А бабушка моя, глухонемая, с печи мне говорит:
"Вот видишь, как далеко зашла ты, Дашенька, в поисках своего "я"!"
В.Ерофеев. Москва - Петушки
А теперь ещё раз, но своими словами
Избегая названия темы,
Сторонился её производных.
По окрестным ларькам "пиво-воды"
Волочил некрасивое тело,
Перегаром вздыхал, обезвожен,
В предвкушении нужной лексемы,
Самой малою клеточкой кожи
Наблюдал с подозреньем за теми,
Кто не ищет слова по карманам,
Сыпет мелочь, не требуя сдачи,
Не отводит глаза и не прячет
Счёт вливаемым в глотку стаканам,
Кто технично доводит до края,
Никогда не узнав половины,
И чугун из башки выбивает
Остриём свежевставшего клина.
Изойдусь, расплывусь белой взвесью,
Не испортив строкой ценный допинг,
Я не первый лирический гопник
В трёх аккордах языческой песни.
Как видите, никакой прослеживаемой связи с вышеупомянутым сериалом нет и впомине. А что же в стихах можно найти, каков их идейный посыл? Не будем забегать вперёд, посмотрим на читательскую реакцию, которая, благодаря энергии устроителей конкурса и прочих энтузиастов, не заставила себя ждать:
Жутька:
Ловко скроенное одноразовое игровое стихо. В нем можно усматривать аллюзии и символы, можно, растекшись мыслию по древу, размышлять над "остриём свежевставшего клина" (жутьке видится тут некий многомерный секс-символ). А можно попросту приговорить "в газенваген", ибо такие вещи не пишутся сердцем, жутька проверяла. Сама когда-то любила в такие игры игрывать.
Остановлюсь ненадолго, поскольку надобно сделать небольшое лирическое отступление. Стихотворение родилось спонтанно, из названия конкурса "Философия Любви" и основного запрещающего тезиса: не употреблять в стихах слова "любовь" и однокоренные. Автора позабавило сочетание вышеописанных данных, ибо в совокупности такой набор представляет из себя не что иное, как определённую метафизическую модель личностных метаний. Здесь не только присутствует термин "философия" наряду с основным - "любовь", то есть существует гипотетическая возможность логической игры на смыслах и повод покопаться в разнообразной сути межличностных отношений, но и, в совокупности со стремлением не опошлить грубой словарной материей (буквальностью называния) самого чувства, также отчётливо ощущается запрет на последнее. Отсюда появляются первые две строки стихотворения, впоследствии ставшие по словам В.Шилова "водоразделом понимания" текста:
Избегая названия темы,
Сторонился её производных.
Жутька, разумеется, не дурак (автор прекрасно знает, что Жутька позиционирует себя привидением, проживающим в разделе Ланы, но так ещё и не приучился говорить о нём (-ей) в среднем роде) и, судя по отзыву, прекрасно увидел попытку авторской игры на смыслах, разглядел всевозможные "аллюзии и символы", отметил, что ему "видится некий многомерный секс-символ", т.е. отдал должное всем выпирающим углам текста. Но, как показалось автору, то ли Жутькин взгляд на игру первых двух строк был с другой стороны (этому мог поспособствовать и "пустой раздел" автора, заведённый специально для конкурса), то ли просто идея не заинтересовала читателя (ну да, ничто не ново под луной, а "ловко скроенное" не всегда оставляет отпечаток того, что идёт от души). Как бы то ни было, автор понял, что в стихах что-то не так, что-то не срабатывает, если далеко не самая буквальная личность Самиздата прежде всего отмечает их "игровую одноразовость" и, несмотря на "ловкую скроенность", слабую поэтичность (написано не "сердцем"). А вот почему это "что-то" не срабатывает, автор так и не разобрался. Пока не прочитал следующее:
Добрый Критег:
Общие впечатления. К стихосложению претензий нет. К языку претензий нет. Созданные автором образы мне, как читателю, при всей близости интонаций, где-то понятны, где-то -- нет, я бы не назвал это стихотворение однозначным и способным вызвать со-чувствие у читателя, привыкшего к другим интонациям, образам, манере изложения. То же самое можно сказать и о созданном автором лирическом герое: при всем своеобразии его взгляда на действительность (или на недействительность, или не взгляда), а скорее именно при условии этого своеобразия, он вряд ли способен нравиться и что-то бередить в душе читателя. В целом стихи оставили ощущение хорошо выполненной работы, но не более. При всей их неброской симпатичности они не зацепили, не вызвали со-чувствия; образы не нашли отклика. Такое ощущение, что стихи написаны просто так, для красоты, для удивить, для утоления какого-то авторского интереса или просто для поиграть словами.
