Гарандин Олег : другие произведения.

Галерея абсурда Мемуары старой тетради

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Лист 5 На ипподроме и в других местах (Факты)

  
  Лист 5 На ипподроме и в других местах (Факты)
  
  
  Холопу́шки
  
  
   - С другой стороны поглядеть, разнообразные мнения по поводу каких бы то ни было сиюминутных обстоятельств, которые конечно всегда будут иметь место впоследствии, и за ними "другие" выводы в последующей переписи случившихся событий, - безусловно, неизбежны и обязательно напишутся, как закономерны и неизбежны бывают всякие действия, если имеется им повод произойти. И в данном случае я постараюсь осветить события по возможности в том порядке, в каком они происходили, со всеми подробностями и откровенностями, и по возможности добросовестным фонарем, чтобы можно было точно сказать, "что они были", и "куда надо - плыли", и "куда дошли".
  - Куда-нибудь да дойдут - согласно известной формулировки...
  - Несомненно! И вот теперь наступил другой проем между стен, и повлек за собой другие фактические резоны. И, как ни крути, и что ни говори при этом, - какими бы обстоятельства ни были, - ни одно из них не имеет права существовать автономно, и никого нельзя бывает обвинить в произошедшем и повесить на гвоздь, если кто-нибудь возьмет да спрячет факты в старый диван, и повесит на старый диван амбарный замок. Ключ от замка, если будет находиться у Роту, это еще - куда ни шло. А если - в другом, каком месте? Что тогда? Вот, я спрашиваю, - что тогда? Тогда не то, чтобы галошницу нельзя будет покрасить в зеленый цвет от беспомощности, но и самый зеленый цвет будет не найти.
  - Вы правы. Не всегда оно и возможно, чтобы можно было различать цвета и все время соглашаться с утверждением, что видим именно "желтый", а не "зеленый". Тогда и "ключ событий" не всегда отыскать получится.
  - Так и происходит. "Э!" - доносится тогда из пресловутой мнительности. "Это кто там разговорился!" - доносится из третьего отдела всяческих обыкновений. "Мы ногу еще к предыдущим событиям не привинтили, а вы осмеливаетесь продолжать. И что-то уж официально начали - не придерешься". Но затем вошел Спириктон Дыдин - главный конструктор по производству: "Продолжайте" - сказал он.
   С фактами же - совсем другое дело. Если есть факты, значит и само событие - симметрически существовало, а не выдумано Периптиком-летописцем, который только и знает что - пишет. Ключа у него нет, а он - пишет. О чем? - хочется спросить только. А, наверное, о том он пишет, что, вот, мол, на кристофере произросло нечто форменное, то есть, имеющее некую форму (какой-нибудь плод); всем знакомое и привычное, то есть, надоевшее, как Цицерон (прости господи); и это форменное и надоевшее оказывается, к примеру, Жерондоном Булдыжным, который залез туда высоко, и существует такая версия, что не зря залез, но фактов никаких нет, чтобы отыскать причину. О ветвях дерева мы пока что говорить даже не будем - сколько их было - ветвей, и о том, каким образом переплетались ветки. "Ну-т-ка, особенно по подробней отсюдава", - предложил сам Жирондон. Но само то, что уже само событие это можно еще теперь видеть, и которое всем оказывается "очень интересно", и вполне оно клипторно, как валторна, и каждому Дидуку Осикину в затылок, фактов не имеется никаких, а те которые имеются - прохудые и этимологически полностью, что говорится, без "привязанностей" (потому, как точно понятно - упадет - потому и интересуется), - зато сами глаза искурят много папирос, видя, а Шестикос Валундр, придя домой, и обомлев от зеленого цвета своей квартиры, позабудет искать художника. Даже - вот так! Хруст - падение. Падение - ноги кверху. И падение здесь вовсе не будет означать прогресс, - скорее регресс, - поскольку Жерондон Булдыжный залез в этот регресс безо всякой даже причины залезть (кто-то просто похвалил и позвал), и от падения этого мохнатость его нисколько не изменится к лучшему, и только, что ударится больно. Потому факты - не только вещь упрямая, как суровая зима, но еще и очень необходимая вещь для настоящего консервирования выводов.
  - Безусловно.
  - "Это вы об ипподроме, что ли, намереваетесь рассказать?" - спросят меня прохожие. Что прикажете им отвечать? "О нем самом!" "Валяйте!"
  Итак....
  
  1
  
  - Для того чтобы сегодня первым посмотреть на такую заносчивость, опять пришлось сдвинуть все мыслимые и немыслимые улицы поближе к бане, и первым кто захотел в парилку или кто посмотрел на такое положение дел правильно, был Центральный квартал со всеми его братьями Цуцинаки. Они только что пришли на ипподром и увидали, как там, на ипподроме, конь-Мартрадор пришел первым. Грязей было много из-под копыт, отовсюду доносились даже обвинения в сторону бега; споры были и в других местах и все - по окружности. Спросят - почему по окружности? Ну, вспомните, как все происходит: ложка, теплоход туда обратно, мяч круглый, круг бесконечный и жизнь не заканчивается. То есть - по окружности. То же значит - ипподром.
  "Э, постойте", - опять вдруг скажет инженер Кустуруру Бабадору, который подошел ближе. Я не для того циркулем очерчивал все это, чтобы всякий сомневался, а для того я очерчивал циркулем, чтобы не иметь никакого права протестовать, и чтобы поверхность ипподрома не была рифленой, а была гладкой. "Но ведь и я хочу, чтобы - гладкой!". Здесь иногда, в этих спорах, очень смешно получается.
  Затем он начал возмущаться, что не совсем правильно начал я изъясняться на счет "грязей" и "обвинений". Не было, мол, никаких "замечаний" на этот счет. Не на то, мол, "смотрят", не за ту гладь "зацепляются", и сами выводят "рифленость", как причину. Положим, в сердцевину глядя, такие возражения вроде выглядят правильно. И какая для нас будет в том последовательность возражений - скоро выясним. Поскольку, как известно, каждая рифленость подразумевает под собой препятствие; каждое препятствие - остановку; остановка подразумевает под собой дуру-Киськину с двумя тачками поперек; прямая линия, по которой идет движение, дает угол; угол стремится к квадрату; квадрат начинает течь, - и тогда время начинает геометрически срываться со своего маршрута и обязательно усомнится. Потому нет ничего удивительного в том, что Бабадору возмутился. И он, в этом случае исключительно прав. Если на окружности есть препятствие, значит она уже не совсем - "окружность". Так ведь?
  - Так. Но не забываете еще о том, что на самой окружности так же может находиться "незначительная" рифленость, которая может не повлиять на общую сосредоточенность восприятия круга в целом.
  - Это - само собой. Есть и такая. Но встречается крайне редко, и мало имеет влияния на общее понимание округлости.
  Вторым, кто начал догадываться, что без фактов любому доказательству - труба - была, конечно, не геометрия, а Музимбоик Щикин, который финишировал следом, но не на ипподроме он финишировал, а совсем в другом месте, и которому своих труб всегда мало было и хотелось третью (водопроводную). Он находился в этот момент совершенно в другом месте и преодолевал другие трудности
  "Я, может быть, пятую трубу хочу" - сказал он уверенно.
  Ну, а третьим был такой вывод: "убедить, конечно, можно, нахохлившись, в том, что на производстве производительность высокая, но вот, глядя на то, какую вглубь яму вырыли, того не скажешь".
  Или, другими связями говоря, - для того чтобы стартуя финишировать, то есть, зажечь факел и прибежать с ним к выводу, для этого необходимо прежде всего пройти обязательно какой-то путь, зафиксировать этот путь в отчетах для последующих выяснений пройденных расстояний, поставить сургучную печать на этом пути, и положить этот путь в тот же диван. Так? По обычным стародавним привычкам - и вопроса не вызывает. Этот каталог будет обязательно нужен, и пригодиться может уже завтра. Правда, здесь обязательно влезет Шестикос Валундр со своими шнурками и скажет: "Хурма где?" Но так оно и всегда было.
   - Вроде все точно и по правилам сказано. Но в таких случаях обязательно, как знаем, задается следующий вопрос: "Ну, а, предположим, когда путь, бывает, например, разной протяженности в расстоянии и, например, разной продолжительности, например, во времени, и когда Чуткин Мохнат, например, бежит "долго", например, на Спиридон-башне, - то это "что" тогда будет означать?"
   - Давайте будем разбираться. И, во-первых, если говорить сначала о том, что это "на самом деле" будет означать, то это будет означать "на самом деле". Но бывает ведь иногда такое, когда путь бывает "короткий" - не правда ли? И вот теперь давайте попробуем разобраться - что значит этот "короткий путь"?
  - Да разное, должно быть, значит!
  - Вот именно это и хочу сказать - "разное". Но каким это "разным" может быть очевидно "круглое"? Значит оно - не совсем "очевидно". И вы скоро сами увидите - ничего определенно "очевидного" здесь явно не усматривают.
  И потому, вот именно тут-то, и начинаются задаваться вопросы уже не только по поводу пирогов с капустой и дров на жаровнях, но и о самом, можно сказать, официальном пекаре! "Какой такой - "короткий путь?"" "Короче чего?" "И хороша ли она - эта короткость?" "Кто - пекарь?" Скажем коротко и об этом.
  
