Гамаюнов Ефим Владимирович : другие произведения.

Почти как богатыри

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сказка. Богатырская. Почти

Сказ первый

  
   Гриб в том году пер недуром. Шляпки вымахали с квасной ковш, а ножки толщиной почти не уступали молодым березкам. И, как говаривали старики, упускать такой случай не годилось. Вот и шлялись по лесам бабы, старушки и совсем еще сопливые девчонки, тем и оправдывались. Но только наши мужики тоже не пальцем деланы, их так просто на мякине не проведешь. Им чтоб не делать, только не работать!
  
  
   Лес обступил, облапил и чтобы не заблудиться полетела над почти спелой уже малиной разудалая песня:
   Кто же тут до нас-то погуляти.
   Все грибочки сволочь посрывати.
   Подхватив, хором:
   Лю-ли, лю-ли погуляти.
   Все грибочки посрывати.
   Песня была понятное дело противолешачая, путающая лесную нечисть: вроде так и мы здесь не мы, и со всеми проблемами стало быть не к нам - видишь до нас все посрезали, поломали, чего ж спали-то?
   Вообще говоря, лешие в этом году сильно и не озорничали, но себя беречь-лелеять это лишний раз не вредно.
   (К слову сказать, песню-то потом народ как только не переделывал, а прижилась какая-то калина-малина, словно других ягод - грибов не растет!)
   На поляну гурьбой выкатили обвешанные корзинами, лукошками полдесятка парней, как на подбор высокие да ладные: боги не обидели. Развеж, что не доглядели и лени каждому раз по десять выдали, ну это не страшно, им на то отцы и даны.
   - Никто пить не хочет? - крикнул один, не лучше не хуже, а как есть, широкоплечий да светловолосый.
   - Опять бражка, Славик? - поинтересовался кто-то, и все рассмеялись, хотя в общем не до смеха: старухи на что вон память плоха, а и то до сих пор, год уже, дристунами кличут.
   - Квас, - успокоил названный Славиком и глянул добрыми карими глазами на небо.
   Квас был прохладным, пах мятой, сразу было видно, что из мамкиного погреба, не то что злокозненная брага, которую месяц настаивали на сухих яблоках и малине, одного меда влили туда чуть не ковш, а все не впрок: вышла быстрей чем вошла, даже в голову ударить не успела.
   Выпили кваску, по обычаю нахваливая густоту и ядреность, сравнивая, ясно-понятно, по зеленой глупой молодости, со всякими огородными растениями похабными шуточками. Славик приложился последним, утерся рукавом, отвесил подзатыльник Шерушке, за то что попомнил он его мамку не совсем к месту, когда присел на удобную кучку, оказавшуюся мурашником. Мурашам вторжение чьего-то зада в свое жилище показалось совсем уж, и они полезли кусаться.
   - Ну, разбрелись-разошлись, а как наберем, то опять сюда придем, - подал голос Ярема, старостин сын. И весь в батьку смышленый. Идти и домой вместе веселей, а уж коль намаешься, можно поплутать немножко, да завалиться спать хоть под вон той елкой. Без тебя не уйдут, проснешься, а удача всяк по разному: сегодня тебе, завтра мне. Глядишь и поделятся други верные, насыпят лукошко-другое в корзину. Одно слово - голова Ярема!
   Аукаясь и пересвистываясь, отправились добры молодцы куда глаза глядят. Ярема с Шерушкой направо, Борик, а за ним и молчун Вова прямо. Славик подумал, почесал головушку, делать нечего. И вскинув огромную, бабкину еще, корзину на плечо, свернул налево, хоть и самая верная примета: налево пойдешь, приключения понятно куда найдешь.
   Добрый человек всегда ходит направо. Правая дорога, всем известно, на правое дело ведет. Оттого и рука богатырская - правая, и меч ловчей держит, и палице по лбам ворогам ловчей бить. Припомнилось еще Славику старшие говорили, что одна нога у человека - правая - шагает верно, а другая - левая - делает шаг не то больше не то меньше, этого он не упомнил, оттого человек и кружит по лесу сам не зная где он. И приходит порой на место, откуда уходил. Хотя брешут, конечно. Всякий малец знает, что это не нога, а леший кружит-путает человека. А уж что вот лево - сторона нечистой силы, эт правда. Тот же леший, к примеру, глянешь - старичок старичком, а только кафтан налево запахнут, и лапти оба левые, знать глянулась ему эта сторона то!
   Славик вздохнул. Эх надо было первей Яремы направо идти, там и грибов поди больше, и ветки не такие настырные.
   Лес округ был знакомым, нестрашным, березняк по основному, но случались и елки. Грибы пока попадались все сплошь поганки да мухоморы, только их по старой памяти Славик не брал, потому как несъедобные. Старый дед Бодай рассказывал о том как на северном море живет народ с рогами на шлемах, так наловчились варить с мухоморами кашу, да есть. По большинству мерли, конечно, однако некоторых откачивали и становились они от этих каш вдесятеро сильней и ловчей. На них, ежели конечно войны никакой не было, можно было хоть землю пахать. А нести такой воин мог зараз много, как хороший кошель. Тамошний народ звал таких жрунов барсетками, если дед Бадай ничего не перепутал со старой головы.
   Притомившись добр молодец прихлебнул кваску.
   - Эт тебе Водило, чтоб не заводило. Забудь Блуд, что я тут, - Славик плеснул на лопушок квасу для лесного хозяина. Уважил так сказать. И впрямь после этого грибов стало попадать не в пример больше.
   Шляпки на упругих белых ножках зазывно проглядывали то тут, то там, пробившись сквозь падшую листву.
   Все ровные, не большие не маленькие, нагнулся за одним, глядь впереди еще ждет дожидается.
   Похоже квасок понравился лешаку, не каждый раз поят таким. В прошлом году плеснули ему полный ковш бражки (все одно - куда ее?), потом сколько не ходили всяк с пустым лукошком возвращались. А сегодня Славик и не заметил, как наполнилась и бабкина корзина и мешок за плечами.
   - Всех грибков не соберешь,
   Девок всех не отомнешь, -
   решил молодец и огляделся, пора б возвращаться.
   К вящему изумлению, окружали его вовсе не веселые березки, да пушистые ели, а скрюченные долгими годами и плохими условиями корявые дерева, неизвестной породы, сплошь заплетенные непролазным буреломом.
   - Вот тебе бабушка и дедушка! - вовсе удивился Славик, оглядываясь назад.
   Тропинки там тоже не было.
   Молодец отставил корзинку, снял с плеч мешок и зашагал вокруг поляны, отыскивая вход, как то он сюда попал?!.
   В густом суховале не было ни намека на, что-либо напоминающее место, где проходил Славик.
   - Ау! - на пробу вскрикнул молодец и ринулся напролом: сила солому ломит! Однако, получив отлетевшим сучком в лоб, призадумался.
   - Ау! - крикнул он другой раз.
   И услыхал ответ! Правда, тихий да писклявый. Голос шел снизу.
   - Ну, и чего ты, стало быть, орешь, как болезный.
   Со всем вниманием и уважением взглянул Славик вниз и, разумеется, никого не увидел, только рос там еще один гриб.
   С досады хлопнул себя Славик по маковке. Мало что заблукал, так еще голоса мерещатся, скажи кому - все девки засмеют. Хотел было еще гриб пнуть...
   - Лучше еще разик себя по дурной головушке, - посоветовал тот же писклявый голос.
   От удивления молодец аж рот приоткрыл, но быстро захлопнул обратно, чуть не отхватив язык и спросил:
   - Кто тут?
   Вопрос и впрям был глуповатый. Писклявый противненько захихикал и ответил:
   - Так перед тобой, дурень, стою.
   Гриб под ногами крутнулся-вертнулся, и взгляду Славика предстали маленькие глазки под кустистыми бровями, маленькие нос и рот, заросшие бородой до земли, маленькие ручки, сжимающие коричневую шляпу с желтым нутром, снятую с головы. На маленьком затылке белела маленькая плешь.
   "Ах ты, этож Старичок- Боровичок!" - догадался молодец - "Сейчас он меня за грибочки-то..." Это только бабки на ярмарке базарят, что ничего за грибочки не бывает, но левая сторона она и есть левая, сейчас и отыграется на нем за всех зараз!
   - Здравствуй, дедушка, - как можно вежливей поздоровался детинушка и, секунду покумекав, поклонился до земли.
   - Быстро додумал, - похвалил Боровик. - А сначало-то ногой хотел.
   - Так с испугу же, - соврал Славик. - Да с молодого непонимания. Первый раз не вырви глаз!
   - Экий балабол, ты ему слово он тебе десять, - старичок нахмурил бровки.
   - Не серчай, дедушка, - Славик улыбнулся, словно это могло добавить ему доброты, - Хочешь кваску?
   Видно было соскучился старичок по-домашнему, глотнул пряного напитка и разулыбался. Мелкие зубки были, по стариковски, не все на местах.
   - Ну как? - переспросил молодец, хотя по всему выходило не станет уже Боровик мстить за грибы.
   - Ох-хо-хо, видно добрый ты парнишка. И вежливый. Совсем не понимаю, отчего и зачем тебя старый леший завел в мою чащобу.
   - А, может, это я сам зашел? - с надеждой спросил Славик. - Муравейник перепутал, на мох недоглядел, а?
   - Не-не-не-не, - обрубил надежду старичок, надевая на плешь свою шляпку. - Леший тебя завел, да еще моими грибами! Я выяснить бросился: кто хулюганит? Может Девка Лесная, может русалки кого подманивают. А теперя вижу, Сам, Водило местный, тебя завел, точно!
   "Вот Водило хренов! Зря только квасом его поил!", - в сердцах пожалел Славик. Дело выходило совсем, все тот же хрен поминая.
   - Не бросай меня, дедушка, - неожиданно даже для себя, жалостливо попросил он. - Пропаду ж не за хр... что! - вовремя поправился Славик. Деды, они страсть ругань не любят. Чужую.
   - Так и пропадешь? - лукаво улыбнулся старичок-Боровичок. - Вона плечищи-та, как у медведя!
   - Зато умишко как у мураша! - откликнулся добр молодец. - Даже тебя, дедушка, не сразу признал. А уж сколько раз на лубках видал!
   - Вправду, чтоль? - удивился грибной царь. - Рисуют, значит? Уважают?!
   - Да еще как! - подтвердил Славик. - Особенно когда супец грибной или э-э-э-э-э-э-ммммм-мг-г-ккк-грх-х...
   К счастью Боровик заведенный думами в неведомые дали, не обратил внимания на досадную промашку.
   - Ну, коли так, помогу тебе, добрый молодец, - вернулся из нирваны старичок.
   - Выведешь!? - обрадовался молодец.
   - Ну, вывести не выведу, но отправлю к надежному человеку. Он тебя накормит, напоит, а там глядишь и покажет путь-дорогу домой.
   Выбирать не приходилось. С лешими, уж если чего привяжутся, вообще лучше не связываться, так что любая помощь - подарок. А дареному коню в зубы не смотрят, вдруг он больной и укусит?
   - А ты мне, в следующий раз пойдешь за грибами-ягодами, принеси картинку, лады? Покажу старухе своей, чтоб значица не пилила, что проку от меня на пшик. Чуть что я ей раз картинку под нос, гляди как люди уважают! - продолжал Боровик.
   - Да я тебе, дедушка, этих картинок натащу! Только выведи! - пообещал Славик.
   Старичок-Боровичок вновь стянул шляпу и махнул ей на густые засеки. Славик потер глаза: словно ниоткуда бежала посередь сушняка узенькая тропка, враз одному коту пройтись.
   - Пойдешь тропой тайной, мимо кустов заветных, под деревьями старыми, по тропе некошеной. Иди след в след, тень в тень, за грибами моими. С тропы не сходи, в кусты не лазь, даже ежели чего услышишь!, веток не ломай, на траву не ходи по всякому. Ежели чего, говори от меня. На загадки отвечай так: земля, на первую, вода - эт вторая загадка, и третья, самая-самая - воздух. Не перепутай! А ну, повтори!
   Славик послушно повторил и, помня все наставления и заветы отправился по тропинке, осторожно ставя ноги. Уже почти скрылся он в кустах, как стукнулась в голове мысль, и он, высунув голову из малинника, позвал:
   - Дедушка! Дедушка!
   - Ну чего еще то? - отозвался Боровик.
   - А вправду на северном море люди поганки с кашей едят, да только крепнут?
   - Ага, крепнут! Наркоманы они там все. Привыкшие, вот и жрут!
   Слово было незнакомым, но неприятным. Наверняка ругательство, да не из последних!
   - Спасибо, дедушка!
   - Картинки не забудь!
   - Не, не забуду!
  
  
   Шагалось по грибной тропе вольготно. Кусты сами расступались, впереди из земли выскакивали разноцветные маковки подосиновиков, лисичек, черноголовиков. Позади они прятались обратно: некоторым не пришло время вылазить на воздух вовсе. Шагай - не собьешься. Славик и топал, хрустя лежачим сушняком, натыкаясь лицом на невесомую паутину и царапая руки обо все, что было в лесу колючего.
   Полдень миновал давно, стоило поторопиться: вечером в деревне пляски и гульбан. Вскоре Иван Купала, так что молодежь готовилась основательно, добросовестно, дабы не ударить в грязь лицом. Учили новые песни, частушки, в том числе и похабные. Ночью, в толпе да темноте, пой всей гурьбой, так вроде и по шее, если чего, давать не за что: спросят старшие, знай отнекивайся - не я и все тут.
   "Эх, надо бы этих наркоманов куда-нибудь приплести", - думал Славик, - "Дудуевсие умрут от зависти!"
   Вскоре сложилось:
   Это что ж за странный люд?
   Они бражку и не пьют,
   Они рано по утру
   Косят всякую траву.
   Почему-то казалось, что частушка именно про наркоманов. А последние строчки удались особенно. Вот они какие, наркоманы: и бражку не пьют, и работают с утра пораньше. Так их!
   Мешок все больше и больше оттягивал плечи, бабкина корзина тоже не легчала, хотя пару раз Славик уже отсыпал оттуда грибов. Ежику, встретившемуся на тропке, и семейке белок, с писком скачущим по веткам. Они долго еще провожали его радостной то ли песней, то ли руганью.
   Разок пересекли грибную тропу гигантские следы, не медвежьи даже, а больше.
   "Волот прошел", - решил Славик.
   Затем увидал вырванный с корнем куст колючечника и добавил: "К бабе своей". Волоты попадались на земле все реже и реже, а в их местах, лет эдак сто вообще никто не видал ни одного. Вот раньше, рассказывали деды, ловя кусочки пряника на два зуба, этих волотов было как блох у кур. Куда не пнешь все в этих долбарей и попадаешь. И уж гоняли они их, гоняли, пока ребятней были. А как повзрослей чуть - сразу работать, не то что нынешние трясолобы!
   "А вот что было бы", - думалось молодцу - "Если б волот на Михайло Потаповича, прозванного за известное дело, ясно-понятно Поносьевичем, нарвался?! Кто кого?"
   Представлялось плохо, особенно сама драка, в которой побеждал то Потапыч, то великан. Не знаю, до чего додумалось бы Славику если бы не...
   ...Грибы последний раз мигнули оранжевыми лисичками и пропали. Впереди светлело. Проломив непроходимый ранее подлесок вышел добр молодец на неширокую поляну, сплошь окруженную высоченными черными соснами да елками. А посередь, за изгородью с нанизанными на ней белыми...горшками, чтоль?.. стояла ветхая избушка, покосившаяся на один край, с рассохшимися ставнями и кривой широкой трубой.
   Значит сюда и посылал Старичок-Боровичок, только, подходя ближе, становилось ему все неуютней и боязней. Избушка выглядела старой и ненадежной, какие же добры люди будут жить в такой?
   На загородке торчали не горшки.
   Это были выбеленные временем, дождями и солнцем человеческие черепа с пустыми немигающими глазницами.
   Баба Яга! Славик вздохнул, но поздно: его заметили.
   Черный ворон сел на изгородь, клюнул ближайший черепок меж глаз и хрипло каркнул.
   "Ну, дедушка, спасибо!" - сердце у молодца билось о пятки. - "Выручил, нечего сказать!"
   - Кааррхх!!! - подтвердил ворон
   "Она ж меня глядишь и съест!".
   - Каркрхррр!
   "Зажарит и съест!".
   - Каар..рр.кх-кх-кх...
   И откуда взялась вдруг в Славике затаенная злость не злость, обида не обида, но всеж: это чтож, он не попадет домой, не споет никому частушку про нармо... накро...нар-ко-манов? Это значит вот как? Это вот?! Выбрал молодец из корзины гриб побольше, поплотней и киданул в ворона. Попал прямо по страшному клюву; ворон, взмахнув на прощанье крыльями, повалился за изгородь.
   - Ага! - воскликнул Славик и добавил еще одно словцо. На следующую букву.
   С того места, куда повалился давешний грач, выскочила черная кошка, сверкнула зелеными глазами и скользнула к избе.
   "У, ворона!" - дрогнул парень.
   Про Бабу Ягу - Костяную ногу ходила по земле и вовсе дурная слава, похлеще остального. Кто попадал к ней, навек пропадал. Поедучая ведьма жарила человеков в печке, съедала вместе с костями, а черепа вывешивала сушиться на загородку, для пущего страху, разумеется. И это еще не говоря про внешность и характер! Славик вспомнил несколько избранным примет и еще разок ужаснулся. "Нос в потолок врос...Сопли через порог...Титьки на клюку намотаны!!!"
   Если б не знал, что коли побежать от избушки, то догонит Яга на ступе и пестом, что отталкивается от земли, по маковке пестанет, то побежал бы немедля куда глаза глядят и ноги несут. "Уж лучше, пожалуй, в сознании посопротивляться. Авось обману ведьму", - решил Славик. Некоторым же удавалось! Слово мужика крепче первака. Тем более бежать особенно некуда, кругом страшенные сосны, а дальше наверняка болото. Какие блазни там лазят? Или перевертыши? Или...
   - Фу ты, ну ты, ноги гнуты, - послышалось от избы. - Чую, чую, человечьим духом пахнет!
   "Ну есть маленько", - нехотя признался сам себе Славик, на всякий случай ныряя за изгородь.
   - Кто туть мою пташку обижает, кто моего котика пужает?! Фу-фу, человечек, чую, чую, прячешься ты за оградкой моей. А ну выходи сам, а не то превращу в козленка, али в лягушку, пущай тебя потом Иван-дурак целует, да женится!
   Славик подумал-подумал и вылез; голос был хоть сварливый, но не больно страшный, таких голосов у них в деревни у каждой бабушки. Ко всему, в общем то не хотелось, чтоб кто-нибудь женился на нем, этож срамота одна!
   Из покосившегося, как и все вокруг тоже, окошка выглядывала старушка с морщинистым словно сухое яблоко лицом. Глаза и в старости смотрели сине и ясно, седые волосы аккуратно собраны в пучок на затылке.
   - Здравствуй, бабушка! - елейно начал молодец.
   Старушка усмехнулась отчего морщинок прибыло вдвое, и ворчливо ответила:
   - Нашел себе бабушку! Ты разбойник, зачем хулиганишь, моих зверушек стращаешь? А?! Отвечай, кто таков, зачем пожаловал? Это, как там...ммм...дела пытаешь, аль от дела тикаешь? Или бухаешь?
   - Буряслав я, - ответил Славик, - Никитыч, по батюшке. Из Дырдищ. Не бухаю, а ходил по делу: грибы собирал.
   - По де-е-елу. Девкино дело то... Значит Слава из Дырдищ. Угу.
   Бабка замолчала, а Славик напряженно думал, где это нос в потолок? И дальше там? Тут старушка очнулась и сказала:
   - Ну заходи, добр молодец, если не боишься.
   Боятся добр молодец боялся, но клятые не раз уже грибы так натрудили широкие плечи, оттянули сильные руки, что Слава махом открыл калитку и протопал прямиком к колодцу, посередь дворика, вросшему в землю напротив окна.
   - Не спужался, значит. Молодец! - похвалила бабка. - Принеси-ка воды, я тебя накормлю, напою, в баньке попарю...
   - Э-э-э-э-аа скажи, бабушка, - решился Славик, - Уж не э-ээ-э-э...в общем...э-э-э-э, м-м-м-м...э-э-э-э...значит...
   - Да Яга я, Яга! - старушка лихо подмигнула и спросила - Страшно?
   Славик почувствовал, как щеки наливаются свеклой, а весь он цветет и пылает словно красна девица. Это он испугался? Бабушку - божий одуванчик? Из головы вмиг выветрились всякие россказни, Славик порыскал глазами, обнаружил два больших дубовых ведра и, выгнав из одного пару лягух, важно раздувающих щеки, наполнил оба чистой прохладной водой. Плеща на сочную траву, молодец принялся обходить избу, отыскивая вход. Миновав три глухих стены, Славик притопал опять к окну, вырезанному в четвертой.
   Это диво так диво! Что ж за изба без дверей? Для проверки пришлось еще разик обойти вокруг домишки: всякое бывает с глазами, некоторые вообще чертяк да змеев зрят.
   Двери не было.
   Немножко потоптавшись в неуверенности, Славик негромко позвал:
   - Бабушка! Бабушка-а!
   Яга вновь появилась в окне.
   - Чего шумишь-кричишь. Где вода-то?
   - Дык, это...
   - А-а-а-а! - заулыбалась старушка. - Скажи громко: Избушка, Избушка, Стань К Лесу Передом, А Ко Мне Задом, э-э-э-э, то есть наоборот Ко Мне Передом, К Лесу Задом!
   - И чо?
   - Сам увидишь, - отмахнулась бабка.- Щи бурлят!
   Яга исчезла вглубине избы, а смущенный Славик почесал макушку: делать то что? Кричать?
   - Эй, избушка, того, Избушка, Стань Ко Мне Передом, К Лесу... э-э-э-э... Задом! - грянул молодец махнув рукой: была не была!
   Заскрипели, затрещали сухие бревна, зашумела солома на крыше, посыпались кусочки мха и сухие пауки и чу! Дрогнула нечто сама земля? Избушка приподнялась на больших ногах, навроде как у курицы, и кренясь и шатаясь будто после браги (а может ноги пересидела?) принялась поворачиваться вокруг себя. Эх! А не все брешут-то!
   В глухой ранее стене теперь красовалась, если можно так сказать, неширокая дверь, без ручек и замков. От двери спускались почти до земли ступени, на вид совсем ненадежные и ветхие.
   Избушка на курицыных ногах остановилась так, что лестница оказалась прямо напротив Славика, а дверь гостеприимно распахнулась, выпуская наружу облачко пыли. На пороге встречал гостя черный котище, со сверкающими зелеными глазами.
   Отступать было некуда, позади колодец. С опаской ступил Славик на первую ступеньку. Кот было зафырчал, молодец походя пнул его в мягкое пузо: не шали!
   В горнице было темно и пыльно, растрясло пылищу, пока вертелось. Славик боком протиснулся в дверь и спросил:
   - Куда воду ставить-то, хозяйка?
  
  
   Не знай как люди, но щи у бабки получались отменные, добр молодец трещал заушинами, работая большой деревянной ложкой с расписными петухами. Яга сидела напротив, подперев кулачком голову, с умилением смотрела на него.
   - Может еще добавки? - спросила бабушка, когда Славик в третий раз отодвинул небольшой тазик, наверняка используемый старушкой для каких своих варев: все остальные бабкины тарелки выглядели рядом со Славиком как-то странно.
   Славик подумал и согласился - нельзя обижать старших, и пока та несколько суетливо подливала (вернее выливала остатки) щей, осмотрелся. Комнатка, маленькая, чистая, заставленная всяческими диковинами. Из-за беленой печки торчала пара огромных валенок - волоту впору, в другом углу, заместо ярилиных картинок висит деревянный идол, закопченный и от того вовсе непонятный. Рядом ступа с помелом, по стенам вперемешку пучки трав, лука-чеснока, сухих мышей (одна, летучая, висит на морде идола и изредка тяфкает). Под потолком висит еще чучело Василиска, за его ногу прицеплено незнамо что: белый круг со странными знаками и двумя наконечниками от стрел, только даже поменьше, что бегают одна за другой. Из круга свисает цепь, с привязанным внизу чугунным утюгом. Самое интересное у другой стены: на полках стоят небольшие коробки, плетеные из бересты, пузыри из разноцветного непоймичего, свертки, книги, человеческие...бр-ррр-р...черепоньки, живые змеи в совсем уж больших пузырях, челюсти, не иначе кого из Горынычей, ступки с всякими порошками и много еще чего, неведомого, да невидимого в полумраке.
   Имелись также гладко выскобленный стол и пара пугливо качающихся лавок, на одной и сидел Славик. Над столом, на нетолстой цепочке, висел чудной котел с дудкой, закопченый как головешка.
   - На ко вот, - Яга поставила почти полный тазик перед молодцем, тот вновь взялся за ложку, - Давненько не видала такого аппетита.
   - Дык вкусно же, бабушка! - воскликнул, ничуть не лукавя, Славик.
   - Ну и на здоровье!
   Наконец со всеми щами было покончено. Славик поблагодарил хозяйку и задал ей тревожащий вопрос:
   - Бабушка, а как я домой-то? Пойду?
   Баба Яга глянула на добра молодца синими очами и вздохнула.
   - Отпустить просто так я тебя Слава, уж не обижайся, не могу, - всплеснув руками старушка вновь вздохнула. - Сначала нужно загадать тебе три загадки, три задачки. Коли ответишь, то есть для тебя работенка. Выполнишь, сама отвезу до дома. а коли что, то...
   Старушка вздохнула в третий раз.
   - Неужто съешь меня? - жалобно спросил Славик.
   - А что делать то? Думаешь мне приятно жарить-парить таких молодых, красивых, здоровых? Да еще с таким аппетитом? А? - вопросом на вопрос ответила Яга.
   - Так отпусти! - мол ясен-пенек, воскликнул молодец.
   - Ну не могу вот. Ты пойми тоже, ты не к кому попал, а к Бабе Яге Костяной Ноге! Ежели я тебя отпущу, еще кого отпущу, кто бояться будет, кто уважать станет? Да и дело такое надо сделать, что не всякий сможет.
   Славик слушал рассуждения бабки и думал: верно глаголет, негоже так вот всякого-провсякого отпускать. Растрепят по всей земле, что ушел от Бабы Яги. Только и себя жалко: жареный да съеденный не больно попоешь-попляшешь. Эх пропадай частушка заветная, неслушанная-непетая, холеная-лилееная.
   - Ну так попробуй, а? Вдруг да отгадаешь загадки. Потом задачку неразрешимую выполнишь, а? Тогда отпущу, ходи хвастай как от меня ушел! Давай попробуй, а? - как то совсем жалостливо попросила Яга.
   В который уже раз за сегодня Славик оказался перед выбором: или согласен или пропадай головушка, ну как не согласиться. И он махнул рукой:
   - Давай, чего терять-то!
   Баба Яга взволнованно выпила ковшик холодного кваса, пригладила зачем то волосы, и не откладывая более дело в долгий ящик задала первую загадку:
   Я в земле бываю,
   По небу летаю,
   Я бываю в реках,
   Даже в человеках.
   Загадка на то и загадка, чтоб голову человеку заморочить, затуманить, подпортить настроение как гадина последняя. Вот у них и корни гадские, одинаковые. Ежели стал бы Славик думать, тут и конец бы ему: или с ума сойдет, или до самой старости будет гадать.
   Счастье было в том, что даже встреча с "поедучей" ведьмой не смогла вышибить из Славиной головы подсказки, данные Старичком-Боровичком. Добр молодец наморщил лоб, покатал глазами - навроде думает - и, припомнив первую отгадку, дал ответ:
   - Э-э-э-э, земля!
   По медленно гаснущей улыбке Бабы Яги было понятно: что то не так. На морщинистом лице удивление сменяло неуверенность, недоумение, задумчивость и всякое другое.
   - Чо, неправильно? - забеспокоился Славик.
   Яга пожевала губами и пробормртала:
   - Ответ вроде правильный, только как же Слава земля летает то?
   - Так копают когда! - уверенно ответил Слава, а куда деваться? - Землю лопатами подкидывают, вот и летит она!
   - А в человеках? Как? - сомневалась бабка.
   - Ну, клянутся когда, говорят: ешь землю! Человек есть, вот и в нем земля! - Славик тряхнул соломенными волосами.
   - Верно, чтойт я! Правильно ответил! Слушай вторую!
   Круглая, а не Колобок.
   Вертится, а не хоровод.
   Вновь пришлось Славику морщить лоб, сопеть и чесать маковку, притворяясь думающим. Давалось нелегко. Шевелить мозгой, не под зад ногой, уметь надо!
   Основательно намучавшись сопеть, чесаться и играть бровями, он ответил:
   - Так это, похожь, вода будет!
   Ответ Бабе Яге опять не понравился. Славик поглядел на старушку и спросил:
   - Ну что не так, бабушка?
   Яга всплеснула сухими ручками:
   - Ну как же вода крутится? Что-то не...
   Эх, эхнул молодец, опять объяснять, до чего народ недоверчивый стал, страсть! А еще когда и не знаешь что говорить...
   - Дык...э-ээ-э-э...вот...А! Ясней ясного! В мельнице водной вода по колесу бегает, а колесо круглое. Выходит, если со стороны глядеть круглая вода! Правильно?!
   - Ну, молодец! - вырвалось у Яги. - Третья загадка. Самая сложная. Отгадаешь - твоя взяла, не отгадаешь - съем тебя! - и тихонько добавила, - Не пужайся, это положено нам так говорить, чтоб значит по правилам все.
   - По правилам? - переспросил Славик.
   - Угу. У нас, у нечисти по-вашему, тоже свои правила есть! - гордо выпятила малюсенький сморщенный подбородок Яга. - Не хуже чем у всех!
   - Эх, задавай бабушка свою загадку, попробую и ее отгадать! - гаркнул Славик, хлопнув по столу, так, что старушка подскочила на вершок вверх и схватилась за сердце. Слава заговорщицки шепнул:
   - Как в сказках ответил, по правилам, не придересси!
   Яга загадала:
   Я прозрачен как алмаз,
   Пахну разно всякий раз,
   Знает даже и свинья,
   Что для жизни нужен я!
   Слова были не все знакомы, но Славик не утруждал себя более уловками и ужимками. Хоть и была у него своя идея, без чего не прожить ни в какую, все ж ответил по боровиковски.
   - Ежели для жизни, то воздух, вот мой ответ!
   - Отгадал! - ахнула Баба Яга. - Орел степной, сокол ясноглазый, как есть! Откель мудрость в столь молодой и ...нечесаной голове!
   Слава думал было скромно промолчать, но природная гордость, именуемая многими дурью, взяла свое.
   - Холил-лилеял, то-се...Взращивал, аки...э-э-э-э...
   - Ай молодец, видно щи впрок, добрым молодцам урок, - заливалась соловьем Баба Яга - Ну Слава, ну...
   Избушка вздрогнула, заскрипела, зашумела, зашаталась. Пыль взметнулась с належанных мест к потолку, уголек выпал из печки и, шипнув, нырнул в стоящее подле ведро.
   - Кого эт там? - закряхтела бабка, залазя обратно на лавку. - Фу-фу, ну ты...
   - Я это, бабка, я, - раздался от двери голос. Створка распахнулась, пропуская гостя и вновь затворилась, чтоб комарье не залетало.
   Гость оказался мальцом одетым в рубаху до пят и стоптанные лапти. Еще имелось чумазое лицо с хитрыми глазами, поблескивающими из-под зеленых бровей. Волоса так же имелись зеленые, с растущими прямо из них листочками. Ясеневыми.
   - Ой, тута гости, что ли, я тогды...
   - Заходь, заходь, Чучундрик. Это гость всем гостям гость. Щас объясню, сам поймешь, проходи, не стой в проходе! - засуетилась Яга.
   - Чучунда это, лешачок, - шепнула она Славику. - Помощник мой.
   Лешачонок подошел к столу, присел на краешек скамьи и зыркнул на Славика. Тот, пока Яга не видит, в ответ высунул на миг язык. Чучундра захихикал.
   - А это Слава, до бишь Буряслав из Дырдищ.
   - Его чтоль Сам сегодня заплутал?
   - Цыц на тебя! - цыкнула Яга. - Славик ответил на все загадки. Теперя ему можно и дело доверить!
   - Ответил? Отгадал? - брови лешачка поползли вверх. - Сразу?!
   - Как на духу. Покумекал, да и разгадал! - с гордостью подтвердила бабка.
   - Скажи еще, что не перепутала местами загадки, как обычно? Уж скольких из-за этого...Что?
   Над столом воцарилась тишина. Баба Яга в задумчивости, губы в жемачке, переводила взгляд со Славы на лесного гостя и обратно.
   - Ну, что молчишь-то, не спутала? - наседал Чучундра.
   - Теперя понятно, что меня точило, - пробубнила старушка.
   - Чего? - спросил лешачок. Слава благоразумно помалкивал: дело попахивало.
   - Скажи-ка, как первая загадка начинается: я в земле бываю...
   - Не, - замахал головой Чучундра. - Круглая, а не Колобок...чо?
   - Опа-па...Старость не в радость, - слегка хлопнула себя по лбу Яга. - Эхе-хе, да вота я...
   Теперь настал черед лешачонка переводить глаза со Славика на бабку и опять снова.
   - Ну, значит не ответил, чтоль? - покуда глаза остановились на Яге, спросил он.
   - Так...ответил, вот в чем дело. Правильно, по порядку! Как положено. Даже объяснил, где сомневалась!
   В течение следующего времени Чучундре была рассказана вся история загадывания и отвечания. За это время наступили глухие сумерки и в, и без того темной, избушке стало хоть глаз коли.
   - Выходит ответы правильные и вовремя, хоть даже и загадки того...не совсем по порядку, - признал лешачок. - Нет, не есть тебе его бабка, его правда, ему и в дорогу.
   В темноте гулко вздохнуло и Славик со всего маху опустился на скрипнувшую жалобно лавку. Из темноты он попытался выжать как можно больше и начал было потихоньку пробираться к двери, намереваясь, если дело повернет совсем к худу, тикать в леса. На хорош надейся, а дубинку за спиной держи. А лучше еще свинцовую блямбу в кармане, на всяк. Слова лешачка застали его неожиданно на полпути, так что молодец шумно дохнул и рухнул на первое попавшееся, вытирая со лба липкий пот. Его правда! Ага! Его!
   - А чой то мы в темноте? - хрипло спросил он. - Может у меня рожа грязная?
   Ибо это знают все, что в темноте рожи-то и не видать.
  
  
   Издревле так повелось, что утро на Руси время особое. Утро вечера мудреней, вечер подскажет, а утро присоветует, кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро! С вечера деньги не отдавай, утром он про них сам с бодуна не вспомнит. Кто рано встает, тому и каша с маслом первому.
   На то оно и утро.
   Солнышко еще только запустило первые лучики по верхам черных сосен-елок, туман даже не успел уползти в свои тайные схроны и клочками парился у колодца, как избушка поднялась на свои курицины ноги, встряхнулась, отчего спящий внутри Славик кувырком полетел с лавки на пол, и громко, хотя правда хрипло, кукарекнула.
   Заливистый кукарек полетел будить окрестные леса, подымать всех подряд, и муравьев и медведев, и наверняка облетел бы весь лес, кабы не колючий боярышник, да сухой бурелом, где кукарек наглухо застрял.
   Слава пощупал пол. С него не упадешь, запоздало пронеслась мысль. Избушка, впрочем, своим кличем к солнцу, напрочь отбила охотку спать, и молодец, скрипя со сна суставами, поднялся.
   Вчера они с Чучундрой засиделись допоздна: квасили квас, слегка застоялый и шибающий в голову. На удивление лешачок оказался бойким и смышленым малым, у них быстренько нашлось о чем поболтать: волнующие молодую кровь байки о драках и девках, ну и пьянках немного. Яга, поворчав, отправилась на печь и практически не мешала, а они долго рассказывали друг другу историйки, местами привирая безбожно. Так что уходил Чучундра, уговорившись прийти вновь с ранья, уже засветло.
   Холодный утренний воздух обнял Славика за плечи, тот поежился, спустился на росную мураву и потопал к колодцу - умываться - безжалостно давя серую паутинку тумана.
   На фырканье и молодецкие испуганные вскрики явилась хозяйка, по своему великому знанию вставшая до кукареков.
   - Утро ф-ф-ф-ф-ф!!! Доброе! - поприветствовал молодец Бабу Ягу.
   - Доброе-доброе, Славик! - откликнулась она. - А у меня ужо и банька натоплена, ждет тебя не дождется, когда славный богатырушка мыться-париться завалится. Так что...
   - Чего эт? - нахмурился молодец. - Посреди лета то!?
   - Положено! - отрезала Яга. - Накормить-напоить, В БАНЬКЕ ПОПАРИТЬ, а затем тока в путь!
   - А может потом ...эта там, - затянул Славик.
   - Нету у нас попозже, - вздохнула старушка. - Время не ждет.
   - Чего эт?
   - Вот заладил! - осерчала бабка. - А ну париться марш, а не то жариться пойдешь! И не погляжу!
   Славик не стал дожидаться "не погляжу" и отправился в баню, как ни хотелось. Одно радовало: вместе с горячей водой под лавкою нашлась запотевшая крынка пива, темного и густого. Молодец повеселел, дело покатилось в охотку.
   Не успело солнце как следует вылезти из-за частокола деревьев, как раскрасневшийся Слава, в новой, по выражению Бабы Яги срачице, пахнущий дубовыми вениками, сияя белозубой улыбкой, сидел за накрытым столом, где исходила паром гречневая каша, шумно пах жареный гусь, горкой лежало холодное вареное мясо, копченый окорок, жареная печенка, рядом наломанный хлеб, рыбья икра, сама рыба: копченая, соленая, сушеная, кувшины с квасом, пивом, молоком, киселем, компотом, сидром, пироги-блины...
   Напротив вертелся Чучундра, еще чумазей вчерашнего, так что Славик почувствовал себя чистым вдвое.
   - Спасибо, бабушка, за баньку, - поблагодарил молодец Ягу.
   - Значит всеж спасибо? - по-лисьи улыбнулась старушка. - Значит парок понравился?!
   Слава закивал: парок жарок, что надо, а пиво холодное, лучше не придумать. Главное пива поболе.
   - Ну, добры молодцы, соколики, богатырушки, навались! - произнесла Баба Яга. Слава услышал урчание из своего живота, принялся за еду, не дожидаясь второго приглашения. Чучундра с восхищением уставился на молодца, Яга плеснула себе в кружку квасу и заговорила:
   - Ешь-пей, добрый молодец, а я пока расскажу тебе о деле, которое нужно тебе выполнить. Неразрешимом, поправдешному, деле... В темном лесу, в самой глухой чащобе, куда там нашенской, среди болот сырых, среди дерев гнилых, где журчат ручьи с живой и мертвой водами, на тайной поляне, среди разрыв травы, лети травы, забудь травы, и еще одной крутой травы, растет Царь Папоротников. Высотой как дуб, толщиной...э-э-э-э, тоже как дуб, в общем Царь! Как всякий царь должен быть выше всех, толще всех и главней. Хотя знаешь цари это так, для виду, мол вон наш-то самый высокий, или там самый толстый. Только поглавней царев есть люди. Казначей, к примеру, аль советник. У одного в руках деньги, что значит власть. У другого и есть власть - что царю на ухо пробормочет, то и будет. Мм-м-м-м ...О чем эт я?
   - Царь Папоротников, - шепнул Чучундра, похоже бывший в курсе всего.
   - Царь Папоротников. Обычный папоротник известно цветет один раз в году, в ночь на Ивана Купалу, хотя по нашенски эта ночь по другому зовется. Наверняка, и сам не раз думал пойти, найти, сорвать...
   Славик согласно закивал: хотел, чего уж! И сейчас не отказался бы от цветочка. Только ведь это пока не Купала думаешь: идти, рвать, клады искать. Только ночью-то - все через костры, песни там, кусты, а тебе выходит надо идти-бояться? Так ни разу и не довелось собраться.
   А Яга тем временем продолжала:
   - И много кто пытался. Некоторые даже находили. Правда и мы, нечисть, то есть, не дремлем. Наш праздник. Я туда сейчас не суюсь, там Чуды, нежить, Змеи, прочая мерзость: без меня хватает. Но так вот охраняют, значит. В общем из тех храбрецов что нашли колдовской цветок не совсем все вернулись обратно, а из тех кто вернулся, не все того, это, в своем уме остались.
   Старушка прополоскала горло и подвинула Славе блины с икрой. Молодец благодарно закивал., не преставая есть, а лешачонок, на всякий случай, схватил блинок-другой, вдруг не достанется, с этим...жрулем!
   - Так вот, Слава, ежели простой цветет кажный год, то представь как следят за другим, который цветет раз в сто лет!
   - Сильно, наверно, - предположил Славик.
   - Очень! - Яга покачала головой. - Очень-очень. Даже очень-очень-очень! Царь Папоротников цветет одну ночь раз в тысячу лет! И вот его цветок ты и должен достать!
   Славик отложил откусанный блин в сторонку, откашлялся и взглянул на Бабу Ягу. Она не улыбалась, а внимательно глядела ему в глаза.
   - Бабушка, может ты меня лучше тут сразу просто съешь?! - спросил наконец Слава. - Там же...этож...у-у-у-у!... во-о-о-о!!... м-р-р-рх-х-х!!!
   - Даже похуже, - поддакнул Чучундра.
   - Во! А туда еще топать скока! А страшно...
   Баба Яга полезла под стол.
   - Ты чего это, бабка? - забеспокоился Чучундра. - Ты куда?
   - Лужу ищу, - отозвалась старушка из под столешницы.
   - Какую лу...а-а-а-а-а...эм-м-м!
   Славик почуствовал как ухи его запылали словно угольки в печке. Он проглотил ком в горле. Нда. Неудобно и стыдно как-то, ел-пил, в бане был, опять же, пиво там пил. Мдя, дела. От ухов краснота ползла на щеки и дальше, по шее к могучим плечам.
   - Дык это пошутил я, - неубедительно начал он. - Да я этих Чудов за их юды, да по жо...по заду крапивой! А блазней да упырей как лягух: за ногу и на солнышко! А змеев на холодец!
   Он повел плечами, показывая как Чудов с Горынычами, зацепил кувшин с квасом, тот хряснулся на сотни осколков об пол.
   - А! Вот она, лужа то! - показала на мокрое Яга.- Ты не хвались, идучи на рать, а хвались идучи с рати! А вообще то...Так их, засранцев! Крапивой поганых!
   - Это...как там...накро...нарко...Коко..монов?!
   - Кого? - удивилась Баба Яга.
   И Слава, охваченный неясным боевым задором, принялся объяснять отсталой бабке какие они, наро...марко...наркоманы!.. черпая информацию в основном из своего воображения, а где не хватало, добирал глядя на василиска и другие диковины по стенкам. В общем хоть и скоро сказка сказывается, да и дело тут у них не залежалось. И в полдень все сборы были окончены.
   - Значит иди пока с Чучундрой, он тебя проводит до тропки заветной, по ней добирайся до Святогора, спрашивай у него коня. Не простого, а коня-огня! Только он сможет донести тебя до места. Не до самого, конечно, Царя Папоротников, к самому то ни в жисть не пропустят, там чары посильней даже Святогора, отведут-запутают глаза. Следи, когда проползет Змея Белая, за ней следом только и пройдешь! Ей тоже папоротник нужон, она ж через него про клады знает то. Вот и поползет проверять, не зацвел ли? И это единственная тропка тебе. А там уж, как зацветет, тебе первому нужно сорвать цвет, а иначе Змея вынюхает все его тайны. И...
   - Бежать? - догадался Слава.
   - Точно!
   - А скажи, бабушка, не в службу, а в дружбу: зачем это все, а? - спросил добр молодец. - Ну, понимаю, яблок там молодильных, ну воды живой, ну гуслей-самогудов, а это то зачем?
   - Лучше это я потом все тебе скажу, бо мешать только будет. И пужать. Вот ежели...и-и-э-э-э...когда вернешься, тогда и расскажу все с самого начала!
   Слава укоризненно вздохнул, эх, так мол и так, ты им у-у-у, а они тебе... Баба Яга погрозила пальцем.
   - И не вздыхай мне тут! Сказала объясню посля, значит объясню! Дело уж очень важное и сложное, все мешать будет, что в голове лишнего пока. По секрету скажу только: если не выйдет у тебя первому цветок сорвать и убечь живым, плохо нам будет!
   - Кому нам? - поинтересовался Славик.
   - Мне, Чучундре вон, да и вам, людям тоже. Мы ведь все-таки родные, русские, так сказать, не то что...
   Бабка вдруг оборвалась, точно ляпнула что-то не то и суетливо глянула на молодца: не заметил ли. Славик подгонял лямки заплечного мешка по росту и, было похоже, не обратил внимания на заминку.
   - Ну вот и все, пойду я! - он закинул за спину мешок. - Не поминай лихом, бабушка. Вернусь, дорасскажешь. И еще одно, сделай доброе дело: грибы засуши, пожалуйста, зря собирал чтоль. Хорошо? Чучундра! Чучундра? А где проводник то?
   Лешачок торчал под избой, видны только растоптанные лапти.
   - Эй, Чучундра, идем?! - окликнул Славик.
   - Шас! - приглушенный голос лешаченка еле долетел до Славы с Ягой. - Кис-кис-кис!
   Вскоре довольный лешаченок вылез весь в паутине, в зеленых волосах застряли кусочки мха.
   - Сама ж хотела! - укоризненно буркнул он на Бабу Ягу.
   - Ах ты, верно ить! - всплеснула та ладонями.
   В поднятых руках Чучундры мурчал тощий котенок, обычный, полосатый, с хитрыми кошачьими, зелеными с желтизной, глазами.
   - Вот, возми, - протянул лешачок котенка Славику. - Тебе.
   - Я ж на такое дело, куда мне его?
   - Бери-бери! Не отказывайся! - заговорила Яга. - Это внук самого Баюна! Пригодится, как пить дать!
   - Ну раз так. - Слава в сомнении принял пушистый комочек из рук Чучундры, почесал за ушами. Внук Баюна приоткрыл глаза, зажмурился снова в своей кошачьей неге и замурчал втрое. - Как звать хоть?
   - Я кличу Боцманом, а так зови как хочешь, только чтоб ему нравилось. Они мудрые по дедовской линии, все понимают.
   Боцман, конечно, было как-то не совсем понятно и привычно. Славик всех котов, домовых, банников и овинников звал одинаково просто - Михрютками.
   - Михрюткой будешь? - спросил он у Боцмана. Боцман согласно зажмурил правый глаз и выпустил остренькие коготки, но ласково.
   - Ну знать Михрютка! - кивнул Чучундра. - Ему нравится.
   - А то! - напыжился Славик. - Пошли мы, чтоль?
   Яга кивнула.
   - Действительно пора. Доброй дороги тебе, богатырушко!
   Славик хмыкнул. Яга уже в третий раз называла его богатырем. Пора гордиться! Оно ведь вона как - богатырь!
   - Спасибо тебе Баба Яга Костяная нога за все. Вернусь, починю крышу твоей избушке, колодец почищу, крапивищу твою скошу. А не вернусь считай обманул.
   - Ждать буду, возвращайся целым и невредимым.
   - Пошли Чучундра, - позвал лешачонка Славик, а затем еще раз обернулся к Яге. - Скажи бабушка, а то помру от неясности, как это...э-э-э-э...как же эт титьки на клюку намотаны то?
   - Врут со страху, нет такого, - ответила улыбаясь Яга. - И соплей нет, я ж ведунья лечу любую болезнь.
   Избушка на курицыных ногах, колодец и стоящая у него Баба Яга скрылись за черным частоколом сосен, на плече уютно теплело - там устроился спать Михрютка, впереди шагал зеленоволосый Чучундра. Неразрешимое дело не ждало, дорога путников и странников раскрыла перед Славиком начало своей бесконечной нити.
   Только ступать на нее не очень то и стремилось.
  