Оценка по шкале СИ: 6 (нормально)
Ага, так вот они, две дополнительные причины "несрабатывания" текста, если не считать тривиальной неспособности определённого читательского круга понять авторский посыл (что вполне естественно в силу различности способа мышления и культурного опыта). Итак, специфичность авторского языка, образов, интонаций, плюс не вызывающий читательского сочувствия, сопереживания лирический герой, созданный автором - вот, что оставляет ощущение "хорошо выполненной работы... для утоления... авторского интереса... поиграть словами". То есть автору не удалось совместить свой личный интерес с интересом читателя.
Хорошо, немного отвлечёмся на лирического героя. Не самая красивая и однозначная личность для желания среднестатистического индивидуума себя с ней отождествить, хотя и вполне гармонично вписывается в определённые устроителями конкурса условия. То есть, с одной стороны, страдающее с похмелья любовных отношений, некрасивое и подозрительное быдло, к тому же весьма закомплексованное, в общем и целом - далеко не капитан Грей, а с другой... А и правда, что с другой? За разъяснением мы в который уже раз вынуждены обратиться к двум первым строкам в стихах. Впрочем, оставим все намёки на потом, перейдём к следующему мнению:
Эзрас Эли:
Немножко алкоголя, немножко нигилизма, но сугубо своё, что радует. Что позабавило, да извинит меня Автор, это Ник, который в переводе с иврита означает оптимистическое "Сын Сада". Жаль, что в разделе Автора пока только одно стихотворение. Интересно было бы почитать ещё из творчества.
Иногда человек, сам зачастую того не осознавая, приближается к самой сути проблемы, практически называет её. В вышеприведённом отзыве своеобразным ключиком к спрятанной за холстом двери оказался совсем не "алкоголь", который наряду с "любовью" и "поэзией" представляет из себя лишь составную часть "трёх звезд" образно-сюжетной линии текста, и не здоровая доля "нигилизма" в отношении к трафаретной обывательской схеме возможного проявления любовных отношений, а, как это ни странно, перевод с иврита авторского ника. Кто есть такой Сын Сада, как не Мазо, живущий страданиями от проявлений садизма к самому себе? Но не в буквальном приложении, разумеется. Без плетей и прочей атрибутики.
