- Не знаю чего тут говорить, когда такие происходят обстоятельства, что не знаешь уже чего сказать, и все время начинаешь задумываться над этими обстоятельствами еще больше, а они, в свою очередь, как ни хотелось бы им самим остановится и остепенится по своему практическому существу - по своему практическому существу ни коим образом не остепеняются и не останавливаются, и происходят по той же выбранной, будто раз навсегда, траектории движения, по которой решили происходить с самого начала. Можно спросить - какие такие обстоятельства происходят, что нельзя их, в сущности, определить по всем направлениям и со всеми выходящими оттуда парадоксами и закономерностями, когда у нас, казалось бы, есть все чрезвычайно важные и выведенные непосильным трудом правила, следуя которым должна существовать в их рассмотрении четкая и разносторонняя объективность, которую, ведь, не возьмешь за хобот и просто так не выкинешь в глубокую яму, и которая для того и "объективность", что уже своим объемом активности в вопросах мудреных и до конца еще не отвеченных, позволяет надеяться на то, что ничего уже вокруг нее никогда не станет субъективным и однополярным. Лемон Варанюк так и сказал об этом: "Не может такого быть!"
- Это не тот Лемон Варанюк, который обескуражил недавно городскую администрацию шокирующим заявлением, что намерен первым, в отличии от все остальных (и, наверное, именно для того, чтобы все остальные уже никогда не стали "первыми"), подписаться на газету Перпетимуса?
- Да, тот самый. Левый ботинок Шестикоса Валундра так же совершенно согласен с ним на счет объективности и всегда был ярым противником подобной узости во взглядах. Но, не смотря на это, те обстоятельства, которые раньше всегда встречались на ряду со многими повторениями и отождествлениями и на ряду с тем градусом ответственности перед самими случайностями, ни на минуту не перестают случаться по той же траектории движения, по которой случались раньше. А ведь раньше они, можно сказать, встречались еще и с большей, а далеко не с меньшей, периодичностью повторений и имели место быть после такой периодичности другие всевозможные и разные разности и откровенности, каких не только нигде не встретишь по существу их влияния на окружающую обстановку, но которых объективность так же не всегда возможно усмотреть и с какой-либо вероятностью утверждать, что их не было. Обстоятельства, ведь, они всегда какими-нибудь бывают.
- Но...
- Бывают, бывают - не спорьте. "И в спорте тоже; и в Спарте были; и в торте даже" - вспомните каламбур. Ленточные конвейеры там всякие, дрянь всякая на заборах висит, хулемные и не достаточно криптированные птицы восторженно летают над чистой и глубокой равниной пролегающей как раз позади Обхоженной улицы, когда та огибает недостроенные везде окраины - везде, если присмотреться внимательно, объективность есть. А здесь, вдруг (опять, как видите - неожиданно), по всем существующим еще вчера направлениям и откровениям и с не меньшим, чем в прошлый раз апломбом ко всяческим неожиданным происшествиям, объективности, как видим, не стало, и совершенно не известно стало, где ее, ненаглядную, теперь искать. И все из-за чего?
- Чего?
- Да все из того же!..
- И все-таки...
- ... Пепитрика-летописца. Чего-то намудрил опять преждевременно; преждевременно опять не в тот котел происшествий залез; перепутал там чего-то важное, за чем-то внимательно там не досмотрел, и все гласные из слов за борт выбросил - остались одни согласные. И, поскольку, согласовывать эти согласные стало совершенно не с чем, получилась у него та самая, известная уже нам неоднократно, чушь несусветная, но которая, как знаем, являлась всегда тем базисом для тех самых нововведений в простую речь сложных и диких конструкций, благодаря которым никогда нельзя было точно выяснить - "да" или "нет", "может" или "не может", "вертится" или "на месте стоит". И потому он, Пепитрик-летописец, чтобы чушь эту скрыть, подвел, таки, стервец, под нее некую мудреную теорию, но когда его спросили "в чем эта теория состоит", посмотрел удивленно, как будто все это "такая очевидная и цельнометаллическая теория", что и сомнений не вызывает ее практическая производная. А когда начал объяснять всем собравшимся ее суть, тут даже поезд приехал послушать и дал два гудка в удивлении.
