ПРИЗРАК МЫШИНОЙ НОРЫ,

или

ДЕСЯТАЯ ЖИЗНЬ КОТА ТИБАЛЬТА

Bкатился Колобок во двор и приметил в темном уголке четыре светящихся уголька. (Прим.: [1] Новые приключения Колобка - фрагмент литературного эссе "Тайна трех О".) Это два любопытных Мыша высунулись из укрытия посмотреть на необычного гостя.

Были они при параде, как и положено королевским мышам: в серых бархатных камзолах с перламутровыми пуговками, кружевных белых воротничках, мягких замшевых ботфортах, длиннополых фетровых шляпках, украшенных цветными перьями колибри и с перевязью для маленьких шпажек, расшитой серебряной нитью.

Удостоверившись, что круглолицый пришелец не похож на бродячего Кота, и потому совсем не опасен, мышки вконец осмелели и преградили ему дорогу.

- Что за чудо-юдо поперек земли - голова идет кругом! Куды катишься? Стой! Кто таков? - пискнул один из них и угрожающе выхватил шпажку. - А пароль ты знаешь?

- Стой, Кот! Вот как: круглоголовый! - присоединился к нему второй, и тоже при оружии. - А ответ на пароль ты не знаешь?

Колобок тут же признался, что он нездешний, и ведать не ведает, какой-сякой пароль. В подтверждение своих слов запел визитную песенку:

- Я по коробу скребен,

по сусеку метен,

в печку сажен,

на окошке стужен...

- Ты когда-нибудь видел Кота, закатанного в шар? - спросил один стражник другого.

- Троянские Мыши тоже никогда не видели деревянных коней, - напомнил первому второй стражник. - Кот прикинулся круглым сиротой, Мышка пустила его в норку и... овдовела.

Колобок продолжал петь:

- Я от дедушки ушел,

я от бабушки ушел,

и от Волка ушел,

и от Зайца ушел...

- А от Кота Котофеича Мурлыкина? - прервал его один из стражей.

- И от него ушел бы, не сомневайтесь. Крут я, чтоб котам со мной тягаться. Разрешите представиться: Колобок, румяненький да удаленький, из далеких мест, из рода Мякишевых.

А вас, господа Мыши, как зовут? Ваши имена тоже войдут в мой поминальный список, - пообещал Колобок.

Вежливость - верный пароль. Мыши в знак приветствия обнюхали Колобка. Кошарный дух отсутствовал. Результатом обследования стражи остались довольны и приветствовали гостя, помахав перед ним шляпами.

- Гость, как в горле кость. Я - Кыш Элджернон Мирабилис Люпин Беллевария Кульбаба, третий маркиз Мышсбери, эсквайр-виконт, из мышьтинской ветви славного рода Жмотенстернов, - представился первый стражник. - Запоминай пароль: "Во рту - утро".

- Гость без зова, хозяин - без обеда. Я - Шык Людвиг Прангоус Телигонум, четвертый граф Скабиозо, эстандарт-юнкер почетного королевского эскорта, наследник древнего мышбардийского клана Гнустенкранцев. Запомни, странник: отзыв пароля в самом пароле, - раскрыл секрет второй стражник.

Cолнце высоко - уже далеко не утро, а пароль сменился после завтрака, так что секрета в том уже никакого не было.

- Как жизнь? - спросил Колобок, которому хотелось узнать у Мышей, от кого они охраняли вход в Мышэльсинорский замок и не подстерегает ли его какая-нибудь опасность.

- Еле-еле тут поживаем, не жируем, - сказал Кыш с обвислыми усиками.- После кошки - одни крошки. Жуем железо, пока живьем.

- Живем службой, пешим ходом, а когда еще и по уму, - сказал Шык с вздернутыми усиками.- Сахар, небось, не селедка, больше, чем сьешь, не бывает.

- Так вы довольны службой или зубы на судьбу точите? - уточнил Колобок

- Долг ценят в копейку, а чести - на золотой. Были бы сыты, зубы на полке держали, - Кыш, как видно, всегда был чем-то недоволен.

- Ни то, ни се, в дозоре сидим, кемарим, как червячок в гнилом яблочке,- добавил Шык.- На хвосте не полетаешь, но и выбросить жалко.

