Гаолоний Дзаур Метуристан : другие произведения.

Незакончено

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Но прежде хотелось бы прояснить некоторые нюансы. Это, хммм...я считаю, что это довольно специфическая вещь. Кому-то она может показаться наивной. Для чего же я ее писал? Это, как бы попонятнее выразиться, ћненастоящаяЋ книга, а стилизация под сборник мифов и легенд, и служит она чем-то вроде введения и предисловия для планируемой мною ћнастоящейЋ книге об Авалдоне. Нечто вроде Сильмариллиона при Властелине Колец. Кроме того, я прошу прощения за глупое наименование самого мира - Авалдон. Я все никак не соберусь переделать его название, но все некогда. Кроме того, этот мир я задумал, когда мне было 14 лет, и с тех пор привык к этому названию, и ассоциации Аваллон - Авалдон у меня лично уже не возникает. Идеалы в Авалдоне ярко выраженно христианские, а поэтому сатанистов и последователей Аум Сенрикё прошу не волноваться.
  
  Краткая история Авалдона
  от Эпохи Сновидений до прихода Нового Спасителя
   (главы из книги)
  
  Глава I
  О сотворении и устройстве Энуталь и мятеже Крылатых.
  
  Все мириады миров, возникшие по воле Небесного, похожи на пену, лёгкую, переливающуюся цветами, которые не в силах познать око, не имеющую конца, где каждый пузырёк - вселенная.
  Так учат Изначальные Авалдона и Странники. Ещё учат они, что ни одно разумное существо, принадлежащее какому-либо миру, не может попасть за пределы своей вселенной и узреть Энуталь - Пену Миров и оболочку своей вселенной, ибо ни разум, ни взор его не выдержит немыслимого величия и многоцветья Энуталь, взбитой руками Небесного на основе времени. А могут это Странники, не принадлежащие ни одному из миров, и Крылатые, рождённые прежде Энуталь и вне её. Но у них свои пути, и служат они единственно воле Небесного, ибо для того сотворены.
  На основе материи времени взбил Небесный Энуталь. Но было время не всегда, и началу его есть точка отсчёта, и связано время с нею, и от неё идёт. Каждой вселенной дано своё время, в разных местах Энуталь оно идёт по-своему, и с разной скоростью, и вообще время - понятие относительное и для Энуталь, и для Крылатых, хоть они и вне него. И для Небесного тоже, ибо для Него тысяча лет, как один день, и один день, как тысяча лет. Лишь для Странников время существует, и они подчинены ему, и переходя из мира в мир, они чтят его ход под каждым куполом.
  Как постичь всё величие Небесного? Всю необъятность разума Его и силу любви Его и милосердия? Ибо абсолютный разум и есть ни что иное, как милосердие и любовь. Он был всегда, и пребудет всегда, потому что вечен, а вечность - это отсутствие времени. Абсолютной любви нужен объект для опеки, милосердию необходимо что-то прощать.
  Потому создал Небесный слуг своих и учеников - Крылатых, и наставлял их, дабы смогли они познать величие нового замысла Небесного и стали соучастниками в нём.
  И вот, создал Небесный время, и начался отсчёт его. И дивились Крылатые, ибо время было противоположностью вечности. Но не могли представить Крылатые, как изменяет время всё подвластное ему. И улыбнулся Небесный, и замешал Он на материи времени пену, и Крылатые помогали Ему, и не уставали дивиться всей бесконечной гамме переливов Энуталь и разнообразию действия времени на миры. Это похоже на воздух, который наполняет пузырьки, выдуваемые из мыла.
  Затем сотворил Небесный Странников, дабы путешествовали они между мирами и следили за происходящим там, служа воле Небесного. И были они сотворены во времени и не знают вечности, хотя вскоре сподобятся её, но неотделимы пока от времени. И дивились Странники, ибо миры имели зеркальные свойства, и каждый мир очень походил на соседний, но с небольшой разницей. Чем дальше миры находились друг от друга, тем сильнее ощущалась эта разница, и тем меньше наблюдалось сходства между мирами. Как пузырьки в пене соприкасаются, так и миры. Между ними могут возникать проходы, и через проходы эти жители миров могут проникать в соседние миры. Странникам же не нужны проходы, они путешествуют из мира в мир, не зная преград.
  Был некто Крылатый, чье имя на всех языках Энуталь обозначает "Сияющий". После Небесного он являлся самым могущественным существом Мирозданья. Он помог Небесному взбить миров больше всех Крылатых и возлюбил эти миры. И захотелось ему сотворить свои миры, но для этого необходима была власть над Временем, а Сияющий не обладал такой властью. И попросил Сияющий у Небесного опеки над мирами, ибо знал, что создать свои не сможет, так как не может иметь власти над Временем. Ответил ему Небесный:
  - Опеки ли хочешь ты? Ты - Крылатый, и не имеешь власти, твой удел - послушание. В нем твоя суть. А для того, чтобы опекать миры, ты должен пребывать в одном состоянии с мирами и изменить свою суть. Того ли хочешь ты?
  Тогда сказал Сияющий, обозревая свой, как ему казалось, труд:
  - Вот, создал я миры. И разве не первый я среди Крылатых? Пусть все видят - покорность и послушание не моя суть! Вот - я ухожу в Энуталь. Ухожу, чтобы получить власть над Временем и мирами. Я - разумное существо, и силы мои велики! Их достанет на то, чтобы изменить свою суть, а также суть тех, кто пойдет за мной!
   И ринулся Сияющий в Энуталь, а за ним многие и многие Крылатые, большие и малые, мудрые и просто тщеславные, ибо видели они многочисленные труды Сияющего по сотворению миров и дивились его силе, и видели в нем вождя. Но ни один из них, даже из самых мудрых, не подумал: если так велика сила, и обширны знания Сияющего, то сколь необъятны должны быть силы Сотворившего его, и как должна быть глубока мудрость устроившего Энуталь! А после об этом подумать им уже не представилось случая...
  Когда Сияющий поднял мятеж, вид он имел грозный и светился, словно все солнца мириадов миров, собранные вместе, и подумали некоторые Крылатые по неразумию, что имеет он достаточно сил, чтобы поспорить с Небесным, и устремились за ним. И когда ворвались они в Озеро Времени посреди Вечности и в Энуталь, произошло великое волнение, и во многих мирах до сих пор помнят о Катаклизме, когда содрогнулся их мир и небо пошло трещинами, и земля шаталась, словно потеряв опору.
  Велики были силы Сияющего, и он действительно смог преобразиться и саму суть свою изменить. И не только свою, но и суть всех последовавших за ним. Хоть и много их было - неисчислимое множество, число их - лишь малая толика от тех, кого любовь к Небесному, здравомыслие или иное удержали подле Небесного.
  Но не знал Сияющий законов, важнейших законов своей собственной сущности. Не может из одного источника течь горькая и сладкая вода, и преступивший хотя бы один из законов своей природы не может оставаться прежним, а преображается в свою противоположность. То, что было белым, стало черным, Добро стало Зло, и сколь они были совершенны и светлы ранее, в той мере они стали ужасны и темны. Метаморфоза совершилась. Отныне все Крылатые изменили сущность и стали подвластны времени. Сияющий же стал посредине: сам по себе он вечен, но по воле Небесного имеет конец, и конец этот будет ужасен. В конце времён каждый мир, каждое разумное существо, жившее когда - либо, представ на Суд Небесного, прежде чем быть судимым самому, увидит конец того, кто некогда был Сияющим Окрылённым. В тот момент, когда произошла Метаморфоза, по воле Небесного прозрел Сияющий свой конец и свою судьбу, и все Падшие, бывшие с ним, тоже прозрели. И исполнились они все до единого дикой злобы и ненависти, и если бы эта злоба вселилась в душу человека, он не прожил бы более вздоха. Но не было в сердцах Падших ни раскаяния, ни сожаления по потерянной красоте и величию. Теперь они не заметили потери. А потеря эта для каждого из них была больше целого мира. И Странники, путешествующие между мирами, замерли, когда узрели Метаморфозу. И многих из них сковал страх, ибо ни о чём подобном они и не знали ранее. Раньше они видели Крылатых, но ни один из Крылатых не входил до сего времени в Энуталь. Узрели Странники бесчисленные воинства духов, сиявших алмазным и золотым, лунным и солнечным светом, превратившихся затем в черную орду Тьмы, источающую ужас и смерть. Каждый из Крылатых принял облик, соответствующий его дурным качествам. Были здесь ужасные демоны, с рогами и клыками, исполинские, как миры; были духи смерти, скрывающиеся и убивающие в тумане; были демоны похоти и алчности; великие обманщики и лжецы, сбивающие с пути; а были также словно неразумные существа и силы стихий, не имеющие чёткого обличия и сознания. А во главе этого полчища летел тот, кого звали ранее Сияющим, ныне же получивший имя Князь Зла. Он сочетал в себе все свойства Падших, он один был как десять миров. И если бы человек увидел весь это сонм в первые минуты Метаморфозы, он умер бы на месте. Но никогда после этого Падшие не собирались вместе во главе с Князем Зла, ибо Странники были многочисленны и могучи, и управляла ими воля Небесного. Они, опомнившись от удивления, ринулись в бой, ибо поняли - то, что явилось в Энуталь, противно самой сути Странников, и что встретили они врагов. И устремились Странники со всех концов мирозданья, и ударили в черное войско. Это была великая Битва - Между - Мирами. Схватились между собой стихии Свет и Тьма, не на жизнь, а на смерть. И многие миры погибли, попав между молотом и наковальней, хотя Странники старались, как могли, быть осторожными, и гибель каждого мира была им как нож для сердца. От огорчения и отчаяния сражались с еще большей яростью Странники, и дрогнули Падшие, и бежали. Много их пало тогда. Они разбежались по всему Энуталь, и скрылись среди миров, и вошли в них, и стали там выполнять волю Князя Зла. Сам же он, еще не имеющий в этом новом облике имени, с диким рёвом рванулся, пробился сквозь ряды Странников и скрылся между миров. Отныне он блуждает - единственный из Падших, не имея приюта, в то время как все прочие из демонов нашли каждый себе мир и творят там его волю. Но они все связаны с Князем Зла. И он управляет ими. Поскольку время относительно, он побывал в каждом из миров во многих обликах, везде неся Зло и страдания. Все падшие видели свой конец, единовременно, в момент Метаморфозы, и страшатся, и жизнь их полна мук и злобы, ибо сами они - чистое Зло и не имеют надежды. Но сокрыто от них, когда это совершится и как, и неизвестность пугает их, и от того-то стремятся они принести больше Зла, но надежды и веры, с какой они пошли за Сияющим в начале, уже не имеют, и знают они, что нет сил, способных противостоять Небесному и воинству Его.
  С грустью смотрел Небесный на всё это. Однако знал Небесный обо всём до начала времени. Но свободная воля - достояние каждого смертного и бессмертного тоже. Сияющий сам выбрал свой путь, когда выбор встал перед ним, и каждый, кто был рядом с Небесным, тоже. И поступи Сияющий по-другому, всё могло бы быть иначе. Но Великий Замысел стал еще выше.
  Во исполнение Плана есть Путь. Каждому народу в мириадах миров дан Закон Небесного. Соблюдая его, они обретут награду. Поначалу хотел Небесный сделать Энуталь царством радости и счастья, но после того, как осквернил его Князь Зла, он подлежит огню. Но все, оставшиеся верными пред лицом искушения и соблюдшие Закон, получат Награду.
  Был среди странников некто Йолан, сильнейший из них. И после Битвы - Между - Мирами, потеряв многих из сородичей, в слезах обратился к Небесному, испрашивая совета и поддержки, говоря:
   - Вот, неведомое Зло явилось в Энуталь, и уничтожено много миров, и нет уже многих Странников.
  Тогда ответил Небесный:
   - Зло это доселе неведомо было. Им стал Сияющий, первейший из Крылатых, Окрыленный. Он возгордился и стал Князем Зла.
  Услышав это, воскликнул Йолан:
  - Да будет проклят он и иже с ним навеки, и зваться ему отныне не Сияющий Окрыленный, но Эвдэриол, Чёрный Князь Зла!
  Молвил Небесный:
  - Да будет так. Но лишены Странники дара провидения и подвластны времени, а потому не видят того, что вижу Я. Хоть и вмешался Эвдэриол в Мой План, Цель стала лишь выше. Отныне миры подлежат огню, ибо осквернило их Зло.
  В ужасе слушали Странники это, так как успели привязаться ко множеству миров. Но улыбнулся Небесный и молвил:
  - Пусть все живущие в мирах докажут свою любовь ко Мне, ибо наделяю Я их разумом и свободной волей. И понимание Добра и Зла дам Я им. Пред лицем искушения, которому их подвернет Эвдэриол и сонм его, это проявится, и тем сладостнее будет Награда для устоявших. Все праведные души идут ко Мне, и вне времён Я буду содержать их, когда же времени выйдет срок, буду судить их Я по делам их. А дела и поступки будут записываться Крылатыми в Свитки Деяний. Но перед тем Я покараю Эвдэриола и сонм его, и даже наиболее пострадавшие от них сочтут кару справедливой, а себя отмщёнными. Для устоявших и верных живущих Я создам Чертоги Блаженства, где сподоблю их вечности. Всех Отрекшихся и Преступивших ждёт огонь, как и все миры, не нужные боле. И их так же сподоблю Вечности. Чертоги Блаженства будут помогать Мне строить Странники, падшие в Битве - Между - Мирами, так что не плачь, Йолан, они не погибли, но здесь, со Мной. И это Мой новый План. И Я знал о нём с самого начала. Теперь всё будет так, как сказал Я.
  И склонились Странники, получив новую надежду, и поняли они и Замысел, и План, и Цель. Тогда возликовали Крылатые и Странники, и весь Сонм воскликнул "Да будет так! Славься, Небесный!". И началось ликование, хоть и омрачённое печалью о тех, кому гореть в огне, а скорбь эта пробудилась в сердце Единого, и пребудет всегда, ибо удел мудрости - печаль.
  Услышал Эвдэриол возгласы Странников, и шум от крыл, и славословия Небесному, и подивился. Тогда ужас закрался в его сердце, и понял он, что мало времени ему отпущено, и убежал, чтобы скрыться между миров и творить свои злые дела. Тогда он понял, как переоценил свои силы. Горечь от первого поражения терзала его, но впереди чаял он много побед. И стал собирать он души Живущих, которые предались ему, и каждой новой падшей душе он радовался, и на краткий миг забывал тревогу, а когда возвращалась она, неистовствовал с ещё большей силой. Но эти души, до единой, у него отобраны будут, и преданы огню, а души праведников идут к Небесному. Никому не сказал Эвдэриол о том, что слышал восклицания, и от того демоны его уверенней, чем он сам, и лишь изредка бывают они смущены видением, явившимся им в момент Метаморфозы. Но каждый думал, что видение явилось ему одному, и не говорит о нём. И Эвдэриол тоже.
  Так учат Странники. И знание это дано сидам мира Авалдон, и записано в Книгах Знаний, и передано по наследству, и потому знакомы с ним все мудрецы, и могут научить всех, кто попросит об этом. И я был в числе просивших. То, что написано в этой книге - краткая история Авалдона, мира, где я перенёс столько мытарств, одного из многих мириадов миров Энуталь.
  Глава II
  О сидах Эпохи Сновидений.
  
  О том, как появился Авалдон, легенды умалчивают. Это видели Странники. Авалдон был юным миром с глубокими, быстрыми и чистыми реками и океанами с тысячью островов, с лесами и заоблачными горами со снежными пиками, с грозами, жгучими зимами и тёплыми летами. Населяли его множество пород зверей, в океанах жили рыбы, киты, черепахи и всё, что растёт и движется под водой. В небе летали птицы и вили себе гнёзда, и насекомые были всюду, где должно. И все жили, размножались, питались так, как велела им их природа, и повадки их были сообразны их жизни, природе и функциям. Из разумных же обитали тогда те, в чьи обязанности входило заботиться обо всех, кто жил и двигался, и опекать тех, кто корнями пил соки земли и не мог постоять за себя. Существовали они прежде всех разумных существ и прозвали их Изначальными. Многие из этих существ имели в ту пору иной облик, чем ныне, когда некоторые из них сошлись с людьми и стали жить в их домах. Тогда каждый ручей, каждый луг и лес, река и холм получили своего покровителя. И звери тоже их имели, и покровители их приняли сходство с ними. Сколько веков или тысячелетий пронеслось над Авалдоном со времени его рождения, и как пришли Изначальные в него, неизвестно, и сами Изначальные это не ведают.
  Когда же настал черёд прийти в мир сидам, стояла поздняя осень. В земле, которую в наши дни зовут Равеллатом, была долина в горах, в ней густыми рядами стояли деревья, самая же середина её поросла высокой травой, которая, правда, уже увяла, и ни одного цветка не росло на этой поляне, ибо была глубокая осень. Посередине же поляны возвышался камень, видом схожий с барсом, а размерами со слоном. Вся же долина напоминала залив, вдающийся в сушу, вытянутый с северо-запада на юго-восток. На западе имелась тропа, названная Дорогой Коз, ибо вела в горы, поднимаясь среди утёсов и склонов на вершину скальной гряды, ограничивающей долину с северо-запада. На середине тропы располагалась площадка, откуда открывался вид на всю долину. Из долины же эту Дорогу Коз увидеть было нельзя.
  С противоположной стороны, на юго-востоке, долина была ровна, а далее покатой ступенью спускалась, более полого, но неуклонно, и две скальные гряды почти смыкались, но их разделял узкий проход, длиной тысячу локтей и сорок шириной, над которым нависали утёсы, и внутри царил сумрак. Росли там мхи и кустарники. Затем начиналась каменистая поверхность и суровый горный склон. Склон утёсами продолжался до зелёных полей и плодородных земель у подножия хребта. Земли эти названы позже Хемот Равеллат - Истинный Равеллат. С земли не видима была долина, но лишь склоны хребта и серые тучи над заснеженным пиком Оломмирот.
  В долине царило тепло, ибо она находилась выше облаков, и солнце светило там всегда. Дождевая вода стекала вниз из долины, и оттого часто затопляло земли у подножия гор. Это случалось весной.
   Казалось, что зима наступает в долине два раза в году: в свой срок, и летом, когда цветут тополя, и их пух покрывает долину.
  Изредка со скал забредали сюда архары, бараны и козлы с длинной шерстью и загнутыми рогами, пумы, горные львы с бурой гривой, а порою волки, но редко. Жили здесь и Изначальные - хранители тополиных рощ и пастыри косуль. Иногда Изначальные ссорились, если лев или иной рвущий мясо убивал косулю или кролика.
  И в Камне-Барсе тоже обитал дух. Похож он был, если хотел, чтобы его видели, на большого барса молочно-белого цвета, а усы его, длинные и заплетённые в косы, развевались. Глаза он имел то голубые, то красные. Имя его - Сегунд.
   Сидел он в тени камня на траве, которая возле Камня была зеленее, чем у корней деревьев. В этот день навестил Сегунда Стиппа, покровитель козлов. Он ходил на задних ногах, и низ тела имел козлиный, а на голове рога.
  - Что чует твой нос, Каменный Сегунд? - Спросил Стиппа, приближаясь по жухлой траве. Под его копытами хрустели листья.
  - А что слышит твоё ухо, звонкоголосый Стиппа? - ответил ему барс, не размыкая губ. И услышал в ответ:
  - Я слышу то, чего не было ранее. Это новые звуки твоей долины. Я пришёл со скал, ибо не будет там покойно, если те, кто производит эти звуки, придут туда.
  Молвил Сегунд:
  - Зачем же пришёл ты? Или станет там спокойнее от твоего присутствия здесь? Те силы, что проснутся сегодня, будут близки нам, но не всем. Кто знает, плохо это или хорошо... Лик земли изменится, и она станет иной. Чтобы этого не случилось, должны позаботиться мы о том, кто явился, и повлиять на них так, чтобы не стали они переделывать мир для себя.
  - Мне трудно поверить этому, - произнёс Стиппа, - хоть и терзают меня и предчувствия, и беспокойство. Кто же пришельцы? Ты видел их, Каменный Сегунд?
  - Нет, но они скоро будут здесь.
  - Скажи, Сегунд, отчего в твоей солнечной долине вдруг так потемнело? И так быстро наползли тучи?
  И ответил Каменный Барс:
  - Это воля природы. Но смотри, Стиппа - разве есть на твоих скалах такие цвета?
  Осенью, когда золотой убор деревьев обрывает стылый ветер, когда изумрудная трава пожухла и стала серой, но тучи ещё не успели просыпать первый снег, ибо убору деревьев не пришла пора окончательно облететь, а часто клубились почти у самой земли, проснулась отрада в жёлтых листьях тополей. Тогда и открыли глаза сиды. Их души до сих пор спали и пребывали где - то далеко. И вот пришла пора им пробудиться, и они облеклись телами, и открыли глаза. Они лежали на жухлой траве, среди золотых листьев, под высокими деревьями. И ветви деревьев были украшены такими же листьями. В просветах между ними и чёрными ветвями клубились серые облака, так что казалось, что стоит взойти на вершину дерева, и можно будет коснуться неба рукой. Ни один луч солнца не пробивался сквозь пелену туч, но кучи листьев лежали вокруг, а иные листья висели, и было от них светло в лесу.
  Долго лежали сиды молча, глядя на свинцовое небо и золото вокруг. Каждый из них считал себя единственным существующим. Но вскоре один из сидов поднял голову и осмотрелся вокруг, и увидел своих собратьев. И рвались у него наружу слова, он сложил губы и звонко воскликнул:
  -Асаи равелла на!
  Что значило: "Сородичей приветствую я!". Так как понял он, что видит сородичей и братьев.
  С тех пор зовут страну, на которой пробудились сиды, Равеллат - Приветная Страна, потому что она приютила скитальцев. Так как знают сиды, что были они скитальцами до того, как пришли их души в этот мир. А где пребывали до того, знает один лишь Небесный и его Крылатые, да может ещё, и Странники.
  Тогда все сиды поняли, что каждый из них не один. Встали они и начали разглядывать и приветствовать один другого, и не задумывались о том, откуда они знают речь и как понимают друг друга. Дар речи дан им был изначально. Видели сиды, что они различны между собой, и каждый знал своё отличие от других. Они дали друг другу имена: Сильнорук, Черноглаз, Звонкосмех, Лист. Того же, кто первым заговорил, назвали Приветственный Возглас - Равеллхаз. И захотелось сидам узнать побольше о том мире, куда они явились, тогда встали они и пошли под яркой сенью дерев, под серым небом, по сухой листве. С ветвей бесшумно падали листья, и лишь чуть шуршали они, падая под ноги сидам. Увидели они ручей между камнями. Склонившись над ним, напились они воды, и каждый увидел своё лицо в воде. По камням перешли сиды ручей, не замочив босых ног.
  И оказалось вскоре, что не так уж и приветлив мир, где воплотились сиды, ибо, как уже говорилось, стояла поздняя осень. В долине этой было довольно тепло, но дыхание зимы ощущалось и здесь, а сиды были наги. Однако в те времена они были крепче людей, так что холод не донимал их.
  Наконец вышли сиды на большую поляну. И увиденное там удивило их и взволновало, так что стали они неподвижно, не произнеся ни слова.
  А сидели посреди этой поляны Изначальные - Сегунд, Дух Камня-Барса, и Стиппа, покровитель козлов, зелёной травы, сочного винограда, молока и всех детёнышей с копытами, не имеющих ещё рогов.
  - Смотри, Сегунд, - воскликнул он, - Вот существа, которых прежде не видел мир!
  - Да, - согласился Барс, Дух Камня, - мир их не видел, потому что их не было до сего дня. Они очень похожи на тебя.
  - Только сверху, а ниже пояса они другие, - Возразил Стиппа, - На их ногах нет шерсти, а ступни их слишком нежны для горных троп, не то, что мои копыта.
  Тогда встал Сегунд, Белый Барс, и, неслышно ступая, приблизился к сидам.
  - Приветствую вас, пришельцы, - молвил он, - прихода вашего я ждал ночь, день, ночь, и ещё полдня. Но кто вы такие, и что вы несёте с собой, о том мне не ведомо, и этого нам со Стиппой не скажет никто, кроме вас самих.
  Но сиды молчали, потупив взоры, так как, поняв речь Сегунда, не имели ничего, что сказать ему.
   - Им нечего сказать тебе, Сегунд, - заговорил Стиппа, - Откуда пришли они, не ведомо им. Но они чисты душой, чисты сердцем и Зла не имеют в себе. Но имеют они разум, и речь дана им. Они живые и познали уже красоту жизни и радость её. Они наги и голодны, а время приближается к зиме, скоро холода придут даже в твою долину, Сегунд. Погляди, для того, чтобы им жить, им нужно питаться, они хищники, совсем как волки, как белые совы, как барсы. Совсем как ты, Сегунд! Они пришли сюда извне...
   - Ты знаешь, по чьей воле они явились, - молвил Барс, - По воле Того, Кто превыше нашего разума, Того, Кто сотворил этот мир. Его воля превыше всего, и поэтому мы не можем допустить их гибели. Мы обогреем их и накормим. Пока они здесь гости, и нам нужно сделать так, чтобы они стали частью этого мира, не нарушив Равновесия жизни и смерти, разума и инстинкта, того Равновесия, о котором не мне говорить тебе, Стиппа.
   - Жизни и смерти, разума и инстинкта... - пробормотал Горный Пастырь, - Равновесие... Мне хотелось бы, чтобы мои козы расплодились по всей земле!
  - Тогда они погубят всё, и сами себя, а земля после них станет пустой и серой.
  - Да, да, пустой и серой.... Нет волков - нет и травы, ибо козы размножатся так, что съедят её всю. Жить ради жизни, и умирать, чтобы другие могли жить... Тела мёртвых существ покрыли землю, и стали почвою, а почва.... Без неё нет травы для моих коз.
  - А без коз нет волков и барсов, - сказал Сегунд.
  - Верно, верно.... Лишь в Смерти Жизнь, а Свет во Тьме, ибо Тьма не есть Зло. В смерти жизнь, а из останков мёртвых тварей черпают силу другие твари, чтобы смертию своей дать жизнь! До конца этого мира.
  - Гармония - это главное, - молвил Сегунд.
  - Если Тот, кто существует вовне, но присутствует повсюду, прислал этих существ, примем их достойно. И научим жить.
  - Научим гармонии, - подхватил Стиппа.
  А сиды стояли молча и слушали этот разговор. Потом вперед выступил Равеллхаз и спросил:
  - Кто это, о чьей воле вы говорите? Кто может существовать вовне, но присутствовать повсюду?
  И молвил Стиппа:
  - Я знаю поблизости одну пещеру, где ночью тепло, там мы сможем поговорить обо всем.
  