  
  2
  
  - Если говорить о "короткости" высказывания, например, то в старости сие означает "мудрость", а вот в молодости скорее напротив - "глупость" означает.
  - Не возражаю
  - Оно и глупо было бы возражать. Отсюдова, и сама "короткость", как видим, тоже "разная" получается. И можно ли надеяться тогда, что те колоссальные мысли, которые только в старости приходят в голову, придут в молодости? Нельзя. Едва ли. И почти что, по своему существу, немыслимо. Без рифлености, как известно, в молодости никогда не бывает. Тогда какой этот самый "короткий путь" - умный он или глупый, по окружности ли он проложен или иначе как-нибудь, в суслопарой и никому неизвестной дальности находится или тут же под ногами болтается, как Семен?
  - Скорее всего - "как-нибудь".
  - Но, вот тогда здесь, как всегда, не дав на данный вопрос ответить, в дверь и вошел ни кто иной, как Миминкус Мимикрий в своем новом трико, подвернулся под ногу и попытался данное обстоятельство прояснить: "С точки зрения геометрии - сказал он - между двумя точками прямая линия всего короче". И вот для того, наверное, чтобы вопрос этот прояснить еще более основательно и без возражений, и притащили из города на ипподром Центральную площадь, захватили вместе с ней здание почтампа, вместе с телеграфом и булочной, и, соответственно, не сходя с места, начали в рифлености разбираться. Наступил жаркий, тревожный день. Сюда же приволокли и дуб кристофер, отыскав его заросшего дубовыми ветками в лесу, и содрали оттуда заросшего дубовыми ветками Жерондона Булдыжного (упирался и не хотел слезать). И хотя опять поставили трибуну на крышу, и опять на нее влез оратор, вопросы опять те самые положительные мы слышим, хотя и самые глупые.
  "Какому производству нужна высокая производительность" - начал издалека задавать вопросы Шестикос Валундр, не замечая. "Никакая она не высокая, а как раз - низкая, - сказал он. Да и насколько она должна быть высокой и выше чего?"
  "Выше тебя!" - заорал кто-то с трибуны.
  "Монтажнику нужна высокая производительность, а вот колбаснику нужна мясная" - парировал он.
  И, как видим, Шестикос Валундр начал "издалека", но в этот раз, что-то уж "совсем" издалека начал. И вот хочу поинтересоваться у вас - вы его когда в последний раз видели?
  - Лет семь назад.
  - Вот и я о том же. Говорил вечно, что уедет куда глаза глядят, о том, что найти его будет совершенно невозможно, а сам, как видите - никуда не уехал.
  - Да это ни он "никуда не уехал", это я - уезжал.
  - А, понятно! А, то думаю - что-то много лет получается, что вы его не видали, в принципе. Он здесь уже давно всем надоел - сил уже никаких нет - хотя встречается редко.
  И "что", на самом деле, могли обозначать эти его слова в самом начале и самом контексте высказываний? О чем они сказали? Как увидим дальше, Шестикос Валундр в этот раз пошел дальше понимания геометрической "короткости" в ее натуральном виде, и решил разобраться основательно в вопросах качественных преобразований, но уже не чисел, а предлагаемых расстояний со всею тщательностью и добросовестностью.
  "Просто не новость!" - начали кричать с трибун.
  "Ближе к сути!"
  "Где билетер?"
  "Отдайте Мартрадору приз!"
  А тут еще показался в каске начальника цеха сталеплавильного производства Манчик Сипкин (в прошлом году - Хохок Мундорок), но в своем старом воплощении:
  "А я вчера так погулял, так погулял, что слов нет!" - сказал он весело
  "Ты, идиот, что ли?" - притворяясь, что не знает, спросил Слончак Кишкин. "По существу возражай оратору". Но Шестикос не дал.
  - Трибуна у него в крови - это мы хорошо знаем. И стакан с водой в кармане постоянно носит. Граненый. И хотя, как правильно вы заметили - надоел всем порядочно и затрагивает такие темы, что скоро его самого задвинут куда подальше, но согласитесь - без него было бы скучно.
  - Да. И карандаш в кармашке пиджака у него тоже постоянно торчит и наточенный, и с друзьями своими давно не екшается. Но - продолжим.
  Здесь еще следует дополнить, возвращаясь к вышесказанному, что иная "короткость" так или иначе, обязательно и вполне, и особенно в июне, вполне может упереться в такие спорные и не достаточно исследованные пункты самосознания в сфере производственной необходимости, как, например, "экономия" - и как увидим дальше, в данной области рассуждений она и во многое другое может упереться. И коль теперь речь у нас зашла о короткости высказывания, и в некоторых местах нитки от такой "короткости" рвутся по швам, то будет не лишнее упомянуть здесь об экономии, например, "мысли". Кстати говоря, никогда не предлагайте к рассмотрению такие темы Куспиндероку Жиротому на основании подобных рассуждений - можно довести его до безумия. Но, если уж найдет на вас такая необходимость спросить, и все-таки захочется его непосредственно до безумия довести, попробуйте сделать сначала следующее действие: встаньте обязательно на большом, мало достигаемом до него расстоянии и желательно не только руки, но и взгляда; посмотрите, чтобы желательно дорога впереди была никем и ничем не занята; приготовьтесь к старту и только затем уже - начинайте непосредственно говорить. Догнать может.
  -Учту ваши опасения. Я не знал.
  - Теперь - знайте.
  "Нашли что экономить!" - брызгая слюной, и начиная уже искать в толпе того, кто осмелился высказать "такое", возразит Куспиндерок. "Если мысли экономить, то незаметно для себя и, безусловно, инкогнито, можно стать пустым местом, поскольку если продлить мысль о том, что "краткость сестра таланта" до логического вопроса "насколько" "кратко" и на этом не останавливаться, то, пройдя дальше, легко можно будет упереться в молчание и сказать, что "молчание свекровь истины"!
  - Что ж - не правда ли - очень умно сказано. Найдете чем возразить?
  - Безусловно, конечно и всенепременно найду! И хотя очень трудно будет тогда заботливо искать в шерсти насекомых и сказать, что данное положение только способствует гигиене, говорящей нам о чистоте нравов, и обнадеживает дойти к нужным целям без ощутимых потерь - все-таки здесь я бы не слишком на Куспиндерока Жиротома надеялся. Потому не стоит пока слишком отвлекаться в предлагаемую тему и уходить от своей - тем более, что затронем мы эту тему по ходу дела обязательно.
  И Шестикос не дал дальше возражать оратору и продолжил:
  