- Ну и какая у него теория то получилась? Ни масло ли маслено опять?
- Не-а. Или смотря как посмотреть. Если "масло" машинное, а "маслено" сливочное, то - в самый раз, а то и в два будет! А ведь он мог, вполне возможно, сюда еще и темперу пришить всеми нитками, а если находилось бы у него под рукой какое-нибудь уже совсем из ряда вон выходящее оборудование и нашлись бы тому противники, то мог пришить ведь и акварель! Ганс Фрюгер так и охарактеризовал его поступок: "Шельма". Это - правильная характеристика.
- И в чем состоит состав теории? В чем ее удивительная теоретическая составляющая?
- А вот в чем. Но прежде хочу сказать, что у теоретиков, как они утверждают, и в чем они сами навсегда уверены, есть всегда и обязательно и безусловно для каждой, мол, великолепной теории необыкновенно крепкая и прочная практическая целеустремленность, есть у них такая привычка под каждую мерзость аксиому за руку подводить. И даже не зависимо от того, что даже теоретически это выходит неисполнимо, выглядит смешно, а практически ломается сразу - все равно, и неукоснительно "все равно", присутствует в воздухе некое марево от жертвенного костра, некая животная спертость рефлекса, некий "мусс" в каноническом кубе, ну и конечно увенчено все это ореолом таинственности. И именно, потому, если глубоко не копая и далеко не идя и ничего не требуя, не особенно пытаться вдумываться "что" спереди, "что" сзади, и не особенно пытаться различать Чумкину гору от Границкой. пропасти, и вдобавок, не топорщась вспять, урозонить свои собственные претензии в поисках целосообразного решения поставленных задач, тогда и совершенно не важно становится - вялая ли это целеустремленность или резвая, лживая ли она или истинная - не в этом суть. Причем за вопросами "что" и "как", "возможно" или "не возможно", "слома" или "корова" мало кто из них задается простым, очевидным вопросом: "зачем?" и необходимо-нужно ли все это, в принципе? Потому, как суть подобных изысканий, глубинный состав их, кроется пиковым тузом совершенно из другой, посторонней колоды. И потому, не даром Шестикос Валундр всегда скептически и с паской относится к такому партнеру, который, сидя напротив, и во имя всеобщего и общевопиющего блага, и будучи с революционными, новаторскими мыслями под каблуком, могущими и впрямь поднять уровень пресловутой эксперементальной мнительности до состояния обещанной интуиции, - нет, нет, да и передернет. А сама программа действий теоретически проста, как звезда Сириус.
- Я, примерно, где-то уже, примерно, слышал о том, что теоретически очень гладко все выглядит и воочую и в розницу и наощупь. У Мерлуньи в магасине, как поглядишь - а там, да на прилавках, да на витрине, да в закормах, - а возьмешь - выльешь. Резоны только одни - знаем. А Лемон Варанюк, конечно, собака, удивил необыкновенно.
- Или, например, к примеру, воочую существует непосредственно такое предположение или "гипотеза", что меда нет потому, что пчелы виноваты.. Каким образом сделать так, чтобы данная гипотеза возымела место и стала жизнеустойчивой? Сделать ее актуальной. То есть, предпринять для начала некое действие, чтобы мед не откуда было собирать - выкосить поле. Вот и все - все требуемые действия, в частности,. Отсюда - выкосив одно "поле", появится другое "поле" для рассуждений, гипотез и теории, якобы способствующих (и опять - теоретически) нормализации ситуации и полностью соответствующая, якобы, настоящим насущным требованиям. Мудрено? И в тоже время - очень и очень просто. Потому в иных случаях, к примеру - медведю, весьма, казалось бы, заинтересованному в этом деле ,лицу, и знающему толк в процессе настоящего производства, попросту вообще не следует предпринимать никаких реальных действий - у него не всегда и не обязательно бывает эта "практическая целеустремленность" Потому, что иногда все должно происходить "само собой", и первое, что необходимо усвоить - надо просто не мешать, чтобы сделалось "само собой", то есть, - не мешать пчелам. Но тогда куда мы денем понятие "гипотеза"? Правильно понимаете - именно "туда" денем. "Там" ей и место.