  * * *
   С той поры стали сиды жить в Равеллате, с того дня начался Век Сновидений - счастливое время в истории Авалдона. Были сиды добры и веселы, и сердце их не ведало Зла, ибо не ведал Зла тот мир. Изначальные привязались к ним всей душой и часто приходили к сидам летними вечерами, когда пламя костра освещало поляну, и звезды взирали на мир с высоты, ласково и удивленно. Изначальные многому учили сидов - гармонии, умению жить так, чтобы жизнью своей доставлять радость, а после смерти оставить добрую память о себе. Ещё учили они, что есть Тот, который превыше всего, Тот, кто существует вовне, но присутствует всюду, Тот, кто по сути своей есть Любовь. Всякий раз, во время разговора о Нём, взгляды говоривших устремлялись вверх, в небо, и сиды прозвали это высшее существо - Небесный. То, во что верили сиды в те дни, трудно назвать религией. То была система норм высшей морали, ибо мораль и добро заложены в самой сути сидов, ведь дыхание Небесного коснулось их во время, когда они ещё не облеклись телами. Они верили, что душа после смерти пересекает границу Энуталь и попадает к Небесному для того, чтобы жить новой жизнью. Самый большой грех - верили сиды - причинить боль кому бы то ни было.
  Всему этому научили сидов Изначальные, любившие их за добрый нрав, за трепетное отношение ко всему живому, за умение слушать, за одарённость к обучению. Изначальных удивляла способность сидов приспосабливать окружающие вещи для своих нужд - изготавливать ткани из шерсти животных, из растений, лепить из глины разную посуду, игрушки, утварь. Когда сиды научились ковать железо, их возможности расширились - они стали заниматься резьбой по камню, делать украшения и более прочные орудия труда.
  Но более всего Изначальных восхищало сидийское умение слагать баллады, петь песни и танцевать. Целые ночи Изначальные - духи дерев, ручьев, полей, гор, хранители зверей, цветов и птиц - танцевали с сидами вокруг костров и слушали их песни. Они принимали облик подобный облику сидов, чтобы лучше их понимать, а некоторые женились на сидийских девах, и юноши сидов брали в жены нимф и фей. Но это случалось нечасто, и потомству их была уготована особая судьба.
  Себя сиды называли таулайн, что значит "дети осенних листьев", ибо запали им в душу жёлтые, красные и черные цвета осеннего леса, и свинцовое небо над головой, и не могут понять сиды, что же любят они больше - яркие краски жизни или печальную красоту увядания.
  Жили сиды по четыреста - пятьсот зим, и только Хелмарис, князь Кириалы, прожил почти тысячу зим и жил дольше всех из своего народа.
  Главенство над народом таулайн принял Равеллхаз, прозванный Миродзал, что значит "Радостный".
  Когда сиды пережили самую первую зиму в своей жизни в высокогорной долине, названной Шеллуабал, они спустились с гор на равнину Моарас, и на холме Халламор - Зеленый Бугор - основали поселение Шерестолл. С юга оно граничило с лесом Караис Мародол, с запада холм спускался к берегу неширокого потока Силуан, впадавшего в Море. На восток от поселения тянулись луга, где паслись олени и прыгали кролики. На севере же вздымались горы, откуда спустились таулайн. То был Керуфантар, южный отрог великого хребта Беласториа, что раскинулся с запада на восток через весь Благодатный Равеллат.
  Так начались Дни Исчисленные, это же лишь Зачин Начала Начал.
  Равеллхаз Миродзал взял в жёны Иарнет Лодриален - Звездную Тишину. Родилось у них пятеро детей. Старший сын Ирвил Меруатанол был кузнецом и выковал самый первый меч Холладун, настолько острый, что резал собственные ножны, и поэтому его ставили на подставку или держали в руке, как символ власти. Второй сын Мелвир Старнаф был скульптором и ювелиром. Его работы пережили века, и сейчас такого таланта не найти уже в мире. Третий - Вордо Келессуил - первый волшебник. Он много времени говорил с Изначальными - мудрыми духами природы - и перенял большую часть их знаний и умений. Он мог вызвать и остановить дождь, ускорить рост деревьев, расплавить без огня железо, заморозить реку летом, восстановить разбитый кувшин. Он наставлял многих учеников, и за века они достигли невероятных высот в магии, превзойдя самих Изначальных. Четвёртая - Мирвайнэ Эннуриллиан - великая искусница. Она ткала ковры и ткани. Говорят, она вплетала лунный свет и солнечные лучи в свои узоры, отчего они не тускнели и не выцветали никогда, а ткань столетиями не ветшала, хотя, возможно, она просто знала подходящее заклинание. Пятый - Воммоин Мингвил, поэт и мастер слова, изобретший письменность - первые знаки для передачи речи. Он много упражнялся с оружием, которое ковал его старший брат, и именно ему Ирвил подарил меч Холладун.
   Когда умер Равеллхаз, в возрасте пятисот тридцати лет, на его похороны пришли все сиды и многие Изначальные, в том числе Сегунд и Стиппа. Равеллхаза похоронили в той самой долине, где пробудились сиды. Долину называли так же Гиммирим - "Вымощенная золотом", такое имя дали ей сиды, памятуя своё пробуждение и путь по тропе, засыпанной жёлтыми листьями. Равеллхаза погребли в том самом месте, где пробудился он - положили в землю, накрыли дёрном, ибо мраморных надгробий и памятников не воздвигали ещё над могилами.
  Все таулайн в печали оплакивали своего вождя, а Изначальные стояли молча вокруг, а потом они посадили над могилой дубовый жёлудь, и вскоре, по прошествии должного времени, семя проросло, и превратились в гигантское дерево, которое нарекли Ахавол - Волшебный Дуб. Он стоит в этой долине и сейчас - самое старое дерево на Земле. И верят сиды - душа Равеллхаза поселилась в этом дереве, получив судьбу Изначального. Говорят таулайн, что душа первого их вождя обитает в кроне Ахавола, ибо неразрывно связан Равеллхаз со своим народом, и тогда только покинет этот мир, когда умрёт последний сид. Вместе полетят они - Равеллхаз и тот, последний, чьё имя ещё не произнесено, за грань мира, сквозь Энуталь, к Небесному, чтобы сподобиться вечности.
  После Равеллхаза вождём таулайн стал его старший сын Меруатанол. Он имел семерых детей: Гвиннайма, Хальбура, Динтара, Гумила, Элайилин - Серебряная Дева звали её, ибо волосы её были цвета серебра, и носила она белые одежды, Харминдила, Стамвила.
  И умер Меруатанол в возрасте пятисот одного года, и правил из них триста двадцать лет, и похоронен рядом с отцом.
  После него князем стал Гвиннайм, старший сын.
  К тому времени племя сидов весьма выросло в числе. Они знали ремёсла, возделывали землю и умели строить дома из камня. Но многие из них жили в лесах, построив дом на ветвях дерева. Их любили птицы и часто пели для них по утрам. Городов сиды не строили, так как предпочитали вольный воздух. Поселение Шерестолл утопало в зелени, а посредине его, на вершине холма, стоял дом князей, выстроенный из белого камня. Расселились сиды за тысячу лет со дня своего пробуждения по всему Западному Равеллату, в краю, называемом Квирим, а ныне Поллирий. Сиды жили большими семьями, которые превратились со временем в племена. Было их тринадцать в дни правления Гвиннайма.
  Вот племена сидов во дни Первой Эпохи: племя Дуба, им правил род Вигдуил; племя Ели, род Ваммогол; племя Ястреба, род Гилмат; племя Волка, род Анзал; племя Филина, род Вонлофил; племя Ворона, род Малоир; племя Единорога, род Нирвил; племя Рыси, род Шалиберн; племя Ивы, род Семунирилом; племя Соловья, род Гуннир; племя Аиста, род Вануин; племя Медведя, род Аккором; племя Зимородка, род Вигнал.
  Всех же сидов насчитывалось в Авалдоне сто тысяч. Каждый жил на своей земле, все они повиновались князю из рода Равеллхаза.
  Раз в десять лет собирались они на праздник - День Звёзд, проводившийся летом в долине Моарас, и целый месяц по ночам горели костры, и воздух наполнялся запахами угощений и звуками смеха. Изначальные приходили и пировали вместе с сидами, смешавшись с ними.
  В один из таких праздников, когда вино текло рекой, а искры из костров походили на звёзды, сидели под деревьями на траве, в стороне от пирующих, Сегунд и Стиппа. В этот раз имел Сегунд вид сида, с длинными белоснежными волосами и голубыми глазами. А Стиппа был в своём привычном облике существа, похожего формой на таулайн, мускулистого, невысокого, заросшего шерстью, с копытами и рогами. Он подкреплялся вином и изюмом с мёдом. Стояла ночь.
  - По вкусу ли тебе праздник, Сегунд? - вопросил Стиппа, - Нечасто ты спускаешься из своей долины.
  - Да, нечасто, - ответил Сегунд, - долгие века я сидел на вершине своего камня и слушал, как растут горы. И только ты изредка навещал меня. Так было всегда.
  - Всегда? - удивился пастырь козлят и замолк, уйдя в себя, - Это невозможно, - снова заговорил он, - Всегда был только Тот, Кто Пребывает Вовне, Но Присутствует Повсюду. А этот мир тоже имеет начало.
  - А ты помнишь его, это начало? - спросил Сегунд.
  Надолго воцарилось молчание.
  - Нет,- наконец ответил Стиппа, - Я, как бы далеко ни уходил в себя, помню одно - зелёные пастбища, горные склоны, траву, деревья... Целая бездна времени сокрыта в моей памяти, и я не рискну углубиться туда, ибо боюсь затеряться там и не вернуться.
  - И я тоже, - промолвил Сегунд, - Мы, как никто, близки к вечности. Всё наше бытие - застывшее мгновение, что и есть вечность.
  - Не совсем так, - возразил Стиппа, закусывая пшеничной лепёшкой, - миг, даже застывший, уже есть момент времени, а вечность - полное отсутствие его.
  Луна успела пройти четверть своего пути, когда Сегунд снова заговорил:
  - А праздник этот мне по душе.
  - Вот как? - обрадовался Стиппа, - А ты не хотел спускаться со своих скал.
  - Легко ли мне, древнему духу, тысячелетия неподвижно сидевшему на сером камне, променять даже на короткое время звонкую тишину гор на это веселье? А вот тебя что-то не видно в горах! Ты что, совсем переселился в долины?
  - Нет, - ответил козлоногий Стиппа, - Но я часто бываю среди этих детей вечности. Они любят коз и держат их в большом количестве, охраняя от хищников. Даже я не мог бы обеспечить козам такую безопасность. Дети сидов играют с козлятами в траве, а я сижу и смотрю, чтобы козлята не поранили случайно детей копытцами. А ещё сиды хорошо готовят еду. Мы до скончания времени не додумались бы до этого! - Стиппа поднял над головой и затем осушил рог со сладким вином, - От этого напитка просветляется сознание, тело становится лёгким и хочется танцевать.
  Сегунд промолчал, он не нуждался в пище, в отличие от Стиппы, который, веками заботясь о живых существах и вникая во все их нужды, обзавёлся материальным телом.
  - А ещё, - продолжал рогатый пастух, - у меня есть вот это!
  И он извлёк из небольшой сумки, висящей у него на поясе, деревянную свирель:
  - Это подарила мне Элайилин, сестра князя Гвиннайма. Послушай.
  И Стиппа поднёс свирель к губам. Полилась музыка. Он играл сначала Ингилланду, Гимн Ночи, затем Виклиадоил, Трели Соловья, а когда звёзды затмила заря, костры прогорели, а шерсть Стиппы покрылась каплями росы, проступившей на траве, он принялся наигрывать Аллемайду - Приветствие Новому Дню.
  Глава III
  О цвергах
  Говорят, что цверги рождены из камня. Что твердый гранит стал их телом, алые рубины - сердцами, черные алмазы, влажно заблестев и обретя осмысленность, превратились в глаза, из глубинных самородков золота образовались руки, а из железа - ноги. Будто бы черный подземный огонь стал душой им, а гул глубинных вод - их голосом. Но это не так.
  На самом деле рождены цверги самой Землей, и только они - истинные дети Земли. Возможно, сотни тысяч лет в недрах Ирвидулайна, великого горного хребта Шелестура, шло таинство образования жизни. Из остатков растений, из соков земли, из тел подземных животных, из жидкого черного золота - крови гор - рождено это племя.
  Однажды настал час, когда в глубине, под горой Вирвимидал, что значит "Отец Мира", в пещере Гирдумивамор, произошло движение, и явились в мир цверги. Первые цверги мало походили на своих потомков. Они были ближе к стихии камня, чем к живому и разумному миру, огромны и страшны на вид, обладали непомерной силой и могли питаться камнями. Только им из всех обитателей Авалдона, кроме Изначальных, дано бессмертие, ибо они связаны с Землей и умрут вместе с ней. Имён у них не было. Имена им дали их потомки - второе поколение цвергов, а вместе они называются Ардумахты. Известно восемьдесят семь имён первых цвергов - Хирдунал, Варбилзуур, Дирукахм, Ухдумим, Мираголк, Эхтарашас.... А сколько точно их появилось в пещере, не знает никто.
  И родились у них дети, меньше и слабее родителей, но гораздо проворнее и любознательнее. Они исследовали всю пещеру Гирдумивамор, а также придумали раказ - цвергский язык.
  Не исчисляли сначала цверги своего времени, и сколь долго жили они в пещере не выходя на поверхность неизвестно. Когда же младшие цверги вышли из пещеры, расселились они по всему Ирвидулайну. Разделились они на четыре племени: Вардукин - северные, Ирнигоррим - южные, Бильямарим - глубинные и Орхокас - восточные.
  Вардукин ушли на север, на границу с тундрой, где вечный холод, и их вождь - Хардак, сын Валдурма, сына Ухдумима Ардумахта.
  Ирнигоррим жили на юге, где Ирвидулайн, поросший густым лесом, плавно переходит в плодородные, благодатные равнины Нилиила. Вождём Ирнигоррим стал Игдаркахд Старый, сын Мираголка Ардумахта. Именно они первыми вышли на поверхность и встретились с Изначальными Нилиила. Они же, первыми из цвергов, догадались исчислять время и вести летописи. Они чувствовали движение Земли и за год считали пять оборотов её вокруг Солнца.
  Бильямарим не стали прорубать тоннели и ходы наверх, а, наоборот, ушли вглубь. Их вёл Астахарх - один из Ардумахтов. Говорили, что он проснулся последним из Ардумахтов, и оттого получил высокий ум. Многие из его детей пошли за ним вглубь земли. Некоторые думают, что глубинные цверги уже давно вымерли, но некоторые считают, что живут они в глубине и по сей день, и правит ими до сих пор Астахарх, разумнейший из Ардумахтов. Много слухов и легенд ходит среди цвергов, но не слышно ни одной достоверной вести, ибо связь с этим племенем утрачена много веков назад. А Бильворн Безумец, сын Мимиха, блуждавший во мраке нижних подземелий двадцать лет, говорил, что Бильямарим, в результате тысячелетий упорного труда, докопались до костей земли и прорубили тоннель в Царство Мертвых. Впрочем, он был Безумец, да и во мраке нас могут посетить весьма странные и даже страшные видения.
  Орхокас, самое многочисленное племя, избрали своим обиталищем плато Ниммолик на северо - востоке Шелестура. Они основали величественный город Урдушат, ныне - Балариам, величайшее из чудес Авалдона. Там стоит Калаихн - престол Великих Царей. Самым первым вождём Орхокас был Гидуак, сын Гивни, сына Гудехта Ардумахта.
  Первое же поколение цвергов - Ардумахты - разбрелось по тоннелям и блуждает там до сих пор. Многие из них погибли, ибо там, в кромешной тьме, водятся твари, каких трудно и вообразить себе, а многие уснули в пещерах, и сон их не тревожит никто.
  Некоторые из цвергов, рискнувших углубиться в нижние пещеры, могли встретить Ардумахта. Тогда полагалось уступить дорогу и низко поклониться. Но таких случаев со времён Эпохи Сновидений было всего пять, и предвещали они либо великую радость, либо великое горе.
  Второе поколение цвергов напоминало телосложением сидов, но ниже на две головы, коренастее, плотнее и сильнее. Цверги отращивают длинные бороды и заплетают их в косы. В темноте цверги видят прекрасно, ибо глаз их - один огромный зрачок, без белка. На солнце они теряют способность различать цвета и испытывают панический страх, видя над головой синюю бездонную пропасть. Но солнечный свет не смертелен для них, в отличие от их предков, Ардумахтов, коих свет солнца обращал в камень. Век жизни цвергов - триста или триста пятьдесят лет. Цверги обладают врожденными магическими способностями. Они умеют говорить с камнями и видят душу скал. Во времена, когда не было ещё войн, и не проливалась на землю кровь убитых, цверги уже умели ковать оружие и сражаться, ибо вели они тяжелую борьбу не на жизнь, а на смерть с хищными подземными тварями, многочисленными и опасными, о которых никогда не слышали на поверхности. Доспехи цвергов напоминали чешую драконов, а сражались они боевыми цепами, секирами, молотами и чеканами.
  Ардумахты могли питаться камнями, но дети их утратили это качество, и им требовалась иная пища. А потому выращивают цверги виффилин - съедобный мох, и диммури - подземную пшеницу, и акбал, из ягод которого варят хмельной напиток, а также гвик, из его сока делают сладости. Цверги охотятся на подземных животных - гигантских ящериц, слепых рыб и на больших летучих мышей.
  В глубине гор строят цверги с помощью магии огромные города с колоннами, куполами, дворцами, фонтанами и даже парками, где растут растения, не нуждающиеся в свете. Также строят цверги роскошные термы с горячей и холодной водой, ведь цверги очень чистоплотны. Свои подземные города они укрепляют самым тщательным образом - и железом, и камнем, и разнообразными заклинаниями. У цвергов сложилось сословие Арвахтарил - Стражей границ, и даже змея не может просочиться сквозь укрепления без их ведома.
  
  Глава IV
  О появлении цвергов на поверхности
  
  Во времена Века Сновидений, когда людей ещё не было, а сиды жили в блаженстве под опекой Изначальных, в год 380-й по летоисчислению Ирнигоррим, а от Пробуждения сидов 2411-й некто Нирдукс Вириштат, сын Гумигла Варбамахта, из клана Серебряных Молотов, племени Ирнигоррим, узрел свет звёзд. Он шёл по туннелю со своим другом Варном Аталконом, и заметили они впереди свечение. И подумалось им, что это какой-то зверь приманивает своим светом добычу, и пошли они на свет. Но вдруг остановились цверги, словно ноги их вросли в пол, а Варн упал на колени, схватившись за голову, ибо не чувствовали они более над головой надёжной, защищающей громады скалы, но лишь тонкая прослойка осталась между ними и чем-то великим, необъятным, пугающим.
  А Нирдукс Вириштат продолжил свой путь. И воскликнул Варн, друг его:
   - Остановись, Нирдукс, ибо там смерть!
  Но Нирдукс ответил:
   - Нет, я пойду и узнаю, что там. А смерть мне не страшна.
  Ибо был он отвергнут любимой. И двинулся он вперёд, всматриваясь в даль. Свет же делался всё ярче и ярче, и мир вокруг выцветал, становясь серым. Потом очутился Нирдукс в тесной пещере. Вход в неё закрывали заросли дикого винограда, и пробивались сквозь них серебряные лучи, но Нирдуксу они казались серыми. Решительно Нирдукс разрубил топором гибкие ветви, и вышел на воздух. Над ним зияла огромная бездна, полная ярких сияющих точек, и странные растения росли на пологом склоне, и странные звуки коснулись чуткого уха цверга. И понял он, что это другой мир. Долго стоял он так, глядя в бездонный купол, пока на плечо ему не легла рука Варна, его друга. Лицо цверга побелело, как бумага, а в глазах страх, но и решимости в них было достаточно.
  - Ты здесь, Варн? - спросил Нирдукс.
  - Я долго лежал ничком, - ответил тот, - но потом встал и пошел. Я подумал - неужели я друга своего отпущу на смерть? Если я не в силах удержать его, то пойду за ним след в след. И я здесь. Но что это за место? Здесь все серо. И ужас, ужас не отпускает меня. Это бездна вверху гнетет и затягивает. Я видел много пропастей, разверзающихся под ногами, но не встречал ещё пропасти над головой.
  И долго еще стояли цверги на склоне горы, спиной к входу в пещеру, с изумлением, восторгом и страхом оглядываясь по сторонам, пока не заметила их Анндалит, нимфа, беззаботно плясавшая доселе среди акаций и буков, что росли в долинах Нилиила. Бесшумно поднялась она к цвергам вверх по склону, утопая по пояс в высокой траве, и они не заметили её, пока она не окликнула их, говоря:
  - Кто вы, пришедшие из темноты? Назовитесь, ибо я, чьи глаза - это глаза всех трав и деревьев, растущих в Нилииле, не видела никого, похожего на вас.
  Варн промолчал, рассматривая нимфу, а Нирдукс учтиво поклонился и ответил так:
  - Приветствуем тебя, о госпожа, в твоих владениях. Моё имя Нирдукс Вириштат, сын Гумигла, а это Варн Аталкон, сын Гальмуна. Мы странники, путешествующие среди пещер Угнудимира (так цверги племени Ирнигоррим называли свои подземные владения), и вот, ноги привели нас в этот серый мир. Скажи, госпожа, что это за бездна над нашими головами, и чьи глаза там сверкают, как алмазы? И не сердись, прошу, на моего друга Варна, ибо он от удивления потерял дар речи, и не может достойно поприветствовать тебя.
  У Варна же от страха подкашивались ноги, и только дружеское чувство не позволяло ему скрыться обратно в пещеру.
  Анндалит серебристо рассмеялась и молвила:
  - Это небо над головой, и звёзды сияют. И мир этот не сер, но полон ярких красок. Серебряные лучи звёзд и луны озаряют зелёную траву, а небо синее и скоро станет голубым. А меня зовут Анндалит, я нимфа зелёных лугов Нилиила.
  - Скажи, Анндалит, - подал голос Варн, - а почему это небо должно стать голубым? Хотя для нас никакой разницы нет, в этом месте всё для нас серо.
  Нирдукс же молчал. Он слушал голос Анндалит и смотрел в её глаза цвета лучшей бирюзы Угнудимира.
  - Потому что скоро взойдет Солнце, - ответила нимфа.
  И долго ещё говорили они, до тех пор, пока не побледнело небо, и Солнце не воссияло, как ярчайший подземный огонь. И рассказала им Анндалит о Земле, о том, что висит и движется она в ледяной пустоте, и о Солнце, и о луне, и о звёздах поведала цвергам нимфа. И о птицах, и о зверях, о травах, деревьях, горных ручьях, что журчат меж камней, поведала цвергам Анндалит.
  Варн, ужас которого со временем уменьшился и превратился в постоянное гнетущее чувство, рассказал о Подземье, об Ардумахтах, о рудных жилах, золоте, драгоценных камнях, туннелях, подземных реках и о пропастях с лавой, о городах, что строят цверги под землёй. И о чудовищах, с которыми цверги долгие века воевали, чтобы выжить самим.
  И удивлялись они - нимфа и цверги друг другу.
  - В жестоком мире вы живете, - молвила Анндалит. - В жестоком и опасном. Выходите из своих пещер, и живите под Солнцем, ибо здесь безопасно, и в Нилииле хватит места всем.
  - Благодарю за любезное предложение, госпожа, - ответил Варн. - Но нам милы наши каменные дома и изделия наших рук. А здесь всё серо в наших глазах, да и страх не отпускает меня, и я не уверен, смогу ли я к нему привыкнуть.
  А Нирдукс молчал. Он глядел на Анндалит, и странным показалось ему, что, будучи отвергнут цвергицей, он искал смерти - и в бою с чудовищами, и в странствиях.
  Нимфа же спросила:
  - Отчего молчит благородный цверг, столь красноречивый вначале? Или теперь красноречие исчерпано?
  Заговорил Нирдукс:
  - Скажи, госпожа, можно ли мне остаться здесь, рядом с тобой, чтобы смотреть на Солнце? Или на тебя, затмившую его.
  Анндалит внимательно посмотрела в чёрные глаза цверга, и увидела в них отражение своего лица.
  Но воскликнул Варн:
  - Да ты с ума сошёл, друг мой Нирдукс? Что скажу я нашему племени, вернувшись один? Никто не поверит моему рассказу о небе, если рядом не будет тебя!
  А сам подумал: "Скажут старейшины - Варн убил Нирдукса и хочет обмануть нас".
  И ушли цверги обратно под землю. А Нирдукс твёрдо положил на сердце себе вернуться назад, ибо не мыслил он жизни теперь без прекрасной Анндалит. Неба над головой он не боялся, а серые краски вокруг его не смущали. Он предпочёл жить в сером мире рядом с нимфой, чем в родных пещерах, среди ярких камней и жёлтого золота. Он молчал всю дорогу до своего города Шадраммаала, древнейшего среди городов подгорных.
  И предстали Варн и Нирдукс перед своим царём Вивни Ламмирахтом, сыном Гнорлина Хадиргота, сына Хирвина Илиштвана, сына Дармута II Вагмулла, сына Дармута I Ликирохма, сына Яльгирига Дурвили, сына Игдаркахда Старого, сына Мираголка Ардумахта, и перед Кругом Старейшин кланов, числом сто.
  Поведал им Варн о чудесном приключении их и о внешнем мире. И дивились вожди Ирнигоррим, ибо считали доселе, что весь мир - это камень, а ни о чём, подобном увиденному Варном и Нирдуксом, они и помыслить не могли. И склонились вожди к мнению, что сошли Варн и Нирдукс с ума, вдохнув отравленного воздуха в какой - нибудь отдалённой пещере. И поднялся царь Вивни со своего гигантского трона, и изрёк свою волю:
  - Нет никакого Наземья, и Солнца нет, и неба над головой нет, и не было, и не будет. Мир - камень, а эти двое сошли с ума, ибо вдохнули отравленного воздуха, что выделяют грибы урихтам. Возьмите их и лечите, и не должен слух об этом пойти по Шадраммаалу, чтобы не смущать сердца и души наших подданных.
  И воскликнул Нирдукс:
  - Отпустите меня! Если я безумен, то хочу вернуться к источнику своего безумия, а если нет, то с ума сойду среди этих сводов и стен!
  Сказали старейшины между собой:
  - Несчастный! Он возненавидел камни, обтёсанные руками его предков.
  И связали Варна и Нирдукса, и отвели в Дом Исцеления, в покой с решётками на окнах и железными дверьми, и стали их лечить.
  А вечером, когда все уснули, на решётку окна в покое, где содержали Нирдукса, села Ивилен, бабочка, и сказала:
  - Привет тебе, Нирдукс Вириштат, от Анндалит, хозяйки Нилиила.
  И возликовал Нирдукс, и молвил:
  - Передай ей, что осталось мне жить недолго без неё, но умру я, вспоминая прекрасную Анндалит.
  Ответила Ивилен:
  - Не сдавайся, добрый цверг! Зелёная фея помнит о тебе. Я уверена, она тебя не оставит так и что-нибудь придумает! Ты только жди и держись, и Солнце снова встретит тебя.
  - Что мне Солнце! Что мне бездонное небо над головой и всё воинство его! Пещеры и туннели куда лучше подходят цвергу, - ответил Нирдукс. - Но одна лишь Анндалит правит в моей душе, и для того чтобы увидеть её ещё раз, я отдал бы весь мир и самого себя.
  - Как странны твои речи! - Рассмеялась бабочка Ивилен. - Неужели все цверги такие пылкие и безрассудные, как ты?
  - Не думаю, - ответил Вириштат. - Среди нас встречаются всякие. Но они не видели и не знают Хозяйки Нилиила.
  - Но ведь видел же её Варн, твой друг! - Сильнее прежнего развеселилась легкокрылая Ивилен, - Видел, и остался самим собой.
  На это у Нирдукса не было ответа, и он промолчал, удивлённый.
  - Неважно, - сказала бабочка. - Всё это слишком сложно для меня. У нас, кто летает от цветка к цветку, всё намного проще. Но я передам фее твои слова о том, что ты хочешь умереть с её именем на губах. Она будет польщена и наверняка захочет услышать это от тебя лично.
  И Ивилен вспорхнула с железного прута решётки и взлетела к потолку гигантского грота, затерявшись в тумане, что вечно висел над Шадраммаалом. Она взлетела выше серых тёмных башен, выше сумрачного царского замка. Ни одного яркого пятна не было видно в этом царстве холодного камня и тумана - цверги видели во мраке и не знали светильников. Бабочка, хранимая волшебством своей хозяйки Анндалит, пролетела над тёмным городом, над неприступными валами и стенами, что замыкали все входы в Шадраммаал, миновала магические заслоны - они не причинили ей вреда и не заметили даже, ибо не знали доселе таких существ в Подземье, чтобы придумать от них защиту. Ивилен пролетела пустынными коридорами, где не водилось даже летучих мышей, всё быстрее и быстрее, стремясь приблизить миг, когда Солнце согреет её снова, спеша поведать Зелёной фее обо всём увиденном и услышанном под землёю и о бедственном положении Нирдукса Вириштата.
  А Нирдукс, получив надежду, терпеливо ждал. Держали его и Варна в покое для безумных, отравившихся парами грибов урихтам, с железными дверями и решётками на окнах.
  А фея Анндалит шла между раскидистых дубов, под древними соснами, что росли на склоне Ирвидулайна, вдоль обрывистого берега Тириола, уже в Нилииле, за которыми начинается холмистая местность, покрытая сочной травой, с темнеющими здесь и там перелесками. И скользила Анндалит среди трав и между кустов можжевельника, расступавшихся перед ней. Приблизилась фея к озеру Маннилот, что и поныне привлекает паломников своей кристальной водой, излечивающей все недуги, ибо купалась в ней Анндалит. Села фея на берегу Маннилота на мшистый валун, окунув пальцы точёной руки в прохладную воду. Прилетели птицы, чтобы развлечь её полуденными песнями, но она отослала их. Сидела она в одиночестве в тени ивы на берегу, пока не приблизился к ней Мэлурик, единорог, снежно-белый, как облако, и быстрый, как ветер, благородный, как лебедь, сильный, как тур, верный, как лучший из друзей. Был он ближайшим наперсником и помощником Анндалит не одну сотню зим, ибо единороги бессмертны, как и Изначальные. Он был королём единорогов Нилиила.
  Коснулся Мэлурик носом руки Анндалит и промолвил:
  - Седьмой день перевалил за закат с тех пор, как вернулась ты с высокогорных лугов Галмода. И не спускалась ты с тех пор ни в Средний Нилиил, ни в пойму Вальмундина. Я слышал твой рассказ о странных новорожденных детях глубин, и это, конечно же, весьма чудесно и удивительно, но скажи, Анндалит, о чём же ты думаешь, блуждая под сенью леса Каркириома?
  - Трудно сказать,- ответила фея. - Тот цверг, Нирдукс, очень странно глядел на меня. И в глазах его увидела я своё отражение, как в зеркале воды Маннилота. Думы его закрыты и непонятны для меня, но кажется, что без меня он не будет жить. Этот взгляд лишил меня покоя.
  - Я, кажется, понимаю, о чём идёт речь, - сказал Мэлурик. - Это сын земли полюбил тебя, прекрасная Анндалит. И тебя он взволновал, это верно, как то, что мой рог из золота, а копыта из серебра. Но не следует забывать - он смертен, а твой век - это век Авалдона.
  И замолчали оба, внимая плеску воды в Маннилоте и шелест листвы над головой. Но подняла голову Анндалит и воскликнула:
  - Это ты, Ивилен?
  И на палец ей села яркая жемчужная бабочка.
  - Поведай же мне, что видела ты в Подземье, - молвила фея.
  Тогда поведала ей Ивилен о своём путешествии в подгорный мир и о бедственном положении Нирдукса Вириштата. Когда закончила летунья свой длинный рассказ, грустно склонила Анндалит голову.
  - Это страшный мир, где бродят чудовища, грибы урихтам затуманивают разум, а сородичей своих сажают в каменный мешок, где решётки из холодного железа! - воскликнул Мэлурик. - Клянусь своим рогом! Там нет неба!
  - Черви тоже не видят неба, - мелодично сказала фея, - но в своих туннелях они так же счастливы, как ты под кронами леса или на ковре поляны. У каждого своё место. Но Нирдукса я в беде не оставлю. А теперь иди, Мэлурик. И ты, Ивилен, лети, отдохни, но не далеко, ибо ты будешь моей проводницей. Мне же нужно подумать.
  
  
  (Анндалит спасает Нирдукса и Варна из подземелий. Он живёт остаток жизни на поверхности и умирает в возрасте пятисот лет, молодой телом. Некоторые цверги, не боящиеся неба, выходят на поверхность, покинув Шадраммаал. От них пошло пятое колено Хавиллаир - Наземное. Они доходят до нагорья Бириндурн и основывают там город Гинзурад. Там правит Гальди, сын Нирдукса и Анндалит. Многие из Наземных цвергов живут в Южном Нилииле и Ворнголлате. Они ведут счёт времени не пятигодичными циклами, а летами. Анндалит по-прежнему правит Нилиилом.)
  
   Глава V
  О людях
  
  На суровой земле Белестур, где жестокая зима длится четыре месяца в году, но лето прекраснее самой жизни, на юге материка, северный край которого вмёрз навеки в ледник, венчающий Авалдон, словно седина старческое чело, есть горное озеро. Вода в нём прозрачнее слезы и холоднее воздуха, которым дышат камни высочайших гор, и глубже оно всех озёр Авалдона и, возможно, глубже океанских пучин. Находится озеро в расщелине горной гряды, напоминающей исполинскую чашу. Эту расщелину так и прозвали - Кубок Небесного. Из озера этого вытекают две могучие, но короткие реки. Первая - Быстрица, или Севон - гигантским водопадом низвергается с западного края Кубка Небесного, падает в огромную котловину - Пасть Бездны, и оттуда буйным ревущим потоком несётся к морю, по пути разбиваясь на три рукава. Перебраться с одного берега Севона на другой очень трудно, но за тысячелетия поток этот пробил в своём каменном ложе целый каньон шестисот локтей шириной и двухсот - глубиной, и через него перекинуты мосты. Севон так шумит, что и голоса своего не слышно, а над Пастью Бездны нужно затыкать уши, чтобы не оглохнуть.
  Вторая река - Величавая, или Авданайт, стекает с восточного края Кубка Небесного. Медленно и величественно течёт она к морю, раскинувшись на две тысячи локтей в ширину и на семьдесят в глубину. Оттого столь величава она и неспешна, что горы в тех местах более пологи, чем с запада. Впрочем, и этой реке дает жизнь водопад, расположенный ниже западного. В начале пути Авданайт довольно быстра и шумлива, потом необозримо широко разливается, орошая огромный край, и, не дробясь на рукава, впадает в море. По пути она вбирает в себя мелкие горные ручьи и воды тающих снегов, и затопляет часто её левый берег, так, что лежат там Бездонные болота. Оттого называют край по левую сторону Авданайт Коварной Землёй. Правый же берег реки, который есть междуречье Авданайт и Севон, лучший край во всём Белестуре. Он в меру сух и в меру влажен, потому пригоден для пахоты.
  Посредине Горного Озера находится большой остров. Там растут берёзы и дубы. Этот остров и есть родина людей.
  Жил на Озёрном Острове Изначальный именем Велест. Был он единственным обитателем и хозяином Острова и, возможно, только он знал глубину Кубка Небесного, ибо имел облик Волосатого Змея, огромного, тридцати локтей, с чёрной поседевшей шерстью, зелёными глазами, и часто плавал в озере. Велест считал себя Царём рыб озёрных, которые служили ему и робели перед ним, ибо мог он провинившегося скормить медведю.
  Никто и никогда не навещал Велеста, и не имел он друзей среди Изначальных Белестура.
  Любил он тень и прохладу и не выносил яркого света, оттого над Озёрным Островом вечно клубился туман.
   Однажды лежал Велест, свернувшись кольцами среди мшистых валунов, и слушал дыхание далёкого океана, которое не мог бы заглушить даже шум Великого водопада. У Велеста был великолепнейший слух в Авалдоне, ведь для человека на Озёрном острове стояла бы абсолютная тишина.
  И пришёл к Велесту Гость. Был он нестерпимо ярок для зелёных глаз Велеста, и на плаще его осела пыль иных миров. Зашипел яростно Велест, прикрыл глаза и хотел уползти прочь, чтобы скрыться на дне Кубка Небесного. Но остановил его Гость, говоря:
  - Подожди, Велест! Я послан к тебе и не причиню тебе вреда. Я есть Свет, а ты есть Тьма, но волей Небесного Тьма не есть Зло.
  - Кто ты, чужак? - прошипел Велест, - Умерь свой свет, если можешь, ибо он причиняет мне боль!
  И умерил Гость свой свет, чтобы смог рассмотреть его Волосатый Змей. Долго глядел Велест в лицо его снизу вверх, и промолвил:
  - Ты видел Того, Кто существует вовне, но присутствует повсюду. Что Ему до меня?
  - У Него к тебе поручение, - ответил Посланец.
  И зашипел, недовольствуя, Велест, ибо не умел скрывать своих чувств:
  - Ты знаешь обо мне всё, а я даже имени твоего не ведаю.
  - Йолан зовут меня. Я из Странников, - просто ответил Посланец.
   - Чем я, ничтожный, могу служить Величайшему, и по силам ли мне исполнить Его поручение? - спросил Велест, в душе надеясь, что признают его недостойным, и незваный гость покинет, наконец, его.
  - Небесный не дает поручений не по силам, и недостойных нет у Него, - молвил Йолан. - Выбор Небесного пал на тебя, ибо ты мудр. Посмотри сюда.
  И увидел Велест, что держит в руке Йолан нечто яркое, как огонь, сияющее нестерпимо пронзительно - голубым, дерзким светом. И закрыл глаза Велест, не в силах смотреть более.
  - Ты решил совсем ослепить меня, Странник? - недовольно прошипел он.
  - Ты сам виноват, - ответил Йолан, - тысячелетиями приучая себя к темноте. Настало время развеять туман над Озёрным Островом, ибо свет этот долго пребудет с тобой. Теперь смотри внимательно.
  И взял Йолан глины и земли, и смешал их, и озёрной воды взял, и воздуха, и травы, и огня, и солнечного света, и лунного блеска, когда наступила ночь, и порыв ветра поймал Йолан, и смешал это всё, и вылепил некую фигуру, лежащую на земле, и вложил в середину её сияющий огонёк. Много ещё сотворил Йолан таких фигур, и много огоньков заточил в них. И дунул Йолан на дело рук своих, донеся до них частицу дыхания Того, Кто существует вовне, но присутствует повсюду, ибо нёс её в себе, и сам получил от неё жизнь.
   Лежали на траве люди. Они покойно спали, и груди их мерно вздымались.
  - Это люди, - сказал Йолан, - Будь их покровителем первое время. Учи их жизни. Расскажи им о Небесном. И отпусти с миром, когда захотят они уйти. И привыкай к свету. Это поручение Небесного.
  - Хорошо, прошипел Велест, - Я исполню его. Я буду их наставником.
  - Прощай. Мы едва ли увидимся до Конца Времени, - сказал Йолан и исчез, оставив навеки Авалдон.
  Молча рассматривал Велест спящих людей.
  Наконец пробудились они и увидели друг друга. Велест же был в тени, и люди его не заметили. Смотрели люди друг на друга и начинали понимать, что видят сородичей, и возлюбили друг друга. Но внушал им опасения окружающий мир.
  Проснулись они на берегу ручья, где шелестел таинственно камыш. Наступало утро, и Солнце показалось из-за горизонта. Туман же, созданный Велестом, рассеялся к тому времени. Смотрели люди на Солнце, и слезились их глаза, но не понимали они, что происходит. - Не смотрите на Солнце, безумцы, - прошипел Змей, - Это опасно для ваших глаз.
  - Кто ты? - спросили люди.
  Они не испугались, а удивились.
  - Я - Велест, Волосатый Змей. Отец ваш назначил меня вашим наставником. Верьте мне.
  - Кто он - наш отец? - спросил один из людей, - Где он?
  - Он здесь, и Его нет среди нас. Он Тот, Кто существует вовне, но присутствует повсюду. Сядьте, люди. Я вижу, что заинтересовал вас. Тем лучше. Значит, я не так уж и плох, как наставник.
  