- Да неужели же нет у вас ничего хорошего? - удивился Колобок, он и не предполагал, что у королевских мышей такая серая скучная служба.

- Кошки плодятся, а мыши по углам ютятся. Ты по дороге никаких съедобрых новостей не собрал? - спросил Кыш, виконт с трехцветной лентой в петличке ордена Распятой Розы. - В мышэлсинорском вестнике "Мышь настреме" сообщалось, что в некоторых соседних королевствах запретили рыбную ловлю с отравленным копьем, соколиную охоту на грызунов и засаду с помощью мышеловок. Верно ли это или пустой звон?

- И еще мы слышали, что вывели такую породу домашних Кошек, которые совсем не ловят мышей. Ты таких страннокошек не видел? - поинтересовался Шык; блестящие крошечные шпоры в виде сияющего солнца свидетельствовали о его принадлежности к мышкавалерии и тайному ордену Великой Пирамиды.

Oба Мыша спрятали свои блестящие шпаги в маленькие ножны и расположились рядом с Колобком, готовые задать ему тысячу разных вопросов.

- Как Луна вращается вокруг своей оси, если она повернута к нам все время одним боком? - спросил Кыш.

- Никак, - ответил Колобок. - Если раскрутить мышь за хвост, она всегда будет повернута к наблюдателю одним и тем же концом.

- Как трудно добываются знания! - посочувствовал Кыш испытуемой Мыши.

- Так ужасно, что над Мышью издеваются ради какой-то Луны! - опечалился Шык.

Стражники о чем-то тихо посовещались между собой прежде, чем решились на следующий вопрос:

- Везде ли Солнце заходит по правую руку, и кто переставляет планеты на небе?

Почему вода мокрая, а град твердый?

Сколько километров напрямки отсюда до горизонта?

Из чего делается пластилин и зефир?

Кто держит на спине Землю, когда Слоны спят?

Правда ли что, по меньшей мере, на двух деревьях, число листьев одинаковое, если деревьев больше, чем листьев на каждом из них? - Кыш и Шик задавали все новые вопросы, перебивая друг друга, толкаясь, пихаясь и порой ругаясь такими крепкими выражениями, которые в Codex verbis indisciplinatis musculus приписаны к жаргону базарных торговок шелухой подсолнечника. (Прим.: [2] Кодекс мышиного просторечия.)

- Отольются ли Кошкам...

- Мышкины слезки? - в один голос спросили Кыш и Шык.

За этим вопросом Колобку следовало бы семь раз отмерить подскаску: отлитые слезки к глазам не пристанут, - но ответил он так:

- Между Кошками и Мышами, бесспорно, есть различия, - стражи подтвердили этот факт одобрительными кивками, - но не качественные, а количественные. - Тут у Кыша от возмущения усы встали дыбом, а у Шыка от удивления обвисли. - В природе каждый вид выживает за счет поедания другого вида. Те, кого меньше, но они сами - больше, уменьшают перевес тех, кого больше, но они сами - меньше.

Kогда казаки взяли осадой Париж, то сами убедились, что французов понапрасну называют лягушатниками, за неимением земноводных те ввели моду на кошачье филе. Желудок обладает несомненным приоритетом над состраданием.

Вот, если бы и Мыши ели Кошек...

- Если бы я был Котом, ... мне пришлось бы есть Мышей, - Шык сам удивился тому, что сказал - теория вероятностей расставила перед мышатами опасную ловушку.

- ...а это не было бы естественным, потому что Мыши умнее кошек! - благодаря интуиции Кыш все-таки нашел выход из затруднительного положения.

Было понятно: у мышвайр-виконта и эксвайр-мышонта на двоих делилось одно мнение, - получался в итоге этакий дуплет с боковой симметрией, - только высказывали они его с разных сторон, как будто голос родился вместе с эхом. В мажоре сразу звучал минор: си-до, ля-ре, соль-ми, фа-соль, ми-ля, ре-ми-до...