  
  3
  
  - Он начал так: "Кто привык "круглое" расчленять на дольки? - перебил он Сипкина и стал прикуривать. Это вам не апельсин! А из квадратного зачем делать такие же вещи?"
  Все, безусловно, начали молчать, как мыши.
  "Не надо расчленять целое - заявил он - надо к целому прибавлять еще. Для чего? Для того, чтобы получилась совокупность уже существующей целостности, а не собирательная "целостность" ввиду проекции совокупности".
  И выговорив эту фразу, он сказал ее до того легко и непринужденно, до такой степени улыбчиво и добродушно сказал, и до такой степени начал казаться "прост" и "доступен" каждому, что нашелся на трибуне Спич и съязвил: "По своему тяжелому глубокомыслию и находясь в легкой фетровой шляпе, вы похожи сейчас на того бога, который сжег полмира, чтобы прикурить". Многие загоготали. Конечно, реплика эта не была такой уж длинной по существу, и по самому факту высказывания не была такой претенциозной, но общий смысл высказывания был именно таков. Загоготали было еще больше, но оратор поднял руку ладонью вверх.
  - Он всегда так ладонью вверх поднимает - привычный его жест. Привычная его жестикуляция и буйный нрав. Но вот вы мне скажите - судя по вашим словам, я не понял - кто его на трибуну-то в этот раз пустил? Трибуну ведь почти всегда только затем приносят, чтобы обозначить ею присутствие Роту, когда его самого поблизости нет. Для обязательности напоминания. А кстати - где он-то был? Бабий ухажер...
  - После узнаете. Я все обязательно вам расскажу подробно. Все увидите в самом натуральном виде, как будто сами на трибунах сидели.
  - Надеюсь.
  - И Шестикос продолжил:
  "А это будет значить - сказал он - что наоборот не получится и кому-то такое новшество "прибавлять" явно не понравится!
  - Это - что? Явный намек на кого-то "виновного", что ли, в данных обстоятельствах? На кого то "по ту строну Фарватерной"?!
  - Не обязательно. Он ведь всегда склонен преувеличить, всегда из мухи кита сделает, чтобы самому выше ростом казаться. Бородка клином на нем, пенсне, как знаете, на простом шелковом шнурке, каблук "вчерашний", жена в прошлом году бросила и ушла - вот он и заговаривается. Смотрите "что" теперь дальше выйдет.
  - Да, что-то появилось в нем не совсем "обычное", чего раньше не было - я тоже стал замечать. И орет громко - как бы властную ноту в голосе своем нащупывает.
  - И теперь заорал. Сначала шепотом скажет, а после вот так сильно закричит - известный прием.
   "Но, зачем, спрашивается, задом наперед думать, когда задом наперед никто не ходит!?" - заорал он. Для какого умственного строительства?! Для анализа - утверждают! Но задом наперед это все равно, что чрез пень колоду и с ног на голову! Но никто ведь не берет за голову, берут обычно за ноги потому, что так - легче взять! А после спрашивают "отчего на всех домах углы отбиты и заново их штукатурить никто не хочет?! Я скажу - почему?!" Но его опять перебили
  Вышел вперед Спирик Фортан в легком трико и в великолепных снизу вверх по ляжкам лампасах, приступил к разминке, затем старт был дан; он разбежался и показал свой бег по кругу достаточно ловкими движениями, а не в раскаряку, как Нычкин. И хотя бег оказался ничем не выдающийся по своей сути бега, но время показал удовлетворительное. Поклонился трибунам, подошел к микрофону и сказал (такие действия предварительно, перед тем как сказать, надо обязательно на ипподроме проделовать, иначе к микрофону не пустят):
  "Я, с вашего позволения, "на выбор" данных вопросов отвечу" - сказал он. Выборочно отбристолю".
  "Бристоль!"
  Тогда Спирик Фортан начал стучать по микрофону, а микрофон начал фонить.
  "Как видно из вышесказанного - начал он - Чумкина пропасть здесь совершенно отсутствует и не причем (Митрофановой кучи тоже на 28 Вишневской улице уже нет). Но возможно (и я о том еще на втором круге подумал), речь идет здесь о белохалатниках. Не так ли? Видно, что - так. Полы убирают хорошо, персонал числится в штате по каждому пункту, хотя штат - не Пенсильвания. И, как приятно заметить, - пенсионного возраста почти нет и это тоже - радует. В основном - молодежь. И чтобы голословным не быть, хочется без лишней важности заметить, что чистые и воротнички. Лежат смирно, ряды ровные, палаты светлые, взгляды не алчущие. Но позволю заметить и то, что анализ совершенно может находиться в другом состоянии, и вместо стеклянной посуды может понадобиться другая упаковка. Как думаете?
  "Совершенно верно!" - донеслось с трибун.
  "Умно!"
  "Где билетер?"
  "Далее - продолжил Спирик - я, признаться, не понял "другое". Было нечто в словах оратора мне не понятное: "аэто"? После чего, я подумал, и, наконец, уверился в том, что ослышался. Но я не ослышался, хотя и оказался в том уверен. И если такое со мной случилось, значит, я действительно - "не понял". "Аэто", - относится, по видимому, к левостороннему прозаическому "мус" и к приблизительному артикулу откровений примерно в той пропорции, в какой связь "не приснится" относится к вечернему времени суток. Параллельная связь "чуб", которая неукоснительно идет следом, тоже наводит на такие размышления. Так, надо полагать. И вот тут-то и не понятно! А в остальном - все понятно. Можете продолжать".
  - И вот я теперь тоже начинаю видеть, что дурная привычка Шестикоса Валундра выводить "на чистую воду" того, кому плаванье в подобных вопросах безразлично, (ха!..), начинает иметь своих последователей. Прямо - заболевают! Заболевают вот этой кабалистикой стучать костяшками пальцев по лбу. То есть, высосут "проблему" из пальца, сами ее выдумают, а после еще предлагают заглянуть в суть этой выдумки. Какого? Ну, а на самом деле, что казалось - проще. Возьми новый лист цветной бумаги, напиши на нем вопрос, а после сожги. Все... вся проблема. И никаких не будет дебатов. Нет вопросов - не требуется и ответов. Куда проще!
  - Для кого угодно, это - выход, но только не для него. И тогда Шестикос Валундр внимательно выслушал возражение и продолжил.
  "Так - почему углы отбиты? Да потому, что отбитые углы это, во-первых, попытка сделать их не столь заостренными, и эта попытка округлости говорит о желании добиться идеальных форм; во-вторых, за этой попыткой кроется и самая природная предрасположенность закругляя - умножить, то есть, придти туда, откуда начали, а не начинать оттуда, куда не пришли. А это - ипподром и есть. Да и само понятие "округлость" могло взяться только оттуда, когда поскакали. Но ведь раньше, когда никто никуда не скакал, само понятие "округлость" не было столь обязательно. Мало ли других мыслей может появиться тогда в голове? Какой можно сделать из этого вывод? Вывод такой: не надо сосредотачиваться на формах и смотреть вперед; надо смотреть вокруг!"
   Понимаете теперь, к чему понадобился ему весь этот "сыр-бор" с приволакиванием на ипподром площади и трибуны на крышу? Чуете, куда загибает?
  - Не совсем. Ясно видно, что гнет, а вот - куда гнет - пока не понятно.
  - Все понятно. А намекает он вот на что.
   Если стало не важно то место, где находится длина и ширина конкретно - где тогда следует искать высоту и глубину соответственно - вот о чем он на самом деле категорически заявил! Поняли?! То есть, явная, категорическая, можно сказать, лепта к пересмотру существующего законодательства, где "условности" иногда бывают поважней самого существа дела. "Зачем условности?" - вот о чем спросил Шестикос! А это уже - не просто вопрос критический и запрещенный! Это вопрос - "хавотский", "глобальный", "политический"! Представьте себе!
  - Вы уже тоже, как будто начинаете кричать
  - А как тут можно - спокойно! Но, правда, скажу вам и кое о чем тихо и по секрету: кто это, на самом деле, постоянно перепутывает ширину и длину местами и говорит "предположим"? Известно - кто! Но перед "чем" положим и "что"? Если перед носом положим, то ведь длинной рукой трудно будет взять. А если далеко положить, то ничего не останется под носом. И что такое, на самом деле, - "условность"? Условность, если принята законодательно и указана в гостах - чудовищное преобразование само по себе! Опять - почему? Потому, что ее легче всего утрировать".
  "Правда!" - донеслось с трибун
  "Брависсимо"
  "Где билетер?!"
  И это почти, как в цифрах, где тоже есть привычка "округлять". Но об этом чуть ниже.
  "Мало того - продолжил Шестикос Валундр, воодушевившись, - копировальный станок!..."
  И далее Шестикость Валундр сказал следующее - прошу обратить на его слова особое внимание. Что, мол, почему вопрос этот стал из области "второстепенного"? - спросил он. С каких таких убеждений, и с чьей непосредственно подачи никто больше об этом не говорит? Давайте, говорит, разберем данную провокацию (а это - провокация) категорически - вот что именно на самом деле он сказал! Трибуны сразу навострили уши. Вкратце сказал так. Если, говорит, есть копировальный станок, зачем, говорит, нужна копировальная бумага? Она не нужна. Но ведь такая бумага - была! Тогда зачем, спрашивается, понадобился копировальный станок? Но именно затем понадобился копировальный станок, чтобы копировать без копировальной бумаги. Но ведь копировальная бумага - была! Кто-нибудь жаловался на нее, что - плохо копирует? Никто не жаловался. Тогда зачем понадобился копировальный станок? Для того, чтобы не было копировальной бумаги! А это, уже, в свою очередь, значит, что все сосредоточено не на том, чтобы прибавить, а на том, чтобы отнять.
  Представьте себе такой оборот!
  - Трудно даже представить. Но и здесь он насчет копировальной бумаги тоже совершенно справедливо заметил. Копируют все и вся, потому, видать, нужно здесь вечно какие-нибудь новшества постоянно подсовывать, чтобы само понятие "копировать" казалось единственно возможным и незаменимым действием, чтобы ничего "другого" возможного и неизменного не придумывать.
  "Вопрос не принципиальный" - возразил Так Преступничий. Затем так же вышел вперед и начал разминаться. Затем, когда пришел к финишу, сказал:
  "Ответьте на другой. Почему клея дешевого нет? Склеиваться то все равно надо! Я вот, например, не знаю - почему. И если меня о том спросят - промолчу. И с каких пор стало по всякому видно, стоит только пройти по улице к коксовому заводу, что выметают ее плохо и мысок постоянно пачкается, не говоря уже обо всем остальном! Я ведь не прошу много. Я прошу только - чтобы улицы выметали чисто".
  Шестикос Валунд и здесь нашелся:
  "О клее и обо всем насущном - ответил он - говорить стоит, конечно, в начале всего, а не в самом конце. Конечными ли будут ответы или первостепенными, тоже вопрос замысловатый, и в нем стоит разбираться не только лежа на диване. К тому же если вопрос поставлен ребром, то лежа на спине на него не ответишь. И стоит ли тогда лежать, когда тот, кто стоит, тоже на него вряд ли ответит? Ответы они ведь не всегда полностью отвечают на вопрос. Следовательно, прежде всего, нужно научиться ходить "куда надо", и уметь разбираться в "наполненности" вопроса - чем наполнен, чем заполнен, насколько дополнен, и - кем?"
  - Молодец. Ловко парировал!
  - Ловко. Но опять заворот завернул против резьбы. Опять - Пистана Папаяна уехала!
  Тут же последовали другие реплики, натянули транспаранты с вопросами потому, что не все можно было услышать - микрофон фонил. И, потому, в общей продолжительности данного события, к этим разговорам мы еще вернемся, и, чтобы не нарушать саму последовательность события скрежетом, разъясним некоторые основные моменты касающиеся непосредственно ипподрома.
  - И все-таки, не перестаю удивляться - каким же надо обладать чувством ответственности перед самим собой и мужеством, какой нужно иметь точильный камень под каблуком, чтобы после такого острого языка самому на этот свой язык не попасться?
  - Теперь вот я не совсем вас понял.
  - Я хочу сказать, что после подобной критики в сторону происшествий, ведь обязательно в таком "мус", как Шестикос, обязательно должна появиться лишняя минута-другая, чтобы уличить самого себя в данной прозорливости. Стыдно ведь одному быть умному, когда рядом с пивной живешь. Я - о самокритике.
  - Ах, вот вы о чем! Но для Шестикоса Валундра этот вопрос давно закрыт. Однажды, когда он, было, действительно начал идти гораздо дальше своих собственных размышлений и с привычной ему сосредоточенностью начал все более основательнее вглядываться в окружающую обстановку и в лица, идущие ему навстречу, он все чаще начал натыкаться на свое собственное лицо, начал самого себя встречать то на улице, то в гостях, то дома - все чаще. Понимаете ли - насколько серьезными могут быть такие встречи для Шестикоса? Двойственность она и всегда была понятна - тройственность - тоже и т.д. Обычные, на самом деле, вещи - не мне вам говорить. Но встречаться - встречаться, встречи - встречами, а вот когда начинаешь спорить сам с собой, применяя свои, шестикосовские же истины, это уже не смешно.
  - А было такое - не знаете? Очень бы интересно представить.
  - Ну, не без этого. Конечно и всенепременно - было. Представьте себе - если какой-нибудь Титус Нычкин может позволить себе по семь раз на дню повторяться - сколько может повторений позволить себе Шестикос? А Роту? На что Роту ловит в свои сети то Кацусскую, то Вишневскую - как думаете?
  - Улицу, что ли Вишневскую?
  - Да нет. Он так каждую Морнтарану Хохлиману называет, чтобы запутать - то Вишневской, то Кацуской. Не о них сейчас речь. Так - представьте себе - сколько! До меня слухи дошли, что Шестикос Валундр даже чаепитие между самим собой раньше устраивал. Рассадит самого себя на стулья, ведра снимет, и целую ночь - беседуют. После он попросту не выдержал этой диалектики и переехал на другую квартиру и попросил Роту адреса его в адресной книге не публиковать. Те, двойнички с троиничками, походили, было, по улицам, побродили, было, по закоулкам, поискали его по всем пустырям, вроде нигде его не нашли и вроде искать его бросили. Иногда увидят где-нибудь случайно на улице, увяжутся за ним, и тогда можно очень интересные вещи наблюдать - этот убегает, те - догоняют.
  - Вот и я говорю - без Шестикоса было бы скучно. Но мы отдалились...
  - Так вот - насчет ипподрома".
  -Да...
  
  4
  
  - С точки зрения геометрии - как сказал Пепитрик-летописец, - "между двумя точками прямая линия всего короче". Так? Может оно и так - трудно не согласится. А, что если точка всего - одна (а кто умудрился вторую поставить - мы это после выясним)? Берем тогда прямую линию, ведем, и получится - круг. В общем своем Карл Марл Штате событий, и по последнему прейскуранту заинтересованностей, данное положение настолько просто и академично, что выстраивать на этой почве возражения - смеху подобно - оно так происходит и в частности. И площадь, на которой теперь видим событие тоже круглая; и здание на ипподроме, хотя принесли квадратное и с четырмя углами и колонны на ней даже были, но попав на ипподром и посмотрев "куда его принесли", тоже обязательно начнет закругляться, и станет, в конечном счете, совсем, идеально, без возражений круглое. "Ну, а что если это еще и не точка совсем, а дыра, которую провинтили тем же циркулем?" - высказал свою версию Солончак Кишкин. "Куда тогда линию вести? Совсем неизвестно что может получиться!" И мы с ним совершенно согласны, в таком случае.
  В общем - начался спор. Не стану освещать его мелкие подробности - спор был долгим, скоропалительным не был, пошел снег, а Тревонка Аманка (своячница Валисаса Валундрика) все стояла в приемной главной сыскной комиссии и ждала от администрации новостей.
  - Нашли Валисаса то? - все хотел спросить.
  - Нашли и на службу призвали - в кавалерию. И конь-Мартрадор при деле. Нечего им обоим без дела сидеть и когда вздумается по Замащенной ходить!
  И, что касаемо ипподрома, здесь, на мой взгляд, как ни в чем не бывало, еще существуют два не совсем нужных, но легко уловимых и достаточно простых обстоятельства, о которых пока не начали догадываться, и о которых только в конце подумали - и, кроме того, два неукоснительных, по самому существу, лустопараноидных вопроса: "какой такой путь" у нас есть и "зачем его нужно найти и пройти"? Кто именно такие вопросы задал - не знаю. Вы правильно заметили - привычка рассуждать стала в последнее время заразительней прежнего. И есть такое подозрение, что привычка "рассуждать" именно и происходит от таких вот вопросов. Для чего эти вопросы задаются, как думаете? А вот для чего. Порассуждали, значит, порассуждали, проблему, вроде, выявили и нашли способ посредством рассуждений ее решить. А тут вдруг возьми некто "кашемировый" (а вовсе не булочник с мясником повздорили) и переключи тумблер в другое положение, и глядишь - появилась тут же другая проблема и опять пошли на площади кирзовые сапоги. Роту ничего в таких случаях не в состоянии переключить - это басни. Он только "блюдет и гримасничает". Переключает обычно Хвита Хавота, и по секрету скажу, нет у нее на башке никакого нимба. Смею уверить. Это Манчик Сипкин нарисовал.
  - Фартук, вы говорили, есть.
  - Фартук - есть. Кто ж в мясной лавке и "сдирая кожу" без фартука ходит?
  И хотя вопросы эти, надо заметить, были общие, и вроде не выпадали из общего кабинета вопросов, как таковых, но не без изюминки. И на них, на эти вопросы ("какой такой путь" и "зачем его нужно найти и пройти") не так-то легко ответить, как кажется, не все здесь выяснено без возражений. Объяснимся.
  