  
   Лешачонок бежал впереди споро и умело: ни кустик не шелохнется, ни птица какая лишний раз не заорет. Шел бы один - ну блазень блазнем. На его счастье Славик пер медведем, или лосем, или обоими зараз, цепляясь ногами за все, что попадало, хрустя сухим, ругаясь на еще живое. Сопение новоявленного "богатырушки" заглушало только мурлыканье чудом лежащего на плече Михрютки. Мрачные сосны и сухие черные кусты закончились разом, словно не росли никогда. Пошла обычная дремучая чащоба, обычные зеленые елки, а вскоре забелели кожей березки, а затем, на всхолмке, невысоком и залитым солнечным светом они увидели, как понизу затемнели-зашумели могутные дубы. К дубраве сбегались десятки кабаньих тропок, нечто ручьи к реке по весне. Чучундра уверенно плыл по одному к устью - к дубам, опять-таки..
   Запыхавшийся Славик уже приготовился было запросит роздыху, тот радостно объявил:
   - Вота, пришли!
   Лесная окраина сплошь до дубравы заросла в этом месте Иван-чаем, будто после пожара.
   - Там вон, под дубами начинается тропка к жилью Святогора. Я туда не пойду. Дальше тебе одному.
   - Привались к земле родимой! - объявил Славик и рухнул наземь. - Доставай припас, надо силы подкрепить!
   - Так мы ж час тока как! - удивился Чучундра.
   - Эт завтракали! А теперь прощальный обед, нам же сейчас прощаться с тобой!
   Против этого возразить было нечего и лешачок полез в мешок, лежащий там, где упал со спины, и принялся доставать снедь, заботливо собранную Бабой Ягой в дорогу.
   - Слушай, откуда у нее все это? - спросил Славик. - Такой стол собрала, не всякий царь едает зараз!
   - Ведьма, - объяснил Чучундра. - Колдует по-черному!
   Славик с опаской глянул на припасы, но запах жареного гуся был очень-очень силен, а соленые грибочки, отобранные один к одному ласкали глаз.
   - Ты это того, брось на бабушку наговаривать то, - глотая слюну, пожурил он.
   - А чего? - не понял лешачонок.
   Славик строго взглянул на него и махнул рукой.
   - Ладно, ничего. А пива там, или бражки нет?
   - Только квас, - развел руками Чучундра.
   - Как знал: пригодится! - из сапога появилась маленькая баклага с узким горлышком. - Вчерась, или уже сегодня, у бабки что то другое там было, пришлось вылить тихонько за крыльцо. Зато бражки знатной налил!
   - Что-то другое было? - обеспокоился лешачок. - А вдруг отрава крысиная. Или зелье какое нить, чтоб в жаб превращать?
   - Ни, - закивал Славик. - Я ж на язык пробовал, даже не щиплет.
   - Сначала может и не щипет, а потом рраз и квакаешь!
   Славик торопливо засунул баклагу обратно в сапог, авось потом где сгодится. Чучундра хитро улыбаясь достал из кустов пузатый жбан.
   - Лады, пошутил я насчет пива. Есть оно!
   - Ах ты, нечисть болотная!
   - Лесные мы, - поправил Чучундра. - Ну, поехали.
   Прощальный обед затянулся до вечера. Солнце коснулось веток дубов когда наконец Славик с Чучундрой обнялись в последний раз.
   - Ну, братуха, бывай! Вернусь - загудим!
   - Какие ж мы братья? - спросил лешачонок. - Ты человек, я лесовик, нечисть как вы зовете.
   - Я не зову! Мы ж с тобой один хлеб ломали, болотная твоя башка! - рассмеялся Славик.
   - Лесная, - поправил лешачок.
   - Да какая разница! Главное мы теперя как братья, вот что! Эх, пора. Михрютка! А вот ты где.
   Внук Баюна набил свой маленький животик, даже впрок, похоже, и сладко спал на мешке, а, перебравшись на плечо, замурлыкал там.
   - Ни пуха, ни пера, ни щепки! - крикнул напоследок Чучундра.
   - Ни фига! - ответил Слава. - Бывай! Береги бабушку!
   И зашагал по багряным цветкам Иван Чая к могутным дубам, в три обхвата каждый. Ветки наклонены до самой земли - не пройти! Только в одном месте под суровой стражей вековечных титанов, хотя и деревянных, но всеж внушающих стр...э-э-э...уважение!..пролегла более-менее людская тропа. Как водится испокон веков перед заходом стоял обомшелый валун, в народе такие дикарям кличут. На стороне обращенной напрочь от дубов были выбиты корявые значки - буквы значит. Слава вздохнул и принялся разгадывать по слогам, хоть и не мужское это дело - закорючки читать. Однако, как известно - чтоб не делать, только б не работать. А умение угадывать значение черточек отнимало эх и много времени. Золотые были деньки! Однако во всем есть свой минус. Не умел бы читать - прошел бы мимо и всех делов, а так приходится усердствовать, а то любопытство заест!
   Направа падеш в авраг пападеш
   Налева падеш в калючки пападеш
   Пряма падеш проста пападеш
   - А обратно пойдешь, хрен куда попадешь! - решил Слава, дурят тут всякими записульками, куда попадешь, чего попадешь. Михрютка согласно мявкнул.
   - Ну тады прямо, - пробормотал под нос добр молодец, обогнул булыж и потопал прямиком по заветной тропке, заветней коей уж не придумать. Иных все одно не было.
   Чем дальше, тем неуютней было округ. Кроны дубов поднимались по обе стороны словно высокие стены, лишь узкая полоса неба, темнеющего поверху. На ветках сидят филины да совы, ухают до мурашек на спине, зыркают желтыми глазищами на глупого детинушку бредущего мимо. Спасибо Чучундре - не забыл дать провожатого, без Михрютки так и вовсе забоялся бы. А тут - чуешь на плече теплый животик и шагаешь повеселей, всеж не один. Вдвоем и страх пополам!
   Темнело в лесу скоро, выйдя на небольшую полянку, где рухнувший от нечего делать дуб выворотил корнями удобную ямищу для костра, молодец остановился на ночлег.
   Разжечь костер - минутное дело, ежели уметь. Вода предусмотрительно взята с собой, яговского припаса пока от пуза. Чтож, оказывается подвиги воевать не больно и трудное дело. Славик обгладывал бараний бок, подогретый им до капелек выступившего жира. Михрютка проснулся, выгнул спину и вопросительно посмотрел на него.
   - Жрать хочешь? - удивился Славик. - На ко вот!
   Михрютка понюхал мясо и заурчал.
   - Конечно вкусно, - подтвердил Славик. - Ешь-ешь.
   А меж тем стемнело вночь, лишь у костерка было светло и уютно по-домашнему. Кругом же стояла гулкая темнота, с писком мышей, гуканьем сов, тявканьем куниц. Славику почудилось даже было волчье завывание, ну так у страха наверное не только глаза велики. Ухи тоже. Огонь дарил тепло, около его потрескивающего пламени волнами расходились спокойствие и безмятежность. В корнях упавшего дуба Славик подсмотрел себе уютное местечко. Подтащив в костер толстый комель поломанного дубка, коих вокруг валом, он устроил его там так, чтоб горел, не торопясь, всю ночь. Да и сам устроился ночевать. На груди пригрелся внук Баюна, под его негромкое мурлыканье Славик сам не заметил, как уснул.
   Снилось ему неведомые страны, где гуляет птица-пава, где растут молодильные яблоки, груши и огурцы, где, как известно всем, молочные реки-кисельные берега, а от ихних девок даже у древнего старца заиграет кровь. И вот будто бредет он ихними ровными утоптанными дорогами из желтого камня, а все встречные девки и бабы наперебой зазывают его чинить крыши у сараев, чистить колодцы... Только проходит он сочувственно кивая - дела у меня. И даже самому чудно такое! Оглянулся, а все бабы то страхолюдины каких поискать. И девки тоже. Ах, кричит Славик, басурмане клятые, наркоманы такие-сякие, значит вот вы как, тока фигули вам - русские не сдаются!
   А они в ответ, ах ты так, твою...
   - ... Мать-тать! - раздалось совсем рядом и на проснувшегося кое-как молодца кинулись черные тени. Со сна Славик испугаться не успел, посему осерчал, зарядил в чье-то ближайшее ухо, затем, на обратноходе, прошелся по двум-трем носам, гикнул-крикнул, вскочил и пошел отвешивать затрещины и пинки вокруг костра. Черных теней было много, разглядывать непрошенных гостей было некогда, но нутром чуял - досталось почти всем. Некоторое время у костра слышались только виз, писк, да звонкие оплеухи с тугими пинками.
   Внезапно громко заверещало, тени врассыпную бросились от костра, некоторые выскакивали из ямы споро, остальным помогал разохотившийся Слава. Пинков он знал великое множество: с оттягом, накоротке, с замахом и без замаха, "дружеский", коленочкой, сбоку, носком, каблуком, с разворота, "поцелуй медведя", "хряпун", "вздрыг", "копыто" и "бабочка" после которого синяк был во всю... спину и менял цвет целую седмицу. Добр молодец был сейчас равен чуть не Мамону и совершенствовал свое мастерство по нарастающей. Когда последний "гость" вылетел, воя, после "бабочки" у молодца мелькнула мысль, что надо было схватить одного-двух руками: для разговоров. А то - кто приходил, чего хотел, не пойми!
   - Эх! - выдохнул Славик. - Говорили же умные люди: сначала головой, потом под зад, так нет, все через под зад, а потом и мысля догоняет...иногда. Тока поздно!
   За костром угрожающе фырчало.
   - Михрютка! - запоздало обрадовался молодец. - Кис-кис-кис! Где ты? Спужался? Ничо-ничо, мы этих...знать бы кого...одной левой. Иди сюда не бойся, кис-кис-кис. А! Вон ты как!
   Михрютка шипел и фыркал, хвост распушил, сам тоже стал вдвое больше от вставших дыбом волосков. Острые коготки вцепились в волосатую харю с закатившимися глазами, при свете костра было видно, как набухает на лбу темная шишка.
   - Ну молодец! - похвалил кота Славик и взял на руки. Михрютка разом успокоился, уложил шерстку и замурчал. - Словил все таки поганца! Теперя мой черед, счас я ему ухи пооткручу!
   Одет ночной тать был в грязную меховую безрукавку, за нее то Славик приподнял, встряхнув для прочего эффекта незваного гостя (для начала правда скрутив руки-ноги завязками от мешка). Волосатый залопотал на непонятном языке.
   - Чо?! - Славик добавик к вопросу увесистую плюху. - Говори внятней, по слогам!
   Бандюга и дальше нес полную неяснословицу, насыщенную каркающими и булькающими звуками, от которых приятного было мало. Слава и не пытался их понять (чо толку, а?), но самого пленника рассмотрел повнимательней. Рассмотрел и подивился, тот ну никак не походил на местных разбойников из соседней деревушки. Да и в ближайшей округе не встречались такие. Грузный, с широкими плечищами, тать был на голову ниже Славика, Кожа отливала зеленью и вся, до ушей, поросла редкой, жесткой щетиной. Руки длинные да сильные, словно у заморских абизьянов (со слов деда Бодая), лицо было словно и человеческое и звериное одновременно. Пришлось чесать маковку, заодно погладив кота на плече.
   - Кто ж ты за погань? - вслух подумал Славик. - Вроде у нас в лесах таких отродясь не водилось. Лешего знаю, болотника, водника, чугайстыря, деревянного брата, кикимору. А такую харю не припомню, хоть тресни. Одним словим, может ты нар-ко-ман?!
   Что делать с пойманным наркоманом тоже было не ясно. Зашибить - рука не подымится, связанного да безоружного. Отпустить, так это вовсе никуда не годилось. Такой зарежет из-за дерева, в спину, а еще лучше ночью, и сопли подотрет - все одинаково. Вон глазищи злые, красные, сверкают как у зайца. Дружбаны татя пока больше не объявлялись. Слышалось только привычное уже уханье филинов да потрескивание сучков в костре.
   - Что делать будем? - Славик повернул голову к внуку мудрого кота. - А?
   Михрютка приоткрыл глаза, с немым укором глянул на человека - ты что сам не знаешь, чего будишь?! Славик вздохнул, отыскал в мешке веревку, накрепко связал сопящего зеленого по рукам и ногам, а для верности привязал еще к корням дуба. За шею.
   - Дернешься и того! - как смог пояснил он.
   Затем нашел дубину покрепче и уселся на прежнее место. Спать не хотелось, до утра не так и далеко. Скоротать время всегда помогала добрая, аль удалая песня и Славик, припоминая то одну то другую, принялся напевать их себе под нос, подбрасывая в костер мелких веточек - для света.
   Дрын -дын-дын-дын
   Достаю я крепкий дрын.
   Эх дубинушка сама пойдет!
   В чистом поле ой лю ли
   Посшибаю ковыли.
   Либо дрын кого найдет?
  
  
   Очнулся оттого, что Михрютка прыгал на плече и орал дурным голосом, будто хвост прищемили. Проснулся, вскинулся, хватая дубину. Глаза вмиг прощупали весь поверх ямины, уши вслушались в предрассветную тишь - хто туть?
   - Вот те, а где ж поганец?! - удивился вдруг Славик, оглядев костровище. На месте пленника грудой лежала мохнатая веревка. Молодец проверил все узлы, все хитрые петельки - ни порезов, ни чего другого. Все на месте, в порядке, как сам вязал. Даже нашейная петля лежала точно такая, какую он надевал на волосатую зеленую шею!
   Михрютка понюхал воздух и фыркнул, пуша хвост. "Колдовство!", - догадался Славик. Его кота не проведешь, он это за версту чует. Ага! Знать ведьмака вчера словили! Тогда понятно, как выкрутился. Надо было ему все пальцы связывать, рот заткнуть и по голове, для верности, стукнуть, чтоб колдовать не мог!
   Эх! От обиды Славик хрястнул дубиной оземь, попал в костер, поднялась зола и залепила нос и глаза.
   - А-А-А-а-ап-чхи!
   -Чхи-чхи-хи, - обрадовалось эхо.
   Полазив для порядка по окружным кустам, не найдя никаких, ясно-понятно - ведьмак! - следов, Слава обсушился у разожженного вновь костерка, перекусил, разделив по-братски с Михрюткой пирог с гусиной печенкой, и двинулся дальше по заветной тропке. Та бежала как и вчера под прикрытием могучих вековых дубов. Лес нехотя просыпался. Закивикали первые птахи, зашуршали по сырым росным кустам зайцы-волки, заклубилась кусачая мошкара. Утро напомнило невзначай: торопись, добр молодец, времени все меньше и меньше, не успеешь, поплохеет на земле русской! Похужеет ибо...
   Вот что ибо он не знал, однако шагу прибавил. Запросившегося побегать в кусты Михрютку строго-настрого предупредил: отстанешь - ждать не буду! Котенок заскокал вперед всем видом показывая, это мол я ждать не буду. С тем и пошли дальше, а к полудню тропка вывела к краю чащобы, вынырнула и извиваясь пошла под уклон в распадок двух невеликих холмов, так, холмиков. Вот дальше виднелись настоящие холмы, словно старые одряхлевшие горы прилегли отдохнуть, они все же нависали над окрестными лесами, порой заслоняя по полнеба.
   Но эт дальше, а в самой нижине, где вырываясь из под земли тек ручей, стояла крепкая изба, рубленая из черных дубов в три обхвата, потемневшая еще более от времени, покрытая седыми клочками мха, но надежная как и в своей молодости. Рядом примостилась хибарка, каменная, сложенная из великих булыжей кое как, с неровными дырами окна и двери. Из дыр клубами валил черный дым. Возле строений тропка обрывалась, знать конец дороги.
   Славик подошел и понял, что вместе с дымом из каменной хибарки неслась даже более черная ругань, перемежаемая редкими глухими ударами. Вся земля перед входом была засыпана крупными темными камнями с правильными ровными краями.
   - Эгей! - крикнул Славик, заглянув в исходящее чернью окно. - Хозява дома!
   Окно отозвалось клубом дыма, особенно удушливым и горячим.
   "Кузня!", - пронеслась мысль в теряющем сознание уме, на плече, жалуясь на жизнь чихал Михрютка. Добр молодец поспешно отступил к свежему воздуху. И вовремя: в неровном и закопченном проеме появился хозяин этого места. Был он невысок, крепок в плечах, сильный, и, если бы не копоть, почти седой. Борода вся в подпалинах чуть дымилась под ястребиным носом и ярко-голубыми глазами. Одежду мужика составляли кожаные штаны, а так же добротные, хотя порядком стоптанные сапоги. В руках хозяин держал раскуроченный, сплющенный молот, который немедля с досадой отбросил в сторону.
   - Кому тут хозяев подать! - грозно рыкнул он.
   Славик подумал и ответил:
   - Отец, не серчай коль оторвал от делов. Я ищу Святогора. Говорят, он где-то тут обитает. Не видел его случаем? Подскажи как отыскать!
   Мужик вышел еще на шаг и теперь Славик увидел, что он совсем стар, но накостылять может еще ого-го.
   - Святогора. Хм-м-м-м. А скажи, мил человек, на кой ляд тебе Святогор? По делу аль опять за силой кто подсказал прийти?
   - Подсказали, - согласился Славик. - Только не за силой, а за другим...другой штукой. Ну, так видел значит его? Знаешь?
   - Как не знать, знаю!- нахмурился кузнец. - Я и есть Святогор! И кто прислал тебя, человече?!
   Славик недоверчиво поглядел на него.
   - Отец. Святогор он же ого. Вон какой. Поболе и тебя и меня. А ты, наверное,кузнец местный? Не бойся, я ежели чего ни в жисть Святогору не скажу, что ты напра...
   - Я и есть Святогор! - повторил мужик сверкнув глазами. Голос его налился неведомой силой, как кружка пивом. - Говори чего надо, да кто послал, а то я сам пошлю, не обрадуешься!
   В подтверждение своих слов Святогор взял в руки валяющийся на земле ровносторонний камень: тут Слава признал в камне изогнутую, покореженную могучими ударами наковальню. Слепив из наковальни комок, будто снежок из снега, Святогор подкинул его вверх. Наковальня со свистом улетела к облакам.
   - Завтра упадет, к вечеру, - добавил хозяин. - Ну так?
   Славик несколько поспешно поклонился до земли, от неожиданности Михрютка едва не свалился.
   - Доброго здоровья тебе, деда. Извини, не признал. Ты ж раньше повыше был... малость,... как гора, сильный как ...э-э-э... У меня дело к тебе, деда. Мне нужен конь-огонь.
   - И всего то? - брови Святогора взлетели аки крылья горного орла.
   - Ну мне б еще ножик побольше. А то ходят тут у тебя всякие. Или там меч.
   - Кладенец? - уточнил древний богатырь.
   - Неа, простой хотя б. Может скуешь, деда?
   - Неа, - передразнил Святогор. - Меч я тебе, паря, не скую.
   - А коня?
   - А коня, - задумался богатырь. - Коня, нет, тоже не скую.
   - Да...
   - Шутю. Конь-огонь, мда. Послал то кто? Сам небось не додумал. Иль додумал? Дам тебе Огонька, а ты его на ярманке загонишь, а деньгу пропьешь? А?
   Даром что не выспался, но тут-то Славик и смекетил: поговорить богатырь хочет, скучно ему здесь!
   - Эт долгая история, - начал он по богатырскому обычаю. - Надо б, накормить, напоить, баню можно пропустить, то-се, а потом ответ держать! Может присядем, деда, я тебе все-все расскажу. В ногах то правды нет.
   - Угу, а в заду ее много, значит, - ухмыльнулся Святогор. - Ну пойдем, коли так.
   Славик помог старому богатырю умыться из большой бочки, прислонившейся к углу дома, подал висевшее на стене рядом полотенце с вышитыми петухами.
   Отмытый Святогор и впрям был сед ровно снег, с рыжеватыми огненными подпалинами, морщин на чистом лице почти не было.
   Дверь в дом богатыря тоже оказалась дубовая, на дубовых же петлях, искусно скрытых в косяке. Славик потоптался, но Святогор в каждой руке нес по ведру с водой, откуда взял?
   - Открой-ка дверь, паря.
   Славик взялся за кованое кольцо. С первого раза у него, ясен-красен, не получилось. Дверь не шелохнулась. Тогда Слава набрал в грудь воздуха побольше, шагнул поширше, взял кольцо обеими руками, дождался прилива духа и дернул изо всех своих молодецких сил, то бишь со всей дури. Мышцы вспухли на руках и шее, затрещали на спине и на ногах, дверь чуть подалась и, скрипя, приоткрылась на палец. Из последнего духа тянул кольцо Слава, будто скалу пробовал подвинуть. В глазах начали плясать черные мухи.
   Дзын!!!
   Дверь распахнулась и Славик кубарем покатился на землю, хватая руками жесткую травку. Михрютка благоразумно спрыгнул чуть раньше и теперь гордо, первым перепрыгнул высокий порог и шмыгнул в горницу.
   - Охо-хо-хо-хо-хо-хо-хо, - загудел Святогор. - Не ушибся? Давай руку, подымайся. Вижу теперя, наш ты, парень, человек. Заходи гостем будешь!
   - Дык, как же ты сам деда домой попадаешь? - прокряхтел Славик ощупывая не оторвалось ли чего у него. - Тут же силища нужна медвежья.
   - Я то? - удивился богатырь. - Да я сперва запор сбрасываю!
   - А-а-а-а, - протянул Слава, разглядев две половинки железного прута в пару пальцев толщиной. - Ну...
   - Заходи-заходи, не стой на пороге! - пригласил Святогор. - А запор потом новый налажу. Да и без надобности он здеся, в общем-то. Заходь, сейчас обедать будем.
   Пол у избы был каменный, стол каменный, лавка у стола и печка тоже не деревянный. Славик хотел спросить почто так, да вовремя вспомнил - это ж Святогор! Земля его тяжесть раньше не выдерживала совсем, приходилось ходить по горам, вековечным камням.
   Все же старый богатырь увидал вопрос в глазах у молодца.
   - И сейчас не выдерживает. Чуть сойду с каменьев, разом по колено проваливаюсь, а то и по пояс. Ростом то я поменьше стал, попросил кого надо, а вешу столько же, эт никто не могет сделать.
   - Так значит ты, деда, как прикованный к горам этим, и рад бы уйти да никак? - искренне посочувствовал Славик.
   - Во-во, - кивнул богатырь. - А силы совсем не те, понимаешь? Я б пошел опять богатырствовать. Иногда хочется - мочи нет! Ухи драть кому надо, гонять кто попадет...А чую - не хватит духу, маловато его. Как и силенок.
   - Да ты вон как наковальню-то, - припомнил Славик. - Неужто этого мало?
   - А! - махнул рукой Святогор. - Штучки-дрючки. Глянь ко вон моя давешняя байдана лежит. Счас я ее разве ж что подниму, а раньше носил не снимая!
   Славик подошел к груде вороненого железа в углу комнаты. Старая кольчуга Святогора! Где каждое кольцо впору на голову заместо обода - волосы поддерживать. Ни в жисть не поверишь, что кто-то это носил!
   - Видел? То-то. Так, если посмотреть силы еще полно, уж дарил, дарил кому только не досталось! Сейчас-то подумал бы раз семь, да поглядел кому давать, а кому и надавать. Но... задумал было кольчугу перековать, на поменьше, так сил еще полно: сам, небось, видел чуть не так хрястну, увлекусь - все! Либо молот влепешку, либо наковальня всмятку! А побагатырить... раньше я ж всю Русь-землю охранял! С богами темными сражался, а теперь кто пойдет в эти горы воевать?! Шелупонь?! А против сильного уже нет мощщи. Так и выходит, ни там, ни сям себя не найду. Чуть убавить сил, боюсь ходить-то как буду? Вешу-то ого, из земли не выберусь! А прибавилось силушки бы, пошел бы обратно в вои! Хранил бы мир да покой!
   - Нда, деда, дела... - посочувствовал опять Славик.
   - Так чо ж я все о себе да о себе! - подкинулся старый богатырь. - Садись давай к столу, вон котяра твой ужо на месте. Баюна чтоль сын?
   - Внук, - поправил Славик.
   - Ага, внук. Видать породу то, видать.
   Каменная лавка была хоть и жесткой, зато теплой: видно грела ее земля подземным своим огнем. Да и правильно - дедам на холодном никак нельзя, кости там и вообще. На столе появился большой горшок со щами, краюха хлеба, лук, соль, квас.
   - Чем богаты тем и жрякать! - сел за стол хозяин.
   Славик отпробовал и похвалил: щи оказались замечательными.
   - Сам, деда, такую вкусноту варишь?
   - Куда там сам. Сам я вон... в общем, приходит ко мне одна хорошая баба из деревни тут недалеко. Готовит, стирает, убирает. Ладой звать! - глаза Святогора потеплели, - Я конечно и сам пробовал. Пару портков стиранул, одни махры. А уж наготовлю иногда... Лада придет, выплеснет за сарай, так потом седмицу все ляги в округе поносом болеют. Или наоборот совсем, запором.
   Слава слушал и ел, не забывая про Михрютку: зачерпнет ложкой, остудит, даст мурлыке полакать, а сам в рот только потом. И - следующую.
   Наконец насытились, перевернули ложки черпачками вниз, чтоб сила вся в них осталась.
   - Ну паря твой черед рассказывать! Давай с самого начала: кто таков, откель, и дальше...
   Славик глянул на Святогора, приготовившегося слушать, аж рот приоткрыл, на Михрютку, тот притворился спящим, хитрец, делать нечего придется говорить самому, все как есть.
   - Звать меня Славик, то есть Буряслав из Дырдищ...
   - Хорошее имя, - прервал богатырь. - Княжеское.
   Славик зыркнул - не перебивай - и продолжил. Долголь-коротколь, да только затянулся рассказ, местами художественно приукрашенный, чуть не до вечера. Михрютке наскучило изображать спящего и он отправился к местным мышам: порядок наводить.
   - ...вот так вот, деда. И нужон мне конь-огонь, - закончил сказ Слава.
   - Мдя, паря. Тут без бражки не разберись, - задумчиво молвил Святогор.
   - Так есть! - воскликнул было Славик, доставая из сапога баклагу. Вспомнилось ему тут предупреждение Чучундры, да поздно, вроде: слово не воробей, вылетит и чо делать? - Тока она того..это...
   И как мог разъяснил богатырю, где и как достал эту баклагу.
   - На язык пробовал, не горчит? Не щиплет? - спросил Святогор.
   - Да вроде нет, - пожал плечами добр молодец.
   - Значит съедобно! - решил богатырь. - Всяк полезно, что в рот по... эт я не к месту малость. А коли не съедобно, то...
   Бражка, вылитая в резной ковш, отливала зеленью, при общем густо-красном цвете.
   - Ого! - приподнял бровь Святогор, - Чего эт она?
   - Дык... - Славик махнул: говорил же!
   Святогор подозрительно, с опаской понюхал и промычал:
   - Бражка, ее ....ть!
   Славик с упреком поглядел на старого богатыря: ругается! Потом сам понюхал зелено-красное.
   - Бражка!
   Помолчали, глядя на дно ковша. Святогор изредка крякал, Слава глотал слюни. Наконец старый богатырь решился.
   - Эх! Богатыри мы аль гады клятые? - гаркнул он, вопрошая незнамо кого. - Нам ли бояться?!
   И, пока не прошло боевое авось, сделал три больших шумных глотка. Славик в нетерпении подпрыгнул:
   - Ну, деда?!!! Чего?!!!!
   - Бражка!
   Приняв протянутую братину, взял и тоже глотнул три раза, помельче, ясен пень чем Святогор, но...
   - Ух ты! - выдохнул он. - Бражка!
   Вместе с зелено-красным в жилы будто вливался живой огонь. Он пробежал по всему телу, и Славик чуял как в руки ноги вливается неведомая прежде сила; под кожей заходили могучие бугры мышц, вздуваясь и становясь больше, грудь пошла вширь, аж рубаха затрещала. Со Святогором похоже творилось тоже самое, он на глазах рос и ширился, седина уходила из бороды, ее место занимали черные как смоль волосы.
   - Ого! - глаза богатыря округлились и сверкали искрами. - Вот это я понимаю брага!
   - Деда, чевойт мне кажется, - сказал Славик.
   - Кажется!? - захохотал Святогор. - Ему кажется! И мне маленько показалось тут!
   - Да?
   - Да ты понял сам, что мы глотнули?
   - Бражку? - предположил Славик.
   - Бражку! - пуще прежнего зашелся богатырь. - Ты, Слава, налил бражки в посуду, где старая карга хранила свое главное богатство: живую воду! А они там малость перемешались и превратились в зелье богатырское: от бражки удаль да крепь, от живой воды жизненной силы да чтоб закрепилось все это в нас! Вота как! Понял теперь, какой бражки мы выпили с тобой!?
   Вот те на! Живая вода! Чудеса! Всяк знает, что всего дороже - жизнь, оттого и вода живая ценится на земле как самое дорогое, что только ни есть, куда там злату-серебру! На умершего каплю капнешь, глядь а он вновь живой! Только напервой надо мертвой водой капнуть, чтоб раны затянулись, и наверное чтоб ослабить живую, а то будет жизненной силы много. Вот как сейчас. По всему выходило цапнул в темноте Славик, как знал, у Яги самую ценную посуду. Только не зря видно сам сказал Старичку-Боровичку: обидел его Род, умишка не додал! Заместо живой воды бражки налил! Кому сказать - на всю жизнь дурачком кликать станут! А уж Баба Яга разозлится!
   А Святогор тем временем разглядывал свои руки, похожие теперь на узловатые корни: толстые, перевитые жгутами мышц, глядел и не узнавал, будто видел впервые в жизни. Поводил могучими плечами, вертел бычьей шеей.
   - Ну, паря, вон оно как повернуло. Я ж сказал без бражки никак, - говорил он. - Теперя все ясно: ухожу я обратно в богатыри, давно мечтаю. Вернулась ко мне былая сила, чую, горы свернуть могу. Забирай Огонька! Мчи делать свое дело, сам я пешком пойду, погляжу как живут люди, кто воюет да балует, где помощи кличут-недокличутся! Конь-Огонь для моих путей слишком быстр, не разглядишь всего то. Так что забирай его, паря! Да ты и сам теперь богатырь каких поискать, глянь!
   Но Славик и без подглядок чуял: гуляла в нем сила шальная, необъятная. Куда такую?
   - А уж коли вместе из братины пили, так и вовсе братья мы с тобой! - продолжал Святогор. - А братухе мы меч найдем! И какой следует!
   - Деда Святогор...- начал было Славик.
   - Брат! Не деда, а брательник дорогой, любимый я тебе. Понял?!
   - Э-э-э-э, ну-у-у-у...- окончил молодец.
   - Долгонько я ждал, все, в путь, в дорогу, за горы, за реки, за моря, не медля!
   Славик молча глядел на помолодевшего Святогора. Тот размашисто ходил по горнице, доставал из мореных сундуков брони, кольчуги простые, харалужные, двойного, сарацинского, тонкого и грубоватого плетения, булатные пластины на грудь и плечи, бахтерцы, зерцала, панцыри, поножи, наручи, то простые, то даже на вид дорогущие али вообще бесценные. Так же появлялись на свет мечи - прямые и изогнутые, булавы, шестоперы, клевцы, молоты, дубины, булавы, кистени, кинжалы, плети, луки всевозможные, копья любой длины, шишаки, шоломы, цельные и открытые, с личинами, бармицами, перчатки кольчужные, ощипованные, целнометаллические...
   И откуда всего?
   Все железо древний богатырь складывал в две равновеликие кучи. Вскоре запасы булата стали иссякать, Святогор обозрев оба кургана метала, кожи и дерева, спросил у Славика:
   - Какую себе берешь, брат?
   Спорить было бесполезно и Слава ткнул в ближайшую.
   - Увидал все таки! - пришел в восторг Святогор. - Признайся, брат, из-за вон того булатного кинжала с красными камушками? Из-за него ведь? Тебя не перехитришь! Я вроде в другую кучку щитов покрасивше клал. Хитрюга!
   Славик скромно пожал плечами, ну чо там, могем!
   Древний богатырь поспешно обвешивался оружием, подбирал кольчугу, ругался на мелкий люд, брал другую... Водил ногтем по кромкам мечей, вывешивал по руке палицы. Некоторые, очень редкие, неустраивающие его вещи Святогор откладывал в сторонку, остальное цеплял к поясу.
   Хотел было Славик спросить унесет ли братан все это, только поглядел как тяжеленные мечи и палки порхают ровно перышки в могучих руках, да и передумал.
   Внезапно Святогор остановился и посмотрел на подперевшего голову кулаком Славу.
   - Братуха! Ты чего не собираешься? Аль мечи плохи? Аль доспех га... негожь?
   - Э-э-э, брат, непривычный я, необученный - пришлось, слегка кривя душой признаваться Славику. - ...э-э-э...выбирать то!
   - Так бы и сказал, что помочь! - обрадовался Святогор. - Да я для тебя в лепешку!
   И с прежним усердием принялся наряжать Славика, сам подобрал меч, короткое копье, щит, сам советовал... сам прикидывал железные рубашки...
   - Вот глянь ко! Помню, в ней гулял лютый разбойник Лютозуб. Здоровый как лось! Ежели я б его тогда не копьем в глаз...не, эта байдана удачи тебе не принесет...А! Вота бронька! Самого Переплюя, знатная тогда!.. Не, знаешь ее тоже не бери...ага, туту дыра, откель не помню. Мечом что ли?...
   Наконец остановились на простенькой, чуть пониже пояса, рубахе тонкого плетения, с двойными кольцами на груди и плечах.
   - Моя, - вздохнул Святогор. - Когда еще совсем мальцом был. Сплел ее один кузнец-кудесник по имени Рурук Молотобоец. Хорошая броня, с наговором: ее ни одна стрела не пробьет, хоть из самострела.
   Кольчуга и впрямь была знатной. Невесомая, она как жидкое серебро облила-облепила плечи Славика. Еще молодец примерил сапоги с двойной подошвой, простой недлинный меч в кожаных ножнах и кинжал с красными камушками, от щита с копьем решительно отказался - на кой!?
   Святогор одобрительно оглядел.
   - Тока смотри поаккуратней с ножичком. Этот кинжал всякую неправду чует, всякое злодейство, и уж тогда берегись - не берегись злыдень, все одно! Но и сам теперь, братуха, только по правде! Ни-ни! Понял?! А то он не смотрит кто там: свой - чужой, может и тебя того...Куда?! - остановил Святогор Славика пытающегося отстегнуть булатный нож. - Ни вздумай! Сила в нем великая, правда большая. Помочь тебе может и поможет обязательно! Сам же его просил!?
   - Ну знать жить теперь мне по правде, - вздохнул горько Славик. - Маятся до конца днев моих. Беречь и охранять.
   - А думаешь, в чем правда, брат? - наклонился к самому лицу Святогор. Глаза его сверкали. - Знаешь? Думаешь в силе? Вот и ... вижу, думаешь. А правда то не в том, что сильный всегда прав. А в том, что это сила должна помогать правде по земле шириться! Вот для этого и беречь и охранять, и помогать всем, и... вот так! Не забывай, ты теперь Слава брат мне, не позорь имен наших, ни свое, ни мое! Теперя ты богатырь! ...почти...
   Придирчиво осмотрел Славика с головы до ног еще раз.
   - Ну, брат...пошли за конем!
   Михрютка, тут как тут, выскочил из под печки, видать с домовым местным говорил, и запросился на свое место, на плечо то есть.
   - Как же ты сидеть теперь будешь? На железе? - забеспокойлся Славик. Михрютка покрутился на кольчужном плече и улегся как ни в чем не бывало. Святогор хмыкнул.
   Вышли на крыльцо. Там, где его и бросили, отыскался Славин заплечный мешок. На нем уже плясали довольные находкой мураши.
   - Теперь слушай. Огонек конь не простой, свободолюбивый. Посему запомнить тебе придется слова тайные, как звать его, - проговорил Святогор, а потом гикнул. - Эгей! Конь-Огонь! Стань передо мной, как лист перед травой, обернись-оборотись, передо мною появись!
   Вначале ничего не случилось, затем послышался конский топот, от которого тряслась мать сыра земля и Славик увидел, как из-за холма появилось и стало быстро приближаться пламя, а когда до него оставалось саженей сто, перед пламенем стал виден конь, огненно рыжий, мощный; он скакал гордо неся гривастую голову.
   Вместе с этим ушей достигло ровное гудение, как у кузнечных мехов.
   Когда конь подскакал совсем близко, стало понятно отчего его так прозвали - Огонь! Сзаду у него с тем самым гудением вырывалась струя пламени, так что между скачками конь успевал пролететь значительное расстояние по воздуху.
   - Теперь как останавливать! - проорал Святогор поднимая руку. - Стой постой Конь-Огонь, страви пар, сбрось жар!
   Конь подскакал к самому крыльцу и остановился как вкопанный. Струя пламени иссякла.
   - Ах ты Огонек, - ласково произнес Святогор. - Это я, узнал? Узнал конечно, ай умница. На ко вот сладенького. Это он любит, сладкоежка, - пояснил для Славика богатырь.
   Конь-Огонь и впрямь был богатырским конем. Широкая грудь, мощные ноги. Высотой повыше обычного, с такого шваркнешся - мало не будет.
   - На ко вот, дай ему, - Святогор вложил в ладонь Славику кусочек сладкой репы. - А то не признает и хрен ты куда тогда уедешь!
   Слава с опаской протянул угощение коню: зубы у того тоже богатырские. Конь-Огонь обнюхал руку и мягкими губами осторожно взял репу.
   - Фу, признал! - просиял древний витязь. - Это брательник мой, Буряслав из Дырищ! Ты его отвези куда попросит, пригляди там, что да как, чтоб не натворил чего, начинающий, что возьмешь? Ух, Огонек!
   Приладили седло, Слава с большим сомнением взобрался на Огонька. Конь стоял смирно, прял ушами и косил кроваво-красным огненным глазом то на Святогора, то на Славу. С высоты Огонька Славик и впрям почуял себя богатырем, даже выпрямил еще спину, выдвинул вперед челюсть и щелкнул мечом в ножнах.
   Михрютка спрыгнул прямо на гриву и полез по ней к голове коня-Огня. Добравшись до маковки уселся между ушами и замурчал. Коняга радостно ржанула.
   - Ха, ты глянь! - удивился Святогор. - Значит у тебя, брат, теперь прямая связь с кем хочешь. Хошь с конем, хошь с котом! Немалое это...потом поймешь.
   - Слушай...э-э-э...брат, а как же те, которые нападали? - спохватился Славик, вспомнив прошлую ночь. - Кто такие-то, скажешь?
   Святогор приподнял блестящий шлем и почесал макушку.
   - Это то? Не знаю даже, не нашенские какие то они, я таких раньше не бил. Слышал я маленько от других богатырей, нездешних. Только понял мало что. Да и откель те тут случились?! Не знаю - не знаю. Но - разберусь! Эт я тебе обещаю. Первым делом. Сразу и займусь!
   - А как же Лада твоя? - спросил Славик. - Бросишь?
   - Мдя, тут обрыв глубокий, - задумался богатырь. - Умеешь ты, паря, вопросы задавать. Это у меня из головы выскочило. Ну авось разрешит. Бабы должны дома сидеть, а мы мужи, богатырить. Землю свою беречь должны, лилеять. Баб своих защищать! Ну и ненадолго я ж. Лады, давай прощаться, дело у тебя, брат, важное, негоже нам долгие проводы, поспешать тебе надобно!
   Славик спрыгнул с Огонька, обнялись они со старым, а теперь как бы опять молодым, богатырем, аж пыль из под шлемов полетела!
   - Коли туго совсем настанет, зови меня, - на прощанье сказал Святогор, чуть отстраняясь. - Только не зови понапрасну, сам понимаешь тяжко земле матушке меня носить, да и мне по ней, голой, без гор, ходить нелегко.
   Славик кивнул: понимам!
   - Только, если совсем туго - зови не раздумывай! Авось пригожусь!
   - Спасибо тебе брат деда Святогор! - торжественно сказал Славик. - Спасибо за коня, за меч, за броньку твою, не жалеешь ты ничего. А главное за доброту да науку твою спасибо, и еще...
   - Се-се брательник, а то чой то я расчуйствуюсь чичас, - засопел Святогор, - Удача, аль успех, свидимся еще!
   Они обнялись в третий раз и Славик взобрался на коня.
   - А если сила уйдет? - спросил он вдруг.
   - А и фиг бы с ней! - откликнулся Святогор. - Главное чтоб дело правое было, а там авось и победим! Вот в чем истинная сила!
   - Ну...а куда мне скакать то?
   - Скажи Огоньку куда надо и держись, он сам довезет! - подсказал Святогор шмыгнув носом.
   - Мне бы к Царю Папоротников, - попросил у коня Славик, и, подумав, добавил - Пожалуйста.
   Михрютка повернулся и поглядел на добр молодца, типа мол покричи-покричи, может кто еще не знает. Да и вообще сами уже давным давно... Затем кот запросился на свое место.
   - Держись только крепче, - Славик подсадил котяру на плечо.
   Конь-Огонь зашагал легким шагом вперед.
   - Пока, брат! - обернулся Славик к Святогору.
   - Удачи, паря. Не забывай братуху!
   Огонек ускорял и ускорял шаг. В ушах засвистел ветер, затем из-за спины донеслось знакомое гудение, все вокруг замелькало, сливаясь в пестрый ковер: Конь-Огонь поскакал в полную силу, только держись!
   Они мчались и мчались в круговерти смазанных цветов, желтый менялся черным, черный - зеленым. Сколько, Славик поручиться не мог, но долго, весь вечер, ночь и немножко гака. Против всего сидеть на широкой как ворота спине Огонька оказалось несложно, знай прячься за гривой чтоб ветер не сбросил, а просто упасть конь-Огонь не даст. Видно и у коней есть свои конячьи гордость и честь, навроде как у богатырей.
   Михрютке ветер похоже нисколько не мешал, он словно прирос к плечу и спокойно спал, пряча нос за хвостом, дабы не простыть.
   Пока светило солнышко Славик порой успевал выхватить то лесок, то деревеньку, то речку или там озеро, непривычным к такому скоку глазом. Когда стемнело, то пришлось забросить это никчемное занятие: все одно дорога незнакомая. Темнота впрочем была не совсем темнотой: спину освещал огненный факел, к тому же от него веяло теплом.
   Когда скачешь на таком коне, делать как бы совсем нечего. Оттого в голову лезут разные мысли, добрые и худые, а иногда вовсе тоскливые, страшливые. Куда, мол, ты, зачем? От бати с мамкой, а? Подвигов захотелось? Славы богатырской? Только впереди страхи всякие, да дела тяжкие, где голову сложить как два пальца... А проку с этого - шиш да полшиша, то бишь совсем немного. Сгинешь и только Конь-Огонь знает где. Только самого коня ни в жизнь не отыскать - занят! Это вон Святогор - настоящий богатырь. Захочет наковальню, которую Славик с места едва сдвинет, да и то пупок порвет... хорошо, если только пупок... закинет к небушку, к птичкам. А мечей да копий у него сколько? Так он, поди, еще всем и биться может! У такого хоть всю силу отбери - все одно богатырь! А он то, Славик из Дырдищ, куда, ну? Прибавилось чуть в плечах, руки ни в одну старую рубаху не полезут и чего? И все. Где его правда? Святогор за правду-матку и постоять, и полежать, и морду набить кому следует, и сирых-убогих пожалеть еще... иль наоборот: сирым-убогим набить, кого надо пожалеть? Вон, даже это думать - не передумать! Э-эх, Слава!
   Хотя... Святогор братом кличет. Конь у него - Огонь! А в спутниках - Баюнова родня, тоже не хвост коровий. А он сам с Бабой Ягой квасы попивал, с Боровиком - Царем Грибов о жизни говаривал!
   Славик было возгордился чуть, но тут славному путешествию пришел конец. Конь-Огонь по своему обыкновению прекратил извергать огонь и встал, как лежачий камень. Добр молодец перелетел через конскую голову и приземлился аккурат в начинающееся болото. Тухлая вода вмиг отрезвила: герой-герой, тока с дырой! Из под Славика фырча выкарабкался Михрютка, зеленый, в тине. Огонек счастливо показал крупные желтые зубы.
   - Приехали? - спросил Славик на всякий случай.
   Оказывается и впрямь приехали.
   Первым делом расседлали Огонька, тот не отдыхая запросился на волю.
   - Скачи богатырский конь, - Слава протянул ему пареной репы. Конь принял угощение мягкими губами, красный глаз моргнул: если чего тут - только позови! Затем всхрапнул, вскинулся, красуясь, на дыбы, заржал и понесся прочь, гулять по зеленым лугам.
   - Эх Михрютка, вот мы и опять вдвоем, - поглядев вслед коню молвил Славик. - Опять нас кто нить обижать кинется, да?
   Мокрый внук Баюна нерадостно мяукнул, продолжая вылизывать шерстку.
   После такой скачки не мешало отдохнуть, посему найдя сухое местечко добр молодец завалился спать, стянув с себя мокрую одежду и развесив ее по кустам сушиться. Кругом стояла утренняя болотная тишь. Недалекий бор густо зеленел направу сторону. По другую руку росли чахлые ракитовы кусты. Солнце едва-едва вылезло из-за далекого невидимого виднокрая. В общем спи, ежели спиться. Ну и если дадут комары.
   Михрютка походил-походил, пофырчал-пофырчал и сел караулить - судьба такая!
  