Ум не должен смущаться сомнением, оттого что мир создан не таким, каким нам хочется его созерцать. Колобок, конечно, не обладал энциклопедическими знаниями, он вообще не получил никакого образования, так что даже при большом желании не смог бы полностью удовлетворить неуемное любопытство великосветских Мышат, оказавшихся при ближайшем рассмотрении не такими уж и скучными.

- Найдена ли учеными умами за границей вторая сторона мебиусовой петли? - поинтересовался Кыш.

- В городе Стоунфлекс были впервые открыты такие изогнутые формы, у которых обнаружены три и даже шесть поверхностей, - на ходу придумывал ответы Колобок, хотя такого города нет ни на одной мышиной карте.

- Правда ли что Вороны повсюду черные? - спросил Шик.

- Вы можете в этом убедиться, даже не вылезая из домашних шлепанцев, - и на этот раз выкрутился Колобок. - Это также верно, как и то, что красный комод не может быть Вороном.

Oба Мыша были восхищены умением странствующего Колобка отпасовывать ответы, как горох от стены.

Справедливости ради отметим, что Колобок применил отменный научный метод: доказательство одного неизвестного через другое неизвестное - Х=Y. Любое мнение может быть правильным и неправильным одновременно. И никаких, более верных, средств проверки, кроме ощущения, нет.

Знания нисколько не приближают нас... к познанию мира. Потому то сомнения в истинности знаний всегда менее доказательны, чем теории, претендующие на истинность.

Почему молодильное деревце в королевском саду, которое каждый год давало урожай золотых яблок, весной даже не покрылось листвой?

Да, потому, что его корни подъели Мыши.

Так что гипотеза о существовании Мышей подтвердилась историей Колобка. Закон тождества неизвестных можно не знать, но и на кривых оглоблях не объехать.

Кыш не удержался еще от одного вопроса, хотя оба стражника чувствовали неловкость оттого, что так надолго удерживают своего собеседника:

- В чем более нуждается наш ум - в гибкости суждений или твердости убеждений?

- Если бы в Природе не было твердых тел, как бы мы распознали, что значит симметрия? - Колобок научился отвечать, не задумываясь, доверяясь интуиции.

Самые правильные ответы появляются во сне, где, к сожалению, и остаются. Хоть в этом нет ни капли здравого смысла.

"Мудрость - сор дум", - подумал Кыш.

"Мимо ломим", - подумал Шык.

Играют двойные гобои, вступают скрипки, сиринкс, лира и кифара.

Mышь в черном сюртучке, раздувая шеки, дует в две трубки язычкового авлоса, висящего на кожаных лямках спереди у его мордочки. Страстные пронзительные его тембры заглушают звуки шалмея и нежную виолу да браччо.

В небе витает бесконечное множество голов от обнаженных амурчиков. У них во рту вместо орбит - маленькие сигнальные медные трубы, возвещающие славную победу.

Имеющий уши Мышь и за какофонией звуков все же почувствует шептание трав и щекотание звуком волынки.

Девять разодетых в голубой шифон мышастых нимф изображают пляску терпсихор. Одна зазеванная Мышь просаливается в слезах прямо в балетных пуантах.

- Что у вас за праздник? - теперь настала очередь Колобка задавать вопросы. - Отчего вдруг такое веселье?

- На миру - слезы, на погосте - смех, - сказал Кыш. - Это настоящие похороны.

- Это все... из-за Кота, - добавил Шык. - Метил в мышь, а попал в вышь.

- Что еще за история? Расскажите? - Колобку раньше не приходилось видеть веселое горе при живом трупе.

Драма нуждается в шуте. Сейчас он, как зритель в театре, мог наблюдать со стороны, в звенящей тишине подмостков, смертельную радость и безответную скорбь.

- Мы никуда не торопимся, - признался Кыш. - Язык усы не жжет. Почему не рассказать?

- От нас не убудет, - согласился Шык. - Только с чего начать?

- Начало есть результат. Попробуй с другого конца, - предложил ему Кыш. - Самое время сдвинуть Эпилог назад, ближе к эпиграфу.

- Быть бы по сему, но сему не быть. Иначе зритель сделает выводы раньше, чем узнает, о чем пойдет речь. Как ты объяснишь, чужестранец, что такое небытие? - прямо в лоб спросил Шык.