  5
  
  - Да, - спору нет, что независимо от каких угодно возражений, сразу и без вооруженного глаза становится видно, что "старт" и "финиш" в нашем случае почти целиком походят друг на друга, как две любящие друг друга части одного целого или как два листа чистой тетради (как меч и битва; как вор и ночь; как стол и дуб), и потому у нас всегда бывает так, что финиш в большинстве случаев всегда пришпандорен туда, где был дан старт (и ни в коей мере (или очень редко) они не претендуют на собственное окончание в отдельности). Правда? Ну, безусловно, - правда! И что тут - глубинного?
  - Извините, если я опять влезу - очень интересно! Ну, разумеется это - так! И если здесь, как видим, мы "точку" не ставим, то, следовательно, все круглым и получится. То есть, каждый выстрел, например, если бы было у него достаточно силы и скорости, обязательно вернулся к тому месту, откуда был произведен. Или... или на Маршевом спуске, если научится наклонять спуск в обе стороны, салазки можно в гору и не тащить.
  - Совершенно верно. Тоже хороший пример, на примере "круга и прямолинейности". Приехал вниз, гору наклонил и опять езжай. Такой он "путь" и есть на самом деле (куда не уезжай, все равно назад воротишься). Но, как бы ни было все это легко и просто, остаются здесь много неразрешимых вопросов, и столько же не желаний на них отвечать. Например, вот те самые: "какой такой путь" и "зачем его нужно найти и пройти"? Дубина, какая то!
  - В чем же здесь загвоздка - хочу спросить. Эти вопросы известные и, кажется, всегда и во все времена существовали.
  - Но вот потому-то Шестикос и привлек к себе внимание, что попытался, хотя и в грубой форме, донести несколько фактов в доказательство, что вопросы эти - "фьють" - пустые, нахлобученные не существующим смыслом, и проще катушки индуктивности по самому существу. Думаете - "не вертится потому, что не знаете "как""? Ничего подобного! "Не вертится" потому, что еще полностью не отдаете себе отчета в своем собственном местонахождении.
  - Это что-то новенькое.
  - Да ничего подобного - старенькое, и с теми же повторениями. Ведь как думают? Дорога и - дорога! Идешь себе по ней, а что там за горизонтом - не важно - океан ли или два океана - не важно. А если - ничего подобного нет, никаких тебе океанов - высохнули - что тогда?" Тогда - надо спать лечь и - все.
  - Самое мудрое решения. Я тоже так делаю.
  - Так все делают. Но разбираться здесь, как намекнул Шестикос, "есть" в чем. Ведь все размышления, непосредственно касающиеся данного положения "путь", как бы всегда стараются усложнить и навешивают на него ложные этикетки. "Путь жизни", например, или "путь трудный", ну или "широкое поле", как жизненный путь, сюда же подсунут. Мол, все это очень сложно и мудрено. Но если, например, посмотреть на подобные вопросы несколько с иной стороны, то выявить можно очень странную закономерность. Дело в том, что вопросы эти "какой такой путь" и "зачем его нужно найти и пройти" прежде всего, и непосредственно "к нему", к самому этому "пути", и относятся - и только к нему! Вдумайтесь. Данные вопросы, которые вдруг стали почему-то рассматривать в отдельности от самого понятия "путь", но которые должны на самом деле являться "его" частью и находится под "его" "крылом", и принадлежать "только ему", ни в коем случае не могут "его" отрицать. Это - абсурд! Или вопрос - "какой такой путь?" - прежде всего, к этому же "пути" и принадлежит, а ни какому-нибудь другому, и входит в юрисдикцию данного положения целиком. Коль есть у тебя "путь-дорога" (и будь хоть без колеса посередине), вопросы "какой" и "зачем" представляются здесь самыми прозаическими и спонтанными, и являются они в иных случаях "издевательскими", а в иных "провокаторскими" по своему существу. А то, получается "шпара" какая-то или "гвоздь": сначала пошел, значит, кожаный Маминкус по дороге, а только после этого спросил себя - "куда?" и "зачем?" Дико! Сама дорога не заведет никуда. Она сама на тебя самого смотрит. Потому тяжело идти только по чужой дороге, а по своей - всегда легко.
  - А как же тогда - Фарватерная? Она то, ведь, - может завести.
  - Фарватерная это - особый статус. Она центральная. Ее вечно перегружают разными и часто не подходящими для нее строениями, и потому она вполне может позволить себе такие фокусы. Но не далеко и не на долго, если сапоги чистые. И здесь тоже заметьте - какая она? Начинается то она с Та площади, соприкасается, как известно, на окраине с Обходной и возвращается через западное полушарие и с заходом в Хвита Хавотскую Пустошь опять Та площалью с другой стороны. То есть, тот же круг.
  И, потому, отсюда, "прямая" и "круг", и даже имея ввиду саму Фарватерную, - не то, чтобы "могут" быть похожи между собой, они между собой похожи "неминуемо", и никогда даже не отличаются в своем различии откровений. И вот потому-то, наверное, чтобы было не так скучно, чтец, обычно поступает иначе, чем пишущий, и бросается, в основном, не чернильницей, а пепельницей. Сидит, сидит, и вдруг - бросит. Для чего? Для того, чтобы было видно, что существуют возражения, какими бы железобетонными данными ни оперировали.
  - Оно и - верно. Безапелляционно оно вообще никогда не бывает интересно. Да и зачем? Ну, представьте, что было, если бы все начали класть в чай исключительно по три ложки сахара и говорить одними глобальными Миминкуса Мимикрия откровениями. Ужасная ведь скучища вышла бы! Да и у Сафрона Тадолова если кружка, например с то же ведро, тогда ведь нужен ему рефрижератор сахара! Он сладкое любит. И тогда морковь в огороде сразу становится не лень высматривать ("где торчит", "как торчит"), если в самом инфракрасном луче откровений с такими завихрениями становишься сам не всегда черным и непривлекательным.
  - И сомнений не вызывает! И пусть сомнения присутствуют теперь обязательно во всем, и пусть даже сказанное - "ничего нельзя знать точно" - имеет под собой не жидкие доводы - черт с ними! Ведь если прибавить к тому еще какое-нибудь "нельзя" и на том не останавливаться, можно довести данную ситуацию до еще большего "мусс" в кубе, и прежде, чем в амбар катить тачку, покатить ее с заездом через центральный квартал и дальше по берегу! Так оно - еще и по таинственней будет. "Надо - не надо" - само собой исчезнет тогда, как комар зимой. Или вот еще одна "дичь". "Я знаю, что я ничего не знаю" - известное вроде изречение, и каждый дурак кивает на него голошей. Да если б никто ничего не знал, у вас бы в доме все трубы потекли и никакой Щикин вам бы не помог. И абсурдным могут показаться тогда сами "различия".
  - Этак вы до парадоксов дойдете - не угодно ли?"
  - А куда без них. И хотя факты обычно любимы и вызывают уважение, и складываются в неопровержимые доказательства (ведь что "кругло, то кругло"), все-таки есть у них другая сторона медали, куда заходить позволено только Роту и то, когда ботинки новые. Но что такое эти доказательства - по существу?
  - Что?
  - А именно то, что напротив них обязательно должны существовать неопровержимые доказательства обратного, иначе те "не опровержимые" доказательства станут "просто" доказательствами, и тогда слова "не опровержимые" не станут нужны. Все проще на много
  - Но это уже не тавтология, это уже метафизика.
  - И вот отсюда, тогда, и возникает следующий вопрос - "где Кацуская?" (как вопрос "другого плана") потому, как Роту на днях придумал новую связь - "клипса", и пошел ее дарить. Потому и вопросы "какой" и "зачем" становятся, как бы, одиозными по своему масштабу, и только именно потому никто их не задает никогда и ответа не ждет, что если когда-нибудь однажды окончательно разберется в них и больше не станет поднимать - станет скучно. Но Шестикос Валунлр все-таки осмелился здесь на свою логику, и все-таки вопросы эти взял и поднял. Но ведь не всегда получается здесь задуманное. Потому, как бросай не бросай кого хочешь в яму, говори не говори туда громко "ау", от этой короткости высказывания ничего путного не выйдет и какой угодно черт, чертом быть не перестанет - и это совершенно сознательный вывод, сделанный на основании точности формулировок.
  - Я понимаю - на что вы намекаете. Бросать зерно в неподготовленную почву - вырасти может баобаб какой-нибудь.
  - А тут - кристофер - какая разница?
  - Да это бунт!
  - Бунт - говорите? Слушайте дальше - не то покажется!
  
  6
  
  - Как было сказано, если посмотреть вглубь размышлений и увидеть, что любая беготня на ипподроме в какую угодно сторону обязательно описывает круг, то получится так, что два эти понятия "старт и финиш", имеют много общего в своем контексте обстоятельств (и не до короткости высказывания тогда), синонимичны и апробированы этой синонимичностью в самой, можно сказать, завязке происшествий, и потому во многом глубоко тождественны по самому факту похожести между собой, поскольку руки и ноги, они, ведь, какими бы ни были левыми и правыми - похожи между собой.
   - Это мы уже выяснили.
  - Тогда какой можно сделать из этого вывод? А вывод можно сделать такой. Можно сколько угодно указывать вперед, выставляя в этом направлении указательный палец; можно сколько угодно широко расставлять ладонь и сгибая в локте, наподобие шлагбаума, указывать туда же; можно сколько угодно кричать вдогонку и что есть мочи дуть в спину убегавшему - звук все равно разнесется по дуге окружности, а указательный палец безнадежно упрется в трибуну. Это - аксиома.
  - Этак вы и здесь опять до парадоксов дойдете.
  - Конечно, и всенепременно дойду!
  И вот, когда с трибун привели в доказательство такие резоны, и подкрепили их такими вдруг шокирующие доводами, ни что иное, как гром грянул с горы и упал прошлогодний снег. Не то, чтобы гриппом заболеть можно, здесь можно было воспаление легких подхватить. И, мало того, в довершении ко всему, еще пронесся вихрем стадионный ропот, и вверх полетели петарды. И только затем уже наступило такое молчание, какого еще не слыхивали! Ну, а после того наступила Хвита Хавотская Параллель.
  Как помните однажды (и каждый "мусс", наверное, об этом обязательно должен помнить), как влез как-то Дидолон Фарамон с головой вперед в Куськин провал (вторая стадия Хвита Хавотской Параллели), и тоже решил по своему усмотрению в событиях поучаствовать - разрешил себе эту слабость. Он вовсе и не хотел тогда разбираться в том "что такое круг" и углубляться в такие серьезные темы - известный по всему пешеходному альянсу случился тогда казус. Он попросту решил жениться в такое время и, чтобы проверить невесту "на прочность" взаимоотношений, решил проверить ее расставанием. Нашло на него такое желание. Ну и - чего вышло? Расставание было бурным (как писали газеты), признавались они долго в искренности взаимоотношений и уверяли друг друга в настоящей верности и были, конечно, слезы, и взмахнул из окошка напоследок дамский платок. И, как всегда, в порыве взволнованных чувств, побежал Фарамон вслед за поездом, но в связи с не разъясненной в его уме задачей "что есть прямая, а что есть круг", получилось почему-то так, что поезд уже "возвращался" назад и "шел" навстречу, и оказался не пассажирский, а грузовой (и с каменным углем, а не с дамой сердца). Я это к чему сейчас рассказал? А рассказал я это к тому, что в такое время за всем не уследишь - как мгновенно меняется вокруг ситуация. И тогда ему посоветовали: "Научись прежде тачку прямо возить, без заворота в пивную, а уже после претендуй на понимание". Но, в сущности, все это не так уж сложно. А Хвита Хавотская Параллель еще проще. Какая она эта - Параллель? Берется самый обыкновенный шампур, на какой завтра наденут Шестикоса Валундра, и без предварительных примерок и производственной необходимости протыкается им сам котел. И если не успеть выпрыгнуть из него вовремя, то может получиться тогда либо фазан, либо баран. Но баран - всего скорее. "Кто не понял круга, тот не поймет и прямолинейности".
  - Ха! - очень интересный пример!
  - То же самое "ха!" съязвил и Боборовский, возражая на общую недоступность понятия "прямолинейности" и не умения отождествлять с нею круг. "Безосновательно!" - сказал он. У меня тачка прямо ездит!"
  Но на самом деле Шестикос Валундр здесь вовсе не в глубину залезть хотел и не в ширину вовсе, и совсем не на Карл Марл Шагал обыкновение хотел он намекнуть и на общепринятые каноны покусится. "Круг и прямая линия" были только причиной. Дело оказалось серьезней.
  