- И после чего совершенно спокойно ничего не получается, даже эпизодически
- И не может получиться, ни в поле, и вообще - нигде. Или еще пример. Для того, чтобы из того самого "пришельца" сделать "Роту", надо разучить всякого благоразумия всякого благоразумного. То есть, разучить ворон летать. Тогда каждая "летающая" ворона, станет "белой". Долгим ли будет процесс "разучения" или коротким - по обстоятельствам. Зато результат будет весьма впечатляющим. (С нашей же откровенной стороны, чтобы все было понятно "без пришельцев", надо для начала сделать хотя бы так, чтобы верблюда некуда было привязывать - снять с забора ворота; верблюд пойдет по пустыне манну искать, придется пришельцу искать самого верблюда, и потому быстро не смоется; затем подробней расспросить его для чего он по воде ходил - досконально этот эпизод выяснить; затем, если ответ будет подробным, попросить объяснить покороче - а то больно запутано; и уже только затем предлагать чаи распивать).
- Ну и что такое на самом деле представляет из себя новая теория Пепитрика-летописца? .
- Берется, к примеру, некое видимое и рассматриваемое на виду положение или явление, но заранее не говорится о том, что положение это или явление имеет микроскопический, в сущности, вид, ввиду его истинного природного существа, ввиду его природной составляющей. И вот этот микроскопический вариант берут за основу и дают ему имя - допустим "кизим".
- Но ведь у Пипитрика-летописца нет никакого кизима - я точно знаю.
- Дело не в этом. Я говорю - предположим.
- А...
- Так вот. Берет он, значит, этот микроскопический кизим и самым беспардонным образом начинает всовывать его в такие, надо сказать, удивительные места, в такие дебри, что после, когда начинают его вытаскивать обратно, с ним чего-то такое там случается, что получается не кизим вовсе, а какой-нибудь самый невозможный, искусственно выращенный и никому не понятный репей. И для того, чтобы не выносить сор из помещения, чтобы не уличили его в подлоге истинных, не приблизительных данных относительно действительной сущности разбираемого предмета, он поначалу к репейнику прибавляет имя "кизим", получается у него "репейник-кизим", а уже после, в процессе теоретических выкладок и когда уже из печати выходят не какие-нибудь мелкие брошюры, а целые энциклопедические тома, потихоньку сначала перестанавливает местами слова, то есть "кизим-репейник", а в дальнейшем и вовсе от формулировки "репейник" позабывает. И получается у него так, что то место, куда он кизим засовывал, оказывается безопасным, благоприятном местом, со всеми его атмосферными характеристиками и пробой грунта. Или проще говоря, мы помещаем, к примеру, некий атом в коробку из-под того же торшера и утверждаем, что он будет вести себя точно так же, если мы поместим его, скажем, в карман. Потому, как само место стало принципиально не важно. К тому же, мало того, если оно, это место, находится еще и вообще бог знает где и нет никакой возможности понять его истинную, а не эпическую, "природу", то тогда все это выяснять становится - не принципиально трижды. Такие "заботы" попросту не предусмотрены. А между тем сам атом, посмотрев, куда его поместили, в какое место, иногда начинает такие неподражаемые па выдавать, такие танцевать истины, такую марш-польку выдувать из Музимбоик Щикина подзорной трубы, что Машмотита со своими вальсами совершенно не составит конкуренции.
- Понятно. Можете не продолжать. А скажите, зачем нам нужон стал чужой календарь? У нас ведь все прекрасно со своим обходились. После пятницы - понедельник; после мая - снегопад. Все понятно.