Впрочем, и это не задумывалось автором умышленно - случайная улыбка совпадения для всех заинтересованных лиц в качестве примера способа авторского мышления. Что же на самом деле заставило автора выступить умышленно, взвалить на себя неблагодарный груз самотрактовки и саморазоблачения, так это два противоположных по типу мнения о стихах. Первое мнение - отзыв Котега, в котором честно подводится итог, который условно можно передать фразой "непонятно, философии любви не видно", и мнение второе - из разговора о тексте с В.Шиловым - условно обозначенное фразой "философия стиха слишком индивидуальна для понимания частью читающей публики, а полемичность утяжеляет восприятие". Здесь автор отчётливо осознал, что наступил с этим стихотворением на прежние грабли - неожиданно для себя, без всякого предварительного умысла, привычно задавая вопросы самому себе, вытащил внутренний конфликт на общий суд. Но степень внутреннего конфликта, поиск ответов на вопросы, задаваемые себе, сами вопросы - у каждого свои. И не могло быть иначе с восприятием этого текста: то, что для одних - всего лишь повседневные сомнения или, грубо говоря, стиль мышления, для других - какие-то случайные для места и времени имена Гегеля, Ницше или Канта. Чтобы разобраться в психологии отвлечённого, понять, что все элементы художественного текста взаимосвязаны, что в нём нет ничего случайного и самые свободные ассоциации являются самыми надежными, или, например, что связь между элементами текста носит трансуровневый характер, вторым нужно обратиться за помощью к Фрейду, Юнгу или Витгенштейну, почитать Бахтина, Гаспарова или Лотмана, меж тем как первые, возможно даже и не знакомые с трудами этих корифеев анализа современности, привычно говорят на их языке с собой и окружающими. Получилось весьма забавно, поскольку авторский текст, в частности, затрагивает именно эту проблему, то есть вступает в сложные взаимоотношения с миром.
И теперь становится понятно своеобразное сетование последнего из приведённых здесь обозревателей о том, что нет возможности познакомиться с другими произведениями автора - не хватает почвы для проникновения в авторский индивидуальный инструментарий. Именно в этом заключается другая сторона вопроса: "попадание" при чтении, художественные средства, выбранные при создании. Что-то такое неназванное иногда срабатывает и без нашей воли, безотносительно смысла сказанного. Видимо, как раз на наличие подобного "попадания" данный текст претендовать не может. Впрочем, вот он, вышеупомянутый "повод" для начала автором настоящего разговора:
Palassatiykoteg:
Первое ощущение - отрицательное. Перемежение специальных поэтических терминов и картин, якобы, дна, оставляет стойкое ощущение "поделки". Часть образов "перекручена". "Самой маленькой клеточкой кожи наблюдал..." - неудачно, особенно о любителе выпить. "Сыпет мелочь, не требуя сдачи" - что хотел сказать этой фразой автор? Что их щедрость смешна, тогда слово "требует" здесь неуместно. Как и слово "технично", затесавшееся сюда из какой-то другой жизни. Этот фрагмент текста вообще странен: какого "края", чего "половины", какой "чугун"? "Острием свежевставшего клина" - отдельный вопрос, требующий многотомных исследований. "Белой взвесью" и "ценный допинг" почти добили меня, но мое правило - читать до конца. Финал резанул. Намеренно или ненароком, автор, несмотря на явно искусственный антураж современной гопоты, вдруг прорезался в последних двух строках есенинскими нотками. Схема рифмовки с регулярным чередованием перекрестной и опоясывающей рифм порадовала. Сразу пахнуло песенной стилистикой. Однако, философии любви здесь не видно. Автор явно перестарался следуя своему кредо "Избегая названия темы, сторонился её производных".
19. Шилов В.
> > 18.Бен Ган
>> > 17.Шилов В.
>>Замечательна концовка!
>Спасибо!
>
>>При всей неординарности каждой строчки, полемичность стиха, желание быть точным в этой полемике, стих утяжеляет.
>>
>>Тут скорее надо как В.Маяковский:
>>
>>"А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?"
>
>С опытом пришла сухость изложения :))
>
>Пропала лёгкость в выборе инструментария, его использовании. Жаль, но ноктюрна не вышло. Кстати, отчасти об этом и говорилось в концовке, ведь оказаться гопником в поэзии, всё равно, что в любви :))
>
>Такая вот нехитрая философия.
Игорь, в том то и беда, что философия этого стиха - хитрая. Как часто мы измеряем восприятие других по себе.
Не удивительно, что А.Сошенко в своем отзыве честно написал: "не понял". Подозреваю, что водораздел понимания лежит ровно в первых двух строках. Для одних они отвлеченно метафизичны, а для других базовый принцип их творчества, их восприятия мира.