- Да никак, - не задумываясь, ответил Колобок. - Как я могу объяснить то, что не понимаю? Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, и от Волка, и от Зайца, и от Лисы...

- Сразу видно, что тебя пронесли мимо рта! - заметил Шык. - Шар ты - волосатый изнутри!

- Если бы его съели раньше, он бы знал небытие как дважды два - двенадцать на три, - предположил Кыш. - Похоже, автор - с задней мыслью - не дописал эту роль до конца.

- Быть или не-быть - вот в чем вопрос, - напомнил Кыш. - Зловредное или - в одну кучу собирает либо атакует?

- Вопрос был по поводу веселья, - уточнил Колобок.

- Это не вопрос, мысли не должны идти на поводу у эпитетов. Если у тебя головокружение от радости, кружись в сторону прилагательных, они тебя не подведут. Тот, кто очарован статуей в фонтане, может разочароваться, попав под брызги, - Шык демонстрировал полное небрежение замечаниями Колобка. - Одна из двух альтернатив уже присутствует: быть.

Или не-быть, либо не небыть - что мы выбираем? Вот о чем надо было спросить, вместо того, чтобы стравливать Сокола с Цаплей. Либо крест на груди, инаково - в изголовье.

- И спросим, раз надо, - тут же согласился Кыш. - Что ему этот Кот?

- Вот и ответ: что Кот ему, что он Коту, чтоб о Коте рыдать? - вместо ответа Шык опять задал вопрос, на который от Колобка не требовалось отвечать.

B этот момент философические мышки не замедлили воспользоваться молчаливой репликой собеседника и сделали два хода вместо одного.

- Не вовсе я умру, но смерть оставит велику часть мою, как жизнь скончаю, - в словесной дуэли Кыш выбрал разящее наповал оружие - классическую оду.

- Я есмь и вечно должен быть, - Шык за словом в карман не полез и горациозно парировал удар противника.

- Есть ли во всем этом какой-то смысл? - пробурчал недовольный Колобок.

- Конечно, есть. Всегда что-то найдется, если не подтасовывать и извращать. Какой смысл тебе еще нужен? - удивился Кыш. - Все гонятся за синей птицей Счастья, а для тебя это, ну, что-то вроде... пустого множества.

- Так и есть: погоня за смыслом, - добавил Шык. - Но у смысла нет автора, поэтому все путаются в словах. Тлокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит бокренка - в чем тут суть?

- Все непонятное - чушь! Белиберда! Логорея! Не хочу терять время на мышиную возню! - завелся Колобок, который научился многому, но только не терпению.

Bот оно как все повернулось!

Дозорные близнемышки Кыш и Шык, вспомнив, один - о присяге, другой - о долге, многозначительно переглянулись сигналя друг другу выпученными глазами: останавливать прихвостней мышеловов - бармаглотов - на границе и препятствовать их проникновению вглубь мышиного царства было прямой обязанностью дежурной стражи.

Вирус ползучего невежества, известного в науке возбудителя такой заразы, как абулия межеумковая, очень опасен при развитии эпидемии в стоустой толпе. Так же, ничтожное количество разлитой нефти способно затянуть пленкой поверхность моря, отчего морская болезнь губит все живое в акватории, не только альбатросов.

Когда какой-нибудь никчемный шарлатан, он же - вызывающе круглый болванщик, явленный из мета-множества подобных ему entarteter (употребленный термин мало согласуется с Кодексом мышиного просторечия, однако у иноязыкого определения нет заменителя), громогласно возвещает, что он наперед знает все вопросы, заранее отвергает любые на них ответы, а к нему начинают прислушиваться, как к пророку, и чем темнее смысл его суесловия, тем больше всеобщее ослабление веры в здравый смысл.

Тогда же разных умников, не вписавшихся в новую философию, побивают каменьями презрения и изгоняют из родных пенат, превращенных в тенеты лжеоракула.

Тертые калачи, выдавая себя за восставших из пепла древних магов, бессовестно гаррипотезируют наивные, слабые духом, умы мистическим сомнамбулизмом, тогда как под сводами храма собирается ложа крестящихся безбожников, синие бороды и пилаты снова входят в моду, пороки возрождают Содом на пепелище Гоморры.