- Не правильный, в принципе, вопрос. Не "зачем", а "кому"? Пепитрику-летописцу.
- Скажите, почему у валенок теперь подошва резиновая?
- Опять - не "почему", а "для чего"? Для того, чтобы когда идете по 2-ой Фарватерной, она вас не слышала. То есть, у нее, у улице, к примеру, в этот момент времени, могут быть свои проблемы, например, с кротами, а тут вы идете. Представляете "куда", если вас не слышит дорога, можно прямолинейно придти? Потом - энергии там всяческие пропадают по чем зря, и не только до головы не доходят, но и до пяток. На Фарватерной есть такой камень в мостовой (75 от пересечения с Обхоженной), на который, если наступить босой ногой, напряжение получается такое, что голова в ведре начинает конвульсивным образом вибрировать - ток высокой частоты; сначала звучание одиночное - бум, бум, а после, если долго стоять, иногда даже мелодия великолепная выходит. Но вот если одеть резину (а где резина, там, следовательно, и пот), то тогда никакого звучания не будет слышно.
- Скажите, а у самолетов есть рельсы?
- Не сложный вопрос. Рейсы, я слыхал, - есть. Ну, а если есть рейсы, тогда и рельсы со шпалами из прочной древесины, видать, безусловно, тоже есть.
- Скажите, если критически задумать заранее пробежать ночью по центральной улице и никому не сказать предварительно о своем намерении, можно ли будет встретить кого-нибудь?
- Глупый вопрос. Ночью все спят. Потому, если никому не сказать предварительно - никого не встретите.
- Скажите, а сколько нужно набрать вольторамных присутствий в общую смесь интеллектуальной значимости в Кульпийско-Гогомайской отрешенности от личной неприязни к Кузгороду Амитеевичу, когда тот из дома не выходит, вплоть до истинного значения "мус"?
- Не знаю.
- Скажите, а какова значимость фактического дуновения ветра по отношению к цветным стеклышкам?
- Это, надо сказать, не менее актуальный вопрос, чем вопрос о параллелях. Здесь необходимо-нужно много говорить и рассказывать с самых что ни на есть начал округления движущейся стороны общих преобразований взгляда помноженного на суть высматривания и пористого левостороннего движения в связи с правосторонним сносом гармоничного отождествления с правосторонним движением на углу Сервяжной. Но при желании и в этих не сложных вопросах разобраться можно, можно сказать, досконально.
- Скажите, а если наступить на 76 камень улицы Обхоженной, будет ли чувствоваться тогда чудодейственная и великолепная вибрация?
- Чувствоваться может и будет, и не сказать, чтобы мало, но только не каждой наступившей на 76 камень подошве возможно будет ощутить данные перемены во впечатлениях.
- Скажите, а Машмотита вышла замуж за кого-нибудь или опять, собака, не вышла?
- Вышла.
- За кого?
- Когда из своего дома выходила - безусловно за Монторана Тырдычного (он как раз в этот момент времени у пруда гулял). А когда выходила однажды из дома самого Лифопа Камушкина и даже не думала никого встретить, тогда ей навстречу повстречался - я уж не знаю кто. Но кто-нибудь, наверное, обязательно, можно сказать, повстречался.
- Скажите, а для того, чтобы перпендикулярно знать какие можно штиблеты одевать и носить в плохую и не достаточно дождливую иже сухую погоду, а какие нельзя одевать иже носить, "что" в принципе, "какие" непосредственно и предварительно действия следует обязательно и безусловно практически предпринять? И если не предпринять никаких действий, то какими могут быть непредвиденные последствия, и чем, в конце концов, могут они закончится в законченном варианте Балбуды, и прямыми ли останутся швы?
