Солнце клонилось к горизонту. Заканчивался знойный августовский день. Все съестное, которым снабдили нас родители, провожая утром на пляж, было съедено еще в обед. Изнывая от голода и усталости, мы всей компанией кое-как дотащились до причала и стали в очередь на посадку, чтобы переправиться на левый берег Днепра.
Через полчаса томительного ожидания мы, с трудом переставляя ноги, взошли, наконец, на борт речного трамвая и заняли места почти у самой кормы. Надрывно завыла сирена, молодцеватый матрос проворно убрал трап, отдал швартовы и поднял руку, сообщая капитану, что можно отчаливать. Переполненный катер медленно отвалил от пляжного причала и, развернувшись, взял курс к левому берегу Днепра.
Вся наша компания оказалась под прямыми лучами палящего солнца, от которого мы успели за целый день основательно устать.
Мы с одноклассниками плыли на речном трамвае.
Кто-то запел песню. Я подтянул:
- Здесь, под небом чужим, Я - как гость нежеланный, Слышу крик журавлей, Улетающих вдаль. Сердце бьётся сильней, Вижу птиц караваны, В голубые края Провожаю их я. Вот всё ближе они И всё громче рыданья, Словно скорбную весть Мне они принесли. Из какого же вы, Из далёкого края Прилетели сюда На ночлег, журавли? Холод, сумрак, туман, Непогода и слякоть... Вид унылых полей И печальной земли... Ах, как сердце болит, Как мне хочется плакать! Перестаньте рыдать Надо мной, журавли!
- Как это - рыдать? - возмутился Усенко.
- А как же - ответил я, - Лещенко так и поет: перестаньте рыдать надо мной, журавли.
- Да ты что, ха-ха-ха! Не рыдать, а летать! Разве могут журавли рыдать?!
- А ты прислушайся. Он поет "рыдать", - возразил я.
- Давай у Орешина спросим. Юра, как Лещенко поет, "перестаньте летать" или, как Генка говорит, - "перестаньте рыдать надо мной, журавли"?
- Конечно же - летать. Как это журавли могут рыдать?
- Это же метафора, дурьи головы!
- Ладно тебе, Генка! Начитался учебников, наслушался учителей, как истинный отличник, да и суешь нам эти словечки. Скажи еще метафора, сравнение, аллегория, антитеза, синонимы, антонимы! Сам подумай, прежде чем поучать других. Не могут журавли рыдать, понял?
Я апеллировал еще к нескольким однокашникам. Но все, словно сговорившись, повторяли: "Разве могут журавли рыдать? Летать, он поет!"
***
В санатории "Холодная Балка". Мы формировали футбольные команды, по возможности одинакового потенциала. Для этого использовался старый отработанный прием: каждый подбирал себе напарника примерно равного себе по уровню футбольной игры, они отходили в сторонку и "наговаривались". Термин "наговариваться" означал тайком назваться только им известными условными именами. Например, один называется яблоком, а другой - грушей. Потом "наговорщики" в обнимку подходили к будущим капитанам команд, которые по очереди проводили "допрос". По ритуалу подошедшие "наговорщики" спрашивали:
- Матка-матка, чей допрос? Кому в рыло, кому в нос?
- Мой, - отвечал один из капитанов.
- Что тебе лучше, яблоко или груша?
- Груша, - отвечал капитан, имевший право "допроса".
И в его команду попадал "наговорщик", назвавшийся грушей. Право "допрашивать" следующую пару "наговорщиков" переходило к другому капитану и так до тех пор, пока не распределялись все игроки по командам.
Случилось мне быть капитаном одной из команд.
- Матка-матка, чей допрос? Кому в рыло, кому в нос? - спросили наговорщики.
- Мой, - ответил я.
- Что тебе лучше, паровоз или машина? - спросил "наговорщик".
- Паровоз, - ответил я, и в мою команду попал Олег Сергеич.
- Между прочим, - сказал я, - паровоз - это тоже машина. Паровая машина. И тот, кто водит паровоз, называется "машинист".
Х:
- Ну и что же, что машинист. А паровоз никакая не машина. Он поезд!
Я:
- Поезд - это паровоз вместе с вагонами.
Ч:
- То - состав! А паровоз - это не машина, а поезд!
Я (начинаю кипятиться):
- Да, и состав он называется, и поезд. А паровоз - это машина! Вот идет У. Давай у него спросим.
Подходит У.
Х:
- Генка говорит, что паровоз - машина. А я говорю - поезд. Верно?
Y (утвердительно кивает головой):
- Угу. Поезд.
Я:
- Да нет же. Один паровоз - машина!
У:
- Не-а! Поезд!
Я:
- Давайте спросим у Z. Он старше и знает. Z! Я говорю, что паровоз - машина, а они - поезд. Скажи, паровоз - машина?
Z (отрицательно вертит головой):
- Не-а. Поезд.
С тех пор, как только я сталкивался с отрицанием общеизвестного, мне из глубины детских лет слышалось упрямое: "Не-а! Поезд!"
С тех пор, как только я сталкивался с отрицанием общеизвестного, в моей голове звучало упрямое: "Разве могут журавли рыдать?" или: "Не-а! Поезд!"