  
   Проснувшись Славик потянулся: хорошо! Кусты густой тенью укрывали от солнышка, лучшего места для отдыха не придумать. Молодец сел и оглянулся. В траве рядом весело белели останки неведомого витязя, судя по ржавым кольчуге и мечу. Бесплотные челюсти нехорошо улыбались, из глазницы выполз черный жук, расправив крылья он улетел прочь, отдохнувший от суеты жизни. Скелет невзначай, словно бы нехотя, напоминал своим безмолвным ничегонеделаньем: не ты первый, не ты последний. Чего колотиться то, ляг, отдохни и послушай, что я скажу.
   Славик подскочил и стал одеваться как можно быстрее, благо одежда успела высохнуть.
   - Я бы полежал, мне чо, мне нетрудно...э-э-э...славный воин. Но, - Славик цыкнул, - Делы-делы, панимашь.
   Славный воин равнодушно глядел на него.
   Опоясавшись мечом Славик отыскал похрапывающего Михрютку и двинулся направо, обходя заповедное болото округ, а вдруг наладил кто тропку в самую глубь. Под ногами чавкало, порой добрые сапоги проваливались до самых горловин в жидкую грязь, однако обращать на такие мелочи внимание Славик не обращал. Глаза зорко оглядывали унылую местность, ловя каждое движение, уши вслушивались в каждый хруст, или там чавк.
   Но окромя лягушек и промелькнувшего разок болотника, мелкого и невзрачного, более ничего не происходило. Лес, кривой и темный от болотных испарений, окружал зеленое, с черными проплешинами воды в разрывах, болото; редкие кусты словно волосы на лысине плохо пытались выглядеть густыми.
   По подсчетам выходило - до Иван Купалы оставалось два дня. Лезть в болото сломя голову Славик не собирался, но время поджимало. "Мне б сейчас сапоги-скороходы", - мечтал он - "Я б как скакнул в самую середку, стырил цвет и обратно!"
   Ага, а там яма полная дерьма! - ехидно сказал противный голосок.
   - Это кто говорит? - грозно спросил молодец.
   Я, - ответил тот же голос.
   - Кто эт, я? - нахмурился Славик. - Выходи, чего прячешься?
   Если я выйду, ты, Слава, совсем дурачком сделаешься!
   - Чего эт?
   Да вот того! Я, понимаешь, твой здравый смысл.
   - Мой? Смысл? - удивился Славик. Отродясь за собой такого не замечал. - А почто вылез то?
   Пропадешь ты, а я то за что с тобой?!
   - А чего эт я пропаду?
   Вот заладил чего, чего! - рассердился здравый смысл. - Себя то послушай дубина стоеросовая! Скакнул бы, перескакнул. Не зная брода гуляй мимо, не фига и соваться ни во что!
   - А чего делать то?
   Здравый смысл застонал: Не, ты скажи, ты вправду дурак или прикидываешься хорошо?
   - Сам ты дурак! - разобиделся вдруг Славик. - Залазь обратно где сидел, и не лезь пока не попросят!
   Вот и залезу!!!
   - Вот и залазь!
   Здравый смысл замолк. Славик запоздало, долго еще думал, чего эт вдруг вылез именно сейчас-то? Но в болото лезть передумал окончательно.
   Вместо этого присел на первом попавшемся поваленном старостью дереве и спросил:
   - Чего ж нам правда делать то? А, Михрютка?
   Михрютка проснулся, заурчал потягиваясь. Спрыгнул на землю, пошел было, осторожно выбирая куда наступить, вдруг отпрыгнул обратно, фырча как на собаку. Славик заглянул под корягу, откуда тут собаки? Мелькнули в глубине подкоряжья зеленоватые глазки.
   - Эге! Ну-ка вылазь, - позвал молодец. - Вылазь, все одно вижу. Вылазь, говорю, а то ткну палкой окривеешь!
   - И этот ткнуть. Тыкач нашелся, - из под коряги выбрался древний обросший мхом подкоряжник, сам похожий на чурбачок с руками-ногами. Одна сторона его выглядела так, словно подкоряжника какое-то время использовали вместо дров в костре. Глазки нечисти излучали печаль. - Чево надо? Ткун, тоже мне...
   - Ты чо злой какой? - попрекнул Славик. - Тебя как зовут?
   - Ага, нашел дурака, - огрызнулся чурбачок. - Скажи ему имя, а он потом заставит выводить из болота, угрожать...
   Подкоряжник покачнулся и скрипнул...зубами?..не, деревянными деснами.
   - Плохо? - спросил молодец.
   - А то ты меня б увидел, будь мне хорошо! - ответил нечисть. - Чево звал? Спрашивай и вали.
   - Да ладно ты, чего случилось, может помочь чем?
   - Такой поможет... - подкоряжник покачнулся, глазки его закатились. Словно трухлявое полено подкоряжник рухнул, скрипя, на земь.
   Коли вызвался быть богатырем - будь! Как Святогор говорил: и беречь и помогать. А хоть и нечисти. Славик поднял обморочного на руки. Как такому помочь-то?
   - А ты уголья срежь, да мху на раны положи! - подсказал кто-то.
   Добр молодец огляделся. Опять чтоль этот...здоровый смысл? Никого вроде кругом. Но совет похоже дельный, принять такой не грех и не стыд. Пока болотный чурбачок и был ровно чурбачок, ловко обстругал его мечом Славик от горелого, насобирал мху, как показалось, самого лучшего: вонючего и цветом...ну как...это...в общем. Оторвав от рубахи длинный лоскут, примотал мох к срезам. Поискал глазам: на трухлявой кривой березе, чудом выросшей на болоте, обнаружил древесный гриб - чагу. Оторвал и приложил подкоряжнику на лоб.
   Расправил плечи, ну знахарь-знахарем, ведун-ведуном, волхв-волхвом!
   Глаза у болотного приоткрылись, распахнулись, завращались в недоумении.
   - Как это?
   - Лучше? - поинтересовался Славик. - Лежи!
   Окрик вышел не хуже чем у какого знахаря, хоть гордись.
   - Почти совсем не больно, - ответил изумленный нечисть.
   - Как же ты в огонь полез? Не видал чтоль? Мы вон с Михрюткой и то стороной обходим, костерки махонькие совсем жгем, боимся.
   Михрютка согласно мяукнул, мы-де боимся почище темноты, а в темноте - вообще писаемся.
   - Да нет, я это... - подкоряжник рассказал, что случилось с ним давешней ночью.
   Налетели вроде черные, в плащах с накидками на головы. Сопят, балакают не по здешнему. Только один с трудом, совсем плохо проговорил что-то. Стали жечь-пытать, убежать бы, да не тут то было: колдуны оказались, словили заклятьем черным - ни рукой, ни ногой. И стали выпытывать про Царя Папо...
   Подкоряжник осекся и закрыл ручками рот. Проболтался! Славик успокаивающе махнул рукой: ладно, знаем.
   - Значит ненашинские, говоришь. И узнать хотели как пробраться к цветку заповеднейшему. Ага, - задумался молодец. - Значит пытали даже. Мдя, дела...
   - Только я им ничего не сказал, - затараторил болотный житель, - Ничего-ничего, ничегошеньки!
   - Правильно, что не сказал, - похвалил Славик. - Только ты в следующий раз прячься получше, особенно когда чужого видишь.
   - Так ты мне тоже поначалу совсем своим не показался, - признался подкоряжник. - Совсем.
   - А теперя кажусь?
   - Да вроде свой...почти.
   - Вот и ладно. Лежи уж, поправляйся, а мне дальше. Делы. Важные. Пойдем Михрютыч.
   Отошли уже саженей на пятьдесят, когда подкоряжник догнал.
   - Стой. Скажи, что за дело. Может и я тебе помогу?
   - Поможешь? Я ведь не знаю твоего имени, зачем же ты помогать будешь?
   - А ты зачем помог?
   - Ну я...дело другое. Мне брат велел. Так и сказал: не поможешь кому, ухи поотвертаю! Вот я и боюсь. За ухи. Во! - объяснил Славик.
   - Ну и я...за ухи пусть. Я помогу!
   - Ежели смогу, - пробубнил молодец. - Ну ладно. Как мне найти Змею Белую?
   - Змею? - подкоряжник присел от страха.
   - Вот видишь? - вздохнул Слава. - А то помогу, помогу.
   И отправился дальше. Но через десяток шагов нечисть догнал опять.
   - Я...знаю, где можно найти Белую Змею, - проскрипел он. - Иди куда шел до трех дубов. Там она точно проползет. Только съест она тебя. Жалко.
   - Спасибо, помог! - обрадовался Славик. - А съест - не съест. Я ее может сам съем, не боись. Или вон котенку своему скормлю! Верно, Михрютка! Ты чагу меняй чаще и поправишься вмиг!
   - Меня Корей звать, - сказал подкоряжник.
   - А меня Славиком, - сказал Славик. - Из Дырдищ.
   Ободрено зачавкали дальше. Дубы показались уже в сумерках - три исполина возвышались над всем прочим. К несчастью между путниками и дубами пролилась топь, обходить которую по темноте приятного мало. А напрямик, так и вовсе его нет. Зато здесь-то было повыше, даже земля была твердой.
   - Заночуем, - решил молодец. - Утро вечера поновей, голова поумней.
   Михрютка согласно муркнул. В животах бурчало у обоих.
   После ужина у дарящего тепло костра они, вытянув ноги и лапы, предавались беседе, как и получается после еды в хорошей компании.
   - А какой он, папоротник? А?
   - Мр-р, - отвечал Михрютка.
   - Синий?! Врешь поди! - удивлялся Славик.
   - Мр!?
   - Почему не верю. Верю, странно только. Я помню Вове разик в глаз засветил. Тоже потом синий стал. Эх как там без меня?
   А и вправду, заметил кто-нибудь, кроме отца да матери, что нету его, Славика, славного парня. Плачут ли красны девицы из соседних деревень? Плачут ли седые старушки, утирают ли скупую настоящую слезу мужики? Ищут-кличут приди, вернись, все простим. Говорят ли каким хорошим он был парнем? Мол и помочь, и смастерить чего там, и побить кого надо и полюбить кого? Нет, решил Славик, может про последние два еще и вспомнит кто, а вот остальное, это он чересчур, конечно.
   - М-мыр?
   - А, прости, задумался, - вернулся к беседе Славик. - Думаешь смогем мы?
   - М-м-мр
   - Я сам не знаю, - вздохнул молодец, - Что то у нас с тобой больно уж гладко все пока выходит. И Баба Яга меня не съела, и коня брательник дал, а еще и силы у меня теперь вдвое. Где Змея поползет и то знаем. Ну скажи может так вести человекам? Даже пускай богатырям?
   -Мыр-р, - подумав, сказал кот.
   И они оба оказались правы.
   Заулюлюкало, заквакало на болоте. Зашлепали чьи то лапы по грязище, а в темноте вспыхнули гнилостным светом зеленоватые белесые глазищи. Много-много глаз. На самом краю света от костра заплясали темные покрытые вонючим илом тела, бледные как у лягух. Множество зубов зашлямкало в предвкушении свежей кровушки. Войско упырей пожаловало в гости.
   - Огня! - крикнул, вскакивая, Славик и сам бросил охапку сушняка в костер, ибо всем знамо: всякая нечисть огня боится хуже каленого железа!
   Зачавкало громче, но упыри временно отступили-отшатнулись.
   - Не ндравится! - крикнул Славик. - То-то!
   Сам себя молодец в душе клял последними словами, начиная с огородного растения и до самых известных матерей, хотя ясно-понятно нехорошо мамок, хоть и чужих, словами такими-то вот. Это ж как опростоволоситься - заночевать рядом с болотищем. Дурни, на что дурни, и то знают где болото, жди упырей. А здесь Царь-болото! Михрютка возбужденно скакал, шипя как котелок, вокруг костра.
   - Ты поберегись, - негромко сказал ему Славик. - В драку больно не лезь, если чего беги не оглядываясь!
   Хотя, пожалуй, и сам знал: внук Баюна лучше умрет гадкой смертью, чем бросит его. Так Михрютка, наверное, и профыркал.
   - Тогда держись поближе...
   И метнул одну головешку из костерка туда, где белесых буркал было побольше. Визг да противное кваканье показалось лучше песни на гуслях.
   - Счас еще вам кидану! - пообещал Славик в темноту и зашвырнул вторую головешку.
   Навалив в костер дров Славик бросился вслед за Михрюткой в дикий танец, показывая обидные жесты, приспуская штаны на заду и выкрикивая ругань. Не забывая время от времени угощать нечисть парой горящих веток.
   Бой был в самом, казалось, разгаре, когда молодец понял, что дрова уже кончились, а рассвет еще и не думал начинаться.
   - Эх, мать-перемать, - стукнуло в грудь, - Эх, еще б дровишек. Тогда бы поплясали!
   Последняя, тщательно, по сучку, собранная охапка веток отправилась в костер. Погибать, так при свете! Упырья орда шумела все громче, чуяли хмыри болотные - кончились дрова, не будет вскоре ненавистного огня, ждали и дождались!
   - Врешь, меня так просто не достать! - Славик приметил невдалеке сухое дерево без кроны, длинное, прямое, толщиной с ногу...
   - Дрын! - мелькнула мысль, чуть-чуть не запоздавшая.
   Он метнулся к дереву, с разбега ногой переломил его. Судя по крикам, упав оно погладило кому надо по уродливой безволосой голове.
   Подтащив дрын к костру Славик стал ждать, обламывая тонкие веточки и кидая в угасающее пламя по одной.
   - Братишка, похоже погибать нам сегодня, - промолвил он, сажая Михрютку на плечо. Михрютка молчал. - Хоть и неохота правда.
   И вот настал миг, костер вспыхнул последней сушинкой и превратился в горку жарких угольков.
   - Теперя держись! - Славик вглядывался в темноту, дрын лег на угольки. - Сейчас попрут!
   Болотная погань заорала пуще прежнего и кинулась к остывающему огню и теплому человеческому телу. Первые поспели как раз. Дрын вспыхнул и Славик, подхватив его за тонкий кончик, махнул округ себя, очерчивая огнем священное колесо Рода. Крики стали погромче: дрын сработал как следует. И молодец, с гиканьем, ринулся дубасить квакающих поганцев. Некоторое время огненный вихрь летал по окраине болота, молодецкие гики и вой огня заметно перекрывали хор орущих от страха и боли упырей. Ругань перекрывала точно. Разохотившись Слава хотел было поджечь лесок, но вовремя одумался, поняв: тогда точно придется прыгать в болото, а не то сгоришь. И так и так смерть верная да поганая. Хотя в огне, конечно... Бр-р-р-р!!!
   Великое дело - русский дрын. Сколько боев и войн выиграно им. Сколько раз отступая, без оружия, русские воины вдруг, словно вспомнив о чем то, хватались за длинные, прямые и не очень, дубины и гнали ими ворога до самых до границ. Один более-менее умелый дрынист мог побить хоть дюжину, хоть две. Даже великие богатыри порой не брезговали хвататься за первую попавшую под руку дубину (собственно, это и называется дрыном) и берегись тогда, не берегись противники, это один пень, все равно огребали по полной.
   Но даже дрыны иногда ломаются.
   Или сгорают.
   Дрын сгорел. Славик чуял, что покамест он еще внушает страх: с остатком дерева, тлеющем в руке. Но солнце еще далеко, а упыри, разозленные, голодные, вскорости опять кинутся. Молодец выхватил меч. Эх! Еще б уметь им маленько, вполовину хоть как брательник. Вот кого позвать бы! Сам же говорил: только кликни, если туго будет. А туго сейчас будет.
   Нет, решительно мотнул головой, нельзя сюда брата, он на земле проваливается по пояс, а тут по самую маковку уйдет. Нет ему сюда никак.
   Славик учуял, как что-то пытается прогрызть ему новый сапог и отмахнулся мечом наугад. Упырь крякнул. Следующий поганец получил головешкой в раззявленную пасть, а еще один булатом в живот, или чего там у них. А потом Славик уже и не помнил куда и кого он успел ударить. Холодные липкие и вонючие руки пытались хватать за уши, волосы, руки-ноги, он отмахивал их быстрыми движениями меча. В белесые глаза старательно тыкал деревяшкой, а коли получалось зарядить повыше глаз возможность не упускал. Через раз: то мечом, то "палицей". Силушка гуляла в могучих мускулах двойная, усталости пока не было.
   Михрютка раздирающе орал, оглушая заодно и Славу, но тот понимал - это через крик ярость выходит боевая. Да с таким ором они втрое сильней!
   Сильней-то сильней, но все же выходило повсему - проигрывать им. Молодец до последнего рубил и отмахивался, да усталость, с непривычки не иначе, наседала на него наравне с упырями. Пот пропитал рубаху и точил теперь ржой кольчугу. Меч весил если не гору, то полгоры точно.
   Славик вглядывался в отвратительные буркала, видел тыщи и тыщи клятых зенок, будто и не побил он их немногим меньше. Собрались, верно, со всего болота, жабье племя.
   Когда дело было уже совсем, второй раз за этот день раздался голос. Неожиданный, аж до прыжка, он посоветовал:
   - А не позвать ли Коня-Огня?
   Ну конечно же! Конь-то ОГОНЬ, кого как не его бояться нечисти болотной? Вмиг набрав вонючего воздуха поболе, Славик крикнул заветные слова:
   - Эгей! Конь-Огонь стань передо мной как лист перед травой! Обернись-оборо...тьфу, - выплюнул кривой палец, полезший было в рот, - ...тись, передо мною появись!
   Враз их с Михрюткой накрыла волна визжащей и квакающей премерзко нечисти. Кот со Славой яростно отпихивались, кусались и царапались как кошки, но вонючие, пахнущие тиной и гнилой рыбой все наседали и наседали, и вот уже смерть, гадкая да подлая нависла, кривые зубы готовы вцепиться в горло, в тугую жилу с кровью....
   Чу! Послышались громкое ржание и конский топот: Огонек мчался на помощь! Спасительное пламя с ревом вырывалось из нутра богатырского коня.
   Вопя ровно на пожаре упыри кинулись в болото, в спасительную гниль, отпихивая и топча друг друга. Нечисть, что взять.
   - Наша взяла! - прохрипел Славик. - Наша взяла, Михрютка!
   Внук славного мудростью Баюна, ободранный, без половины усов, весь облепленный мерзкой тиной и дурной упырьей кровью, радостно мяукал, встречая старого знакомого. Огонек подскакал и стал, пританцовывая, чтоб не гасить пламя совсем.
   Шатаясь, Славик поднялся и погладил грязными руками конячью шею.
   - Спасибо, друг! Век не забуду, от смерти гадливой спас.
   Огонек всхрапнул - да ладно, мне, чай, не впервой богатырев выручать!
   Так до утра и просидели вместе с конем: тот внушал упырям такой страх, что квакнуть боялись. Рассвет застал всех троих продрогшими, усталыми и счастливыми.
   - Здравствуй, ясно солнышко! - прокричал Славик. - Не чаял увидеть тебя еще разок, а теперя рад как кот сметане!
   Михрютка, вылизавшийся до блеска, мурчал, встречая огненный круг, а Огонек громко ржал, видно почуял родственную душу.
   Разожгли на старом месте костерок и хорошенько позавтракали, подъев нетронутые упырями припасы почти полностью.
   Дубы виднелись теперь очень хорошо, огромные, могучие, вековечные. От них веяло древностью и великой силой, словно сплелись в одном теле древний волхв и великий витязь. Топь пролегла от самых ног молодца до корней великих дерев. Бурая ряска затянула поверхность трясины, лишь торчат местами кочки, скользкие да ненадежные.
   Славик еще миг думал.
   - В обход? - спросил у Михрютки, да сам и ответил, - В обход.
   Огонек стукнул копытом.
   - Так ты с нами?! - не веря спросил Славик.
   Конь-Огонь всем видом показывал, что без него они и шагу не ступят.
   - Пойдем друг верный. Как же я рад!
   Конь вновь стукнул копытом - конь я или не конь?
   - Дык это еще лучше, - совсем обрадовался Славик, - Поехали!
   Дорога на Огоньке получилась веселая и недолгая. Будто враз поняв сладость жизни Славик дрыгал ногами, пел песни и врал коню про давешнюю битву. За тем и не заметили, как дубы встали перед ними во всю мощь, глазом не успели моргнуть и вот они...
   Листья на дубах были словно лопухи на огороде деда Бодая - во всю молодецкую спину.
   - Ты погуляй где нить тут поблизости, попасись, - объяснил Огоньку молодец. - Чтоб значица не маячить на виду. А мы с Михрюткой в засаде заляжем, бдить или бзд...не, лучше бдить будем! Но ты далеко не заходи, услышишь клич, спеши опять на выручку, ладно? Постоим за честь земли нашенской!
   Удобная засада - мечта любого разбойника. Такая, чтоб и лежать и видеть все, да еще б комары не доставали, а лучше всего чтоб поспать можно было. Славик обошел все кусты кругом, заглянул во все канавки и пучки густой травы. Такого места не попалось. Лежать в засаде на болоте - хуже не придумать, развеж где-нибудь в пожаре, или в снегу зимой.
   "А дубы на что?" - возмутилось что то внутри. Вот ведь! То, что надо! И как это раньше не замечалось?
   Подумать оказалось на сей раз проще, чем сделать. Волотовские дубы они на то и волотовские что бы ветки у них были повыше, чем у обычных столетних великанов. Правда, как говорил дед Бадай, по деревьям лазать дело дурное, а дурное дело хитрым не бывает - лезь и лезь.
   Вскоре, устроившись в развилке, Славик с толикой страха глядел вниз, слазить было завтра намного страшнее. "А, - подумалось ему, - там разберемся. Богатыри мы али нет?!".
   Михрютка отправился полазить по могучему дереву, мявкнув, что недолго.
   - Ты смотри там, не заблудись, - напутствовал кота Славик. Крона дуба казалась чащобой, того и гляди, заплутаешь.
   Время тянулось медленно, а лучше всего не замечать его - петь. В голову лезли все больше колыбельные, и молодец принялся негромко напевать:
   Баю баюшки баю,
   Не ложися на краю,
   А то к стенке ляжет брат -
   Тя ногами запинат...
  
  
   Вой, разбудивший Славика, шел прямо изнутри, из желудка. Темень стояла - хоть глаз коли. На плече посапывал Михрютка, и Славик, ощупав корявую кору под собой припомнил, что они залезли на дуб, вроде бы в засаду.
   - Эй! - негромко позвал он. - Просыпайся, сторож! Тоже мне.
   - Муррр?
   - Да я, тута...
   - Мр?
   - Да ладно, вдруг проползла уже?
   - Мр-р-р!
   Вдруг где-то далеко внизу зашуршало, зашелестело, затопало. До Славика донеслись обрывки слов на непонятном языке. Тот же язык, как у зеленорожих, что напали на него по пути к Святогору! Видно мало наваляли им в тот раз. Славик хотел было спуститься да продолжить, только высоко уж очень слазить, да еще в темноте. Михрютка зашипел.
   Раз уж взялся лежать в засаде - лежи до самого последнего. Вот если на уши совсем наступают, тогда понятно: вставай или вылазь там. Только досюда навряд ли кто полезет, подумалось Славику. А зря.
   Пониже, чем лежали, затаясь, славен молодец и внук Баюна, заскребло, заругалось и совсем сразу стало понятно: кто-то лезет прямо к ним. Радоваться особенно не приходилось, правда и печалиться не к чему. Славик, стараясь не шуметь, уселся поудобнее, подрыгал чуть ногами для привычки, и вгляделся в беспросветную темень. "Кто повыше, тот и прав" - пришла на ум стародавняя поговорка. Правда эт про курятник, но видно и для людей бывает годной.
   Михрютка фыркнул и выпустил коготки, Славик болезненно охнул, и вполне доверяя товарищу, дрыгнул ногами в разные стороны. Правая попала в твердое, там от неожиданности вскрикнуло, потом затрещали обламывающиеся сучки, а уж потом далеко внизу о землю чмокнуло. Сразу там же, у земли, заругалось, захлюпало. Славик думал было свистануть по-молодецки, но заленился - вот еще!
   Михрютка, сделав свое дело, довольно заурчал и прилег у Славы на плече. Пришлось почесать ему мягкий животик - больше делать все одно нечего: темнота хочешь так смотри, хочешь глаза закрой!
   Снизу больше не лезли; Славик начал было уже задремывать по новой, как время пошло самое заполночь. Ночные птицы ухнули пострашнее и затихли, болото, хлюпающее незнамо чем в темноте успокоилось, и даже ветер перестал трепать листья и заросли камышей. От наступившей вмиг тишины страшно становилось не на шутку.
   - Не боись, - прошептал Славик, то ли себе, то ли котенку, - Мы ж богатыри, нас трогать себе дороже встанет.
   Но на всякий случай подтянул ноги поближе, а то в темноте мало ли чего случается. Рассказывай потом кому, что ноги две было.
   Когда тишины минуло, наверное, полвека, раздался звук, словно по камышам тащили неслабое бревно. Или дерево, да еще вершинкой вперед.. Только это было не оно, догадался Слава, это ползла Белая Змея - Хозяйка всех кладов, хоть об заклад бейся. А уж когда снизу пошел мертвяще белесый, наподобие лунного, свет, а по коре дуба шуршнули чешуйки, да так, что Славик чуть не слетел со своей ветки, можно было и не биться об заклад, а прямо так и говорить - она, Змеюка, ползет!
   - Ого, лезет! - прошептал Славик и попытался пригладить вскочившие волосы. - А как бы и нам теперича того, вниз бы, а?
   - Мурр!
   - Ага так прям и прыгнешь, - Славик во все глаза смотрел за светом - тот уползал в болото. - Вот ясен-красен!
   Как правило, когда счастья особого нет, то приходит на его место несчастье. И говорят тогда: не было бы счастья, да несчастье помогло. Можно даже сказать - выручило. В носу зачесалось...
   А-а-а-п-пч-хи-и-и! Славик крутнулся на ветке, не удержавшись, взмахнул руками-ногами, заорал дико и полетел в темноту.
   А тут и счастье его вернулось. Без счастья убился бы точно, а так только приложился крепко, до зеленых огоньков в глазах. Земля была твердая и сырая, но вставать с нее сразу не хотелось. Славик полежал чуть, собираясь с силами. Рядом с ним зажглось два ярких желтых глаза.
   - Муррррр?
   - Тебе хорошо говорить, - ответил Славик внуку Баюна, - А я чуть зеленых человечков рядышком не увидал, только мельком.
   - Мур!
   Славик вскочил, будто ошпаренный. Змеюка уходит, а он разлегся, как с дуба рухнувший! Нашарил в темноте Михрютку, посадил на плечо и зашагал на далекий уже свет, шедший прямиком из болота. Внизу оказалось светлее, чем виделось с дуба. Отсвечивала вода, зеленели гнилушки. Рассказывали, что и не деревяшки это вовсе, а кости, что полежав в болоте, сами зеленели и начинали светиться. Раньше иногда Славика это немножко даже пугало. Теперь он думал только - как бы не утопнуть или не потерять в темнотище змею.
   Под ногами чавкало, но ожидаемого холода от воды Слава не чувствовал. Странно, в болоте чтоб без воды? А где странно там настоящему мужику надо рукой пощупать. Славик напряг глаза и опустил вниз руку. Рука наткнулась на густой кисель, молодец торопливо отдернул, обтер о штанину, потом попробовал еще разок, подальше, в сторонке. Вот там была холодильная вода. Славик проверил ногой: где стоял было хоть и скользко, но вроде почти твердо, а шагом правее плескалась болотная вода. Так же было и слева.
   Вот попал, так попал! Славик обрадовано зашагал дальше. Эдак теперь не собъешься. На самый след змеиный попал! Проползла гадина огроменная, да такая старая да ядовитая, что даже вода свернулась и прокисла, навроде сметаны - шагай себе и шагай, как по тропе.
   Замечтавшись, добр молодец опустил ногу ... и ухнул в болото.
   Обратно на змеюков след вылезли споро, но промокнуть и пропитаться вонючей жижей успели "до самых", да еще в "киселе" дрянском перемазались. Настроение упало, но мокро - не смертно, пошли дальше. Вглядываясь до ломоты в глазах, осторожно нащупывая куда шагнуть. "Эх, палку бы какую!", - подумал Славик - "Или дрын послабже". Палкой оно конечно - тыкай перед собой, твердо - ступай, жидко - дальше тычь. Хорошо еще Михрютка перебрался на голову, устроился, вцепившись немыслимо как в волосы, и смотрел вперед, чтоб сдуру еще на змеюку не выскочить.
   По сторонам они, конечно, не глядели, а ежели б глядели, то наверняка увидели б, как наблюдают за ними глаза. Всякие: и зеленые, круглые, большие, словно блюдца; и желтые, чисто кошачьи, если б не три зараз; и красные - точками да угольками, и вовсе непонятно какие.
   Ну и правильно, такое увидишь, не то, что дальше, обратно не захочешь идти.
   А глаз становилось все больше и больше.
   След петлял, как и у всяких ужей там: то налево, то наоборот - направо.
   Когда всяческих буркал было уже что звезд на небе, ступили, наконец, богатыри вновь на твердую землю. За спиной сомкнулся, оставив только неширокую просеку, камыш, высотой, наверное, с добрую сосну.
   Славик распрямился, хрустнул спиной и огляделся округ. Светало, будто к утру, или еще чего, но вокруг было почти все видно: непролазный ранее камыш позади, заросли чертополоха впереди и дремучий лес за ними. След от Белой Змеи вел прямиком туда. Славик ссадил с головы на руку Михрютку и посмотрел коту в глаза.
   - Ну, дальше, чтоль пойдем? Иль подождем чего?
   По глазам выходило - идти дальше, потому как ждать - нечего.
   В чертополохе хрюкало, топоталось по-ежиному, и, похоже, тихонько бранилось. Славик недоверчиво морщился: всяко известно чертополох ни одна нечисть не переносит, чего дурить-стращать?!
   В лес входить не хотелось вовсе: там наверняка водится какое-нить чудо-юдо. Особливо в таком вот, дремучем да неизвестном. А в этом, тут уж совсем точно.
   "Э-эх, а бабке заливал, что чуды в одну сторону, юды в другую", - постыдил сам себя Славик. И отправился дальше.
   В лесу ухало по-совиному, плошками светились совячьи же глаза.
   На счастье, сбиться со змеиного следа было тяжело - он вдруг выпрямился, будто торная дорога. Деревья опасливо стояли по бокам.
   А далеко впереди светило ярко, словно днем. Свет, правда, был каким-то упырячьим, то есть синим. Может, конечно, там и есть мир упырий, только что ж тогда прошлой ночью было? Просто окраинка?
   Конечно, если посудить, то миру такому, нечистому, самое место там и быть. Кругом болотища, трясинища, они это дело страсть как любят. Хотя с другой стороны: змея ползла туда? Ползла. А вот, к примеру, если уж в болото ползет, ляги бегут оттуда? Бегут. Значит не должно быть там упырячьему царству, потому как лягухи и эти одного, вроде бы, роду-племени.
   Эх, сюда б Чучундру. Давешнего знакомца. Он мигом бы разузнал что, откуда, как никак свой, не то что...
   Михрютка на плече встрепенулся и замер. Светло было: Славик видел как котенок шевелит усами, нюхая воздух. Молодец попробовал наугад тоже нюхнуть, только ничего нового не унюхал.
   - Что? - переспросил он, но внук Баюна словно не слышал: смотрел пристально вперед и сопел носом.
   Славно дело - в поле, а тут никому не видать, решил Славик, опустился на корячки и потихоньку двинул дальше, вытянув шею и тараща глаза.
   Тут-то лес и закончился.
   А впереди, прямо там, куда полз молодец, раскинулась широкая поляна, вся залитая синим, искрящимся светом. Что росло на ней - было непонятно, а непонятно было от того, что росло точно в середине. В синем свете куст был почти черным, пять сажен высотой. Множество одинаковых листочков усеивали его длинные ветки, а на самой на вершине цвел цвет такой красоты, что перебивало дыхание. Синий, светящийся изнутри, заливал цветок своим сиянием и поляну, и лес, и болота. Это цвел Царь-Папоротник!
   Вокруг цветка обернулась гигантская молочно-белая Змея, сжимая драгоценность в своих кольцах. Голова мерно раскачивалась около самого цвета.
   Славик поспешно брякнулся на пузо. Вот оно, Диво-дивное, Чудо чудное! Такое увидать, и помереть не жалко! Такое рассказать - все о зависти поумирают!
   - Во! - зашипел в восторге Славик. - Не, ты видел?! Не, скажи, видел?
   Михрютка продолжал настороженно нюхать воздух.
   - Вот он, цветок! Во-о-о! Не-е-е! Во-о-о! - Славу переполняли чувства.
   Он уже видел себя вскакивающим, бросающимся прямо за цветком, срывающим его под носом у гада, вмиг становящимся знатоком всяких кладов и сокровищ. Мечты уводили его все дальше и дальше...
   - Мяу! - в ухо мявкнуло, Славик вздрогнул и очнулся. Зеленые глаза смотрели прямо ему в лицо, словно из-под нахмуренных бровей.
   - Ну да, дело, помню, чего ты, - забормотал пристыженный Слава. - Только как теперя? А?
   Долголь-коротколь, далече-неближе - это только в сказках. А вот в былинах, про богатырей, все вдруг и сразу.
   Внук Баюна жалобно муркнул и прижался к Славику, а уж волосы дыбом встали у обоих.
   Загукало и завыло округ, затряслась земля, вспыхнула тьма-тьмущая глаз али буркал всяческих, заскрипели старые пеньки - болотного Царька соглядатаи. Змея зашипела так, что ветер поднялся, наподобие, как перед грозой.
   - Чужаки, чужаки, чужаки!!! - слышалось отовсюду, отражалось страшным эхом от кривых деревьев.
   Позади послышались гулкие шаги и частое скрипенье.
   "Вот оно, главное Юдо! Чичась оно меня..." - подумалось в голове, а ноги уже сами несли Славу вперед: авось, впереди не так страшно! Михрютка, зацепившись передними коготками за кольчугу, мужественно заорал, задние ноги котенка трепыхались по ветру.
   Славик на бегу подхватил товарища и прижал к плечу покрепче.
   - Держись Михрютыч!
   - Травы сорви, руки обожгешь! - отозвалось вроде как ему. Думать придется после, решил Славик, удивляться еще позже. Не останавливаясь, нагнулся и хватанул обеими руками полные горсти сочной травы.
   Вокруг гудело и шумело пуще прежнего, но Слава не отрываясь смотрел на Волшебный Цветок. Только б сорвать его!
   Змеюка, как это не странно смотрела вовсе в другую сторону, ну так и не жалко вовсе, не такой он и красивый, чтоб на его всякие зыркали.
   Он стрелой метнулся к синему цвету...
   В поле чистом, под небом ясным конечно и видать лучше, и вообще осрамиться неудобно, а тут... Всякое может случиться в такую ночь в таком месте...
   Нога зацепилась за что-то невидимое, Слава разинул рот и полетел наземь. Брякнулся так, что будь как раньше, не богатырской силы, лежал бы и хватал невинный воздух. А теперя только хватанул ртом травы, проглотил от такого дела пук, сочный и горький - лошадям и коровам наверняка самое то, перекувырнулся через голову, вскочил на ноги и побежал дальше.
   Царь-Папоротник оказался даже больше чем виделось, а змеюкины кольца - толщиной с пивные бочки у корчмаря Пашкана.
   Вот довелось бы думать, все! Разве на такую высоту залезешь, да еще с пучками травы в руках? Аль такую гадину хоть пальчиком тронешь, даже и дохлую вовсе?
   Слава с разбега заскочил на первый оборот длинного змеиного туловища, вторым прыжком - на второй, повыше, а уж третьим (эк, как ладно вышло, прямо таки и третьим!) сиганул прямо на Папоротник.
   Три - ведовское число. Как говорят - три богатыря, три медведя, три будет дыра... хотя... Ну как бы то ни было, а воинам и сказителям оно завсегда помогало. Три раза бился богатырь со Змеем Горынычем, три головы у него посрубал, три дня потом пир был на весь мир, три дня - опохмел. А уж кощунники без такого числа вовсе вывелись бы: там же как, ежели не знаешь о чем речь, говори, что, мол, первый раз было вот что, второй - то вот, а уж третий раз! Кто хочешь тут придумает, что надо!
   Конечно, есть еще волховские числа семь, девять и двенадцать, но тут ни у кого терпения не хватит: до такого пока досчитаешь...
   Полетел добр молодец и друг его верный к великому Царю-Папоротнику прямиком в самое сине. Руки Славик вытянул вперед, чтоб, значит сразу рвать, не думая. А думать надо будет, потом что делать с этаким добром, как нести его к Яге?
   Белая Змея, даром что знает все о кладах, только теперь, похоже, заметила будущих похитителей. Безволосая голова, похожая на телегу, повернулась и темные на белесом глаза уставились на Славика. Делать нечего, Славик собрался с духом и высунул язык. Гадина тоже стрельнула своим раздвоенным. Больше добр молодец сделать ничего не успел и врезался в горящий синим Цвет. Ну конечно, не то чтоб прям в него, тут в общем-то летать лучше надо было, но так сказать ровно на один рост пониже.
   Славик засунул прикушенный язык в рот и полез по качающемуся стеблю наверх. Михрютка, каким-то чудом не свалившийся в этакой кутерьме, подпрыгивал на плече. Правда, осторожно, чтоб не соскользнуть.
   Между тем, понизу началась настоящая заварушка. До ушей донеслась ставшая чуть не привычной каркающая речь, кою слышал ужо два раза: по пути к брательнику и по пути же...сюда!
   Забурлила, заквакала, отвечая чужому языку упырячья, совсем можно сказать родная речь. И так они не пришлись друг к другу, так сшиблись, наскакивая и перебивая, что Славик не удивился, услышав между ними звякание метала, свист кистеней и гудение раскручиваемых боевых топоров.
   - Ого! Михрютыч, дело то совсем...того! - крикнул он и полез быстрее. Стебель хоть и был, что добрая сосна, качался все равно по-травяному. Добро еще, что листочки у Царя были как у обычного папоротника - лесенкой. Славик долез до верху, сощурился, вглядываясь в чудесную синеву и вздохнул полной грудью.
   В голове закружило-завертело, замелькали цветные пятна и Слава враз увидал, что на поляне была спрятана дюжина-другая старинных кладов, с прогнившими сундучками, глиняными горшками, потрескавшимися от времени, или просто закопанными в сыру землю золотыми слитками. Почти с каждым рядом примостилось несколько тоже подгнивших или потрескавшихся скелетов. Одни были спрятаны давно и успели уйти глубоко в болото, другие лежали совсем рядом - копни и клад в руках. Еще видел Славик, что внизу битва шла не только простым оружием, но и вовсе древним, могучим и драгоценным. Также понял молодец: ежели содрать с Белой Змеи ее шкуру, то точно быть самое малое князем!
   Тут стебель знатно тряхнуло. Славик очнулся от действия чар Цвета и вцепился в листья. Второй удар обрушился вслед за первым, сотрясая Царь-Папоротник до самых его дальних корней.
   "Рви! Чего медлишь?"
   И впрямь, чего?
   Славик на всякий случай проверил, есть ли трава в ладонях, и схватился за цветок. В руки словно пустили раскаленное железо, или может живой мороз, эт он не понял. Но, уж взялся - держи! Это по богатыревски! Наверное.
   Оторвать цветок, цепляясь за содрогающийся под ударами стебель только ногами, когда тебе пытается отжечь насовсем (али отморозить, все одно неприятно) руки, оказалось намного сложнее, чем Славик себе представлял. К тому же оказалось, что трава-травой, сосны-соснами, а Царь-Папоротник по крепости напоминал не то булатную сталь, не то пятисотлетний мореный, а на всяк случай еще и колдовской, дуб.
   - Не идет! - пожаловался неизвестно кому Славик.
   Бой тем временем, внизу разгорался все нешуточней и поучительней. Видимо нечисть поняла: что-то не так и спешила теперя на поляну. На миг Славик опустил глаза и увидал, что колдунская пустошь полным-полна отсвечивающих синим зенок да буркал с моргалами. Только под самым Папоротником темным пятном пульсировала драка. Молодец взглянул на Змею, что застыла недвижимо, вглядываясь куда-то мимо всего. Взглянуть туда Славик не поторопился, а тут вдруг понял, что так стучит в стебель, раскачивая его. Топор! Внизу хотели срубить Царя-Папоротника! А срубив, оттяпать Цвет, и заодно и рядышком чего-нить: например, можно попасть по чьей-нибудь головушке!
   А ведь Яга говорила: сорви раньше всех и чтобы никто не успел даже понюхать! А тут понюхают, так понюхают.
   Хотя, ежели б не Цвет, то можно было б и слезть, посмотреть на этих лесников. Птицу видно по полету, а человека по помету. Не, наоборот. Вот бы эти дровосеки у него налетались!
   Всяко-провсяко крутится в голове, стукаясь о стенки черепа, да только не все вовремя попадает куда там нужно. Но видно и впрямь к богатырям природа неравнодушна. Славик хотел было обругать себя, только вовремя спохватился - в этаком месте, пожалуй, скажешь, потом до конца жизни или мекать будешь или еще похуже себе нажелаешь. Нож! Ножик ему брательник какой подарил, а он руками драть, как полынь!
   Тот сам лег удобной рукояткой в руку. Славик лихо замахнулся и резанул по стеблю, едва не отхватив заодно и себе с полруки.
   Ярко вспыхнул красный камушек в самом оконечьи рукояти, так ярко, что затмил на миг синеву колдовского Цвета. Понизу завопило стократ, Царь-Папоротник сотряс могучий, будто мамоновский, удар, Славик выронил жгучий цветок, срезанный ровно, как косой, все-таки ругнулся и полетел вниз. Михрютка оттолкнулся от плеча и прыгнул прямо на Цвет.
   У самых древних и могучих богатырей родилось, видимо, такое: сам пропадай, а товарища выручай!
   - Держись, Баюнов ты сын, - заорал молодец и врезался в жесткое и жилистое нечто.
   Врезаться-то врезался, но в тот же миг, не обращая внимания ни на что, цапнул рукой, выхватил мягкого котенка из недоброй темноты вокруг.
   Михрютка, даром что внук Баюна, заорал как обычный кот, ежели тому хвост лавкой прищемить, а только - видать кровя, никуда не денешь - вцепился в цвет ровно клещ. Так их Славик и вытащил обоих.
   На удивление Славы падать дальше они не стали, а мягко спружинив, подлетели опять вверх. Пролетев таким макаром немного в сторону они вновь принялись падать. Славик, не теряя времени, оторвал Цвет-то от коготочков своего кота, закинул Михрютку на плечо, а волшебный цветок бесцеремонно запихал под кольчугу. Там немедленно вспыхнуло, словно сыпанул Славик себе за пазуху горсть углей.
   Опускался Слава уже ногами, как и положено, вниз. В наступившей темноте - Цвет уже не освещал поляну - ждали жадные и нетерпеливые руки, лапы, когти. Как только добр молодец почуял, что за ноги пытаются хватать, он начал по-конячьи лягаться. Долбанув кого-то особенно удачно, Славик понял, что они вновь летят к небу.
   Чудно! Иногда в мечтах, конечно, Славик видал себя летящим птицей, посматривающим на мир-землю сверху, наблюдающим моря-реки, леса-буераки, горы-долы и все остальное. Но в мечтах вовсе не было темноты, ждущей внизу наверняка смерти, костра под рубахой... А все одно дух захватывало и хотелось замахать руками и закукарекать.
   Теперь Слава, опускаясь, пожимал ноги, и едва их пытались схватить - резко выпрямлял. Пятки стукались о шумящую темноту, и молодец взмывал ввысь. Так, двигаясь словно ляга, скакал Славик к краю поляны.
   В это время очнулась Белая Змея. Зашипела, поднялся ветер и понес скачущего молодца втрое быстрей. Змеюка замолкла и ринулась в погоню.
   Славик, даром что ничегошеньки не понимал, быстренько докумекал, что до леса он, конечно, ничего, доскачет. А вот уж там запутается в ветках, тут то змея его и настигнет. А биться с такой гадиной - похуже всякого Цвета под рубахой. Или она его сожрет сразу, или подоспеет остальная нечисть и подмогнет. Сожрать, ясен-красен.
   Странная летучесть не проходила, а, похоже было, даже усиливалась. Славик допрыгал до темного леса, отталкиваясь от рук с когтями, а когда получалось и от голов, и в последний (наверняка три раза по двенадцатый, во как!) раз сжался всем телом, поджал ноги к самым ушам и упал на землю, проваливаясь сквозь сеть грязных лап. Стукнувшись оземь, распрямился, выкинул ноги вниз и стрелою полетел бы к верхушкам темных деревьев, если б за волосы его не схватили чьи-то особенно ловкие пальцы. Волосы с треском вырвались из головы, и молодец, кувыркаясь, как колобок, понесся кверху, походя зарядив обидчику (или кому там попало?) кулаком.
   На сей раз Славик взлетел так, что и впрямь увидал под собой лесную чащобу. Михрютка, вцепившийся до самых костей в плечо жалобно мякал. Славик задрыгал руками и ногами, стремясь полететь, как в мечте, но от этого стал вращаться еще сильнее и непонятнее, ажно голова кругом пошла.
   - Конь-Огонь, дружище, выручай! - завопил молодец, и почудилось ему - кто-то совсем рядом прокричал те же слова. Но может, это было эхо?
   Ветерок, дующий над колдовским лесом, подхватил странное крутящееся и скулящее существо, и понес его над кронами к упырячьему болоту.
   А оттуда, из-за края леса, уже слышалось гордое ржание и трубное гудение раздуваемого пламени.
  
   Здесь можно было бы и оставить рассказ о походе молодца со спутниками его за волшебным Цветом для Бабы Яги, навроде и так уже всего наслучалось - врать-непереврать даже кощунникам. Ежели б не одно но - это только самое начало истории.
   А знать настал черед для другого сказа.
  

Сказ второй

  
   Эт только так говорят: как пришел, так и ушел. А бывает-то все не так совсем. Чаще всего случается что - ушел и красив и умен и деньгу какую-никакую с собой взял. А пришел - и без деньги, и с фингалом, ну не дурак ли?
   Выпадают, конечно, исключения...
  