  
  ***
  И жили люди на Озёрном острове вместе с Велестом. Многому он научил их, ибо был Велест Мудрый Змей. Он изобрёл для них письменность и научил их считать года, для того, чтобы внуки не забывали дел отцов, ибо короток век людей - семьдесят или сто лет. Видя, что тела людей, лишенные шерсти и меха, уязвимы для холода, он облёк их в шкуры медведей, обитавших на Острове, и научил людей строить дома из тел деревьев, ибо был Велест Жестокий Змей, и блага своих подопечных, и, соответственно, воля Небесного, были для него превыше всего.
  Люди быстро учились, могли совершенствовать свои знания, и открывать на их основании новые. Они оказались любознательны, беспокойны, пытливы, и всю душу вкладывали во всё, за что принимались. Среди них не было тлевших - все они пылали. Возможно, из-за этого свойства их сущности и короток век людей, ибо сгорают они в огне, горящем в их душе. Большую власть приняли люди над вещным миром. Всё, что окружало их, приспосабливали они для себя и сообразно своим нуждам. Вскоре дети самых первых людей переплыли Озеро и стали исследовать его берега. И дивились Изначальные, ибо не замечали их люди, если только не принимали они какой-либо осязаемый облик. И поняли Изначальные, что пришли истинные хозяева этой земли, и весьма печалились, но не противились людям и не причиняли им вреда, ибо такова была воля Небесного, и для того хранили Изначальные Авалдон.
  Научил Велест людей управлять магией Авалдона, но только черпать он научил людей, все же заклинания и магические приёмы открыли и изучили они сами. Правда, не каждый из них мог колдовать. Для этого необходимо было наличие волшебного Дара. Он проявлялся в разной степени, у всех разной силы, и всякого имеющего его имелись свои таланты в магии. Кому-то лучше удавалось управлять погодой, другой был волшебником-воином, третий превращался в разных зверей, четвёртый в совершенстве познал бытовую магию...
  Собрал Велест некоторых мелких Изначальных, и убедил помогать людям: жить в их домах, хлевах, амбарах, беречь людей от беды и болезни, ухаживать за скотом, охранять урожай. Одни Изначальные соглашались, другие нет, и их никто не принуждал. Те же, кто согласились, принесли Присягу людям, клялись именем Небесного и корнями Авалдона быть верным людям. И до конца мира они будут блюсти Клятву.
  Уже правнуки Первого поколения людей покинули Речной Остров и спустились с Древних гор в Белоземье, и основали город Белоград на реке Змеистой, и выбрали себе князем Златовласа, сына Звонкосмеха, сына Гремислава, сына Светловзора, первого вылепленного из глины Йоланом. И ставили люди изваяния Велеста - каменные, железные, деревянные. И видел Велест глазами изваяний, всегда пребывая с людьми. Каждый мог испросить совета у Змея, обращаясь к его статуе, и он отвечал. Но имели люди в сердце Отца своего Небесного, о котором им рассказывал Велест, и Ему они молились, и отвечал Он тем, кто соблюдал Закон Небесного.
  Расселились люди по Белестуру. Жили они в Белоземье, у границ Тёмного леса, и на Зелёном берегу, и на Жёлтой равнине. Но все подчинялись Великому князю в Белограде. Изначальные же уходили, кроме давших Присягу. Просто растворялись в воздухе Авалдона. Те же, кто оставались, сторонились людей, забираясь всё глубже в чащи и выше в горы, ибо не о чём им было говорить с людьми. Пришли же люди в Авалдон в год 2193 от Пробуждения сидов. В год же 2463 покинули они Речной Остров. Всех же дней Эпохи Сновидений, Золотого века, Утра Авалдона, было 3008 лет.
  
  Глава VI
  О приходе Зла и Битве Сил
  
  Барс Сегунд сидел на своём камне в долине Шеллуабал, и смотрел на звёзды, подняв голову к небу. Приблизился к нему Стиппа.
  - Что чует твой нос, Каменный Сегунд? - вопросил он.
  - А что слышит твоё ухо, Звонкоголосый Стиппа?
  - Беду.
  - Да. Беда близко.
  - И никогда этому миру не быть прежним.
  И умолкли оба. В эту ночь они, кто долгие тысячелетия вёл нескончаемый спор о жизни, смерти, равновесии, были, как никогда, немногословны, так как не о чём было говорить, ибо самое главное прозвучало: "Беда близко". Думали Изначальные всю ночь, а наутро созвали сидов и советовали им ковать оружие и шить тёплую одежду, ибо беда близко. А потом собрались сиды в долине Шеллуабал, и укрепили её, перегородив стеной узкий проход, ущелье Пелсэйн.
  Стояли на площадке Ториат, что посредине Тропы коз, Сегунд, Стиппа, и Анхадалл Ториавол, пятнадцатый князь таулайн из рода Равеллхаза, и сын его Ламмионол Ромеллиот.
  Говорил Сегунд князю:
  - Подданные твои многочисленны и обитают по всему Квириму, и в Дельте Вадимала, а в Кириале, Тенистом Убежище, правит родич твой Гулдо Латамуир, из рода Вонлофил, вождь племени Филина. Он знает уже о грядущей беде, но негде в Гэлмудайне спрятаться от беды, кроме как в Кириале, ибо там открытое место. Придётся несладко северным таулайн.
  Спросил тогда князь Анхадалл:
  - Говорите вы о беде. Но так и не объяснили вы нам, откуда она грядёт и какого свойства.
  Ответил Сегунд;
  - Исходит она от Эвдэриола, Князя Зла. И придёт она с неба. Я видел ледяную гору, что летит сюда из пустоты, из-за грани этой вселенной. Кто оседлал её, мы не ведаем. Понятно только, что несёт она слуг Эвдэриола. Тяжёлое время грядёт для Авалдона, и эти золотые дни подошли к концу. Не скрою, ждёт вас впереди мало радостей, но много слёз и крови, соблазнов, искушений, потерь, страданий. Мы учили вас много лет, и теперь настала пора доказать, что вы - истинные Дети Небесного. Верьте, надейтесь, будьте тверды и мужественны, противостаньте соблазнам, держа в сердце Закон Небесного, и не бойтесь смерти, ибо за гранью встретит вас Небесный и сподобит вечности.
  Мы же уходим навстречу беде. Может быть, нам - мне, Стиппе, другим Изначальным Равеллата, и удастся отвести грядущую беду. А вы держитесь тут, в Шеллуабале, и родич ваш Гулдо пусть держит Кириалу. Мы вернёмся, если сможем. А нет - Зло найдёт вас, и много битв грядёт. Что бы вы ни увидели - не страшитесь. Противостаньте Злу, и пусть Страх испугается вас, и тогда Зло отойдёт, Страх убежит. Будет трудно, но если мы погибнем, верьте - вас не оставят, и вас спасут. Это я обещаю вам.
  Так говорил Сегунд Честный, Белый Барс, глядя в глаза двум сидам, и Стиппа, непривычно серьёзный, стоял неподвижно рядом.
  ***
  На Шелестуре, в недра великого Ирвидулайна, там, где находится ныне цвергийский город Вьяльдгорнайм, шёл по туннелям Вур Фурут, цверг из рода Вардукин. И увидел Вур впереди огромную фигуру, что шла на него. И понял цверг, что перед ним Ардумахт. Тогда отошёл Вур в сторону, уступая дорогу, и низко поклонился, как надлежало по обычаю. Приближалась к нему огромная тень, и тяжёлые шаги отдавались эхом, и натужное дыхание Ардумахта коснулось волос Вура. Остановился Ардумахт рядом с ним, как будто чего-то ждал. Поднял Вур голову, не выпрямляя спину, и встретились глаза его с глазами Праотца, большими, тусклыми, лишёнными век. Заговорил Ардумахт без слов, с сознанием Вура: "Варбилзуур".
  Молчал Вур, не понимая. "Варбилзуур", повторил Ардумахт. Тогда понял Вур, что назвал ему Праотец своё имя. И назвал цверг в ответ своё. Продолжил Варбилзуур свои речи, так что каждое слово гулким ударом отдавалось в сознании Фурута: "опасность; беда; горе; с неба; изменит мир; не быть ему прежним; прятаться; крепить; держаться; надо; Сила Земли; с вами".
  Так кончил свою недолгую речь Ардумахт. И ушёл, тяжко дыша, так что Тьма подземная, непроницаемая даже для цвергийского взора, сомкнулась за ним, подобно пологу. И остался Вур посреди туннеля. В удивлении застыл он, ибо весьма и весьма много времени минуло с тех пор, как видели цверги Ардумахтов и говорили с ними. И сделал Вур то, что надлежало - он пошёл к племени своему, и предстал перед царём своим Амнуди, перед судиями и магами племени своего, и поведал им о происшедшем с ним и о словах, слышанным им от Ардумахта, Праотца. Весьма дивились цверги и царь их Амнуди, и, совещавшись долго, последовали совету Варбилзуура, и стали созывать всех цвергов Вардукин в стены их города, называемого Кадунул, и принялись крепить его стены, ковать оружие и заготавливать пищу впрок, ибо знали цверги - не лгут Ардумахты.
  Записано в Анналах Балариама, что явились Ардумахты не к одному только Вуру Фуруту из Вардукин, но и к некоему Арни Гадрилошту колена Орхокас явился Гудехт Ардумахт и Мардуксу Вирдухагу племени Ирнигоррим явился Уммут, Ардумахт. О том же, как проведали Бильямарим, Глубинное колено, о грядущей катастрофе, не сказано в этих Анналах. Но жил среди них и правил ими Мудрейший из Ардумахтов, так что, возможно, чёрная весть настигла их раньше даже, чем другие колена.
  И Анндалит, фея Нилиила, почувствовала угрозу, и предупредила потомков своих Вириштадидов и Хавиллаир, Наземное колено, так что собрались они со всего Нилиила и Ворнголлата в Бириндурне, где правил в ту пору Таммих, Вириштадид, и предоставил он им убежище в Гинзураде.
  ***
  Ранним утром, когда не осохла ещё роса на травах - шелковистых волосах Земли, в великом городе Белограде, а так же всех человечьих городах Белестура, заговорили идолы Велеста, Волосатого Змея. Из дерева ли, из камня, золотом ли обложены, или серебром, вещали идолы голосом Велеста, громче грома, глубже звона медного колокола, и каждый человек слышал их.
  А говорил Велест о беде, о зле, что грядёт в Авалдон, о будущих бедствиях. И звал Змей людей к себе на Озёрный Остров, ибо станет он самым безопасным местом в Авалдоне. Но слишком много стало людей, и не вместил бы их всех остров в Озере. Тогда отобрали люди самых слабых из своей среды, женщин, стариков и детей, и бросили они жребий, и отправились в горы под защиту Велеста пятнадцать тысяч человек. Остальные же стали готовиться к битве.
  Правил тогда людьми Великий князь Медновлас. Звали князя так из-за цвета волос его, схожих с медью, но не рыжих. Он был молод, двадцати лет, ибо родился поздно у отца своего, Звенигрома. Была у князя невеста, прекрасная, как утро, красавица с каштановыми волосами. Звали её Слава. И пал на неё жребий спасения. Но не желала она идти на Озёрный Остров и оставлять своего князя, так что пришлось её везти туда силой. И рвались у них сердца - и у Славы, и у Медновласа, но любви их суждена была великая судьба, и помогла она вскоре возродиться миру.
  ***
  Собрались Изначальные Равеллата в месте, называемом Каменистые увалы, что в краю Тираим, и взошли на эти холмы, и застыли, молча ожидая подняв взоры к небу. Стояла в тот день ненастная погода, и мрачные тучи заслоняли лик Солнца. Росли там редкие скрюченные деревья и кустарники. Нашёл Сегунда сын его Сегмун, живший на пиках Керуфантара, правивший барсами и серыми волками.
  - Займи моё место в Шеллуабале, - сказал ему Сегунд. - Оттуда весь Равеллат - как на ладони.
  - Разве ты не вернёшься туда, когда мы победим? - спросил Сегмун.
  - Скорее нет, чем да, - ответил Каменный Барс.
  И никто больше не проронил ни слова до того момента, когда разверзлось небо. Сколько стояли Изначальные, глядя на полог серых туч, неизвестно. Но с каждым мигом нарастало то, что нельзя назвать никаким именем, то, что превыше напряжения, превыше ужаса, ужаснее смерти. Серые тучи стали осязаемы, как каменный потолок, подул ветер, сухой, иссушающий губы. И каждый чувствовал, как всё приближается нечто мерзкое, отвратительное, изгнанное с родины и стремящееся обрести её здесь, в Авалдоне, наполнив его своей скверной и отравив своим ядом, огромное, немыслимо могучее.
  И вздрогнула Земля, и затаили дыхание море и ветер, а затем разверзлось небо, так что в тучах образовалась брешь. Тогда узрели Изначальные, люди и сиды огромную ледяную гору, что со страшной скоростью приближалась к Земле. Поднялся ураган, сносящий даже самые огромные тысячелетние деревья, и грянул гром, и молнии из кружащихся туч язвили плоть Земли. Но дождя не было. Ударила огромная гора в Авалдон, и целый край Кариллат ушёл на дно моря. Над водой остались лишь пики гор, ставшие островами, и теперь называют их Тейтубаллат.
  Страшная буря прокатилась по Авалдону. Люди и Изначальные Белестура прятались по лесам и оврагам, и шторм поднялся в Горном Озере, но хранил Велест тех, кто укрылся на его острове.
  Тяжко пришлось и цвергам Ирвидулайна, ибо рушились многие горы и обваливались их туннели.
  Сиды пали ниц, не в силах вынести этой бури, но хранили их в Шеллуабале и Кириале чары Изначальных.
  И хлынул дождь. И узрело воинство Изначальных Равеллата сквозь чёрные струи воинство Зла. Шли Падшие молча, тёмной стеной. И шествовал впереди них некто, укутанный непроницаемым туманом. Ползли справа и слева от него два Змея, чёрных, склизлых, холодных, как объятия смерти. Звали их Харлат и Увнис, брат и сестра, муж и жена, отвратительные скитальцы пустоты внешней.
  Когда приблизилось воинство Зла к подножию Каменистых увалов, рассеялся туман, облекавший их вождя. Он не был похож ни на демона, ни на чудовище, а похож был на человека. И облачён тёмный вождь был в серый плащ, полы которого переходили всё в тот же туман. Откинул он капюшон, и поднял голову, взглянув на Сегунда снизу вверх. В глазах пришельца не было жизни, но великий ум и осколки хаоса пустоты внешней плясали в них, а лицо, обтянутое белой потрескавшейся кожей, напоминало лицо черепа.
  И произнёс он:
  - Именем Великого Эвдэриола! Через сотни миров прошёл я, неся его волю и его закон. Те миры, где встретил я сопротивление, лежат в руинах и - под пятой Князя. Те, что покорились добровольно, процветают ныне. И вот, дошёл я до вашего мира. И именем Великого Эвдэриола повелеваю - склонитесь и принесите присягу моему Князю. Тогда оставим мы этот мир целостным, и ни одна травинка не переломится без воли на то Князя. Вы же пойдёте со мной дальше, к другим вселенным.
  И ответил на это Стиппа:
  - Что-то не хочется мне никуда идти с тобой. Это, уже не говоря о том, чтобы покориться твоему Князю. Весьма, весьма наслышан о его "подвигах". И мне что- то неохота препоручать свою зелёную травку его заботам. И потом - уже по тебе одному можно судить о твоём хозяине. Удивляюсь, как ты прошёл, по твоим словам, через сотни миров, не узнал самых простых правил вежливости! Даже моим козам известно - пришелец представляется первым.
  В ярость пришёл тёмный вождь и сказал:
  - Имя моё - моё достояние. Рабы же зовут меня Глесидор, Сумрачный Мудрец.
  Ответил Краснощёкий Стиппа:
  - Что-то перемудрил ты с именем. Могу подсказать тебе кличку попроще - Великий Демагог. Не нравится? А как насчёт Затуманенного Мыслителя? Тот же самый Сумрачный Мудрец, только другими словами... Снова не нравится? Право же, я не знаю, как и угодить высокому гостю! Если тебе так трудно угодить, мы станем звать тебя просто Тамелон, Худой. Поверь, это имя тебе больше подходит.
  И пришёл в ещё большую ярость Глесидор, и появилась в его руке страшная секира, называемая Айгесториан, Губительница Душ, и поднял её над головой, так что блеск молний отразился на её острее, и мановением руки отправил воинство Зла в атаку, на штурм Каменистых увалов.
  Так началась Битва Сил. С бешеной яростью сражались Падшие, и с мужеством отчаяния - Изначальные. Изначальных было больше, но они были слабее демонов. Долго бились они, и, наконец, начали одолевать Изначальные. Они истребили самых сильных демонов, равных Тамелону, но и сами отдавали жизни тысячами. Наконец издал Сегунд победный рёв и прянул, пробился сквозь ряды тёмных тварей к Тамелону, и сбил его с ног, выбив у него из рук секиру Айгесториан, которой он уничтожил несметное множество невинных жизней, и, вцепившись зубами, перекусил её пополам. И жутко закричала гибнущая секира, вспыхнула ярким пламенем, опалив Сегунду шерсть на его лице, лице Барса, так что он ослеп на миг. С рёвом он прыгнул в сторону, как ему казалось, Тамелона, но попал в кольца Змеи Увнис. Она обвилась вокруг Барса, так что хрустнули его рёбра. Встал Тамелон, в диком гневе, и приблизился, и ударил Сегунда по голове, говоря:
  - Будь проклят ты, Барс, за то, что ты убил мою секиру, которой я сражался тысячи лет!
  И ударил его ещё три раза, а на четвёртый непременно добил бы, но увидели это Стиппа и Сегмун, сын Каменного Барса, и бросились с новой силой в битву. Встал на пути Стиппы Змей Харлат, но Горный Пастырь ловко подпрыгнул, и перепрыгнул Харлата, так что тот потерял его из виду и ударил Стиппа Змея по голове копытом, и издох Змей в корчах. Но в предсмертной судороге перебил Змей Стиппе ноги, отчего тот хромает по сей день.
  А Сегмун бросился на Тамелона, и так был страшен Барс, сын Барса, что разбегались от него во все стороны бесы и демоны, не смея заступить ему дорогу. Увидел это Тамелон и испугался. Он окутал себя серым туманом и ускользнул, а Сегмун заблудился в беспросветной мгле. И Змея Увнис уползла, укусив перед тем Сегунда в плечо своим ядовитыми зубами.
  Тогда стали разбегаться с поля битвы пришельцы, и не преследовали их Изначальные, так как слишком мало их осталось, а те, что выжили, обессилели от усталости.
  Горько плакал Стиппа возле изломанного тела Сегунда, а Сегмун стоял рядом. Но Каменный Барс ещё не умер, а молча смотрел голубыми глазами в беспросветно-тёмное небо. Дождь лил и лил, но гром уж не гремел, и молний не высекали тучи. Кончился и ветер. Буря прошла.
  - Надежда есть, - твёрдо сказал Сегунд. - Передайте сидам - пусть не посрамят её.
  И отошёл за грани Энуталь, ибо тоже имел душу. Тело Барса растворилось в воздухе лёгким дымком, и развеялся он вскоре.
  Поле битвы не было усеяно телами - те, кто были Изначальными, растворялись в воздухе Авалдона, а демоны сгорали голубоватым пламенем. Лишь только отвратительный труп Харлата лежал, словно раздавленный червь.
  Собрались Изначальные в круг.
  - О, Небесный! - Воскликнул в отчаянии Стиппа, лёжа под дождём, - как же нас мало!
  Девять десятых Изначальных покинули Авалдон в тот день. И подняли уцелевшие Стиппу и понесли прочь.
  Так началась Вторая Эпоха Авалдона - самая короткая, но ужасы её превосходят страх всех последующих Эпох. Называют это время Эпоха Ужаса, или Век Кошмара.
  
  Глава VII
  О начале Эпохе Ужаса
  
  Сгустились над Авалдоном тучи, и дождь перешёл в снег. Дивились сиды, ведь до зимы было далеко. Но не рассеивались тучи, и не переставал идти снег. Воцарилась на Авалдоне тишине. Ждали сиды неведомо какой беды, но не происходило ничего, а просто был снегопад. Никто из Изначальных так и не вернулся, и завалило снегом все проходы в Керуфантаре, так что сиды остались одни в Шеллуабале. Пришли холода, каких никогда не было на Равеллате, и сиды таулайн жгли волшебные костры. Мучил их страх и неизвестность, но не осмеливались они спуститься с гор. И несли они караул на стене в проходе Пелсэйн. Однажды увидели стражи со стен, как какие - то страшные тени блуждают во тьме прохода. И напал на них леденящий ужас, так что они не могли пошевелиться. Подобно гигантским паукам взошли эти тени на стену и стали убивать сидов, одного за другим. Но появился тут огромный белый барс, и, рыча, он отогнал тени от стен, уничтожив многих из них. И возрадовались сиды, думая, что это Сегунд вернулся, но это был не он, а сын его, Сегмун. Поведал он таулайн о битве на Каменистых Увалах и о том, как гибли Изначальные. Он научил сидов заклинаниям против этих существ и наложил на их оружие чары, так как обычные мечи и стрелы были бессильны убить их. И начались дни страха. С каждым днем всё больше нечисти собиралось под стенами, а иные спускались с гор, безопасно проходя по самым отвесным кручам. Тучи так и не рассеялись, и для Авалдона наступила ночь. Страшные завывания оглашали воздух, и не имели таулайн ни минуты покоя, каждый миг ожидая нападения. Были среди нечисти и оборотни, принимающие облик тех, кого убили. Каждый день из сидов кто нибудь умирал, и осталась их малая часть от прежнего числа.
  И в Кириале укрылись сиды. Правил ими Гулдо Латамуир, сын Ахилона Каригинола. Был Гулдо молод, шестидесяти лет, и не женат в ту пору. Раскинулась Кириала на равнине в дельте Вадимала на треугольнике суши, защищали её с двух сторон обрывистые каменные берега, а с третьей море. Росли там деревья, и лёгкий туман скрывал этот город от посторонних глаз, но звёзды там светили особенно ярко, а шум прибоя навевал лёгкие грёзы.
  Теперь же деревья стояли чёрными скелетами, море стало серым и враждебным, топя частыми бурями рыбачьи лодки, и сиды начали бояться его. Они отошли в юго-западный угол треугольника, поселились между двух рукавов Вадимала, но беспокоили их и страшили зловещие тени на том берегу и жуткие вопли, не принадлежащие ни зверю, ни какому-либо разумному существу. И чудовища приходили и убивали сидов таулайн.
  Однажды пришёл к сидам Стиппа, он опирался на палку и сильно хромал на обе ноги. От него узнали сиды Кириалы о том, что случилось в день катастрофы. И повелел Стиппа разрушить последнюю переправу, чтобы не смогли чудовища переходить через Вадимал. Тогда стали одолевать таулайн с неба крылатые твари, напоминающие летучих мышей и пауков с крыльями. И не было от них спасения, и отчаяние вползло в сердца, и не помогали им последние слова Сегунда о надежде.
  Появился среди нечисти некто, обликом схожий с сидом, и провозгласил громким голосом, обращаясь к сидам Кириалы:
  - О таулайн! Говорю я с вами от имени Эвдэриола - Князя Энуталь! Мы пришли в этот мир, чтобы дать вам новый закон. Но воспротивились нам те, кого вы называете Изначальными, и страдаете вы по их милости. Те из вас, кто перейдет реку и станет в наши ряды, обретет не только спокойствие, но и власть. А когда весь этот мир склонится перед нами, они пойдут дальше, чтобы завоевать другие миры для Великого Эвдэриола. А те, кто не захочет присоединиться к нам, умрут уже завтра. В эту ночь все, кто хочет жить, пусть перейдут Вадимал по этому мосту, и я приму их.
  Тогда принесли слуги Эвдэриола деревянный настил длиной двести локтей и шириной пятьдесят локтей и перекинули его через реку, а затем отошли.
  Ни одна летучая тварь не показалась над Кириалой в ту ночь. И многие сиды, забыв Закон Небесного, перешли через мост. Всю ночь Гулдо и Стиппа метались по Кириале, умоляя таулайн одуматься, но они не слушали. Страшась смерти, страшась страданий, они приняли Закон Эвдэриола. О, лучше бы убили их в ту ночь Гулдо и Стиппа, чтобы не смущали они своих сородичей и не губили душ своих. Но не могли тогда они поднять руку -  один на братьев своих, другой - на тех, кто стал для него дороже детей.
  А на утро вышли те, кто прошёл по мосту, в чёрных одеждах, с мечами в руках, и выстроились вдоль берега реки, глядя на тех, кто был некогда их собратьями. И не было уже в их лицах ничего доброго, но казались они демонами, холодными, но прекрасными.
  И воскликнул чёрный герольд:
  - Смотрите! Они приняли Закон Эвдэриола. Они сильны и прекрасны, и жизнь их будет намного длиннее вашей, они познают многие тайны, и я, Галдурухм, беру их в ученики. А вы умрете сейчас.
  Перешли предатели через мост, и обратили мечи свои против родичей своих. Так впервые сиды убивали сидов, а бесы, нечисть и Галдурухм, приспешник Тамелона, стояли и смеялись. Многие таулайн бежали к морю, не помня себя от ужаса, и бросались в морскую бездну со скал, но жила в море морская нимфа Хаудани, Изначальная. Она не дала утонуть сидам, но обратила их в тюленей, чтобы они не замерзли в холодной воде. И приплыли тюлени к берегам Белестура, вынесло их волной на берег, и превратились они снова в сидов. Стояли они на берегу в растерянности, не зная, что делать им, ведь ни один сид доселе не покидал пределы Равеллата. Но нужно было продолжать жить, и повернулись сиды спиной к морю и двинулись в глубь неизвестной им земли, удаляясь в дремучий, спящий под снеговым саваном, лес. Всего таулайн, пересекших море, было пятьсот душ.
  А в Кириале шла резня. Таулайн, что остались верными, гибли один за другим. Пришли некоторые Изначальные на помощь им, и собрал Стиппа всех, кого смог, и прорвали они кольцо нечисти и ушли на юг, по направлению к Керуфантару. Положили они при этом множество врагов, ибо из сильных демонов был там только Галдурухм, но он не осмелился противостоять сразу нескольким Изначальным. А всего сильных демонов насчитывалось в Авалдоне не больше десятка, остальные погибли на Каменистых Холмах. Самый же могущественный из них Тамелон.
  Гулдо же не смог выйти из Кириалы. Окруженный со всех сторон врагами, он мужественно сражался, защищая Линну Ваниэт -  сестру свою и Карин Лайниан - свою невесту. Но навалились на него нечистые твари так, что он даже взмахнуть мечом не смог, и связали его и двух женщин. Подошёл к нему Галдурухм и спросил:
  - Кто ты, воин?
  Но промолчал Гулдо.
  Тогда сказал Галдурухм:
  - Ты - Гулдо Латамуир, правитель Кириалы. Хотел бы я, чтобы служил мне такой воин, как ты. Примешь ли закон Эвдэриола?
  И снова промолчал Гулдо. Тогда привели связанными Линну и Карин, сестру и невесту Гулдо. И подошёл к ним Сарвинот, огромнейший и мерзейший слуга Галдурухма, и потянулся когтистой лапой к лицу Карин. Ни слова, ни звука не произнесла сидийская дева, лишь закрыла глаза, чтобы не видеть пустых глаз Сарвинота. Но закричал Гулдо, умоляя пощадить двух дев, и согласился принять закон Эвдэриола и принести присягу Галдурухму. Но сказала ему Карин
  - Не смей, жених мой, делать этого! Пусть лучше убьют нас, и сам умри как подобает воину, но не смей отдавать души своей.
  - Прости меня ради Небесного, - ответил Гулдо, - но ты и Линна-моя душа и моя жизнь.
  И стал он на колено и принёс присягу Галдурухму. Сказал тогда демон:
  - Кровью надо скрепить наш союз, - и повелел привести пленённого нечистью Андира Халистана, двоюродного брата Гулдо, - Убей его, и приму я твою присягу!
  Выпал меч из руки Гулдо. Но подошёл Сарвинот к Линне сзади и обнял её, желая укусить за горло. С отчаянным воплем подхватил Гулдо меч и одним ударом отсёк голову Андиру, кузену своему.
  И заплакала Линна, а Карин прокляла своего жениха, говоря:
  - Да будешь ты проклят за то, что погубил душу свою, за то, что предал всех нас, убив Андира! И любовь твоя ко мне не служит оправданием тебе, ибо не стоит жизнь моя, купленная такой ценой, ничего. И да будет проклята и она тоже.
  И увели Линну и Карин прочь.
  - Радуйся, сид! - сказал Галдурухм, ты подарил жизнь тем, кто тебе дорог. И прежнее имя тебе уже не пристало носить. Отныне имя тебе - Сэлиот, Правильно Идущий. Ты останешься правителем Кириалы и наместником Гэлмудайна.
  - Что будет с моей сестрой и моей невестой? - спросил Гулдо.
  И ударил его Галдурухм так, что упал он навзничь, говоря:
  - Научись сперва правильно спрашивать и помни, кто перед тобой!
  Тогда встал на колени Гулдо и спросил:
  - Будет ли угодно господину молвить рабу его о судьбе сестры и невесты его?
  Ответил Галдурухм:
  - Ты - мой слуга, а близкие моих слуг могут чувствовать себя в безопасности.
  Так пала Кириала, Тенистое Убежище. Так Гулдо, несчастнейший из таулайн, отдал душу Эвдэриолу. И нет печальней сказания, чем сказание о поруганной чистоте, и красоте, обращенной к Злу. И стремясь к благой цели, следует помнить о средствах, приложенных к исполнению её, иначе благая цель обернётся во зло для всех.
  После того, что случилось в Кириале, не хотелось жить, и сама земля в горести оплакивала погибших сидов. Но жива была по-прежнему надежда, ибо держался Шеллуабал, и Стиппа вывел несколько сотен воинов с семьями, спасая их от ужасной участи, и вёл их на помощь к Анхадаллу в Шеллуабал. Шли они снежной равниной, по колено в снегу. Стоял такой холод, что даже дикие звери приходили по ночам, чтобы погреться у волшебных костров. Отогревшись у костра, серые волки признали сидов своими хозяевами и следовали за ними повсюду, охраняя лучше цепных собак. Иногда пролетали над отрядом крылатые твари, слуги пришельцев, но сиды убивали их из луков, и не знал Галдурухм, где сейчас Стиппа и уцелевшие кириалийцы, ибо следы их заметало снегом.
  Были с ними и Изначальные  Ват, Князь медведей, и Хемнит из леса Виллион, ныне называемого Кардуний, а также - Найта, Хозяйка сов.
  Гулдо же, именуемый теперь Сэлиот, повелевал Падшими сидами, а сами они называли себя Тёмными таулайн. Нечисть и бесы говорили с ним подобострастно, заискивая, а между собой глумились над ним. Сам же Сэлиот был скорее мёртв, чем жив, ибо сам убил свою душу, а сердце его смёрзлось ледяным комом. Он попросил Галдурухма отдать ему в жёны Карин.
  - Бери, сын мой, - сказал Галдурухм, - Я тебе не помеха.
  И добавил:
  - Возьми её, если сможешь.
  Держали пленниц в доме, где раньше жил сам Сэлиот, ныне находившийся неотлучно при Галдурухме.
  Пришёл Сэлиот к невесте своей и просил её руки, но она сидела неподвижно, подобная мраморной статуе, и не сказала ему ни слова. И дали Сэлиоту в жёны демоницу Найю, и родился у них через три месяца сын, которого назвали Нарволот. Лицом он был красив и имел большой талант к магии.
  Семь лет исполнилось сыну Сэлиота, когда собрал Галдурухм огромную армию и осадил Шеллуабал. Со дня же падения Ледяного Странника минуло десять лет. Стиппа и кириалийцы добрались благополучно до Шеллуабала, прорвали кольцо осады и вошли в долину, наполнив сердца сородичей радостью, но одновременно и огорчив их печальным рассказом о падении Кириалы. Правил сидами Ламмионол Роммелиот, сын Анхадалла, погибшего ещё в 1-й год Тени. Был Роммелиот великим воином, и не одну сотню чудовищ он истребил своим мечом Холладуном, выкованным предком Ламмионола - Меруатанолом.
  Теперь гибли таулайн не так часто, как раньше. Они укрепились духом и телом, и каждый из них был могучим и искусным воином. Даже девы умели сражаться на мечах и стрелять из луков без промаха. Среди всех ужасов Тени, под крыльями нескончаемой зимы, закалились сиды, но не очерствели душой, и всё так же горел в них внутренний свет, свет Небесного, и Закон Его они несли в своём сердце.
  И долго могли держаться таулайн теперь в Шеллуабале, и редели ряды воинства Зла. Но собрал Галдурухм огромную армию нечисти, и осадил Шеллуабал, и даже птица не могла пролететь мимо дозорных - бесов.
  У Ламмионола был сын по имени Глам Адрохат, показавший себя отличным бойцом, не смотря на юный возраст.
   Командовал армией зла Сэлиот. А сына своего Нарвалота он оставил в Кириале. Сам Галдурухм был его учителем. Демоница Найя пребывала с Сэлиотом. И был он в своей жестокости хуже демона, и проклинали его сиды, не ведая его истинного имени, ибо никто из Верных таулайн, увидевших его лицо, не вернулся, чтобы поведать о нём, но шёл о Сэлиоте слух среди осаждённых, и думали, что это демон в облике сида. Творил Сэлиот зло и причинял страдания, но они были ничто по сравнению с теми страданиями, которые он испытывал сам. Душа его, принадлежащая Эвдэриолу, смёрзлась ледяным комом от дел его, а сердце кровоточило, когда он убивал родичей своих, но убеждал себя, что все злые дела творит он ради двух дев, ставших для него всем - ради сестры и невесты своих. Люто ненавидел он Найю, наречённую его женой, и ведала она о том, и стала она самым главным мучителем его духа.
  Осада же Шеллуабала продолжалась, и гибли воины и с той, и с другой стороны, но знали сиды, что не смогут они продержаться бесконечно, и, в конце концов, падёт Шеллуабал, и все они погибнут.
  