Mышиная стража никак не могла пропустить отклонение Колобка от первоначального курса, так как умственный процесс, заторможенный валянием головы по кочкам и ухабам, подвергает нас опасности вырождения целого сказочного рода.

Глупость не имеет родины, зато абсурд всегда обладает яркими чертами национального языка, в данном случае - со всеми его словотканными прибамбасами, напевными соромными частушками в палисаде, хороводами в кокошниках с убрусом под жилейку. Исключение для словесных изворотов - двуглавый орел, иное дело - выхухоль.

Жить не желает

больше как прежде

каждый второй.

Выхухоль -

первый, конечно,

а Топтыгин - второй.

Первый зимою не спит,

а второй

храпит до весны.

На воеводстве согласье:

вся власть -

у лесной братвы.

Не станем, поэтому, лишать мышиные истории их гамлетворящей назидательности. Не всякий же котенок вырастает мышегубом.

Кыш предпринял новое наступление на Колобка.

- Моим букварем была инструкция по работе компьютерной мышки. По ней я научился вычитать и делить. С тех пор у меня привычка отвинчивать шурупчики, винтики, отсоединять проводки и разбирать механизмы на составляющие целое детали. Если непонятные слова можно определить как части речи, чем же они отличаются от слов понятных?

- Все это одна мура! Никакой не спор, но принуждение. Все непонятное противостоит мышлению как таковому, разрушает полноту помысленности помысленного, - Колобок еще не научился правильно выражать свои идеи, но все же докатился до того, что задумался над неопределенной непосредственностью жизни.

- Вот так на, замечательно! - необычайно обрадовался Кыш. - Понадобился и шерхебель. Чем больше ты сопротивляешься, тем очевиднее, что мысль, будучи развернута до высочайшей свободы своей сущности, и есть твое истинное существование.

- А бытие, исчерпанное понятием мысль, истинно только в бесконечном незнании, то есть небытие, - добавил Шык.- Но ты, кажется, сказал: мура. Я не ослышался?

- Он сказал: одна мура, - поправил Кыш.

- Именно: вся ваша болтовня - одна сплошная мура, кошмарная ерунда! - подтвердил Колобок, не посвященный в то, что мышепорожний разговор подчиняется законам формальной логики, когда спотыкается на буквальном смысле.

Cвернувший с пути познания диалог достиг апофигея.

- Он два раза сказал кошматерное слово: мурка, - почуял неладное Кыш.

- Он сказал: кошка! - схватился за эфес шпаги бдительный Шык.

- Ничего подобного, - Колобок вовсе не желал настроить против себя королевских мышкетеров: ни к чему ему всякие неприятности из-за случайно оброненного слова - огрызка речи.

- Могут ли не-мыши общаться между собой, не употребляя кошачьих слов? - с видимым безразличием поинтересовался Кыш.

- Лучше бы для тебя забыть такие кошарные словонепристойности: мур-лыка, кош-мар, кис-лятина, окрошка, кот-енцы, кошелка, крошка, - посоветовал Шык. - И не проси налить тебе молоко в миску.

- Забудь, что Тибальт по венецианской линии был племянником синьоры Катуфелисетти. А извлеченный корень из слова школа - просто шок, - Кыш был еще более категоричен. - Дело мышь-ления - переваривать помышления. Вот Кот один в доме горюет, а Мыши за него пируют.

- Поклянись больше не называть изюм без косточек кышмышем! Дать зарок - не шутка, шутка - без головы остаться. - Шык был уже не тем симпатичным мышонком, легко рассуждавшим о материях нематериальной субстанции.

Стражи вросли неприступной скалой на пути кошатников, кошкарей, кошкодариев и кошкодамов, как Везувий впаян в расплавленную Помпею.

Mолчаливая похоронная процессия следовала за чучелом огромного, набитого опилками и требухой, Кота Котофеича Недыбайло-Гробожилова, снабженного пуговичками вместо колес. На лестницах его тащили волоком или толкали гурьбой мыши с подвязанными хвостами и плюмажами между ушек. Позади пятерка запряженных в колесницу конемышей везла многолапую двухголовую Королевскую Мышь под балдахином из парчи.