  7
  
  - Дульский проем времени не наступил еще - знаете. Там все немножко по-другому кажется: круг - кругом, почта - почтой, баня - баней - ничего общего между собой могут не иметь (то есть, не находится в одном здании) и существовать автономно. Но теперь день весенний, и хотя легкий и призрачный, но все-таки в какой-то степени "ипподромный". И немножко противоречивой легкости в нем все-таки есть; прыжков тоже в нем бывает, но в основном - штиль. Все данные тонкости нам надо тоже обязательно учитывать, чтобы разобраться в той буче, какую Шестикос устроил.
  А он, между тем, начал утверждать вдруг несколько иначе, подошел с другим "тоном" к вопросам (видел, что не всецело увлек зрителя и решил, собака, подойти сбоку от щиколотки). Предложил посмотреть в корень вопросов иначе, а именно: "Прямую линию только тогда принято вести правильно и выводить на чистую воду, где пляж; а где вода грязная - кто захочет купаться?"
  Видите, каков шельмец! То есть, решил подойти со своими рассуждениями к выводам "потихоньку", "тихим шагом" и сказать о том иносказательно. Или подмешал в глубину высказываний простоту. Для наглядности.
  "Такого "сплясать" в голову не придет!" - донеслось с трибун. То есть - согласились. И, безусловно, он имел свой умысел, свое право на прецедент в таком переходе от Цицерона к простому дружескому интимному разговору.
  - Подхалим.
  - Не без этого. А чего все время кричать!? Уши то, ведь, не казенные! А тут еще - микрофон! И, безусловно, именно тогда только, обязательно и оглашено нужно доказывать и исходить до самого недоумения в час Холомбока Доломбота удивлений по 35 Кацуской идя, когда Роту только задумывается о последствиях, и еще только высиживает страусовые яйца; только прилетает вечно, как муха к окну, шуршит крыльями, и ничего, даже, возразить данному положению не может, а только шуршит. А теперь-то он таки и вообще - опять в отпуске и замещает его Франц Густав - широкая спина, подбородок прапорщика, вальс - танцует, но вот проявиться в свой полный, настоящий рост пока что не может - нет у него пока нужного здесь опыта. Здесь надо умней быть, чтобы ситуацию контролировать. Надо поначалу суметь многому научиться, потренироваться надо, и сначала попытаться суметь высоко прыгнуть и прикинуться сначала дымом из трубы, а только затем - трубой. И, наверное, Шестикос Валундр еще и для того говорил все это с таким видом, чтобы и ему показать "кое-что", чтоб неповадно было. Но, конечно, не только для этого.
  
  8
  
  И вот, спрошу вас - "на чем" же теперь основан будет надрез пошаговых вмешательств в Холомбока Доломбота прямолинейность, когда вдруг насквозь видно стало каждое движение в сторону возмущений?
  - Добился своего. Все-таки трибуны умаслил!
  - У него это здорово получаться стало. Франц Густав против него - кто? Так - шляпа на вешалке. Тот - "червонный король", а этот - "двойка". Шестикос-то он ведь все искусы прошел, начиная от Чускупу Сисмиланки канавы, и вплоть до того градуса выразительности в помыслах, какой может быть только после Машукиваты Кинкиного временной низменности в Понате Жо, и закончил он свои догадки железным люком самого что ни на есть примитивного Рамидинского тупика, после чего, как известно, слегка только изменил фасон, но не убеждения. И вот на чем он теперь основан - надрез этот, с "таким" вот пониманием происходящего? Шестикос давно хотел обо всем этом рассказать, но не решался. И никто не знает пока причины - почему решился теперь? Но я - знаю. Шестикос руководствовался простыми соображениями: надо научиться применять здесь обычную последовательность действий; надо сначала до угла дойти при повороте на Сервяжную, и только затем высказывания могут обрести хоть какую-то силу. Тогда можно будет высказывать версию дальнейших переименований сколько угодно!
  - Да неужто он самолично на переименования в этот раз сам осмелился?! Без осведомления Роту и докладных?! Да - быть такого не может! Он хоть и подошва хоженая - да уж слишком!
  - Но ведь он, думаю, как рассуждал? Пока начнут понимать "что к чему", пока подумают, как всегда "куда" и "зачем", пока усвоят, - смотришь и день прошел. А следующий день еще неизвестно "каким" будет, и понадобиться могут уже совершенно другие разъяснения. Круг ли это - не круг, ипподром или Фарватерная - будет не важно! Но пока что, о том, что с трибуны доносится, никто правила не отменял - "слушать", если, тем более, пришли не только скачки смотреть! Хороший у него появился случай - себя показать ввиду присутствия Булдыжного. Разительное отличие. Мол, сначала покричу основательно, затем покиваю, затем подойду "сбоку", а там - видно будет! Как у Достоевского.
  - Так-то оно - так. Но, ведь после таких длинных и подряд произнесенных речей, в голове могут данные разоблачения застрять надолго, и тогда личных последствий не миновать! После этого могут и завязки на пути не то, что развязаться сами, но они ведь могут еще на пути и сами "завязаться", и еще неизвестно на какой узел! И вот еще - такой вопрос: а что другие строения города, которых почему-то никто с собой на ипподром не взял - они "что" при этом подумали? Ведь каждое отсутствие присутствия на площади, когда площадь на ипподроме, вызвать много подозрений могут, и тот же телеграф, увидав такое отсутствие, может, ведь, незнамо на такие действия сподобится, не знамо "что" выдать! Может ведь и такое произойти!
  - Может. Вы тонко приметили. Потому телеграф теперь и "взяли". Поскольку, если не притащить другие строения с собой, а оставить их одних в городе стоять, неизвестно "что" может из них вообще выйти - какая архитектура? Придешь - поглядишь - а там беленая стена или Черзменский провал какой-нибудь! Сам город может целиком тогда не то, чтобы "измениться", но вполне может и в поезде уехать и, вернувшись, найдешь только пустырь. Так, что обычно городового оставляют, чтобы смотрел, и чтобы после было с кого спросить. В таком "одиночестве" даже примитивному зданию почтампа не мудрено замешаться в историю. Потому, как и здесь, хотя никакой нет вроде опасности влияния со стороны, нельзя думать единолично, надо во все окна смотреть - "кто, к примеру, идет теперь по улице"?
  - Говорите уж - кто? Договаривайте до конца
  - А вот те самые выдуманные проблемы с теми самыми глубокомысленными рассуждениями, когда думаешь, что познал Фарватерную до самого последнего фонаря и во всем ее волшебном блеске, уяснил для себя все ее проповеди, познал ее, так сказать, сущность, но на самом деле, обернувшись, увидал, что находишься внутри крокодиловой кожи, и те самые откровения твои - оттуда же. Секреты диалектики.
  И только тогда ведь, только после таких "случайностей", и можно увидеть самого Роту в виде вопросительного знака густых бровей над серым и достаточно невзрачным видом заката, а там и до окраин его собственных претензии можно дойти; затем - в школе; затем, может статься, станет он папиросой в портсигаре Шестикоса Валунда и его выкурят.
  - Да, Шестикос Валунд этого самого, наверное, и хотел. Точно. Я забывать все время стал простую склонность Роту к перевоплощениям. И, наверное, уж точно, если умеет он это делать хорошо, то тем самым неминуемо вызывает сильную зависть у Шестикоса, - то мухой появится, то "щуром". Комедиант. Ну, и, разумеется, обозлит.
  - Причем, комедиант истинный. Я его иногда люблю. Есть в нем, в Роту, что-то такое, что ни одному идиоту даже в ум не придет. То есть, я хочу сказать "ни нечто умное" чего идиот не в состоянии будет понять, а до того еще более идиотское, что только руки разводишь. Ведь допускает же, зная, что может из всего этого выйти, такую оперу в самом танцзале! И - ничего. Иногда даже намного интересней получается, чем всегда получалось. И такая его прогрессия (вместе со своим добродушием и допуском сегодняшнего оратора на трибуну) более пристанет глазу, чем когда ходит он в затрапезе, как бухгалтер - и не скажешь, на него посмотрев - дьявол (хотя сапоги - похожи). Он, верно, говорит так: "Перебесятся - новая жижа будет". И даже не догадываются при этом, что марево дыма от него такое, что обязательно повесишь топор и неизвестно еще на чью голову! Вернемся.
  И когда молчание с трибуны кончилось, и Дульский проем, дав передышку, снова заработал на полную мощность, должны были появиться тогда по кругу колонны и флаги участников состязаний, и появиться должно было другое штатное расписание, но такого не произошло. Поезд только мелькнул вдали, размазались, как в сиропе, вязкие силуэты с двузначными номерами на спинах и исчезли. Было даже подозрение, что украли сами ключи события. Но всегда ведь запасные есть - у вахтерши.
  
  9
  
   - А, между тем, сам Роту, проснулся в этот день поздно, и достаточно внимательно посмотрел за окно, увидал вдали ипподром, на крыше - Шестикоса, а на пощади - дуб. "Интересно" - подумал он и принялся одеваться.
  Пока что он, как стало часто бывать, - сторонний наблюдатель, ничего явного не подозревает, - никто пока что не знает "где Кацуская" и не говорит ему, - он спокоен и почесывает только спину. И если, к примеру, связать ему свитер из того же Жерондона Булдыжного волосяного покрова и подарить такой подарок на именины, то, право, ничем невозможно будет возмутить. К тому же, нужно сейчас будет позвать Валанду Оськину (прядильщицу), да пообещать ей, если спрядет хорошо, привилегии. Пусть ее - побаловать! Иногда - можно. Раньше под телегой валялась, а вот тогда, гляди, - на подиум! Рожи вопрет в стену (то есть, - рога - ме...е...е). И золота ей не надо. И с места ее не сдвинешь. Но - пусть.
  - Да, такой подарок кстати бы вышел - а то, того гляди, Роту возьмет и опять все увеселительные мероприятия отменит, а у меня абонемент.
  - И, между тем, пока идет он к месту события и ни о чем еще, как следует, не подозревает, давайте мы теперь вернемся на ипподром и посмотрим на то "что" происходит "между этим".
   "... следовательно, тогда, - продолжил Вадундр, (исходя из момента, что не каждой ноге нужен туфель и не каждой туфле нужна нога) - можно точно сказать, что первым придет к финишу самый умный, если даже все это потенциально принадлежит к области оптических обманов!"
   "Не факт - донеслось с трибун"
   "Можно поспорить!"
  "По закону самообразований, так сказать!" - возразил он. "По факту предрасположенности "финишировать"! И чего тут спорить! В нашем случае это будет - конь-Мартрадор" - сказал он.
  