   Прощанье вышло долгим. На радостях Яга забыла даже надрать ухи за выплеснутую воду живую, да за то, что разрослись после энтой водищи из-под крыльца лопухи с простынь размером. А уж когти у курицыных ног вымахали - ни в одни валенки не влезут. Так и пришлось лезть Славику под избу и подстричь их топором.
   - Вот ведь напасть какая! - удивился он, сорвав лопух.
   - Ничо, видал бы ты какой оттуда паучище вылазит, - успокоил его Чучундра, вмиг прискакавший к Яге, как только Слава за порог шагнул.
   Славик, хоть теперя и почти герой, все ж содрогнулся, представив страшилище.
   - Да не, он не то чтобы большой был, так с кулак, - сказал Чучундра, - Просто он синим был, в крапинку, как коровка.
   Славик опасливо посмотрел туда, откуда недавно выполз весь в паутине и сухих травинках, и больше решил туда не лазить.
   Само собой разумеется, встретила Баба Яга дорогого гостя с большой радостью, накормила, напоила, даже в баню не заставила идти. Бережно приняла Цвет, мятый но нисколько не потускневший и тут же припрятала в темный угол, в самый свой ведьминский хлам.
   - Надо будет его потом наговорами схоронить, да подальше где, ну эт тебе не следует знать! - сказала бабка, а Слава и не обиделся: ну не следует и не след!
   Потом Славик рассказывал о своих приключениях, привирая самую уж малость из-за нехватки фантазии. И так уж наворотил, шиш кто придумает. Старушка ахала, хваталась за сморщенный подбородок, такой же сушеной ручкой, и качала головой в особо интересных местах.
   - Никто не дотронулся, не принюхался к нему? - спросила один только разок Яга.
   - Тока вот он, - Славик кивнул на Михрютку, спящего кот-котом на колодце.
   - Эт не в счет, - обрадовалась старушка, - Эт пущай нюхат.
   Задал вопросик и Славик - про то как он летал. Старушка подумала и ответила так:
   - Там вокруг разной травищщи растет, может ты когда рот-то разевал, летай-травы как раз и хватанул - вот и подействовало!
   Наверное все таки и было, наверняка-то кто скажет?
   В общем, пива пролилось мало, больше было выпито - ну не три дня и там не на весь мир, но вполне достаточно. А тут и тоска по дому взяла свое.
   - Все бабушка, - сказал как-то Славик, - Пора мне. Лавки я тебе починил, крышу кое-где с Чучундрой подлатали, плетень подправили... Пора и честь знать, да домой идти. Везде хорошо, да только дома лучше.
   - Ой, Слава, - всплеснула ручками Яга, - и вправду пора тебе. Загостился ты у меня, а ведь тебя дома то скоро и искать начнут!
   - А чо, пока не искали, штоль? - спросил Славик.
   - Не, пока не искали, - ответил Чучундра, - Думают, ты в Вешняки пошел, на праздник иль к девкам. Зад тебе хотят пороть, когда воротишься.
   Славик досадливо вздохнул. Ну, ничего, вот дойдет домой, там посмотрит кто кому напорет, он еще поспрашивает своих "друганов верныих", что они про него набалаболили.
   - Эх, где теперя Конь-Огонь, вот повидать бы на прощанье, - сказал он и стал собираться.
   Облачился Славик в руруковскую кольчугу, опоясался мечом, так и не пригодившимся, хорошо хоть не потерялся где-нить в болоте. Повесил рядом волшебный (это уж точно!) нож с красными камушками, чье лезвие пропиталось соком самого Царя-Папоротника, обнялся с Ягой, пообещал наведаться, трижды обнялся с Чучундрой, погладил Михрютку по теплому животику, наобещал всего и всем, пожелал скорого свидания, здоровья, ясного неба, вкусного пива, подхватил свои корзины со свежими грибами - не иначе Чучундра насобирал с утреца - и затопал по тропинке, указанной Ягой.
   - Вот эта тропка до самого твоего дома доведет, а если надумаешь все-таки навестить старуху, запомни место, где из лесу выйдешь, да и топни потом там три раза: тропа вновь появится.
   Запоминать что делать Славик не стал - все одно бестолку, когда надо будет, может и припомнится. А место, откуда вышел, приметил, на всяк-провсяк, там и камень видный стоит, и сосна кривая, и дорога рядом. Только тропка, как сошел с нее молодец, вмиг пропала. Ведовская, поди, не в ухо пальцем.
  
  
   Само собой пороть никто никого не стал. Ясен-красен. У нас же как: если, скажем, пришел незнамо кто, в рванье, пьяный, а лучше еще и связанный, тогда конечно - такого чо не пороть. А когда молодой здоровый, как медведь, в блещущей ровно карпья чешуя броне, с мечом чуть не до земли, то...своего-то зачем?
   Едва показались родные Дырдищи, тут же вокруг Славика, гордо идущего, закружила ребятня. А где ребятня, там вскоре были и старики, потом молодежь, затем зрелые человеки. И, как водиться, не успел Слава ступить на родную улицу, как всяк уже знал: мол, вернулся не Славик, а великий и могучий воин Буряслав Непобедимый. И хоть не было его всего неделю, а успел за это время и врагов побить множество и в пирах неисчислимых поучаствовать. Даже самые упрямые и неверущие, завидев молодца, принимались уверять других, что, мол, так все и есть, сам слыхал. От кого? Дак от САМОГО!
   Никто никого пороть не стал.
   Слава, как положено воротившемуся витязю (во всех сказках так говорилось) поклонился отцу да матери и молвил:
   - Эт, в общем, я вот того, пришел, значит.
   В этакой кольчуге кто хочешь покажется красавцем, а ведь и в плечах стал Славик поздоровей и кудри стали виться как-то особенно и румянец играл на щеках. Мамка с батькой как увидали свого красавца вмиг позабывали заготовленные упреки и стыдобы, принялись обнимать, целовать прежде неразумное, а теперя возмужавшее чадо.
   Славик знай обнимался, но искоса посматривал по сторонам - все видят?
   Вечером пришлось, правда, кривя душой, и вспомнив многочисленные истории о богатырях сочинить почти на ходу замысловатую сказку о спасенной красе, что самому знатному боярину-богатырю Миловану Алексеевичу приходится двоюродной любимой сестрицей.
   - Эт какому такому Миловану Лексеичу? - въедливо переспросил дед Бадай.
   Славик ласково посмотрел на старого Бадая, помолчал, затем сокрушенно вздохнул. Тут всяк понял: стыдища не знать великого богатыря Милована! Больше вопросов не было.
   В истории жутко переплетались битвы с Чудами-Юдами, волшебные штучки, подвиги и леденящие подробности. Например, о драке на болоте с упырями Славик рассказал почти без вранья. О Бабе Яге врать не стал - зачем хорошего человека, тьфу, нечеловека, срамить? Правда и правды не сказал. Славик лихо закончил рассказ о последующем за спасением и возвратом великим походом за Черный Лес, в дружине славного витязя Йгурта сына Йгуртовича, когана степного государства, на битву с нар-ко-ман-а-ми да за ослепительной Жар Птицей - подарком на свадьбу красы и самого Крута Батырыча. Хотел было приврать что-нибудь еще, но понял, что больше ничего придумать не может и замолк на полуслове.
   - И, значит ты теперя витязь аль дружинник? - спросили в завороженной толпе.
   - Запасной богатырь, - моргнул Славик, - Ежели все более-менее, то сижу дома, а ежели беда великая, то кликнут нас...меня, то бишь, на рать.
   Кто поверит сразу, а росский народ привык перепроверять. Нет, все красиво: кольчуга, меч, который Слава специально достал из ножен. Но только князь далеко, богатыри его еще далече, у кого ж спросить то? А вдруг неправда? А где неправда там и зло веется, сеется да прорастает!
   А проверить проще простого: надо силушку измерить, а там и решить - витязь или так, козявка.
   - А подкову сломать могешь? - задал опять вопрос дед Бадай.
   Славик задумчиво кивнул. Надо попробовать. А то могут накостылять по шее, коли не богатырь.
   Принесли подкову. Славик взял железяку, повертел покрутил и отщипнул двумя пальчиками немного с краю. Глаза страшатся, а руки делают. Народ ахнул. Ну и, разумеется, каждый захотел забрать отщипок себе. Пришлось покрошить подкову на всех - кого б не обидеть.
   Так все и признали в некогда обычном с виду Славе великомогучего воина, почти богатыря, как, значит, раньше бывали.
   Пришла очередь Славику спрос вести.
   - Чего ж это вы, вроде бы други, вроде бы верныи, гм, ыиы, бросили меня одного в темном лесу? - сурово задал он вопрос Яреме, Шерушке, Борику и молчуну Вове.
   Те смущенно засопели и сделались красными, как раскаленные гвозди.
   - Ээх, шалупонь, - зацокал потихоньку дед Бадай, - То ли в наше время...
   - А ежели бы меня медведь повстречал? - продолжал, не обращая внимания на присказки старика Славик.
   - А мы-то чо? - промямлил Ярема.
   - Вот и то, что ничо! - отрезал Славик. - Задрал бы, конечно, и меня и вас, но...
   Что говорить дальше Славик не знал и поэтому развел руками, мол, и так понятно. Да, глядя, как дружбаны сникли вовсе словно сорванные сорняки, сжалился.
   - Ладно, не ваша вина. Но чтоб больше такого ни-ни. Правда, в дружбе, вота как.
   На ум пришелся старый проверенный способ с веником. Славик порыскал глазами, но веника не нашел. Пришлось обойтись без примеров.
   С тем и отправились по избам - спать, благо и время было позднее.
  
  
   К богатырям, славным витязям, победителям Орды и обезглавливателям Змеев (к героям то бишь) отношение у простого люда особое. Когда на битву, на гору змеиную, в поле ратное - это сам знаешь твое. Вот когда ты всех там побил-покалечил, тут и мы рядом. Пить да гулять - не копье таскать, тут уметь надо.
   Проснувшись на следующий после возвращения день, Славик понял, что быть радетелем чести и правды не так уж и плохо. Солнце против всякого обыкновения стояло высоко, на столе, прикрытый расшитым платом жбанок с молоком и краюха белого хлеба с медом. И никакой работы, вроде бы не было - никто ж не гонит с ранья в поле.
   "Мда," - подумал Слава, поевши, - "Знать батя за меня мою работу-то делает!"
   И случилась тут странная вещь: кабы раньше вдруг стало бы как сейчас, Славик был бы рад до пояса, а тута вон оно как... То ли совесть, то ли этот...смысл здоровья, а верней всего, конечно, честь и правда, за которую теперь вроде как в ответе... Захотелось внезапно, незнамо зачем и почему, ему работать, а родители чтоб на завалинке сидели. И чтоб, глядя на него, на Славика, остальные трясолобы тоже стали бы делать абсолютно всякую работу. Как тут не забеспокоишься.
   "Может поспать?" - подумал Славик; дык тута не уснешь уже.
   Вот как бывает-то!
   Делов дома оказалось поболе даже чем у Яги. И крыша худилась знатно, и плетень повалилась, и пеньки на дрова потихоньку начинали гнить. Слава взглянул на все из-под ладони, засучил рукава, подумав, снял рубаху вовсе, поплевал на руки, сделал несколько наклонов, пару разков присел. Жажда работы не уходила.
   - Кто делает на авось, у того всё хоть брось, - решил Слава и взялся за дело конкретно.
   К вечеру зашла в гости бабка Лукеря. Помявшись на пороге для почтительности, чего за ней отродясь не бывало, Лукеря начала издалека.
   - Эк, славненько ктот поработал у вас седни...
   Славик кивнул.
   - И все-то как ладно вышло у него...
   Славик кивнул второй раз.
   - Вот дров скоко...
   - Баб Лукерь, тебе чего надо штоль? - не выдержал молодец.
   - Ну, так и мне б... того... ну...
   С той поры прошел по всем Дырдищам слух: вернувшийся Буряслав запросто может за просто так сделать, ну что хочешь.
   Как шутили деды на завалинках: слава Славина славилась, что значило - отовсюду шли кому ни лень, посмотреть там, поговорить, совета иногда даже спросить. Кто приходил силой мерятся, а кто и глазки построить. В общем - кому ни лень.
   По-первому времени, ясен-красен, было Славику приятно и интересно. А потом наскучило, ежикин дом, каждое утро одно и тоже!
   Дни шли, совсем вскоре поленицы и заборы в Дырдищах закончились; крыши засияли свежими заплатами соломы, вороты у колодцев завертелись как по маслу. Тогда пришел черед окрестей - там везде и дров надо, и траву подергать и еще много чего. Вошедший в раж Славик помогал всем и всякому, вплоть до мелюзги, которым надо было носы вытирать - а чо, не дело? Помня наговор Святогоровский - защищать и лелеять! - трудился Слава изо дня в день, разве ж совсем только дождь пойдет или работа закончится.
   Тут его и пришли бить.
   День стоял совсем летний, жаркий и ясный. Солнце стояло в самой маковке неба, в такое время работать не полагалось - скоро обед, и вообще может запросто в глазах потемнеть от Хорсового жара. Куры весело бегали друг за дружкой по выметенному двору, кудахча от восторга. Полосатый котяра дрых на завалинке. Славик вместе с друганами открыв рот (правда, совсем чуть-чуть - все ж кто-никто, а славный молодец) слушал старинную кощуну о былом походе на варягов-барсетков. Кощунствовал дед Бодай, слог у сказа был, ясно-понятно, старинный и вгонял в сон даже самого рассказчика.
   - Наше чаяние - буде недалече аховый вой ихний, али посейчас гараже мы...-
   - Эй, - совсем невежливо к старине окликнули от забора.
   Все, кроме уснувшего деда Бадая, посмотрели на крикуна. У огороды толпилось десятка два крепких парней. Не дырдищенских.
   - Чего, - откликнулся Ярема.
   - Типа богатырь Слава тут, или опять того...смылся, - спросил тем же голосом чернявый крепкий парень, наверняка главный. Остальные робковато жались ему за спину.
   Все местные посмотрели на Славика.
   Славик осмотрел всех добрыми глазами и отозвался.
   - Ну, я он, чо дальше?
   - Ты Славик Богатырь?
   - Ну да.
   - Поговорить надо с тобой, по-мужски.
   Тут до Славика начало доходить.
   - Бить что ль будете? - неверяще спросил он.
   - Еще как будем!
   - А за что?
   - Чтоб ты, значит, слухи всякие о себе не пускал! Наши девки от нас носы воротят про эти враки наслушавшись. Слава то, Слава се, богатырь-герой, всем помогает...
   - Еще врет, что богатырь, словно встарь стал...
   - Даже Любава и то...
   У Славика на лице невольно засияла улыбка. Вот, значит, не зря он лазил-пужался, да и работал теперя тоже выходит не зря. В пример его ставят, девки даже вон...
   - Не, ты погляди, он еще лыбиться будет! Бей его!
   Пришлые парни вмиг стали как один красными, ровно свекольные - то ли обида играла, то ли ярость душила, а может и от жары - всякое бывает. Даже не ища калиты, полезли прямо через забор. Славик на всякий случай оглянулся на своих - помогут, спасут? Свои с интересом смотрели на предстоящее побоище.
   - Давай их Слава, одной левой, - сказал молчун Вова.
   - А мы, если чего, тебе потом примочки ставить будем, - подтвердил Ярема.
   - Примочки сразу готовьте, - подсказал перебравшийся через изгородь чернявый, - Мы сейчас ему морду богатырскую разобьем до крови! Чтоб наших девок не сманивал, слухи не пускал...
   Славик вдруг рассердился. Вот еще стал бы он пускать о себе слухи! Он бы еще сказал - в штаны пускал, или пузыри из носа!
   - Не поймав ясна сокола неча перья рвать, не побив добра молодца неча горло драть, - сказал он, - Неча!
   От крика проснулся дед Бадай и с интересом оглядел незваных гостей.
   - Хтойт тут? - спросил он.
   - Бить меня пришли вот, - ответил Славик, глядя на подступающих. - Из-за девок, говорят.
   - За девку?! - очи у Бадая всверкнули перуновским огнем. Старик пощелкал суставами и спросил - Слушай, а чот их многовато! Может я тебе дельный шпандырь вынесу, чтоб ты им порки хорошей задал?
   - Думаешь смогу, деда? - спросил неуверенно Слава.
   - Должон суметь, - отрезал старик, - Ты ж богатырь!
   Славик попробовал поговорить еще.
   - Может, я вам лучше кольчугу покажу? Или ножик вынесу, хотите?
   Свекольные парни запыхтели еще сильнее.
   - Не! Он нам еще ножиком пугать будет! Бей его!
   Чернявый подобрался уже почти вплотную. Кулак, что наковальня, полетел в могучем замахе прямиком в Славину голову. Отчего - не ведано, но уклониться Славик не успел, только слегка вжал голову в плечи. Наковальня ударила прямиком в лоб, там хрустнуло, чернявый свалился на землю и завыл. В глазах у Славика вспыхнули искорки, будто от костра, он на всякий случай потрогал лоб - вроде целый.
   - Славутко, ты чо? - спросил кто-то из неместных у кривящегося на земле чернявого.
   - Этот гад мне персты поломал, - простонал тот.
   - Вот гад! Бей его!
   И вся куча навалилась на молодца. Только теперь-то Слава не растерялся. Правда и думать особо не стал, просто хватал кто поближе: одного правой, другого левой рукой, раскручивал нехитрыми уловками и отправлял: кого полетать, после "вздрыга" или "бабочки", кого покопать землю, ну, ничо, что носом, а кого и полежать-отдохнуть на поленице. Кто не понимал с первого раза, Слава учил по второму - повторенье, как известно, мать ученья.
   Двор у деда Бадая неширок, так, полянка с корзинку. Горе-бойцы натыкались друг на друга, падая - валили еще двоих с собой, пытались подняться - их валили другие. Испуганные куры с кудахтанием носились между дерущимися.
   Потеха оказалась не очень длинной, да не очень кровавой. Так - кому может нос раскровили, али поцарапался кто сам.
   Под улюлюканье и ерные подначки старого Бадая неудачливые бойцы поплелись восвояси. Дед в след советовал им побороться с годишними девчонками, или, ежели не сладят, то попробовать курей.
   - Еще придете? - спросил напоследок вспотевший Славик.
   - Может, ты и впрямь богатырь, - нехотя ответил самый рыжий, подмаргивая подбитым глазом.
   - Может и впрямь, - согласился Слава, - Я и кольчугу показать могу.
   - Да не, не надо. Просто ты Славутко побил, - откивнул рыжий, - Может и впрямь?...
   Когда улеглась пыль, уже все Дырдищи знали о победе местного воина. Стараньями деда Бадая число приходивших стремительно увеличивалось, и вскоре Славик победил уже чуть не полсотни здоровенных бугаев, причем у каждого был с собой дрын. Вестимо, боролся с ними Слава одной левой, а правой в это время драл ухи какому-то Славутко. Слушатели хорошо знали по имени главного окрестного драчуна, удальца кулачных забав. Многие даже лично. Поэтому победа тут же становилась многажды круче.
   Правда, стараньями того же Бадая, говорившего, что сам слышал, что драться приходили из-за красной девки, самой красной во всей округе, местные красавицы как-то нехорошо начинали поглядывать на победителя. Славик хотел было оборвать деда, но вовремя понял - будет только хуже. Пришлось вздохнуть и приготовиться объясняться.
   Но как бы то ни было, победа была победой, и уж теперь Буряслав из Дырдищ стал и вовсе заметным молодцем.
   Со всех концов приходили к нему за советом, али за помощью и молодь, и мужики, и даже, не поверишь, старики.
   - Говоришь, хочет вирши поснимать?
   - Дык ить снял уж одну, окаянный!
   - Медведь?
   - Ну он же, говорю!
   - Ничо, деда Волод, больше не снимет!
   - А ту вернеть?
   - Новую принесет, лучше прежней.
   Или там еще:
   - Не доится?
   - Ни в какую!
   - А кормить не пробовала?
   - Кажный день, жрет, как корова, а молока шиш!
   - Поговорю, исправится...
   - Ой, спасибо тебе на добром слове...
   Ну, как откажешь, взялся - помогай всем.
   С тем и пролетел остаток лета. Вскорости, почти уже у виднокрая стояла осень - время урожаев, свадеб и праздников. Всяк человек осень ждет-недождется. Интересно же, что на этот раз вырастет - что сажал, али как обычно. Опять-таки грибы должны белые пойти, хоть и вдосталь их уже, а как не собрать, коли сами в руки идут? Охотники собирались в леса, зайцы и кабаны нагуляли жирок, пора делиться. Рыбаки собираются на реку да по озерам - пора делиться. Ну, конечно, кое-где появлялись в это время тати и разбойники, творили разбои и всякие непотребства. Так и таких в радость бывало изловить и на кол, для общего праздника.
   Особенно ждали осень молодые. После урожая начинались по всей округе свадьбы. Конечно, и в Дырдищах. Все лето женихи красовались, стараясь показать себя и сильными и красивыми и, желательно, не совсем дураками. Невесты по вечерам готовили красивые наряды, вязали и вышивали, когда не болтали о парнях. В общем, приходило время, когда все заготовленное должно было идти впрок: кого заметили, кого родители посоветуют, кому понравился кто... Одно слово: вскоре загудят Дырдищи свадьбами!
   И вот тут выяснилось, что стало в родном краю Славику скучно и пора в путь.
   Как выяснилось? А, ну так вот же как.
   Идти ночевать в дом не хотелось. Душно там, да и мамка с батей начнут ворчать, где, мол, ходит-бродит по полночи. Это он для всех остальных в веси - герой да богатырь, а для родных родителей так и остался Славиком, хоть поболе отца в два раза. Рассердится отец, вытянет веником пониже спины, и не скажешь ничего в ответ - старший, значит, правый. Да и свежей на сеновале, хоть и мыши пищат, заснуть не дают.
   Сено в том годе косить начали раньше, может оттого, было оно особо душистое и мягкое. Слава с размаху бросился на привычное место...
   - Ой!
   - Ай!
   В темноте зажглась пара зеленых глаз.
   - Мурр?
   - Михрютка, ты? - не поверил сначала Славик, - А с тобой кто?
   - Это я, Чучундра, - раздалось снизу, - Слезь с меня, а?
   - Чучик, ты, - обрадовался вдвойне молодец. Он вытащил из-под себя помятого лешачонка и дружески захлопал его по спине. - Скока лет, скока зим, брательник! Как сам, как дела, а бабка здорова, а в лесу сухо, а...
   - Мур-р!
   - Михрютыч! Молоток, что пришел. Я без вас тут чуть не погиб с тоски, да я, да мы...
   Чучундра кашлянул, и Славик замолчал.
   - Беда у нас, Слава. Мы за тобой, собирайся, пойдем. По дороге расскажу.
   - Да что такое-то? Что случилось?- обеспокоился молодец.
   - Яга пропала.
   - Совсем? Может, она того, этого, на шабаш там...
   - Не, Слава, никуда не того. Леший еще тоже сгинул.
   - Дела, - Славик почесал маковку.
   - Выручай...брат.
  
  
   Хоть утро вечера и мудреней, а сам погибай, но товарища выручай.
   Вскоре шагали старые друзья к лесу. Дозволения и благословления у родителей Славик благополучно получил, хоть и пришлось сказать, что ждут дела великие, подвиги во славу Руси. Может, и не очень приврал-то! Кто знает, что на этот раз стряслось в лесу? Мамка, правда, начала старинное: "Ой, как же мне не плакать. Уходит мой сильномогучий богатырь в земли незнамые" и дальше по сказкам, но отец веско заметил: "Надо, знать надо!". И отпустил.
   На Славике вновь красовалась верная Святогорова кольчужка, о стегно ласково шлепали ножны с мечом, пояс слегка оттягивал заветный нож с красными камушками. Собрался стоять за всю Русь, так и пришлось брать из дому все; по-другому отец с матерью ни за что б не отпустили - а как побьют сынка, без доспеха-то. Да и самому Славику, что уж говорить, приятно было вновь топать вместе с проверенными товарищами в темноте, воображать с недосыпу невесть что, травить байки.
   Но Чучундре было не до баек. Эт Слава понял сразу, как только отошли за ограждение веси. Лешачонок, от самой природы говорливый, что ручей по весне, теперь только сопел и торопливо шагал вперед. Михрютка сидел опять на молодецком плече, и даже через кольчугу просачивалась к Славику от кота тревога.
   Наконец молодец не вытерпел.
   - Ну, Чуч, что там случилось, обещал же дорогой сказать!
   - Пропала Яга, - раздалось спереди, из темноты. - Три дня уже нет дома. А вчера Водило не ходил по лесу. Водяной один, знакомый мой, тоже не отзывается. Пропадает нечисть, исчезает, словно и не было никогда!
   Чучундра внезапно остановился, и Славик как есть налетел на него.
   - То есть, как это не было?
   - Ну, знаешь ведь как бывает, вроде и не видел, к примеру, рыбу с ногами, а ведь знаешь, что есть такая. Так?
   - А чо, нет такой? - спросил Славик.
   - Да не в этом дело, - чуть не плача сказал лешачонок. - Вот просто знаешь, что есть такое и все. А здесь. Если б сам не знал бабки, так и нет ее, и не было никогда!
   Слава задумался. Да дело серьезное, морок кто наводит али, да нет какой морок, они ж сами нечисть, откуда морок-то?
   - Страшно стало в лесу, - продолжал Чучундра. - раньше чего бояться? Ходи куда хочешь, когда хочешь. А теперь все шишковики, все пеньковики забились в свои норы и сидят-дрожат. Я их зову к мавкам, а они не отвечают - только слышно, как зубами стучат!
   Вот уж действительно непорядок. Молодец шумно вздохнул и почесал голову. Чтобы, значит, не нечисть пугала, а чтоб ее саму пугали!
   - Может, где кто богатырствовать вздумал, и, значит, они его все вместе учить отправились? - предположил он подумав.
   - Дык кроме тебя и некому ныне, - сказал Чучундра. - А ты-то здесь!
   Вот ведь незадача. Ввек не догадаешься что подумать.
   Прошли полями, впереди затемнел лес. Славику припомнился их прошлый поход. "Эх, незадача, забыл ведь картинки Старичку-Боровичку! Обидится дедушка: грибов ни в жизни теперя не набрать!".
   - Слушай, Чуча, а Боровичок не пропал? - спросил он.
   - Не знаю, я его вообще-то давно не видел, - всполохнулся лешачок. - А что, ты думаешь и он...
   - Не дай боги, гм.. то есть лучше не надо! - честно ответил Слава.
   Лазить ночами по лесу - дело аховое, и почти пагубное. То глазом на сучок сухой наткнешься, то носом в ветку стукнешся. А то еще и об корень запнешься и полетишь, обдирая руки на пенек какой. А можно еще в яму упасть. Или в берлогу к Михайлу Потапычу в гости. Правда он таких гостей все больше дерет на частички, ежели сытый, а так, конечно, просто ест. Деревья сухие тоже могут запросто по голове треснуть. На гадюку можно нарваться... Нечисть опять же по ночам все больше шастает.
   - Иди за мной - сказал Чучндра, - я все тропки здесь знаю!
   Значит, к рассвету все ж оказались они у знакомой поляны, окруженной черными соснами да елками. Черепки по-старому белели на изгородке. Только Славик их сейчас не очень и боялся. Подумаешь - черепоньки!
   - У-УХ! У-у-у-у-уууу!
   Славик подскочил на парку вершков и шумно ойкнул. На ближайшей сосенке зажглась пара желтых светящихся глаз.
   Чучундра шикнул:
   - Свои Филя! Тихо! Филина посадил тут, чтоб постерег бабкино добро, - объяснил он Славе.
   - Добро, да, оно надо... - пробормотал Славик. - Хороший сторож, почище собаки!
   - Неужели испугал? - удивился лешачок.
   - Меня? - переспросил Слава.
   - Ну, я-то привык вроде.
   - Может тебя? - Славик пощекотал пузо Михрютке. Котенок фыркнул. - Не, нас всякими филинами не испугать! Мы кого только не боялись, чтоб еще и филинов то...
   - У-УХ! У-УХ!
   - ...го, боятся, - закончил, приземлившись, Слава.
   Рассвет близился. Пока подходили к избушке, почти рассвело и...
   Полетел над окрестностями, путаясь в кривых елках и высоких соснах, избушкин кукарек!
   - У бабки тут кто хошь богатырем станет, - сказал после Славик, вытирая чело. - Вот поживет тут чуть и сразу станет.
   - Как входить помнишь еще? - поинтересовался Чучундра.
   Славик ласково нащупал лешачоночье ухо и слегка поболтал его. Так, любя.
   - Избушка, Стань Ко Мне Передом, К Лесу Задом! - попросил молодец у курячьей избушки. Та заскрипела, захрустела прошлогодними, а может и еще постарше, ветками-листьями и, неспеша, повернулась, открыв не очень и званным гостям небольшую дверь.
   - То-то, - отпустил ухо молодец, - Пошли, показывай, что тута у вас.
   В избушке и взаправду несколько дней никого не было. Печка стояла нетоплена, пыль тонким слоем покрывала Перунову (хотя у бабки может и не его?) ладонь, словно и не заботилась о муже Додола. Все остальное было, как и помнилось молодцу: и чидища и непонятные вещицы и огромные валенки по-прежнему торчали из-за печки. Не было только самой хозяйки, старой Яги. На всякий случай Славик посмотрел под столом и за печкой: вдруг плохо бабке стало, старики они такие, чуть что ищи либо под столом, либо за печкой и пои скорее чаем с пряниками. Под столом лежали мелкие косточки, старые и засохшие, хорошо хоть еще куриные, а не человеческие.
   А вот за печкой отыскалось чудо-чудное: на простом белом блюдце, правда, с голубой красивой каемкой лежало такое сочное и румяное яблоко, каких Славик отродясь не видывал. А уж сладкое!
   Славик откусил, прожевал, глотнул и тут же принялся плеваться! Ох и дурень!
   - Глянь-ка, - позвал он лешачонка, - чойт оно за печкой лежит, может колдунское?
   Чучундра только взглянул на яблоко и кивнул.
   -Конечно колдунское, это ж Катись-яблоко!
   - По серебряному блюдечку? - недоуменно посмотрел на блюдце Славик. - Вроде, простое, не серебряное...
   - Попробуй, вдруг и на этом покатится, - предложил Чучундра. Михрютка согласно муркнул.
   Славик чуть повернул Катись-яблоко и показал лешачонку откусанный бок, самый, конечно, красный.
   - О-хо! Кто это его, ты? - изумился тот.
   - Да, я... А что отравлено?
   - А кто же знает, никто до тебя не пробовал его... так вот.
   - И чо теперь? - спросил Слава.
   - Ничо, пока, наверное, - пожал плечами Чучундра.
   - А кататься будет?
   - Я-то откуда знаю, кто у нас богатырь? Вот сам и пробуй.
   - Дак я уже!
   - Катать пробуй, может и покажет чего!
   - А что показать то?
   - Как что! Ягу пусть показывает! - удивился Чучундра. - А тебе кого надо?!
   В какое другое время Славик, ясно-понятно, нашел бы на что посмотреть. Только теперь, похоже, было не то время.
   - Ну, Ягу, так Ягу, - решил он.
   Правда, вот что дальше делать, это Славик понятия не имел.
   - Катни его и скажи слова, - подсказал Чучундра.
   Слава повертел-повертел яблоко в руках, протер для верности о край рубахи целый бочок, осторожно положил на блюдце и чуть толкнул пальцем, приговаривая волшебные слова - их он знал, как, впрочем, знают почти все сопливые да босоногие:
   - Катись яблочко по серебряному блюдечку, покажи мне не страны заморские, не чудеса незнамые, а покажи мне бабушку Ягу!
   Если Славик и ожидал, что яблоко покатится, то все одно глаза его полезли на лоб: Катись-яблоко действовало!
   Лешачонок с Михрюткой переглянулись - кто бы сомневался! А затем все втроем припали глазами к блюдцу: сейчас покажет.
   Блюдце, хоть и пыльное, ну и грязноватое - а так ведь за печкой кто вымоет? тараканы? - потихоньку начинало светиться слабым вначале, а затем все сильнее и сильнее. Свет шел от него самый что ни есть серебряный, как и должно быть: по серебряному блюдцу!
   Катись-яблоко крутилось, подскакивая, по самому краешку блюдца все быстрее и быстрее. Михрютка мявкнул.
   - Да сам вижу! - прошептал молодец.
   От середки к краям расползалось по блюдцу туманное марево, а в мареве начала проглядывать картинка, да не простая, а цветная.
   - Дык ить же Яга! - признал Славик. - Как живая!
   - Чур тебя! - подпрыгнул Чучундра. - Не дай Леший померла бабка, а ты накаркаешь еще!
   Славик успокаивающе сжал лешачонка за плечи.
   - Да не боись, смотри лучше, это я так, к слову как-то...
   На блюдце, а вернее даже в самом блюдце, было видно Ягу: бабушка сидела за столом и внимательно вглядывалась во что-то перед собой. Правда, то ли от того, что блюдце было грязным, то ли от того, что молодец попортил Катись-яблоко картинка подергивалась и временами пропадала. Наконец, похоже, Яга что-то увидала, и тут пришлось Славику вздрогнуть еще разик, уж не знамо какой за утро. Потому как послышался голос Яги, и шел он от Катись-яблока.
   - Славик, ты? Ох-хо-хо...
   - Да...я... - смог промолвить Слава.
   - Она ж не слышит, - сказал Чучндра, - Это вроде как раньше было, не видишь, сидит-то она за вот эти самым столом, где мы сидим!
   Славик шикнул: бабка продолжала говорить:
   - ... Сокол ясноглазый, орел быстрокры.... На всякий случай оста... тебе послание в ...атись-яблоке. Ежели чего со мно... случится, так прибежит, надеюсь, за т....й давешний твой знакомый - леша... Чуча, припомнишь такого. Али ...ам забежишь и ме... не найдешь...
   Понятно было с трудом. Баба Яга сокрушенно покачала головой.
   - ... А теперя слуш... меня внимательно, Слава. ...ушай и запоминай, поскольку только ты сможе... помочь мне, да и всем, если не ...баюсь я, по старой голове. Припомнишь за чем ...дил ты энтим летом? При...минаешь? Ну, так вот. Открою тебе тайну страш...ю, самую что ни есть ...айную. Кто - не ведаю, с каких кр... - не знаю, но толь...о хочуть отыскать ту вешицу, за которой ты ходил. Мо... только сказать зачем: с помощью ее возмож... .тыскать самую велику... и тайную ...гу - Книгу Бытия, где в...я жизнь росская ....писана, всех людей и нелюдей, чисти и неч...и, всех богов небесных и подземных....до только спросить, а он поможет найти что хочешь! Спрятала я его в чащоб... темных, в болотах гиблых. Но ...ет у меня спокоя, чую я кт... щет, тот найдет... Так вот, теперя самое главное. Не найдешь ме..., не сыщешь нигде - жд... три дня, а потом еще .... Не будет весточки - ищи тогда Кни... тайную. Найдешь ее - отыще... и меня! Ибо ведаю я - хочет кто-то всю ру...ую нечисть извести, заселить наши леса и бол... кем-то еще, чтоб пугался русский люд заморских чудищ, а и сам стано...лся заморским народом. Ищут поганцы незн...ые Книгу Великую, а ежели ...айдут, так сотрут со страниц нас, Яг да ...еших с Водяными, да и ...рисуют кого пострашней. Исчезнет русская нечисть - исчезнут и люди русские!
   Одного тебя мог... опросить, Буряслав! ...дин раз помог ты мне, помоги ... еще раз. Выручай нас, Слава!...
   Катись-яблоко вдруг замерло, картинка погасла, ровно солнышко на закате.
   - Не я не понял, - сказал Славик.
   - Погубили бабку, и нас погубят, - ответил тихонько Чучундра, - нашли видно книгу, стирают нас со страниц ...
   - Вот это да! - сказал чуть погодя Славик. - Это ж что такое, я не понял! Это ж кто...
   - Что будет теперя, что будет... - прошептал жалким голосом Чучундра.
   - Эт что ж, друг Чучундра, это ж выходит, похитили у нас бабку? Стерли что ль где там?
   Чучундра вздрогнул и жалобно поглядел на Славика.
   Внутри у молодца закипал огонь. Мало, видать, он этих... кто Цвет у него хотел отобрать. Мало, ой мало... Нашли поганцы, добрались все ж таки! Этак, теперь они и ...
   - Слушай, это и Лешего выходит...того!
   Чучундра чуть не плакал.
   Ух, попадись сейчас вражина в руки молодецкие - больше не только ходить, даже ползать бы не смог! Но только кто? Кто вражина-то?
   Вот так, поневоле, ясень-дерево, пришлось сесть и думать. Чуча тяжко вздыхал и потихоньку шмыгал носом, Славик чесал маковку и иногда - в носу, Михрютка, прикрыв желтые глазища, шумно мурчал.
   Меж тем встало Солнце и в избе стало, не в пример погребу, светлее.
   - Сколько времени прошло? - спросил Славик, когда времени прошло уже порядочно.
   - Чо? - переспросил сбитый с толку лешачок.
   - Сколько бабки уже нет дома?
   - Дня три...
   - Точно?
   - Может и больше, я не заходил долго.
   - Так, значит...
   Помолчали, подумали еще...
   - Ждем еще день, а завтра идем ее искать! - решил Слава.
   - Куда?
   - А там видно будет!
   Легко сказать - завтра, только когда делать нечего, то и день тянется дольше долгого. А когда думы кружат в голове, скачут в самой нутри, толкают чуть что под руку и мешают даже поесть приготовить, день тянется не хуже чем борода у старого козла, что значит - долго. От безделья Славик начинал уставать. Чучундра побежал по лесу за последними новостями: к избушке на курициных ногах даже сороки остерегались лишний раз подлетать. Михрютка по-кошачьему своему естеству лазил где-то в разнотравье под избой, то ли искал чего, то ли ловил кого.
   Хорс гнал свою колесницу нарочно не спеша, часто ныряя в пушистые облака. Слава хотел было начать сборы, да неудобно без хозяйки лазить по полкам. Хотя все ж лучше быть наготове, а Яга... Яга должна простить.
   Дело это нехитрое, но как понял Славик позже - долгое. Что могло пригодиться в странствиях дальних? Катись-яблоко? Ага, откусанное, мошки привяжутся. Дык ведь колдунское! Может и не привяжутся. Молодец сунул вместе с блюдцем в мешок. Так что еще. Полазил по полкам, поглядел на склянки и решил ничего не брать: один раз пронесло, даже в пользу, ну так нечего другой раз судьбу пытать. Хотя отыскался простой жбанчик. Славик наполнил его водой из колодца и сунул в котомку. Из съестного обнаружился сухой хрен, да только нужен ли? Куда его использовать. Но все сунул в мешок, после думать будем.
   Зато потом повезло. Нашлись и грибочки соленые, и солонина, и рыбешка, и крупа...
   А когда Славик полез осматривать валенки, то удача была рядом с ним. Из одного выпал на пол избы маленький кулек. Да не простой, а с надписью. А гласила та надпись вот что: "Славе из Дырдищ".
   Развернув кулек, Славик обнаружил берестяную грамоту и совсем небольшой мешочек, туго завязанный бечевой. Рассудив, что для начала следует прочитать, Славик не стал откладывать это в дальний угол.
   "Слава", - прочитал он угольные буковки, - "найди обизательно яблоко за печкой, но не ешь, ..."
   - Где ж ты раньше-то, - вздохнул Славик.
   "... а вспомни сказки. В мешочке частинка того, за чем ходил на болота, она поможет. Чую не так дела у нас идут. Ежели чего - не поминай лихом. Яга"
   Ввечеру воротился Чучундра. Славик показал ему находку. Лешачонок осмотрел все и сказал:
   - Писала бабка, эт точно.
   - Поня-я-ятно.
   В лесу было тревожно и неспокойно. Все даже самые последние грязевики чуяли - идет беда великая. Но пока больше никто не пропадал.
   - Только Яга, Леший, Водяной Царь пропали.
   - Самые главные, знать, - кивнул Славик.
   Чучундра и Михрютка согласились.
   Наскоро перекусили нехитрыми разносолами и залегли спать.
   Ночь выдалась темная, душная и бессонная. Славик ворочался на своей лавке, только сон не обманешь: прилетел он на знакомое место, а Славы там и нет. Откуда ж он знает, что искать молодца следует у Яги в чащобе страшной?
   - Слушай, Слав, - раздался из темноты голос лешачонка.
   - Чо, спать не даешь, - пробурчал молодец.
   - А и вправду пойдешь выручать Ягу?
   Славик посопел:
   - Конечно пойду.
   - А зачем тебе, ты ж человек все-таки. А мы-то - нечисть.
   - Глупый ты Чуча, хоть и нечеловек. Бабушка же ясно сказала: пропадет нечисть русская, пропадут и люди русские, понял? Не! Нам друг без друга не выжить, верно!
   - Знаешь что?
   - Чо?
   - Это, спасибо тебе!
   Славик в темноте усмехнулся. Вот еще ничего и не сделал, а ужо спасибо!
   - Спи, завтра видно будет.
  
   Само собой разумеется, завтра видно не стало. Утро началось как обычно с кукареков:
   - Вот была б у тебя голова петушиная, я б понял, - потирая спину, высказал Славик избушке, - Так у тебя только ноги куриные. Не понимаю!
   Умывшись у колодца ледяной водой, отведав вчерашних яств и разносолов, дождавшись зари, молодец понял, что делать уже надо, а что делать - пока не понятно.
   Хотя, что тут понимать? Иди туда не знай куда, и за тем, не знай за чем. В былинах там понятно: идут богатыри кто за мечом-Кладенцом, кто на Буян-остров. Тоже не блины с маслом, но хоть знают куда, зачем. А тут, ну что скажешь?
   Возвращаться домой, за советом к отцу-матушке, так это никуда не годится, что за богатырь такой, что бежит портки сымать к мамке с батькой? Спросить у кого? А у кого? Прямо идти? Так уже ходил, вот сюда, например, приходил. Выход оставался один - идти в корчму, что строят на перекрестках семи, а лучше конечно двенадцати дорог, там люд бывалый, может, кто и подскажет чего.
   Дело делается ежели его делать. Славик не стал долго собираться (мешок уже дожидался его со вчера) оделся-обрядился в доспех свой немудреный, но бывалый, вышел из избушки на поляну.
   Надо было опять прощаться, и в путь.
   - Чуча, - позвал молодец.
   Дверь избушки скрипнула и на пороге увидал Славик лешачонка. На нем красовалась новая красна-рубаха, полотняные портки, сапожки и шапка. Из-под шапки ни выглядывали не только волосы с ясеневыми листочками, но и лицо, торчал только испачканный в пыли нос и посверкивали где-то вглубине глаза.
   - Ты чего эт? - полюбопытствовал Славик.
   - С тобой пойду! - решительно заявил лешачонок.
   - Со мно-о-ой, - протянул Славик. - А куда?
   Лешачонок спрыгнул со ступенек и оказался прямо перед Славиком.
   - А все одно, куда ты туда и я. Вместе будем Ягу спасать! И меня заодно.
   Славик в нерешительности почесал маковку. Нда, делы. Вместо одних трудностей и опасностей теперя еще и эта.
   - И не думай меня прогонять, - пригрозил лешачонок. - Все равно увяжусь, пропаду где, потом вспомнишь - жалеть будешь!
   Только надумал Слава что ответить, как у ноги прошлось теплое и пушистое.
   - Ба, и этот туда же! - почти и не удивился молодец.
   Внук мудрого Баюна хитро смотрел своими желтоватыми глазками. Ну куда, вам, мол, без меня? Один, второй, а выходит я и третий, - подумал Славик. Знать неспроста все так ворочается, знать надо так.
   - Ну. Стало быть втроем и пойдем, - сказал он, - Только уговор...
   Но кто его слушал? Молодец махнул рукой и посадив себе на плечо не в деда умом потомка мудрого кота, отправился в трудный путь - сам не зная куда, ну и зачем тоже... Только спасать-то надо всех, и Ягу, и Лешего, и Водяного. А с ними выходило, что и всю Русь. Ежели больше некому.
   Чучундра ускакавший было вперед (видать, чтобы не передумал Славик, не прогнал) дождался молодца и они потопали по едва заметным тропкам к выходу из леса. Потеряться с таким провожатым Славик и не думал, посему знай глазел по сторонам, замечал всякие лесные диковины и красивые листочки, спорил с Михрюткой кто главней в лесу: медведь или Леший (а чо, пока Водилы нет, можно и об этом!), подтрунивал над самим Чучундрой. Только все одно закрадывался внутрь неприятный холодок - с лесом было не то, ходила в лесу Беда. Нигде ни деревянника ни шишковика, сороки молчат, будто и вовсе в лесу вести кончились. Разом опустел лес, замолчал, словно вымер. Навроде как в покинутом недавно доме - стены вроде те же, только жизни уже в них нет: домовой ушел.
   Лешачонок уверенно вел по тропкам к тому выходу из Темного леса, откуда бежала тропка (а затем и дорога) к пересечению многих других тропок и дорог. В таких местах и ставят корчмы кочмари. Откуда-ниоткуда, а зайдет постоялец али вой какой заскочит перекусить или водицы испить. Бывает, само собой разумеется, что такие гости забредут - колом не отмашешься, но уж не без такого и везде. Всяк уважающий себя корчмарь обязательно сунет под порог топор, ну и ветку чертополоха привесит над дверью, чтоб совсем уж всякие не захаживали. Иногда помогало.
   Путь по лесу особливо ничего и не принес, хоть и топали по нему почитай весь день. К вечеру выбрались на опушку, зашугав до икоты нескольких малых девчонок с лукошками и козой, с писком и блеканьем умчавшихся по дороге.
   - Вот и нам туда, - показал им вслед Чучундра.
   - А ты откуда знаешь? - поинтересовался Славик.
   - Место на пересечении ведовское, знать положено, - разъяснил лешачок. - Только люди не понимают, иль забыли об этом.
   Ну, кто и забыл, а кто и помнит:
   Где медвежая берлога,
   Где смыкаются дороги,
   Там где дуб большой стоит
   Сила вечная бежит!
   Забыли, хех! Не на тех напали, ежикин дом!
   - К ночи дойдем? - спросил вновь молодец.
   - Дойдем, - уверенно сказал Чучундра, - Нам медлить нельзя. Значь дойдем.
  
