же плана. Ты ведь слышал на отчетном заседании, как он грозился выгнать меня из этой самой заочной аспирантуры. И на кой хер я в эту кабалу влез?!
- Добрый вечер, ребята! Можно вас угостить?
Я поднял голову и увидел возле нашего столика того самого лихого усача. Он курил сигарету и добродушно улыбался.
"Вот, черт! - досадовал я. - Тут как раз такой разговор"!
- Вы меня помните? Я Иван Тугун, был прорабом на строительстве радиофизического корпуса вашего института. Теперь вспомнили? Слышу, вы тут Ампирова поминаете "незлим тихим словом". И захотелось мне с вами поболтать немного. Но если вы против, я, конечно, пойду.
- Давайте к нам, Иван, - гостеприимно ответил Кусков и поправил очки все тем же жестом.
Они с Феклушиным расступились, и Тугун стал между ними.
- Вы, я вижу, по коньячку ударяете? Еще по сто, верно? Я плачу.
Он подошел к стойке и тихо обратился к буфетчице.
- Мне достаточно, - сказал я.
- Нет-нет, он тоже будет! - поспешил поправить меня Феклушин.
Я попытался, было, возразить, но Кусков тихо шепнул:
- Гена, не выступай. Не хочешь - не пей. Потом отдашь нам с Феклой. Понял?
Мне оставалось только кивнуть.
- Ему тоже, Иван! - сказал Кусков.
Основательно разогретый коньяком и обескураженный словами Кускова, я стоял и лихорадочно перебирал в уме все, что мне только что сказал Виталя. Я не мог поверить, что он не разыгрывает меня. Ведь он был у нас первым мастером по части розыгрышей. То, что я услышал, никак не походило на руководство наукой. Скорее на какой-то бандитизм. Разве так может быть? Мысли путались, наползали одна на другую, тонули во хмелю и табачном дыму.
Подошел Тугун и поставил перед нами по бокалу коньяка, тарелочку с нарезанным лимончиком и блюдце с горкой шоколадного лома.
- Берите, ребята. Угощайтесь. Я сегодня премию получил. Это не то, что у вашего шефа. Тут люди дела. Сказано - сделано. Как договорились.
Мы взяли бокалы и чокнулись.
- Ваше здоровьице, ребята!
- За Ваше здоровье и благополучие, Иван! - Виталя отхлебнул полновесный глоток коньяка и поставил бокал. Расстегнув воротник рубахи, он запихнул в рот солидную порцию шоколада.
- Можно, я буду на "ты"? - спросил Тугун.
- Валяй, Ваня! - согласился Кусков.
- Годится, - поддержал его уже основательно захмелевший Феклушин.
- Вот смотрю я, мужики... - начал было Тугун. - Простите, я забыл, как кого из вас зовут.
- Меня - Гена. А это - Виталий и Саша.
- Так вот, Гена, я не перестаю удивляться вашему шефу.
- Это почему же? - поинтересовался Кусков.
- Почему он так себя ведет?
- Что Вы имеете в виду? - полюбопытствовал Феклушин.
- Саша, мы же договорились на "ты". А то мне будет неловко продолжать такую живую беседу.
- Ну, Вы же старше меня, неудобно как-то, - оправдывался Феклушин.
- Неудобно, Саня, только спать на потолке - одеяло спадает. Да мне на стройке каждый сопляк говорит "ты"! Там у нас публика разношерстная. А тут ученые люди, преподаватели. Сочту за честь.
- Брось ты, Ваня! Какие там ученые! Такие же инженеры, как и ты, - возразил Кусков.
- Ну, уж, Виталий! Я-то в людях разбираюсь. Только вот вашего шефа вовремя не расшифровал. Относился к нему, как к уважаемому человеку. Профессор ведь! А он - сами знаете, кем оказался. Помните тот случай? С ящиком коньяка?! Гена, я вижу, помнит.
Кусков и Феклушин переглянулись.
- Как же тут не запомнить! Да этот случай у нас анекдотом ходит! - сказал раскрасневшийся Кусков, срываясь на крик. Он уже тоже явно начал пьянеть.
- Так вот, у меня на стройке, как я только что сказал, работают люди самые разные. И бывшие зеки, в том числе. Но я со всеми нахожу общий язык. Вы меня понимаете?
- Конечно, - Кусков открыл пачку сигарет и протянул ее поочередно Тугуну, мне и Феклушину.
- Так от них я знаю одну зековскую игру - "на гудок". Слышали о такой?
- Нет, - ответил я.
- И я нет, - меланхолично произнес Кусков.
Феклушин отрицательно покачал головой.
- Это когда зек со стажем новичка втягивает в игру. В карты, шахматы, шашки - все равно. "На гудок" - это значит, кто проиграет, того выигравший "опускает" на глазах у всей камеры. Понятно?
- Как это - "опускает"? Куда? - поинтересовался Феклушин, затягиваясь клубом сигаретного дыма.
- Ну, при всех его... того..., ну, в задницу! Понял? - горячился вспотевший Кусков.
- Совершенно верно, Виталик! Так вот, новичка подбивают играть. Он старается, пыжится, играет! Если проигрывает новичок - исход известен. Как договорились. Проигравшего делают "петухом". Ну, каждый, кто пожелает, может его... того...
- Понятно, Ваня. Ну и что? - Кусков расстегнул пальто и пиджак.
- А то, Виталик, что если проиграет затеявший эту канитель зек со стажем, то он под смех обитателей камеры вручает новичку заранее приготовленную газету "Гудок"! Знаете такую?
- Понятно, Иван, - сказал я, - там законы суровые.
- Да я не о том, Гена. Ведь ваш профессор поступил точно так же, как зек, протягивающий эту самую газету - "Гудок"!
- Верно, - подтвердил Виталий. - Что, допьем?
Я разлил свой коньяк по их бокалам. Иван прикрыл свой ладонью.
- Мне достаточно. Мы с ребятами уже солидно обмыли нашу премию. Так вот, я удивляюсь, как это так может быть? Профессор, заведующий кафедрой, ученый с мировым именем - и вдруг использует в своей практике дешевые уголовные трюки! Как зек! Притом просто заурядный зек, а не пахан, даже самого низкого ранга! А с нашей премией? Это ведь, по сути, опять тот же трюк!
- Говорят, он во время войны командовал подразделением штрафников. Видимо там, среди зековского контингента, он этого и набрался, - с важным видом заключил Кусков.
- Вряд ли, Виталий. Гадости там терпели до первого боя. А потом - пулю в спину. Удивительный субъект этот ваш профессор. Уникум какой-то!
Все молчали. Мне почему-то было стыдно. Я чувствовал себя так, словно меня на глазах у публики раздели до гола.
- Не подумайте только, что я на него зол или в обиде.
- Врач на больных не обижается, - неудачно сострил Феклушин.
- Просто я удивляюсь этому. Диву даюсь, ребята! Хотите еще по сотке?
- Ни в коем случае! Домой пора! - ответил Кусков, растягивая слова, и начал застегивать пальто своими толстыми неуклюжими пальцами.
- Сами-то доедете? Вот - на такси возьмите, - он протянул три червонца.
- Что ты, Ваня! Мы в порядке. Конечно, под хмельком, но не настолько, чтобы не смогли добраться до дому, - возмутился Кусков, пытаясь поправить очки. У него это получилось только с третьего захода.
- Ну, тогда я с вами прощаюсь. Мне надо еще своих парней домой доставить. Как-никак, премия! А я прораб. Отвечаю за каждого.
Иван проводил нас до двери. Мы по очереди пожали ему руку и выпали в темную дождевую мглу.