  
  
  
  10
  
  - И вот теперь надо, наконец, осветить здесь тот факт, что когда притащили на ипподром кристофер и содрали оттуда Булдыжного, конь-Мартрадор, который участвовал в забеге (и еще не зная точно "какую философию" выведет Валундр), так и поступил. Участвуя в забеге от первого штатного Висмигонского корпуса Крим-конской королевской кавалерии, именно он конь-Мартрадор, в тот самый момент, когда все состязающиеся подошли к барьеру, дождались старта и поскакали вперед, сделал только вид, что поскачет, а сам даже не собирался. Стоял, как вкопанный - Карлансабир Окатава даже лопату принес откапывать. И, безусловно, как можно подумать, ему подсказали так сделать (то есть, Мартрадору) - сам бы не преминул додуматься. Но, вот, кто именно подсказал ему так поступить, откуда такая догадливость могла с ним случиться? С какого сомнения? Недавние маневры, я слышал, хотя и отличились молниеностностью действий и были применимы разные стратегические новшества, не говоря уже о тактике, в целом прошли в чинном порядке, и кроме этой атаки конь-Мартрадор, как известно, ни в чем больше не участвовал. То есть, как выясняется - не от кого было обороняться. Так с какого сомнения?
  Можно предположить, конечно, что инициатива данного обстоятельства принадлежала другим составляющим - ну дождь, там, пошел или какая-нибудь другая слякоть, намекнувшая ему о том, что "бежать" теперь, ровным счетом, никуда не стоит и лишнее". Но можно так же предположить, что не только внешние причины повлияли на его решение и позабылись, притом, важные пункты пошаговых инструкции к соблюдению предписанных параграфов "бежать", а были тому причины и внутренние (иной окунь, ведь, бьется о борт судна так, что теряет сознание). Впрочем, можно так же и не предполагать себе ничего.
  - Да, вы правы, обстоятельства разные могли быть.
  - А между этим - чтобы не говорили, - как ни крути, и как постромки на всю длину не раскручивай, - но ведь именно отсюда и получилось, что, конь-Мартрадор пришел первым и, как ни в чем ни бывало, наклонил свою гриву под венок.
  - Вы предполагаете здесь какую-то причину такому поступку?
  - Я не только предполагаю, я догадываюсь уже наверняка! Именно потому-то подковы он еще сохранил в целостности; именно потому то, ходил после гоголем перед взмыленными и пристыженными соперниками; и именно потому результат показал феноменальный - при расстоянии четыреста высокорослых берез в длину время прохождения дистанции - ноль секунд. То есть - рекорд! Все другие скорости, как понимаете, ни сейчас, ни впредь не составят ему конкуренции. Феноменально только то, что однообразно. И потому сразу возник чудовищный по своей сути вопрос: "кто мог подсказать при данных обстоятельствах "простому" Мартрадору, поступить таким образом?"
  И, наперед забегая, скажу, что сама идея такого бега, сама по себе, рациональнее любой рациональности. Вопрос этот так же из разных счетных палат и проанализирован давно не только среди обслуживающего персонала клиник, но и в самых, что ни на есть, клинических испытаниях испытан дважды, в разных лабораториях, и подробно законспектирован. Тогда не только "где прямая" и где "круг" становится не важно, но и само тризаликтоидная гуща в обносках практической целеустремленности "финишировать" становится прямо пропорциональна не только "пропасти" и "горе", но и "кислым щам с капустой". И, потому, наверное, такие различия в Холомбока Доломбота прямолинейности, не зависимо от легкости восприятия, крайне редко разрешено проделывать, и сама идея данного ступора относится к области той самой пресловутой эврики, которая вообще мало кому присуща. То есть, идея самого движения, как бы ставится под сомнение, и конечно сам конь-Мартрадор (будучи "простым") не додумался бы до этого, а просто - кто-то подсказал. И вот именно в этой подсказке, когда "состязающиеся" только подошли к барьеру и кентавры взрывали копытами песок, и кроется самое "невероятное" и "непостижимое", и как раз именно в этот момент, можно сказать, и случилось "самое неожиданное" и "из ряда вон выходящее"!
  - Здесь, могу поспорить с вами относительно первостепенности данного положения. Из ряда вон водящим, здесь является, прежде всего, то положение, когда Роту с большим опозданием вышел из дому, а только после - все остальное.
  - Но я же говорил ему - в записную книжку записывать надо, а не на манжетах. Куцуская, видать, постирала и вот - результат.
   Можно, конечно, еще раз предположить, что кто-то другой вышел из ряда вон, например, в уборную, и выкрикнул "такую" рекомендацию бессознательно. Но это - вряд ли. Во-первых, таким умом, помимо Шестикоса и Роту, не владеет никто, чтобы на такую "роскошь" осмелится. Следовательно, подозрения в сторону провокаций со стороны кого-нибудь другого здесь - не мыслимы. Во-вторых, бессознательно такие реплики не выкрикиваются - а выкрикиваются они очень даже сознательно и с умыслом. Или - осмелиться дать додуматься "простому" Мартродору до того действия, которое являться должно быть для него "эврикой", мог либо Роту, либо Шестикос и никто другой. Прикиньте в уме сами. Кто еще? А поскольку Роту на ипподроме не было, то остается Шестикос, или кого-нибудь сам Шестикос подучил. Но ведь это - невозможно! Так кто?
  - Вопрос, прямо на закваску...
  - И Окасава не поможет. Я намекну. Только не говорите после, что и я - с умыслом намекаю и перевожу эту таинственность в еще большую степень таинственности и набиваю себе цену. Я - чистосердечен. И даже когда имею возможность и уверенность отстаивать свое место под вешалкой, все равно не думаю никогда ни о каких наградах. И откуда, здесь, казалось бы, могли взяться такие подозрения - спросите вы? Но если речь заходит о "короткости" и "продолжительности", о "ширине" и "длине", и возникают соответствующие тому дебаты, тогда следом обязательно возникнуть должны похожие величины: "больше", "меньше"; "замшевый", "не замшевый"; "страшно", "не страшно"; "теория", "практика" - не правда ли - и далее по касательной до самой сердцевины. "Но вы опять что-то не договариваете, любезнейший, в подробностях" - скажете вы. И ваши подозрения не лишены истины.
  - Но, может быть, вы просто забыли сказать о чем-то, а не только - скрываете?
  - Да - позабыл!
  