Странная процессия медленно обходила защитные стены, городскую площадь, следовала по прилегающему лабиринту улиц, затем - через приемные залы дворца, кухню, винный погреб, оранжерею, наконец, дошла до сцены между орхестрой и скеной ...

Прямо перед Колобком вместо бросившихся наутек Мышей-сторожей выросла огромная, как Каменный Гость или Железный Дровосек, фигура, хоть это был не тот и не другой. Он походил на парадную статую Мышиного Космополита.

Так в сюжет тяжело входит надменный Эпилог, призванный прояснить значение некоторых сцен, дабы избежать прорастания в головах зрителей семян мятлика лугового.

- Как название той пьесы, милорд, куда я попал? - вежливо спросил Колобок.

- "Кысаловка", как же еще! - высокомерно ответил Эпилог.

- Но в каком смысле? - Колобок решил дойти до всего своим умом, хотя в гравитационном поле его любопытства не хватало информационов.

- Конечно, в возвышенно-переносном...

я

в шутку

мышь на спину

посадил, но так была

легка, что не мог

без слез ее

нести

я

- Все это так абстрактно! Есть ли у данного сюжета линия? Ну, хотя бы, известно ль время или место?

- Время и место? Разве это не одно и то же? - удивился Эпилог. - То, что есть, является скорлупой, плавающей в бесконечности того, чего нет. Место происшествия - между жизнью и смертью.

Французская революция была проглочена Наполеоном. Как тут отделить пространство от времени? Фабула должна быть со вкусом: кто-то убегает, а кто-то его догоняет, чтобы съесть. Мир всеяден - это вечная тема! Формально содержание пьесы сводится к следующему: все Мыши ловят Кота, чтобы его съесть в отместку за всех съеденных им Мышей.

- Такой поедательный сюжет мне знаком, - Колобок примерил ситуацию на себя. - Но в гастрономии не хватает драматургии!

- Это хорошо, драмы не должно быть больше, чем литургии. Мышь нашла в пустом амбаре доказательство того, что истина не имеет доказательств, - и удавилась.

Опасность быть съеденным - вот простая и понятная всем фабула. Но ты ведь желаешь знать, куда дрейфует смысл? - Эпилог точно угадал, чего хочет Колобок, поскольку его история страдала тем же изъяном неполноты. - Вот, что мы имеем в меню:

Cемь дней плюс двенадцать лет подряд кровожадный мышеед Кошамрак совершает набеги на королевство Мышданию, где правит король Хромыш. Но сам он не может справиться с чудовищем, поскольку уже стар и немощен. И просит о помощи соседа, короля Мышвеции, смелого война Беомыша.

С отрядом мышведских кошеловов мышязь Беомыш переплывает на пароме "Мормышка" морской пролив, отделяющий Мышданию и Мышвецию, чтобы помочь королю Хромышу.

Естественно, повстречавшись, два короля пируют несколько дней в роскошных Мышиных Палатах. Еда до сыта и сидр до пьяна разморили правителей, но и остальные Мыши потеряли бдительность.

Тут коварный Кошамрак воспользовался этим обстоятельством и наигрался до смерти мышведских воинов, которые приплыли вместе с Беомышем, хоть они и натерлись защитными мускусными духами.

Он пожрал их бездыханными, - Эпилог выдержал театральную паузу, потом продолжил рассказ:

- Ни одной слезинки не выпало из глаз Беомыша.

Но не потому,

что горя нету боле,

режет душу,

душит дюже острая тоска,

осознанная болью.

Кровь кипит -

куда там слезной луже...

Поклявшись отомстить за своих друзей, храбрый мышязь Беовульф вступает безоружный в бой с чудовищем-кошарой и...

- Неужели гибнет? - Колобку не терпелось узнать, чем дело кончилось. Смерть героя эпоса - закономерный конец сюжета.

- И ... побеждает, сорвав наглую улыбку с морды Кошамрака. Смертельно раненый Кошамрак удирает с поля боя, и его кровавый след теряется в камышах Дальнего Болота.

Мышаны вновь начинают пировать во дворце короля Хромыша.

- Вон он, конец! - догадался Колобок.