Можно сказать по-проще. Одни сыпят словами без умолку, не задумываясь, а другие вслушиваются в каждое слово. Первым надо приносить всё разжеванным и понятным. Для них отстутствие в речи знакомых конструкций, штампов - почти катастрофа. У вторых - всё наоборот. Пустословие их раздражает. Их терзают неточные выражения, им режет слух фальшь...
Мы всё это увидим на втором этапе, где подобрался очень разнородный судейский состав. Будет весьма любопытно :)))
У автора, конечно же, нет цели объясниться перед читателем. Всё, что он хотел сказать, он попытался выразить в стихотворной форме, в художественном тексте. Нет никакой нужды заменять несколько строк сжатой в лаконичности мысли двухтомным трактатом о сущности бытия. У автора нет и желания таким вот образом "набрать очки" для победы в конкурсе. С недавних пор (?) конкурсный процесс стал для него лишь возможностью реализации узко шкурного вопроса - общение даёт дополнительный стимул к существованию. Какого же рожна ему тогда нужно? Автор совершенно не скрывает, какого: прежде всего, он хочет сам для себя понять, что же всё-таки ему удалось сказать, а что - нет, и почему. Ибо текст его, как и все прочие в мире, не является застывшей сущностью, но есть диалог между автором, читателем и исследователем. Короче, поехали.
Вернёмся к формальному поводу возникновения текста. Оставим пока в стороне этимологическую тавтологию названия конкурса ("любомудрие любви") и на время отложим слово "философия" (о нём так мечтали устроители, но у каждого своя степень многослойности представления об этом понятии), оставим только тему "любви":
Избегая названия темы,
Сторонился её производных.
Почему герой "избегает названия темы", да ещё сторонится "производных"? На месте любого мало-мальски пытливого ума я не стал бы ограничиваться самой "плоской" трактовкой - Жутька не велит. Какие "производные" (так сказать, "плоды") могут быть у "любви" не с точки зрения русского языка, по-вашему? Минздрав настойчиво предупреждает нас о нежелательной беременности и венерических заболеваниях, а ещё? Например, лирический герой влюбляется впервые в жизни, в несовершеннолетнем возрасте? Или гораздо позже, но не в свою законную жену, а в совершенно постороннюю женщину (да ещё при наличии кучи разновозрастных детей по лавкам), или посторонняя женщина - в абсолютно женатого мужчину. А если первый любовный опыт заканчивается абортом у его возлюбленной? Ну так, умозрительно? А ревность? Романтики прошлого и циники настоящего оставили нам в наследство богатейшую базу данных для выбора на свой личный вкус: перед мысленным взором проносятся одна за другой всевозможные картинки. Как правило, это девушка у окна (на берегу моря, в повозке Сибирского тракта), плачущая Ярославна (мечтающая Ассоль, следующая за мужем Трубецкая), но за ними появляются и пропадают вдали страстная цыганка Кармен, раненый в запястье Рембо, всевозможные служебные и курортные романы, Сонечка Мармеладова (любовь к прекрасной проститутке), Алеко с заточенным тесаком или Карандышев с "не доставайся же ты..." И даже Киса Воробьянинов со своими "нумерами". Если верить очевидцам, всё это началось ещё раньше, чем Адам потерял своё ребро, и не закончится никогда. Запреты на любовь, диктуемые общественно-нравственными устоями, возникали и исчезали, оставляя человечеству кучу бесполезных парадигм разрешения жизненных ситуаций. В результате, примеряя на себя любую из них, начиная плясать от христианско-иудейских заповедей, гаремов и паранжей, закрывающих лицо, продираясь через сонм всевозможных Лолит, Карениних, Маргарит, Эдичек, мы остаёмся один на один со своими мыслями в бесконечном процессе самоидентификации. Конечно, во всём этом есть весомая доля шутки. Буквальность - бич современного человека. А острое желание любви при отсутствии последней или в качестве подтверждения полноты жизни - бывает, что реальная проблема. Боязнь углубиться в состояние влюблённости, "испортить" его "неловкостью", в том числе прямым называнием - не меньшая. Причём во всех смыслах: это и боязнь возможности сфальшивить при выборе неточной формулировки, неподходящего слова, штампа, но, в то же время, и боязнь пошлости самой ситуации, страх повторения избитой схемы. И, что самое главное, это боязнь признаться в возникшем чувстве, "назвать" его самому себе. В том числе и боязнь "последствий" такого называния или признания. Так тонко чувствующий фальшь автор осторожно отбирает каждое слово в тексте. Отсюда вытекает первая умозрительная параллель между понятиями "любовь" и "творчество" ("литература", "поэзия"), поскольку последнее является таким же последствием личностной сублимации. Только параллель эта пока вытекает из первых двух строк стихотворения совсем не явно, с огромным допуском читательской фантазии.