  11
  
  - А теперь сами попробуйте вспомнить, как еще недавно в каждую субботу принято было за обыкновение, "кричать на билетера, если мест нет". Кто попробует "теперь" на такую чушь осмелиться? Ведь, всегда свободные места на скамейках есть, и всегда можно найти множество остроумных причин, чтобы в очередной раз угодить в мыслях своих черти знают куда, а после стоять и только посматривать. Нет мест на трибуне только для того, кто снаружи ходит. Смотрят теперь Куськин и Федор Ихотон на вышеприподнимаемую ваксу, которую мимо проносят, и видят, что емкости, а, следовательно, самого содержимого "меньше", чем вчера проносили, и у них даже вопросов не возникает "куда", "почему" и "зачем". Этот "триглав" уже не актуален. Но ведь здесь, в соответствии простых чувственных возражений на ряду простых умственных способностей, сразу могут возникнуть подозрения на другое развитие событий - "а не намажут ли самого меня вместо нее?" Чутье такое. И не сказать, что самое бесполезное и противоречивое это чутье! Не исключено. Даже вполне можно сказать - обязательно намажут! Но, в конце концов, и эти вопросы как бы затушевываются иным соусом. Их просто - не возникает. Опять - почему?
  - Вы сами не выводите ли витием вспять согласно уже "своих" чувственных возражений? Да им просто - плевать и все тут. Смотрят и - все. "Выше", "ниже", "глубже", "шире" - вопросы не входящие в их арсенал ответов. И думают ли они о чем-либо "таком" или не думают ведь - неизвестно. Очень может быть, что тут - много проще, чем вы выводите. Ведь главное для них, небось, ни "где прямая" и "где круг" и "какие" они имеют в себе основания перетекать из одного русла в другое - совсем не это волнует их. Для них, быть может, главное не в том, "по кругу ли им ходить или по прямой", а в том, чтобы Куськину и Ихотону ходить вместе. А куда - не важно. Может быть?
  - Может, но навряд ли. У Куськана, безусловно, каким бы путь прямым ни был, все равно к ипподрому закругляется, и не потому, что Шестикоса чтит, а потому, что азартен - здесь и сомнений не вызывает. Но, как вы правильно заметили, здесь важно не то "кому, куда и зачем"" и "какой путь", а то, что может случиться "другая параллель", могут случиться изменения не "в общей форме происходящего", а изменение "самой формы". Сами видите сколько может разветвлений получиться, маленьких таких лазеек, склизких таких плавников и страшных выводов на основании неосведомленности "кому, куда и зачем". Но если бы теперь иначе было и изменилась бы "сама форма" - можно было и впрямь предположить тогда, что некто прошел в уборную и выкрикнул данную рекомендацию Мартрадору сдуру. Но ведь таких изменений не было - штиль. Следовательно, тогда и такое "сдуру" никак не могло случиться не только с Куськиным и Ихотоном, но и ни с кем другим не могло случиться! Куськина и Ихотона, как понимаете, я даю здесь, как пример. Потому, как если б могло с ними "такое" случиться, то можно сказать, что такое со всяким случиться может! А это - противоречиво по самому факту склеенности. "Время" может согнуть только Роту и то на очень малый момент, и оно хотя и бывает послушным, как ребенок, зато обратного действия не избежать, и никто не в состоянии предвидеть каким будет это действие. Известные нам законы, на самом деле, очень смешны. Мол, сила действия, равна силе противодействия. Почему - смешны? Потому, что, вон, давеча, ударил Жирондом Булдыжный Пипипа Севряжного ладошкой по шапке, а в ответ получил кувалдой по голове.
   И здесь же стоит напомнить еще то обстоятельство, что, ведь, у Шестикоса это может только "так кажется", что бородка клином и ходит он постоянно в затрапезе, и делает только вид, что "много знает". Ничего "не кажется" - точно - "знает" И дальше вам будет более понятно, почему я даже убежден в этом. Я ведь именно потому и не говорю все сразу, и не для того, вовсе - не говорю, чтобы сказать по порядку, - а для того не говорю, чтобы все, что говорю, было сказано "не все сразу", "не коротко". Чтобы "не много" сказать, но и "не мало", да еще таким образом, чтобы сказанное оставалось у ключника лежать, а не у того, кто на диване сидит. И теперь пока рановато освещать берлогу фактами. Для начала надо просто вовремя спохватится за голову (а там - ведро) - понять, что "ведро" - тоже имеет себе альтернативу и т.д. Шестикос прав в своем правиле говорить последовательно и не забегать вперед. Это я все время забегаю. И вот получается иногда у меня так, что "только пятки начинают сверкать" и быстро смеркаться вдали, вместо того, чтобы послушать сначала оратора, узнать от него кое-что, а только затем попробовать остановиться и написать на него донос. А почему? А потому, что факты существуют только тогда, когда начинаешь понимать, что всюду существует и отсутствие фактов, и никто на клавиши спозаран зря не жмет.
  - Не противоречу. Идем дальше. Ну, и кто все-таки выкрикнул реплику то?
  - Никто.
   Известно, если находят, к примеру, на дороге склеенную подошву - спрашивается - чья? Сделав фигурные завязки и взяв с собой Лифопа Камушкина, чтобы в случае чего у него спросить, идут к Роту, тот пристально смотрит, варит какую то смесь, и получается так, что дело "обходится". После чего никто не помнит, зачем пришел, и таким манером вопрос исчезает. Казематы в основном - для странников. Но вот кто - склейщик? - этот вопрос как бы затушевывается куском пейзажа на вертеле, и можно спокойно сидеть на скамейке, с удовольствием слушать, чего несет Шестикос, и обо всем позабыть. В целях сохранения самой памяти.
  "Присутствие восторженных фей было?" - спросят Мимункуса Мимикрия". "Было" "Паотоцу Цуцинаки выходил из парадной в одном замшевом костюме?" "Выходил (только не признается)". Ну, и какая нам будет в том холщевая разница, что у тромбона заедает? Хвита Хавотская это будет Параллель или Дульский проем - не важно - данное положение утрируется всегда. Почему утрируется? Потому, что, видите ли, завтра наступит "завтра" и все опять изменится.
  - И здесь с вами согласен. В этот раз мало нахожу причин возражать.
  - И, независимо от того, что новые сапоги сложны и голенища заворачиваются с единственной целью ключ отыскать, всегда получается так, что ключ украли. Сразу - "где Шаровман?" Но Шаровман в море, море в скалах, скалы высокие, а уровень понимания всего этого - низкий. (Шаровман вообще ни в каких "параллелях" не разбирается - ему все равно - а между тем, в них участвует, и потому Роту приходится разбираться с самим Шаровманом - иначе нельзя). То есть, по общему испарению и если говорить внимательно - "жир" течет медленно, и только что "поразит" своей необъяснимостью вообще - "течь" - не больше. Потому воображение из вереска пупка поворочено назад от света и блестит второстепенностью - все как бы "ясно" теоретически без него. Отсюда, почтмейстер может никуда не убегать сразу, даже если чувствует, что в конверте нет никаких новостей - так - белиберда всякая; Горпортсир Ванглуг говорит тогда "ух ты" но без энтузиазма, и сразу настраивает увиденные за окном косогоры и бурьяны под свое меццо-сопрано. Никого ничем и давно уже нельзя удивить. Понимает ли кто-нибудь что-нибудь в своем понимании "понимать", становится не всегда важно, какими бы действия ни были. После чего, как известно, появляются на свет такие "широты", и такое налаживается производство, что ни петь, ни спать становится не важно, а только - смотреть и чувствовать. Какие могут быть тогда вообще вопросы? Короткость ли это или не короткость, путь это или не путь, жир это или не жир? Данные разбирательства получаются "для видимости", для того, чтобы ум был только визуально виден (мол, где то он есть - "ум"), и за этим положением тогда многое можно будет скрывать. Поскольку копировальная бумага и копировальный станок только тогда имеют смысл, когда "есть что" копировать.
  И только уже затем произойти могут различные мнения и споры, и в них страшновато бывает "все сразу" отвинчивать и портить цельнометаллическое обыкновение лишним Холомбоком Тримомботом периодом мгновенности (период времени, когда крутишься на каруселях) и капризничать. Надо просто слушать. Слушать и - слушать. И такая серьезность в подходе к данным обстоятельствам обязательно подскажет когда-нибудь единственно правильное решение в выборе правильного высказывания на счет выбора мишени. А пока, что требует, для начала, более тщательного сбора информации. К тому же, сама карусель многое может подсказать, - но если вдруг понять "все сразу", можно "стать Роту". Ну и кому из администрации это понравится?
  Потому, не было никаких реплик - никто не кричал. Пустые сплетни.
  - Тогда выходит - сам Мартрадор, что ли, додумался?
  - Да ничего из этого не выходит! Он просто подумал, что подковы новые, и стало, попросту, ему жаль их портить. Да и зачем ему лавровый венок - сами подумайте? Он овес любит. И Валисас, к тому же, не заругает. Вот и все - все выводы! А оказался в фаворе! "Так происходят из единиц - суммы".
  
  12
  
  
  - Если дословно приступить объяснять и пытаться копаться и разбираться "как стоять и где лежать", чтобы понимать и приводить все в сиюминутный порядок (а не ходить по тараканьи, и вычищать только котлы), то сначала надо выспаться. Не так ли? И тогда не станут вдруг образовываться по дороге садовые ножницы - из лавки Мерлуньи, - и не надо будет ничему находить объяснений с полным мешком фактов. И ножницами этими никто не станет тогда ни обрезать ягод с куста события ни тумана над ними, и не получится тогда так, когда обрезают почти все, кроме тумана.
   И вот тогда, еще перед ипподромом, - так и случилось. Сидел да сидел Шестикос Валундр дома, набегавшись; спорил он спорил с Лифопом Камушкиным о настоящей насущности положения; переубеждали они переубеждали друг друга в своих точках зрения на происходящее - но когда стало ясно, что "не договорятся", решили немного отвлечься.
  - Опять, небось, в "треху" сыграли?
  - Почти. Спросили себя: "Кто кладет сыр в мышеловку?" - и нашли этот вопрос весьма занимательным. Но сразу для себя уточнили, что вопрос этот задан немножко не правильно - "какая разница - кто?" Тогда решили разобрать эту комбинацию иначе. Условились так: для Лифопа Камушкина, допустим, "сыр" будет - простейшее положение логического силлогизма - "если - следовательно" или "предположим - приехали"; "мышеловкой", допустим, - закономерности; "мышью", предположим, некто тот, кто Манчику Сипкину хотя бы приблизительно симметричен. Ну, а для Шестикоса Валундра придумали другую схему: "сыр" - простейшие парадоксы; "мышеловка" - случайности; "мышь" - кто-нибудь хотя бы приблизительно равный Манитору Сипкину с его Балбудой. И что бы вы думали? Если постоянно менять местами исходные данные в обеих плоскостях и подобно Роту мешать внутри ложкой "туда-сюда", могут очень замысловатые вещи получиться. Но не буду об этом долго. Приведу лишь один факт. Если, к примеру, взять и поменять Манчика Сипкина и Манитора Сипкина местами, а все остальное оставить в этих схемах без изменений, получится так, что оба окажутся в безвыходном положении наблюдателя, поскольку не поймут ни положения, в котором оказались, ни смысла в этом, ни тем более того, кто им такое положение подсунул. Здесь ведь важно не то, что существуют некие "силлогизмы" и "парадоксы", и не то, что существуют некие "доказательства" и "промежуточные истины", а то, что существуют некие Маниторы Сипкины и Манчики Сипкины. Вот в чем дело! И получается очень интересно. Ввиду самого их существования. И потому, в силу таких перестановок, вопрос касаемо стрелочника, и касаемо машиниста, отпадает сам собой, а кто начальник вокзала - тем более. Не правда ли - очень подходящая почва для манипуляций - если менять? Но, на мой взгляд, еще интересней выглядят здесь не сами они, Сипкины, а те самые "случайности" и "закономерности", которые так же не смогут правильно для себя выяснить, что с такими мышами делать?
  - Утрировать.
  - Абсолютно верно! Чего еще?! Создаем ту атмосферу, при которой ваксу ни купить, ни произвести самому не возможно и - все. Тогда Хвита Хавата опять скажет "не получилось и во второй раз" и ей опять не станет скучно. Поскольку эти функции "делать", как понимаем, принадлежат вовсе не случайностям и закономерностям. Все достаточно узнаваемо без них. А начинается все, как правило, каждый наступающий день, и в какой угодно "параллели" и в каком угодно "временном провале", с самых примитивных действий. Можно, например, с этого (примеров много): сначала обрить голову под чистую (то есть - очень "коротко", под "сестру таланта - шамк, шамк - готово); после взять голову и обрезать (под корень) - а там и до самой сути перевоплощений рукой можно подать. Был Манитор Сипкин, стал Францем Густавом, а в метрику напустить тумана. Один - стоит, другой - лежит - но почему бы - нет, и не перепутать? Никто ведь еще горизонтальное с вертикальным не утрировал. Будет - очень интересно. И отсюда же, можно подсунуть и такой довод: с лысиной, мол, бежать, будет легче - не будет сопротивления воздуха; а без головы не надо будет ни о чем думать - все реплики не только Шестикоса из ума тогда вылететь могут, но и самого Роту в них не найдешь, - и никаких вам велосипедов! Да и скакать тогда можно будет на коне куда угодно. И никогда тогда не возникнет вопросов не только "как" и "зачем", но и "куда" - тоже.
  