  
  
  Глава VIII
  О Медновласе, Славе и олтодирэй
  
  Когда пришли Ночь и Зима, многие люди погибли от бури в лесах и городах, те же, что остались в живых, весьма смутились сердцем, ибо не кончались ни Ночь, ни Зима, а они не мыслили жизни без Солнца. Вскоре в лесах начали попадаться страшные твари. Не боялись они ни стали, ни камней, а только серебра, да некоторых деревьев - дуба, рябины и омелы. Страшились этих тварей все звери и птицы. Однако твари эти не нападали на города и деревни, ибо мало их было. Те Изначальные, что жили с людьми, были слабы и бессильны против этих тварей, а посему могли одолеть их только числом. Некоторые из чужаков не имели тела и вселялись в тела зверей, чаще всего волков, и называли их вонделихи. Кусая человека, эти звери отдавали ему как бы часть себя, оставаясь при этом целостными и не становясь меньше, а человек оказывался заражённым скверной. В нём поселялся злой дух, который пытался взять верх над духом человека. И чем слабее была сила духа человека, тем быстрее он ломался - а ломался заражённый всегда - и превращался в чудовище, опасное для всех и жаждущее крови, и тело его менялось по его желанию. Так появились оборотни. Исцелить человека, укушенного вонделихом, было под силу только самым сильным волшебникам и только в течение недели после укуса.
  Старались чужаки всячески обмануть людей и пробраться тайно в их жилище, часто им удавалось это, и губили они всех, кто жил в этом доме. Потеряли люди покой и ослабели сердцем, а некоторые, наоборот, окрепли душою, но было таких мало.
  Молились люди истуканам Велеста, и не стало ему покоя от бесконечных воплей и молений о помощи, и разрывалось его сердце надвое - хотел он спуститься с гор, чтобы пребывать со своим народом и хоть как-то ему помочь, но боялся он за женщин, детей и стариков, которые были вверены ему, страшась оставить их одних. И призвал он к себе в горы мудрейших и сильнейших мужей, и передал им часть своей силы и мудрости, чтобы сражались они с нечистью и побеждали её, защищая слабых людей, и назвал их волхвами. А главою над ними поставил Медновласа. Слава, невеста Медновласа, горько сетовала на судьбу, разлучившую их, и просила князя взять её в жёны, как он и обещал ранее. Но князь отказался, говоря:
  - Люблю я тебя больше жизни, но не должны мы быть связаны между собой, ибо сейчас тяжкое время, а долг мой - защищать людей, и ничто не должно отвлекать меня от этого. Легче мне будет сражаться, если буду знать я, что ты в безопасности под защитой Змея.
  Подарил им Велест по перстню и пообещал сочетать их браком в лучшее время, когда кончится Зима, и взойдет Солнце. Перстни эти обладали волшебной силой. Кто носил их, всегда знал о судьбе того, кто носил второй перстень. Камни на них, обычно прозрачные, как алмазы, наливались красным цветом, если носитель второго перстня был в беде, и темнели, если он умирал. А золотая искра в глубине камней указывала, где искать носителя второго перстня.
  ***
  Не было на Белестуре сильных демонов и прочих тварей, но лишь мелкая нечисть угнетала людей и терзала их, ибо все мысли Тамелона, вождя воинства Зла, были направлены к Равеллату, где сиды Шеллуабала ожесточённо сражались со Злом. Сам Тамелон пребывал на южном материке Келестине. Там он устроил себе в недрах гор подземный чертог, называемый Кринхтир - Глубинное Укрытие. И чем он занимался там, не ведал никто, даже Галдурухм, его правая рука. Но крылатые твари летали над проливом, передавая его приказы. А сиды не знали о Тамелоне ничего. Правда, поведал им Стиппа о своей перебранке с вождём чужаков, но не назвал им его имени, о чём потом неоднократно пожалел. сиды же считали, что говорил Стиппа с Галдурухмом.
  Но вскоре отправил Тамелон и на Белестур своего посла Киальдо. В облике громадного ворона пролетел он над проливом и приземлился на вершине холма, поросшего дремучим бором, в Чёрном лесу. И сползлись туда все злые твари, бывшие в округе, и вся нечисть, немыслимо расплодившаяся там. И пришли туда Изначальные, хранители этого леса, чтобы принести ему присягу, ибо не стало им покоя от нечисти. И сами эти Изначальные стали нечистью. С тех пор проклят род Изначальных Чёрного леса. Построили они для Киальдо замок в глуши, среди предгорий Дзанитайна, Лесистых гор. Киальдо назвал свой чертог Дгилноштам, Большая Волчарня, потому что полюбил он волков, и собрал себе из них огромную свору, и кормил их из своих рук человечиной. Был у Киальдо любимец из волков, Лахтмайси, ростом с телёнка, и сильнее любого зверя Белестура. Шерсть его была седой, а глаза - красными. Лахтмайси стал князем волков. Неотлучно они пребывали вместе - Киальдо и Лахтмайси - и понимали друг друга без слов. Роста Киальдо был маленького, даже меньше цверга, но силён, как никто из смертных. Огромными скачками нёсся он по сугробам, не утопая в них, во главе своей своры, и иногда садился на спину Лахтмайси, трубя в свой рог Садиштам - Глас Волка. Тогда всё живое, что жило ещё, замирало, ожидая, кто же следующий из них отправится в пасть волка?
  Собрал Киальдо вонделихов - оборотней и пленников и случил их, как скот, произнеся при этом отвратительнейшие заклинания. И появилось на свет новое, невиданное племя, соединившее в себе черты людей и волков. Имели они волчьи головы, клыки, шерсть, хвосты, но формой тела походили на человека, и могли они говорить и сражаться, как люди, но были выносливы, опасны и злы, как волки. Назвал их Киальдо антиштами - люди-волки, а люди прозвали их псиглавцами. И поклонялись антиштами Киальдо, как богу, величая его Серый Отец и Лесной Владыка. Вождём псиглавцев стал Стамбарх, самый сильный и злобный из них.
  Нелегко пришлось людям в те годы. Единственным спасением стали для них волхвы, служители Велеста. Немного их было, но каждый из них знал много заклинаний против нечисти и в одиночку мог выстоять против сотни тварей, а сильнейший из них - Медновлас.
  Шёл пятый год эпохи Зимы. И случилось так, что забрёл Медновлас вместе с небольшим отрядом в чащу леса, что рос на правом берегу реки Маллидорн, Коварной. К ногам волхвы привязали снегоступы. В руках держали большие луки с рябинными стрелами и рогатины на дубовых древках, на поясах их висели железные мечи.
  Маллидорн сковало льдом, на противоположном берегу чёрной громадой возвышался Дзанитайм, и деревья на обоих берегах стояли чёрными скелетами. Сказал Медновлас:
  - Чувствую я какую-то новую напасть, что измыслила для нас злая судьба. Думается мне, нужно перейти Маллидорн и разведать, что таится на том берегу.
  Согласились с ним его воины, тридцать девять человек. Но как только ступили волхвы на лёд реки, громкий вой и дикий хохот потрясли воздух, и посыпались на них стрелы, а потом выступили из темноты навстречу им антиштами, и впереди всех - Стамбарх, вооруженный секирой Тингидон - Пожирательница плоти. Очень, очень много их было, так что окружили они со всех сторон волхвов, не оставляя им надежды на спасение. И обагрился кровью занесённый снегом лёд. Но с криками "Именем Солнца!" и "С нами - правда!" рубили воины антиштами, отдавая одного своего за десятерых. Вскоре остались в живых Медновлас и четверо воинов из сорока. Звали их - Громоглас, Бегун, Сильнорук и Черноок.
  Убивая человековолков, громкими голосами они поносили и оскорбляли их, а внутри себя каждый из них попрощался с жизнью.
  Но не суждено им было сложить свои головы в то время, ибо нежданная помощь пришла в последний миг. Белые стрелы засвистели в стылом воздухе, неся на каждом острие смерть антиштами. И испугались псиглавцы, и побежали. Однако Стамбарх, их вождь, улучив момент, ударил Медновласа по голове, оглушив его, и взвалил его себе на спину, закрываясь им, как щитом. А неведомые лучники не смогли стрелять по Стамбарху, опасаясь повредить Медновласу. И скрылся Стамбарх в лесу, а следы его замело снегом. И никто не осмелился последовать за ним, ибо на том берегу был его дом.
  И вышли из леса сиды - те самые таулайн, что в образе тюленей пересекли море. Вёл их Полтарин Занватур, сын Старвина Карминоста. Они были из числа переплывших море. Ныне же его взяли в плен псиглавцы, а таулайн преследовали их для того, чтобы освободить пленника.
  Неподвижно стояли анты. Никогда не видели они такой красоты. Им казалось, будто Крылатые сошли с неба, чтобы спасти их. Дивились и сиды, ибо не знали они доселе о людях. Заговорили они друг с другом, но не поняли друг друга. Тогда заговорили сиды без слов, с сознанием людей, и поняли их люди, и смогли отвечать мысленно. Но только тогда лишь, когда вопрошали их, ибо не в состоянии были люди поддерживать эту мысленную связь.
  Всю ночь просидели люди и сиды вокруг костра, и поведали друг другу историю своих народов. А наутро двинулись они дальше, чтобы спасти двоих теперь уже пленников - князя Медновласа и Старвина, витязя Кириалы.
  А на Речном Острове Слава, княжна антов, собиралась в путь, потому что перстень на её пальце налился красным и горел теперь, словно светильник. Знала Слава, что в великой опасности жених её, и нет рядом никого, кто бы помог ему. Надела она белый меховой плащ, и быстрые лыжи взяла, и лук со стрелами, и длинный нож Клык, а также волшебных трав и снадобий взяла Слава, ибо бабка её, Сычиха, была ведуньей, и сама княжна умела наводить чары.
  Подошла Слава к берегу и села в лодку, чтобы пересечь озеро Чаша Небесного, но остановил её голос, вопрошающий:
  - Куда ты, дитя моё?
  Тогда оглянулась Слава, и вот, Велест стоит перед ней.
  Молча показала дева Змею пламенеющий перстень, а потом сказала:
  - Не для того же ты дал мне вестника судьбы моего жениха, чтобы удерживать ныне?
  -Верно, не для того, - ответил Велест, и тяжек был его вздох. Дал он ей обереги от нечисти, навёл чары, отпугивающие диких зверей, и благословил на дорогу. А после вручил ей ожерелье из когтей рыси, говоря:
  - Это ожерелье убережёт тебя от любой напасти. Пока оно с тобой, тебе не страшны никакие чары из тех, что насылают демоны, слуги Эвдэриола. Только уговорами и соблазнами могут они повредить тебе отныне, но в силе духа твоего и в нерушимости любви твоей я уверен. Иди с миром, и да пребудет с тобой Небесный.
  Трижды поклонилась Слава до земли Волосатому Змею, села в лодку и пересекла Озеро. Тропа уводила её во мрак, и только золотая стрелка в перстне указывала дорогу.
  ***
  Принёс Стамбарх Медновласа в Дгилноштам и бросил в темницу. А в этой темнице уже томился Старвин Карминост, витязь Кириалы. Он исцелил раны Медновласа, а когда тот очнулся, говорил с его сознанием. И дивились человек и таулайн друг другу, но полюбили друг друга, как братья, и поклялись в дружбе.
  Призвал их к себе Киальдо, чтобы допросить. Был он наслышан о подвигах Медновласа и мечтал заполучить его себе, дабы сражался воин этот на его стороне.
  Пытался он прельстить обоих пленников золотом, властью, могуществом, а затем и смертью начал им угрожать, но были сид и человек непреклонны и тверды, и ни слова не сказали они Киальдо.
  Тогда разгневался он и повелел бросить их обратно в темницу, решив казнить их через месяц.
  Томились узники в темнице двадцать один день. Потом опустел Дгилноштам, ибо отправился Киальдо со своей сворой на охоту, а в замке остались лишь тюремщики. Овладел к тому времени Медновлас сидийским языком. И сказал он Старвину:
  - Неужели так и погибнем здесь безмолвными жертвами? Вот - если бежать, то сейчас.
  И встал Медновлас, и воззвал к Велесту и Небесному, и огромная сила влилась в него, и вышиб он железную дверь темницы ногой. Напали на него стражи из антиштами, но убил он многих из них голыми руками, а те, кто остался в живых, в ужасе убежали и послали гонца к Киальдо доложить, что сбежали пленники. Но хотя мало времени у них оставалось, чтобы скрыться, искал Медновлас по всему замку перстень, подаренный ему Велестом и украденный Киальдо. Бросались из-за каждого угла на человека и таулайн слуги Киальдо, но убивали их друзья, и вскоре все стены и пол в замке были залиты кровью волков и псиглавцев, и опустел Дгилноштам; немногие спаслись от гнева волхва и витязя Кириалы. Наконец отыскал Медновлас перстень и, надев его на палец, узрел - вот, Слава рядом, а перстень багровый. Но послышались вдалеке завывания волков и голос рога Садиштама. И ушли из замка Медновлас и Старвин, и укрылись на вершине холма, откуда было видно замок и дорогу, ведущую к нему. Вскоре увидели они свору Киальдо, и самого Киальдо на волке Лахтмайси, и в седле у Киальдо - Славу. Бежала она на лыжах к замку Дгилноштам, но выследила её свора волков и антиштами, ибо не знал ещё Велест о существовании антиштами и не придумал от них оберегов. Сорвали они со Славы все обереги, и только благословение Велеста слепило их. Со смехом поднял Киальдо её к себе в седло, а ожерелье осталось лежать в снегу.
  Когда прибыл Киальдо со свитой в замок Дгилноштам и увидел кровь на стенах и трупы псиглавцев, и пустую темницу, вцепился себе в седые волосы и завыл, как побитый пёс. Но Слава оставалась у него в заложницах. И Стамбарх утешил Киальдо, говоря:
  - Вот, кровавые следы на снегу. Подошвы беглецов в крови, и не могли они уйти далеко.
  - Прав ты, - ответил Киальдо, - Пойди и приведи их ко мне. А не захотят идти, то невеста Медновласа ответит за них.
  Взял Стамбарх двух своих верных слуг - Тхарма и Вандигона, и пошёл по следу. Они шли по склону, поросшему соснами. Но вот стрела вонзилась в пасть Вандигона, то Старвин пустил её. И ещё две стрелы выпустил он в Стамбарх а, но поймал тот их на лету рукой и пастью. Тогда сказал вождь псиглавцев
  - Вот, ещё одна такая выходка, и я ухожу, а на ужин у нас будет нежное девичье мясо.
  Вышел тогда Медновлас из-за кустов, гневно глядя на антиштами, и Старвин следом за ним.
  - За мной идите, - рыкнул Стамбарх, - Киальдо ждёт вас.
  И не опасаясь более, повернулись псиглавцы спиной к Медновласу и Старвину, и побежали к замку, а пленники за ними, потому что не было у них выхода.
  Предстали они перед Киальдо, который сидел на корточках возле сломанных ворот Дгилноштама. Псиглавцы держали Славу здесь же, за спиной демона.
  - Вы разгромили мой замок, - молвил Киальдо, - Я заставлю вас отстроить его заново.
  - Зачем же его отстраивать? - спросил Старвин, - Это же волчье логово. Где ты видел опрятные волчьи норы?
  И расхохотался Киальдо смехом демона, от которого кровь стынет в жилах, и сказал:
  - Это волчарня, глупец! К вам у меня крупные счёты. С твоей девкой, человек, натешусь я вволю, и все псиглавцы после меня, а потом и волки.
  И потянулся когтистой лапой к Славе. Но она не просила пощады. Медновлас бросил оружие, упал к ногам Киальдо и стал умолять отпустить её, ибо не мог вынести этот доблестный воин зрелища позора любимой. А Киальдо, издеваясь, опрокинул Славу на землю и стал сверху, и протянул к ней руки, но две стрелы пронзили руки его.
  То были сиды и волхвы. Долго они блуждали по дебрям чёрного леса, но ныне всё-таки вышли к твердыне Киальдо. Вёл их Полтарин, сын Старвина, и Громоглас, воевода волхвов-антов. Внезапно напали они на стаю Киальдо, а сам демон корчился на земле, прижимая к груди пробитые руки.
  Разделяло сидов и пленников войско псиглавцев. Обступили они Старвина, Медновласа и Славу. Встал перед ними Стамбарх, огромный, как медведь, и держал он в руках секиру Тингидон. В гневе бросился на него Медновлас, и отрубил ему своим мечом обе руки, а после пригвоздил его к земле. Меч волхва застрял в хребте Стамбарха, и не смог витязь вытащить его. И пришлось поднять Медновласу Тингидон, секиру Стамбарха. Устремились они втроём в лес - витязь Кириалы, волхв и княжна антов. Разбегались перед ними антиштами, устрашённые смертью вождя своего. Долго бежали бывшие пленники Киальдо по тёмному лесу. Нашла по пути Слава ожерелье из когтей рыси, что убивало чары демона, и надела его на шею любимого.
  Но тем временем неистовый Киальдо зубами вытащил стрелы из ран и словом исцелил свои руки. Окрепли духом антиштами и потеснили кириалийцев. Они же встали на лыжи и из-за каждого дерева стали убивать псиглавцев из луков. Киальдо же пошёл впереди своего войска и стал чарами отражать стрелы. Увидели кириалийцы своё бессилие и убежали на лыжах далее на север, оплакивая по пути Старвина вождя своего, и не могли угнаться за ними быстроногие антиштами. Громоглас же, Бегун, Сильнорук и Черноок пали в той битве, и тоже были оплаканы таулайн.
  От гнева Киальдо утратил свой упорядоченный облик и стал похож на сгусток тумана. Не мог он оставаться на месте, чтобы чинить свой замок Дгилноштам, но мести жаждало его сердце. И помчался он со всеми своими антиштами, хотя немного их осталось, в погоню за беглецами и Славой.
  Долго бежали кириалиец и люди по пояс в снегу, и сказал Старвин
  - Достаточно я пожил на этом свете. Четыреста двадцать лет я видел. И ныне, во имя жизни, останусь здесь, на пути у этого мерзкого беса и его прихвостней, а вы же бегите далее. Как знать, быть может, тот час, что смогу подарить я вам, спасительным будет для вас.
  - Ты прав, - молвил Медновлас, - и потому я остаюсь с тобой. А ты, Слава, беги дальше, и будь благословенна.
  Открыла было рот Слава, но рассмеялся Старвин, говоря:
  - Э, нет! Так, глядишь, мы все тут останемся! Но я благодарю тебя, брат мой, за благородство. И всё же - бегите вы. Видит Небесный, не должен род столь славного мужа прерваться. Предо мною смерть, но глупое сердце поёт так, как пело в Кириале весной, когда гулял я среди деревьев, по зелёной траве.... Неспроста это! Будь благословенна, Слава. Сына, что родится у тебя, назовёшь Морель - Выговоренный у Тьмы. Бегите же, ибо голос Садиштама слышен уже!
  Пожал Медновлас руку Старвина, затем Старвин подал руку Славе, как равному себе доблестному мужу битвы, а она поцеловала его троекратно, и скрылась чета между елей.
  Начинался снегопад.
  Стоял Старвин, опершись на лук свой, и ждал, а вой рога Садиштама всё приближался. И когда стали появляться из-за елей фигуры псиглавцев, принялся убивать их из лука одного за другим. Двадцать три стрелы выпустил витязь Кириалы, и каждая нашла свою цель, а потом стрелы кончились. И достал Старвин меч из ножен, приготовившись к бою. Тут выступил из тени карлик Киальдо, отпустил оставшихся псиглавцев к их женщинам и детям, а потом убил Старвина словом. Но улыбка застыла на лице таулайн, ибо разошлись на миг тучи над лесом, и уловил взор Старвина Карминоста блеск звёзд перед смертью.
  Киальдо же дальше пошёл один, ибо даже своего волка Лахтмайси отпустил он. Карлик мерно ступал по снегу, не проваливаясь в него, и восковое лицо подставлял жестокому ветру, не страшась холода.
  А Медновлас и Слава бежали, пока не выбились из сил. Они остановились возле одного лесного озера, затянутого льдом, и присели на ствол рухнувшего дерева, чтобы передохнуть. И вдруг потревожил их чей-то горестный вздох, исходящий, казалось, из-под ледяного панциря, скрывающего озеро.
  - Кто это так жалобно стонет? - спросил Медновлас.
  Ответ не замедлил:
  - Я - Мунгут, водяной. Вот уже несколько лет томлюсь я в этой темнице. Когда Изначальные - изменники пошли к Киальдо, чтобы принести ему присягу, я и мои дети одни воспротивились этому, но не смогли их остановить. А после Киальдо убил всех моих сыновей, а меня заманил в эту ловушку и сковал льдом. Вижу я, что вы в опасности, и хотел бы вам помочь, но не в моих силах разрушить эти ледяные оковы.
  - Сейчас мы освободим тебя! - воскликнула Слава и, насыпав на лёд волшебного порошка, зажгла его неугасимым огнём. Однако малым был этот огонь, и силы Славы истощились от бегства, их недоставало на то, чтобы разжечь более сильное пламя.
  Тут из кустов выступил Киальдо. Лицо его напоминало оскаленную волчью морду. И позвал он: "Идите сюда!".
  Не было на Славе чудного ожерелья, ибо отдала она его любимому, и не смогла она противиться его чарам, поэтому, медленно ступая, пошла дева к демону. А на Медновласа эти чары не подействовали. Он попытался её удержать, но вывернулась Слава, ловкая, как кошка, из его объятий, и побежала к Киальдо. Взмолился в отчаянии Медновлас к Небесному. И услышал Всеблагой его мольбу, и подсказал, что делать. Снял с пальца Медновлас полыхающий алым перстень Велеста и бросил в огонь, зажжённый Славой. Вспыхнуло пламя выше вершин деревьев, и расплавился лёд на озере, а водяной оказался свободен. Он выскочил на берег и принял облик зверя - водяного пса, покрытого чешуей, с лебяжьими крыльями, и ринулся на Киальдо.
  А у Славы и Медновласа вспыхнули сердца, и бросила Слава своё кольцо в пылающий огонь, переметнувшийся уже на лес, и угас он. Так любовь их закалилась в огне и освятилась им. Взяли они друг друга за руки.
  А Мунгут сражался с Киальдо. И сокрушили они много могучих деревьев в пылу битвы. Но убил Киальдо Мунгута, и рассеялся Изначальный лёгким туманом. Однако и сам Киальдо был истощен до предела, ибо в своё время хитростью одолел водяного, а силой ненамного превосходил его. Он тяжело опёрся на свой меч, стараясь перевести дух. Лицо Киальдо стало белее снега, лежащего под его ногами. Тогда взял Медновлас в руки секиру Тингидон и пошёл на демона. Метал Киальдо в Медновласа заклинания, одно за другим, но тот с лёгкостью отражал их. И смертельный ужас отразился в глазах Киальдо, на коленях молил он пощады, но ни слова не сказал ему в ответ князь, и ни один мускул не дрогнул на лице его, когда зарубил он Киальдо, Волчьего Повелителя. Сгорело тело его. Затем сгорела и секира.
  Псиглавцы же до сих пор молятся Киальдо, Повелителю своему, и ищут его и в зимней буре, и в белёсой мгле туманов над болотами, и в сокровенных чащобах Чёрного леса. Но не находят его, ибо давно предстал Киальдо перед ликом Небесного и ныне, скованный, ждёт Князя своего Эвдэриола и Конца Времён, чтобы сподобиться вечности в неугасимом пламени Узилища Внешнего.
  А Слава и Медновлас, рука об руку, вернулись в земли антов, в Стражгород, где междуречье Севон и Авданайт. И упросили они Велеста, Волосатого Змея, сочетать их браком, не дожидаясь назначенного им срока, когда вновь воссияет Солнце.
  И устроили анты Великую Охоту в Чернолесье, и убили множество антиштами. Уцелели немногие женщины с детьми, те, кто забился в самые глубокие норы в самых глухих дебрях. На той Охоте Медновлас убил Лахтмайси, волка Киальдо. Много сотен лет после этого не тревожили псиглавцы людей. С тех пор отмечают люди раз в пять лет, когда сходятся на небе Ладья и Роза, в месяце Звездопада, Праздник Великой Охоты, вспоминая князя Медновласа, деву Славу и Старвина, витязя Кириалы, и славный подвиг их.
  Родился у Славы и Медновласа сын, и нарекли его, как завещал Старвин, Морелем. И невнятен был смысл этого слова для антов, ибо в то время знали они об сидах лишь со слов родителей ребёнка, и именовали его на свой манер - Темновзят или Злокуп, Выкупленный у Зла.
  ***
  Те таулайн, что совершили набег на Дгилноштам, всё бежали на лыжах на север, и нечисть разбегалась от ясноглазых воинов. Наконец перешли они по льду одну широкую реку, называемую Свайнот - Ледяная, ибо брала она начало в Железных горах, и вбирала в себя многие холодные потоки, и вода её была весьма холодна. Теперь же она оказалась скована льдом, а Чёрный лес начал редеть.
  И перешли таулайн эту реку, и вступили в суровый холмистый край Хванхейм, или, как его стали именовать сиды, Олтодиллат, Страна Кентавров, потому что обитали там кентавры. Имели они мощное лошадиное тело, а там, где у лошади голова, был у кентавров могучий человеческий торс. Свободные как ветер, дикие, неукротимые, гордые, носились они по холмам Хванхейма, и распевали свои весёлые песни.
  Как появились олтоди, доподлинно не известно. Возможно, они - плод союза каких-нибудь Изначальных. Магией они владеют плохо, но зато имеют талант звездочётов и предсказателей и говорят с небом о судьбах мира.
  Теперь же тяжко пришлось кентаврам. Одолевали их волки и нечисть, и к таким холодам они не успели привыкнуть. Много их погибло в те дни. Вождём своим они избрали Фандэйна, сильнейшего и мудрейшего из их рядов. Век кентавра - сто пятьдесят лет.
  И вот, явились сиды в Хванхейм. Четыреста двадцать семь их было, и мужей из них - триста пятнадцать, женщин - девяносто две, и детей - двадцать. Послали они впереди себя небольшой отряд из лыжников, и вёл его сам Полтарин. Однажды услышали они вдали стенания, крики, и рык волков. Тогда помчался этот передовой отряд на шум. Увидели они, что терзает стая волков нескольких кентавров, молодых весьма, а вокруг мечутся взрослые олтоди, не в силах помочь им, ибо очень сильны были те волки и размером чуть поменьше телёнка. И того из отцов убиваемых детей, кто, обезумев, бросался напролом, чтобы помочь своим детям, рвали волки на части. Сидели в этих волках бесы, и имели они обыкновение развлекаться таким образом, питаясь не столько мясом и кровью, сколько болью и страхом. И вознегодовали сиды, видя такое избиение. В едином порыве вскинули они луки, и засвистели стрелы, сверкая как молнии и поражая волков без промаха. Но не успели они спасти детей кентавров, все были растерзаны. Лишь один жеребёнок остался в живых. Левая задняя нога у него оказалась раздроблена волчьими клыками, и лежал он на окровавленном снегу, среди разодранных тел своих сверстников, и горько плакал.
  Кентавры бросились к погибшим детям и стали их оплакивать. Лишь один, отец выжившего жеребёнка, поднял своего сына на руки, взвалил его себе на спину и приблизился к сидам. Был этот кентавр высок и величав. Могучие бока его серебрились сединой, и чёрная борода спускалась до самого пояса. Верхнюю часть тела, лишённую шерсти кутал он в шкуры каких - то зверей. Долго, очень долго, смотрели друг другу в глаза Полтарин и кентавр. А потом низко поклонился кентавр сиду, коснувшись снега рукой, и возблагодарил его за спасение своего единственного сына Дэррета. И себя он назвал - Фандэйн, вождь кентавров.
  Так повстречались таулайн и олтоди. Стали жить сиды рядом с кентаврами, излечивали их болезни, учили обороняться от волков и строить укрытия от снега. Воистину, кентавры были воплощённое бессилие мудрости. Читали они ясно, как книгу, звёздное небо, и знали своё будущее, но не в состоянии были защитить себя от волков, пока не пришли таулайн и не научили их этому.
  - Скажи, Фандэйн, - вопросил Полтарин, - как же можете вы знать будущее, читая его по небу, когда самого неба не видно из-за туч.
  И ответил ему Фандэйн:
  - Умеем мы возноситься духом, преодолеваем тучи, так что можем увидеть их сверху. И Звёздное Небо так же всецело обозреваем, как полог палатки, строить которую вы научили меня.
  - Так что же прочли вы на небе? - спросил Полтарин, - Целый мир стонет под натиском чужеродного зла. Добрый мир, знавший лишь песни и любовь, спокойствие и благодать, мигом единым оказался ввергнут во тьму и боль. Кровь, страдания, холод, смерть наполнили Авалдон. Скажи мне, мудрец, есть ли будущее у этого мира? Завещал нам Сегунд, Изначальный, надежду, но где она, эта надежда? Есть ли? И была ли вообще? Ответь мне, Фандэйн, о чём поют небеса над этой гибнущей землёй?
  И засмеялся Фандэйн, говоря:
  - Кто ты, смотрящий вперёд без радости? Ибо Провидение - от начала времён. Где надежда, спрашиваешь ты? А я говорю - нет надежды для нас, кентавров! Нет надежды, ибо надеются лишь те, кто не видит дальше собственного носа! Знание, твёрдое знание имеем мы. Поёт небо так:
   Сгустились тучи подо мной,
   Земля накрыта смертной мглой,
   Но время близится прийти
   Для тех, кто мир идёт спасти.
  Истину говорю тебе, Авалдон спит и видит кошмар, но он уже почти прошёл. И скоро наступит утро, и Солнце растопит снег. Всё, что было, всё, что есть - лишь начало начал. Конечно, омрачено чело Авалдона, но это не конец. Много солнечных дней и золотых вечеров ещё ждёт нас. Я знаю это, хотя и угадываются они не ясно и весьма смутно. Но они будут. А ясно вижу я, как тает, истончается покрывало Тьмы. Совсем немного осталось ждать, и порвётся оно, треснет по швам. И сквозь щели, сжигая остатки зла, хлынет солнечный свет, чтобы оживить холодное чело Авалдона.
  И умолк Фандэйн. Он запрокинул голову вверх и молчал. А потом продолжил:
  - Но если захочешь ты, я скажу тебе, как ускорить приход света и как разорвать это покрывало изнутри.
  - Как же, скажи? Возможно ли это? - тихо спросил Полтарин. Щёки его были влажны, ибо плакал он, внимая речам кентавра.
  - Да, возможно. Мы должны идти на юг, туда, где ваша родина, Равеллат. И чем быстрее, тем лучше, потому что гибнут ваши родичи в Шеллуабале. Мы должны прийти к ним на помощь.
  - Но как? - удивился Полтарин, - ведь море разделило нас.
  - Мы, кентавры, идём с вами. А холод, охвативший землю, сослужит нам добрую службу, как знамение того, что уходит время Зла и никогда более не наступит. Гряда островов соединяет с запада Белестур и Равеллат. Схвачены проливы между ними льдом, так что перейдём мы по нему с одного материка на другой, как по суше.
  И когда узнали таулайн об этом плане Фандэйна, возликовали и исполнились надежды. Они сели на спины некоторых кентавров, тех, что вызвались помочь, и быстрее ветра поскакали на юг, в земли антов. Полюбили сиды кентавров, как братьев, и назвали себя олтодирэй, наездники на кентаврах.
  И прибыли вскоре олтодирэй в земли антов, в Белоземье. И дивились люди, глядя на прекрасных всадников в ветхих одеждах, но с суровыми глазами и с богатым оружием, и на гордых кентавров. Указали им дорогу в Белоград. Вышел к ним князь Медновлас и узрел черты Старвина в лице Полтарина, вождя сидов, и глазами Полтарин был схож с отцом, тёмно-серыми с затаившейся в них печалью. Приветствовал его Медновлас по-сидийски, и отвёл его в Глубокую Долину в предгорьях, где высечена была в скале пещера для костей Старвина. И поведал Медновлас сиду о том, как он встретил отца его, и как сражались они вместе, и как отдал Старвин жизнь свою за Медновласа и Славу. А потом поведал Медновлас, как вырыл он кости Старвина, обглоданные волками, из-под снега в день Великой Охоты, и как похоронил их в этой пещере. И плакали они - сид и человек - у каменной двери, а стылый ветер трепал их чёрные плащи, словно насмехаясь над их горем.
  Год жили сиды у людей, набираясь сил для будущих битв, а люди ковали новые доспехи для них и для кентавров. Многие волхвы изъявили желание идти на юг, чтобы разорвать покрывало мрака. И поставил Медновлас над ними воеводу своего Добромира, могучего воина и мудрого мужа, чьи года осели сединой на его волосах.
  Во всё время пребывания таулайн у людей не осмеливалась нечисть тревожить Белоград и земли на много дней пути окрест.
   По истечении года вышло объединённое войско на запад, чтобы по льду перейти море.
  Глава IX
  О цвергах Эпохи Ужаса
  
  Когда сгустились тучи над Авалдоном, и обрушилась ледяная гора с неба, сотряслись корни гор, и пошатнулся Ирвидулайн. Тогда произошли обвалы в горах, и многие пещеры, где жили цверги, провалились внутрь. Многие из городов подземных превратились в могилы для своих жителей.
  Обрушились стены, защищавшие цвергов от тварей глубин, и хлынули эти твари потоком по улицам городов, истребляя всё на своём пути.
  Когда пали стены глубинного города Хтунгрута, под Ниммоликом, где правил Гидуак IV, царь Орхокас, потомок Гудехта Ардумахта, взял старый царь свою секиру, и собрал всех Арвахтарил  стражей, и повёл их в бой, стремясь защитить своих подданных от ужасной смерти в когтях чудовищ. Призвал царь своего правнука, молодого Гнальфа Савигорна, сына Остора Фарридурна, сына Вудурма Кавнили, брата царя, и повелел ему уводить весь народ наверх, где тонок скальный купол, ибо не смогут подземные твари вынести присутствия неба. А сам повёл в бой Арвахтарил, и погибли они смертью героев. С тех пор свято чтят Орхокас и народ Урдушата память Гидуака Старого. Долго шли жители разрушенного Хтунгрута по туннелям, преследуемые по пятам чудовищами, и, наконец, дошли до такого места, где тонок был скальный купол над головой, и почувствовали цверги небо. Твари бежали в ужасе, а цверги остались там и основали новый город Урдушат, ныне - Балариам. Царём своим нарекли они Гнальфа Савигорна.
  Весьма тяжело пришлось всем цвергам в те дни, тяжелее даже, чем сидам, ибо сиды могли укрыться в Шаллуабале, в Кириале и в Гаолоне, а цверги остались без крова. Скитались они в полуразрушенных туннелях, ожидавшие нападения из-за каждого угла.
  Хавиллаир, наземное колено, пришло в горы Бириндурн, где Галдук Тиндирок Вириштадид, потомок Нирдукса Вириштата, основал город Гинзурад. Они пришли к Таммилиху II Вириштадиду, что правил в те дни Гинзурадом, и принесли ему присягу и клятву верности, и он дал им укрытие. Звали Хавиллаир к себе Анндалит, Фею Нилиила, но она отказалась опускаться под землю, говоря:
  - Нет мне радости под землёй.
  И осталась в Нилииле. А когда пришли слуги Эвдэриола на Шелестур, не осмеливались они переступить границу Нилиила, потому что чувствовали грозную силу Анндалит. Но бродили они беспрепятственно по Великим долинам, и призвала к себе Анндалит Изначальных, и сказала им:
  - Доколе будем терпеть бесчинства этих тварей? Не пора ли нам показать, кто хозяин на Шелестуре?
  Ответили ей Изначальные:
  - Истинно так. Пойдём и изгоним пришельцев.
  И встали, и пошли Изначальные, пылая негодованием, и изгнали бесов и нечисть из Шелестура. Но бессильны они были приблизить рассвет, и в отчаянии смотрели на гибель мира.
  