   В корчмах не принято ложиться рано. Там, как и везде, где собираются бывалые и сильно подвыпившие, ведутся долгие разговоры, сказываются всякие истории, порой даже поются песни. Отсюда и получается, что корчмарь человек особый. Он и спать должон уйти вместе с последним свои гостем, и вставать - с первым. А спать когда - неясно. Старики думали было проверить, может они и не человеки - корчмари, да только мужики им не дали: а вдруг и вправду нечеловеки, а кудаж тогда ходить вечерами? Где еще столько наврут, то есть нарассказывают былей-небылей? А? Вот то-то. И нечего тогда напраслину возводить.
   Еще, говорят, что нечисть похитрее, тоже проходит в корчмы, несмотря на топоры всякие. Как? Ну эт у них, у нечистей свои ходы есть - кто в трубу, кто в окно, а кто умудряется и в дверь. Надо только чтоб... ну это не к делу. Так вот. Залезет какой нечистый, сядет в уголок, пива выпьет, и его, ясно-понятно, тоже на рассказы тянет, да только какие у таких истории? Только начнет, его тут же и попросят вон, колом осиновым, али вилами железными. Знай - пришел в гости - сиди и молчи. За человека сойдешь.
   Еще конечно в корчмах любят побуянить, надавать друг дружке по свинячим мордам, а потом обниматься с этими мордами и называть их братьями. Эт правда, обычно поздно бывает, но часто.
   Народу в корчме было не особливо много, когда дверь отворилась, и внутрь зашел видный малый при мече и кольчуге - одним словом вой. На плече его сидел кот с желтыми глазищами, за спиной топтался, не решаясь переступить порога, пацан.
   - Заходи ты, - тихонько сказал Славик, - А то счас поймут, что ты того...
   - Топор под порогом, - прошептал Чучундра, - Я лучше во двор.
   - Ай ти, - Славик привычным движением ухватил лешачонка за ухо и втянул в горницу. - А ты боялси!
   Вот так и любая нечисть могет! Не у всех, конечно, такие друзья.
   Они протопали за стол у правой стены, где были свободные лавки и скромно уселись, дожидаясь хозяина. Рядом с лешачонком, лицом в тарелке с окрошкой, спал здоровенный мужик, чьи рамена, не говоря уж об объемном заде, занимали места за-троих. На мужике была рубаха в ржавых, от кольчуги разводах; рядом на полу, в мешке, покоился меч, чья рукоять сиротливо торчала наружу.
   Славик восхищенно толкнул лешачонка:
   - Гля, настоящий витязь, богатырь!
   - Вижу, - буркнул Чучундра, - Ну и что?
   Одно слово - нечисть, хоть и почти побрательник. Настоящий богатырь! Такой словно только-только из былины иль там из басни какой. Рази такое кажный день увидишь? Хотел было Славик объяснить дело, а тут как раз корчмарь подошел поинтересоваться:
   - Что кушать будем, славные вои?
   Хозяин водился как и следует: круглый, ладный, с розовыми ланитами и густыми усами до самой груди.
   - Каши нам, с маслом. И кваса, губы смочить! А еще-то что? Ничего, больше!
   - А еще есть у меня ушица славная, с трех рыб вареная, может нести? Уху?
   Подле Чучундры заворчало, ровно у берлоги весной. Зашевелилось, засопело. Лешачонок пискнул и слетел с лавки, прямо за спину Славику. Михрютка выгнул спинку дугой и расфуфырил хвост, но пропрыгал подальше - Славе за голову. Из окрошки вылезло страшное бородатое лицо, в усах застряла редька, в бровях зеленел лук, очи краснели аки у Горыныча, того что Змей.
   - Кому в ухо? - пророкотало под редькой. - Мне в ухо?!
   Корчмарь успокаивающе пропел:
   - Ой, Таранушко, ну кому в ухо-то, а? Да никому в ухо не надо пока, спи могучий, спи. Как надо будет разбудят тебя, позовут. Спи, баю-бай...
   Званый Тараном с трудом дослушал до "баю-бай" и вновь склонился к тарелке.
   - Кто это? - прошептал Славик.
   - Таран-богатырь, мой вышибала, - с гордостью ответствовал корчмарь. - Только не будите его, а то он...иной раз... похуже всякого буяна тут... пускай спит!
   - Богатырь, я ж говорил, - возликовал Славик, - А когда он просыпается?
   Корчмарь в задумчивости пригладил усы.
   - Вечером, что ли? Не помню такого, - и ушел за кашей.
   Вот кто все знает! Хозяин сказал - Таран-богатырь. Настоящий, без дураков. Знать и землю свою защищать могет, знать знает врагов всяких. У такого и надо учиться уму-разуму. Ясен-пень!
   - Завтра мы у него все-все узнаем, - пообещал Славик Чучундре, - такой должон знать куда богатыри вначале ходят, чай и сам богатырь! Не какая нить комар-муха.
   - Кому в ухо? - загрохотало вновь. - Кто в ухо?
   Слава, от этих слов, хоть и много чего видал, много с кем пивал, но покрылся мурашками. Молодец повернул голову и встретился взглядом с красноватыми, особливо хорошо различимыми рядом с зеленым лучком, глазками.
   - Мне в ухо? - спросил Таран.
   Михрюка сиганул на вершок вверх, весь превратившись в комочек шерсти.
   - Ой, - от неожиданности икнул Таран.
   - Ой, - подтвердил Славик.
   - Кто это там у тебя? - голос у богатыря был гулкий, но здравый, трезвый.
   Славик выудил из-за пазухи забравшегося Михрютку, показал его Тарану.
   Котенок возмущенно шипел и царапался.
   - Ты подумай, - удивился Таран и расхохотался, - напужал, негодник.
   Славик аж рот открыл.
   - Это тебя-то?
   Таран расхохотался пуще прежнего. Плошки на столе подпрыгивали и стукались друг о дружку, наверное пытались попрятаться.
   - А чего мне и напужатся нельзя?
   - Ну тыж того, богатырь, - недоуменно сказал Славик.
   - А ты тоже не красна девица! Нет?
   - Нет, - подтвердил молодец.
   Таран провел ручищей, что крышка от казана, по лицу, удивленно посмотрел на собранные там лучок-редьку, обтер об штаны и протянул ее Славику.
   - Меня Тараном звать. Бывший сотник воев княжеских.
   Славик с некоторой опаской протянул свою руку в ответ
   - А я Славик из Дырдищ. Весь такая.
   - Неужто и такая есть? - поразился, похоже, богатырь. - Надо за это выпить.
   А кувшин уже стоял перед ними.
   В общем говоря, когда корчмарь принес кашу и квас, Таран и Славик были если не лучшими друзьями да побратимами, то очень близко.
   - О, дык елы-палы, - вспомнил Слава, - а это мой братушка младшой, э-э-э. Чудко.
   И это ничего, что Чучундра уже сладко спал, обнявшись с Михрюткой.
   - Чудко, - попробовал было будить молодец, да только Таран вовремя остановил.
   - Тпру! Завтречь познакомкаемся, не буди мальца, намаялся парень с дороги, а тута ты ишшо! Кто мальца будить может, тот и Русь пропьет - не моргнет!
   Славик про себя ужаснулся. Вон оно как. Знал бы раньше - бате обязательно сказал бы. А то он то...
   Сильнее слов оказался запах принесенной каши. Лешачонок вмиг сел на лавке и облизнулся.
   - Здорово, Чудко, - поприветствовал его старый воин - Давай с нами кашу есть!
   Чучундра открыл было рот, но Славик легонько наступил ему под столом на ногу и рот закрылся.
   Каша, сложенная горкой, с комочком масла на самом верху издревле особо почиталась на всей земле. Почести ей отдавали не только пахари и ратаи, кузнецы и кожемяки, но также и витязи с богатырями. Потом ее ели.
   Хорошо, что ложки были простыми, деревянными - каша, понятн6о, только с огня, сама словно пламя. Славик пробовал было дуть на нее, да только вовремя понял - будет дуть, придется ждать еще каши, эта вся выйдет. Чучундра не обращая внимания на крепкий пар, идущий от кашной горы, ел за троих: может вспомнил, что и Славик бывало тоже...не медлил. Таран зачерпнул первую ложку подул, аккуратно выложил на стол и позвал:
   - Кис-кис-кис.
   Михрютка вмиг запрыгнул на Божью ладонь и уткнувшись в кашу, благодарно замырчал. Славик восхищенно вздохнул - вот он богатырь, защитник. Вначале про всех - потом про себя. Такое и на ус намотать стоит.
   Корчмарь издали любовался на славных едоков и принес жбанчик холодного молока - что ж своему вышибале язык жечь!
   С кашею-молоком вскоре было закончено. Настал вроде черед вопросы спрашивать и ответы держать, но...
   - Нашинских бьют! - завопило за дальним столом.
   Таран вздохнул и поднялся. Работа.
   - Я чичас, - сказал он.
   Потом вылез из-за стола и с ревом "Елки-махалки!" потопал работать. Не зря такого хозяин кашей кормит, ой не зря. Это потом многие говорили, кто мог, разумеется. А остальные потом. Очень потом. Славик хотел было помочь, да рази такому успеешь? Все сам, все один.
   Поскольку все одно драться в этот вечер больше никто бы не смог, Таран, переговорив с хозяином, отправился на сеновал - спать.
   - Айда со мной, - окликнул он молодцев и кота. - Там и прохладно и мыши есть.
   Как такому отказать?
   Славику все не терпелось порасспрашивать бывалого воина, задать нужные вопросы, послушать мудрость воинскую. Какое там. В сенном сарае было темно и прохладно, пахло ромашковым лугом. А само сено было таким мягким...
   - Спокойной но.. - пробормотал больше для себя молодец и уснул. Да и правильно! Чо ночью еще делать-то?
  
   Славика усердно тормошили. Он брыкался и отпихивался.
   - Ну ты спать! - восхитился кто-то незнамый.
   Со Славика вмиг сошел сон. Он разлепил глаза и увидал радостно улыбавшегося Тарана.
   - Утро на дворе, пора вставать, скоро солнце встанет и ждать тя не будет.
   Вот те раз.
   -Ты ж сам вроде говорил, что кто мальца разбудит...- заканючил было Славик, но старый воин жестковато прервал:
   - Так ты вроде не малец.
   Верно ведь. Слава осмотрелся. Чучундра свернувшись наподобие Михрютки - калачиком - тихонько посапывал рядом. На нем, свернувшись как положено, спал котенок.
   При тускловатом свете разгорающегося дня Таран предстал пред молодцем не лучше ну и не хуже вчерашнего - богатырь-богатырем. Широченные плечи, длинные усы, курчавая борода, глаза, ясно-понятно, сокольи, брови... медведячьи, что ль?
   - Садись, паря, разговор есть, - Таран присел на чурбачок, привалившийся к сараю.
   Славик поспешно отыскал такой же (их и валялось кругом многовато для прибранного двора) и примострячился рядом.
   - Возьмешь меня с собою? - спросил Таран.
   - Куда? - удивленно переспросил Слава, вродежь ничо не говорил, может во сне?
   - Дурак дурака видит издалека, - усмехнулся Таран, - Значит богатырь богатыря узнает по любому! А я бывалый, вижу что идешь ты на подвиг! Скажешь нет? А байдану зачем нацепил, а меч почему висит?
   Во дела! Неужто так заметно? Спросоня Славик почесал маковку, но оттуда, окромя сухого сена, боле ничего не добылось.
   - Да я не знаю куда и иду, - признался он.
   - Так я и знал, - обрадовался неизвестно чему Таран, - На подвиг, верно на подвиг. Туда кто ни ходил, все не знали куда попадут. Там так!
   - А ты знаешь куда - туда? - спросил Славик.
   - Возьмешь с собой, знаю! А нет, так может и нет.
   Славик опять подобывал сена и вздохнул.
   - А зачем тебе уходить отсюда? Тебя тут уважают.
   Таран покачал головой и усмехнулся.
   - Зачем, говоришь? Вот допустим представь меч...
   - Ну.
   - Вот, значит, побывал он в сотне битв, посносил головушек поганых без счету...
   - Угу.
   - А его под конец начинают заместо мотыги, зелепуху рубать. Вот.
   - И?
   - Что и? - вскинул глаза Таран.
   - А смысл в чем?
   Тогда бывалый воин попробовал сказать тоже самое, только про боевого коня. Потом про богатырский шелом. Да только видать Славик проснулся еще плоховато.
   - Паря, а ты точно на подвиг идешь? - подозрительно спросил наконец Таран.
   - Не знаю... - ответил Славик, - Может и иду.
   - Там у тебя битва, али драка может хоть какая будет? - уточнил Таран.
   - Наверное, - откуда ж Славик сам-то знал?
   - Видишь, тут-то я тебе и пригожусь!
   - А как же здесь без тебя?
   - Да что ты заладил: тут да здесь, - тяжко вздохнул Таран. - Нету мне тута мочи, нету житья. Тоска меня съедает. Раньше был воеводой, за мной витязи получше и тебя и меня, что уж тут, ходили. Мы ТАКИХ гоняли с нашей земли, ТАКИМ ухи крутили, эге! А нынче? Любой драке рад как жизни, а остальное время пью и пью, скоро уж всю Русь пропью! Э-эх-ма!
   И стало вдруг Славику жалко богатыря. Какое это оказывается дело - богатырить - тяжкое, а бросишь - хоть топись. Оказывается только в сказках богатыри всегда на коне. А в жизни то - куда ни глянь - под конем! Что Святогор, что вот теперя - Таран.
   - Только куда идти я не знаю, - признался Славик.
   - Я ж сказал, покажу, - улыбнулся Таран.
   И Солнышко взошло.
   Так в общем и получилось, что пришли в корчму трое, а ушли уже четверо. Хотя... нет, ушли тоже трое, трое и кот-котище серый хвостище. А то еще не получиться ничего из-за четверых этих.
   Когда Таран пошел говорить с хозяином корчмы, Славик наскоро растолкал своих попутчиков и объяснил что и как. С тем, что Таран человек стоящий никто не спорил, но только как рассказать такому о беде, которую бороть идут?
   - Узнает он кто я такой, - сказал Чучундра, - и пропал я.
   - Брось, авось не пропадешь, - сказал Славик, но крепко задумался. - Потом, ладно, все объясним. А пока скажем, что ищем княжью дочку, а похитили ее, вота чего!
   На том и порешили, все одно ничего более не придумаешь.
   Отпускать корчмарь Тарана не хотел. Где ж он еще такого вышибалу найдет? Отговаривал-отговаривал, стучали они по столам кулаками, стучали, убеждая, а когда третий стол тоже поломался, пришлось хозяину корчмы отпустить заступника, а то еще немного и заступничать чего останется?
   Когда прощались в глазах у корчмаря стояли слезы.
   - Да не переживай так, - утешающее сказал напоследок Таран, - Я ж ребятишек вот провожу, а там глядишь и вернусь.
   С тем и пошли.
  
   За забором корчмы было все по прежнему - дорога, желты дерева, трава еще кое-где... Таран топал тяжелыми сапогами, ясно-понятно, как знающий дорогу, впереди. Бывалый воин ровно вырос и в плечах раздался. Шел впереди Славика человек-гора, тот же Святогор даже поменьше был. Михрютка сидел на Славином плече. Все смотрели вперед, будто там и был конец их дороги, там и сбегались все тропки.
   Таран шел молча, лишь зыркал временами: не отстают ли спутники.
   Но Славик и не думал отставать, а то еще закрадется богатырю, что струсил. Неудобно получится.
   На первом становище, когда присели воды попить, Таран изложил свой план.
   - Перво-наперво идти надо к Ясеню, потом, когда он ниче не скажет - к Месяцу, а потом к Ветриле еще. Тот знает все, он скажет и куда идти, и зачем, и много еще может чего сказать. Мда...
   - А может сразу к Ветру пойти, ежели он все знает и пошлет куда надо? - задал вопрос Славик.
   Таран подумал и ответил:
   - Нет, сразу никак нельзя. Сразу только до ветру...
   Так уж повелось - иди туда, иногда знамо куда, а вот зачем вот... Тута быль-небыль.
   К Ясеню ходить - примета старинная, верная. Дед Бадай, когда бывал в настроении, рассказывал, что дерево это самое что ни есть дерево дерев. Пра-пра-пращур, так сказать. Давным-давно (эт так полагается прибавлять в начале историй), когда были только небушко синее и землица, выросло вдруг чудо чудное, диво дивное - этот ясень в общем. И такое вымахало, что достало от земли до самого неба! А поскольку небес, знамо дело целых семь, то потихоньку проросло их все - выше некуда. А ведь как оно, чем выше влез, тем больше видно! Поэтому-то все знает ясень, все что делается под всеми семью небами. Так у когож еще спрашивать?
   Одно только плохо. Ясень, он же дерево. А деревья редко с кем говорят, а кто и говорил что с соседскими дубами нынча калякал, так того это... его дураком называли, или еще как. А бывало еще кто с кустами, али даже с травой говаривал. Вот.
   А, ну да. Ясень этот так всем приглянулся, что сам Род сидит на его вершинке и посматривает округ. А люди издавна так и называют чудо-дерево - Ясень Красень, что значит: красивый.
   - Только где искать его, хм... - продолжал раздумывать Таран. - Раньше богатыри у старого ворона дорогу спрашивали.
   - Ну так, - чуть не подпрыгнул Славик, - Так ведь вот! Как старые витязи! Так и нам надо!
   Таран подергал усы, посмотрел на Славу и хмыкнул.
   - А старый ворон живет в старом дубе... на старом кладбище...
   Хоть и не положено богатырям бояться, но у Славика от таких слов ровно мороз пробежал по спине - старое кладбище! Вот где жуть так жуть. Что там такого страшного навскидку он припомнить не смог, так ведь все сказки, что ночами сказывают непременно про него упоминают.
   Чучундра храбро шмыгнул носом и сказал:
   - А все одно, хоть бы и на кладбище.
   Вот те на! У Славика от удивления аж рот открылся, сам.
   - Ай ты, какой у нас храбрый, - нахмурился Таран. - Так и все одно? А ежели навалятся на тебя ожившие мертвяки? Не струсишь, к мамке не запросишься?
   - А чегой-то они ожившие? - насторожился Чуча.
   - Это я к слову, - пояснил старый воин.
   - Тогда не, не запрошусь.
   Таран посмотрел на Славика:
   - Ну, молодец, братуха у тебя боевой. А сам то ты какой?
   От слов про мертвяков у Славика мороза на спине прибавилось, только раз уж сам вызвался быть богатырем, то будь...хотя бы как они.
   - Коль так положено, - пожал он широкими плечами, - Пойдем.
   Михрютка распушил хвост, приподнял всю шерсть на спине и грозно зашипел.
   - Добре, - видимо ответы пришлись по сердцу бывалому вояке.
   - А где оно, старое кладбище?
   - Ну, такого добра...тьфу...недобра? Или... Найдем! - Таран встал с земли и махнул рукой, за мной, мол.
   И пошли они полями и лесами. Не то чтобы прям полями, так, полянками, да и не то чтобы лесами, так, лесочками. Долголь-коротко а никак не меньше чем через два дня подошли к развилке дороги, у которой стоял огромный Богатырь-камень. Слова, что некогда были выбиты на его шершавой спине, смыло дождями, выдуло ветрами, правда и так каждый знает, что написано на богатырских камнях: направо поедешь - коня потеряешь, налево поедешь - меч потеряешь, прямо поедешь - себя потеряешь. Напрямо обычно водился или змей какой, или разбойник-посвистун, или, когда совсем плохо, дорога в болоте пропадала, а делать чего в болоте?
   Можно конечно лягух на листочек ловить, тока это не совсем по-богатырски как-то...
   А, да! На маковке камня белел человеческий черепок. Побелее, чем у Яги на плетене, даже.
   - Кажись, почти пришли! - крякнул Таран.
   Славик настороженно оглянулся. Умруны-мертвяки, ха, тоже еще...
   - А дальше куда?
   - Куда! Налево! Подумай: себя терять нельзя? Нет. Коня у нас... того, не имеется. Выходит?
   Ну конечно, можно было и не спрашивать: прямо дорога убегала в светлый березовый лесок, направо голубело широко небо, а налево кралась краем дремучей чащобы, рядом с которой и идти было боязно.
   Дорога на погост обычно невеселая. Так уж водится. Да еще растут по краем ее смертник да зверобой, да еще подорожник, только ему тоже нерадостно и не по дороге. Вот и вышло - даже Таран неуверенно поводил плечами и частенько поглядывал под разлапистые ели, все сплошь черней друг друга. А уж Славик с Чучундрой присмирели - мало что не пугались каждый шаг. Правда справа раскинулось широко поле, где и небо сине, и простор во всю грудь. Зато слева...бр-р-р. Зыркали желтые зенки, глухо гукал филин, ему вторил хриплый вороний карк. Порой там трещали ветки, да так, словно древний Мамон продирался сквозь вековечную чащу, аж волосы вставали дыбом.
   Славик тоскливо глядел на солнышко, а оно медленно, но уверенно ползло книзу, вот-вот скатится за виднокрай.
   - Таран, - Славик постарался, чтобы голос звучал не слишком жалобно, - Может, остановимся где-нибудь там, - он махнул в поле, - Заночуем, а с утра уж...
   - Чтож, можно, - прогудел, подумав, богатырь. - Только есть тут одно дельце, не хотел говорить.
   - Что за дельце? - удивился Славик, - По пути хоть?
   - Да нет, не о том речь. Пугать не хотел, вот что.
   - Пуга-а-ть?
   Таран остановился и подергал ус.
   - Да вот лесок, по левую руку...
   - Ну.
   - Вспомнилось как прозвали его давным-давно, может и не зря.
   - И как? - насторожился Славик.
   - В общем Мертвым его прозвали, да еще Заколдованным, ну и Черным. Конечно еще Погибельным, Умрунским, э...куда вы? Погодьте меня-то!
   К добру припомнил Таран про лес, ил к худу, эт решать не нам. А вот что ходу прибавили, тут понятно - неплохое дело. А вскоре дорога круто свернула влево, но не в страшный лес (потому как тот закончился). А свернула она...
   - Вот и оно, - кивнул Таран, - самое что ни есть старое кладбище.
   Погост он ведь какой? Место обычно для него выбирают получше. Чтоб красота округ, чтоб жить хотелось. А выбери какое другое, на отшибе, или там в овраге - умруны замучают. Ни в лес сходить ни по деревне вечерком пройти. Подойдут, да с собой за компанию уведут - мол, как вы нам, так и мы вам - пожалте смотреть. Нда. И еще хорошо если ручеек какой журчал неподалеку. Пить из него нельзя, станешь незнамо кем: хоть волком, хоть козлом, зато послушает какой неспокойный его журчанье, да и опять спать.
   Еще надо чтоб каждый знал, где кто покоится. Ежели женщина-мастерица, то красиво камешками цветными выложить что-нибудь, коли кузнец, али мельник - жернов или камень поставить, какой только допереть можно. Волхв - дерево посадить. Да много всякого можно напридумывать!
   А посередине завсегда следует посадить дерево - дуб. Посадить и ухаживать, чтобы всех запоминал он, все ведал. И живут такие дубы хоть сто, хоть больше лет - потому как дело у них важное.
   - Это нам туда, чтоль?
   Здешнее упокоище на нынешние погосты походило, только не очень. Все оно сплошь заросло бурьяном, из которого изредка торчали сухие ветки, прям как в сказках - торчали костлявыми руками. Славик решил, что похоже лучше пойти переночевать у того леса, чем идти дальше.
   Через все кладбище была протоптана тропа, такая старая, что видать еще с самого сыздавна знатные витязи ходили к дубу, допытывать про ясеня. Таран затопал прямиком к ней, остальные - за ним.
   - Тропа заповедная, - сказал богатырь. - Иди по ней: ни в жизнь не собьешься. До самого дуба, а там ворона кликать надобно.
   - Один?! - не поверил Славик. И правильно.
   - Шуткую, - отозвался Таран, - Вместе пойдем, раз уж досюда добрались. А если б один пришел, так и пошел бы один. А ты как думал?
   Михрютка, дремавший до сих пор на плече у Славы, мягко соскочил наземь, встопорщил хвост трубой и поскакал, словно заяц, вперед.
   - Во как надо! - одобрительно молвил Таран. - Таких ни копье, ни меч не берет, разве что колдовство какое. Так откуда оно здесь? Тута тихо, спокойно, только бы не надумал кто, хм-м, погулять.
   Ка-а-арххххх!
   Славик вздрогнул, Чуча тихо пискнул, а Таран сурово погрозил кому-то пальцем:
   - Вот пакость, накаркаешь ведь! Ну вперед, други, а то вон кот ужо полпути пробежал.
   Михрютка на самом деле успел ускакать далеко, в наступающих сумерках был виден только его пушистый хвост. "Кабы не потерялся", - забеспокоился Славик.
   - Пошли, чо стоять, - он подтолкнул Чучундру, - Раз уж не миновать, то лучше сразу, авось пронесет.
   - Вот-вот, - тихонько сказал лешачонок, но Слава уже не слушал.
   Таран пропустил всех, а сам, вынув меч, двинулся следом. Опытные всегда идут позади - молодым боязно: что за спиной - неведомо, а потому страшно. Только закаленные витязи могут спокойно идти последними. Потому и ходят.
   А кто последним идет - последним и видит, что впереди происходит.
   Ушедший в думы Славик и знать не знал, откуда вдруг прямо на тропе возник человек-не человек, черный, да непонятный, словно укутанный в черное тряпье: безобразный.
   Михрютка, на что внук Баюна, тоже видать не приметил страхолюдину: начал фырчать да взад кидаться уже из под самых его ног, если они конечно были.
   Что делать было Слава как всегда разумеется не знал, потому потянулся за мечом.
   - Ш-ш-шт-т-т-о-о-ой, щ-ще-еловек-к-к, - прошипел незваный гость.
   "Ой", - запоздало подумал Слава, - "Кабы гость - хорошо, а вот ежели хозяин!"
   Рука сама скользнула к рукояти и тихо вынула оружие. И вот ведь чудно: не меч потянула верная десница, хоть витязи первым делом тянут именно его - как-никак божье оружие - а вытянула она небольшой нож с красным камушком в рукояти. И так непрост был стальной клин, это еще Святогор говорил, а после того как впитал в себя сок Царя Папоротников - верняком чудо-клинком стал. Навроде кладенцов всяких.
   Пальцы сжали удобную рукоятку и вмиг пропал всякий страх. Вот еще! Кого тут боятся-то, живых нету, а неживых... тоже пока нету. Вот черный один только стоит.
   - Чего тебе? - спросил Слава.
   - Куда идеш-ш-шь? Пош-ш-што снуеш-ш-шь?
   Чучундра уцепился за полу кольчуги, внук Баюна - в штанину. Отступать некуда и незачем.
   - А тебе дело какое до меня? Может, ножик хочешь посмотреть? - протянул молодец руку. Да только вспыхнул кинжал внезапно белым слепящим огнем, ровно Перуновым копьем, вмиг осветил все округ.
   - Уй! - вскрикнул незнакомец и исчез.
   - Э-э-э, куда? - спросил Славик. Кого только?
   Таран подошел и хлопнул по плечу. От неожиданности Славик подпрыгнул на пару вершков, а волосы на голове зашевелились.
   - Добре, - прогудел Таран, - вижу не зря я с вами, робя, связался. Здорово вы его.
   - А кто это хоть был?
   - Это Морок, древний и некогда, хм, сильный, наверное, колдун-ерестун. Охраняет он здесь, кто послабже да пужливый черезчур обратно выпроваживает. Я-то первый раз долго вокруг кружил, пока не выдумал как его забороть. А вы, - Таран довольно хмыкнул, - Здорово, завидно даже. С наскоку, раз и шугнули.
   И довольно мыча под нос богатырь пошел дальше.
   - Догоняй, - послышалось только.
   - Вот спасибо тебе, брат Святогор, - негромко сказал Славик, убирая в ножны заветный кинжал. - Посчитай уже второй раз выручает твой ножик.
   "Может, приглянулся ты ему".
   Шу! Что это было? Послышалось?
   - Чуч?
   -Чево?
   - Ты ничего не слышал?
   - Таран звал...
   - И все?
   - Да все вроде.
   Знать и впрямь послышалось.
   - Отцепайся. Прилип ровно репей. Пошли, Чуч, нечего стоять тута, жать-то все равно некого.
   Лешачонок отцепился от Славиной байданы, тут же схватил кота - тот едва успел спрятать когти, а то продрали бы новые штаны - за что и схлопотать вполне можно.
   - Вдвоем все одно веселей, - прошептал Чучундра на ухо внуку Баюна. И Михрютка согласно мявкнул.
   Скорым догнали мерно шагающего Тарана и хотел было Слава спросить - далеко ль еще, как оказалось, что совсем рядом. Не в сказке сказать, а рукой показать. Как его издалека видно не было, только дураку думать - все одно не угадаешь. Вековечный дуб, даже дубище, по скромным прикидкам обхватов в двадцать, корни до сердца земли достают, ветвями в небо упирается.
   - Вот он, - молвил (а как тут иначе?) Таран.
   Славик захлопнул рот, потом выплюнул залетевшего туда комара.
   Ветви у чудо-дерева начинались ростах в пяти от земли, да и то сказать - ветви! Редко какое дерево до такой толщины вымахает!
   Постояли, помолчали.
   Меж тем смерклось окончательно: лишь луна светила бледными щеками. Впрочем, видать было неплохо, нечего только смотреть-то.
   - Надо кричать, - сызнова молвил старый богатырь подергивая усы.
   - А это, как там, не очень поздно? - спросил Слава.
   - Чего поздно-то? - удивился Таран.
   - Может он спит, - предположил Славик.
   - Эх, широкие плечи, да голова узкая, - вздохнул Таран, - Ему ж тыщщу лет!
   - Ну, и?
   - А когда это старики по ночам спали?
   Это верно. С годами, как любил говаривать дед Бадай, день и ночь навроде как бы меняются местами - ночью и потише и поспокойней, что хочешь то и делай. А день все одно: ничего уж не надо, ни там потолкаться, ни там по девкам - спи скока захочешь. Хотя сам-то Бадай спал всю ночь... Ну и днем иногда... тоже не спал.
   Славик выставил ногу вперед, набрал поболе воздуха в широкую грудь и, напоследок, подумал.
   - А чо кричать? - спросил он.
   - Слова кричи.
   - А какие? - не понял молодец.
   И тут старый богатырь показал, что не зря его с собой Слава с друзьями взяли. Слова оказались простыми, и их знал почти всяк. Но вот где их кричать правильно надо было - вот тут то мудрость богатырская и сгодилась.
   Черный ворон, что ты вьешься
   Над моею головой
   Ты добычи не дождешься
   Черный ворон я не твой
   - Тут ведь как, - пояснял Таран, - Ворон он хоть и мудрый и старый, да только таких как я или ты знаешь сколько тут побывало?
   - Сколько? - заинтересовался Славик.
   - У-у-у-у. И не спрашивай. Много. И так ему надоело все это: что, где, когда. Одно и тоже. Короче в один день перестал он откликаться, хоть тресни. Придет витязь, али вовсе богатырь, кричит-кричит, зовет-зовет. Ни в какую. Спасибо ведуны подсобили: придумали эту вот ворожбу. В общем не может ворон на нее не откликнутся. Хоть и мудрый, а все одно привычки остались - вороны поживу чуют, а ежели им сказать, мол - не дождетесь, сразу ор начинают. Каркают до хрипоты, но не уходят. В смысле не улетают. Вот так вот. Так что - кричи.
   Делать нечего, молодец сызнова набрал в широкую грудь воздуха и покричал, на первый раз, в-полсилы.
   Ясен-красен, с первого раза еще ни у кого добром не получалось. Второй призыв был и погромче и звучал совсем по иному - Чуча тоже помогал.
   Чуток передохнув, Славик подышал поглубже, вдохнул в последок сколько только смог и заорал в третью:
   Че-о-орный воорон, что ты вье-о-ошься
   Над моеееею головооой
   Ты добыычи не дожде-о-ошься
   Черный вооорон я не твооой
   Вышло до того здорово, что после клича вокруг воцарилась и впрямь кладбищенская тишь.
   Ворона не было. Славик обернулся было к Тарану, но старый витязь и сам выглядел слегка озадаченным.
   - Неведомо что-то, такого допрежь не было.
   - Слушай, Слав, - Чучундра потянул за рукав.
   - Чего?
   - Давай кота нашего наверх зашлем, пускай он ворона отыщет, а?
   Эх, и вправду ведь! Вот что значит - нечисть, хоть и побратим - разве человек до такого додумает?
   - Выручай Хрютыч, - Слава бережно взял у лешачонка кота и погладил мягкий животик, - Твоя очередь, братуха. Я подсажу как сможу, а дальше сам, ты ж умный.
   Он подошел к самому стволу, что уходил вправо и влево словно стена, приподнялся на цыпочки и вытянул руку вверх. Внук Баюна на миг сжался в комочек, затем выпрыгнул и полез вверх по шершавой коре. А поскольку стояла ночь, то вскоре его и след простыл.
   - Сейчас он этого ворона сюда спустит, - пообещал Славик Тарану, - Мы с ним такое видали...
   - Это какое же? - усмехнулся старый богатырь.
   - Всякое, - вильнул Слава, а чтоб витязю не вздумалось уточнять сам побыстрее спросил - Может ты, дядько Таран, нам с Чудко расскажешь что-нить, пока наш котяра птицев ловит? А то дуб большой...
   За разговором время вдестяро летит. Потому самое дело, пока ждешь, да и вообще, если честно - это сказки баять. А еще лучше - слушать.
   - Ну, если так, то давай, - согласился Таран, - Только ты б сперва огонек зажег, при свете и говорить приятнее.
   Костер дело нехитрое, а если умеючи, то и недолгое. Набрать дров в четыре руки на небольшой огонек - раз-два и готово. Лешачонок не отходит от Славика ни на шаг.
   - Ты чего, Чуч, боишься что ли? - удивился добр молодец.
   - А ты нет, что ль?
   - Мертвых? Не знаю, - признался Слава. - Ну я-то ладно, я деревенский, а ты ж лесной, тебе то чего?
   - Лес! Тут не лес. А Нежить она и есть Нежить, для нее хоть человек, хоть лесовик одна разница.
   Но покуда было тихо.
   - Про что же рассказать? Много было всякого, чему и сам с трудом веришь, за что гордость до сих пор берет, мда, а до сих не берет, - начал старинной присказкой Таран, - Но вот одна сказка-не сказка, а что ни есть - быль. Мало кто слышал ее, а кто и слышал мало кому скажет. Потому как она навроде и не совсем богатырская, а... ну ладно начну с начала. Случилось это стало быть возле славного стольного града...
   Ежели кто ночью оказывался возле костра с настоящим витязем, из бывалых, да слушал неторопливую речь, где каждое словно ровно оживало, тот поймет почему сидел Славик с Чучей что говорят - дыхнуть боялись. То нахмурит брови старый вой - и вмиг темнота округ втрое страшней. Но потом поведет тяжелым плечом, вскинет могутную длань - и вот так чудеса! - светло становиться как перед рассветом, отступают страхи-боязни. А уж если пошутить вздумается такому рассказчику - держись за живот и следи, чтобы рот не порвался.
   - ...Вот вылазию я тогда из кустов и ка-а-а-а-аККККК
   -Мя-я-ввв!
   К месту али не к месту припомнил Славик всех родственников Перуна, но подпрыгнул он повыше Тарана. Даже может повыше Чучундры.
   - От звяруга, - восхитился старый витязь, беря на руки вернувшегося Михрютку, - опять чуть не напугал!
   Кот виновато глядел на Славу. Во рту у внука Баюна обнаруживалось черное, с проседью, перо.
   - Тю! Ты его что, сожрал? - Слава выдернул перышко (шириной с ладонь) и почесал им коту за ушами.
   - Мяв.
   - А где же он тогда?
   - Мяу-яу.
   - Не знаю. Так и скажи: сожрал.
   - Мяв!
   - Ты чего это на малого накинулся? - нахмурил брови Таран. - Говорит же нет там ворона, знать нет.
   - Кто говорил? - удивился Славик.
   Богатырь кивнул на котенка:
   - Он.
   - Это ж кот.
   - И что? Кот не человек что ли? Уже и сказать не может?
   О как, подумал Слава, он то думал что один такой дурак - с котами разговаривает - те ему отвечают, а тут...
   - И что делать-то? - спросил он по привычке.
   Таран пожал литыми плечами.
   - Утра ждать, авось солнышко подскажет.
   Спать, как ни положено ночами, в таком месте не хотелось. Слава сидел у стреляющего угольками костра и клевал носом. Привычному Чучундре было проще: он спал и в лесу и в корчме, сопел и тут. Что возьмешь с него - малец мальцом. Они только с виду больше других бояться, а как до дела доходит - спать там или ночью в лесу в прятки играть - не остановишь!
   Михрютке было еще проще. Он спал даже на Коне-Огне, куда уж здешним пугалам!
   "И пошто я такой?" - раздумывал сквозь дрему Слава. - "Все меня заносит во всякие болота, да похуже, где спать - ум терять, с утра проснешься да весь не соберешься: упыри да волколаки растащили на заплатки".
   Тут, пока молодец раздумывал, пошло время самое что ни есть - заполночь.
   Время это издревле считалось недобрым. Уж почему так - ведомо немногим, а остальным приходится верить им на слово. Самим-то проверять страшновато.
   Вдруг стало так тихо, что можно было услышать мышиную поступь. Только мышами тут и не пахло. Слава покрутил головой, потыкал в ухе пальцем - тишина не проходила. Стало от этого Славику страшно так, что он подвинулся ближе к Тарану и затряс богатырское плечо.
   - Чего тебе? - бурнул спросоня Таран.
   - Тихо тут.
   - Дык, кладбище, не ярманка, - хмыкнул богатырь, - Спи, а то завтра не пронмнмнмтххх-рррр.
   Славик огляделся и потряс вновь, но богатырь спал - не разбудить.
   - Эй, Чуча, - окликнул лешачонка Славик.
   Не отзывается.
   - Михрютка! Проснись хоть ты!
   И так пробовал молодец и сяк, но спали его сотоварищи, и просыпаться не думали.
   Тут с самого Славика сон слетел как комар под ветром.
   - Эге, - пробормотал он под нос, - Дело нечистое. Верняк.
   Рука нащупала выручавший уже нож. И вовремя. Задрожала земля, зашебуршала, лопаясь да разламываясь.
   Хотел Слава испугаться. Да други спят, ровно колдовство над ними какое... да что какое! Верно ведь колдовство!.. Так их во сне и погубят. Один он только не заснул, одного его не сморила погибельная сонная хмарь, видно и далее ему одному стоять!
   Сам погибай, а товарищей в обиду не давай!
   Страшнее всего казалась Славе эта тишина. Мертвая, глухая, только тихо лопается земной покров, да поскрипывает нечто невидимое в темноте. Это когда воют не страшно, потому как воют - знать пугают, а вестимо - сами боятся!
   - А ну кто там?! - крикнул Славик, отгоняя прочь страхи. - Выходи, коль не боишься!
   "Эх, надо бы перетащить Чучу, да Тарана с котом тоже"
   Лишь сухой постук был ему ответом. Ни глаз ни мелькнет, ни голос не раздастся. Верно говорят старые воины - хуже нет. Чего нет это неведомо, но нет так нет.
   "Эге!", - подумал Слава, глядя как живой красный огонь вдруг стал синим, мертвым. И не теплом от него повеяло, а стылостью, навроде как от холодца.
   - Боишься, говоришь? - глухо, ровно из-под земли, спросило из темноты. - А сам то ты не боишшшшшся?
   Ежели б волосы у молодца не топорщились во все стороны, то непременно бы встопорщились теперь. Только все и так было в порядке.
   - А кто спрашивает? - уж чего тут больше бояться-то. - Выходи, говорю, садись у огня, там и спрашивай.
   Хоть и постукивало по-прежнему, а тишина наливалась все больше и больше. Ровно сжимался хоровод вокруг синего костра, да хоровод не дружеский, а напротив - очень даже недружеский. Славик даже на всякий случай обернулся - посмотреть не стоит ли кто позади
   "Застучали полые костяшки друг о дружку", - по спине у молодца замолотили снежинки, - "И вышел к костру самый страшный мертвец!"
   В неверный свет шагнула темная фигура.
   И худа и не высока, а несет от нее стужей лютой, пургой зимней. Лица в неверном свете не видно вовсе, может и к лучшему.
   - Ну, все помрем, молодец! - поприветствовал мертвяк Славу.
   - И тебе не поздорову, - нахмурился Славик.
   Дело, конечно, такое, что не совсем по-людски. Но нехорошо так вот, к хозяину, гостю-то.
   Пастень довольно покивал головой и уселся, не спросясь, напротив.
   - Вижу, славный воин забрел к нам. Надеюсь, надолго?
   - И ни в жисть, - замотал головой Славик. - Уж лучше вы к нам...э-э-э, тоже не надо.
   - Чтожжжшшшш, пусть по-твоему, пока будет. Только попался ты молодец. Да и спутники твои попались. Ночь вечная, ночь темная, ночь крепкая. Други твои задремали, а только, кхе-кхе-кхе, проснуться ли? Как думаешь?
   Это Таран не проснется? Михрютыч с Чучиком? Внутри у Славика вспыхнула искра. Не бывать такому.
   - Ничо, петухи пропоют - разбудят, - сказал он.
   - Это откель тута петухи? - удивился мертвец. - С собой чтоль принес?
   Если б знал, принес бы, Только разве все упомнишь.
   - Врешь ты все. Нету тута петухов... Ну ври-ври. А там и сам заснешь. Вечным сном, кхе-кхе-кхе.
   Да что же это такое? Это кто сидит тут у его костра, да без всякого уважения?
   - Ой, не кипятись ты, - напутствовал мервяк. - Ну что с того, что помрешь? Тута тоже есть преимущества. Скучновато, конечно, зато порой такая компания ночкой подбирается. Расставаться, кхе-кхе-кхе, не хочется.
   Гулко ухнул филин, завыли вдалеке невидимые страшные волки. Даже луна, мертвяцкое солнышко, собралось заползти в черную тугую тучу, чтобы не смотреть на костер, горящий синим пламенем.
   Ну, ножик братухин, выручай еще раз.
   - Не, бестолку, - сказал сидящий напротив клохтун, - я ж уже и так тово, мертвый. Чего мне твоя железка?
   - Не очень и хотелось, - буркнул Слава.
   Вот попал! Вроде и болотных бил, и Юдов ногами погонял, и по небу летал, а вот попал. И выходит не поможет ни нож, ни друзья. Даже Конь-Огонь далеко-далёко. Защемило тоскою сердце...
   - А давай так, - вдруг предложил мертвяк. - Сказывать сказки будем. Твоя возьмет - так может и вправду петухи петь будут, пойдешь дальше. Как в чудо не верить, ага? А моя возьмет, тут останешься, да еще отдашь мне то, что с собой несешь.
   - Катись яблоко? Или кольчугу? - переспросил на всякий Слава.
   - Ой, а ты случаем головой не ударялся? Умри-Цвет несешь с собой. Его и отдашь!
   Вон оно что! Слава признать, запамятовал про маленький кусочек Папоротникового цветка из избушки на курицыных ногах. Значит, цвет нужен?
   - А побратимов отпустишь? За просто так, полюбому? - спросил молодец.
   - Отпущу, - легко согласилась нежить.
   "Ага, отпустишь, угу, так тебе и поверил", - подумал молодец, а вслух ответил:
   - Ну, давай! Только, ежели моя возьмет, ты еще скажешь куда старый Ворон делся, лады?
   - Эт, я тебе и так, кхе-кхе-кхе, скажу. Исчез твой ворон, как есть исчез.
   - Помер, - уточнил Слава.
   - Неее, еслиб помер я б знал. Исчез и все.
   Вот дела! Пока Славик раздумывал, мертвяка споро забубнил:
   - Моя первая сказка. Слушай да про уговор помни. Небыли-умерли в одном царстве разом царь и три сына, старший-дурак, средний-дурак, про младшего так и вовсе сказать нечего - пером написать - умер... И народишко живший как один худо и бедно потихоньку стал мернуть, где сам, а где и целиком с семьей, Морене на радость. Нашелся было молодец-удалец, навроде тебя, да только от сестренок-лихорадиц никто еще не уходил, а становилось их все больше и больше. Да еще Змей завелся поблизости - кто сразу за кромку уходить не хотел, так он ему помогал, значит. Ел...
   И без того тоскливо было внутри у Славы, а тут что ни слово так будто бы на плечи бревно ложится. Ниже, ниже гнется богатырская головушка, сжимает сердце ледяная рука. Почто жить на земле этой? Тяжко, да глупо, да еще огонь синий, чисто шепчет - спи-усни-умри.
   ...- А дочка королевишная так и вовсе в мать удалась: посмотрит в озеро -лягушки дохнут, улыбнется цветочку - тот сохнет дочерна...
   Ай да нет в груди радости, нет в миру света. Что ни вспомнит молодец, а только хуже делается.
   Потянулась рука - а все одно - полоснуть по жилам ножиком, посмотреть хоть еще разик на ручеек красный. Тянет, тянет синий могильный цвет. Зовет к себе спи-усни-умри.
   -Уй ты! - Славик подскочил с удивлением глядя на руку. Добрый ножик сжимала десница. Добрый, только жжется похуже крапивы.
   "Дак ведь неправду черный этот говорит!" - спохватилось внутри. - "Вона ножик братухин ровно раскаленный с этого!".
   Огонь в костре почуяв за собой добра молодца начал трепыхать красными языками промежь синеты.
   Мертвяка тож додул, что вот-вот сгинет его сказка. И забубнил с удесятеренной силой:
   - ...Утопленница, уродливая, похуже дохлой лягушки и говорит нечеловеческим голосом...
   Сызнова тоска смертная начала заворачивать Славу в свою простынь, только он теперича ученый стал. Крепко сжал в руке ножик заветный, вскочил, да запел самую что ни есть развеселую песню:
   Ай ты ежикин кот
   Огородный хрен
   Да не стану есть
   Я тебя совсем
   А не стану есть
   Знаешь почему
   Ща скажу по репе
   Да по кочану!
   Огонь, вслед за Славиком пожег бледноту, загорел, загудел алым пламенем. Вот тебе хрен, вот по кочану!
   Умран зашипел словно большой кот, да и провалился в темноту за огненным костровым кругом.
   - Эгей! - завопил добр молодец. - Нету такой сказки! Врешь не возмешь!
   Чем еще нежити над житью верх взять как ни ложью да враньем, да тоской вечной? Загубить-заговорить да за кромку проводить. Ну так вот фигушки!
   И Славик затянул следующую песню, отгоняя стылую хмарь, ломая вязкую тишину:
   Одна самая княжна
   И румяна и нежна
   Полюбила молодца
   Ламца-дрица-оп-цаца!
   Полюбила не совру
   Сам видал я поутру
   Чо видал я не скажу
   Лучше милке покажу!
   Чу, послышалось? Или в голове гудит от песни? Только в темноте за кругом костра захлопали костяные ладоши, да негромко подхватили песню безщекие рты.
   Богатырское ли дело ночами песни петь? Ну тута, правда, такое дело - без песни прямо ложись и помирай.
   Так что песни в богатырском деле и нечисть бить, и жить помогают.
   Пел Славик пел, а когда более-менее песни закончились принялся вовсе за матерные. Ничо, не дети поди, с такими можно. Под такое дело он даже сплясал пару плясок от чего костер, хоть и не кидал в него молодец дров, загудел и взметнулся поверх, чуть не до самых деревьев.
   "Ух ты! Себя б не пожечь", - поздновато метнулось в голове. Да ладно, за правое дело и закоптиться не жалко.
   Когда и матерные частушки подошли к концу принялся Славик выдумывать совсем уж развеселые вирши. Тута всем это надоело, и над старым погостом раздался не слышимый верно прежде с кукуевых времен залихватский петушиный покрик.
   Бывает так в сказках - и неоткуда взяться вроде петуху, а все одно - есть он! А раз петух есть, то и кукарекать должен.
   - Эх хвост-чешуя, не пойму я ни...
   - Ты чего разорался-то?
   Таран, мятый спросонок, с подозрением посмотрел на Славика.
   Эх, кабы не возникающий иногда опасенок, так бы и расцеловал молодец старого богатыря - жив ведь!
   - Дык тута.
   - Чего тута? Змеи летучие - пятки горючие?
   Принялся Славик рассказывать витязю, про ночные свои толки-перепевки. Таран поначалу было хмыкал в усы, скреб ногтями кожу под бородой и хрустел выей. Только видно к вранью приучен не был, так что поверил.
   - Выходит спас ты меня, - сказал он, когда Славик окончил сказывать. - Буди остальных, будем думать, что дальше делать.
   Растолкать Чучундру с Михрюткой это посложней победить мертвяков оказалось. Чуча дрыгал ногами и переворачивался с боку на бок. Внук Баюна во сне фырчал и грозно мявкал. Только глаза открывать не хотели оба.
   - Мда, так вот и голову проспишь - не заметишь, - наблюл Таран.
   Утрешний туман уполз к болотам, солнышко вот-вот должно было выскочить к миру. Тишь да гладь разлилась над погостом. Шумело в вышине гигантскими листами богатырь-дерево.
   Когда под ерные Славины подначки засони пробудились, решено было сесть посоветоваться. Заодно и позавтракать.
   - Думаю, ребята, к Месяцу нам тоже бестолково топать, - молвил, прихлебывая душистый малиновый чай, Таран. - Заместо него Луна-сестрица гуляет. Пока дождемся...
   - Ждать нам нельзя, - согласился Славик.
   - Значит идти к Ветру. Ветрило завсегда все знает. Он же по всей земле летает, от края до края. Все видит, все слышит. Только помогать не знаю будет, не знаю нет.
   - А мы ж попросим, - пискнул Чучундра.
   - Тут, Чудко, дело такое, ежели в настроении будет дед, тогда и просить не нужно будет. А вот если не в настроении...
   Уходить с кладбища завсегда лучше чем не уходить. В народе так говорят. Тут можно и поклониться и так просто постоять - навроде задумался. Слава так и сделал. Заодно еще разик поглядел на дуб-дубище, князя дерев. Кабы такой повалить, да на дрова пустить. Поди всю жизнь можно у печки греться.
   Лучше всего, конечно, уходя бросить назад горсть земли. Для чего - никто не знает, но лучше так. Примета, в общем.
   - Одного не пойму, - говорил отряхивающийся Таран, идущий позади, - Говоришь ты, мол, исчез ворон. Куда ж он мог исчезнуть? Тут у него вроде и гнездо, и опять-таки почет тут ему, гостинцы там. Зачем ему исчезать?
   Совсем было открыл рот Славик рассказать и про Лешего, и про Ягу, хорошо Михрютка, ехавший на плече, махнул туда пушистый хвост. Молодец хвост-то выплюнул, а попусту балаболить передумал. С недосыпу, стало быть, в голове помутилось.
   - Может к воронихе какой полетел, - ответил он. А чо?
   - Какая ему ворониха, - отмахнулся Таран.
   В тот день заночевали у камня с черепком. Можно было б идти дальше, да только Слава шагал плохо, промахивался мимо петляющей тропы, задевал все ветки, что попадались на пути, и мешал спать коту на плече.
   Таран разжег костер, уложил всех почивать, а сам до утра просидел, задумавшись. О чем? Так все спали - неведомо.
   Как искать Ветряного деда, знают только самые могучие колдуны да ведьмаки. Остальные, человеки попроще, витязи так, богатыри, могут найти Ветрилу только если очень чего-нибудь хотят. Дед Бадай однажды смог припомнить древнючую быль, как один молодец искал таким макаром себе девку. Чем там кончилось, он к общему неудовольствию не помнил, но было вот.
   Славику с товарищами нужно было очень. Так что, как сказал Таран, до Ветра они дойти должны были точно.
   - Тут ведь оно как, - говорил он, - Вроде и нет примет, а потом раз, или Змей какой с неба падет, биться будет звать. Ну, ты его ясно дело в бараний рог, а он тебя за это, то есть, за то, что ты его обратно разгибнешь, и относит к Деду. Ну, бывает просто буря подымется, а где буря, там и Ветрило рядом. Верняк.
   С каждым днем становилось понятно Славику, что богатырствовать по всем правилам - дело тяжкое. Чуть не так сделаешь, ровно в лужу упадешь - стыдища-срамотища. Раньше он думал: все! Заделался витязем, знай помогай всем, защищай. Просто, как дрын. Только на деле-то не все каша с маслом. Сразу туда не иди, сначала туда и туда. На каменюках читай все подряд. С воронами разговаривай. Ночами песни пой мервелям всяким. Бр-р-р-р!
   "Вот дойдем до Ветрилы, подмогну еще разик бабушке и хорош!" - думал молодец про себя. - "Домой приду, заделаюсь кузнецом. Хоть и тяжело, да не так тяжко".
   От камня повернули направо (ну по правильному - направо, а как шли - так снова налево). Едино что радовало - лежали в той стороне луга широкие, степные. Небо - во всю ширь. И ни одного лесочка.
   - Тута нас никто не обидит, - Славик почесал коту мягкую шейку. - Тут разве подберешся? Не-а.
   Правильно, где ж еще ветра искать, как не в чистом поле? Дуй-вей Ветрило, во весь простор.
   Внук Баюна пробовал было мурчать, да как раз в тот миг Слава споткнулся и полетел бы пушистый рядышком в пыль, но подхватила заботливая рука, удержала.
   - Чуть не упал, - пробормотал Славик, подымаясь.
   Весь красен день шли путники по проторенной, словно стрела дороге, кем проложенной и для чего, эта сказка умалчивает. Уже и сумерки догнали Хорса, тягая за собой ночь, а ветра пока не было.
   Ранние искрящиеся звезды, подмаргивали будто девицы-красавицы, простор пьянил ароматами разноцветных веников, глаза сами собой закрывались. Чучундра клюнул носом, встрепенулся и вгляделся вперед.
   - Гляньте, никак нас встречают!
   - Кто? - проснулся Славик.
   - Гляди вперед!
   На дроге вился-змеился легкий, едва видимый в наступающей ночи вихрек. Встречник! Встречник-поперечник, завстегда встречает, да завсегда ж поперек! Ох худая молва бродит среди мужиков, особенно с похмела, про таких встречающих. То носом в землю ударит, то кошель сопрет, а бывало вовсе к кому на пироги заведет, а жена узнает. И ведь не докажешь, что закрутил-запутал нечистый дух, а сам-то и не помнишь как. Любят баловать, одним словом.
   - К добру, к худу ли?
   Меж тем вихор скакал к остановившимся путникам, подпрыгивая на своей пыльной ноге. Ближе, ближе.
   Догнавший Славика с товарищами Таран, крякнул и принялся доставать меч.
   - Чичас я тебе отомстю за все, - приговаривал он.
   - Постой дядько Таран, - залепетал Чуча, - Вдруг это и есть знак? Всеж-тож ветряной.
   - Ой, Чудко, нету среди них несущих добро. Вред один с них, - ответил богатырь, но меч отпустил. - Попомнишь мои слова. Хорошо б не поздно только.
   Встречник допрыгал, закрутил, загудел, поднялся ажно до неба и рассыпался. Только остался на его месте человечек. Вроде и ладный и одет хорошо, а все одно видать - не настоящий. Потемну не разглядеть, да что-то в нем не то.
   - Ночи доброй, - елейным голосом поприветствовал он всех.
   - Сгинь, - пробурчал Таран, - Чего надо?
   Человечек махнул руками и захихикал:
   - Ой-ой-ой, какой грозный. Шел я мимо, гляжу - люди добрые, хотел им весточку сказать, а они мне - сгинь. Что ж делается на земелюшке-то?
   - Что сказать хотел - говори, нет - сгинь! - старый богатырь посжимал кулаки.
   - Так я тебе сразу все и сказал, медведяро. Ты меня ни поприветствовал, сотоварищей своих не назвал, а туда же все скажи. Мож я от самого этого, Зефира, послан?
   - Какого зефира?
   - Ветра, ветра, колода деревянная.
   Голосок у стрешника был на редкость противный, смеялся он вовсе пакостно, а уж обзывался... Но все одно Слава просиял, разгоняя сумрак.
   - Ночи доброй тебе, вихор-встречник! Скажи, что за весточку послал Ветер, где искать его?
   - Учись, деревня, - захихикал вновь встречник, - Вота как надо. Ты Слава?
   Славик закивал.
   - Ну, так сворачивай налево, да иди себе прямо, пока не увидишь весь по правую руку. Там найдешь то, что ищешь.
   Сказал человечек слова, взметнулась с дороги пыль серая, завертелась и попадала обратно наземь, не оставив после себя ничего.
   - Вот он, знак, да? - обрадованный молодец посмотрел на Тарана.
   Старый богатырь молча теребил усы. Наконец тряхнул косматой головой и сказал.
   - Не нравиться мне это. Не было такого, чтобы такие людям помогали. Значит и этот не в помощь нам.
   - Так чо делать тогда?
   - А спать ляжем, - решил богатырь. - Утро вечера мудреней.
   Подождав пока старый богатырь устроится поудобней и засопит, Славик толкнул в бок лешачонка.
   - Чо тебе, - прошептал тот.
   - Чо-чо, как думаешь, правду сказал, ваш этот?
   - Не наш он. Своих, лесных я знаю, а этого нет. Да еще Деда Ветра назвал как-то не по нашенски. Не знаю я чего там.
   - Дрыхни ладно, утром видно будет.
   Уже засыпая услыхал Славик голос. Молвил тот: "Не верь встречнику".
  