- Не спеши, кругляк, языком! Мыши так торопились, что слишком малые родились. Впереди будет самое главное: сейчас мой выход, - Эпилог тяжелой поступью выступил вперед, так что земля загудела.

Tолько молний не хватало для светопредставления, но тут в звенящей тишине возникла музыка небесных сфер.

Мерные звуки аетля - удары оленьего рога о панцирь черепахи - это голос Дождя.

Звук атеколли - морской раковины - это голос Ветра.

Перекликающийся гул хуэхуэтля и двухгласное эхо тепоназтля - вертикального и продольного барабанов - это голос Вражды и Крови.

Скрип омичахуазтли - это голос Смерти.

Из ночи вечности торчат ископаемые камни - в них кричит тишина.

Уходит Эпилог. Знамена, свита и тела погибших Мышей - все удаляется со сцены.

Уносят чучело набивное Кота Котофеича. От кошкочудища остается в воздухе только сорванная с образа застывшая в мимике улыбка.

Kогда лилипуты изучали шляпу Гулливера, то отмечались любые свойства предмета, кроме того, что это шляпа.

Эх-ма! растуды-сюды...

Конечно, одна улыбка - это уже не кот, лишь тень его существования. Если быть предельно точным, ее присутствие означает, что: а) есть обычная жизнь мышей, когда присутствие кошек не осознается; б) возникает оторопь, когда вопреки обычному течению жизни, ощущение присутствия кошки почти физическое; в) возможно состояние виртуального бытия, когда материальная сущность осталась наяву, а нематериальная путешествует как бы во сне и сталкивается с присутствием кошек.

Мы не знаем достоверно, какие отношения имеют место между Котом и его улыбкой. До настоящего времени эта загадка остается почти в том же виде, как и 51100 дней назад. Загадка есть, но решения ее никто не нашел. Наоборот, вся эта продвинутая наука противоречит существованию выражения без лица.

Но ведь и существование мира, где мнимости геометрии - самое обычное дело, - ни доказать, ни опровергнуть невозможно.

Сравнивать поступки высших приматов с грызунами некорректно лишь по эволюционной табели о рангах. Но, право же, последние мышлят слишком высокомерно, отрицая сходство между теми и другими. Общими предками всех генных диаспор была обыкновенная глина - прах земной.

И покатился Колобок в неизведанное.

Мир летел ему навстречу мелкими камешками, дорожной пылью, сучками кореньев, высохшим пометом птиц, упавшим с неба, руганью извозчиков, мычанием навьюченных животных, запахами полевых трав, неделимыми дробями, семенами одуванчиков, искрами голодных глаз, носиками кленов, негашеными марками, пыльцой гадючьего лука, крылатыми мурашами, ржавыми наковальнями, пустыми гнездами, обрывками нот, огнями святого Эльма, фатамарганами, сорванной с крыш черепицей, замусоленными словами, напрасными ожиданиями, колючками остролиста, оттисками офсетной печати, обрывками треугольного топселя и пустопорожних разговоров...

Говорят, торная дорога безопасна.

В воздухе повис дым костра, - возможно, это догорал второй том "Сказки о Колобке", который по запаху ничем не отличался от продуктов горения углистого хондрита, содержавшего в своей структуре известковый слепок лапы допотопной крылатой ящерицы конгамато.

Bозвращаясь из сказки, мы сразу чувствуем, что попадаем в иное измерение и тот другой, волшебный, мир - лишь плод нашей фантазии, иллюзия, обман зрения, но только не сущее. А чеширская улыбка насмехается из-за угла времени над нашей самонадеянностью:

- Я вас всех вижу, значит, вы и есть - полная виртуальность!

Всякое прозрачное призрачно. Евклидовой прямой в физическом мире нет аналога.

Число А всегда равно числу Т, число Г равно числу Ц. Природа обходится всего 4 буквами, а весь ее словарь состоит из 20 слов. Раз выражение эмоции существует во временном пространстве без лица, возможно ли такое словесное крохоборство: одну букву написать как целую трагедию?

Вопросительный знак в конце - это попытка отвлечься от субъективных условий созерцания и отделить метагалактику от метаболизма.

* * *