  Глава X
  Об основании Каунарфа, гибели Сэлиота и конце Эпохи Ужаса
  
  Шёл десятый год Эпохи Ужаса. И приступил Галдурухм с Сэлиотом к стенам Шеллуабала, и усилили осаду. Тогда стали сиды твёрже камня и не дрогнули. Но не надеялись они выжить, а лишь хотел каждый из них подороже продать свою жизнь, несмотря на то, что Стиппа был с ними и подбадривал их, как мог, постоянно напоминая о надежде, завещанной им Сегундом. Слушали его сиды, кивали, а потом молча отворачивались и уходили. И видел Стиппа их неверие, но ничего не мог поделать, ибо был бессилен убедить их.
  А Нарволоту, сыну Сэлиота, называемого прежде Гулдо, исполнилось семь лет. И был он в большей степени демон, чем сид. В столь юном возрасте выглядел он на семнадцать лет, а по уму и знаниям превосходил многих старцев. И гордился им Галдурухм, учитель его, и держал его всё время при себе. Но никто не знал, что творилось в душе Нарволота. На самом деле ненавидел он учителя своего Галдурухма, отца презирал, считая его слабым, а до матери своей ему не было дела, равно как и ей до него. Претили ему кровь и убийство, но видел он их каждый день перед собой, и оттого глаза его, семилетнего мальчика с телом семнадцатилетнего юноши и разумом старца, стали похожи на чёрные пустые дыры. Боролись в нём постоянно две сущности - сидийская и демонская. Но жила сидийская потому лишь, что молились за него тётя его Линна Ваниэт и Карин Лайниан, что могла бы быть его матерью.
  Однажды, когда было Нарволоту три года, а выглядел он на тринадцать, увидел он, как Сарвинот, чудовище, приступил к Линне Ваниэт с грязными намерениями, и услышал её мольбы о помощи, то вознегодовал, сам не зная на что, и убил Сарвинота, так что кровь его залила пол. И очень испугался Нарволот. Увидела его в это момент Линна, и показалось ей, это простой ребёнок, всклокоченный, с испуганными глазами. И стала Линна иметь надежду, что жива душа Нарволота, и поведала об этом Карин, и вместе они начали молиться Небесному за Нарволота.
  А Нарволот вскоре сделал себе флейту из голени Сарвинота, и когда он играл на ней, казалось, что чья-то душа плачет, заблудившись в собственном кошмаре. За это умение прозвали его Штрайголдвэри, Флейтист.
  Галдурухм женил его на одной плененной Изначальной, Тилиан, хозяйке ручья Гдориа, что в Квириме, помимо её воли. И родился у них сын, названный Хелмарис. Хотели отдать его на воспитание демонице Зувбит, но воспротивился Нарволот, говоря:
  - Пусть выкормит его мать его, Тилиан, ибо с молоком материнским впитает он её силу. А когда будет он отнят от груди, я сам начну обучать его.
  На самом же деле, не хотел Нарволот, чтобы первенец его, взрослея, испытывал те же мучения, что и он сам.
  Но рос Хелмарис, как обычный сидийский ребёнок, и в шесть месяцев, когда сам Нарволот уже взялся впервые за меч, он оставался ещё в колыбели. И пела для него Тилиан песни о серебряном ветре, что шелестит в камышах над лунной водой, и никого из демонов не впускал к ней Нарволот, кроме самого Галдурухма, но тот, видя, как медленно растёт младенец, сильно досадовал, а вскоре забыл о нём. И приходил иногда сам Нарволот и играл для своей жены и сына на костяной флейте рвущий душу плач заблудшей души. Слушали они внимательно, а по щекам маленького Хелмариса медленно текли слёзы. И не прикасался к нему Нарволот, боясь осквернить.
  А вскоре призвал его Галдурухм, чтобы Нарволот участвовал в осаде Шеллуабала. И возненавидел ещё больше Нарволот своего отца, видя его дела.
  
  ***
  А в Шеллуабале сидели на камне Стиппа, весь поседевший и одряхлевший, как человек на самом склоне жизни, Сегмун, сын Сегунда, и Ламмионол Роммелиот, князь таулайн, и смотрели на огромный дуб Ахавол, что вырос на могиле Равеллхаза Миродзала, первого сидийского князя. Был так же там и Глам Адрохат, юный сын князя.
  Возвышался над ними огромный Ахавол, семидесяти локтей в обхвате, ста семидесяти - в высоту. Чёрным виделся он на фоне белого снега и серого неба. Голые ветви его казались руками, воздетыми в беззвучном вопле к небесам.
  И тут было явлено Стиппе, Сегмуну, Ламмионолу и Гламу видение. Засияла кора Ахавола золотым светом, и вышел из него некто сияющий, облачённый в белые одеяния. И узнали его сиды и Изначальные, это был Равеллхаз Миродзал. Обратился к ним первый князь, говоря:
  - Вот, тяжкое время наступило ныне, но вы не смущайтесь и ободритесь, ибо не долго осталось терпеть. А теперь встаньте, и соберите весь народ, и уходите прочь. Поднимитесь по Дороге Коз, и перевалите через горы, а дальше скрытыми путями пробирайтесь к нагорью Миндирот. Там есть одна потайная долина, где можно укрыться от любой напасти и ждать. И торопитесь, ибо мало времени у вас осталось. Но оставьте здесь небольшой отряд воинов, самых искусных в бою. Теперь же прощайте, и торопитесь.
  И исчезло видение, и снова стоял Ахавол чёрный и мрачный. Дивились все четыре свидетеля, но послушались, и собрали народ, и объявили ему об увиденном ими. Не стали мешкать и быстро собрались в дорогу. И оставили небольшой отряд самых искусных воителей, числом в тридцать воинов. Тридцать первым же остался там сам князь Ламмионол, говоря:
  - Есть ли кто-нибудь из таулайн искуснее меня в военном деле? Я не знаю таких.
  Пытался отговорить его сын, но ответил ему князь:
  - Разве приказал бы предок наш оставить этот заслон, если бы это было для нас безнадёжное дело? А посему иди, и веди сидов, как вёл бы их я. Иди же, не в последний раз видимся.
  И пошли сиды один за другим Дорогою Коз, и горько им было покидать долину, где сражались они и гибли, гибли так, что кости их смешались с камнями горными. Стиппа шёл первым, Глам - последним. И остановился он на площадке Ториат, откуда весь Шеллуабал виден, как на ладони, чтобы увидеть, что же ждёт отца его. Сегмун остался тоже, ибо был связан с этой долиной навеки.
  Но долгое время ничего не происходило. А потом внезапно потемнело вокруг, и тени удлинились, а снег стал похож на жуткий белый саван. И вползла в долину Тьма. Тьма не есть Зло. Она - лишь отсутствие Света, который никогда не был Добром. Но возлюбило Зло Тьму, ибо скрывает она его безобразие и чёрные дела, и Добро - Свет, ибо нечего ему скрывать. Но Тьма, вошедшая в Шеллуабал, несла в себе и Зло, и Смерть. Она дышала, и в звуке дыхания её слышался хрип умирающей жизни, и жалобные стоны исходили из глубин этой тучи, и метались в ней какие-то белые искры. То был Гнинилистару, Смертный Туман, отвратительнейшее из преступлений Галдурухма. Научил его этому сам Тамелон. Умертвил он в эту глухую ночь всех тех Тёмных таулайн, что предали Кириалу, и из страданий их и предсмертного раскаяния сотворил туман, и заточил в нём их души, чтобы придавали они ему силу, и пустил он этот туман на долину Шеллуабал. И отвратительней этого дела до конца мира будет только одно. И сотворит его опять-таки Галдурухм тысячелетие спустя. Мог вобрать в себя этот туман души всех сидов и удушить их тела, и набрал бы силу, а потом прокатился бы по всему Авалдону, губя всё живое. И негде было бы от этого тумана спрятаться, ибо проник бы он в глубочайшие подземные расщелины, поднялся бы до вершин высочайших гор, и наполнил бы Авалдон так, что превратился бы тот в мёртвый мир, пригодный лишь для демонов и нечисти.
  Но не случилось этого, потому что ушли таулайн из Шеллуабала. И наполнил долину туман так, что стали слышны отовсюду жалобные стоны и вздохи загубленных душ. Но воссиял Ахавол золотым светом, и сила его стала подобна золотому куполу, и защищала она и сам Ахавол, и тех воинов, что стояли у его подножия. И начал редеть и таять Гнинилистару, а вместе с ним слабел Галдурухм, не получая притока свежих сил, что должен был собирать для него туман.
  Взял Галдурухм свою гвардию и вступил в долину. И чем ближе приближались они к Ахаволу, тем сильнее слепил им глаза свет. И не выдержали воины Зла, и повернули назад, а Галдурухм проклял их и пошёл далее сам. Он приблизился к золотой границе, очерченной силой Ахавола, и увидел, что стоят там витязи таулайн и Сегмун. Невыразимо жутким виделось лицо Галдурухма за золотой гранью - крючковатый нос, тёмная кожа, изрезанная морщинами и обветренная жгучими ветрами Пустоты внешней. Белки глаз его были чёрными, а зрачки белыми, но Зло переполняло их, так что казались они чернее чёрного. Ростом Галдурухм был выше любого из сидов, и от фигуры его, облачённой в просторные одеяния, веяло жутью.
  Попытался пройти он сквозь преграду Ахавола, но не пропустила она его, и загорелся на демоне плащ. Тогда сотворил из этого огня Галдурухм шар, и метнул его в золотой купол, а он лишь вобрал этот огонь и сделался ещё прочнее.
  Тогда стал Галдурухм молча рассматривать витязей, хранимых Ахаволом, и узнал среди них Ламмионола, и спросил:
  - Где народ твой, горе-князь?
  Но тот промолчал, а ответил Галдурухму Сегмун:
  - Волей Небесного их нет здесь, но взял Он их под свою защиту.
  И решил Галдурухм, что все сиды взяты на небо, и пришёл в ярость. Отпустил он души Тёмных таулайн, питавшие туман, и ушли они за грани мира к Эвдэриолу. Доволен был Князь Зла в тот день.
  Развеялся туман от дуновения ветра, и остался Галдурухм один перед сияющим куполом.
  - Почему же вы не взяты Небесным? - вопросил он у Ламмионола, но не получил опять ответа, и продолжил, - Знаешь, князь, а родич твой Гулдо был более покладистым, чем ты. Когда мы пленили его в Кириале, он пел для нас лучше соловья. Теперь он наш. Я дал ему в жёны Найю, демоницу, и у них родился сын, Нарволот.
  Долго ещё рассказывал он о преступлениях Гулдо. Не верили ему сиды, а Сегмун молчал, но видел, что Галдурухм говорит правду.
  - Ты лжёшь! - вскричал, не вытерпев, Ламмионол, - Так подло лгать не пристало даже демону!
  - Спроси у Сегмуна. Он знает, правду я говорю или нет, - ответил Галдурухм.
  - Что скажешь, сын Сегунда? - спросил Ламмионол, но отвернулся Барс. Ему бы следовало сказать, что это неправда, и тогда многое могло бы быть иначе, но ложь противна была его сути.
  - Вот видишь, - сказал Галдурухм, - я говорю правду. Я могу говорить её. Даже демоны могут говорить правду.
  - Нет, не верю! Это слух обманывает меня, или же я вижу худший из кошмаров! - вскричал Ламмионол, князь сидов.
  - Нет, это правда. Гулдо, трёхродный брат твой, с нами, и ныне служит Злу. Не веришь? Пойдём со мной, чтобы увидеть Гулдо. Клянусь тебе именем своим, и сутью своею, и чёрною кровью своею, что отдам тебя в руки Гулдо. И если скажет он "отпустите его", пойдешь с миром, и не одна тварь не взглянет на тебя, и не один демон не тронет тебя. Но если скажет он "умрёшь", то умрёшь ты. Ну что, Ламмионол Ромеллиот? Доверишь ли жизнь свою тому, с кем играл во младенчестве?
  И спросил Ламмионол у Сегмуна и воинов своих:
  - Что же делать мне?
  - Не ходи, - ответил Сегмун, - Такую клятву этот демон не сможет нарушить, но не давал бы он её, если бы не способствовала клятва эта делу Зла.
  - Не ходи, князь, ибо не встретишь ничего хорошего, идя с демоном, а договоры с ним заключают только в убыток себе, - сказали воины.
  Но ответил князь:
  - Вот, я решил идти. Я доверяю своему родичу жизнь.
  И отговаривали Ламмионола Сегмун и сиды, но он стоял на своём. И хотел Сегмун напомнить ему о сыне его Гламе, но не смог, ибо рядом стоял Галдурухм и слышал каждое слово, а нужно было, чтобы считал он, будто взяты сиды на небо. И хотели воины идти с князем, но он не взял их, говоря:
  - Это моё личное дело, - и значило это "У вас есть свои семьи, и не стоит покидать их навек ради прихоти князя, желающего повидать своего трёхродного брата".
  И поняли сиды тайный смысл его слов и остались. Прошёл Ламмионол через золотую стену силы, и взял его Галдурухм под руку, и повёл прочь из долины. А когда покинул демон Шеллуабал, исчезла золотая завеса, и вновь Ахавол стал чёрным и мрачным. А Сегмун отослал сидийских воинов вслед за всем народом, наказав им удержать Глама от погони за демоном и обещав им следить за судьбой князя, а в случае беды попытаться спасти его.
  Поднялись те тридцать воинов по Дороге Коз, и на Ториате нашли Глама в сильном волнении, ибо видел он, как отец его удалился с Галдурухмом. И удержали они его от преследования демона и сказали:
  - Сегмун встретит твоего отца, если вернётся он, а народ наш ныне без вождя, тогда как князь велел тебе вести нас, как бы вёл нас он сам.
  И с великой неохотой, скрежеща зубами от бессилия, повиновался Глам, и двинулись они вверх по Дороге Коз, чтобы перевалить горный хребет и нагнать свой народ. А поднявшаяся метель заметала их следы.
  
  ***
  
  Привёл Галдурухм Ламмионола в свой лагерь. Там повсюду горели костры. И обступили их тени, то были демоны, бесы и нечисть. Вёл Галдурухм сида среди костров, а воины Зла кольцом обступили их и шли с ними, неотрывно глядя на Ламмионола. Хоть и ярко горели, треща, костры, они не освещали их лиц, а лишь глаза, то безумные, то пустые, то преисполненные нечеловеческой ненавистью, ловили красные отблески пламени. И жутко стало Ламмионолу, как никогда в жизни, ибо он был один с ними, воплощённым страхом, и совершенно беззащитен, и пребывал в их власти. Но вот встретился ему прекрасный юноша - сид, лет семнадцати, в чёрных доспехах, украшенных агатами, в чёрном же плаще. Обрадовался было Ламмионол, но встретился глазами со взглядом юноши, и вот, в глазах его мёртвая пустота.
  - Это Нарволот, сын твоего родича Гулдо, - молвил Галдурухм, - Ему семь лет, но в магии он превзошёл многих демонов. Это мой лучший ученик.
  И стал Нарволот по левую руку от Ламмионола, а Галдурухм - по правую, и пошли далее. И встретился им воин в шлеме с личиной, изображающей жуткий, искажённый болью и злобой, лик. И поднял воин личину, и, оказалось, что это Гулдо. Само страдание поселилось в его глазах.
  И сказал Ламмионол, князь таулайн:
  - Я не верил до последнего момента, но теперь вижу, что это ты, Гулдо, хоть и поселилась в твоём взгляде боль. Что же делаешь ты здесь, среди врагов жизни?
  Но промолчал Гулдо, и ничего не сказал на это.
  Тогда спросил Ламмионол:
  - Как мог ты, Гулдо, любивший Карин, светлейшую из сидийских дев, стать слугой демона? Где Карин ныне? И где Линна, твоя сестра? О, Гулдо! Как мог ты, в чьих глазах сверкали звёзды любви, низвергнуться на дно мрака!
  Но ответил Гулдо:
  - Я - не Гулдо. Я - Сэлиот, Правый.
  - Что же скажешь ты, Сэлиот? - спросил Галдурухм, - Жить ему или умереть?
  - Смерти подлежат все враги Лорда Эвдэриола, - медленно проговорил Сэлиот, потому что омертвела душа его, а любовь, бывшая прежде величайшим счастьем, а после заставившая его ступить на путь служения Злу, стала ныне тяжким камнем на сердце, ибо любят таулайн только один раз, и не могут загасить разгоревшейся любви. Знал Сэлиот, что смертью Ламмионола купит жизнь Карин Лайниан.
  И прозрел Нарволот мысли отца, и вознегодовал. Думал он: "Этот трус хочет спасти жизнь женщины ценою жизни великого воина!". И преисполнился решимости освободить Ламмионола.
  Привели князя сидов в круг горящих костров, и молвил Галдурухм Сэлиоту:
  - Возьми меч твой, воин Эвдэриола, и соверши правосудие.
  Ламмионол стоял безоружный и молча смотрел на Сэлиота. Он же вынул меч и сказал:
  - Именем Князя Зла ныне я казню врага моего господина.
  Пламя факелов дико плясало на острейшем клинке.
  И понял Штрайголдвэри, что не сможет никак помочь пленнику, кроме как обнаружив себя. И, не думая, не размышляя, зашептал он неслышно слова заклинания, чтобы поразить своего отца.
  И приблизился Сэлиот к Ромеллиоту, и занёс меч. И не успел Нарволот закончить заклинание, ибо грозный рык разорвал тишину, то Сегмун издал боевой клич. И выскочил из темноты сын Барса, и прянул, подобный белой молнии, и сбил с ног Сэлиота. Когти Барса пропороли прочнейшую кольчугу, и оставили глубокие следы в теле сида.
  Крикнул Барс Ламмионолу:
  -Меч бери! Бежим в Гаолон! Там сила Ахавола укроет нас!
  И скрылись они в темноте. Многие и многие бесы устремились вслед за ними. Сэлиот, истекая кровью, пятнающей белый снег, пытался встать. Приблизился к нему Нарволот и сказал:
  - Раны твои не смертельны, отец. Не беспокойся, я отомщу.
  И последовал за беглецами, ликуя в душе и говоря сам себе: "Теперь-то спасутся они оба! Только надлежит мне следить, чтобы не причинили им бесы вреда".
  Сегмун же и Ламмионол стремительно бежали вверх по склону, тропою, ведущей в долину. Но настигли их бесы, и пришлось им сражаться в лабиринте тёмных ущелий, всюду были камни и острые скалы. И разделила битва Сегмуна и Ламмионола. Но недаром был Сегмун величайшим из Изначальных Равеллата, а Ламмионол искуснейшим воином среди сидов. И каждый из них сражался с толпою бесов, и не могли бесы победить их. Но всё же были два друга разделены битвою, и оттеснили их бесы друг от друга, и сражались они в разных ущельях. Быстро бежал Нарволот среди скал и услышал с одной стороны рёв Барса, а с другой - громкий клич "Ариндиат!". Направился он на звуки голоса сида.
  Узкое ущелье озаряло голубое пламя, то сгорали тела бесов, уходящих из Авалдона. Встал в тени Нарволот и молча смотрел, как сражается князь с бесами, но не вмешивался, ибо видел, что он побеждает. И вот, убил он их всех, и опёрся на меч, чтобы перевести дух. Выступил из мрака белоснежный Барс, ибо также убил всех своих врагов. Был он ранен в правую переднюю лапу. Нарволот же, незамеченный, смотрел на них. Он не радовался, но чувствовал удовлетворение. Вдруг заметил сын Сэлиота движение за спиной Ламмионола. То был бес, уцелевший в битве. Прыгнул он на спину Ромеллиоту и вцепился когтями в его лицо, ослепив сида, а затем перервал ему горло. Бросился не помощь сиду Сегмун, но споткнулся, ибо мешала ему раненая лапа. С хохотом бросился прочь этот бес, но встал у него на пути Нарволот, сожалея, что не успел предотвратить это убийство. Крикнул бес:
  - Господин! Я убил сида! Убей же Барса!
  Но Нарволот ударил беса зачарованным мечом, и разрубил его на две части, и сгорели они голубым огнём.
  Сегмун поднялся и встал на три лапы, готовый к бою, но, не нападая, в изумлении глядел на Нарволота. Он же взял меч свой за клинок и протянул рукоять к Сегмуну в знак мирных намерений. Приблизился Штрайголдвэри к телу Ромеллиота. Вместо лица у него была кровавая рана.
  - Мёртв ныне князь сидов, - промолвил сын Сэлиота, - Великая это потеря для всего сидийского народа, и для сына его.
  - И для меня, - молвил Сегмун, а потом спросил - Но кто ты?
  - Штрайголдвэри, - ответил Нарволот, - Я хотел бы, чтобы этот достойный муж остался в живых.
  - Почему? - спросил Барс, - Ты выглядишь как сид, но глаза твои - глаза демона, и ты есть воин зла.
  Молвил Нарволот:
  - Я - воин Зла, и сам - Зло. Для поступков же моих есть причины.
  - Не сын ли ты сида? - продолжал расспрашивать сын Сегунда.
  - Да. Это моего отца ты сбил с ног, - был ответ.
  Сказал Сегмун:
  - На нём была маска, и я не видел его лица. Как его имя?
  - Сэлиот, - ответил Штрайголдвэри.
  Удивился Сегмун:
  - Значит Сэлиот - сид, а не демон? Наверно, Сэлиот - не настоящее его имя. Как же звали его прежде этого?
  Ответил Нарволот:
  - Сэлиот - истинное его имя.
  Тут раздались сзади возгласы и звуки шагов. То демоны шли узнать о судьбе погони. Молвил Сегмун:
  - Идём со мною в Шеллуабал. Там ты..., - но замолчал, увидев усмешку Нарволота.
  - Иди, - произнёс Штрайголдвэри, - когда сюда явятся демоны, я должен буду убить тебя.
  И поднял Сегмун тело князя на свою спину и скрылся во тьме. Поведал он потом сидам и Гламу, сыну Ромеллиота, что похоронил тело князя у корней Ахавола, а душа его отлетела к Небесному.
  Вышли из ущелья демоны во главе с Галдурухмом.
  - Что тут произошло? - спросил Галдурухм, - Чья это кровь на снегу?
  Ответил Нарволот:
  - Князя сидов. Он убит бесами. Но Сегмун унёс его тело. Я не видел этого, ибо опоздал. Мне поведал об этом умирающий бес, чьё тело теперь уже сгорело огнём. Я не рискнул один преследовать Барса, ибо там, впереди, может быть засада. Прикажешь ли возобновить погоню, господин мой?
  - Возвращаемся в лагерь. Барс ныне под защитой Ахавола, ибо мы опоздали.
  
  ***
  Глам Адрохат и народ его благополучно спустились с гор, прошли вдоль истока реки Эндирис, ныне Меворий, скрытно прошли в тени холмов и предгорий Тэникайна, и там открылось перед ними нагорье Миндирот. Отыскали сиды там большую долину, куда больше Шеллуабала, и нарекли её Гаолон, Дарованная. И укрылись в ней сиды от пронизывающих ветров равнин, ибо там было много пещер. Оттого называют ещё эту долину Буннилайн, Изрытая Земля. А себя назвали сиды Дзориа, Беглецы, ибо мучило их сознание того, что бежали они в безопасное место, не в силах противостоять врагу.
  Долина эта имела треугольную форму, широкой стороной была она обращена на запад, а затем плавно сужалась к востоку. Ступенями и уступами нависали над ней скалы, а невидимые снизу пещеры напоминали стрижиные гнёзда. Вело в долину извилистое и узкое ущелье, и над дорогой поставили сиды зорких лучников.
  Сидели в пещере на шкуре медведя, возле костра, Стиппа, весь седой, и Глам Адрохат.
   - Что скажешь о долине этой? - спросил Стиппа.
  - Она огромна, - ответил Глам, - И эти пещеры помогут нам выжить этой зимой.
  И, помолчав, добавил с горечью:
  - И отец мой убит бесами, как сказал нам сын Барса...
  Не нашёл Стиппа, что сказать ему. Тогда продолжал Глам:
  - Скажи, Стиппа, зачем? Зачем мы бежали сюда, зачем нам эти пещеры, и шкуры, и костёр? Зачем нам мечи и луки? Разве они помогли нам? И помогут ли? Ведь этот мир обречён! Ты ведь чувствуешь, Стиппа? Он дышит, борется, и, пока ещё, живёт. Но он умирает, и умрёт скоро. Десять лет зимы - это слишком много. Ведь рано или поздно мы всё равно умрём...
  - Довольно! - гневно воскликнул Стиппа. - Эти речи недостойны сида! Как ты не понимаешь - ведь Сегунд, мой друг, завещал нам надежду! Ведь жив Небесный, а вы - дети Его!
  - Дети! - вскричал Глам, - Где Он, этот Небесный? Он или спит, или эти тучи затмили от Него всех нас! Сколько нас было? А сколько осталось, Стиппа! Жалкая горстка оборванцев, ютящаяся в норах! Где Он, этот Небесный, ныне? И где Он был, когда мы гибли? Когда Галдурухм пришёл сюда? Когда умирал Сегунд? Когда моего деда Анхадалла раздирали на куски? Когда моя мать замёрзла насмерть? А мой отец? Из нас нет никого, кто не испытал бы горечь потери. За что это? За какие грехи? Да будет проклят Неб...
  Стиппа, Горный Пастырь не дал ему закончить, но вскочил и ударил Глама по щеке, и молвил:
  - Не хули Небесного, безумец. Настанет время, и увидишь ты Его величие.
  Но слёзы душили его, и выскочил он из пещеры в метель, и, хромая, поковылял во мрак.
  
  ***
  
  Вскоре проведал Галдурухм о том месте, где скрывались сиды, потому что его твари, бродившие в тех местах, исчезали без следа. И впал в ярость, когда понял, как был обманут, и собрал войско своё, и двинулся на Гаолон, и осадил его. Но не удавалось ему покорить эту долину, ибо стреляли сиды из луков, прячась среди утёсов, поражая многих из его слуг. Вся же магия Галдурухма была здесь бессильна, и разбил он лагерь у подножия Миндирота, чтобы хватать всех, кто выйдет из долины.
  ***
  А Найя, демоница, осталась в Кириале. И приснился ей ночью странный сон, будто бы копыта неведомой конницы стучат по льду над морскою бездною. И встала она, и пошла к Гендиразу, бесу. Был он слаб в магии и неискусен в бою, но очень мудр, и сам Тамелон спрашивал у него совета.
  Спросила Найя:
   - Что это за сон, где копыта стучат по льду над морскою бездною?
  И ответил ей Гендираз:
  - Это пустой сон. Ты слишком долго слушала стук молотков, забивающих гвозди в тела узников. Иди, отдыхай.
  И приснился Найе другой сон, будто бы идут пешие воины по льду над морскою бездною, а кольца кольчуг их грозно звенят друг о друга.
   И пришла она снова к Гендиразу и спросила:
  - Что это за сон, где пешие воины идут по льду над морскою бездною, а кольца кольчуг их грозно звенят друг о друга?
  И ответил ей Гендираз:
  - Это пустой сон, и значит он только то, что не стоит пить много вина после того, как ты побывала в темницах. Иди же и спи, и не мешай мне думать о судьбах миров.
  И пошла Найя, и легла. Но снова посетил её сон, будто бы грохочут копыта по улицам Кириалы, и ломают пешие воины двери узилищ, а рога голос звонко славит грядущую зарю.
  И пришла она снова к Гендиразу и спросила у беса:
   О чём этот сон, где копыта грохочут по улицам Кириалы, и ломают пешие воины двери узилищ, а рога голос звонко славит грядущую зарю?
  И ответил ей Гендираз:
  - Глупа ты, Найя! Пустой этот сон, как и все предыдущие, как и мысли твои, ибо не может сбыться никогда и ничего из того, что приснилось тебе!
  Но едва он закончил свою речь, как рога голос, подобно победной песне, прозвенел над Кириалой, то по скованному льдом морю войско олтодирэй и волхвы спешили освободить Тенистое Укрытие. Взошли кентавры с седоками по крутому берегу, и по мостам перешли реку, и ворвались в город. Крушили копыта гневных олтоди тела нечисти, а сиды разили направо и налево своими копьями и кричали: "Ариндиат! Победа!". А потом подошли волхвы, и ворвались в темницы, и сломали их двери, и стали выпускать узников. И не могли бесы и нечисть противостоять гневу олтодирэй и волхвов.
  Видя это, сказала Найя Гендиразу:
  - Ты выжил из ума, старый безумец! Теперь иди же и убей Карин и Линну, сидиек, если хочешь принести хоть какую - то пользу.
  А сама пошла и ворвалась в покои Тилиан, Изначальной, и хотела отнять у неё Хелмариса, чтобы бежать с ним, но Тилиан, хозяйка ручья, не позволила ей это сделать, и стали они сражаться. И сделалась Тилиан похожа на большую белую кошку, а Найя  на отвратительную собаку, покрытую роговыми пластинами. И одержала верх Тилиан, убив Найю, так что та сгорела голубым огнём.
  А Гендираз ворвался к женщинам, но не осмеливался приблизиться к ним, так как молились они Небесному, а только шипел и щерился издалека. И тут вбежал в комнату Добромир, старый ант, и зарубил Гендираза, а тот, не смотря на всю свою злобу, не смог противостоять человеку. И замер воевода, поражённый красотой Линны и Карин, а они спросили его:
  - Кто ты, воин? Что ты принёс нам?
  И ответил старый воитель: "Свободу".
  Стоял среди срубленных деревьев Полтарин. Не такой он ожидал увидеть свою родину. Тысячелетние деревья были срублены, и осквернили демоны Кириалу. И слёзы текли по щекам сида.
  Ни одного врага не осталось на острове, и лишь немногие спаслись от гнева сидов и людей.
  Горько печалились таулайн, узнав об измене Гулдо, и провозгласили младенца Хелмариса правителем Кириалы, а мать его Тилиан - регентшей, и назвали её своей госпожой.
  Так освобождена была Кириала, Тенистое Укрытие. Печали полна эта история, и не слагают радостных гимнов об этой битве не потому, что дорогой ценой досталась победа, а потому, что омрачились сердца воинов, увидевших свою родину в жутком запустении, и ещё больше омрачились они, узнав об измене Гулдо.
  Но рога голос всё звенел и звенел в морозной тишине, прославляя грядущую зарю.
  