   Дело шло осенью и роса падала на траву холодная. "Даже умываться не надо", - Славик глядел в утреннее небо. Михрютке было лучше - котяра залез молодцу подмышку и все еще сладко посапывал. Чучундре тоже вроде и ничего, а могёт быть и полезно - всеж деревянная натура-то, лесная.
   - Доброе утро, - загудело неподалеку. - Да не притворяйся, вижу проснулся. Вставай, думу думать будем.
   Славик вздохнул. С утра пораньше думать думу, это у нас обыкновенно получается, но выходитплохо.
   - Как поступим? - спросил Таран, когда Слава подсел к маленькому, едва трепыхающемуся огоньку: где ж в поле дров найти?
   - Ну..., - высказался славный молодец.
   - Да вот и я, - согласился богатырь.
   - А может...
   - Это уж как обычно.
   - А еще то чо?
   - Ничо, да...
   В общем отведав нехитрых явств, отправились налево. Разницы все одно никакой: хоть туда, хоть сюда.
   А едва взошло солнышко, как почуяли путники дым. Может ветерок дул в лицо, мож еще чего.
   - Прибавь шагу, - прогудел Таран. - Худое чудится мне.
   Хотел Славки спросить: где? Но богатырь упрямо шагал вперед. Знать там.
   Большая беда, как хороший тамада: издалека слыхать. Хорсова колесница не успела еще до вершины докатить, как Славик почуял: пахнет горелым. Где пахнет, там и дым вскоре покажется.
   -Таран...
   -Ну?
   -Там направо дым дымит.
   -Вижу, не слепой.
   -Так, туда нам, похоже.
   -Похоже шагу нам прибавить надобно. А ну-ка за мной.
   И зашагал старый богатырь так, что не всякая лошадь рядышком поспеет. Славик торопливо перебирал ногами, Чучндра вовсе вприпрыжку бежал. Один Михрютка терпеливо вцепился когтями в рурукову кольчугу и нагнетал ярость громким фырчанием.
   - Ты бы потише, чтоль, - попросил кота Славик, - Оглохну, как тогда богатырить?
   Чем ближе вился дым тем быстрее шагал Таран. На ходу витязь выхватил меч, споро осмотрел его, сунул обратно. Проверил кинжал, засопожник, лук, колчан со стрелами. Достал и сунул за широкий пояс кистень. Добрый молодец Слава из Дырдищ мотал науку на ус.
   Весь горела на берегу маленькой речушки, каких полным-полно раскидано по Руси. Жарко, чадно дымили стога сена, видать недавно запалили. Между столбов дыма, и коптящих избушек метались люди.
   - Ой, на помощь!, - закричала девичьим голосом метнувшаяся к ним от загороди фигурка.
   Черные от сажи ланита, распахнутые испугом очи.
   - Наших бьют! - заглянув в них раненым медведем заревел Таран и помчался теперь по-настоящему, как ветер.
   Успеть за истинным воином в битву может только такой же. Опыта у Славы оказалось поменьше, так что покамест он, кашляя и отдуваясь, тяжело топал с пригорка, Таран ужо вбежал в чадящий поселок. Дымный воздух загудел от раскруженного меча, хлипко стоящие плетни повалились в разны стороны.
   - Ничо, чичас добежим, - успокаивал Славик скачущего от напряжения Михрютку, - успеешь надрать кому следует чего попадется.
   Татей он увидел еще подбегая. "Ого! Старые знакомцы", - припомнил молодец, - "Накроманы!"
   Зеленокожие крепкоплечие зверолюди гонявшие до сего стариков и бабье по неширокой улочке, стремительно убегали от вихря, организованного старым богатырем. Попавший в этот вихрь кричали совсем недолго.
   Местные удальцы неживо лежали по обочинам, прижимая к груди деревянные вилы и, изредка, косы с топорами.
   Слава скрежетнул зубами, пугая котяру. Снял его с плеча, передал дрожащему от страха лешачонку.
   - Чуч, не пускай его... пока, - сквозь зубы сказал он.
   И, пробежав пяток шагов, кинулся в бой.
   Ну не то чтобы прям кинулся.
   Зацепившись за неловко брошенные вилы, Славик кубарем свалился прямо на парочку зеленокожих, вопящих ровно староста на собрании. Меча молодец достать забыл, пришлось обходиться "плюхами" и пинками.
   Насчет плюх. По пузам бить лучше всего кулаком, а вот если по таким харям, то можно и ладошкой. У мастера (каким себя Слава с недавнего и считал) получалось ничуть не хуже. Пальчиками, "подушечкой", "роготулькой", "обраточка", "ребрышком", "тычочек", "копье", "сабелька" да мало ли еще! Много ласковых слов знает русский боец. Ну и бьет тоже любя. Дело свое.
   "Вздрыгами", "поцелуйчиками медведей", "хряпунами" и "копытами" молодец делился тоже от души.
   Совсем для разнообразия ударял Слава иногда и кулаком. Только не как своих или там вешняковских, а в полную силу, по-мужицки.
   Остановился передохнуть славный молодец только дойдя до сурово зыркающего по сторонам Тарана. Тот дышал тяжело, из носа текла тонкая красная юшка. Десница, однако, легко покручивала тяжелый меч: мастерство не пропьешь.
   - Вот я тебе и пригодился, - с "фуханьем" сказал Таран. - А ты боялси.
   - А что, все уже? - гуляла по телу Славы удивительная боевая злость.
   - Да вроде... - начал было говорить Таран, да тут изо всех домов, что не горели и не коптили, повалили вооруженные уроки. Западня!
   - Фух-х-х, непруха, - выдохнул Славик.
   - Нам в ухо? - загрохотал старый богатырь, - Это им в ухо!
   "Только бы Чучик с Михрютычем спрятались", - подумал Слава. За себя чего бояться...
   - Ты меч то достань, - посоветовал громовым голосом Таран. - Да щиток вот прими. Хоть и дрянский, а все защита.
   Вал орущей длиннорукой "зелепухи" докатился до стоящих удальцов.
   - Эки мерзкие морды, да? - спросил Таран. - Вота паря и пришло время показать, кто тут воин, а кто так, тряпочный волк. Вперед меня не лезь, зашибить могу. Ежели чуть спину прикроешь, спасибо скажу. Лады?
   - Лады, - ответил Слава.
   - И не боись, нас же двое! А двоих им не в жисть не одолеть. Ну, елки-махалки!!!
   Бился Таран страшно. Даже за все сладкие коврижки Слава не захотел бы выйти против него в чистом поле. Меч богатыря летел не встречая препятствий. Попалась пара туловищ с бочонок размером, рази преграда? Сабли, булавы, топоры вражеские вовсе не долетали до Тарана - либо ломались, либо летели обратно вместе с руками-пальцами. Кто с пальцами придет, тот без пальцев и уйдет!
   На Славину долю приходилось также немало: небритомордые накорманы так и лезли за спину росскому витязю, может конечно просто посмотреть на удаль-силушку, но на всяк Слава и таких срубал.
   Кому кажется что железякой махать за спиной легче-легкого пускай попробует. Особливо ежели впервой приходиться, а и что, что не пойми кого, жизни лишать. Не комары поди. Почти что люди. Совесть Славик успокаивал тем, что татям на земле стоять вредно. Пошел на большак дубьем махать - получи сам дубьем. Да еще братья в беде - тут не до поклонов.
   Один разик всего пожалел Слава, что сам вперед не вызвался, да тут сзади полезло столько: успевай отмахиваться.
   Повернулся молодец, а и вовремя. Впятеро навалилось мрази, вдесятеро засверкало мечей с копьями. "Рядом с богатырем и смерть - богатырская", - не к месту припомнилось Славику. Вот уж дудки! Пока не посмотрит, что все хорошо у лешачонка с котярой, шиш он помрет!
   Щит поданный Тараном оказался и впрямь дрянским. Слава откинул оставшуюся держалку, перехватил меч обоими руками, набрал воздуху аж байдана затрещала (хотя мож портки, кто точно то скажет?) и, споткнувшись, повалился наземь, как мешок с репой.
   "Чо за денек", - пронеслась торопливая, ровно мышь, мысль.
   - Зашибу-у-у-у! - заголосил молодец. - У-у-у-кххх!
   В рухнувшего смельчака полетела разом тьма-тьмущая железа, каленого и не очень. И не успел ни Таран, ни тем паче Чучундра. И внук Баюна не успел. Проткнули бы его до смерти вместе с молодцем. Не хуже курицы на прутике был бы. И всей сказке конец.
   Но что за быль без невидалей?
   Шуйца словно сама метнулась к поясу, где висел подарок брата-Святогора. Расчудесный нож, полыхнул алым камнем, выметнулся из кожаных ножен, едва пальцы коснулись резной рукояти.
   Вокруг Славика стало вдруг вроде как в киселе: Замерли перекошенные рожи, повисли прямо в воздухе вострые клинки. Тут бы и удивиться, но - некогда. Замахал молодец расчудесной вещицей, пораскинул копья да сабельки. Вскочил, неподумамши, пробежался до раскинувшего могучие руки Тарана. И обратно. Пока бегал заодно стукал кому попало по лбам кулаком, а если особо удачно попадалось, так и пяткой получалось.
   Не успел Славик нарадоваться, как все закончилось.
   ...ять! Получи! - заревело Тарановским голосом.
   Будь Славик попужливей, раз в раз испугался бы. А так привыкше подпрыгнул и оглянулся.
   Красиво, ровно ворона с червяком в клювах на перекопке, последний из нападавших летел, болтая ногами. Да Таран в широком замахе смотрелся на загляденье. Девкам понравилось бы.
   Первым делом Славик огляделся и нашел глазами Чучу с котом. Живы. Стоять, рты раскрыты, глаза как плошки.
   - Эй, вы там ухи закрывали? - спросил через полдеревни Таран. - А то я тута маленько ругался. Детям и котам такое не след слушать.
   - Думаешь все? - спросил Слава.
   - Теперь похоже точно все.
   Ан и тут оказался неправым бывалый воин.
   Захмурило чисто небушко, задул из ниоткуда стылый северный ветер. Стелющийся по земле дым собрался в темную тучу, завертелся-закружился.
   - Ох, нечисто, - нахмурился почище этой тучи Таран. - Что ж за пакость такая?
   Тут и сама пакость в туче возникла.
   - Встрешник! - разом вскрикнули молодец и воин.
   Посередь черноты в вихрятах едкого дыма возник давешний знакомец.
   - Встре-е-ешни-и-ик, - оглушающим шепотом зло хмыкнул человечек.- Кому всттрешник, а кому... Да знал бы ты кем я совсем скоро стану.
   - Ай, не станешь, - разминая плечи молвил Таран, да так, что у Славика по спине пробежались холодные мураши. Мужик сказал... Мужик сделает.
   Вихор противно захихихкал.
   - Кто там угрожает мне? Старый никчемный вояка. Выкинули с дружины так и нигде не пригодился. А с ним сопляка-вояка, да лесовик с драной кошкой. Не смеши меня, а не то рассержусь вправду.
   Вскинул руки черный встречник - загудел округ ветер, заполыхало зелеными, гнилыми сполохами.
   - Да кто это русского витязя запугать сможет? - отозвался, глуша бурю Таран. - Многие пытались, да не многие кости потом сыскали. Мой котяра десятерых стоит, а мы уж и за одного пускай!
   - Ну чтош-ш-ш-ш!
   Вновь вскинул длани человечек, протянулись они щуками, ощетинились чертополохом. Черный взвихры поползли, извиваясь по земле и где касались зеленых нелюдей, там вершилось страшное. Мертвые вставали - кто без руки, кто и вовсе без головы. И покачиваясь шагали к замершим Тарану и Славику.
   Чего боятся вернувшиеся из-за кромки? Как таких победить?
   Замер Таран, застыл в раздумьях. Хоть и не время было вовсе, а глядел на богатыря Слава и дивился: нисколько не боялся витязь, лишь хмурил в раздумьях лоб, да крепче сжимал верный булат. Замер перед темной силой настоящий защитник, крепче дуба, сильней ветра, выше неба.
   - Чо ж делать-то? - почесал маковку Таран.
   О как! Только, чу! Зашумело вновь. Вспыхнуло белым чистым светом. Глаза правда не слепило, ушей не обжигало. Застучали в свете тысячи копыт. Чудо-чудно, диво-дивное!
   Стукнувшись в кольца темного дыма свет было померк. Про себя добр молодец задумал в тот миг ругнуться, да только ведь и черны вихри перестали ползти! И недобро безголовые умруны попадали снова наземь.
   Заверещал, зашипел по змеиному вихор-встречник.
   - От-т-т-ткуда ты всссялсссся?
   В ответ защебетал свет по птичьи - весело, залихватски.
   "Вот спасибо", - подумалось Славику.
   Вспыхнуло отсветом белого в камне на рукояти чудесного ножика. "Ага", - смекнул молодец и побежал к человечку. Помогай дело хорошее, только самому плошать негоже.
   Клохтун-стрешник вытянулся, вырос, закрывая собой полнеба, навис грозовой тучей над белым облачком.
   Откуда подчас берется дурь - не дурь, отвага - не отвага Слава не знал. Чуял только: помощь ему пришла могучая, усмирила такое - никому иному бы не под силу. Но сплохует он сам - и пропадут ни за что и Таран и други верные - Хрютыч с Чучей. Попадет и дивный свет, что поет по птичьему да скачет по конячьи. Да и сам тоже... потому верно и не было страха, потому и не думалось - как победить великанскую такую силу?
   Добежал Славик - ровно и сам вырос. Стало видно и весь всю и окресты ее и речку дальнюю и поля-луга до самых лесов. Будто птицей летел молодец над матушкой землей.
   - А-а-а! - заклохтал встречник. Только теперь разглядел его Слава - глаза черные, зыркучие, нос ястребиный, а волосы рыжие, ведьмаковские. - Вот ты каков.
   - Сам ты каков, - обиделся Славик.
   Хоть и вредила стоял перед ним похуже всякого лиха, а пырять ножом так и не выучился молодец. Досадливо тряхнул руками Славик и залепил черноокому в лоб.
   Потом, конечно, думал что почудилось, а в тот миг когда повстречались Кулак Буряславович со Лбом Неклюдычем, было точно - разорвали небо Перуновы стрелы, да загрохотала колесами по небесным сводам повозка грозного вечножителя.
   Но может и из глаз искры посыпали такие, и в пустой голове нечести отозвалось по-колокольному. Кто ведает-то?
   Было ль, не было, только рассыпалась туча черная. Пеплом серым опустилась на весь, глуша разгулявшиеся кое-где пожары. А белое облако лучистого света обежало округ, мелькнуло меж домами - исчез и пепел.
   Славик оторвался от созерцания собственной десницы только когда подбежавши лешачонок принялся лезть обниматься, а Михрютка поступил еще проще: вскочил прямиком на ногу, раскрывая свои коготки.
   - Ай! - вскрикнул молодец.- Чо царапаешься?
   - Я думал все, - шмыгнул носом Чучундра. - Как кинулся ты в черноту, все думаю, больше и не свидимся.
   Лесовик шмыгнул снова и уткнулся Славику в плечо.
   - Эх, беда с вами, - вздохнул Слава, моргая глазами и корча страшные рожи. - Делы ж у нас, как не свидимся...
   Михрютка, пользуясь случаем, добрался до молодцева плеча, замурчал, затерся о богатырскую шею.
   - Щекотно ж, - сказал Славик и скорчил особо ужасное лицо.
   - А кто это был, светящийся? - когда лешачонок нашмыгался, спросил Славик.
   - А ты не знаешь? - изумился тот. - Это ж Ендарь-зверь!
   И не положено вроде, а глаза полезли у молодца на лоб - вот оно - диво так у ж диво. Ендарь! Живет, говорят такое чудо под старым дубом ("И ведь верно!"), обликом неясен, людям не показывается вовсе. Воздух его еда, да и сам он, сказывали, навроде воздуха. Сущного да светлого. Старый Бадай, как-то особо скучной зимой, припоминал байку, из коей следовало, что токмо чистая дева может увидеть Ендаря-зверя. Затем Бадай тут же предположил - для чего Ендарь показывался девам и был выкинут старыми бабками за то на мороз. И что самое обидное было - прослушал Слава, что предположил Бадай!
   - Он сказал, что бежит за нами от самого Старого дуба с погоста, еле-еле поспел, - добавил Чуча.
   - А чо это он?
   - Спасибо хотел тебе сказать, за песни твои развеселые! Особливо за последние...
   - А ты его, никак, понимаешь?
   - А то!
   Делы, ежикин дом. Вроде и не дева. Да и не больно того... в общем. Ну и песни тоже...
   Потихоньку на пустой улице показывался уцелевший да припрятавшийся ранее народ. Поперву жался по краям, поближе к черностенным домам. Приглядевшись, бочком придвигался к молодцам.
   - Ендарь сказал - спешить нам надо, он и к Ветру проводить обещал. Ждет теперя в поле. Только он долго без деревьев не может. - добавил Чучундра.
   Славик вздохнул. Он то уже размечтался - накормят, напоят, на перину положат.
   - Умыться бы, - глянул он на руки. - И можно дальше.
   Сам вызвался спасать. "А где Таран?", - припомнил Слава и завертел головой.
   Таран оказался чуть поодаль, стоял, негромко разговаривал с... кем это?
   - Пойду, скажу, - молодец кивнул на богатыря, - Потом умыться и, тогда уж...
   Рядом с Тараном оказалась невысокая, ладная девица. На Славика глянули васильковые глаза. О! Этож та, что на помощь звала!
   - Таран, там это...
   Поник Таран, увял словно поломанная полынь. Ага.
   - Эх, паря, давай отойдем чтоль.
   Примета (как обычно) старинная да верная. Если зовут отойти, знать разговор будет не из приятных. По себе Славик знал - коли зовут молодые - придется махаться, ежели старые - ухи драть будут. Тут правда случай иной был.
   Помолчали, посопели.
   - Как эт тебе, я не знаю, во... эх. Тута, - начал было старый богатырь. Потом рассердился на себя, рубанул рукой. - Все вобщем, Слава. Тут нам с тобой и прощаться.
   Помолчали.
   - Из-за нее? - кивнул назад Славик.
   - Да как сказать, - Таран почесал бороду. - Вижу же не простые вы ребята. И друзья у вас непростые. Что дело великое задумали и раньше знал, Просто не думал, что настолько. Куда уж мне лезть с вами...м-м-м... Из-за нее... Чо теперь... вот...
   Что сказать на такое?
   - Спасибо тебе Таран за все, - сказал Славик. - Верно говорил тогда - пригожусь. Без тебя б мы тута и легли. Поспать насовсем. И не надо... Оставайся, тут защита нужна сильная, настоящая. Кто лучше тебя?
   - Правда так думаешь? - вспыхнули у богатыря глаза.
   - Дак ясен-красен! А как вновь полезет такое?
   Посопели.
   - Ух! - подпрыгнул вдруг грузный воин.
   Пошарил по стегнам и поднял к лицу мурчащего полосатого котенка.
   - Эх, звяруга, испугал, негодник!
  
   Руки помыть успели. Вода была с лучшего в веси колодезя, холодная, до ломоты. Коли не сам бы попросил, может, и вовсе передумал Славик умываться. А так пришлось.
   - Хорошо тебе, - сказал он внуку Баюна, вылизывавшему шерстку языком. - Мне б такую лопату.
   Тем временем Таран с помощью Веселы, как прозывали васильковоглазую, собрал по домам снеди, нехитрой, да все одно хотелось думать - вкусной. Местные осмелели совсем, подходили, задавали вопросы. Те что поменьше, с распахнутыми ртами застыли, вытаращась на "гостей". Постарше, да в юбках от меньших не отставали, ежели только глаза поболе распахивали, ну и устами улыбались приветливей. Слава только сопел и вздыхал, и руками разводил особо приветливым - делы, делы. У нас у богатырев так. Первым делом, первым делом, а это уж...потом.
   Прощаться вышли уже всей гурьбой, что осталась после нападения.
   Говорить особо было нечего.
   - Бывай, Слава-богатырь! Ну, не кидай долу глаза-то, не девица чай. И знаю, что говорю, - обнял Таран Славика. - Видал я и хуже, про которых говорили - знатный витязь. Так по сравнению с тобой - коням хвосты крутить тока.
   - Ну, Чудко, с твоим брательником ввек не пропадешь. Обратно пойдете - чтоб мимо даже не вздумали! Найду ведь, ухи обоим накручу!
   - У-у-у, котяра-хвостяра. Позвал бы к себе жить, да ведь знаю: не бросишь своих-то. У-у-у, животяру какую отъел.
   Ответное слово Славик сказал от сердца, придумать все одно не успел. Страшновато было уходить без горы-человека, что все знает, все умеет, ничего не боится. Повезло глазастой, ежели такой в жены возьмет... А он возьмет.
   - Извиняй люд русский, не могу доле задерживаться. Ждут дела нас. Да вам и тужить боле не придется, такой богатырь с вами остается. Живите, отстраивайтесь. Вам лада, а нам пожелайте удачи, чтоль. Будьте здравы.
   Обнялись с Тараном и зашагали за околицу - искать чудесного зверя.
   Жизнь богатырская, думал Славик, ищешь славы да подвига, а встретишь васильки, или бусины небесные, или еще что. И забудешь и про подвиги и про пиры. Хотя может есть в этом великий смысл, есть тайна до которой он еще не дорос?
   Запал после боя прошел, навалилась на молодца усталость да грусть неясная. Такой в сказках и не бывает. Повесили на ноги гири пудовые, навалили на плечи мешки стоведровые, не идти не дышать полной грудью. Сдавило чем-то неясным грудь, прямо ложись и отдыхай.
   "Не унывай, мы ж с тобой!"
   - Чего? - очнулся Славик.
   - Чего? - обернулся Чучундра, шагавший впереди, зорко осматривая виднокрай: не видать Ендаря?
   - Сказал чего.
   - Кто? Я?
   - А кто еще мог?
   - Не, я ничего не говорил.
   На всяк Славик украдкой огляделся - может Таран вернулся? Никого. Странно.
   - Вон он! - радостно крикнул Чучундра.
   Впереди заблестело, засверкало. Вновь послышалось конячий перестук копыт. Белый свет вмиг оказался перед путниками и запел, засвистал ранним лесным утром.
   - Он говорит, что может довезти нас к Ветру, Он знает, кто ты, зачем идешь и рад будет помочь, - перевел лешачонок.
   Наперво Славик отбил земной поклон, с трудом разогнулся и молвил слово.
   - Спасибо тебе, чудо Ендарь зверь. Не ты, так нас бы теперь вороны таскали. И за то, что помощь свою вновь предлагаешь спасибо. Только как же ты нас повезешь? У тебя, прости дураку слова, ни спины ничего вообще.
   - Он говорит: не бойся Слава богатырь, если он сказал, что сможет, значит довезет. Только кивни когда готов будешь.
   С усталости великой сил спорить у молодца не оказалось. Будь что будет.
   - Вези, - тряхнул он головой. - Такому белому да чистому не поверить - обидеть деда Хорса!
   Свет обрадовался, застучал копытами, заголосил по-соловьиному, обежал три раза вокруг. Славик поспешно оглядел себя: ничего не забыл? Ножик на месте? Михрютка?
   Накрыл их свет, укутал ровно молоком или там сметаной, оторвал мягко от землицы и понес быстрее ветра. Правда того Славик не ощутил, но понял - все так и есть. И ни тебе тряски там, или пыли. Получше даже чем на Огоньке, может быть. Где ты теперь Конь чудный? Увидеть тебя бы еще хоть... да Святогора... да Ягу. Ой, кто-то здорово поплачет, когда Слава у него спросит за бабку... за Боровичка. Эх, забыл про картинки тебе грибной старичок...
   В общем, сам не заметил Слава как заснул.
  
   Тормозил Ендарь точно лучше Коня-Огня. Тот бывало несется а потом замрет аки камень и гляди куда лучше упасть - то ли об пенек, то - ли в болото. А здесь понял молодец, что просто лежит на мягкой травушке. Сухой, по осеннему, зато без мурашов.
   - Эх-ма, с добрым утром! - поприветствовал Слава недалекие елки.
   Михрютка удобно устроившийся на спавшем лешачонке, приоткрыл один желтый глаз, зевнул, вытянув в непонятной своей кошачьей истоме все мягкие лапки сразу.
   Припомнив слова Тарана, Славик будить Чучундру не решился, тем более красно солнышко едва появилось над далекими островерхими елками.
   "Эге!", - смекнул добр молодец - "На самую что ни есть макушку холма забросил их Ендарь". И то радость, что не в болото. А уж видать отсель - до самой наверное кромки, за которую, как известно, посмотреть конечно можно, но только один разик. Хлопнул Славик тут себя по лбу - ну конечно! Где ж еще искать ветряного Деда, как не на таком холме?
   Ну, спасибо тебе Ендарь Зверь! Молодец завертелся, отыскивая чудо-животное. Только куда не глядел - нигде не видать света, что белее белого, не слыхать веселой птичьей трели.
   Отошел Славик подальше от спящих, огляделся и крикнул:
   - Ветер, ветер, ты могуч!
   А что, завсегда так кличут.
   - Ветер, ветер, ты могуч! Ты гоняешь...
   - Ты чего разорался? - спросили рядом, пониже плеча.
   -С-с-с-ста... - закончил молодец
   Рядышком стоял Ветряной Дед. Хоть ни разу не видал Славик его, но узнал тут же. Борода у деда была, если сказать растрепана, то старый Бадай - великий русский богатырь. Волосы словно жили своей жизнью - колыхались космы то направо, то налево. Сам дед был обычный: в теплом тулупе и валенках.
   - Добрый день тебе деда, - вежливо сказал Славик.
   - Эт какой же он добрый, коли ты тут так орешь? - ворчливо ответил старичок.
   - Ну дак положено... вроде, - неуверенно пожал плечами Славик.
   - Ну дак ешь, - передразнил дед.
   - Чего ешь? - удивился молодец.
   - А чего положено, то и ешь! - усмехнулся дед Ветер.
   Старики все одинаковые, хоть Бадай, хоть там Ветер: любят над молодыми пошутить. Поэтому сердиться на Ветрилу Слава не стал. Наоборот, как можно вежливей попросил.
   - Деда, мне бы того... этого...
   - Какого? - в сощуренных глазках блистали веселющщие искорки. - Разного?
   - Не...
   - Нос в гумне, - отозвался старичок.
   - Я по делу, - обиделся молодец, - надо срочно.
   - Срочно-заморочно. Потихоньку - отойди в сторонку. А в самый раз - это про нас. Ты вроде Слава будешь?
   - Буду, - кивнул Славик.
   - Ну так ешь.
   - Чего ешь?
   - Чего будешь, то и ешь! - засмеялся дедок. - Да ты не серчай, старость не огорчай. У меня сегодня настроение. Понимашь?
   - Ну...
   - Нос загну! Сегодня нету работы - навроде как у некоторых в субботу. Вот и настроение, чудак-человек! Отдыхаю!
   - Дак деда! Ты может еще не знаешь...
   - Эх, говорю ж - чудак. Как ветер может чего не знать? Тебе голова чтобы есть?
   - На забор повесь, - начал сердиться Славик.
   Ответ пришелся деду Ветру по душе. Захихикал он совсем по-обычному, по-стариковски.
   - От ты молодец, - сказал он отсмеявшись.
   - Да уж не холодец, - усмехнулся Славик.
   - Ладно, чего искал-свистал?
   Хотел было напомнить молодец, что сам все должен знать, но подумал и не стал. Дедов ведь обижать не гоже. Особливо таких.
   - Дык деда. Беда пришла - пропадает вся нечисть русская. Яга пропала, Леший, Водяной говорят тоже.
   - А кто говорит-то?
   - Сам знаю, - сознался Слава. - Я там навроде как свой.
   Ветряной дед чуть пригладил колышущиеся волосы.
   - Эт как же ты, вроде почти богатырь, а нечисть защищаешь, - сказал он с укоризной.
   Славику стало было стыдно. А потом вспомнил он яговские щи, Чучу, Михрютыча...
   - А кто же их будет, если не я? Помоги, деда! Ты везде бываешь, все видишь, все знаешь. Подскажи, а?
   - Я ж говорю - отдыхаю я. С чего мне тебе помогать-то?
   - А вдруг и ты пропадешь?
   - Ой, насмешил. Не сыскался еще тот воин, кто ветра одолеть сможет!
   - Не смеюсь я деда. Про Книгу Тайную ты конечно ж знаешь? Ну эт разумеется. А представь сотрут имя твое из нее и кто ты будешь тогда?
   Задумался старичок, заволновался да так, что волосы заметались на голове, а молодца слегка качнуло налетевшим "ветерком".
   - Хм, правду говоришь что-ли? - спросил Ветряной дед. - Или на испуг берешь?
   Славик поглядел на него - это тебя то, ха, на испуг? Чистая правда!
   Вздохнул ветряной дед - пронесся по верхушкам елок росших внизу легкий ветерок.
   - А знаешь ли что ждет тебя впереди? А? Холод колючий, страх летучий, да враг воню...гм-м-м. ладно это пропустим. Пойдешь ли до самого конца?
   - Пойду.
   Нахмурились старенькие реденькие бровки.
   - Ну... если сам решил...
   Хлопнул по тулупу тогда старичок - полетела пыль и старые мухи.
   - Стало быть прошел мое испытание, удалец. Уж не серчай, захотел тебя испытать старик, не врешь ли, не трусишь, не запросишь ли чересчур. Слушай да смотри. Там спасать никто не прибежит.
   - А где - там?
   - Ой, чудак ты, человек. Так ничего и не видишь? Ничего не слышишь?
   - Откуда?
   - Ну дак ты вона здоровый, вроде.. Ладно, так вот, в общем.
   Рассказал тут старый Ветер про страну, где бьется о скалистый брег холодное море-океан. Где плавают по нему драконьи лодки вперемешку с ледяными горами.
   - И чо, там и люди живут? - изумился Славик.
   - Полно, - махнул ручкой дед. - Все дикие, на головах роги как у козлов. Чуть чего по мордам друг дружку хлещут. Но тебе до них дела мало. А вот тамошняя нечисть...
   Дальше рассказал дед, что скорее всего дело это как раз ихнее. В общем пересказывать все что говорил Ветер, эт цельную стопку бересты зазря извести. А в кратце: переписать книгу можно в одном месте - на Буян-острове. Стало быть путь теперь Славин один - на самый этот остров и есть.
   - Только идти тебе все одно через ту страну придется. Не, я помогу сколько смогу, но на сам остров Буян мне лету нет: земля там заповедная. Но коли смел взаправду - доберешься.
   Не сказать, что сильно обрадовался Славик, но коли по иному - никак...
   - Спасибо тебе, деда, - поклонился до земли добр молодец. - Пойду.
   - Байду! - отрезал дед. - Сказал же помогу, сколько смогу.
   - А как?
   - Ветер я иль нет? Буди своих, а я покуда разомнусь. Отнесу куда донесу. Тока по-быстрому.
   Бросился Славик к коту с лесовиком.
   - Вставай! Некогда сны про мавок рассматривать. Тут таки дела.
   Ясно-понятно сразу просыпаться никто и не подумал. Подхватила Слава Чучундру, закинул на одно плечо, Михрютку подсадил на другое, досыпать. И кинулся в обратную.
   -Э-э-э-й, ты-ты-ты ч-ч-ч-его? - завопил было лешачонок.
   Но молодец уже добежал. И застыл столбом. Чучундра быстренько сполз, встал, обернулся...
   - Это же Ветрило! - завопил он.
   На месте дедушки-одуванчика стоял высоченный мужик - в плечах косая сажень, руки толщиной с бочку, голова с Говорун-камень. Только волосы по прежнему космами метались туда-сюда.
   - Готов? - зашумел бурей Ветряной дед. Хотя какой дед?
   Посмотрел Славик на Чучу. Тот кивнул. Посмотрел на Михрютку, тот согласно мякнул.
   - Готов! - крикнул он.
   - Держи тогда, подарок, - наклонился Ветрило и протянул клубочек, типа как носки вязать.
   - Волшебный? - опасливо взял подарок Славик.
   - Сам увидишь. Как заблудишься, кинь на дорогу и скажи куда идти. А теперь держись!
   Подхватило молодца, заверетело... Засвистало в ушах, замелькало в глазах. Тьма-тьмущая ураганов столкнулись в одном месте и пыталась теперь разорвать молодца на частички. А чо, очень на то было похоже.
   - Чуча, - дурным голосом заорал Слава и зашарил по плечам.
   Только внука Баюна так просто оттуда не сбросишь.
  
  
   Вроде и все уже приключалось со Славой. Упырей он еще раньше шугал, теперь и до умрунов добрался. Самого Ендаря видел! О как! Добрались до Ветряного Деда, что порой тихий, словно старичок, а порой налетит, подхватит ровно разбойник...
   Но теперя самое что ни есть только начинается...
  

Сказ третий

  
   Ходит среди поживших людей присказка - хрен, мол, редьки не слаще. Ну всякое бывает с головой, к старости-то. Репа или тыква, это да, сладкие. А хрен, хрен наоборот - горький. Да и не о нем речь.
   Ежели сравнивать Ендаря с Конем-Огнем, то летать удобнее конечно на чудесном ветряном звере. А, к примеру, равнять Огонька и Деда-Ветра, тогда и конь вроде ничего.
  
  
   Временами Славику мерещилось, что перенесся он за самую кромку, и живым теперь его ни в век на свете не увидят. Порой жалел, что не утащили его упыри к себе в болото, а иногда вспоминал задушевные беседы на старом погосте.
   Вначале он пытался орать, дозываясь Чучундру, да только в мельтешении разноцветного покрывала и в вое тугих завихров живых волос ветряного деда, все одно ничего не слыхать. Песок опять таки в рот забивается. Михрютка цепко держался на богатырском плече, но на всяк Слава его охраняющее прижимал ладонью - вдвоем все одно веселей. Как ни крути.
   Долго ль - коротко ль нес их Ветрило, но настал момент - понял Славик, что смилостивился над ним дедушка, решил опустить помирать на землю. Пролетев несколько широких кругов, почти всегда вверх головой, приземлился молодец на самое, что ни есть, заданное место.
   - И какой из меня богатырь, - гадал Славик, - летун там какой, эт да. Эт видный. На ком только не возносился к небушку.
   - Прощай, молодец-холодец, - будто из трубы раздался голос.
   Славик попытался подняться, но поперву токмо перевернулся разок-другой с боку на бок, будто бражки хорошей перебрал.
   - Да лежи, знаю, отойдешь скоро. А мне тут не место, пойду...
   - Спасибо деда, - поблагодарил Славик. - Свидимся, поклонюсь в пояс, что помог.
   С такими дедами надо так. Мало ли что ходить не можешь - все равно спасибо.
   - Ну помог так помог, а не помог так не помог.
   К тому времени, когда земля перестала плясать вместе с небом, Славу нашел лешачонок.
   - Эй, - негромко позвал лесовик, - Ты живой?
   - Да нас таким не побьешь! - покривил душой молодец. - Нам такое только размяться.
   - Это хорошо, - обрадовался Чуча. - А то тут поблизости домики вроде были, как бы местные не нагрянули.
   Местные завсегда заставляют задумываться о вечном - бежать или еще чуть выждать, пронесет мимо. Может тоже какой обычай, эт в сказках не говориться, да только даже славные вои порой просили пару - другую друзей пройтись с ним, ежели нужно было миновать местных.
   Да и самые великие, настоящие русские защитники, навроде Святогора, тоже порой приговаривали - мы тутошние, местные. Иногда им верили - сразу уходили. Иногда верили чуть позже. Только поздно было конкретно: умруны конечно бывает и ходят, но тут колдунство нужно сильное, а витязи его маленько недолюбливают.
   Все тело Славика припоминало забытое чувство - быть битым.
   - Эгей! - крикнул Славик, просто так, на пробу.
   Кричалось нормально.
   Окружавшие камни, обросшие низенькими деревцами, названия коим Слава припомнить не смог, выглядели мрачновато. Словно те булыжи, на которых всякие корябают надписи - туда ни хади, и туда не хади... Только здесь каменюг было намного больше, чем обычно встречается в полях. Еще бы черепушек поверху...
   Чучундра выглядел почти нормально, Славик пошарил на плече, с беспокойством огляделся. Михрютка как ни в чем ни бывало вылизывал шерстку, примостившись на одном из камней.
   - Местные, говоришь, - молвил молодец. - А давайте-ка отойдем куда-нить.
  