- У вас сейчас было целых четыре вопроса. А троичность вопросов и плюс один, как знаете, всегда рассматриваются исключительно прямолинейным способом. А прямолинейность способов, как знаете, такова, что способности ярким образом и без пояснительных иллюстраций резко отличаются от возможностей вывести их на другой, более-менее иной черно-белый или фиолетово-зеленый спектр линейности. Следовательно, перпендикулярно здесь ничего не удастся выявить прямым выключением тумблера, и никаких явных преимуществ из ответов на эти вопросы не получится никогда преумножить. Но вы нисколько при этом не беспокойтесь до посинения - швы останутся, как были в мае, абсолютно ровными.
- Скажите, а зачем голова всегда и самым прекрасным образом остается обязательно круглая?
- Внутри движения по окружности всяческих столичных и межрегиональных мыслей и с помощью их рассуждений и ввиду прохождения этих мыслей сквозь насущные видимые материальные объекты и запахи (как, в частной позади-вперед идущей мгновенности 2-ой Фарватерной, так и во вселенском спиральном масштабе), округлость головы предопределяет собой "сознательный", а не "бессознательный" формат настоящей действительности (Хавотский Шмот-Дульский формат). И потому голова ни в каком удобном для нас случае никогда не станет иной и не может даже таковой показаться. Да и где вы видели повсюду непосредственно глядя вокруг, чтобы были вокруг квадратные ведра?
- Скажите "Градус Гульпертинг" это что такое?
- "Градус Гульпертинг" это такая высокая степень вероятности, когда ничего больше не нужно.
А скажите - что такое - "конечная станция"? Вот вы в начале сказали - "конечная станция", а ничего не объяснили. Какая это - конечная?
- Да никакая! Самая обыкновенная. Едешь, едешь и вот приехали. Это и будет - конечная станция.
- Но какая она?
- Она может вообще никакой не быть. Просто - конечная. У нее и название не всегда есть. Просто едешь, едешь и вот - конечная станция. В рупор обычно о чем говорят? Говорят: "Конечная станция - выходите". То есть, когда вы приезжаете на конечную станцию вам ничего больше не остается делать, как выходить. Если у вас нет с собой никаких чемоданов, то это можно сделать очень легко. Совершенно не нужно никого просить, чтобы помогли их помочь стащить с верхней полки, не станете вместе с ними толкаться в проходе и искать носильщика на перроне. И вот когда вам объявляют - конечная станция - вы выходите из вагона безо всяческих приключений.
- Но какая она все-таки - конечная станция? Быть может - последняя?
- Ну, нет. Не обязательно. Вчерашняя тоже может быть. А бывает - железная.
- Но значит ли это, что если это конечная станция, то больше некуда ехать - я именно об этом хотел спросить?
- Совершенно так - абсолютно некуда ехать. Там ведь дальше рельсов совсем никаких нет. После конечной станции не бывает никаких рельсов. Поезд, безусловно, никуда не сможет поехать потому, как не по чем ему будет ехать. Это очевидно. То есть, можно сказать, что у поезда закончилась дорога, и он будет некоторое время отдыхать, пока ему не скажут ехать в обратную сторону.
- Вы хотите сказать, что и у поездов как на ипподроме можно приехать на конечную станцию и отправиться в путь. Значит - есть куда ехать? Но ведь тогда это будет - не совсем конечная.
- Не только у поездов и на ипподроме, но и везде так. И вот здесь я сам до конца недопонимаю - значит выходит и вправлу, что конечная не совсем конечная, а промежуточная. Справочники ведь тоже иногда врут. Вот я взял справочник и прочел на литеру "К". Там ясно сказано: "Конечная станция". Вон, например, башмак Тутин весь поизносился, дыры везде были, подошва совсем стерлась, и вид был прямо безнравственный. А вчера, гляжу, опять идет новый - кожа блестит, шнурки из прочной материи, и запах великолепный. Вчера еще на паперти стоял, а сегодня - уже ухмыляется.
- Значит, нет конечной станции?
- Значит, нет.
- Ну и куда мы теперь отправимся?
- Известно куда - к началу.
1
- Есть такой вопрос. Он не обозначен на географической карте не так, не этак. Можно сказать, что он не был обозначен, как обозначают вопрос...