  ***
  
  А под склонами Миндирота сидел у костра Галдурухм и смотрел в огонь. Спустилась с неба Хашадиэт, летучая тварь. И спросил Галдурухм:
  - Что тебе?
  И ответила тварь:
  - Господин мой! Повелитель душ и тел! Летела я, не останавливаясь от самой Висинах, (так называли Кириалу слуги Зла) чтобы сообщить тебе горькую весть - пала ныне Висинах, Твердыня Севера! Пришли с севера, со стороны льдов неведомые твари, порождения Изначальных, и сиды в странных доспехах. Они ехали на этих чудовищах верхом. И были с ними люди, о которых не слышали прежде в этих краях. И не могли мы сражаться с ними, ибо были они сильны и могучи. Пала Висинах, и спаслась лишь я одна, чтобы рассказать тебе об этом!
  Тогда спросил Галдурухм у Хашадиэт:
  - А что же Найя, демоница?
  - Погибла. Убила её Тилиан, хозяйка ручья.
   - А Гендираз, Мудрый?  вновь спросил Галдурухм.
   - Убит неким воином, вождём людей,  был ответ.
  И задал Галдурухм последний вопрос:
  - А Хелмарис, младенец, сын Нарволота, и сидийки те, Карин и Линна?
  И получил ответ:
  - Все живы. А Хелмарис наречён правителем Кириалы.
  И разгорелся гнев Галдурухма, подобно огню во чреве вулкана, и заплясал в его белых зрачках. Прошептал он тогда:
  - Кровью залью этот мир.
  А затем воззвал к Тамелону, и поведал ему обо всём.
  Сказал Тамелон слуге своему:
  - Нет и не будет в Авалдоне другого хозяина и владыки, кроме Князя Эвдэриола. Знай, окончены ныне труды мои здесь, на Келестине. Возьми же войско своё и иди на север, уничтожь северных пришельцев и сравняй Кириалу с землей. Не беспокойся об сидах Гаолона, то моё дело.
  И поступил Галдурухм по слову Тамелона. Взял он войско своё и пошёл на север по льду, сковавшему реку Эндирис.
  Но, когда отдал он приказ снять осаду и отходить, случилось вот что. Спросил Сэлиот:
  - Зачем же идём мы на север, господин мой?
  - Армия людей и неведомых тварей захватила Кириалу,  ответил Галдурухм.
  - А что же Карин и Линна? - молвил Сэлиот.
  - Ты, верно, забылся? - воскликнул гневно демон, - Как смеешь ты так говорить со мной?
  Но не испугался Сэлиот, а крикнул громко:
  - Что сидийки? Где они?
  И сказал Галдурухм, демон:
  - Мертвы они. И убили их люди, обитатели севера. Они полны решимости, и силы их велики, а имя Князя нашего им ненавистно.
  Молвил тихо Сэлиот:
  - Но ведь невинны они перед ними ни в чём. И Князю они не служили.
  - Пришельцы нашли их в доме твоём. Сказали им, что Сэлиот был прежде Гулдо, и гнев их упал на головы женщин.
  Зарыдал Сэлиот, и возжелал крови людей. А Нарволот слышал весь этот разговор, и осталось лицо его бесстрастным, но испытывал он к Карин и Линне некое чувство, которое было похоже на любовь. И тоже решил Нарволот отомстить людям.
  Прошло воинство Галдурухма долинами, вошло в Звонкий Разлог, Сэнилиторн, и встретило там армию Севера. Впереди на кентавре Фандэйне, закованном в стальные доспехи, ехал Полтарин, сын Старвина. Тилиан, Изначальная, рядом с ним, ехала на кентавре Гнаймоде. А Линна Ваниэт и Карин Лайниан с теми воинами, что томились в плену, но были освобождены из заточения, устроили засаду меж двух холмов, чтобы ударить во фланг воинству Зла.
  Мрачным взглядом обозрел Галдурухм войско сидов и людей, и, обратившись к Сэлиоту, молвил:
  - Смотри, здесь собрались те, кто умертвил твою сестру и ту, что берёг ты больше жизни. Они убили твою любимую жену, Найю, мать твоего сына. Так отомсти же им, и пусть их кровь растопит снег Сэнилиторна.
  И Нарволоту молвил:
  - Ученик мой, мужайся. Утрата твоя велика, и скорбь твою вижу я и разделяю её. Но смотри, видишь того воина с седой бородой и в алом плаще на кентавре? Это Добромир, вождь людей. Это он убил твою тётю Линну. А жена твоя, Тилиан, оказалась чудовищем со змеиным сердцем. Она, вместо того, чтобы взять младенца Хелмариса и бежать к нам, под нашу защиту, предала и тебя, как мужа, и Князя Эвдэриола, как повелителя души, тела и помыслов, и убила твою мать, Найю. Кары достойна она.
  - Да, господин мой. Кары и смерти достойна жена, ставшая предательницей,  ответил Нарволот.
  Но сердце его рвалось на части от боли, ибо любил он Тилиан, как не любил никто и никогда из тех, кто имеет в жилах кровь демона. И вознамерился погибнуть сам, но спасти её любой ценой. Он хотел было убить Галдурухма в спину мечом, но знал, что мудр и осторожен этот демон, и не верит никому вокруг, и даже будучи повёрнут спиной к Нарволоту, следит за малейшим его движением, а потому не стал даже пытаться уязвить Галдурухма.
   И обратился Галдурухм к войску своему, говоря:
  - Смотрите, кто вышел против вас! Люди - жалкие двуногие черви! Ничтожные, чьи дела - суета, чьи годы - пепел, и тела их начинают разлагаться сразу же после их рождения! И они осмелились противиться вам! О вы, Крылатые, рождённые за гранью Энуталь! Не вы ли избрали путь Великого Князя Эвдэриола? И не он ли принял ваши клятвы? Не он ли одарил вас силой щедрой рукою? Так вперёд, и да закипит снег Сэнилиторна, когда прольётся на него кровь этих ничтожных, подобных плесени на лице этого мира!
  И закричали демоны: "Кэрхот! Кэрхот! Шэд найрн'нат'а! Ужас! Ужас! Мы принесли его вам!".
  И эхо десятикратно повторило этот клич, и загремела вся долина, когда бросились демоны в атаку. И, казалось, ничто не может противостоять им, так могучи и страшны они были.
  И устрашился Полтарин, вождь олтодирэй, и спросил у кентавра Фандэйна:
  - Что же это? И не ускорим ли мы конец, вместо того, чтобы приблизить начало? Что же будет теперь со всеми нами, с теми, кого привёл я сюда, и со всем Авалдоном?
  И ответил ему безмятежно Фандэйн:
  - А ничего не будет. Этой битвы я не видел в своих снах. А видел я яркое Солнце, разодравшее эти зловонные тучи. Ты скажешь: "Выжил из ума старый ишак, раз продолжает во что-то верить даже теперь". Поверь, мой разум твердит это мне ежесекундно. А сердце бьётся ровно и размеренно, как если бы шёл я на водопой, а не в битву с ордой разъярённых бесов. Согласись, это странно? Или, может, судьба сподобила меня своей милостью, чтобы, воспользовавшись своим странным спокойствием, отринул я страх смерти? Так спасибо ей. Я так и поступлю, ибо всё равно уже нельзя отступать, и буду сражаться, как табун горячих жеребцов за прекрасную кобылицу.
  - Ведаю я, что не лжёт сердце кентавра. Ободрил ты меня, друг Фандэйн, - молвил Полтарин, и, проскакав перед войсками, воскликнул: - Смотрите, люди, сиды! Безумие объяло врагов! Как скоро бегут они к своему поражению!
  И ободрились духом сиды и люди, и сомкнули ряды, и вострубили в рога, и воскликнули в едином порыве: "Ариндиат! Победа!".
  И столкнулись два войска, как море и скала. И возвысились в этот миг люди и сиды настолько, что перестали быть просто смертными детьми Небесного, а стали чем-то большим, почти Изначальными, почти богами, так что ни бесы, ни демоны, ни вся ярость и мощь врага не смогли сокрушить их, а разбились об их строй. И смеялись смертные, глядя в лица демонов, обветренные ветрами пустоты внешней, обожжённые огнём Зла. Грохот и возгласы битвы наполнили Сэнилиторн.
  
  ***
  В Гаолоне удивлённо смотрели сиды вослед уходящим служителям Зла. И недоброе предчувствие закралось в их души. Спрятались они глубоко в свои пещеры, и только стражи зоркими глазами вглядывались во мрак.
  Прошло время, и в тот день и в тот миг, когда встретились в Сэнилиторне две армии, внезапный ужас сковал сердца всех таулайн Гаолона, и увидели они на фоне серых облаков крылатые тени. И не знал этот мир существ ужаснее этих. Имели они крылья сорока локтей в размахе, и тела тридцати локтей от носа до кончика хвоста, и лапы со страшными когтями. То были драконы, называемые также сшадморхами. Они были потомками Харлата и Увнис, змей, которых привёл с собой Тамелон из-за грани мира. Все эти годы он тайно растил их на Келестине, чтобы потом наполнить их крыльями небо.
  Вождём драконов стал Зарахорм, самый могучий и злобный среди них. Громкий рык его разнёсся над Гаолоном, и выдохнул он язык пламени, испепеляя сидийских стражей, что бодрствовали на вершинах утёсов. И закружились сшадморхи над Гаолоном в воздушном танце. Кто видел эту смертельную пляску, не мог уже оторвать взора, а мог лишь в ужасе ждать смерти. Захохотал Зарахорм, выдыхая языки огня, и запел Хинтурайду, Гимн Эвдэриолу.
  
  ***
  
  Сражались силы Зла с сидами и людьми, но чудовищно неравны были силы, и смертные, несмотря на свою отвагу, гибли один за другим. Своим мечом сразил Сэлиот Добромира, воеводу антов. И подались назад люди, устрашённые яростью тёмного сида. Но в этот момент вырвалась из-за холмов конница Кириалы, а впереди на белых скакунах - две прекрасные девы Карин и Линна. Смели они бесов, как лавина хилый лесок, и остался Сэлиот один в окружении сидов. И смотрел он, не отрываясь, только на Карин, возлюбленную свою. А она спрыгнула с седла, и подошла к Сэлиоту без оружия. Стояли они рядом  прекрасная хрупкая девушка в белом меховом плаще и мрачный воитель в чёрных доспехах, забрызганных кровью, с окровавленным дымящимся мечом. И опустился Сэлиот на колени и воткнул свой меч в снег перед Карин. Била его дрожь, как в лихорадке, и не мог он более глядеть на неё. Волосы закрыли его лицо, а кровь из прокушенной губы тонкой струйкой стекала на бороду и терялась в ней. Молвил он глухо:
  - Нет мне прощения ни в этой жизни, ни после смерти. Умоляю тебя, казни меня сейчас, своею рукой.
  Долго молчала Карин, а затем опустилась в снег, рядом с Сэлиотом, который опять стал Гулдо. Глаза их встретились, и увидел Гулдо, что из дивных глаз Карин текут слёзы. Сказала она:
  - Нет, я не стану делать, как ты просишь. Поступками своими ты погубил свою душу, но, как знать... Быть может, и не всё ещё потеряно для тебя. За всё что ты совершил, я прощаю тебя. Но простят ли тебя те, чьих мужей, братьев, сыновей ты убил?
  И блеснули глаза Гулдо. Он поклонился Карин, коснувшись лбом снега, встал и подошёл к своей сестре Линне, но она не смотрела на него. И огляделся Гулдо вокруг себя, и встретился глазами с теми, кто томился в плену в Кириале. Молвил он:
  - Хоть это и не исправит моих дел, прощения прошу я у каждого из вас. Ныне одна есть для меня дорога.
  И поднял Гулдо свой меч, и пошёл в гущу боя, пытаясь отыскать Галдурухма. Нашёл он его среди сражающихся. Увидел Галдурухм странный блеск в глазах сида и спросил:
  - Что с тобой, Сэлиот?
  И ответил ему Гулдо:
  - Лжец! Много бы раз я мог проклясть тебя, но не буду, ибо всех проклятий, сколько ни есть их, мало для тебя. Но утешаюсь мыслью, что сподобит тебя Тот, чьего имени я не решаюсь назвать, вечности в огне Узилища внешнего, вместе с твоим хозяином, Эвдэриолом.
  И помрачнел Галдурухм, и страх отразился в его белых зрачках, а затем ответил демон:
  - Для тебя там тоже найдётся местечко, Гулдо. Это я тебе обещаю.
  И расхохотался Гулдо безумным смехом, и молвил:
  - Пусть так! Ты думал, что сообщишь мне великую новость? Да я хоть сто тысяч вечностей готов гореть в Узилище, зная, что ты испытываешь те же муки, что и я!
  И бросился на демона, но Галдурухм выбил у него из рук меч, а затем рассёк Гулдо до самого пояса, ибо хотелось ему, чтобы умер поскорее тот, кто напомнил ему об ужасном видении, явившемся ему в момент Метаморфозы. И встал он над бездыханным телом, не в силах пошевелиться, не в силах сбросить оцепенение, ибо было ему, демону, воплощению ужаса, страшно.
  Так умер Гулдо Латамуир, Сэлиот. И нет среди легенд древности, что сложены сидами и людьми, легенды печальней, чем история о Гулдо, правителе Кириалы. Так умер он, обманутый, и обманутый, прежде всего, самим собой. И что станется с ним после смерти, обретёт ли он прощение в глазах Небесного, или разделит судьбу демонов и грешников в пламени Узилища внешнего, не ведают ни святые, ни Изначальные, ни Странники, ни Крылатые, а один только Небесный, Всеотец, милостивый Заступник, карающий Судия.
  А Нарволот сражался с яростью, и убил многих людей. Но вот ударили из засады кириалийцы, и опустил он меч, ибо понял, что был обманут Галдурухмом, увидев впереди них Карин Лайниан и Линну Ваниэт. Вскоре он почувствовал смерть своего отца, но только с досадой поморщился, и пошёл далее. Теперь он не убивал никого, но только отражал удары. Разыскивал он на поле брани свою жену, Тилиан, и, вскоре, увидел её верхом на кентавре Гнаймоде. И окликнул её. Услышала Тилиан его зов, и спрыгнула со спины Гнаймода, отпустив кентавра.
  - Это ведь ты убила мою мать Найю?  спросил Нарволот у Тилиан, и та кивнула в ответ.
  - Хотела она Хелмариса вынести из Кириалы и отдать Галдурухму.
  - Ты поступила правильно, - молвил Нарволот, - Никто и никогда не может представить себе, каково это - половину крови в своих жилах иметь от демона, а половину - от сида. Они жгут меня изнутри. Я расколот надвое. Зачем-то дана мне душа, но она похожа на сида, у которого одна часть тела мертва и разлагается, а другая  изо всех сил стремится жить, и не просто жить, но и исцелить вторую, но никак не может... Я рад тому, что Хелмариса, по-видимому, минует эта участь.
  - Тебя растили демоны, - тихо сказала Тилиан, глядя внимательно в его лицо, - а Хелмариса растила и буду растить я. Вернись ко мне. Я люблю тебя и исцелю своей любовью.
  Но кривая усмешка исказила губы Нарволота, то демонская сущность восставала против любви.
  - Меня не примут ни сиды, ни твои сородичи, - произнёс он.
  - Они поймут, - возразила Тилиан.
  - Время покажет, - сказал Штрайголдвэри, - а, пока не окончится битва, я буду с тобой.
  Но внезапно луч света скользнул по его щеке. Единственный луч, как золотая нить, пробился сквозь саван свинцовых туч. И вздохнули все, как один, и сиды, и люди, и демоны. И послышалось им, будто хор голосов, звонких, как звуки медных труб, выводит какую-то песнь, и доносятся звуки этого хора сверху. Ближе, ближе. Приближалась эта песнь, а тучи рвались, как прогнившая ветошь, и сотни, тысячи, миллионы золотых лучей пронзали, подобно копьям, мёрзлую тьму, и сливались, и всё расширялись островки света, и вскоре сорвали с Авалдона свинцовый саван, и залился этот мир золотым сиянием. Мягким, ласкающим был этот свет, и не вредил он глазам сидов и людей, отвыкших от него за десять лет мрака. Он целил, согревал, вливал надежду в сердца. А демоны припали к земле, закрывая руками глаза, ибо невыносимо было для них это сияние, нёсшее в себе частицу святыни Небесного. Но вскоре рассеялось сияние, и стало видно недосягаемо-высокое, без единого облака, темно-синее небо. На востоке оно было окрашено розовым светом, наступал рассвет, вставало Солнце. И узрели все твари Авалдона великое воинство, летящее по небу. То были Странники, посланные Небесным, и на копьях своих они принесли рассвет. И пели Странники гимн Небесному. Возрадовались люди, и ликование вошло в души сидов, и радостно восклицали кентавры, и плакали Изначальные, не стыдясь своих слёз. Затрубили воины, и голос их рогов славил пришедшую зарю. Впереди Странников летел Кермидоний, величайший из них. Своим копьём он сразил дракона Зарахорма и многих других, так что чёрная кровь их пролилась дождём на белый снег, и кости их раскололись об острые скалы Миндирота. И стали Странники поражать демонов, и бежали те в ужасе. А Галдурухм сбросил своё телесное обличье и зыбкой тенью пролетел над Равеллатом, и скрылся на Севере, за Нуилдайном, среди вечных снегов и ледников, что выросли над бездною моря. И разлетелись Странники над всем Авалдоном, и повсюду поражали слуг Зла, где находили их.
  Сказала Тилиан Нарволоту:
  - Пришёл рассвет! И пусть душа твоя станет целостной в лучах нового Солнца.
  Ответил Нарволот:
  - Это Солнце сожжёт мою душу. Я - демон. Жена моя, любовь моя, прощай. Ибо нет места мне ни в этом мире, и ни в одном из миров.
  - Небесный милостив! -  в отчаянии воскликнула хозяйка ручья, - Он исцелит тебя!
  Грустно покачал головой Нарволот:
  - Исцелит меня от меня? Я - сын Его врага и Найи, одной из первых пошедшей за Князем Зла. Раньше, когда этот мир пребывал во тьме, я ещё на что-то надеялся. Но ныне, увидев истинный Свет, вижу, я - Тьма. Прощай.
  И вынул он свою флейту, и заиграл. Мотив тот, печальный, как плач заблудшей души, незаметно вплёлся в голоса рогов, и в восклицания, и в гимн Странников. И преобразился Нарволот, став похожим на крылатую тень, и взлетев, вышел за грань мира. Что стало с ним далее, неизвестно. Будучи рождённым в одном из миров, он мог утратить разум, узрев Энуталь. А может, стал он кем-то вроде Странника, и скитается между мирами, не находя себе приюта. Но это другая история, и никогда не услышат её в Авалдоне.
  А старый Стиппа, и Глам Адрохат, и всё племя Дзориа, стояли и смотрели на восход, и слёзы текли по их щекам.
  - Истину ли я сказал тебе, Глам? - вопросил Стиппа.
  - О, да! Воистину велик Небесный. Но скажи, Стиппа, скажи, что же дальше?
  - Жизнь, - ответил Горный Пастырь, мудрый Стиппа, - Она продолжается.
  Так закончилась Эпоха Ужаса, самое мрачное время в истории Авалдона. И вспоминают её не только как жуткий кошмар, пробуждение после которого  счастье, но и как время великой доблести, славных героев, память о деяниях которых не померкнет во все дни существования Авалдона.
  
  Глава XI
  Об Эпохе Утра
  
  После Великой победы, истребив слуг Зла везде, где обнаруживали их, улетели Странники обратно за грань мира. Но многие из них спустились на землю и говорили с людьми и сидами, и наставляли их. Они поведали смертным о Небесном, и многие тайны мирозданья открыли им. И смогли люди видеть то, что не видели раньше. Говорить с Изначальными смогли они, тогда как ранее только волхвы умели это.
  Сказали Странники людям:
  - Изначальные - друзья ваши и старшие братья. Говорить с ними и учиться у них - великий дар для вас. И пока вы будете помнить Небесного и Закон Его, дар этот останется с вами.
  Никогда не было прежде такой весны в Авалдоне. Растаял снежный саван, и долины стали озёрами, так что плавали сиды по ним на лодках, любуясь солнечным бликам на прозрачной воде, и перекликаясь между собой, подобно птицам. Но вскоре сошла вода, впитавшись в землю, и стала земля плодороднее, чем раньше. Зеленели деревья, колыхалась трава, и звери, сумасшедшие от радости, сновали по лесам, а птицы всё славили и славили небо и Того, Кто за его гранью. Когда сошла вода из долин, взял старый Стиппа прочную палку вместо посоха и ушёл в горы, благословив на прощание Глама и всех сидов, ибо весьма устал и нуждался в отдыхе. С тех пор долгие тысячелетия не видели его смертные, лишь только вести получали о нём от других Изначальных, да и то только поначалу.
  Многие из людей, пошедших за олтодирэй, остались жить на Равеллате, ибо то была воистину Приветливая Страна. Под водительством Странников расселились люди почти по всему Авалдону - на зелёном гористом Тегулистайне и на жарком каменистом Баруштайне поселились они. С Баруштайна пришил люди на Лудгар, и там кожа их почернела, подобно углю, под горячим солнцем.
  А Морель, сын Медновласа, повёл за собою часть антов на Шелестур. Он высадился одним из первых на этом материке в земле Хириллат, и стал князем там. Потомки его, Морелинги, основали город Мераих в Хириллате, в седловине меж двух гор. И был с Морелем Странник Кермидоний, убивший дракона Зарахорма. Чтят люди Кермидония наравне с Йоланом, сотворившим их.
  Вскоре ушли Странники за пределы мира, оставив людей и сидов. Завещали они людям не поклоняться им и не чтить их, как богов, а лишь Небесного одного чтить и Ему одному поклоняться. А Кермидоний, прежде чем уйти, пришёл к сидийке Карин Лайниан в Кириалу и сказал ей:
  - Велика была любовь твоя к Гулдо, ставшему Сэлиотом. Я не буду утешать тебя и уговаривать забыть всё, что было, ибо страдание это стало частью тебя, и не сможешь ты здесь жить счастливо. Я могу предложить тебе - пойдём со мной за грань мира. Я проведу тебя к Небесному, туда, где нет времени, и у престола Его по правую руку, вместе с другими праведниками, ты обретёшь заслуженный покой и свободу от страданий. Ты увидишь там Гулдо. Правда, не могу сказать, по какую руку он будет от престола Небесного - по правую, вместе с тобой, или по левую, с грешниками. Согласна ли ты на это, о Карин?
  И ответила дева:
  - Да, я согласна. Веди меня туда.
  Тогда взял её Кермидоний за руку, и вознеслись они за грань мира, чтобы никогда больше не вернуться в Авалдон.
  А Линна, сестра Гулдо, вышла замуж за Полтарина, вождя олтодирэй, и мирно окончила дни свои в глубокой старости.
  Сиды весьма уменьшились в числе, и никогда не смогли восстановить свою численность до былых размеров. Они построили в Гаолоне великий город Каунарф, частью внутри скал, где пещеры, а частью по склонам, и воссел там на троне Глам Адрохат, сын Ламмионола Ромеллиота, и нарекли его сиды своим князем. Взял он себе в жёны прекрасную Эллайту Нориэйтэ, дочь Хендилата Дарвилиниона, что стал править Квиримом. Разделились сиды на два племени, одни стали жить в лесах и укромных местах, слушая песни птиц и стараясь забыть о страхах и бедствиях Эпохи Ужаса, а другие же строили города, занимались магией, и ковали оружие. Они стали править различными областями, и люди, жившие на Равеллате, приносили им присяги и клятвы верности, а взамен получали земли и право жить на них. Сидийские лорды редко показывались людям, предпочитая жить в своих потаённых, неприступных замках, окружённые магией, в одиночестве. "Высокие лорды" - так называли люди своих сидийских правителей. И сами люди становились господами и номархами, и могли строить города и крепости, принимать присяги у других людей, дарить землю и отбирать её у слабейших. И вот, вскоре стали воевать между собой люди Равеллата, и, хоть и стояли над ними Высокие лорды, не было им дела до человеческой возни, а люди трепетали перед ними и исправно платили им дань. А над всеми ими стоял князь из рода Гаолониев. И вина сидов в том, что не захотели они объединиться с людьми и научить их, что нельзя воевать между собой, а уединились в своих замках, желая забыть свою боль и весь мир.
  А на Шелестуре весьма размножились люди, и увеличилось их число. Выбрали они себе князей из своей среды, и стали князья править Долинами и теми, кто жил в них. Люди мирно возделывали землю и торговали между собой, и прокладывали дороги, и строили города без стен, ибо не от кого им было прятаться. Вскоре встретились люди с цвергами Ирвидулайна, и дивились весьма этому мрачному и суровому народу, и стали торговать и ними, отдавая им пшеницу, сыр, масло, виноград, жемчуг и кораллы со дна моря, а получая золото, серебро, драгоценные камни и оружие.
  Вскоре некоторые из Хавиллаир покинули Гинзурад и вернулись в Нилиил, и смешались люди и цверги, и рождались у них дети с чёрными, без белков, глазами, проницающими мрак, низкорослые и необычайно сильные и выносливые телом.
  В те дни любой Изначальный мог запросто попросить ночлега у любого порога, приняв облик смертного, и оттого народ тот весьма гостеприимен, и всегда пустит гостя к себе в дом, не задавая вопросов, а ожидая, пока пришелец сам назовёт себя.
  Тогда чудеса были обычным делом, и Изначальные жили среди людей, а волшебники только познавали азы своего искусства.
  Когда Хелмарису, сыну Тилиан и Гулдо - Сэлиота, названному Синдилитайн, исполнилось пятьдесят лет, ушла Тилиан, Изначальная, на родину, где ручей Гдориа орошает земли Квирима, ибо истосковалась по родине, и наскучила ей Кириала. А Хелмариса нарекли правителем Тенистого убежища, и принесли ему присягу люди, жившие в Гэлмудайне, а Глам Адрохат, князь, согласно обычаю, благословил его правление. С тех пор часто навещал Хелмарис свою мать в Квириме, и долгие дни сидел на берегу Гдориа, слушая её песни, что пела она сыну под музыку журчащей воды.
  Родился у князя Глама в 420 году Эпохи Утра сын, названный Дзаур. И в день совершеннолетия, когда исполнилось Дзауру сорок лет, волшебник Старион нарёк его Метуристан, что значит Затуманенный Купол. И когда спросили Стариона, согласно обычаю, почему он так нарёк Дзаура, не смог Старион объяснить, и не смог вспомнить, что видел в момент произнесения имени, дивились сиды тому. Но так и стали они называть сына Глама - Дзаур Метуристан Гаолоний.
  
  (Незаконченная связка. История о спасении Гелимэ, Изначальной Караис Мародола, из ледяного плена Изначального Тарибеллина, слуги Тамелона. Дзаур женился на Гелимэ.)
  
  Отец Дзаура, Глам Адрохат, скончался от старости, будучи пятисот тридцати семи лет, в мире и покое. Перед кончиной своею, лёжа на смертном одре, позвал он сына своего Дзаура, и молвил ему:
   - Вот, жизнь желтеет и сохнет, как лист на осеннем древе. Дунет ветер, и летит лист, словно отошедшая душа, вот тогда-то и становится понятно лучше всего, в чём именно сходство между таулайн и осенними листьями. Моя душа сейчас отлетит туда, где нет времени.
  И все, кто стоял в тот час в палате, преклонили колени, ибо уходил из жизни достойнейший из мужей таулайн. И молвил Дзаур, взяв отца за руку:
  - Ты сам указал сейчас разницу между осенними листьями и душами таулайн. Листья носятся в воздухе, влекомые ветром, а потом падают и гниют. Души же попадают к Небесному для новой жизни.
  Глам улыбнулся и коснулся рукой щеки Дзаура, а затем рука его упала, и дыхание остановилось. Погребли его в пещере Аунназал, рядом с витязями племени Дзориа, защищавшими долину от нечисти во дни лиха. От врат той пещеры открывался чудесный вид на горы, на зелёную долину Гаолон и белый Каунарф, уступами спускающийся в долину.
  Дзаура, сына Глама, и жену его Гелимэ, нарекли князьями Дзориа в день Фавна месяца Клёна 505 года Эпохи Утра. На плечи Дзаура накинули белый плащ, голову увенчали серебряным венцом, в левую руку дали посох из волшебного дерева аха, а в правую - Холладун, меч его отца и деда, и Хильдалоима, и ещё двенадцати князей таулайн, и Меруатанола, самый старый меч на земле. И был большой праздник в Гаолоне по окончании должного числа дней скорби, и пришли туда сидийские лорды, и многие из человеческих номархов, и Изначальные, тогда они ещё приходили по зову таулайн. Пришёл так же и Сегмун, сын Сегунда, духа Камня.
  В зелёной дубраве устроили угощение, посреди широкой поляны развели колдовской костёр, в разноцветном пламени которого, если долго глядеть в него, виделись странные картины и виденья - образы минувшего и будущего и отблески иных миров.
  Когда сгустились тени, а на небе засияли звёзды, произошло нечто, определившее судьбу Дзаура и всего Равеллата. Среди пирующих появился некто, не приглашённый на пир. Тёмной тенью прошёл он среди празднично одетых гостей и сияющих Изначальных, и где проходил он, смолкала музыка, и прекращался смех. Феи и сидийки испуганно отстранялись, а Изначальные принимали обличья битвы. Княжеская охрана и Изначальные окружили его плотным кольцом, а гости, не взявшие оружия на пир, плели боевые заклинания.
  А пришелец прошёл, не останавливаясь, через толпу, прямо к трону Дзаура и Гелимэ. И встал князь, сбросив белый плащ с плеч, положив руку на рукоять меча Холладуна, но не обнажив его, и спросил грозным голосом у пришельца, кто он, откуда, и зачем находится здесь.
  Вот тогда-то и откинул он свой капюшон. Был пришелец бледен, как смерть, и очень худ, и имел чёрную бороду и длинные волосы. Его провалившиеся глаза горели чёрным огнём. И нельзя было с уверенностью сказать, кто это - сид, человек, или Изначальный.
  - Зовут меня Глесидор, Сумрачный Мудрец. Я проделал долгий путь, весьма устал, и надеялся поначалу найти здесь пристанище, но теперь сомнение одолевает меня: не кончилось ли оно, это знаменитое сидийское гостеприимство, или на него могут рассчитывать только те, кто служит высокому князю, а не усталые путники.
  Тут встал Сегмун, Изначальный, и сказал:
  - Мне доводилось уже слышать это имя - Глесидор.
  - И где же ты слышал его, доблестный Барс? - спросил пришелец.
  - В день битвы на Каменистых увалах. Так звали вождя служителей Зла.
  И вздох ужаса прокатился среди гостей. Но спокойно сказал Глесидор:
  - Посмотри мне в лицо, Барс. Неужели похож я на того демона? И похож ли я на демона вообще? Даже будь я им, и даже спасись я чудесно от гнева Странников, неужели бы я явился сюда, один, без оружия?
  Долго глядел Сегмун в лицо Глесидора, а потом повернулся и молвил Дзауру:
  - Это другое лицо, хотя столь же измождено оно, как и лицо того демона. Но вот тебе мой совет: не верь этому пришельцу и гони его прочь.
  И дивился весьма князь Дзаур, и говорил:
  - Я впервые слышу это имя - Глесидор. И не Галдурухм ли был вождём воинства Зла? Неужели Стиппа, наш покровитель, не рассказал нам со всеми подробностями о том страшном дне?
  - Возможно, он не счёл нужным упоминать имя Тёмного вождя, - молвил Сегмун, - но я был в тот день на Каменных увалах, и говорю вам ныне - вождь тёмных не Галдурухм, а демон по имени Глесидор. А этот же пришелец...
  Но перебил его Глесидор, говоря:
  - Глесидор - это не имя, а титул, даруемый за заслуги. И это не настоящее моё имя. Я пришёл из-за грани этого мира. Я - странник, но не из тех, древних, и природа моя отлична от их природы. Я не могу покидать пределы Мира, а путешествую из одной вселенной в другую, находя скрытые ходы между мирами. Вы можете называть меня также Штахтоирот, Искатель.
  Но снова заговорил Сегмун:
  - Я не верю ему, Дзаур, и говорю тебе ныне - лучше прогони его сейчас.
  И рассердился Дзаур, и сказал:
  - Здесь мой дом и моя страна! У вас, Изначальных, свои секреты, и вы считаете себя вправе говорить нам то, что сочтёте нужным и даже полуправду, но вы не можете указывать мне, кого принимать мне на пиру по случаю моей коронации, а кого гнать прочь. Этот путник пришёл к нам без оружия, и учили нас Сегунд и Стиппа в дивные годы: приходящего к тебе не изгони вон.
  И усадил он Глесидора по левую руку от себя. Но молча повернулся Сегмун и покинул пир, а вслед за ним и многие Изначальные. И омрачился праздник.
  И вот, остался Глесидор при дворе Дзаура. Вначале, страшась его имени, сторонились его сиды, но вскоре перестали страшиться его, ибо оказался Глесидор чрезвычайно мягок в обращении, и отзывчив, и всегда выслушивал тех, кто приходил к нему, и старался помочь в несчастии. Он был воистину мудр и делился этой мудростью со всеми, кто хотел этого. Глесидор оказался необыкновенно искусен во всех ремёслах, и от него узнали сиды многие тайны. Вокруг него собирались молодые таулайн, и вели они долгие беседы вечерами на высокой башне, где обитал Глесидор. Тридцать шесть молодых сидов и десять сидийских дев, все потомки знатнейших и могущественнейших родов, стали постоянными гостями Глесидора. Вскоре превзошли они всех своих сверстников во всём - в силе, в выносливости, и особенно в магии. Себя они называли Штахтоиротрэй, Искатели.
  Тамелон, ибо это он пришёл в Гаолон, научил их охоте. Но не той охоте, когда стрелок крадётся по следу или сидит в засаде, а той, когда дюжина загонщиков восседает на конях и трубит в рога, и стая собак бежит впереди них. И многократно устраивал Глесидор эти охоты своим ученикам, а люди, заслышав звуки рогов, восклицания загонщиков, лай собак, бежали прочь, ибо внушал им Глесидор непонятный страх.
  
  ***
  В 523 зиму Эпохи Утра, родился у князя первенец от Гелимэ, Изначальной, и назвали его Валираином. В день совершеннолетия нарекли его Киризанол, Морозный Узор. Через пять лет родила Гелимэ Дзауру ещё одного сына, Шалдорна, а ему в день совершеннолетия дали имя - Кардихат, Чернёный Меч.
  