   Окрест, сколько ни бродил Славик, кроме валунов другого ничего не попадалось. Росли далеко наверху, на самых что ни есть вековечных скалах, вроде как сосны, но до них было не долезть. Дело оказывалось плохим еще и потому, что про снаряжение воинское да про друзей верных Слава, разумеется, не забыл. А вот про припас съедобный, да по водицу ключевую чего-то запамятовал. А тут уж как говориться... В общем не такие и страшные эти местные, если подумать.
   - Так ведь? - спросил Славик у взгрустнувшего Чучундры. - Может они как раз и помогут, ага?
   - Не, не помогут, - шмыгнул носом лешачонок.
   И вдруг заревел в голос. От неожиданности Славик так и сел.
   - Ты чего?
   - Да-а-а-же де-е-ед Ве-е-е-етер не-не-не помо-о-о-г, - голосил Чуча. - Кто тут по-помо-о-о-оже-е-ет?
   Не сговариваясь, добр молодец с полосатым котом бросились успокаивать побратима.
   - Та ты чо? Да дед Ветер не может тут, он же сам сказал, - уговаривал Слава, хотя вертелось на уме проверенное: с ветра пришло, на ветер и пошло. - Ты глянь, где ему тут летать-то? Одни камнищщи да скалы вострыи. Того и гляди портки порвешь. Или еще чем зацепишься. Тебе его не жалко?
   - Жа-алко, только своих...лесных... еще жальче!
   - Не ну ты хоть скажи, Михрютыч. Не, ну ты ему вот скажи, а? Ну, мы ж и сами могем. Так?
   - Мр.
   - Во! И я говорю. Сейчас спустимся с этой горки к людям местным и...
   - А вдруг они нам по шеям?
   -Нам? Не, ну ты скажешь. Хотя, - призадумался молодец. - Да нам отступать некуда тогда. Пускай не обижаются. Так?
   - Мррр!
   Меж тем смеркалось - время шло к вечеру. По традиции к людям лучше ходить по утрам, или, на крайний случай, в обед. Коли вовсе худо, можно и вечером. А вот ночью советуют совсем не являться. Пока Хорс гонит свою колесницу, поглядывая порой на землю, встречают гостей хлебом-солью. А как только взойдет Луна, тут обычно вилами встречают, да ножиками из борон сделанными. И кольями само собою. Лучше всего осиновыми.
   Времени, по-прикидкам, до Луны было еще полным-полно. "Только мы ж все-таки человеки, почти, - подумал Славик, - а тут лучше бы козой какой-нить довестись следовало. По таким косогорам скакать мы непривычные".
   - Где, ты говорил, домики видел? - спросил Слава у лешачонка.
   - Да там вроде, - махнул тот ладошкой.
   - Вроде это хорошо... Веди тогда.
   Отыскать домки оказалось легче-легкого: вона они внизу примострячились. У самого что ни есть моря!
   Когда язык замерз, добр молодец закрыл рот, почесал маковку и сказал:
   - Да.
   И еще одно слово, которое завсегда в таких случаях досказывают. Послесказочку.
   А потому как красотища!
   Взглянув в глаза Баюнову внуку молодец разглядел там понимание.
   - Так вот он, край земной. Думал враки, такого не бывает. Эх, вот он простор-то! Эх-ма, вот оно...
   Чего оно, это Славик еще не придумал. А только захотелось ему вдруг сесть в лодку и плыть в той синеве, словно и не вода это, а что ни есть нижнее небо. Плыть-плыть, добраться до следующего, а потом еще, еще, еще... до седьмого...
   - Вон она!
   - Ты чего орешь? - рассердился Слава, - Тут же... э-э-эх.
   - Тропинка вниз, - глазастый лешачонок опасливо высунулся за край обрыва, тыкнул в нечто грязным пальцем. - Сам же сказал спешить надо.
   - Ну да, - солидно подтвердил молодец. - Надо.
   - Вот и пойдем тогда.
   Вздохнул молодец: чего взять с лесных этих, глухих да запечных. Не тянет их к красоте, нету в них широты, нету такого чтоб...
   - Ну, идем, чтоль? - оборвал бездушный Чуча.
   - Идем, - вновь тяжко вздохнул молодец, - Идем.
   До тропы пришлось попрыгать. И как это боги до такого додумались? Ни тебе лес тут не растет, ни, к примеру, репа. Дом тут тоже не поставишь, хоть и красиво. На что такая земля? Разве что Святогору ходить, решил Слава. А может и не один он такой крепкий был. Ходили богатыри по всей земелюшке, а горы для них были вроде как дороги. И то верно: охранять да беречь везде ж надо? И на море знать тоже были свои богатыри. Ходили может целой дружиной тут - вон сколько дорог то. Тут заодно и баню рядом поставить можно, цельное море воды простаивает. Тьму народа помыть можно.
   Сама тропинка оказалась вовсе не прямой. Петляла по склону, будто заячий след: куда повернет через десять шагов - неведомо. Вроде и ходит среди людей молва, что мол под горку идти как бы и легче. Дед Бадай всегда приговаривал: "С горки бежать, что на печи лежать. Хоть и больно падать, зато валяться хорошо". Молва может и правильная, а с непривычки идти по тропе было тяжко, а открывающиеся порой возле самых ног провалы, заставляли Славика покрываться холодным потом и, иногда, захлопывать глаза.
   "Вот так и пойду", - сердился молодец. - "Чего тут страшного? Я ж на коне летал! И ничего, подумаешь... ой, мамочки!"
   А что, даже великие богатыри чего-нибудь боятся. Хотя бы иной раз. Темноты там, или пауков. Смелый не тот, кто не боится, а тот кто портов при том не пачкает.
   Любая стежка когда-нибудь заканчивается, кончилась и эта. А вместе с этим повеяло на молодцев свежим соленым ветром, а в уши залетел гулкий шум бьющихся о брег волн. Приземленное небо убегало вдаль, белоперая пена кудряво лежала на песке. Супротив красоты природы, жили тут люди небогато. Серые домишки, безо всяких там резных украшений на ставнях, и по завалинкам. Да чо там - без всяких ставен да завалинок. Сети, правда, сушились знатные. Такими можно было перегородить Волховицу даже вдоль.
   - Видал какие рыбаки тут? - спросил Славик оробевшего Чучу. - Может и нам с Хрютычем чего-нибудь дадут. Ты ведь не ешь рыбу?
   - Почему не ем? - удивился лешачонок.
   - Не знаю. Может, не принято?
   - Сам ты не ешь, а я буду. Если дадут.
   - Главное, чтоб нам по головам не надавали.
   Он поправил меч с ножем, отряхнул кольчугу, критически осмотрел Чучундру.
   - Да ничо, нормально. Если...ф-ф-ф-ф...тогда за меня прячься, а там как покатится.
  
   Встреча вышла тоже не как привыкли. В начале появились отнюдь и не дети, как в обычной-то веси, а древний дед, постарше даже видавшего худые времена Бадая. В сухоньких ручках сжимал дед, тем не менее, приличного вида боевой топор, слегка желтый от прилипшей ржавчины.
   Заприметив чужаков старичок пугаться не стал, а наоборот расправил насколько смог тощие плечи, качнулся от могучего лесосечного замаха топором, и потопал прямиком к Славику со товарищами. Михрютка на плече опасливо зафырчал, да Слава и сам чуток призадумался: выглядел-то дед неопасно, но может больной какой на голову? Как бы себя не покалечил.
   Старичок, словно расслышав мысли молодца, споткнулся и с хрустом рухнул наземь. Топор вырвался из рук и на излете ласково приложился к седым волосам, добро хоть рукоятью.
   - Эх, старость, - бросился Славик поднимать дедка. - Чего ж ты скачешь-то как молодой?
   Только тот лежал смирно, руками-ногами не дрыгал, бранными словами не говорил, а похоже даже и не дышал. Слава растерялся совсем. Был бы враг заклятый - хорошо, был бы друг верный...не с верным другом так не случилось бы... Мда, вот. А с этим чего делать?
   - Давай неси его к домам, может кто там будет, - посоветовал Чучундра.
   - Ага, скажут, что мы его так, накостыляют, - пробурчал Славик, но деда все ж поднял, забросил на плечо. И скоренько побежал к веси.
   Дальше пошло нормально: набежали, откуда ни возьмись, бабы, заголосили, загуторили. Принялись метаться по всему берегу, кричать и, верно на всякий случай, плакать. Понять о чем они говорили и чего хотели Слава не смог. "Бабы", - пожал молодец плечами.
   Дед на плече тем моментом зашевелился, Славик поспешил осторожно скинуть его и уложить в пришедшуюся к месту лодку. Старик совсем было очнулся, увидал склонившегося Славика, пощупал лодку и заулыбался, блестя деснами, словно карась чешуей. Потом обеспокоено зашарил руками, сказал вроде нечто, едва слышно.
   Слава покачал головой - мол, не понимаю. Дед изобразил суровую хватку, чуть помахал руками. "Ага!", - скумекал молодец. Обернулся, отобрал у лешачонка дедов топор, сунул в лодку. Старичок блаженно прижал оружие к груди и прикрыл глаза.
   - Похоже, совсем того, - сказал Слава Чучундре, - Чего бабы то эти не идут?
   - Ничего, - успокоил лешачонок. - Тут другие идут.
   Молодец обернулся. Предчувствия не обманули - им шли костылять. Пяток широченных бородатых мужиков. В основном рыжие, а некоторые еще и без рубах. Зато мечей и топоров при них имелось на целый десяток. Вместе с рыжими бежали и все давешние бабы.
   Славик поднялся, вдохнул в грудь побольше воздуха и сдвинул брови. Что ни есть богатырь стал. Вдруг кто запугается? К здоровым-то, порой, себе дороже задираться. Снял с плеча цепляющегося баюнова внука, привычно уже передал лешачонку.
   - Вар-вар-вар-вар вар? - заревел один из местных.
   Слава хмуро молчал.
   - Вар-вар-вар! Ха! - захохотали местные.
   - А по-русски? - крикнул в ответ Слава. Не нравилось ему когда так смеются - ничо не понятно: то ли обижаться, то ли уже лезть фингалы ставить.
   - Рус? - изумленно воскликнул другой, - Вар-вар-вар, рус! Хо-хо!
   Мужик выдернул из-за баб тощего пацаненка (тоже рыжего) проварваркал ему, тыкая в Славика, повернул и несильно хлопнул по спине. Пацаненок от удара пролетел несколько метров, приземлился и побежал дальше, как ни в чем не бывало.
   Хоть и зубоскалили местные и, судя по всему, глумились, а все же почуялось молодцу, что рассматривают его с интересом и опаской. Прощупывают кольчугу, меч на поясе, а заодно и удаль молодецкую. Вернее богатырскую.
   - Чего ж они балакают? - задумчиво спросил Славик у лешачонка. Тот покачал головой - сам не местный.
   - Слушайте, э-э-э, люди...м-м-м... добрые, - попробовал заговорить молодец.
   - О! - изумился отославший гонца здоровяк, - Вар-вар-вар. Вар!
   И покрутил у виска пальцем. Остальные вновь загоготали.
   Внезапно позади раздался жуткий вой, коему позавидовали бы самые злые волки. Рыжие попритихли. Слава наскоро обернулся: выл дед, с горестью в глазах выглядывающий из лодки. Затем скрипя суставами вылез, поднял голову к небу и яростно проорал таинственные "вар-вар-вар" серым тучам. Откинул в сторону топор, сел на борт лодки и заплакал.
   В толпе веселье полилось с новой силой.
   - Ну, так не пойдет, - начал сердится Славик, - так к своим дедам относиться. Я теперя им сам наворочаю!
   Он всверкул глазами в сторону Чучундры с Михрюткой - лезть не вздумайте - вытащил меч, повертел его в руках, засунул обратно. Сжал кулаки. Осмотрел их, удовлетворительно кивнул и потопал к скалящимся рыжим.
   Те радостно побросали на песок оружие. Посчитались и выпихнули вперед самого здоровенного и самого бородатого детину. Нос у орясины был свернут набок. "Во! Сейчас и выправим", - одобрил Слава. А то негоже как-то. И рыжий и зубы все на местах, а нос набок. Не дело.
   Видать не было в веси местного выправлятеля. Эх, не то, что дома. Там на каждой улице таких мастеров... и любой норовит по-своему смастерить. Покрасивше.
   Вблизи детина оказался огромным, будто в праотцах у него водились волоты. Больше всего он напоминал Тарана и Вечнй Дуб разом.
   - Вар, вар-вар-вар, - сказал ухарь, тыкнув грязным пальцем в Славу.
   - Я тебя научу старость уважать, - пообещал богатырушка.
   Несмотря на то, что детина был словно одна из местных гор, двигался он по-гадючьи быстро. Да только Славик наловчился за последнее время почище прежнего. А и прежде не больно-то не любил кулаками ветра погонять. Это ж не дрова колоть, или там огород копать. Ясен-красен!
   Первый удар достался Славе в ухо. Привычка вовсе дурная, потому как нормальный бы давно уже упал без памяти на сыру землю, то есть на желтый песок, и лежал бы там, отдыхал. Энто тока у настоящих богатырев в традициях - навроде подсказки: давай, начинай, что-ли, можно.
   Вот Славик тоже и стукнул.
   - Я ж тебе говорил, что научу, - посмотрел с уважением на кулак молодец.
   В толпе заулюлюкали, засмеялись пуще прежнего.
   Выбежавшие мужики зацепили за ноги валяющегося детину, оттащили чуть в сторонку - на травку. Потому как на место давешнего супротивника уже выступил новый - тот самый, что отослал мальчонку.
   - Яр вар! Парам-пам вар! - радостно сообщил тот.
   Ухо у Славика горело огнем и ждать он больше не стал. Как получилось, так и поучилось.
   - Во, любить надо старость, ц-ц-ц - поцыкал молодец верным пальцам, что собранные вместе - такая сила! - И мальцов, заодно.
   Второго рухнувшего успели оттащить и уложить рядышком с первым. А на песке приплясывал от нетерпения следующий - высокий да ладный, не хуже прежних. Вздохнул молодец - повторенье мать ученья. Вызвался учить - от забот не бегай, прояви усердие и понимание. Ученье вроде как день, а неученье ночь.
   - Отт! - ровно гром с ясного неба донесся крик.
   Гоготать перестали. Подошедший оказался еще одним рыжим и здоровым. Может воздух тут такой, в рыжину? Верзила хмуро осмотрел притихшую толпу, кинул соколиный взор на прилегших, потом уперся в Славика. Слава шмыгнул носом, развел чуть руками - не виноватые мы. Подумал показал на ухо - первые начали.
   - Рус? - спросил хриплым голосом верзила.
   - Русские мы, - за всех своих ответил молодец.
   - Молодец, рус, - похвалил рыжий. - Где так выучился?
   - Дак все само как-то, - хмыкнул Славик, а чо тут еще говорить-то? Как есть.
   - А чего к нам полез?
   - Дед вон ушибся, - указал молодец на заливающегося слезами старичка. - Я и принес на свежий воздух.
   Рыжий подергал длинные усы, усмехнулся.
   - Есть хочешь?
   Так вот и познакомились.
   За нехитрым рыбным обедом - уха, жареная рыба, пареная и вареная, соленая и сушеная, разговорились. Главного хозяина звали Эриком по прозванию Рыжий, весельчака Ховартом Смеющейся Бородой, а здорового Торвальдом Дробителем Столов. Имена хоть и странные, дак и все тут такое. После того как Ховарт с Торвальдом смогли сидеть и ходить, они с радостными улыбками принялись обниматься со Славой, хлопать по спине и тыкать в бок, словно и не получили от него хороших люлей.
   - Вы ж не ссорились, так, поборолись чуток, - объяснил Эрик. - Так чего им на тебя злиться? Победил их сегодня, честь и хвала тебе. А назавтра боги дадут победу им. Для чего убивать всех кто победил?
   Одним словом - странные обычаи в тридевятых странах.
   А то, что очутились они именно в тридевятом царстве, добр молодец, посоветовавшись с Чучундрой и Михрюткой, уже понял: в простых землях моря не плещутся, камни до небес не растут, а столько рыжих зараз нигде больше и нет.
   - Слушай, а как дедок то там? Чего он убивался, словно помер кто? - спросил он, как подвернулся удобный повод: принесли пиво.
   - Старый Фрохт? Оттого и убивался, что надеялся: наконец погиб и плывет на своей лодке в Вальхаллу. А когда понял, что жив пока, расстроился.
   - Он чего мечтает умереть? - поразился Славик.
   - Не просто умереть, а в бою, с оружием в руках! В походы его не берут: старый стал. Чужаков тут нет. Как умереть героем? Вижу: обрадовался он, когда тебя встретил, а получилось по иному... У руссов вроде тоже воинская честь в почете была. Разве не так?
   - Нет, конечно, в почете, но чтобы от этого помирать, такого вроде пока нет, - подумав, ответил Слава.
   - Странные вы. Для чего тогда жить?
   - Ага? Чтобы помереть?
   - В битве, под сладкие песни валькирий, вырывающие сердца у врагов!
   "Хорошо, что я им сразу накостылял", - решил молодец, но вслух не сказал - зачем людей обижать?
   Местное пиво, ежели к нему попривыкнуть, оказалось вовсе неплохим, а, загубив пяток кружек, обнаружил в себе Слава способность понимать ну практически любого, собравшегося за длинным столом. Даже старого Фрохта. Не иначе на старой полыни варили, она, говорят, не зря ведунской слывет.
   - Эх, - говорил тот, - скинули бы боги мне пару годков, я бы тебя сам в Вальхаллу отправил.
   На всякий случай молодец порадовался, что не занес его Ветер в эти края позапрошлым летом, а ну как и вправду? Деды они всякие попадаются. Припомнить того же Ветрилу. Когда с большого очага, разожженного прямо посередь комнаты, сняли наспех зажаренного зверя ("Вроде порось", - понадеялся Славик), рыжий Эрик поднялся и громким голосом крикнул:
   - Позвать сюда прорицательницу!
   Звать ведьм на пиры нигде, кроме как тридесятых царств, не додумались. Хорошо бы они хоть местного Кощея не кликнули или Змея Трехголового, понадеялся молодец. По сравнению с колдуньей старый Фрохт выглядел богатырем, а дед Бадай прослыл бы знатным молодцем, да что там - женихом. Первым делом ведьма по обычаям понюхала воздух и тут же тыкнула немытыми перстами в сидящих Славика, Чучундру и Михрютку.
   - Она говорит, что тут сидит нечеловек, - объяснил Эрик. - Вар-вар-вар Рус! Я сказал, что все верно, тут сидит рус.
   Вокруг захохотали. Славик подумал было посердиться, а потом махнул рукой: фиг с ними, у нас на земле на рыжик вообще не обижаются. Только шепнул Чуче:
   - Ежели чего, прячься за меня.
   Лешачонок и так бывший тише травы ниже воды кивнул.
   - Слав, а может пойдем потихоньку? А?
   - Подождем еще чуток, - заглянул Славик в кружку. - Попробовать надо челн достать, дальше-то по морю придется. А коли тикать будем, так сейчас стемнеет получше.
   - Как бы бабуся не накликала чего.
   Иметь дело с ведьмами молодцу вовсе не улыбалось, но и лодки на берегу не валяются просто так. Хорошие. А те, что валяются в плавании не хуже топоров - очень быстро и все больше вниз, ко дну. Чернокнижница поплясала, достала из лохмотьев глиняный черепок и возвопила дурным голосом. Вообще говоря за такие вопли положено и обычных людей пороть, не то что ведьм. Но вокруг только засмеялись и заорали еще хуже. Михрютка, до сего времени безнаказанно шастающий по столу и промышляющий рыбу с мясом прямиком из плошек, прижал ушки и прискакал прятаться Славе подмышку. Молодец успокаивающе почесал мягкое пузо - не боись, лохматый.
   Клохтунья продолжая завывать и трясти жидкими седыми космами, загромыхала черепком и высыпала на стол горку костей. Славе почуялись посредь них парочка вовсе не куриных, а вовсе даже людишкиных. "Даром что не поедучая", - подумалось заодно. Хотя Яга была не в пример... "Эх, бабушка", - вспомнилось кстати. Так! Надо же... Надо! Же! "Чичас, тихо, тихо", - успокоил себя молодец. За столом тем временем приутихли. Ведьма поковыряла в носу, затем почесала тем же пальцем маковку.
   Потом началось уж совсем непонятное. Старуха принялась выхватывать из невеселой горки мосолики и швырять их в славных молодцев, пирующих за столом. Последняя кинутая косточка пребольно заехала внимательно наблюдающему Славику в лоб.
   - Молодец, рус! - хлопнул по спине Эрик. - Любят тебя боги!
   - Ты на себя посмотри, рыжий! - буркнул в ответ Слава. Знаем мы кого они любят: бражников да убогих. И дурачков еще.
   - Ой не к добру чего-то все это, - захныкал Чучундра.
   А Михрютка высунул из под мышки грязный нос и возмущенно чихнул.
   Отмеченные костями рыжие мужики поднялись, взмели кружки и хором взревели, остальные с кислыми лицами нестройно подхватили. По всему выходило - расстроились.
   - Поднимайся, рус, - сказал улыбаясь Эрик. - Тебе выпала огромная честь, восхвали Громовержца и Одноглазого, чтобы дали удачи в походе.
   - В каком? - удивился Славик.
   - Сейчас узнаешь, - успокоил рыжий. - Хотя какая тебе теперь разница?
   Пир продолжился с утроенной силой.
   - Не время мне в походы ходить, - огорчился Славик, - дело ждет меня и дорога наша лежит в море...
   - Как? - удивился Эрик.
   Славик подумал чуток и решился. А что, малость приврать, это даже и не в счет.
   - Надо мне попасть на далекий остров, - начал Слава с правды, - Понимаешь, девке одной пообещал достать перо жар-птицы. А деды наши говорят: только там сохранились энти птахи. А коли не вернусь до зимы - за другого уйдет моя краля. Такое дело, только там...живут.
   - Ага, - весело сморщился рыжебородый. - На острове Буяне, на дубе-великане...
   - Откуда прознал? - навроде как удивился Славик. Да и впрямь удивился, чего уж.
   - С варягами поплаваешь, и не таких сказок наслушаешься.
   - С варягами? А вы тогда кто?
   - Викинги мы. Местные.
   Тут то до добра молодца и дошло, что занес их ветер на самое северное море, к людям, что носят шлемы с рогами и едят кашу с пирогами, то есть не с пирогами, а с мухоморами. И глядишь, какой-нить барсеточник сидит сейчас преспокойно напротив, к примеру, и льет пиво себе на пузо. Как там его? Нар-кок-ман.
   - Он оно как, - вырвалось изнутри.
   - Ононокак? Это племя твое?
   - Ругательство, - подсказал из-за спины Чучундра.
   - Молодец, рус, - повторился Эрик. - Если вправду ищешь ты Буян-айленд, то нам по пути.
   Без пива Славик бы диву дался, а так только почесал бороду и поинтересовался:
   - Так ты тоже туда собрался?
   Рыжий Эрик пустился вещать жуткую сказку про великого змея, что охватил собою всю землю и лежит в море-окияне, заглотив собственный хвост. "От, врет!", - восхищенно слушал молодец. Больше Белой Змеи все одно никаких не бывает. А та, хоть и длинная, но всех поменьше земли. На всякий случай впрочем, молодец запоминал некоторые подробности, а ну как после пригодится?
   - Спросили тогда свободные ярлы совета у друидов, что происходит в мире? Йормундгад отвечали, Мировой змей, выплюнул свой хвост и ловит его, пакостник, заново, отвечали они. А пока не поймает, будет сердится все сильней и сильней, будоража морские глубины, вызывая бури и топя славные драккары. И вас, между прочим, намекнули всеведущие друиды. И только великий герой может запихать скользкий хвост прямиком в источающую яд зад...э-э-э...пасть...
   - Ты прям сказитель, - восхитился Славик, ударяя кружкой в кружку, - И чего много нашлось героев?
   - Пока один и с ним еще двенадцать.
   - Ой и храбрые верно вои.
   - Еще какие, - подтвердил Эрик. - Дурни правда, но герои. Все на тебя похожи.
   - Эт почему?
   - Один это я. Первый со мной Ховарт, второй Торвальд, ты их знаешь, третий и остальные не хуже. Я про них все знаю, в море не в один набе...э-э-э... поход... вместе, хм, потому и говорю. А двенадцатый ты и есть.
   - Он оно как!
   - Ононокак, - подтвердил Эрик. - На тебя пал жребий колдуньи, что говаривает ночами с Норнами, хранительницами судеб. Знать судьба у тебя такая, рус - быть великим героем. Как и у меня.
   - Дык ить, там у меня...
   - Смотри глазами: ищешь ты неведомый остров, а я плыву к неведомому месту искать хвост проклятого Йоррмундгада. А где еще быть неведомому как не в неведомом? Так?
   Славик подумал было, но хмельное в голове требовало гулять, петь, может быть бить морды, а на крайний раз - спать. Думать оно не хотело ни в какую.
   - Так, - вздохнул Славик.
   - Я и говорю, нам по пути, рус! И не печалься ты. Хочешь я познакомлю тебя с дочерью Бешеного Вальтофа? Или со Скади из рода Криворыла?
   Добр молодец почуял нехороший холодок да и передумал. Люди зазря такие прозвища давать не будут: верно кто-нить уже попадал.
   - Да и правильно! - решил Славик.
   - Я же говорю, ты, рус, молодец. Хоть и ...
   Что было дальше Слава помнил плохо, кажется они боролись на руках с Фрохтом, или на скорость пили козье молоко с Михрюткой, а может быть и...
  
   - Вот он, Большой Змей! - радостно сообщил рыжий Эрик.
   То, что утро не бывает добрым, Славик знал давно, но сегодня оно не задалось особенно. Прибой ужасно гремел в ушах, холодный ветер забирался под рубаху. Еще молодец гадал - в голове шумело море или вчерашнее. Самым поганым казалось то, что большинство вчерашних знакомцев как ни в чем не бывало весело покрикивая облепили борта казавшимся огромным челна с мордой Змея Горыныча спереду. Эрик называл челн дракаром, да и пусть: спорить настроения не было.
   - Горыныч, - одобрил Славик, но спросил, - А чего змей-то?
   - Не змей, а Большой Змей. Кто еще может победить Митгарта? Только самый огромный и могучий Змей. Мой.
   Вот было бы настроение, непременно пошутил бы Славик и насчет Эрикова змея и так вообще. Но - не задалось вобщем.
   Корабль, несмотря на рань, все же Славе понравился. Даже морда Горыныча казалась огромной и живой, чешуя топорщилась вовсе по настоящему. Молодец не поленился (ай, молодец), сходил, глянул: нет ли позади челна хвоста. Со знанием дела Славик измерил шагами длину корабля, подошел к борту, прислонился спиной и приложил к голове ладонь, замеряя высоту.
   - Воев дюжины две полезет, - определил он.
   - Ровно тринадцать, - не согласился Эрик. - Ни одним больше ни одним меньше. Так сказали Норны, что плетут нити судеб, им ли не знать таких простых вещей?
   - Такое дело еще, - почесал спину Славик. - Я без брательника никуда. Он навроде как голова, а я так... руки или там пузо, может быть.
   - Про брательника никаких знаков не было, - покачал головой викинг. - Сказано что только тринадцать героев смогут одолеть Мирового Змея.
   - Ну тогда не согласный я, - огорчился для пущей видимости молодец. - А вдруг не скумекаю вовремя? Или забуду чего, али лишков натворю? Может в запас взять? Скажем, кто за борт свалится, и где будешь другого в море искать? Героя-то, а? Да и не герой у меня брат, скромный он. Чересчур.
   Такой поворот дела заставил викинга созвать всех кто был поблизости: висел на бортах, протыкая щели мхом, топил на костре смолу, стругал весла, да и просто ковырял песок в теньке.
   Славик отошел от греха подальше к сидящему чуть в сторонке, на лодке, Чуче, присел рядом. Откуда-то вылез заспанный баюнов внук и тут же запрыгнул молодцу на коленки.
   - Думаешь возьмут нас? - шмыгнул носом лешачонок.
   - Ежели я им нужен, возьмут, - ответил Славик, отечески трепя котенка, - Ясен-красен я им нужен. Тринадцать героев могут победит этого ихнего ермудага...
   - Кого? - неверяще переспросил Чуча.
   - Ну ты не слушал что-ли? Эрик же рассказывал. Ермун... ермуганд... змея в общем. А кости бабуси этой, чтоб ее клопы закусали, попали ни в кого-нибудь там. Значит возьмут.
   Поспорить викинги любили и умели, любой это почувствовал бы. Сначала они просто говорили. Потом принялись орать, перекрикивая шум моря, затем взялись срывать с себя кто рубаху, кто надетый шлем и швырять в песок. Напоследок рыжие слегка помутузили друг дружку под подбадривающие крики Славы: "Бей рыжих", "Не спи лопух!" и "Кто так шибает?! Коленкой надо!". Лешачонок не разделял восторга Славы и хмуро глядел на шумную возню. Михрютку по раннему утру все еще клонило в сон, он мужественно держался, моргал желтыми глазищами и сопел, как похрюшонок.
   Утирая сочащуюся кровь Эрик подошел к развеселившемуся богатырю.
   - Твоя взяла, рус, - сообщил он.
   Славик кивнул - так, ешкин кот, как иначе?
   - Только мы еще и нашего одного возьмем. На всякий.
   Славик кивнул вновь: так мы и не против, только поинтересовался:
   - И кого? Надумали?
   - Деда Фрохта возьмем. Из него все одно толку нет, на нас ни один бог не обидится.
   - Дело, - одобрил Славик, - Когда поплывем?
   - Плавает только дерьмо, а мы отходим... Завтра, утром. Сегодня будем приносить жертвы, веселиться, готовиться к трудностям и опасностям.
   - Ага, пировать снова будем?
   Эрик сощурил глаз, вспоминая слово. Недолго: видать варяги крепко его вбили, недалеко пряталось - вмиг нашлось.
   - Пировать, пировать. Главное не перепировать утро завтрашнее. А можем, - закончил он, вздохнув.
   - Главное до хмельных шишей не допировать, - поправил Славик, ибо это каждому ясно: коли хмельные начинают мерещиться, пировать лучше совсем бросать, покуда до пагубы не довели.
   Про пиры в сказах обычно ближе к концу говорят, так что и мы пропустим, оговоримся только, что на следующий день чувствовал себя Слава не лучше. Хорошо хоть без шишей обошлось.
   Встали ранехонько, солнышко еще даже и не надумало показаться у виднокаря. С вечеру предупрежденный Славик облачился в кольчугу, перепоясал, как положено чресла. Проверил - легко ли выходит меч из ножен, не вылетает ли нож. Лешачонок с котом понемногу начали мелко трястись и ежиться: боятся.
   - Я воду вообще-то не очень, - признался Чучундра. - Пить еще ничего, а так...
   Михрютка согласно мяукнул. Мол, а молоко пить еще лучше чем воду. Но по иному не выходило никак, и то хорошо, что плыть пришлось не одним: ватага подобралась самая что ни есть разбойная - к таким даже болезни не полезут. Страшно.
   У змеинова челна шатались герои. Рога на шлемах угрожающе топорщились в небо, а на плечах примостились огромные топоры с двумя лезвиями, смотрящими и направо и налево. Такие можно было брать только двумя руками и пришлось волей-неволей Славику кое в чем согласиться с дедом Бадаем: хоть про это не соврал бывалый. Назывались они се-хирами, и наверно оправдывали имечко то.
   У самого синего моря стоял Эрик. Супротив прочих шелом у него был простым, а рубаху рыжий даже и не одел с утра: так и стоял, светил пупком прямиком навстречь солнцу.
   - Наверное с богами говорит, - поделился Славик с товарищами, - Просит, видать, пути доброго. Или с морским договаривается. Навроде нашего водяного, поди...
   Походящие викинги поглядывали на Славика. Некоторые с завистью, как отметил молодец. Еще бы! Руруковская кольчуга блестела даже ночью, не то что в утренних сумерках, да и меч вызывал уважение. С байданами и мечами тут было туго: все больше попадались се-хиры и кожаные куртки, с нашитыми поверх бляхами. Вещь конечно хорошая, но против плетеной рубахи, ровно голый зад супротив ежика.
   - Пойду рожу умою, - сказал Слава и потопал к Эрику.
   - Готов, рус? - спросил тот. - Хочешь помолиться своим богам?
   Славик подумал чуток и ответил:
   - Я с ними не того... Лучше попрошу друзей чтобы ежели чего...
   - Хорошие у тебя видно друзья, - похвалил Эрик. - Проси давай.
   Собрался молодец с мыслями, да и сказал. Ну не сказал, а так, крикнул.
   - Вон оно как, получается-то...
   - Онокак, - негромко подтвердил Эрик.
   Славик зыркнул - не мешай!
   - Ежели слышите верные братья Святогор да Таран, богатыри русские. Вы уж там скажите кому надо, а то меня-то и не послушают воинские наши... Может подмогнут чуток, а? или чтоб хоть не мешали сильно, дело то такое, не пойми какое. Плывем мы вроде и на подвиг, а посмотришь и... Ну да ладно...мы может и сами чего-нить.
   Тут зашумели позади, закричали. Обернулся Славик и увидел, как высоко над домиками, на самом краю скал появилась гигантская фигура на таком же коне. Остроконечный шелом, могучие плечи... Хоть и далековато, а не признать такого...
   - Братка, - улыбнулся Славик. - Пришел.
   Святогор - а то кто же? - поднял руку и махнул. А махнул и исчез, словно и не было. Да только появилась внутри у молодца уверенность: тута брательник, совсем рядом, только скажи. А с таким братом и бояться стыдно, да и нечего.
   Слава вздохнул соленого воздуха и глянул на Эрика.
   - Один, - выдохнул рыжий. Посмотрел на Славу и покачал головой, - Ну и друзья у тебя, рус.
   Славик ухмыльнулся: дык ить не в нос пальцем! Но для вежливости спросил:
   - А ты чего, попросил уже своих? - и кувнул на море. Мол видел, стоял же чего-то.
   - Куда мне, я тут вспоминаю куда вчера рубаху с доспехом забросил. Все утро ищу, нигде нет.
   - А шелом, - удивился Славик.
   - А шлем тут, - постучал по железу рыжий, - забыл снять, вот и не потерял. Пойдем, рус, пора отчаливать!
  