  
  13
  
  И вот именно таким образом Валтун Гримский и поступил. Когда Шестикос Валундр сделал свою очередную паузу во время награждений и сидел на стуле, он вышел тогда в центр ипподрома, то есть, в его эпицентр, и без разминки сказал, нагибаясь:
  "Видите - лысина?" - сказал он нагнувшись.
  "А где рога?" - выкрикнул, шутя, Мизинтроп.
  Но, Волтун Гримский повел машинально рукой сзади, нащупал Валтуниху - на месте - следовательно, нет рогов (жена всегда должна ходить сзади - спину прикрывать).
   "В Диканьку мысленно ездил?" - спросили его опять.
  "Нет".
  И вот дальше услышались впоследствии такие речи, и такие реплики донеслись отовсюду, которые не только Лифоп Камушкин никогда не произносил, а каких даже Сервинт Попран не слышал! Или то, что вчера еще было на бунт похоже, стало смахивать на революцию. И то - правда. Смахнут иногда крошки со стола на пол, а после - ходи по ним.
  Тогда Шестикос Валундр поклонился многочисленным аплодисментам и вдруг заново смешал колоду.
  "2-ая Фарватерная" - сказал он во всю глотку.
  "Ну, вот опять - Фарватерная!" - пронеслось над ним. "Мало что ли других улиц есть!"
  "Возразить мне, конечно, не чем - есть, - сказал он уверенно. Есть много других улиц, широких и длинных. Но, опять, спрошу - зачем? К чему такая не определенность везде понадобилась? Для какой общественной "целенаправленности"?
  "На Фарватерной нет целенаправленности, - шепнул ему на ухо Порон Попогор, тайком.
  "Для какой?" - спросили и его с самих трибун
  "Ну, была бы повсюду одна Фарватерная - и бог с ней. Не заблудишься - отмочил в ответ Шестикос.
  "У..у..у..." - донеслось над ипподромом"
  "Всегда находишься на ней, и кто хочет тебя найдет. Песня даже такая есть! Так - нет. Нужны обязательно "хухры-мухры", нужно обязательно не по месту искать, а по физиологическим особенностям (по подбородку, например)! А если и они не дадут результата - по каблукам!
  "Ай да - молодец! - донеслось опять. И правда - одной улицы хватит! Пусть все улицы станут называться 2-я Фарватерная!"
  И Шестикос Валундр - опустил руку.
  Хочу еще сказать, что здесь, в сумме молчания, которое иногда образовывалось на ряду с многичисленными высказываниями естикоса Валундра,, пролетали и другие над головой реплики - были во время выступления Шестикоса другие забеги: кто-то прыгал через канат; кто-то плавал в бассейне, кто-то метал ядро. Шестикос может быть даже и путал свои аплодисменты с другими - не это главное. Но конечно общий смысл его речей ускользнул не от многих.
  - И сказал - правильно! Видите сами, как все усложняется! Попробуйте - найти философа по каблукам! Это - какую мы философию тогда найдем? Мудро.
  - Но вот далее уже, когда событие это подошло к развязке, на вопрос "где шлепает теперь по своим надобностям Хухлок Мундорок или где стоит дом с 6-й Старой улицы" он стал утверждать, что, "нужно копаться в справочниках, и искать свидетелей". Ничего не скажешь - действительно "молодец". Привести такие, казалось бы, различные понятия как "много-мало" к отсутствию философии в высказываниях и угодить при этом трибунам, которые только и ждали осечки - не каждому Шестикосу Валундру под силу. И он, что ни говорите - прав. За столом будет обязательно сидеть Полоката Пагата или ее сменщица; начнут долго искать карточку справочника, могут еще не найти сегодня; затем нужно будет заказать этот справочник и долго ждать пока тот на конвейере из подвала приедет; может, например, лампочка в хранилище перегореть, и искать придется электромонтера в буфете, и чего доброго придется ему за это платить; электромонтер может в этот момент вполне поругаться с буфетчицей, а у той, в свою очередь, могут возникнуть проблемы с накладными потому, что грузчики нагло приворовывают или приворовывает сам шофер; машина, к тому же, может застрять в центральном квартале, и не доехать вовремя к обеду потому, что неизвестно почему исчезло куда-то здание почтампа вместе с центральной площадью и дорогу перегородили. А здание исчезло потому только, что, видите ли, некоему Шестикосу в отсутствие Роту захотелось притащить трибуну на ипподром и кое-что прояснить Францу Густаву, и он сам о том не подозревая оказался виновником того самого эпизода, когда "приходится искать свидетелей и копаться в справочниках". Как видите, все получается, как "одно к одному", хотя и должно получаться - "одно к другому".
  - Конечно - вижу.
  - Но оставим на минутку Шестикоса в покое, потому что и мне, в конце концов, самому хочется высказать, что я чувствую в эти критические ситуативные моменты. Я ведь говорю не для того только, чтобы в подробностях освещать события - но и сам иногда учусь обобщать. Если в иные связи научится вдумываться правильно ("клипса" - чудьненько!), то все правильно будет и в догадках. Иногда лежишь в коробке и даже не мечтаешь, что тебя наденут. А тут - целая солодонная балясина в сиропе, целый шевропараноидный консилиум разбирательств. И "что такое" на самом деле все это значит? В чем заключаться стала "революционность" данных мыслей Шестикоса?
  - Да, вот - в чем?
  - Я поясню
  
  14
  
  - Вывели на свет, к примеру, связь "чуб" (от "зажимок плоских" и "предостаточно"), а получилась - "полено"! Чего теперь-то ждать? Каждый знает, чем кончилось в прошлый раз, знает, с чего началось и теперь. Но во все времена, даже, это значило, что всегда посыпалась Фарватерная песочком, даже тогда, когда посыпали ее пеплом. Не тем ли от водопада углем? То есть, казалось, самая обыкновенная повседневность, хорошо всем известная и не вмещающая в себя никаких эврик в помине и ничего более. Фарватерная хотя и похожа на ипподром по дуге окружности - понятно - все это можно увидеть только с большой высоты, а по дороге идя, вроде и нет на ней ничего такого, чтобы можно было сказать - ипподром. Но, если присмотреться вдвугорядь и на другие за ней улицы и все пейзажи вокруг сосчитать, да послушать Валундра по внимательнее, ведь получится так, что и о них можно сказать практически то же самое! И есть во всех них что-то такое, что на ипподром похоже! С лентами, Монкой Спирдячной и аплодисментами! И вот теперь - вдруг замешалась повсюду эврика!
  "Ах, вот что! - сказал тогда Сервинт Попран, сидя у себя в креслах и удивленный прилетевшей к нему в ум птице. Он сидел тогда дома, но все слышал издалека превосходно. Затем, когда птица вылетела из головы, пошел искать ее в кухню, чтобы поймать.
  "Поскольку, это только, так принято думать - что существуют какие-то там ипподромы и ленты - кричал Шестикос невероятно громко, - ничего подобного! Самая обыкновенная дорога - с кустами! И только, так числится, что развлечения и прочие разминки в виде отдохновения от слишком назойливой действительности и с целой вереницей соучастников и наблюдателей во всем этом, это какая-то там новая "филькина грамота", как грамматика, или еще одно "факельное шествие", как поцелуй!"
  "Но если есть "пепел", значит, есть "ветер"!" - выкрикнул в полной тишине, а листья с кристофера начали осыпаться.
  Вот в чем стал заключаться смысл!
  - ...!!!
  И Роту, подходя к ипподрому, вполне мог все это слышать! О - ужас! Я даже представить себе это "мог слышать" боюсь! И прежде чем узнать, что произошло после всего этого дальше, расшифруем под конец иносказательность подобных реплик (я постараюсь по возможности коротко). То есть, какими были на самом деле истинные выводы и убеждения?
  1. Не смотря на то, что день выдался субботний, и независимо от перехода с третьего Куськиного провала в Дульского проем, как второй стадии Хвита Хавотской Параллели, - день этот все-таки оказался "простым", и застежки не обязательно следует носить сатунчаковские, и сами ведра тоже, безусловно, можно снимать, и в переулке показываться не только на лошади, но и на коне.
  2. Площади, если успевают построить в такой день, тоже достаточно широкими бывают, и с высокими зданиями, как теперь. Потому забираться на них может, кто хочет.
  3. В пироги добавляется больше теста, в соль перца, и никто иной, как Монторан Тырдычный в такие дни, наверстывает упущенное (то есть, получается так, что какими бы чудовищными происшествия ни были, правильных выводов все равно никто не сделает, и они повторятся).
  4. Никого дословно не жгут - ни на магистралях ввиду столбов, ни на столбах ввиду хорошего настроения. А все только - кажется. (Аксиома)
  5. Слова и связи выдумываются заново, пишутся одинаково, а значат - разное.
  6. Чирстон Трифполепный и Легоград Ближний в такие дни ходят по улице оба в одном ведре - для смеху - и ничего не говорят, кроме: "Ай, да Шестикос Валундр! Какие вопросы закаблучил ! Ай, да хрен моржовый!"
  7. Шинкина лавка и заблуждения Мизинтропа на букву "М" стоят в одном ряду, близ трапофологических данных Шавромановой пасудины, и общих закономерностей "не обобшать" (Море близко, море дальне, ноо какая нам забота, если дом стоит хрустальный и не мучает икота) И т.д.
  Словом - ноги следует обувать в обувь только в том случае, когда дорога идет мимо коксового завода. А "черная" и самая важная, глубинная суть подобных высказываний заключаться стала в "дуальности", то есть - в ее отсутствии - на что и намекал Шестикос Валундр. Именно на это и обратил он свое пристальное внимание.
  "Заметьте" - сказал напоследок он. "Есть - нет"; "черное - белое"; "песочек - пепелочек"; "птичка - тачка". Но ведь случаются и "зеленые галошницы"!
  "Правду сказал!"
  "Есть!"
  "Но кто видел - желтую! - спросил он вдохновенно. Никто!" И добавил:
  "Это только "так" становится привычно видеть, что у Селодона Брыкина вечно заходит за ерипень колоду каждая бытовая ерипень история и ни за что не желает он отвечать! На самом деле - отвечать будет и даже за то, чего не делал! Потому, сам настоящий виновник любого происшествия, сам повар или истопник, окажется всегда в тени, назовется посудомойкой или кочегаром, ни в чем не будет виноват в принципе, и глубоко спрячется вовнутрь события, и вопрос "где искать?" останется навсегда закрытым! Где видано, чтобы тот, кто является машинистом и стрелочником одновременно, к водопаду ходил? "Кто он? Где поезд? Кто я?" - на эти вопросы так же в таких случаях положено отвечать: "Не принципиально. И можно утрировать".
  
  15
  
  - И, казалось бы, все на этом - подвел черту, тем более, что Селодон Брыкин, услыхав о себе такие подробности, упал в обморок. Но здесь опять наступило молчание, но несколько погромче, чем в прошлый раз. И тогда, первым, кто возразил на такую неслыханную дерзость, был сам Шестикос Валундр. Собирая разбросанные вокруг себя листы, которые, прочитав, разбрасывал во время речи, он вдруг на минуту опомнился, изменился в лице, шагнул в сторону, но затем вдруг опять вернулся назад в свое исходное положение. Затем начал сам с собой бороться. И эту борьбу мнений или "преодоление сомнений в самом себе" хорошо было видно отовсюду, со всех трибун. Впоследствии о ней была даже написана полномасштабная статья в вечерней газете, под заголовком: "Дуальность внутри Шестикоса", где в полный рост просматривалась тема аскетизма.
  Первый прием (без привлечения Телеграфа) был с захватом руки через лопатку и с перехватом ноги за плечо. Затем левая нога выставилась вперед, а вторая стала опорной. Послышался хруст и крик, но соперник изловчился и начал изворотливо протекать туловищем сквозь пальцы, вывернулся окончательно в исходное положение и, отступив на два шага назад, облокотился на возражения. Судья дал свисток. Дальше, закинув руку за шею, был захват затылка левой рукой и переброс туловища на колено - вторая нога ушла чуть влево, а третья стала опорной. Судья дал свисток. Затем, чтобы больше не попадаться на этот прием (без привлечения Телеграфа) изменил тактику и решил на возражения больше не попадаться. Началась погоня. Бежали достаточно быстро, - сначала по Сервяжной улице, после по Кацуской, пробежали мимо Роту, не торопливо идущего на площади, затем выбежали на берег и - вернулись на ипподром.
  Но ведь так было всегда - себе вчерашнему противоречит сам сегодняшний. Но вот когда они вдруг вместе встречаются, да еще в "такой" не совсем обычной обстановке, тогда пишущий или читающий начинает бросаться не только настольными предметами, но и принятыми постулатами тоже.
  И когда Роту пришел, в конце концов, в этот раз на ипподром и хотел достать на ходу трико, то застал одну только уборщицу. Она лазила между рядов и, завидев черта, чтобы он ее не взял, сама напала: "Чего надо? Сейчас из ведра плесну".
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"