  ***
  Однажды охотился Тамелон и его ученики в лугах Вигдаллурии, и заехали во владения Несторина Рогдилика, человека, и пронеслись по его полям с пшеницей. И выбежал один крестьянин из хижины наперерез кавалькаде Высоких лордов, и осадили они коней, чтобы не растоптать его. А человек принялся осыпать их ругательствами, потому что они потоптали его урожай. И вот, леди Сириэт Аэйтанири Шалиберн попыталась успокоить крестьянина, сойдя с коня, и хотела отдать ему золотую цепь со своей шеи, но крестьянин оттолкнул её. Тогда вынул Глесидор свой меч и зарубил его одним ударом. И пришли сиды в ужас, и молча смотрели на кровь, что стекала под копыта их коней. Тогда спросила Сириэт у Глесидора:
  - Что же наделал ты? Неужели этот человек заслужил смерти?
  А Глесидор посмотрел ей в глаза и в глаза всех Штахтоиротрэй столь мягко и печально, что те смутились, и заговорил голосом тихим и печальным:
  - О вы, таулайн! Посмотрите на себя. Кто вы? Вы - старший народ. Вы сильны и прекрасны, благородны и мудры. Но рядом с вами живут те, кто по сравнению с вами не просто подобен грязи. Они сама грязь. Эти люди, взгляните, они, как двуногие черви. Они - ничтожества. Дела их - суета, годы их - пепел, и разлагаться они начинают сразу же после рождения. Посмотрите, они, как звери, живут в норах, и запах их хуже, чем у зверей.
  И взглянули сиды невольно в сторону человеческой деревни, и вот - это собрание жалких хижин, и пахнет оттуда навозом и скотным двором.
  - Но за что ты убил его? - спросила снова Сириэт у Глесидора.
  Помолчал он, а потом пронзительно поглядел ей в глаза и молвил:
  - О Сириэт Аэйтанири! Ты столь прекрасна, что не смог я стерпеть, когда этот ничтожный осмелился прикоснуться к тебе, в то время, когда ты снизошла до него.
  И удивлённо вздохнули сиды, ибо казалось им удивительным, что можно убить кого-то за простое прикосновение. А Сириэт опустила глаза, но польстили ей эти слова, и ни от кого не слышала доселе ничего подобного. Все остальные же втайне согласились со всеми словами Глесидора, и понравилось им, что за одну из них так вступился Сумрачный Мудрец, потому что пятьдесят лет Глесидор исподволь готовил их к тому, чтобы посеять в них эти мысли.
  Взял Валираин, сын князя, в жёны Вириалию Сталайилин, дочь Федвира, лорда Соловьиного Края. А Шалдорн никак не хотел жениться, ибо всё время посвящал магии, проводя долгие дни в башне, где обитал Глесидор.
   А Глесидор стал вторым лицом на Равеллате, после самого князя, и стал его советником. Он весьма укрепил престол Дзаура, и казну его наполнил до краёв. Повсеместно он преследовал людей руками Искателей, держа это в тайне. Орден этот очень вырос в числе, и многие, придя туда сами, приводили и своих детей. И тяжело стало жить людям Равеллата под властью Высоких лордов, и возопили они плачем великим. Многие из них бежали на Шелестур, но Глесидор, узнав об этом, жестоко казнил тех, кто подстрекал к бегству. И не ведали об этих бесчинствах прочие лорды, и сам Дзаур не ведал, но всецело доверял Глесидору, а дела те тёмные вершились под покровом ночи. И ужас поселился в сердцах людей, боялись они ночью покидать свои дома, ибо страшились, что вынырнет из темноты кавалькада прекрасных всадников с лицами, искажёнными злыми усмешками, с холодными стальными взглядами, и устроит охоту на них, как на зверей. Шалдорн, сын князя, тоже тайно стал участвовать в этих охотах.
  И вот, однажды некто Нестий Рогдилик, из номархов вигдаллурийских, человек, собрал свою дружину, и крестьян своих вооружил луками и топорами, и устроил засаду для Высоких лордов, и убил троих из них. Но с помощью магии сиды истребили всех людей Нестия, а его самого схватили и привели к Тамелону. Тот отвёл Нестия к князю Дзауру и сказал князю:
  - Повелитель мой! Этот человек собрал банду и разбойничал на дорогах. Несёт он в себе злой замысел. А замысел этот давно читаю я в сердцах каждого из людей. Хотят они смерти вашей, о таулайн! Лютой смерти они желают вам, чтобы самим править Равеллатом. Этот злодей убил троих из лордов.
  И опечалился Дзаур, и сказал:
  - За что же люди так ненавидят нас? Разве не в мире и дружбе жили мы все эти века? Мы позволили им жить на нашей земле и опекали их, как старшие братья!
  Но горько рассмеялся Нестий Рогдилик, и молвил:
  - Ты - подлый лицемер, князь Высоких лордов! Не ты ли преследуешь нас и днём, и ночью? Не по твоему ли приказу у нас отбирают последний хлеб? Не ты ли хотел, чтобы жизнь наша стала кошмаром? Мы все знаем это, и проклинаем тебя, и всех Высоких лордов! К чему лицемерить, князь? Убей меня, но знай, что скоро настанет день, когда иссякнет ваша сила, и рассыплются ваши неприступные замки. Вот тогда-то мы отомстим вам и изгоним вас из Равеллата навеки!
  А Дзаур был весьма стар и слаб, и, услышав эти речи, вздохнул горько, и задрожали руки его, и не смог он вымолвить он ни слова, так что вынесли его из зала на руках. А человека того, Нестия Рогдилика, сбросили с самой высокой скалы Миндирота. Князь же Дзаур занемог и послал гонца за своим старшим сыном Валираином, так как он был в Тиринне (ныне Кенхерены) со своею женой, и ждала она скоро ребёнка. Дзаур позвал своих советников, и лордов, и вопрошал их, истинно ли то, что сказал человек. Но вокруг него были слуги Тамелона, и отвечали они князю:
  - Нет, всё - ложь. Люди живут на своих полях лучше нас и озлобились от чрезмерно большого достатка.
  И докладывали ему ложные вести, будто бы восстали все люди Равеллата. Но Гелимэ, Изначальная, по-прежнему юная и прекрасная, сидела у постели своего старого седого мужа, и видела ложь в глазах советников, однако мысли Тамелона не могла она прочесть, ибо был он сильнее, чем Гелимэ. И стало ей страшно, встала она и сказала:
  - Вы все лжецы и сговорились. Я не верю вам. А ты, Глесидор? Ты ли подговорил их на обман, или сам обманут?
  Глесидор сурово свёл брови и сделал вид, будто страшно оскорблён, и поклонился Гелимэ, говоря:
  - Чем же провинился я перед тобой, о госпожа, что ты не доверяешь мне? И как же мне искупить свою вину?
  Один только Дзаур не понял насмешки, а Гелимэ прогнала всех прочь из палаты и пребывала со своим мужем в последние часы его жизни.
  А Глесидор собрал всех Искателей, много их было - около двух сотен - и молвил им:
  - О таулайн! Долго, целую жизнь я был с вами, великие тайны открывал я вам. И, пребывая со мной, становились вы сильны. А теперь настал момент, когда возвысились вы настолько, что стали достойны узнать истину. Так знайте же - я есть тот самый Глесидор, что привёл в этот мир демонов. Я Крылатый, рождённый в вечности, но последовавший за Князем Эвдэриолом. И я принёс в этот мир Зло. Свет режет глаза. Добро лицемерно и мягкотело. А Тьма обволакивает, подобно покрывалу, и проясняет душу. Зло не лицемерно, но искренно и благородно. Вы видели Тьму, вы видели Зло во мне. Так скажите, готовы ли вы стать на мою сторону, и принять путь Князя Эвдэриола?
  И когда говорил Тамелон, менялся его облик, и стал он демоном, огонь в его глазах разгорелся, подобно костру, а в складках его плаща клубилась Тьма. И столь величественным он был, что упали на колени сиды, в восторге глядя на него, и принесли ему клятву верности. И Шалдорн Кардихат, сын Дзаура, тоже был с ними, и тоже клялся.
  - Отныне Таулламори, Тёмные таулайн - имя вам, - молвил Глесидор и продолжил, - Скоро скончается ваш князь. Кто примет власть над вами? Неужто Валираин? Достоин ли он нести столь большую ответственность?
  И ответили сиды: "Нет!".
  Снова заговорил Глесидор:
  - Князем должен стать один из вас. Шалдорн Кардихат Гаолоний, подойди.
  Приблизился Шалдорн, и Тамелон продолжал:
  - Ты - сын Изначальной. И большего волшебного дара, чем тот, коим наделён ты, нет ни у кого из твоего народа, кроме Хелмариса, правителя Кириалы. Ты станешь князем ныне.
  Спросил Шалдорн:
  - А как же Валираин, мой старший брат?
  Ответил Тамелон:
  - Он не достоин быть князем, а недостойные теряют право жить. Теперь же иди к отцу своему и пребывай с ним в последние часы его жизни.
  Когда вошёл Шалдорн в опочивальню отца своего, увидела Гелимэ, мать его, как изменился её сын. И не поверила поначалу своим глазам, а потом спросила:
  - Где ты был? Что ты делал?
  Но Дзаур слабым голосом позвал:
  - Шалдорн! Сын мой, подойди ко мне.
  Приблизился Шалдорн, и когда увидел Дзаур его лицо, ужас отразился на лице Дзаура, и воскликнул он:
  - Ты не Шалдорн! Прочь от меня, исчадье Зла! Где Валираин и Шалдорн, мои дети? Позовите их сюда, я хочу, чтобы они пребывали со мной! Прочь, исчадье Тьмы!
  И Шалдорн в смятении покинул опочивальню отца. Спросил его Тамелон:
  - Что случилось?
  Ответил Шалдорн:
  - Отец не признал меня.
  И молвил Тамелон:
  - Мужайся. Теперь я твой отец, а Князь Эвдэриол для тебя - вся жизнь, ибо теперь ты новая тварь, и нет для тебя возврата к старому.
  Но в этот момент застучали копыта по каменным плитам двора. То Валираин наконец-то прибыл к отцу. Сказал Тамелон:
  - Он не должен увидеть отца и мать. Пусть умрёт.
  И взял Шалдорн троих рыцарей из Тёмных таулайн и встретил брата в галерее, ведущей во внутренние покои. Спросил Валираин:
  - Что отец?
  - Умер, - был ответ.
  Вгляделся Валираин в лицо брата и спросил:
  - Что с тобой, Шалдорн? Печать Зла и Тьмы на твоём челе!
  И напали трое Тёмных на него, и сражался Валираин с ними, и убил их. А потом с мечом, пылая гневом, приблизился к Шалдорну, но тот сковал его движения с помощью магии, и удушил его магией. В тот момент скончался Дзаур Метуристан на руках у жены. И рвалось сердце Гелимэ, ибо чувствовала она беду, и казалось ей, будто находится она посреди чёрной тучи, и туча эта закрыла от неё мир и душит её. Оставила она тело мужа и выбежала из опочивальни, и почувствовала, что Валираина, её старшего сына, нет. Встретила она Шалдорна и увидела на его челе печать Зла, Тьмы и Смерти, и спросила:
  - Где Валираин? И что ты сделал с собой, Шалдорн?
  Но молчал он, ибо не знал, что ответить. Поняла тогда Гелимэ, что ничего не осталось у неё в этом мире - от своего леса она отказалась, муж умер, а сыновей у неё отняли. И обратилась она белой птицей, и вылетела в окно, и полетела на восток, навстречу восходящему Солнцу, в сторону Караис Мародола, своей родины, и растворилась в этом лесу, отдавшись ему целиком, утратив сознание, чтобы избавиться от боли.
  Собрал Глесидор многих лордов сидийских в приёмном зале. Был тот зал велик, и могли в нём уместиться двадцать тысяч человек. И прошёл Тамелон к трону, и шёл Шалдорн по правую руку от него, и окружали их кольцом таулайн - изменники в чёрных доспехах. Подвёл Тамелон Шалдорна к трону, но сам сел в него, и преклонил колени Шалдорн перед троном, и клялся Тамелону в верности душою своею, и короновал его Тамелон, и повелел всем лордам клясться в верности Шалдорну. И клались лорды, устрашённые. Был там Хелмарис Синдилитайн, сын Гулдо - Сэлиота и Тилиан, правитель Кириалы. Шёл ему тогда восемьсот семьдесят седьмой год, и совсем не собирался он стареть и умирать. И вскричал Хелмарис:
  - Опомнитесь, сиды! Кому вы клянётесь? Губите вы свои души.
  Приблизился к нему Тамелон и молвил:
  - Я вождь демонов. Я хорошо знал твою бабку Найю. Мы с тобой родичи. Стань моим вассалом, Хелмарис, и будешь вторым после меня в Авалдоне.
  И возненавидел Шалдорн Хелмариса, ибо видел, что силы Хелмариса больше, чем его собственные, и со страхом ждал ответа его. Долго молчал Хелмарис, глядя в глаза Тамелона, а потом ударил его магией так, что пошатнулся демон, и собрал вокруг себя многих лордов, и сотворили они для себя крылья, и улетели на север, в Кириалу. Хелмарис был великим магом, потому что текла в его жилах кровь демонов, Изначальных и таулайн, и сотворил он вокруг Кириалы завесу тумана, и не пропускала она никого без желания Хелмариса. И стала недоступной Кириала для Тамелона и слуг его. А Тамелон заставил оставшихся лордов клясться Шалдорну. И раздался рёв над Каунарфом, и хлопанье крыльев, и тени накрыли город. Было в том тронном зале круглое витражное окно на высоте в двести локтей от земли, и разбилось оно, и посыпались осколки цветного стекла на головы всех присутствующих в зале. То чудовищная тварь разбила окно, и теперь сидела на нём на задних лапах, сложив кожистые крылья, сжимая и разжимая когти на передних лапах. То был Азарон, король драконов, сын Зарахорма. В глубоких пещерах спрятал Тамелон яйца драконов, и уцелели они, и не нашли их Крылатые, убившие всех драконов во дни Великой битвы. А ныне привёл Азарон своих сородичей в те горы, на которые пролилась кровь его отца, по приказу Тамелона, своего хозяина.
  И ужас вошёл в души сидов, а дрожь - в колени их. Молвил Тамелон:
  - Это сшадморхи, драконы. И служат они мне и только мне. И тот из вас, кто восстанет против меня, сгорит в их пламени.
  И выдохнул Азарон вверх струю огня, и почернели белые своды тронного зала. А драконы кружили и кружили над Каунарфом, и звучала вновь над Гаолоном Хинтурайда - Гимн Эвдэриолу.
  А в Тиринне Вириалия, жена Валираина, родила мальчика, и нарекла ему имя - Аллемайдр. И послал Шалдорн одного из своих лордов, чтобы пригласить её в Каунарф, как бы для коронации Валираина. Но рыцарь тот сказал ей правду о случившемся, и посоветовал отправить ребёнка куда-нибудь в безопасное место и скрыться самой. Но некуда было бежать Виралии, ибо повсюду были слуги Шалдорна, а потому решила она ехать в Каунарф и отомстить Шалдорну, ребёнка же спрятать, а говорить, что родился он мёртвым. И отдала она Аллемайдра одному из рыцарей её мужа, и скакал он день и ночь, не останавливаясь, спеша в Кириалу, но окружили его со всех сторон Тёмные таулайн, видя на его щите герб Валираина, и убили его, а ребёнка взяли и дивились, видя, что на покрывале, в которое он был завёрнут, вышит герб Валираина, и говорили друг другу: "Неужели это сын Валираина? Выходит, лгала Вириалия, говоря, будто родился он мёртвым?".
  И решили доставить младенца Шалдорну. Но были в тех краях мятежные люди, мстящие Высоким лордам за свои несчастия, и напали они на Тёмных, и убили их, а младенца забрал себе один из них, Гедерий, бывший мельником. Он хотел сначала убить Аллемайдра, но смотрел ребёнок на него своими чёрными глазами прямо, не мигая, и раскаялся Гедерий в своих мыслях, и в искупление их взял Аллемайдра к себе в дом.
  Виралию же доставили к Шалдорну. А Тамелон улетел на юг и забрал с собою многих Тёмных таулайн, ибо хотел он укрепить свою твердыню Кринхтир, Глубинное укрытие, и назвал её Харвинтир, Недосягаемое укрытие.
  И спросил Шалдорн у Виралии:
  - Так, значит, умер твой ребёнок?
   Ответила она:
  - Он родился мёртвым.
  Молвил Шалдорн:
  - С каких это пор таулайн подвержены людским болезням? Ни один сидийский младенец не рождался мёртвым!
  Гневно спросила Вириалия:
  - Где муж мой? Почему он не встретил меня у врат Кириалы? Почему все караулы несут воины в чёрном?
  Она делала вид, что не знает о предательстве Шалдорна, и хотела узнать, что скажет он на это. Но молчал Шалдорн, потому что Тамелон приказал ему убить и её. Однако видел он красоту Виралии, и жалость закралась в его сердце, и решил он укрыть её от Тамелона, а нечистых мыслей не имел он в тот момент. Возможно, если бы Шалдорн продолжал дальше разговаривать с ней, то раскаялся бы он, но он молчал. Вириалия же, видя его хмурое лицо, сжатые кулаки, пристальный взгляд, подумала, что имеет Шалдорн к ней нечистые притязания, и разгорелся её гнев, и вытащила она нож из рукава и твёрдой рукой вонзила его в сердце узурпатора. Сиды крепче людей, человек бы от такой раны умер мгновенно, но сид продолжает жить ещё несколько мгновений. И хватило этих мгновений, чтобы ворвались в палату Тёмные таулайн, и схватили Виралию, и, видя, что умирает Шалдорн, приковали его душу к телу прочными узами тем заклинанием, что используют при пытках, дабы узник не умер раньше времени. Тот, на кого накладывают его, испытывает страшные муки, когда тело уже мертво, но душа не может покинуть тела. Привязали тело Шалдорна к спине Азарона, и доставил он его на Келестин, где Тамелон руководил возведением укреплений Харвинтира. Разрезал Тамелон грудь Шалдорна, и вынул пробитое сердце, а взамен вставил сердце каменное. И когда прекратил он действие заклятия, связывающего тело и душу Шалдорна, в груди сида мерно и гулко билось каменное сердце, не способное испытывать ни жалости, ни сострадания, ни сомнений, ни сожалений. А пережитые муки навсегда выжгли из души Шалдорна любовь. И теперь его нельзя было уже назвать сидом.
  Виралию сбросили с той же скалы, с которой был сброшен мятежный номарх Нестий Рогдилик.
  Так заканчивается Эпоха Утра, третья из эпох Авалдона. И если началась она великой радостью и обещанием безоблачного дня, а закончилась скорбью и болью, то виноваты в этом непомерная гордыня, беспечность и жадность таулайн, которые, стремясь забыть свои страдания, укрывшись в неприступных замках, сами того не заметив, принялись причинять страдания другим. Всех же лет Эпохи Утра было восемьсот семьдесят шесть.
  
  Глава XII
  О бегстве Аллемайдра
  
  Вот как начинается четвёртая эпоха Авалдона, называемая Полуденной Эпохой. Рос Аллемайдр в Вигдаллурии, в окрестностях нынешнего Сигманкиалиса, в доме Гедерия, мельника. Жил тот один, в землянке возле ручья Харидон, на землях, принадлежащих Вилаклиру, человеку, номарху Геннерия. У него был замок, напоминающий большой сарай, тридцать вассалов - рыцарей и сто пеших воинов. А сам Вилаклир принёс присягу Стамдиру Гиндиристану Аккарон, Высокому лорду Вигдаллурии, который скрылся в Кириале вместе с Хелмарисом Сэнилиторном. Прислал узурпатор Шалдорн вместо него Тёмного таулайн Гемвира Финдиритола, и поселился он в величественном замке Локетунирот посреди леса Дэмнут, в двух неделях пути к югу от деревни, где жил Гедерий, у озера Меронилин. Замок этот окружали топи, а его острые шпили скрывал туман, и охранялся он с помощью магии.
  Никто в той деревне, где жил Гедерий, не знал об сидийском происхождении Аллемайдра, кроме самого мельника. И сохранил он покрывало с гербами Валираина, в которое был завёрнут младенец. Мельник назвал Аллемайдра Терецием. И играл Тереций, будучи ребёнком, с человеческими детьми, и считал себя человеком. А все вокруг дивились его красоте и силе.
  Жила в деревне старая ведьма Дедирия. Сколько ей было лет, не ведал никто, и, вероятно, даже она сама не помнила этого. Но помнила она деда старого мельника Гедерия во дни его молодости. И странными глазами смотрела она всегда на Аллемайдра. Однажды, встретив его в лесу, она подозвала его и спросила:
  - Хочешь научиться колдовать?
  - Хочу, - ответил он.
  Сказала ведьма:
  - Вот заклинание "Тетайр". Оно призывает огонь. Подожги вон то старое бревно.
  Повернулся Аллемайдр к бревну и молвил:
  - Тетайр.
  И вспыхнуло бревно, как будто его поджёг дракон, и земля вокруг него, и лес на двадцать шагов вокруг. Воскликнула Дедирия:
  - Потуши его! Скажи "Севир", и угаснет огонь!
  И сказал Аллемайдр:
  - Севир.
  Угас лес, только дым валил от обуглившихся стволов. Сказала ведьма:
  - В глаза мне смотри, я буду читать твою судьбу.
  Долго изучала его глаза и лицо старая Дедирия, а потом молвила:
  - Судьбу твою я не смогла увидеть до конца, но могу сказать одно - смерть твоя летает на чёрных крыльях и изрыгает пламя из пасти. Драконы грозят тебе гибелью, их остерегайся.
  И отошёл от неё Аллемайдр, весьма удивлённый.
  Вечером пришла ведьма к мельнику Гедерию и сказала:
  - Тереций не твой сын. Ты белокур, а его волосы темны, как крыло ворона. Твои глаза - цвета неба, а его - цвета ночи. Твоя кожа смугла и в пятнах, а его - бела, как кора берёзы. Ты широк в плечах, коренаст, и телом похож на медведя, а он строен, как тополь.
  - Да, он не сын мне, - ответил Гедерий, - Я взял его у одной вдовы в Сегмарикии, что у моря. Ты же знаешь, тамошний народ тонок в кости и темноволос.
  Расхохоталась ведьма, словно закричала ворона, и сказала:
  - Я знаю, что делал ты в Сегмарикии пятнадцать лет назад! Ты и ещё тридцать мужчин из нашей деревни. Твой Тереций не человек вовсе, но принадлежит к народу Высоких лордов. Он - таулайн!
  И смутился Гедерий, и поведал Дедирии, как он усыновил Аллемайдра, говоря:
  - Я мстил Высоким лордам за то, что они убили мою жену. И подкараулили мы их кавалькаду в лесу, десять их было, все в чёрных плащах. Уложили мы их, каждому досталось по три стрелы, а самому крайнему - четыре. Младенец этот лежал на руках того, крайнего. Хотел я размозжить голову Терецию своей дубинкой, но он так смотрел на меня... Нет слов у меня. Словом, младенцы так не глядят. И то, что я хотел убить младенца, мучает меня до сих пор. Во искупление этого греха взял я его к себе.
  Покачала головой Дедирия и сказала:
  - Высокие лорды не ведают жалости. И не умеют прощать. Их кара всё равно настигнет тебя, - и, помолчав, добавила, - А, может быть, ты убил отца Тереция? Или его отец убил твою жену?
  Ответил Гедерий:
  - Если тот сид убил мою жену, я отомстил ему, а дети не виновны в грехах отцов. Так учат Странники, наши покровители.
  Спросила Дедирия:
  - Не было ли при младенце каких-либо вещей, по которым мы могли бы определить его род?
  - Были, - ответил мельник и показал ей расшитое покрывало.
  Долго рассматривала ведьма герб на покрывале - три снежинки на чёрном поле, и молвила:
  - Это какой-то герб. Взглянув на него, сможет определить посвящённый, из какого рода Тереций. Если хочешь, я отнесу это покрывало номарху Вилаклиру. Он был на приёме при дворе самого покойного князя Дзаура.
  - Но он же предаст меня в руки лордов! - вскричал Гедерий.
  - Не бойся, - успокоила его ведьма, - я не думаю, что он это сделает. Номарх добр и поддерживает свой народ. Но, если желаешь, я скажу, что нашла это покрывало в лесу.
  Сказал мельник:
  - Хорошо. Только не выдавай меня, ибо я боюсь мести лордов.
  Пришла Дедирия к номарху Вилаклиру и сказала:
  - О премудрый номарх! Твои глаза видели Высоких лордов, и сам князь Дзаур милостиво принимал тебя в Каунарфе! Не знаешь ли ты, чей это герб изображён на покрывале, которое верная служанка твоя нашла в лесу?
  Увидел номарх Вилаклир герб - три снежинки на чёрном поле - и побледнел, руки его задрожали. Наконец вымолвил он:
  - Знаком ли мне этот герб? Он принадлежал Валираину, старшему сыну Дзаура, предательски убитого Шалдорном, нынешним князем. А в такие покрывала сиды закутывают своих детей. Скажи мне, Дедирия, и не скрой ничего - как попало к тебе оно?
  Была старая Дедирия мудра и поняла, что можно довериться Вилаклиру, и рассказала без утайки ему, как это покрывало попало в руки мельника Гедерия, и прибавила, что магические силы мальчика Тереция весьма велики, и не всякий сид способен на то, что проделал он с огнём без усилий. И сказал номарх, весьма взволнованный:
  - Верно, это Аллемайдр, сын Валираина. А мать его сказала, будто родился её сын мёртвым. Выходит, что спас его Гедерий из рук узурпатора Шалдорна.
  Пожелал номарх видеть Гедерия и Аллемайдра и поведал им историю рождения Аллемайдра. Не мог поверить поначалу юноша, что Гедерий не отец ему, а принадлежит он к народу жестоких Высоких лордов, ни одного из которых он не видел доселе, но слышал о них много ужасных историй. И спросил Аллемайдр:
  - Неужели я из тех, кто хочет смерти людей и так люто их ненавидит?
  - Не суди о том, чего не знаешь, - молвил номарх Вилаклир, - Это не так. Я был в Каунарфе и видел князя Дзаура, твоего деда. Он был добр и справедлив. Далеко не все таулайн преследуют нас. Это делают лишь немногие из них, те, которые называют себя Тёмными сидами и служат Глесидору. Мы зовём его Таултамел - Худой сид - хотя он не похож ни на сида, ни на человека. Я видел его. Весь облик его внушает страх, взгляда его невозможно вынести, ибо в глазах его самый настоящий чёрный огонь. И мнится в его присутствии, будто ты полностью в его власти, и видит он тебя насквозь, и может завладеть твоею душой, когда пожелает. Своим взглядом он пригибает к земле, и в складках его плаща клубится Тьма. О том, кто он и откуда пришёл, не ведает никто. Но он ненавидит людей, и это его слуги убивают нас. А теперь грядёт тяжёлое время, ибо Шалдорн, узурпатор, братоубийца, один из слуг Таултамела, стал князем. Твоя мать, Аллемайдр, поразила Шалдорна в сердце, но вложил Таултамел ему в грудь каменное сердце, и теперь не ведает Шалдорн ни жалости, ни сомнений, и вот уже пятнадцать лет мы ждём великой беды, но настало странное спокойствие, как перед буре, и пугает оно меня больше, как если бы они ужесточили свои преследования.
  И спросил Аллемайдр:
  - Выходит, Высокие лорды вовсе не так злы, как нам рассказывали о том?
  - Нет, - ответил номарх, - В давние дни они подарили нам много земель здесь, на Равеллате, и считают они себя нашими старшими братьями. И долгие годы они не ведали о тех бесчинствах, что творили слуги Таултамела, а ныне ничего не могут поделать, ибо осадил их в Кириале Шалдорн. А бежали они туда от него и от вождя Тёмных сидов.
  - Что же делать мне? - спросил Аллемайдр.
  И ответил Вилаклир, номарх:
  - Я думаю, тебе нельзя здесь оставаться. Скоро Гемвир Финдиритол, нынешний Высокий лорд Вигдаллурии, слуга Таултамела, покинет свой замок Локетунирот и будет объезжать свои владения, и если проведает он о тебе, а от Высоких лордов невозможно что-либо скрыть, ибо читают они с помощью магии мысли людей, то доставит тебя к Шалдорну, или к самому Таултамелу, и убьют они тебя.
  - Но куда же бежать мне? - задал вопрос Аллемайдр.
  И был ответ:
  - Надлежит тебе пробираться в Кириалу, Тенистое Убежище. Туда закрыт путь Тёмным сидам, да и вообще всем. Но тебя, я уверен, они пропустят.
  И огорчился весьма Аллемайдр, узнав, что придётся ему покинуть место, которое он считал своим домом. А ещё он был привязан к некой Феодизии, дочери крестьянина. Аллемайдр считал её самой прекрасной девой Авалдона, и был близок к истине, ибо имела она стройную тонкую фигуру, светлые длинные волосы, серые прекрасные глаза, и поступь её была легка, когда гуляла она среди акаций. Но руки Феодизии были грубыми и в мозолях, потому что с раннего детства помогала она матери по дому. Пятнадцать лет было ей, как и Аллемайдру, и решили Феодизия и Аллемайдр пожениться по достижении шестнадцати лет, совершеннолетия. И, подумав, задумал Аллемайдр открыться Феодизии и просить её последовать за ним в Кириалу. Когда покинул он с Гедерием замок номарха, стояла ночь. И свернул Аллемайдр с тропы и пошёл к дому родителей Феодизии. Хотел было Аллемайдр позвать свою невесту, чтобы открыться ей, как вдруг услышал стук множества копыт и лай собак. То Высокий лорд Гемвир Финдиритол со свитой раньше срока явился в деревню. И спрятался Аллемайдр, и стал наблюдать. А таулайн приказали ночным стражам позвать всех жителей деревни на площадь. И соскочил лорд Гемвир с коня, и молча глядел, как люди заполняют площадь. Был лорд высок и бледен. Презрительные морщины пересекали его щёки, а лоб был высоким и гладким, волосы - белы, как снег. Прошёл он мимо крестьян, и заглянул каждому в глаза, и иногда останавливался и говорил: "Сорен таулайн мар хорэ", что значило: "Кровь таулайн на тебе". И сиды тотчас хватали того человека и сковывали его магией, чтобы не мог он ни пошевелиться, ни вздохнуть без воли на то наложившего чары. Так искали Высокие лорды всех, кто воевал тайно с ними. И Гедерий - мельник оказался в числе этих схваченных. Был там также и Асталик, отец Феодизии. А саму её один из сидов перекинул через седло. И плакал Аллемайдр от ярости и бессилия, но ничего не мог поделать, ибо убили бы его в тот же момент, а так оставалась всё же малая надежда, что сможет он спасти их.
  И произнёс лорд Гемвир:
  - Вы видите этих людей в последний раз. И знайте - никто, поднявший руку на сида, не избежит кары.
  Вскочили Тёмные на коней и ускакали, а пленные люди сами бежали за ними, влекомые магией, и огромные собаки охраняли их. И когда смолк стук копыт, внезапно вспыхнули дома всех мятежников. Тут выскочил Аллемайдр из кустов, где прятался, и словом "Севир" потушил все дома. И почувствовал он в себе огромные силы, и, казалось, достало бы их, чтобы заставить Солнце вставать на Западе, а Луну упасть в море, так он был разгневан. Прошёл Аллемайдр мимо людей, и расступались они перед ним, так страшно - бледен стал его лик, и такой страшной яростью сверкали его глаза. Походил он, как никогда на Тёмного. Ни слова не сказал Аллемайдр, а только взял свой длинный нож, и исчез в темноте, следуя за кавалькадой Тёмных. Бежал он без устали, но и быстроногие кони лордов не знали усталости, а заклинания придавали сил скованным пленникам, и никак не мог догнать их Аллемайдр. Вскоре стал он находить изуродованные тела людей - то Тёмные, развлекаясь, травили их псами. Так много было этих тел, что усомнился Аллемайдр, а стремились ли Тёмные довести пленников до замка Локетунирот, или их целью было убить их по дороге, для своего веселья. И однажды нашёл Аллемайдр в траве тела Гедерия, своего приёмного отца, и Асталика, отца Феодизии. Горько оплакал их Аллемайдр. И снова бежал он так быстро, надеясь спасти хотя бы невесту, что лёгкие стремились разорвать грудь, а сердце стучало гулко, как молот. Но опоздал он. В полудне пути от Локетунерота, среди зловонных болот, увидел Аллемайдр белое пятно на тропе. То была Феодизия, одетая в белое платье. Умерла она от магии, быстро и безболезненно, но на лице её было написано такое отчаяние, что чуть не умер Аллемайдр от горя. И оставил он её лежать на траве, а сам побежал далее. И увидел он замок Локетунирот. Огромен он был и чёрен, и острые шпили терялись в тумане, и стрельчатые окна светились жёлтым, будто глаза демона, и казалось, что замок смотрит с ненавистью на Аллемайдра. Захотел он стать невидимым, и стал, ибо так велика была сила его магии, что даже заклинания не потребовалось произносить ему. Не заметили его ни охранные чары, ни зоркие стражи, и проник он за стены Локетунирота. Долго блуждал Аллемайдр по замку, и, наконец, нашёл покои лорда Гемвира, и проник в них.
  Сидел лорд Гемвир за столом и читал большую книгу. Снял Аллемайдр заклинание невидимости, и узрел Гемвир перед собой юного сида в крестьянской одежде.
  - Кто ты? - спросил Гемвир.
  Ничего не ответил Аллемайдр, и тогда всмотрелся в него старик, показалось ему, будто призрак Валираина явился к нему, так был похож Аллемайдр на отца. Лорд Гемвир входил в число тех, кто с юных лет стал учеником Тамелона, и видел, как тот впервые убил крестьянина, заступившего дорогу сидам, и всю жизнь посвятил Тамелону. Не было у Гемвира оружия под рукой, и бросил он подсвечник в лицо Аллемайдру. Рассёк подсвечник ему левую щеку, и шрам тот носил Аллемайдр до конца жизни. Увидел Гемвир кровь и понял, что это сид из плоти и крови, а не призрак, и сорвал со стены свой меч, но Аллемайдр ударил в него всей силой своей, и отбросило Гемвира к стене, но умер он прежде, чем коснулся её. Стал вновь невидимым Аллемайдр и покинул замок. И глядя на его чёрную громаду извне, он произнёс: "Тетайр!".
  Всю силу своей ненависти вложил Аллемайдр в это слово, и вспыхнул огромный каменный замок, как муравейник. И ушёл прочь Аллемайдр, и отыскал тело Феодизии, и стал думать, как похоронить её, ибо местность вокруг была болотистая. Тогда сжёг он тело, положив на груду сухих сучьев. Глядел Аллемайдр на дым и огонь, что глодал тело любимой, и поседел от горя. А потом стал невидимым и пошёл на север, в Кириалу.
  