Двигаемся дальше по тексту.
По окрестным ларькам "пиво-воды"
Волочил некрасивое тело,
Перегаром вздыхал, обезвожен,
В предвкушении нужной лексемы,..
В этих строках впервые появляется сравнение любви и алкоголизма, а также косвенно подкрепляется и указанное выше - с творчеством. Начинает раскрываться смысл первых двух строк, происходит более детальная прорисовка личности героя стихотворения. Любовная зависимость, также, как и любовный запой, пугают героя не меньше, чем "признание" самому себе в собственном же бессилии перед их существованием - наличием опохмелочной дозы, "лексемы". В то же время, перебиваясь суррогатами окрестных пивных ларьков, обезвоженному герою крайне необходимо найти самое точное, спасительное решение. Не такова ли зависимость литератора, вечная страсть поиска гармонии, вечный страх неудачи, излишней искусственности, подделки? Этот глобальный внутренний конфликт между потребностями и страхами их реализации, признанием их существования, буквально-таки разрывает героя, бросает из края в край: отсюда определение тела некрасивым (оно - первопричина конфликта по мнению героя), уродливость безрезультатных метаний между окрестными ларьками (сублимация). "Вздыхать перегаром" называет герой суть происходящего с ним. Вот тут можно было бы с большим успехом вернуться к тавтологии "любомудрия любви" - иной здоровый человек, видя, что творится с героем, пожалел бы его: дескать, ох, и как же это тебя, мил человек, штырит, похмелился бы что ли, так может и любилка б в норму пришла, и мозги бы на место встали.
Между тем наступило время отметить, что само по себе сравнение любви с алкоголем далеко не ново, об этом говорят хотя бы такие устойчивые словосочетания русского языка, как "пьянящее чувство" или "упоение любовью", "пьян от любви". Хотя тут же можно вставить и такое, как "творческий запой" (не правда ли, отличный набор банальностей для начинающего графомана?). В то же время, нельзя не вспомнить о таком замечательном литературном примере как поэма Венедикта Ерофеева "Москва-Петушки". Но я бы не стал ограничивать её идейность лишь сюжетной плоскостью. Думаю, что меня поддержит любой, кто однажны открыв поэму, так и не мог её закрыть, пока не упирался глазами в финальное "с тех пор я не приходил в сознание, и никогда не приду", но она печаталась в журнале "Трезвость и Культура" главным образом из-за невозможности быть опубликованной в другом месте.
Хорошо, что у нас там дальше?
Самой малою клеточкой кожи
Наблюдал с подозреньем за теми,
Кто не ищет слова по карманам,
Сыпет мелочь, не требуя сдачи,
Не отводит глаза и не прячет
Счёт вливаемым в глотку стаканам,
Кто технично доводит до края,
Никогда не узнав половины,
И чугун из башки выбивает
Остриём свежевставшего клина.