  ***
  
  На крыше мира, за Полуночными горами, где ночь десять месяцев в году, где исполинские глыбы льда громоздятся друг на друга, подобно скальным утёсам, зажглось Сияние. То был завет Небесного, переданный Кермидонием. Сказал Кермидоний жителям Белестура:
  - Суров этот край, и устроен этот мир так, что должно здесь ночи длиться десять месяцев, без перерыва, а дню - два месяца, тоже без перерыва. Но не страшитесь, ибо клялся Небесный, говоря: "Истину говорю, не наступит более бессветная ночь в Авалдоне, и не придёт бесконечная зима туда никогда, во веки веков, но имеют свой конец и ночь, и зима, ибо достаточно этот мир изведал страданий". И когда настанет в этих северных землях долгая ночь, - продолжал Крылатый, - знайте - имеет она конец и пришла по воле природы, а не промыслом злых сил. И знак вам будет, что истинны слова сии - сияние в небе.
  И сияет с тех пор в тех землях небо, словно расцветили его яркими драгоценными камнями, как завет Небесного и знак истинности Его слов.
  Шёл среди ледяных глыб некий странник. Издали казался он чёрным пятном, а вблизи - бесформенным призраком, не имеющим тела. То был Галдурухм, верный слуга Тамелона. Укрывшись в день Великой битвы среди льдов на крыше мира, провёл он там всю Эпоху Утра, страшась гнева Странников и не осмеливаясь покинуть своё убежище. Но однажды призвал его Тамелон к себе, и покинул демон снега, и пошёл на юг. Вскоре пересёк он Полуночные горы, что отделяют Белестур от вечных льдов над бездною морскою, и пахнуло ему в лицо теплом. И раскинулся перед Галдурухмом необъятный край среди гор. Была весна. Шестнадцатая весна новой Эпохи. Таяли снега, и текли ручьи с Полуночных гор. Не росли в том краю деревья, но был он ровен, как стол, и поднимались там травы и кустарники. Весь этот край был сизым от заиндевевшей травы и синих ягод, и бесчисленные стада оленей бродили там. То был Нуилдайн, Северная долина. Не ведал о Нуилдайне никто, и владели им олени, белые песцы и совы. Прошёл Галдурухм его из конца в конец, от гор до гор, и увидел, что он хорош. Тогда взлетел демон, и явился в Харвинтир на Келестине, где предстал пред лицом Тамелона. И поведал ему об этой земле, и дивился весьма величественному Харвинтиру, который шпилями рвал тучи, и всей полноте власти Тамелона над Равеллатом. И поставил Тамелон Галдурухма правителем в Харвинтире, а сам улетел в Нуилдайн. Видел он с высоты, что анты очень увеличились в числе, и расселились почти по всему Белестуру, и правит ими Великий князь в Белограде, потомок Медновласа, родич Морелингов, правителей Хириллата, что на Шелестуре, и возжелал повергнуть их под свою пяту. Осмотрел он Нуилдайн, и нашёл его весьма хорошим, и начал в горах возводить новую твердыню, и назвал её Гнурфад, Твердыня - Из - Окон - Которой - Не - Видно - Рассвета. Помогали ему в этом Изначальные Нуилдайна, которые не ведали Добра и Зла, а потому принесли Тамелону присягу, ибо видели, что велик он и силён, и чёрен, как северное небо в пору Долгой Ночи.
  Галдурухм же управлял Харвинтиром, и всеми подземельями, и сокровенными тайниками его. Подолгу говорил Галдурухм с драконами и дивился извращённой мудрости их и коварству их. Нарекли его драконы другом своим. Увнис, змея Пустоты Внешней, всё ещё жила на Келестине, и чтили её сшадморхи, называя Великой Матерью.
  А Шалдорн Кардихат, узурпатор, правил всем Равеллатом от имени Глесидора и простёр свою руку над всею страной. Лишь только Кириала осталась неподвластна ему. Закрыл её серебряный туман, и всякий Тёмный, кто входил под его полы, не видел уж Солнца. Но бежали в Кириалу все те, кто не желал принять власть Тёмных, и пропускала их завеса. И выставил Шалдорн войска вокруг дельты Вадимала, чтобы никто не мог проникнуть в Кириалу извне. Но иногда появлялись из тумана воины в серых плащах и убивали слуг Шалдорна, а затем скрывались вновь.
  Среди пиков Миндирота поселились драконы, и сам Азарон, вождь их, был там. И доставляли Тёмные сиды осуждённых людей в горы, и связанными оставляли на растерзание драконам. И откладывали сшадморхи свои яйца, и множились в числе, а вскоре стали спускаться в долины и нападать на деревни людей. А Азарон часто кружил над Каунарфом и пел Хинтурайду:
  Славься же, Эвдэриол, Князь Мрака!
  Демонов царь, бесов владыка,
  Тела и душ повелитель, создатель миров.
  Над Энуталь распахнул ты крыла, подобный дракону.
  Нам ты духовный отец, в чреве огонь нам возжегший!
  О, так пребудь же ты в нас всегда и повсюду,
  Мы же всегда и повсюду пребудем в тебе!
  
   И такой отвратительной и торжествующей мощью был исполнен голос Азарона, что все, кто сохранил в душе верность Небесному, закрывали уши, не в силах вынести звуков этого гимна. А Тёмные же, наоборот, останавливались и слушали в восторге, и загорались их глаза. Этот огонь был предтечей того огня, во власть которому они отданы будут в конце времён. Однако они сами этого не ведали, ибо были обмануты Тамелоном, предрекавшим грядущую Великую войну, когда сам Эвдэриол вступит в Авалдон, и примет их в своё воинство, и даст им крылья, и пройдут они с мечом по всем мирам Энуталь, а затем разрушат её стены, и войдут в вечность, и повергнут Небесного, и тогда Эвдэриол станет Владыкой вечности и времени, Прошлого, Настоящего и Будущего. Всё это обещал сидам Тамелон, но сам знал, что не будет этого никогда, а ждёт их всех вечность в огне Узилища внешнего. Иногда Азарон прилетал на разбитое им круглое окно тронного зала и сидел на нём, подобно чудовищному стервятнику, наблюдая за церемониями и приёмами, проходившими в нём. Пожаловали сшадморхи Шалдорну титул Друга драконов, и сам Азарон носил узурпатора на своей спине.
  Вскоре подавил Шалдорн всякое сопротивление своей власти и власти Тамелона, и погрузился Равеллат в ужас. Особенно тяжко пришлось людям, потому что гибли они в когтях драконов, и от мечей лордов. Всё трепетало на Равеллате, и только Кириала сокрылась в белом тумане. В шестнадцатый год Эпохи Полдня провозгласил себя Шалдорн императором и короновался чёрной рогатой короной в Каунарфе, а свою страну назвал Ванзирок Сэллион, Империя Справедливость. И драконы кружили над Каунарфом, возвещая новую Эпоху. Но в момент наивысшего торжества Шалдорна явился в Каунарф Галдурухм по приказу Тамелона. Взглянул Шалдорн в его жуткие белые зрачки и оцепенел - столько ненависти они вмещали. Молчание воцарилось в огромном зале. И сорвал Галдурухм корону с головы Шалдорна, говоря:
  - Как посмел ты, ничтожный, короновать себя этой короной, не спросив на то дозволения Глесидора? Не из его ли рук ты принял княжеский венец?
  И заставил Шалдорна просить прощения в молитве к Тамелону, и даровал ему это прощение демон. Затем ещё раз произнёс Шалдорн слова клятвы Глесидору и Эвдэриолу, и тогда короновал его Галдурухм рогатой короной. И остался в Каунарфе, и занял те покои на вершине башни, где прежде обитал Тамелон. Прозвали его Наместник Глесидора и Рука Тьмы, но не мешал он править Шалдорну, пока тот творил волю Тамелона.
  
  ***
  
  Много дней шёл Аллемайдр в Кириалу, и повсюду видел одно, что Тёмные истребляют всех людей, кто был готов к мятежу. И не мог Аллемайдр вынести зрелища стольких мук, и карал Тёмных, оставаясь невидимым, так что смутились Высокие лорды Вигдаллурии, ибо не могли поймать убийцу, но гибли сами. И донесли об этих странных смертях Галдурухму. Сказал демон:
  - Вот, сгорел замок Локетунирот, что близ озера Меронилин, и погиб лорд Гемвир, затем умер лорд Дарзилл в Димилтарнете, и лорд Сэлеммиот в Тарнуде, и лорд Хамирастолл в Тармиллате. Цепь тянется с юга на север и ведёт на северо - восток. Отмечают эти смерти чей - то путь. И этот некто идёт в Кириалу. Не должен он проникнуть туда. Я сам помешаю тому.
  И перенёсся в окрестности Кириалы, и навёл чары, обнажающие сокрытое. Вскоре пришёл Аллемайдр в Гэлмудайн. То был обширный край, поросший лесами, орошаемый потоком Вадимал. А вдали, на севере, различали зоркие глаза Аллемайдра серебряную полосу - то было море. И клубился между Аллемайдром и морем белый туман, и, казалось, наполняет он всё пространство между морем и горами. И понял Аллемайдр, что ему надо войти в туман. И пошёл он по склону вниз. Начинались густые леса, и шёл Аллемайдр, невидимый, по тропе, усыпанной пятнами от теней, созданных ветвями деревьев и солнечным светом, пробивающимся сквозь листву. Но почувствовал он, что опутали его какие-то тенёта, невидимые, как и он сам. И рванулся Аллемайдр, и освободился, но спало с него обличье невидимости. Ниоткуда возник перед ним некто в воронёных доспехах, с тёмной обветренной кожей, лицо его обрамляли длинные чёрные пряди, а белые зрачки его казались чёрными от злобы, наполнявшей их. Кровавый кошмар жил в его глазах. То был Галдурухм. И не видел Аллемайдр в своей жизни никого страшнее. Страх вошёл в душу его и дрожь в колени его, и пятился он, пока не упёрся спиной в дерево. И не мог он ни бежать, ни сопротивляться, зачарованный ненавистью, исходившей, подобно удушливым волнам, от этого незнакомца, ибо, что значил шестнадцатилетний юноша, пусть даже и наделённый нечаянной волшебной силой, против древнего демона и всего могущества ненависти его! А вокруг из-за деревьев появлялись один за другим воины в чёрных доспехах, с прекрасными, но бледными, лицами и мёртвыми пустыми глазами. То были Тёмные таулайн. Но внезапно наполнил лес белый туман, подобный пологу, и мир сузился для каждого до двух шагов. И вынырнули из тумана другие воины, в серых и белых плащах, подобно призракам. И поражали они Тёмных одного за другим, а те ничего не могли поделать, потому что появлялись белоплащные и наносили смертельный удар, а затем отступали под покров тумана, словно бесплотные духи. Наполнили лес предсмертные возгласы.
  Увидел Аллемайдр, как к Галдурухму приблизился некто в сером плаще, без доспехов, но с грозным мечом. Он был стар, очень стар, этот воин. Длинные седые волосы перехватывал серебряный обруч, усыпанный чёрными агатами, и чёрные ещё усы, обрамлявшие губы, спускались по щекам и смыкались на подбородке. И покрывали его лицо многие морщины, подобно сети. Глаза он имел серые и молодые. То был Хелмарис Синдилитайн, ныне принявший титул короля Кириалы. Когда увидел Аллемайдр их вместе - Хелмариса и Галдурухма - то поразился, как похожи они между собой. Они были похожи, но вместе с тем являли полную противоположность друг другу. А сходство их было глубинным, невидимым, но ощущаемым. Так сильный холод жжёт, а непереносимый жар кажется холодом. Весьма удивился Галдурухм и пристально вглядывался в лицо Хелмариса. Молвил сид:
  - Я помню тебя, Галдурухм. Хоть в ту ночь мне не исполнилось и года, но я хорошо помню твоё лицо, склонившееся надо мной, эти чёрные белки и белые зрачки. Девятьсот лет они преследовали меня ночами.
  - Ты - Хелмарис, сын Нарволота, - молвил Галдурухм.
  - Да, - сказал король.
  И ударил демона и мечом, и магией. Меч расколол череп Галдурухма, но не страшны ему, Падшему, такие раны. Однако кровь залила ему лицо, и не смог он должным образом отразить магический удар. И вышиб его Хелмарис из телесной оболочки, так что та рассыпалась прахом, и предстал перед ним Галдурухм в своём расплывчатом обличии. И подлетел демон к Аллемайдру, стоявшему в удивлении, и вошёл в него, и оттеснил его душу на грань сознания, и завладел его силой. Но сковали его все сиды, стоящие вокруг так, что он не смог пошевелиться. Однако все сиды - маги и Хелмарис не могли удержать в плену разъярённого демона, и вырвался он из плена их магии, и хотел испепелить их всех, но воскликнул Хелмарис:
  - Борись, Аллемайдр! Борись же! Пусть узнает, кто истинный хозяин в этом теле!
  Попробовал Аллемайдр бороться, но чувствовал он, как утекает сознание, словно вода сквозь пальцы, и когда вытечет всё, останется Галдурухм хозяином в его теле. И воззвал Аллемайдр к Небесному, в отчаянии моля о помощи. Вдруг внезапный покой снизошёл на него, и ушёл страх. Сказала душа Аллемайдра демону:
  - Изыди, ибо нет твоей власти надо мной. И тело моё, и душа моя принадлежат Небесному.
  Тогда испугался Галдурухм и покинул тело Аллемайдра, и зыбкой тенью унёсся в горы. А Аллемайдр потерял сознание, и взял его Хелмарис на руки, и скрылся вместе с ним в тумане в окружении воинов в серых и белых плащах. Вместе с ними исчез и туман из этого края леса, ибо унёс этот туман с собой Хелмарис. Лишь остались в траве и среди корней деревьев тела Тёмных таулайн, облачённых в чёрные плащи.
  И остался Аллемайдр в Кириале. Стал Хелмарис его учителем.
  Туман, непроходимый для врагов, скрывал Кириалу от чужих глаз, но имел свойство быть проницаемым для взора всех, укрывшихся в Тенистом убежище, и так же, как и повсюду, сверкало Солнце над жителями этого края. Вся дельта Вадимала поросла густым лесом, и строили себе сиды дома среди деревьев и на их вершинах. Одно только каменное здание было в Кириале - огромный Гиммитунирот, замок короля Хелмариса. Он находился на берегу моря, в центральном треугольнике дельты, меж двумя рукавами Вадимала, и стоял на пяти холмах, соединённых мощными стенами, и уступами спускался к морю. Самая высокая башня Гиммитунирота возвышалась на двести локтей над Кириалой. Северный же треугольник дельты, где находилась старая Кириала, был покрыт руинами, ибо там никто не жил, и никто не ходил туда, памятуя скорбь этого места. Находилось в Тенистом убежище много людей из тех, кому удалось скрыться от гнева Высоких лордов.
  Оказался Аллемайдр весьма способным учеником, и таилась в нём необыкновенная волшебная сила, коей дивился даже Хелмарис, чья кровь на четверть была кровью демона, на половину Изначального, а ещё на четверть - сида. Стал Аллемайдр великим воином. В день своего совершеннолетия он взял себе имя Хэрдимитол, Пик Убелённый Снегом. И не было среди народа таулайн никого прекраснее его, хотя и пересекал его левую щёку шрам, а волосы его серебрились от седины. Взял Аллемайдр себе в жёны Стариллин Нэрийниэт, дочь Гэдвира Шалмириторна, бывшего лорда Гемдинириллата, что в Квириме, и родились у них в год 47-й Эпохи Полдня близнецы, и назвали старшего - Галестин, а младшего - Галестор.
  Был Аллемайдр неизменно ласков и нежен с женою своею, но никогда не смог полюбить её так, как любил Феодизию из рода людей. И никогда не смог Аллемайдр вполне понять сидов, и в душе своей до конца жизни оставался человеком. Много времени проводил он среди людей, что жили в Кириале, и стал Другом людей, а в человеческой памяти остался под именем Стивилларий, Благородный. Всё же время это пребывали кириалийцы в трудах, неустанно готовясь к войне, чтобы свергнуть узурпатора Шалдорна, и отомстить Тёмным таулайн за людские страдания и кровь сидов. И прославился Аллемайдр в своих вылазках, что совершал он часто с горсткой воинов в белом. Внезапно нападали они на Тёмных и приводили многих людей в Кириалу. И решительный час приближался.
  
  ***
  
  
  А Тамелон в Нуилдайне к тому времени закончил возводить первый круг стен своей твердыни Гнурфад. И собрал он там многих Изначальных, ставших его слугам, и нечисть, и мелких бесов. Даже звери птицы Нуилдайна служили ему. Неизвестно, какие заклинания произнес он, и какие мерзкие ритуалы устраивал Тамелон, но вывел архидемон много новых пород нечисти, и окружил себя ими. Однажды призвал Тамелон к себе одного из слуг своих, беса, и сказал ему:
  - Лети на Шелестур, где до сих пор нет власти Зла, и подготовь всё к моему приходу.
  И сказал бес:
  - Слушаюсь, о повелитель.
  
  Глава XIII
  О Шелестуре Эпохи Утра
  Вот земли, народы и события Шелестура ранних лет.
  Самый западный край великого Шелестура - Вормит, он ограничен с юга бурной рекой Хэдорн и озером Кевиан, самым большим озером в мире, лесом Кэйнирион с востока, а с севера и запада Великим Северным и Внутренним океанами.
  Расположен в Вормите между рекой Хэдорн и океаном горный кряж Урен Мидрин, и севернее него взгорье Далаита. В целом же край этот весьма неровен, и покрыт холмами. Произрастает там вереск и другие суровые кустарники. Воздух там холоден зимою и летом.
  Живут в Вормите Эллийцы. Это суровый и сильный народ. На склонах холмов они разводят коз и утбиров, ибо скот - их богатство, и им они живы. Столица Вормита - Вонгерок на берегу моря, и правят там Великие таны из рода Аэда Кориа, что основал Вонгерок в год 202 III Эпохи.
  И делят Вормит на Айхлехт на северном побережье, и Махейн от Урен Мидрина до Далаиты, и Орсаих от Урен Мидрина до леса Кэйнирион, и, наконец, Темера от Урен Мидрина до реки Хэдорн.
  И правят этими землями множество кланов, и каждый из них имеет свой герб и своего правителя. Но все они подчиняются Великому тану в Вонгероке, и каждый год посылают ему двадцатую часть всего, что имеют - шерсти, скота, ячменя и всего прочего. И рудники Урен Мидрина принадлежат тану. Там добывают серебро.
  Не до конца остались Эллийцы верны Закону Небесного, а стали поклоняться Изначальным, хоть и перестали их видеть, в дубравах и на вершинах холмов, и Странникам. В год 315 III Эпохи некто Нэллет Нубела, колдун, основал в Нершдалме школу магии, и учили там всякого, кто силой мысли зажжет, а потом потушит свечу, будь то сын вождя или последнего пастуха. И долгом каждого мага было после пяти лет обучения пять лет странствовать по Шелестуру, исцеляя больных и другими способами помогать людям. Впрочем, в этой школе никогда не обучали больше сорока магов сразу. Там же вели летопись, называемую "Книга Вереска", где записаны правители всех кланов и их гербы.
  В год 733 Великим таном стал Фаллан Ламмех III. И укрепил он свой трон. И придумал он ересь, названную "Вера Оргистэйн", и провозгласил он Странника Кермидония Великим Крылатым Кондором, и якобы было у него пять святых слуг: - Рэмери, Кондор - Путеводитель; Намбелия, Кондор - Защитник; Пермехт, Кондор - Каратель; Шехнамель, Кондор - Созидатель; и Мер Дадан Раг, Кондор - Судия. И поддержали тана маги Нершдалма, а некоторые вожди Орсаиха воспротивились, и казнил их Фаллан Ламмех. Себя он провозгласил верховным жрецом этой веры. Прежние клановые владения стали именоваться скикотами, а вожди кланов глэрдами. И в трэли, рабы мог обратить тан человека за долги или в наказание. И пришли войны, и глады, и моры в Вормит.
  Но некоторые из магов не приняли Веру Оргистэйн, а ушли в безлюдные места, и стали молиться Небесному, прося Его помиловать всех Эллийцев. Стали называть этих магов келе-дэит, отшельники. И первый святой Авалдона из их среды. Им стал некто Гембена.
  Он захотел своими глазами увидеть Светлые земли на западе, откуда приходили иногда сиды, и сел в лодку, и, хранимый Небесным, пересёк Внутренний океан. И в год 13-й IV Эпохи приплыл в Гэлмудайн, и видел он все несчастия людей под гнётом Высоких лордов, а затем вернулся на родину и поведал Эллийцам об увиденном, говоря: "Вот, то и то, и сверх того приключится с вами, если вы не будете следовать Завету Небесного, как случилось это с братьями нашими на Равеллате!" И внимали Гембене многие. И бард Аэд Огда Мурхад сложил "Песнь о походе за море". Длиннее этой песни только "Песнь о гибели Мераиха". Но казнил Гембену тан Ардоналл Камах, внук Фаллана Ламмеха, в год 20-й IV Эпохи.
  А надо сказать, что во все дни после 700 года III Эпохи бежали люди с Равеллата в Вормит, и жаловались на злую судьбу в Равеллате. И стали все люди Шелестура опасаться сидов, говоря: "Вот, они долговечны, сильны, и горды, так что мы подобны скоту в их глазах. Что им до нас и наших бед?"
  К югу и востоку от Вормита лежит Зиламволлион, самый большой край Шелестура. И границы его - это река Хэдорн и озеро Кевиан, и край леса Кэйнирион на западе, Северный океан на севере, реки Ктарах и Сэмэйор на востоке, и Море Туманов с юга.
  Посредине Зиламволлиона находится плоскогорье Баргонан, и севернее него взгорье Хевелет.
  Намного теплее в это краю, чем в Вормите, и хорошая там земля, пригодная для пахоты. Растят там пшеницу, ибо зимой снега там наметает по пояс, а потом встают злаки, как нигде на Шелестуре, пасут коров, держат свиней и овец.
  Живут там Виримноты на севере, и Сунэтсийцы на юге. Виримноты весьма мирный и трудолюбивый народ, всем сердцем чтящий Закон Небесного. Сунэтсийцы же горды, вспыльчивы, но отходчивы, любят посмеяться, растят коней и строят колесницы.
  Вот области Зиламволлиона: Сэббо, что между лесом Кэйнирион и рекой Ктарах. Это вотчина Виримнотов, и правит ими король в Дигмаре, потомок Хоффы, основавшего Дигмар в 564 году III Эпохи.
  Таратмарэн, что озером Кевиан и Хевелетом на севере и нагорьем Баргонан на юге. Там плодородные земли, и живут там Виримноты.
  Дергонен, край между Хэдорном и двумя отрогами Баргонана. Это вотчина Сунэтсийцев, и в Олфдальме правит ими Большой вождь, выбираемый до конца жизни среди вождей семи племён Сунэтсийских. В Дергонене лежат владения трёх из этих племён - Белые Щиты, Алые Стрелы и Чёрные Шлемы.
  Данденорет, что лежит между морем, рекой Сэмэйор, и нагорьем Баргонан. Это зелёная равнина, где пасутся водоны - лучшие кони на Шелестуре. Здесь обитают три самых могущественных племени Сунэтсийцев - Жёлтые Плащи, Синие Колесницы, и Голубые Копья. Могущество этих племён в конях и колесницах их, и трепещут перед ними все остальные племена Сунэтсийцев.
  Хокнирион, между Баргонаном и рекой Сэмэйор, влажный, травянистый край. Там селятся люди последнего племени Сунэтсийского - Серые Луки.
  В лесу же Кэйнирион люди не живут, ибо это волшебный лес, вотчина Изначальных. Эллийцы панически боятся его, называя Чёрной Пущей, и избегают даже смотреть в его сторону.
  Между Вормитом и Зиламволлионом, с юга, находится дельта Хэдорна, низменное, болотистое место, ибо туда стекают воды из озера Кевиан и из этих двух краёв. Там живут племенами Твиндириты, Болотники. Они угрюмы, молчаливы и не любят чужаков. Они живут в хижинах и землянках, питаются болотной птицей, копчёной в дыму или запеченной в яме с углями. Твиндириты добывают болотное железо из мутной воды, но оно весьма скверного качества и не годится для битвы.
  Жители дельты часто болеют глазами, ибо тамошний климат очень нездоров и вреден людям.
  Озеро Кевиан глубоко, и вода в нём холодна и замерзает по берегам зимою. В нём четыре острова: Скалистый, Пустой, Зелёный и Утиный. Там не живут люди, кроме отшельников келе-дэит, уединяющихся на них.
  Говорят, что в давние дни Сунэтсийцы жили каждое племя само по себе, а Большого вождя не избирали из своей среды, и часто воевали эти племена между собой, и когда из десяти племён осталось семь, решили они объединиться, чтобы не истребить друг друга. И собрались они в Олфдальме в 452 году III Эпохи, и сказали: "Государство - это колесница. Кто укротит троих диких водонов для упряжки своей, не справится ли с ним?
  Власть - это тяжкий груз. Кто довезёт свою колесницу на себе до Белой скалы, что в 20 тысячах локтях от Олфдальма, не понесёт ли его?
  Погоня за славой и счастьем - это быстрая скачка. И кто первым доедет на колеснице, запряжённой тройкой укрощённых водонов от Белой скалы до Олфдальма, не приведёт ли нас к счастью, к победе?"
  И с тех пор семь вождей после смерти старого Большого вождя объезжают диких коней, затем тащат на себе колесницы. Трое, пришедшие первыми, гонят коней, стоя на колеснице, до Олфдальма, и кто первым прискачет, становится новым Большим вождём, и дарят ему золотую колесницу и пять чёрных водонов, ибо только он имеет право запрягать в колесницу пятерых коней.
  Впрочем, отошли вскоре Сунэтсийцы от Закона Небесного, и перестали им являться Изначальные. Ни во что не верили эти люди, кроме как в свои мечи и свист ветра в ушах, когда несёшься по бесконечному полю.
  В год 773 стал Большим вождём Сунэтсийцев Кодер ка-Кердиак, из племени Синих Колесниц. И замыслил он великий поход на север, против Виримнотов, ибо подданные его были многочисленны и сильны, и презирали северных землепашцев, и собрал Кодер пять тысяч воинов колесничих, и десять тысяч всадников, всех мужей отборных, свирепых в битве.
  Когда проведали об этом Виримноты и король их Освиуфер, то огорчились весьма, и пошёл король в лес, и молился там Небесному три дня.
  И встретились войска Виримнотов и Сунэтсийцев на Галмиэртском поле, в Таратмарэне. Было у Освиуфера семьсот рыцарей, и пять тысяч копейщиков, и три тысячи лучников. И сошлись в битве войска. Начали побеждать Сунэтсийцы, сокрушая колесницами рёбра воинов Освиуфера, но вышли из леса Изначальные в облике различных диких зверей, и испугались кони Сунэтсийцев, и развернулись, и понесли прочь седоков. А колесницы сталкивались между собой, и ломались - великий грохот стоял над полем. Кони же рыцарей Виримнотов не пугались, а только прядали ушами, и переступали копытами, желая уйти с Изначальными. Великим поражением поразили в тот день Сунэтсийцев, и вождя их Кодера втоптали в землю кони его же воинов, когда упал он с колесницы. С тех пор не смотрят Сунэтсийцы на север.
  Третий край Шелестура - Водеридайн, что ограждён рекой Сэмэйор с востока, рекой Асндаллот с севера, рекой Кириэт с востока, и Зелёной равниной с юга. Большую часть земель Водеридайна занимают Сирезитские горы. Здесь живёт мало людей, и они никому не служат, и нет у них вождя. И пашут они для себя, и сеют для жён своих и детей. В год 3-й IV Эпохи пришли в Водеридайн сиды. Немного их было, около трёх сотен. Бежали они с Равеллата из-под гнёта Шалдорна. Прошли они через земли Вормита и владения Сунэтсийцев, и ни одна живая душа не знала о том, ибо скрывались сиды за завесой невидимости. И пришли они в Водеридайн, и увидели, что он хорош, и открылись жителям его, поведали им свою историю и о тени, что затмила Равеллат. Просили сиды позволения жить в этих землях. И с радостью позволили им это люди Водеридайна. Они лишь рады были таким соседям. Нашли сиды в Сирезитских горах удобную долину, и нарекли её Виклианорет, Соловьиная долина, и основали там город Меримну. Разнёсся слух об этом по всему Шелестуру, и изо всех приделов приходили люди, чтобы своими глазами узреть детей сидийского народа и внять мудрости их. И никому не отказывали сиды, и со всеми делились знаниями и умениями своими, ибо учили их Изначальные ещё в I Эпоху: "Приходящего к тебе не изгони вон".
  Пришла так же и Анндалит, Зелёная фея, в Меримну, и долго беседовала с таулайн - изгнанниками. Узнала она от них о великих битвах II Эпохи и о демонах, вождях Падших. Молвила Анндалит:
  - Вот уже скоро девятьсот лет минуло со дней Великой битвы, когда Странники изгнали полчища Зла повсеместно. И если такой ад устроили демоны на Равеллате во дни Эпохи Ужаса, а теперь Тамелон принял власть над Равеллатом открыто, то страшно мне от мысли, что же может случиться с Шелестуром. И если во II Эпоху изгнали мы легко этих бесов из наших земель, то это потому лишь, что сковали сиды основные силы Зла на Равеллате. Теперь же Тамелон готовит удар на Шелестур, и весьма тяжко придётся нам. Уже теперь с севера поступают дурные вести о каких-то неведомых тварях, что воюют с Морелингами, и мнится мне, это лишь начало.
  Так говорила Зелёная фея в кругу сидов - изгнанников и людей. И покинула она Нилиил, оставшись жить в Меримне. Единороги её последовали за ней, и паслись они, подобные белым облакам тумана, на плодородных лугах Водеридайна.
  Четвёртый край Шелестура Ворнголлат. С запада граница его - река Кириэт, с юга - нагорье Бириндурн, с севера - река Асндаллот, с востока - Великий Восточный океан.
  Погода там в меру тёплая и в меру холодная, растут там хвойные и лиственные леса, особенно густо стоят деревья в восточной его части.
  И посредине Ворнголлата возвышается Барстайн, Железный кряж. Две области в этом краю - Годриниэт между Бириндурном и Барстайном, и Хариголлон между Барстайном и рекой Асндаллот. Стекает с Железного кряжа река Гневливая, Галдлот, и впадает в Асндаллот.
  Мало в этом краю жителей, а ещё меньше людей. Обитают там цверги колена Хавиллаир, из тех, кто не боится неба, и существа смешанных кровей, потомки людей и цвергов. Их называют терейни, Черноглазые.
  Жители Ворнголлата рубят леса и выжигают пни, и растят пшеницу, и делают сыры из молока коз, которых держат в большом числе, и продают это цвергам Гинзурада и Барстайна, взамен получая железные изделия с юга и мрамор с севера. Они никому не служат, но живут среди них вассалы Вириштадидов.
  Построили люди у подножия Барстайна город Ханерот, и это обитель всех ремесленников и торговцев, ибо сюда свозят изделия цвергийских мастеров и все товары запада - коней, колесницы, шерсть и ткани Вормита.
  И Ворнголл построили цверги для людей. Там пишут летописи, изучают магию и свойства целебных трав.
  Но отклонились люди, цверги и терейни от Завета Небесного, на первое место ставя железо, золото, и изделия рук своих. Чтили они Анндалит, фею Нилиила, больше, чем следовало бы, хотя были уже не в состоянии увидеть её, кроме как в телесном обличье.
  И Нилиил - пятый край Шелестура. Там благодатный климат, мягкая зима и долгое лето. И границы его - река Асндаллот - на юге, река Седая, Тириал - на западе, склон Ирвидулайна на севере, и Восточный океан на востоке. Три области в Нилииле: Северный Нилиил, Центральный и Южный. Северный и Центральный разделены Тириалом, что стекает быстрым потоком с Ирвидулайна, затем вбирает в себя воды Гремящей, Теморн, и воды из Онны, что вытекает из озера Тавон, в Хириллате, делает крюк и несёт свои воды к океану. И Тириал от Онны до океана иногда называют Хветойэр, Коварный поток, ибо весьма опасен он из-за порогов и частых водопадов. Три раза волоком по суше тащат свои лодки плывущие по Хветойэру.
  Южный Нилиил весьма плодороден, ибо орошается Хветойэром и Асндаллотом. Там много заливных лугов и пастбищ, где скачут дикие кони и единороги.
  Там, где Хветойэр делает крюк, в Центральном Нилииле, расположены Гирдинионские холмы, а к северо-востоку от них горы Тарионот, часть Ирвидулайна. Там цверги Хавиллаир построили свой город Азад-Билдарам. Весьма плодородны и цветущи земли Центрального Нилиила.
  Северный же Нилиил почти весь занят Валатрайном, высоким хребтом, частью Ирвидулайна. Довольно сурова зима и крепок мороз в предгорьях, поросших лесом, а в долине реки Теморн тепло зимой, ибо закрыта она со всех сторон горами. Обитают там лоси, медведи, олени и единороги, а людей мало там, те же, что есть, живут отшельниками в хижинах за недели пути друг от друга.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"