Смею предположить, что нашего героя осаждают вопросы, от которых он не может уклониться, так как они навязаны ему его собственной природой, но в то же время он не может ответить на них, так как они превосходят все его возможности. Он начинает с основоположений, применение которых в опыте неизбежно и в то же время в достаточной мере подтверждается опытом. Опираясь на них, он поднимается (в соответствии со своей природой) все выше, к условиям все более отдалённым. Но так как он замечает, что на этом этапе его дело должно всегда оставаться незавершённым, потому что вопросы никогда не прекращаются, то он вынужден прибегнуть к основоположениям, которые выходят за пределы всякого возможного опыта и тем не менее кажутся столь несомненными, что даже обыденный человеческий разум соглашается с ними. Однако вследствие этого разум героя погружается во мрак и впадает в противоречия, которые, правда, могут привести его к заключению, что где-то в основе лежат скрытые ошибки, но обнаружить их он не в состоянии, так как основоположения, которыми он пользуется, выходят за пределы его опыта и в силу этого не признают уже критериев опыта. Именно здесь я бы остановился и вернул в свои рассуждения термин "философия", поскольку весь приведённый абзац является ничем иным, как адаптированной (популярной) версией слов Иммануила Канта о метафизике. Прошу прощения, но не смог удержаться от возможности лишний раз полыбиться во весь свой беззубый рот.
Итак, представленный выше отрывок целиком посвящён обычной человеческой "зависти" (в кавычках, поскольку есть подозрения, и герой чувствует это на подкожном уровне, что завидовать, собственно, нечему, кроме разве что душевного здоровья) любовника, выпивохи, мастера умозрительному, но бесспорному в его глазах, опыту гипотетических "других". Зависти тем, кто не заботится о последствиях, "не лезет за словом в карман", полностью отдаётся власти момента (страсти, запою, творчеству). На фоне такой "идеальной" картинки метания нашего героя выглядят просто-напросто духовной импотенцией, которую он, кстати, пытается оправдать излишней чувствительностью, тонкостью натуры. Можно долго обсуждать правомочность авторских сравнений, метафор, аллюзий, сомневаться, дополнять, расшифровывать, но суть посыла останется неизменной: уметь разглядеть полутона - ещё не значит наполнить стакан. В противном случае есть большая вероятность так и остаться половинчато беременным навсегда.
Изойдусь, расплывусь белой взвесью,
Не испортив строкой ценный допинг,
Я не первый лирический гопник
В трёх аккордах языческой песни.
Эти последние четыре строки - самые функциональные в стихах. Они не только закольцовывают стихи по смыслу (разъясняя идею текста) и композиционно (см. первые две строки), но и впервые одаривают читателя (смею так надеяться) некоторой долей поэтики. Недаром Котегу пришла мысль сравненить финал с творчеством Есенина, с чем я, правда, не согласен: Есенин должен был написать, на мой взгляд, как-то так:
Я последний лирический гопник
В трёх аккордах языческой песни.
Да чего там гадать, Есенин писал так:
Пускай ты выпита другим,
Но мне осталось, мне осталось
Твоих волос стеклянный дым
И глаз осенняя усталость.
Главным же достоинством последних четырёх строк авторского текста я считаю итоговое самосравнение героя с расплывшимся (в белой тоске) по вожделенному алкоголю (чувству, поэзии) инородным телом, взвесью. Этакая вечная мука недотворца - боязнь реальности, профанации, балансирование на грани между Лириком и Гопником, попытка игры языческой композиции на трёх аккордах подвластного инструмента. Как в любви, так и в поэзии.
Написав последнюю строчку, автор понял, что в порыве самообнажения зашёл в тупик своих возможностей. Желанного ответа не пришло, ноктюрна на флейте водосточных труб не получилось. Так, побренчал по мусорным бакам тем, чем под руку подвернулось, ну и ладушки. Тоже, между прочим, музыка.
Как холодно, мой друг, как одиноко,
И то, что есть ещё - слова, слова...
Назавтра отжурчат по водостокам
И мхами порастут. А голова
Уже не прояснится как бывало -
Отведав раз, забудется едва ль -
Бесстыже клофелина подмешала
Крылатая в божественный грааль.
И немедленно выпил. (с)
|