   Забросили нехитрые пожитки за высокий борт, подложили под днище катки, навалились всей гурьбой. Затрещали борта и жилы в руках-ногах (а у кого может быть и вовсе портки), корабь вздрогнул и пошел-покатился. Да так и закатился без обиняков в воду. Подхватила его волна блопенная, заодно сшибла кое-кого с ног.
   Славик хватанул соленой холодной водицы, вынырнул, поднялся - почти по колено.
   Помянув нехорошим словом стылую водицу заодно с хозяином, неподумамши конечно, вдруг он по-русски понимает? С борта уже протягивали руки: давай, цепляйся.
   - Эгей! - заорал молодец, - Мои то где?
   Как и ожидалось, "мои" стояли на берегу, нахохлившиеся по воробьиному, хмурые как тучи. Слава похватал и того и другого, позакидывал прямиком в горынычево пузо без разбора А потом его самого ухватила рыжая волосатая крепкая рука и вмиг затащила туда же.
   В пузе у змеева челна были деревянные ребра и лавки. Слава примостился на одной, оглянулся, отыскал товарищей верных. Белоперые птицы, вначале показавшиеся даже красивыми принялись орать куда хуже ворон, словно бы провожая их в последний путь. "Ты подумай пакость какая!" - подумал Славик и погрозил белым воронам кулаком. Раньше времени провожать человеков в такую даль!
   Стоявший возле Горынычевой головы, по прежнему без рубахи, Эрик крикнул громовым голосом, показывая вожаковскую силу и удаль:
   - Весла!
   Пришлось схватить валявшееся между ребер весло, отыскать нехитрую уключину... Раньше грести в такой большой лодке не доводилось. Ничо, успокаивал сам себя молодец, дело нехитрое. Дело оказалось очень даже хитрым. Дождавшись команды Слава навалился, весло затрещало, но выдержало. А вот корабь принялся забирать вбок. Потом еще, и еще. Сидящий на руле здоровый, как медведь, викинг попытался было выправить, да только молодец раздухарился не на шутку. Большой Змей по дуге взялся возвращаться обратно к берегу.
   - Эй, рус! Рус! Эй, вар-вар-вар! - полез было Эрик накостылять по чересчур упорной шее, да вовремя опомнился. Тут Славик и сам понял, что чего-то не то, и поубавил пыл.
   А вскоре наладили парус и челн заскакал по волнам не хуже Коня-Огня. Змей Горыныч зорко поглядывал резной мордой вперед. Славик порадовался за встречных, буде таким случиться: увидят такую страшилу, может и не полезут грабить или убивать. И живы останутся, хорошо же! Убрав весло молодец припомнил про названных братанов. Лешачонок с котом с несчастными лицами сидели неполадеку. Слава поманил их пальцем.
   - Ну вот, а ты боялся, - попрекнул молодец Чучундре, когда те, с великими трудностями от непривычки, пробрались и уселись подле на лавку.
   - Я в лесу родился, там и пригодился, - шепотом сообщил лешачонок известные всем истины. - Воды тут больно много, даже пить неохота совсем.
   - Ничо, зато ухи, может, отмоешь хоть разик. Плывем-то туда где бабку нашу найти можно будет. Так что маленько потерпим. Заодно и она похвалит - уши то чистые.
   С такими словами трудно не согласиться, это и кот понял.
   - Тебе-то верно хуже всего, - посочувствовал Славик. - Ваше кошачье племя воды вообще не любит. И мыть нечего, чистые. Да ты вообще языком умываешься.
   Баюнов внук согласно мякнул.
   По морю ходить это не по малой нужде, тут много чего уметь нужно. Варяги слыли знатными мореходами издавна. Викинги тоже, да только их больше поминали разбойниками и варварами. Так припомнить по рассказам у всех они когда-нибудь, да что-то утырили. Не считая даже то, что моря в Дырдищах отродясь никто пожалуй и не видал. Варягов Славик зрел раньше: на ярмарке, куда возил его батя по-молодости. Привлекали варяги в основном потому, что были светловолосы, высоки и грязно ругались. Зато товары выкладывали на загляденье: что оружие, что остальное.
   Поначалу плыть по морю казалось Славику очень даже здорово. Ветер бил в лицо солеными брызгами, украшенный разноцветными заплатками парус весело потрескивал поверху. Рыжие загорелись было попеть песен, только Славе это быстро прискучило - так-то слова он через раз еще понимал, а когда их орали в песнях, становилось вовсе малопонятно. Прилезший с носа лодки Эрик пытался пересадить Славика на передние лавки, уповая на то, что такому знатному витязю не пристало сидеть в последних. Но к тому моменту молодец решил маленько приуныть и на уговоры не поддался: что тут, что там один хрен. И не пошел с пригретого места.
   Дед Фрохт, волею случая оказавшийся в числе героев, раздобыл где-то шлем с огромными рогами, рваную и заржавленную кольчугу и меч. Фрохт клялся, что добыл его из древнего кургана и Славик ему верил: оружие выглядело худо. С самого отплытия древний викинг надраивал обновки, да так, что пересрежещивал шум неспокойного моря и скрип челна. По прикидкам молодца - зряшно.
   Эдак и плыли.
   Ближе к вечеру, перекусив вяленым мясом и соленой рыбой понял Слава: ничего здоровского в таких плаваньях не было. Привычные викинги в основном спали, сине море перестало радовать молодцевы очи, потому как было одно и тоже - ни тебе там деревьев разных с белками, ни орлов хотя бы как в степи. Ко всему еда чего-то порой просилась обратно на воздух, а выпускать молодец ее не хотел: неужто зря ел?
   С начала пути по окияну Славик нет-нет да и выглядывал за борт, надеясь увидать в морской глуби невиданных рыб. Потом припомнил, как дед Бадай говорил: мол чем больше озеро, тем и караси там больше вырастают, хоть бы и с корову могут вырасти. "А какие тогда тут?" - ужаснулся про себя Слава и перестал засматриваться.
   Еще Славик пробовал насвистывать нехитрые песенки. Но ему ласково объяснил по голове сидящий позади Ховарт: ветер обидеться может и станет хуже.
   - Видно у них тут с дедом Ветром и вправда плохие отношения, не так просто он домой полетел, - поделился молодец ощущениями с лешачонком.
   - Долго еще нам? Как думаешь? - спросил тот.
   - Плыть? День еще. И ночь, - уверенно ответил Слава.
   - А потом? - обрадовался Чуча.
   - А потом, может, дальше придется...
   Дальше не дальше, а только плыть пришлось еще два дня и две ночи. А на третье утро (словно специально получилось) проснулся молодец словно в молоке: мокрый, задрогший. Видно еще было не все тоже.
   - Вот это муть, - Слава вытянул руку и попробовал пересчитать пальцы. Насчитал всего четыре и поспешно подтянул руку обратно: пока четыре. А ну как помедлишь, вообще один останется. Чего им делать, кроме как в носу шастать? Но все оказалось нормально, персты водились на местах все пятеро. Чего только с недосмотру не учудишь.
   Пошарив по лавке Славик отыскал Чучундру с Михрюткой и совсем успокоился.
   - Эгей! - окликнул он спящего впереди Эрика.
   И снова получил по голове от Ховарта.
   - Смотри, рус, я и привыкнуть могу, - тихонько прошептал он. - Не видишь сам: Йормундгад дышит. Не время орать, время подкрадываться. Чтобы он раньше времени нас не сожрал.
   Викинг тихонько засмеялся своей шутке. Славик передернулся - прохладно вокруг и сыро. Пробрало заодно и беспокойство - как бы лихорадиц не подхватить: дело нехитрое.
   - Никогда бы не подумал что такая гадина так недалеко плавает. Знал бы - ноженьки в море не мочил, - пожаловался Славик лешачонку. - Если чего, ты знаешь чего.
   - За спину? - предположил тот.
   - Угу.
   Славик еще поежился и полез аккуратно до Эрика, переступая через разбросанный в беспорядке весла, топоры, руки и лавки. От утвари попутно он припоминал нехорошие слова и шепотом пересказывал их попадавшимся викингам.
   Добравшись до Эрика молодец сызнова подивился его дубленой коже - рыжебородый так и плыл, выставив напоказ голую грудь и живот. Увидав озадаченное лицо руса, викинг негромко возвестил:
   - Для мужчины не срам бегать с голым задом, срам бегать без оружия.
   Слышавшие его рыжие одобрительно заворчали, словно бы и сами постоянно бегали без штанов.
   "Ну, может и не срам, но эт вам, я то уж вовсе не уж, без порток ни шагу за вороток", - подумал Слава, а вслух спросил:
   - Он?
   И кивнул в туман.
   - Вроде он, - пожал плечами Эрик. - Бывалые ярлы вроде так говорили. Торопишься выяснить?
   - Я ж по дружбе спросить хочу, - надулся Славик.
   - Спрашивай, - разрешил викинг.
   - А чего делать-то будем?
   - Побеждать, - подумав, ответил Эрик. - Будут правы друиды, придется запихнуть хвост обратно в пасть и всех дел.
   - Легко сказать, - возразил Слава.
   - Легко, - согласился викинг. - Придет еще время для боя, рус. Тогда и покажем кто-чего стоит. Или хочешь соревноваться в удали? Давай тогда слушать: кто первым услышит Митгарта, тот и самый ушастый.
   Обратно Славик припомнил такие словечки, что сам подивился. Потирая ушибленные ноги, сел на лавку и передал разговор Чуче:
   - Ежели сразу не сожрет, считай повезло.
   По небу бежала солнечная колесница, да только в стоящей мгле повозка светила плохо, словно вымокшая лучина. Греть не грела вовсе. Совсем поздно припомнил Слава, что дыханье у змеев, особливо больших, должно быть уж если не огненным, то непременно ядовитым. Пока никто не видит, попытался молодец не дышать вовсе, но отчего-то не вышло: видимо умения не хватало. Пришлось это дело бросить, придумав хорошую отговорку: Змеище, судя по всему, был водяным, видно и дышал не воздухом, а водой. Отчего, правда, появлялся туман, оставалось непонятным, даже голова разболелась.
   - Ой ты, - ужаснулся Слава: кабы не передумать. А не то голова вовсе отвалиться и будешь ходить не хуже какого волкудлака, им, по рассказам, головы как раз отрубали. Чтобы они, значит, ими людей не ели по ночам. Иногда получалось, приговаривали, иногда нет.
   Михрютка шепотом спорил с Чучундрой, только о чем Славик не понял: кошачий язык-то знал плоховато. Только по всему выходило - про него. Вроде как перечили други его: поможет Слава или нет. Человек все-таки, хоть и брат. Возразить было нечего, с как ни горько признавать, вроде как правы: навязался поход этот. До острова доплывут-нет не ведомо, а мировой змей сожрать может стопудово. Сожранный в богатырском деле, разумеется, вовсе бесполезный, ни меча не удержит, ни за честь не постоит. Вот оно как - и помогать-помогай, и что делать с этим - делай! Эх, тяжка ты доля богатырская.
   "Вот вернусь домой - верняком пойду в кузнецы. Хоть и в подмастерье, хоть уголь подкидывать. Буду меха раздувать, заготовки красные из огня на наковальню класть. А уж как они потом в кадке пшикают, загляденье". Одно не радовало в кузнецах - чумазые больно, ни одна девка не взглянет. Ну, пока в бане не отмоешься.
   Совсем было собрался молодец пригорюниться от такой тоски, как вода за бортом забурлила словно в той кузнечьей кадке, правда пузыри были самое малое с бычью голову. Запахло гадостно, в уши бухнуло, словно кто бросил бревно в воду.
   - Держись! - заорал Эрик.
   Драконий челн вдруг взметнуло к небу, и ухнуло чуть погодя обратно, аж дух перехватило.
   - Мряяяу, - завопил Михрютка, но Слава не дремал: вмиг ухватил его за лапу и вернул на лавку.
   Хоть и страшно наверно было, а успел молодец вниз посмотреть и увидеть там всем змеям змею. Лежала она раскинувшись насколько хватало взора, от одного виднокрая к другому. С одной стороны огромная треугольная голова, с другой, та, что поближе, толстенный хвост. Хвостом чудище нет-нет да и шлепало по воде, а волны от таких шлепков поднимались выше столетних дубов. О как. Ни в сказке не описывалось, ни пером не написывалось. Прежде этого, разумеется.
   - Митгарт! - завопило в горынычевом пузе. Рыжие, словно малые дети, позабыли про все на свете и полезли глядеть на страшилу.
   - Оружие, - заревело еще громче: то Эрик показал свою вожакову мудрость.
   Когда подлетели в другой раз, Славик вновь глянул вниз. Змей он и раньше не привечал, а после встречи с Белой так и вовсе недолюбливал. Поэтому высматривал все больше таинственный остров Буян, но зазря, окромя ермунд...муд...ака (вот ведь правильное имя) змеищщи ничего видно не было. Выходило только - несло их потихоньку не прочь, как поначалу прикидывал молодец, а вовсе даже к ней.
   Пока было время, на всякий случай Славки спросил лешачонка:
   - Думаешь не победим? Не спасем бабку?
   И без того зеленый лешачонок накрепко вцепился в лавку и замотал головой: нет, мол, похоже не спасем, самим тут гибнуть.
   - А ты, Хрютыч?
   Глаза у котенка казались побольше змеиных, там тоже прочитал Слава невеселые думы.
   - Зря! Слово богатырево не воробьево, просто так не вылетает. Обещался, знать выполню!
   Змеяной корабь еще двенадцать раз подпрыгнул вверх вниз и ткнул носом в темный как бы берег. Единственно это был не берег, а длинная то-ли шея, то-ли хвост, чего там у змей. Одним словом это и был Йор-мунд-гад.
   - Рус! - окликнул Эрик, - Готов стать героем?
   Назвался груздем, полезай в пузень!
   - Решай, рус, выбор такой - одни плывут искать хвост, другие идут искать голову. Как найдем, свистим.
   - А дальше? - Славик оправил кольчугу.
   - А дальше видать будет. Решай скорее, он нас скоро почует, тогда...
   Бегать за хвостами по-молодости можно (хоть за коровьими), но для богатырев как-то негоже.
   - Моя голова, - молвил молодец.
   - Возьмешь кого с собой?
   Взять с собой Слава возжелал старых знакомцев: Ховарта Смеющуюся Бороду да Торвальда Дробителя Столов. А больше никого не надо, а то с челном не управитесь, утопите, как тогда к дому поплывем?
   - Ты прав, рус, и отважен. Удачи тебе и пускай твой друг Один поможет вам.
   - Спасибо рус! - долбанули в плечи названные Славиком герои. - О нашем подвиге споют скальды, хотя может мы этого и не услышим!
   - Типун те на язык, - буркнул Славик.
   Скакать через море викинги оказались мастаки. Первым, раскачав, зашвырнули на Морского змея весельчака Ховарта. Тот, долетев, метнул веревку, Славик вцепился в нее, успел вспомнить мамку, и тут же оказался на скользкой змеевой спине.
   - Отдай, - дернул за веревку викинг. Славик послушно отцепился.
   - Помогай, чего лег-то? - оскалился Ховарт.
   Вдвоем помогли достичь Йормундгада и Дробителю. Тот конечно не долетел, такого попробуй добрось, чай не воробушек, но Славик и Ховарт не оплошали, вовремя дернули за веревку и втащили здоровяка наверх.
   - Встретимся в Вальхалле! - радостно крикнул Эрик.
   Потом на Большом Горыныче заработали весла и он скрылся в белесой дымке.
   "От, как же про своих забыл-то!", - всплеснул руками Слава, а зря: тут же на плече знакомо заурчало.
   - А как же Чучундра? - серьезно спросил у кота молодец, - Пропадет без нас!
   - Мур!
   - О, какой ты, он же малец-мальцом.
   - Му-у-ур?
   - А чо пиво, пиво оно и мальцам полезно.
   В общем поспорь с таким.
   - Идем? - Торвальд ловко выхватил из-за спины гигантскую се-хиру и крутнул ее, ажно воздух загудел.
   Молодец тоже достал меч, пшикнул туда-сюда, погладил котяру - не боись.
   Шагать по могучему змею было не особенно трудно. Спина стелилась под ногами широкая, даже свойственная змеям покатость не очень и ощущалась.
   "Маленько скользко, конечно", - вздрогнул едва не ухнув в сине море Славик, ну тут уж так. Чай не на ярмарку дорожка-то.
   Как и всякий прочий гад Иормундгад был покрыт чешуей, каждая правда эдак с щит размером. Ежели чего можно хвататься за край и висеть сколько душе угодно. Это конечно если охота. А можно и не хвататься. Шли уже столько, что стоило начать бояться. Хорошо еще вовремя углядел Слава: чешуя пошла мельче, да и спина, вроде, уже. Он как мог повихлял шуйцей, покрутил кулаком - навроде знака: голова скоро. Викинги нехорошо заулыбались - ой, неправильно, видать, поняли.
   "Только бы он нырять не принялся", - как всегда вовремя появилась мысль. Такие раздумья в народе считаются неправильными, потому как верные приходят только после. Совсем удачно, если еще в Яви.
   Вскоре начал доносится до героев змейский шип, поначалу тихий, как в бане, если на камешки водой плеснуть. Немного погодя баня стала вроде как волотовская, а далее и вовсе: ни словом сказать, ни ведром отплескать. Был бы молодец один, принялся бы себя тешить да лелеять. А теперь только прибавил шагу - не трусить же перед рыжими!
   Голова у этой змеюки была поболе телеги - с дом.
   - Эх, брешут ваши ведуны, - обернулся Славик к замершим Торвльду и Ховарту. - Как же она хвост ловит. Она ж спит!
   И право-чудно. Хоть и вышли герои на самую что ни есть маковку страшного мирового змея, а тот даже ухом не моргнул. Разумеется всякий малец знает: у змей ухов нет, но всеж. Век на глазах у змей так же не водится, так что одно из двух: ежели не дремал еморганд, то верно сдох от скуки, али от тоски по хвосту. А чего, у медведей тоже так: бывает зимой во сне вывалится из пасти лапа, а не поймет того косматый. Вылазит из берлоги, начинает шататься по лесу, тосковать. А если встретит к примеру человека, так дерет его пополам и смотрит - не засосал ли незнакомец чужую лапу?
   Делать оставлось нечего как свистеть. Дело знакомое. Для началу Слава заложил в рот по одному пальцу с каждой руки и свистанул. Вышло, стало быть втреть силы. Ничего не произошло. Заложил молодец тогда по два пальца и дунул вполсилы. Прислушался - тихо, только волны шелестят по бокам змея: баюкают. Ну и сам он свистит-шипит, ясно-понятно. В третий, заветный, раз, Славик запихал три пальца, как уместились сам не понял. Посвист выдался любому разбойнику на зависть! Тут же в ответ донесся до замерших и толкущих в ухах пальцами героев тихий, но человеческий свистулек.
   - Ага! - вгляделся Славик.
   В мгле двигалось темное пятно с торчащими в разны стороны руками-ногами. Хех, бывалых не проведешь! Признал впереди Слава морду знакомую, почти родную - Горыныч! А возле морды торчала и другая - лешачонкова! Чучундра Славика тоже угадал, хоть и пострашнее им плыть к сараю с пастью, замахал руками.
   - Молодец, брательник, - порадовался Слава. Михрютка мявкнул: дык ить!
   Викингу потерянно топтались по чешуястой башке.
   - Чего-то медленно идут, - хмуро сказал Торвальд.
   - А, дак ведь хвост, верно, тащат, - догадался Славик, - Надо нам этого, - он топнул, - будить, а то как же будем запихивать, коли он пасть не разинет?
   Принялись думать, жутко сопя и терзая неповинные маковки, но чуялось всем - зря, и приступать не стоило. Торвальду придумалсь кричать погромче, второму рогатошлемому - щекотать подмышками. Славику пришло в черепушку трясти змеюку пока не проснется. Только ни ушей, ни подмышек у спящей не было, а как тряхнуть такую?.
   - А давайте ногами постучим, - Славик показал как.
   Топали и прыгали пока не притомились. Горынычев челн подплыл за то время ближе. Оттуда весело кричали, хлопали, ругались. Позади и впрямь тянулся темный емургадов хвост, словно веревкой привязанный. Вот дела!
   - Может ему нос зажать? - предложил Ховарт, - Я всегда так поступаю, когда надо кого разбудить.
   Мысль показалась всем хорошей.
   - Давай, - кивнул головой Слава, - вы, значит, нос, а мы полезем ему в глаз ткнем, чтоб вернее было!
   Око располагалось побоку головы и напомнило Славику то ли большую лужу, то ли маленький пруд, затянутые тонким прозрачным ледком. Сквозь него проглядывалось вглубине нечто, а чего точно - неясно. Свесившись молодец попробовал постучать по этому льду. Он и оказался как настоящий: холодный да мокрый. Когда рука устала колотить, Славик уцепился за змееву безволосую бровь, осторожно слез всем телом прямо на глаз и принялся дрыгать ногами. Дело пошло на лад, подо льдом словно вспыхнуло, пробежала по прозрачному веку легкая рябь...
   Братья-викинги так же не сплоховали. Почуял Слава как мотнулась могучая голова. Чуть, но вполне заметно. Молодец глянул вниз на недалекую холодную воду и полез скорей обратно наверх.
   "Нож покажи!".
   Чу, вроде кто сказал!
   - Сам знаю, - соврал Славик. Привяжется же, здоровый смысл, или как его там? Вот и не верь потом, что в болоте можно всякую заразу подхватить. Да чо, там даже водявку подцепить - раз плюнуть!
   Едва заветный нож показался на свет, как тут же принялся подмаргивать красным камнем в рукояти: поднеси меня к глазу да поднеси. Что ж делать, пожал-те! Славик на всяк зажмурился и опустил ножик вниз, к змееву глазу. В мутной мгле впыхнуло нечто красное солнце. Засияло, словно умытое ранним утром росой, засверкало краше-крашнего. Обрадовался молодец - тепло пошло, но не обжигая, а согревая и суша одежку.
   - Во как! - похвастался он Михрютке.
   Тут под молодцем земля, а вернее башка змеева, заходила ходуном. Ножик пришлось спешно убирать обратно, а освободившейся рукой искать за что зацепиться. "Как бы там братцы рыжие не посваливались бы", - побеспокоился молодец и пополз на четвереньках к носу. Вовремя! Викинги болтались, вцепившись в змеевы ноздри, а у самых их ног распахивалась такая огромная пасть, что любой пещере не стыдно стало бы. С трудом вытянул Славик сначала одного, а затем и другого. Одно было хорошо - змей он же только просыпался, оттого и двигался медленно.
   На Эриковом челне заволновались, принялись насвистывать.
   - Чего свистите? Ветра обидеть хотите? - гаркнул Слава.
   - Вы чего делаете?! - завопили все на челне разом.
   - А чего, вот пасть вам готовим, - ответил Славик.
   Правду сказать челн в пасть бы целиком и влез, в самый раз. Эх, как бы не накаркать, подумалось было, но отступать поздно. Для пущей удали молодец вскочил на ноги, упер в бока руки и закричал на полморя:
   - Видали мы этих...
   Кого этих он договорить не успел, хорошо еще Торвальд уцепил за руку: не пришлось купаться. Йормундгад тем временем, похоже проснулся, зашипел злобно, заскрипел люто.
   - Держись! - завопил Славик. Хотя...кому?
   Голова огромного змея взметнулась ввысь. Да так, что выше похоже было всего-навсего небо. Славе было не впервой, а викинги заорали от ужаса. Висели все трое снова на змеиных ноздрях. А четвертый пребольно вцепился в молодцеву шею и тоже надсаживался, прямиком в Славино ухо.
   - Разбудили на свою голову, - сказал молодец, крепче сжимая пальцы.
   Мировой змей окинул взглядом море-окиян, не увидал, верно, никого боле и вернулся к челну. Сарай с глазами подлетел к самой горынычевой морде. Очи вперились в деревянного собрата. Чудище на миг замерло. По другую сторону деревянного змея викинги обомлели, даже в носак ковырять перестали. Не растерялся один Эрик, ну ему положено - главный.
   - Держи веревку! - закричал он.
   Хотел было спросить Слава - чем? - но что толку? Веревка меж тем полетела прямиком к нему.
   - Лови, - проорал Торвальд, - А я тебя...
   И протянул Славе руку. Когда чего-нить кидают размышлять особо некогда. Хорошо еще если веревку вот, а ну как топор? Потому молодец схватился за протянутую руку, отпустил вторую и изготовился ловить. Но видать это не только дома с первого раза ничего не выходит - не долетела веревка всего полпальца.
   - Вяжи еще, - посоветовал Слава.
   В ответ раздалось:
   - Больше нету. Веревка-то особая, с наговором, чтобы не рвалась!
   Змей нечто заподозрил. Эх, была-не была. Славик вывернулся и протянул весельчаку Ховарту ногу.
   - Держи. Только крепко, отпустишь...- предупредить лишний разик не вредно.
   - Отпущу - свалишься, - догадался викинг.
   Едва Ховарт схватил ногу, Слава отцепился от Торвальда и тут же повис вниз головой, напоминая нетопыря. Те завсегда ногами кверху спят. Прямо перед глазами увидел молодец змеиный зуб. С себя размером. Ко всему прочему Михрютка, чудом не свалившийся в море, выл не по-кошачьи и терзал Славику выю и лицо.
   - Кидай! - завопил молодец от всего этого не своим голосом, выплюнув кошачий хвост, залетевший случайно в разинутый рот.
   На сей раз веревка удачно долетела, стукнула молодца в лоб и попалась. Слава зажал ее зубами, поймал ногу Торвальда и принялся карабкатся по ней вверх.
   Как очутился снова на голове Митгарта, эт никто не знает, не то что сам. Вытянул викингов, переглянулись, и принялись тащить хвост ближе к пасти. Затрещали доспехи и жилы, но все одно хвост шел туго.
   Чуял Слава, что не понравится все это змею, да и правильно чуял. Зашипел окаянный, аж уши заложило, а викинги на челне вовсе с ног попадали. Захрипел, закапала с зубов слюна ядовитая ("Должна", - решил Слава), налились очи жуткие юшкой красной... Совсем собралась вцепиться в Большого Эрикова Змея и проглотить ведомо его целиком. Или может по кусочкам. Чем не славная гибель? На челне все это видно тоже уразумели и изготовились сигать за борт. Вальхалла оно конечно хорошо, но... Все да не все: разглядел молодец, как на подтащенный к борту хвост прыгнул человечек. Маленький, тщедушный.
   - Опа! - поделился Славик с товарищами, - Гляньте дед Фрохт чо-ли чудит?
   Викинги враз признали старика. Да Слава и сам понял - больше некому: у кого еще такие большие роги на шлеме? Чего там старый творил-чудил видать не было. Но мировой змей вдруг перехотел есть корабль, а кинулся к своему хвосту, да к сидящему там деду. Пришлось Славику с соратниками вновь повисеть на привычном месте, а после быстренько вылазить наверх.
   Старый Фрохт, обряженный в свой доспех, тыкал в змеев хвост так и не отчищенным мечом, выкикивая различный хулы и ругательства. Хулы летели зело отвратные, даже если и понимал их Слава наполовину. Доподлинно говорили волхвы про хвост, полюбился он змею сильно. Так, что жалкие уколы змей воспринимал как личное оскорбление. А быть может ржавость неочищенная щипалась. Вновь зашипел Йогрмундгад и кинулся на отважного викинга.
   - Уходи деда! - Славик перебирал руками, вытягивая веревку: глаза боятся, но руки дело должны делать.
   Увлекшись, молодец поначалу не заметил, а как ударился об воду, понял - летит вниз.
   Вынырнул, проверил Михрютку - на месте. Котенок немедленно принялся жаловаться на жизнь и трясти шерсть. А распахнутая пасть чудища уже нависла над бесстрашным Фрохтом.
   - Уходи! - попытался покричать Слава.
   Дед же выбрал привязанную к хвосту веревку, расхохотался и, едва пасть оказалась рядом, бросился в нее. Не ожидавший такой глупости Славик с волнения да возмущения хватанул соленой водички.
   Веревка натянулась и змей насадил себя на свой же хвост. Завертелся, гоня волну, хотел выплюнуть, поквитаться с остальными. Да видать крепко держал свой конец заколдованной веревки старый дед Фрохт - так запросто не выплюнуть.
   К молодцу подплыли Торвальд и Ховарт.
   - Валькирии уже ведут его в чертоги Вальгаллы, - чихнув, сказал Торвальд
   - Там он сядет рядом с Одином, где пируют лишь великие герои, - добавил Ховарт
   - Где ему самое место, - с завистью закончил кто-то позади.
   Оглянулись. Эрик смотрел на успокаивающегося Митгарта с борта Большого Змея. Рядом беспокойно вертелся лешачонок.
  
   - Ты великий герой, - пожал плечами рыжебородый, - Но верно, сам Один, великий Странник, что приходил пожелать удачи, тебе брат. Отчего манит вас дорога более пиров шумных, почестей великих, дев прекрасных?
   Славик навострил уши, услыхав про дев, но вовремя опомнился - не надо нам криворылых да бешеных. Знаем, наслышаны.
   - Делы, делы. - покивал он, - Сиречь, э-э-э, вельми... защищать да хранить.
   - Идти на Змее я с вами не могу, потому как ни один корабль не сможет доплыть до Буян айленда. Это не тайна. Но есть тут и секрет... в общем то и не совсем секрет.. ладно, так вот. Если идти по Мировому змею, то непременно увидишь свой остров! Где-то неподалеку, даже. Потому как дальше змея - только море, а далеко от этого, - Эрик указал на Митгарта, - тоже не может быть острова, там мои отцы-деды все проплавали. Значит где-то рядом он!
   - А куда идти?
   - Хочешь туда, - махнул рукой рыжий, - А хочешь - туда!
   Выходило правильно.
   - Сам понимаешь, туда пойдешь, ищи остров по правую руку, туда - полевую.
   Ну вот же! Это все решает! Хорош нам всяких левов.
   - Да вон туда пойдем, - показал Славик. - По правую руку искать сподручней, как-то.
   Прощаться долго не стали, только крепко обнялись. Славным воям только с милками можно долго прощаться. По воинской традиции, так сказать.
   - Жаль отпускать тебя, рус. Позволь звать себя твоим братом, - попросил Эрик.
   - Побрататься? - задумался Славик.
   Он легонько притянул рыжую голову, ударился об нее лбом. Совсем чуток тока не рассчитал.
   - Ну вот, теперь братья, - улыбнулся он, - Вмятину на шеломе потом отстучишь, лучше нового будет.
   Стукнуться лбами туже пожелали все остальные викинги.
   - Во, с ним щелкайтесь, - посоветовал Славик, - У меня голова не дубовая, вдруг куда пригодиться?
   Обнялись и с Торвальдом, и с Ховартом.
   - Буду еще в ваших краях, тогда погуляем, отметим.
   - Ты молодец, рус, храбрый, - сказал Ховарт, - Хорошо, что ты нам тогда навешал, а если бы мы? Героя избили бы тогда, нехорошо вышло бы.
   Славик вздохнул - странный все же народ, рыжие, больше и сказать нечего.
   Горынычев челн второй раз подошел к округлым бокам Йормундгада, тот же раз Славика раскачали и бросили на его скользкую спину. Следом полетел Чучундра. Котяра и так не слазил с привычного молодцева плеча, так что вскоре все трое махали вслед исчезающему вдали челну.
   Ветер дул несильный, но есть хотелось.
   - Пошли, что-ли, - Славик закинул за спину мешок, куда Эрик положил немного сушеного мяса и рыбы. - Быстрей найдем остров, быстрей поедим.
   Ночевать на чешуйчатой спине наоборот - не хотелось.
   Обвязались веревкой.
   - Если ты соскользнешь, удержу, - объяснил молодец лешачонку.
   - А если ты? - спросил тот.
   Славик пожал плечами: как хочешь, но чтобы...
   Мгла, окружившая словно одеяло, змеищу, развеивалась, чем дальше отходили товарищи от головы с хвостом. Славику подумалось, не пропустили ли они остров раньше, пока плохо видно было. "А то он вон какой длинный. Месяц, поди, идти можно".
   Может новый побратим не соврал, а возможно, и удача сегодня была особая какая.
   - Вон!
   - А? - очнулся молодец от сладких грез.
   В мечтах водилась огромная Перунова ладонь, накрытая расписной скатертью. На вышитых цветах стояли крынки с молоком, пивом, бражкой, горшки с кашами, тарелки с мясом, рыбой, хлебом. Вокруг виделись знакомые лица - родители, друганы, девки, Бадай, остальные... Очи, смотрящие на него, Славу, сидящего на главном месте, пылали гордостью, любовью, у некоторых завистью, не без того.
   Как там без него, дома-то?
   - Вон! - подпрыгнул Чучундра.
   Теперя Славик и сам углядел: неведомо каким Макаром, торчал из воды остров Буян. Водилось на нем, как известно, все сразу: и горы, и реки, и озера, и леса, и вообще все. Жили на чуде в основном юды, зато самые разнообразные. Разумеется, чего бы там викинговские волхвы не говорили, вылазил Буян-остров по ту сторону от змея, где как-бы и ничего не должно вылазить. Даже на волхвов, выходит, бывает...
   - Эх, Эрик, дурят вашего брата, как хотят. Ты плавать то умеешь? - Славик прикинул: плыть далековато.
   - Кто? Я? - удивился Чучундра. - Я ж лесной, простой, как валенок.
   - Значит нет, - вздохнул Слава. - Будешь держаться за плечи. Только смотри, на шею не дави. Раз надо нам туда, придется добираться.
   Чудеса, впрочем, уже начались. Припомнив короткую свою жизнь (как-никак почти за край мира прыгать!), молодец сиганул в море-окиян, посадив кота на макову, чтоб не намок. Руки удалец расставил пошире, а то ухнешь вниз роста на два, неудобно перед котярой будет.
   Воздуха на всякий молодец всеж набрал полну богатырскую грудь.
   - Кхе! - дался он диву, когда моря с неправильной стороны оказалось всего по коленки.
   - Давай, не боись, тут мелко чего-то, - позвал он лешачонка.
   Тот с опаской соскользнул по Йормунгадову боку, умудрился свалиться и вымокнуть по самые уши.
   - Молодец, - одобрил Слава, - А то как на бой идти грязным?
   Чуча возмущенно шмыгнул носом.
   - Ладно, чего там, пошли.
   Побрели путники к острову, и чем ближе подходили, тем вокруг становилось все чудней и удивительней. Для начала разглядел Славик у себя под ногами дно, но находилось оно так далеко, что делалось дурно. Почему ноги проваливались всего до коленок, Слава размышлять не стал: сколько раз уже убеждался, что думать порой вредно. А ну как поймешь - не может такого быть совсем никак. А поймешь, и провалишься прямиком вон к той большой рыбе с ногами. Бр-р-р-р!
   Решив смотреть лучше вперед, Славик обнаружил, что остров освещали сразу и луна и солнышко. Смутно припоминалось, вроде в сказках так и баяли, дак то в сказках. А оно и взаправду так. Почто солнцевоз останавливал свою колесницу тут, и как она могла тем же временем нестись над остальной землей молодец не понимал. Месяц висел по другую сторону красивый, рогатый, украшенный яркими звездами.
   Отведя глаза, Славик вновь глянул вниз. По дну дружной толпой, разделенные как положено на два строя, шагали облаченные в рыбье поблескивающие кольчуги самые настоящие витязи. Шествовали они точнехонько под Славой, и, верно, подняв глазоньки вверх, смогли бы его углядеть. Чу! Да они и песню пели, только неведомую да заунывную. "Хоть бы не стражники местные", - хмуро подумалось Славе. Только охраны нехватало.
   Пока достигли берега, увидели еще прыгающих золотых рыбок, а мимо проплыла не иначе как царевна-лебедь.
   - А знаешь что? - надумалось Славе.
   - Что?
   - Видать еще не всех того, успели, погубить - подсказал молодец, - Ага? Это ж наши все, рыбки, лебедя, всякие богатыри там.
   - Может и так, - Чучундра приложил руку к глазам и присмотрелся. - Только чего лебедь красный? Да и рыбка одна вроде должна быть. А эти вообще прочь шли от острова...
   - И то верно, - растерянно почесал Слава голову.
   Михрютка пристроившийся там спать недовольно фыркнул.
   - Неладно все, ой неладно, - вздохнул лешачонок.
   - Ничо, - сжал кулаки Славик. - Ты и досюда не верил, что дойдем. А мы ж дошли! Эгей! Выше нос.
   Песок по берегу был на загляденье: крупный, мягкий, на простой взгляд так и вовсе золотой. Пристроившись, не спеша поели, и принялись раздумывать куда дальше. Солнышко ясное грело Славе пятки, и от этого становилось зело лепо.
   - С одной стороны если иди где солнышко, так и вроде правильней и светлей, - разговаривал сам собой Слава, - А с другой, дело то темное, тут и на другую сторону идти надо.
   - А если дальше думать, так остров не маленький, можно до зимы бродить, - поделился Чучундра.
   Молодец ласково поглядел на спутника и покачал головой, словно ребетенку малому.
   - Не, вот ты хоть и нечисть, а ровно и не знаешь, что не бывает на острове Буяне зимы.
   - Ну, я это так сказал...
   - Для словца, - прибавил Слава, - Угу...
   Как известно, думать когда не знаешь о чем, можно долго. Ко всему выходило, что хоть солнышко и светило вовсю, время должно близиться к вечеру. Только вечеров тут верно так же не бывает как и зим. Как пить дать!
   - А зачем нам вечер? - спросил Слава.
   - Чего? - Чучундра блеснул глазками.
   - Зачем нам, говорю, вечер, - повторился Славик.
   - Какой вечер? - лешачонок бочком отодвинулся от молодца, - Ты себя как чуствуешь?
   - Утро вечера мудреней...мудрёней...не, мудреней.
   - Сколько пальцев видишь?
   - Да не. Ты скажи, спать хочешь?
   - Есть немножко, - признался лешачонок.
   - Так тут же ночь рядом, вооон за теми деревьями, - показал Слава. - Пойдем поспим чуток, а там, глядишь, придумаем чего-нить.
   Ночь наступала за большущими дубами совсем уж сразу. От неожиданности молодец даже присел и потрогал глаза: на месте ли. В таких лесах надо все перепроверять. Чудеса, они разные случаются. Доказывай потом что уха два было. Вроде...
   -Чего встал-то? - раздалось позади.
   - А вот сам глянь-ко, - в тон посоветовал Слава.
   Пробираться ночами в чужом лесу эт лучше врагам советовать. Тем более здешний лес был чужим, на что лешачонок вроде как своим должен быть, а и тот бродить по нему отказался.
   - Вроде как не в своей избе, и стол знаешь где, и печка, а все одно- или об лавку споткнешься, либо в дверь не попадешь, - сказал Слава. - Тогда где тута поровней?
   Выспавшись, вновь вышли на солнечную сторону.
   - Никак не пойму, - пожаловался молодец, - Всю ночь, ну... пока спали, словно кто в ухо говорил: клубок дедов, клубок...
   - Ой, и мне, - выпучил глаза Чучундра.
   - А чего за клубок, зачема..а-а-а-а, верно вот про этот! - догадался Слава.
   Он пошарил за пазухой и вытащил на свет клубочек, дареный Ветром-Ветрилой.
   - Говорил же утро вечера мудреней, - похвастался он. - Щас кинем его, скажем куда вести и егей.
   - Чего эгей?
   - Эхехехехей, лесная твоя голова. Гляди, как нас отцы мудрости человеческой учили.
   И пропел наспех сочиненные слова:
   Ой клубочек ты клубок
   Да волховский узелок
   По тропинке ты катись
   Да гляди не промахнись
   Приведи нас ловкий шкет
   В место которого как бы нет! - сплоховала последняя строчка.
   Клубок завертелся, закрутился, вырвался из рук и покатился в лес. Будь на его месте Слава, ни в жизнь бы туда не отправился.. В лесу среди кустов всяких и потеряться недолго. Так ведь с клубком даже не поговоришь по человечески. Что с него взять? Нитки и есть нитки, пусть и из волос Деда Ветра. Пришлось хватать чего успелось и бросаться догонять, а ну как убежит вперед клубочек волшебный: другого нету.
   На счастье молодцев (и кота) ветряной шар останавливался, ждал. Подпрыгивал от своего туго крученного нетерпения, но ждал. Может Ветрило наказывал, кто знает. На несчастье, катился клубок как ему хочется - хоть под кустом, хоть меж двух дерев. Удальцы бежали следом, спотыкаясь, царапаясь о колючки. Те попадались часто и оказывались злыми и большущими.
   - Ну что ж ты за... - бормотал Славик.
   Несколько раз молодец крепко застревал промеж молодых дубков. Вроде и должен проскочить, ан нетушки. Как любил говаривать дед Бадай: дрова не обманешь. К чему вспомнилось? А так просто.
   Докатившись до одному ему ведомого места клубок попрыгал, ровно вспоминая куда бежать. Заскочил даже на поваленное неведомым ураганом богатырское дерево, которое Славик так и не признал - вроде на ясень похоже, а остатки листьев - тополиные.
   - Нда, - почесал маковку молодец: чего только не бывает на свете!
   Волшебная штука напрыгалась и покатилась дальше.
   - Ну вот, начинается, - всплеснул Слава руками.
   Клубочек хлобыстал на ночную сторону острова. Что ж, взялся за гуж, припомнилось Славику, не говори что не уж. Ну да, ночами ужи спят. Только гадюки на мышей охотиться выползают.
   Косматый проводничок, едва началась темнота, принялся потихоньку светиться, навроде гнилушек на болоте. Польза от такого конечно была, но пока глаза у молодца привыкали, пришлось пару разиков приложиться к деревам. Чучундре бежалось полегче, всеж нечисть как-никак, привычный к потемкам. Баюнову родичу как всегда оказалось само-пресамо: знай себе спи, токмо поглядывай, чтоб не свалиться. Ну эт неправда, конечно: чуть повернув голову, Слава различил два светящихся огонька-глаза. Котяра посматривал вперед, и, верно, приглядывал за чем-то.
   - Ох, чую, неладно впереди, - на бегу причитал лешачонок.
   - Все то тебе неладно, - пыхтя отговаривался Слава, - Гляди, накаркаешь.
   - Хуже не накаркаю, - сказал Чучундра.
   Слава прикинул - выходило верно. Чего впереди хорошего? А ничего, одни непонятки.
   Вскоре пришлось просить у клубочка роздыху: на пути кстати случился небольшой, но звонкий ручеек. Клубок согласился, принялся подпрыгивать, веселей-веселого скакать на месте.
   - Не, долго я так не смогу, - Славик пощупал голову, нашел еще одну шишку.
   Чуть отдохнули, испили водицы.
   - Зря мы так, - сказал вдруг Чучундра.
   - Чего? - насторожился Слава.
   - Да пьем отовсюду. Тут же...это... заповедные места...
   - Ну?
   - Любой ручей может быть хоть с живой, а хоть и с мертвой водой.
   Славик запоздало поплевал, вытер грязной ладонью язык и принялся прислушиваться: не отымаются ли ноги-руки, не немеет ли внутри и язык? Вроде, пока все было в порядке. Ну там, сердце ухало, спина вся мокрая, а так ничего. Ой, ой! Закололо нешто в боку?
   - Чего ж ты раньше не сказал? - обиделся молодец, начиная про себя себя лилеять.
   - Не припомнил вот и не сказал, - хмыкнул Чуча. - А еще есть ручейки: можно глоточек сделать и в козлика, например, обернуться. Или в волка.
   "В волка еще ничо", - подумал молодец, и продолжил журить товарища:
   - Вот стали бы козлами, кто бы бабку спасать пошел? А-а-а-а, вот то-то. Козлы, они никого не спасают.
   Набрать опробованной воды было не во что. "Обошлось в одном ручье, авось пронесет и в другом", - махнул молодец рукой. На авось принято надеяться было повсеместно, и как верно подмечали: ни разу не обманул, завсегда кривая выносила.
   Двинулись дальше.
   "И, пошто я такой?", - думалось молодцу, - "Всюду лезу, везде попадаю. А толков ни на поллаптя. Все на авось да на фиг с ним полагаюсь. Даже страрый Фрохт и то полезней меня оказался. Смог бы как он, схватить веревку и - в пасть? А? Чего молчишь? Не смог бы, поди. Спужался за свою жизнюшку некчемненькую, эх горе-вояка. Дали ему меч, он и рад, навесили кольчугу - вовсе надумал что богатырь, похвалили разок - все, навек нос задрал в небушко. Куда ты лезешь? Вернись пока не поздно, отступись пока жив...".
   - А ну кышь! - пискнул рядом лешачонок.
   Слава остановился.
   - Ты чего?
   - Там, - даже в темноте увидал Слава, как у побратима тряслась рука, - словно колдует кто: вернись, мол, уйди.
   - Слушай, Чуч, а ведь верно, и у меня тоже в голове вертится, кто ты такой, иди домой. Сопли утри, то се...
   - Там вон он был.
   - Кто?
   - Да не разглядел. Лис не лис, хорек не хорек. Может и вовсе не зверь...
   - Видать на верном пути мы, - решил Славик, - Ежели уж пугать начали.
   Пугать у нас любят. С самого бесштанного детства - туда не ходи, там волк живет. Да сюда не носись, там...э-э-э... медведь живет. И по девкам не бегай, и допоздна не сиди и вообще... Вот вырос Славик и чего? Ни волк, ни медведь ни бука не забрали, не обездолили, не обесславили...
   Молодец довольно хмыкнул: как Славу обесславливать? Да никак!
   - Бояться меня поди, - расправил он плечи.
   Тут в чащобе так ухнуло, что всякое бахвальство мигом слетело со Славы, а те кудри, что еще оставались закрученными, принялись раскручиваться.
   - Верно ты сказал - пугают, - пролязгал зубами Чуча. - Теперь ты их того?
   - Посмотрим, - прошептал Славик. - Эй, а где клубок?
   Кинулись разом к кусту с яркими, чуть светящимися в лесной темноте, ягодами. Там еще недавно приплясывал их косматый проводник.
   - Сперли, - пожаловался Слава. - Утырили твой подарочек, Деда Ветер. Правильно ты сюда не суешься. О-на, видал, на ходу режут.
   - Это тот хорек утащил, - предположил лешачонок.
   Застрять в чужом лесу - хуже не придумать. Пока бежали, как-то и не замечали скрипов странных да звуков страшных. А их, оказывается, вокруг шастало тьма-тьмущая. Под деревами хрюкало и топталось нечто крупное, шумно чесалось о шершавые стволы, да так, что те самые стволы трещали, а подчас и вовсе ломались. По верхам гулко проносились летучие страшилы, коих было хоть и не видно, а лучше бы и не слышно было тоже. Ясен-красен, кто-то уже поглядывал из-за деревьев, готовясь сытно поужинать добрым молодцем.
   - Хорошо тебе, - позавидовал молодец Чуче, - Ты хоть деревянный, глядишь, откусят тебе ногу, распробуют, выплюнут и не станут больше есть. А меня так уж совсем.
   Лешачонка передернуло.
   - Хватит пугать! - зашипел он страшней страшного. - И так плохо, а ты еще...
   - А чего? - спросил Слава, - Меня-то вовсе...
   - Хватит, ну пожалуйста, а, - взмолился лешачонок тоненьким голосом.
   - Да не боись, - ободрил Слава, чуя как волосы дыбом точно все.
   На счастье, а быть может и нет, заприметил тут молодец, как из-за далеких кустов бьет, точно, свет. Но совсем на свет непохоже. Идти к эдакому, само собой разумеется, боязно, но и стоять тоже не медом мазано. Славик чуть толкнул в плечо лешачонка - гляди.
   - О! - неожиданно обрадовался Чучундра.
   И заспешил к неведомому сиянью. Слава торопливо зашагал следом.
   "Чего эт там могет быть", - шевелилось под волосами дурное любопытство.
   - Это же наше диво-дивное, чудо-чудное, - заговорил Чучундра, - Самая настоящая Жар пт...
   Слава шагнул на открывшуюся полянку и замер: посередь заимки на небольшом пеньке сидел самый настоящий петух, да еще и без хвоста, и, похоже, что плакал. Свечение шло от него.
   - Это и есть? - кабы не было жутко, молодец рассмеялся бы.
   - Ой, ты бедная, - запричитал лешачонок, бросаясь к петуху, - Кто ж тебя так? Что же за ироды?
   - Чего ты? - спросил Слава.
   - Так! Хвост же выдрали, разве не видишь? - воскликнул Чуча, - Единственную радость отобрали! Нету совсети у разбойников, такое чудо погубили!
   Петушок вздохнул и залиться слезами еще горше. Михрютка спрыгнул с молодцева плеча и, подскакав к Жар-птице, принялся тереться об нее, мурлыкать - утешать, значит. Ухи у Славы, хорошо еще что темно, зачинались тоже светить красным. Эх, взаправду, горе-богатырь! Увидал птицу безответную и давай смеяться. Наших бьют, а он вон значит как! Сам ты пентюх. Молодец откашлялся и произнес:
   - Кому ж, это, столько перьев-то, потребовалось... Царская подушка...
   А тут вдруг дошло, ровно топором по темечку тюкнули - кому-кому... тому! И побежали по широкой спине колючие снежинки-мурашки.
   - Чего написано пером, не вырубишь топором, - сказал он, - Чуч, а ведь это наши обидчики его, кумекаешь?
   Лешачонок, открыв рот, глядел на Славика -додумывался.
   - И недавно совсем, похоже, - продолжал молодец, - И чудесный колобок утащили не зря. Близко мы Чуча подобрались, верно совсем рядышком. И пускать нас ближе боятся, почище нашего.Только бы найти, а там я им, чую, таких люлей наваляю, ввек забудут нашенских трогать!
   - Как найдешь теперь? - вздохнул Чучундра, - Клубочек волшебный тю-тю...
   Тут Жар-петух перестал лить горькие слезы, шмыгнул клювом и тихонько пропел человеческим голосом:
   - Вижу, вижу, есть вещица чудная, вещица верная. Может-поможет вам найти вход в места заповедные. А до места я вас провожу, провожу да расскажу, как попасть туда, куда не ходили никогда.
   Стишки Жар-птица складывала навроде Славиных: неважнецкие.
   - О! - глаза у Славы стали побольше совиных, - Так ты и говорить умеешь?
   - Я Жар-птица, птиц царица. Говорить, не говорить, а пойти и проводить.
   - Проводи нас, чудо-чудное, - согласился Слава, - А заодно скажи, кто тебя так?
   Он бережно посадил дивного петуха себе на плечо. На другое привычно вскарабкался Михрютка.
   - Ну, куда идти? Показывай!
   По совету Жар птицы направились налево. Разумеется там оказалось худо. А кто сомневался? Продравшись сквозь колючки (будто бы боярышника, всего лишь втрое острее) свернули направо. Стало чуть полегче, молодец напомнил:
   - Ну и кто тебя обидел?
   - Знать не знаю, ведать не ведаю. Налетела туча черная, орда смрадная. Из каких краев, из каких земель?
   - Понятно, - ответил Слава, а тут сызнова начались колючки и с вопросами пришлось погодить.
   Это может и в любом лесу так водится, да не в каждом заметно: только грибок приметишь или ягодку, или там зверушку какую-нибудь, тут же под ноги корешок попадется... Словно нарочно! Славик пер вперед, а ветки, из тех, что поматерей били его прямиком в голову. На волоса с них сыпалась древоточная пыль и сами древоточцы. Тонкие веточки хлестали, норовя попасть по носу али по ушам. "Ничо, ничо", - успокаивал сам себя молодец, утирая нечаянную слезу, - "Вот выберусь, ужо я вам припомню!". Заметить, что ветки боялись, такого вовсе не было.
   Корни цеплялись к ногам как положено часто.
   Едва выбрались из сплошного кустья на более-менее спокойную полянку Слава запросил роздыху. Чуча согласился без раздумий. Даже Михрютка, хоть и ехал на молодцевом плече, мявкнул - неплохо бы.
   Молодец ссадил чудесную птаху на подвернувшийся весьма кстати пенек.
   - Эге! - заприметилось нечто округ знакомое, - Слушай, Чуч, тебе ничего не кажется?
   Самая верная примета - ежели кажется - кинь топором, а потом проверяй. Приметы под рукой не оказалось, да и ладно. Славик вгляделся в неярком свете Жар-птицы, наклонился и поднял из-под пенька легкое, чуть светящееся перышко.
   - Эх, а еще Жар птица, - молвил он с укоризной.
   - Я Жар-птица, птиц царица. Говорить, не говорить, а пойти и проводить, - пискнул горемычный.
   - Да ну, заладил, - расстроился Славик. - Эдак мы тут до морковкиного заговенья кругами будем бегать. Сказал бы сразу: не могу, мы бы поди уже на месте оказались. Одним словом курица, ты и есть курица!
   Злосчастный птах привычно залился слезами.
   - Слав, - дернул молодца за рукав лешачонок.
   - А чего он?
   - Да не, Слав... она ж говорила, что мы несем то, что может открыть заповедное место.
   - Мо-мо-может -по-по-поможет, - подтвердила Жар птица.
   - Да этот говорун много чего болтает.
   А с другой стороны - что еще делать? Молодец скинул с плеч мешок.
   - Посвети хоть, - обратился с рыдающему петуху.
   Тот закивал головешкой, расфуфырил остатки перьев. Стало посветлей.
   - Ну, хоть так.
   Пошурудив в мешке Славик обнаружил на самом дне Катись-яблоко и блюдце к нему. Супротив всякого разуменья волшебный плод не сморщился и не сгнил. Поначалу молодец обрадовался. Потом понял - оно ж показывает только то, что знаешь, а там не знай где, и то не знай что, наверное, не сможет. На всякий случай разик он попробовал:
   - Катись яблоко по серебряному блюдцу. Покажи мне не земли заморские, не чудеса неведомые. Покажи мне Великую Книгу. Или бабушку Ягу. Или хоть идти куда.
   Подождав чуток, молодец принялся жульничать: наклонял блюдце, заставляя яблоко перекатываться, да так и не вышло ничего.
   Чего еще? Сушеный хрен как использовать в таком деле Славик не знал. А соленую рыбу можно есть. Перекусили, угостив и Жар-птаху. Больше ничего приметного в мешке не находилось. Молодец совсем было пригорюнился. Но вовремя вспомнил: не положено защитникам земли русской так убиваться. Он сурово шмыгнул, сглотнул соленый рыбий комок в горле. Затем выдернул из ножен брательников подарок, поцеловал его, поднял повыше и сказал:
   - Славный булат, брата подарок! Одному тебе верю, одного тебя спрашиваю! - и тихонько пояснил лешачонку и котенку, - Это я не про вас, не подумайте чего. Положено так.
   Окашлялся, подумал и продолжил:
   - Укажи путь прямой, дорогу торную, прямиком туда, где есть дело богатырское - защищать и лилеять!
   Ножик сразу отозвался, полыхнул на поллеса огненным пламенем, посрамив и Жар-птицу, а может и самого Коня Огня. От неожиданности Славик сплоховал, чудесный клинок вывалился из руки и полетел вниз, едва не продырявив сапог, а заодно с ним и ногу.
   Вонзившись в сыру землю светящийся нож немножко убавил яркость. Лезвие пробило лопух, а рядышком, на том же листище, лежал маленький незаметный мешочек: видно вывалился в темноте из старшего заплечного брата. Славик поднял его вместе с братовым подарком. Нож, аккуратно оттер от земли, сунул в ножны, а мешочек развязал. Изнутри немедленно принялся светить бледный луч синего света, навроде ведунского. Свет вроде знаком, но...Славик опасливо вытряхнул содержимое на ладонь, мысленно пригрозив незнамо кому - если чего, я за себя не отвечаю! На ладонь молодцевскую опустился кусочек синего...
   - Это же лепесток Царя Папоротников, - прошептал Чучундра, и Михрютка его поддержал.
   - Сам знаю, - также шепотом ответил Слава. - Это ты вот откуда прознал? А? И чего?
   - Он же любую тайну знает! Любой клад показать может!
   - Ну и чего?
   - Вот ты меня нечистью кличешь, а сам теменей любого шишкового, - вздохнул лешачонок, - Съешь его и можешь увидеть, где спрятан хоть клад, хоть Книга.
   - А-а-а! - осияло молодца, - Вспомнил! Так ведь это то, что нужно!
   Сгоряча да поперву думать некогда: чего сразу в голову стукнет, то и пристало делать. От такого много чего случалось, ну да ладно, не всегда и плохое. В голове у Славы еще ничего и не случилось, а персты уже отправили в рот чудовской лепесток, крепкие зубы прожевали, язык помог отправить синий цвет в молодецкий живот.
   - А вдруг, - спохватился Славик.
   - Не боись, - слишком уж знакомо отозвался Чучундра, - Ну, чего?
   Той порой в голове знакомо закружило-завертело, совсем как на незабвенной поляне замелькали перед очами цветные пятна... Захолонуло в груди, но не страшно, а вовсе можно сказать - восхитительно. Глядел на мир молодец и дивился: ничего вроде не поменялось, а только понимал он: все вокруг, и деревья, и кусты, да что там - и сама земля - обретались тут самые что ни есть тайные и, кладезные, что ли?
   Еще видел Слава, как побежали под ногами и рядышком много-много тропинок. Много-то много, а все, будто ручейки, спешили к одному месту. Темно было по-прежнему, только видел их Славик ровно днем., даже лучше
   - А ну-ка за мной, - позвал молодец.
   Теперь идти в лесу оказалось несложно - ни тебе веток, ни ему корешков. Немного холодило в животе - чуял Слава, что совсем впереди ждет встреча, каких еще не бывало, а защитить, али встать рядом плечом к плечу смогут только верные Чуча с Михрюткой. Выдюжат-ли втроем? Дело хоть и правое, а все одно какое-то... левое. Мыслимо-ли в самом деле - спасать нечисть?
   "Не время сейчас", - оборвал себя Славик, - "Раньше надо было думать".
   Как раз не время и начиналось. Светать не светало, но опускалась округ, словно брежжущая тусклым пелена, навроде тумана. С каждым шагом видней становилось все больше и больше. Уже разглядел молодец на ветках неведомых тварей, что и не звери, и тем более не люди. "Пока не полезут, пускай сидят", - успокоил себя Слава, а чего делать если полезут? Вот то-то.
   Поначалу казалось, что дорожки бегут ровным-ровно, но бывалых не обманешь: чуялось забирали они во все стороны разом. И налево и направо, даже назад. Заманивали-заводили. Говаривали (правда кто, молодец, хоть убей...ой не надо лучше... не помнил), будто на самой Кромке куда ни иди, все равно придешь только в одно место. Куда, по древней традиции, не рассказывали, от этого должно было становиться интересней. Славе нынче интересно нисколько не было. Жутко - это вот да. Аж в животе холодило.
   Спереди встали нечто из-под земли могучие дерева, заслонили разом небо, ладно, все равно темное. Лишь узкий разлом оказался в грозной стене, туда и лежал путь.
   - Ну, братья, кажись дошли, - негромко сказал Слава.
   Лешачонок ойкнул, внук Баюна не сказал ничего, но выпустил острые коготки, которые Славик ощутил несмотря на кольчугу.
   - Ой не ой, теперя поздно. Впереди ждет нас последняя схватка. Ну, или драка, как попрет. Теперя от нас зависит - спасем бабушку, выручим и матушку.
   - Какую еще матушку? - удивился Чуча.
   - Землю нашу матушку, - вздохнул Славик от нахлынувшей непонятной тоски по дому. - Так что придется, раз уж дошли досюда, в самые что ни есть заповедные места, лилеять по полной, защищать всех и разом. Кроме нас тут морды набить никто за нее не может. И бражки за нее некому тут выпить.
   - Шутишь? Неужели тебе не страшно нисколько?
   - Нам, богатырям, неположено... - приврал молодец. - Сам же знаешь, какие у нас побратимы? Нам с тобой, Чуч, теперь и бояться нельзя по-человечески. Или как там по-вашему?
   Постояли чуток, обнялись крепко. Хоть и не говорили, а что ждет впереди, никто не знал. Может самая что ни есть смертушка лютая. А с ней даже старый Бадай встречаться не спешил. Бытовала точка зрения, что с таким лучше вообще не сталкиваться. Находились смельчаки-удальцы, грозившие смерть посрамить. Собирались они гурьбами, ходили вроде как на кромку, али даже еще дальше. Срамили или нет, вот то неведомо. Отчего таких рассказов не водилось? Непонятно.
   Едва шагнул Славик с надежными своими спутниками за темную стену, как понял - тут они уже были. Только и поляна вроде стала поширше, и пенек превратился вовсе неведомым образом в Громадный Дуб. А самое главное - лежал теперь под дубом могучий валун, от одного взгляда на который молодец пошатнулся, будто словив в ухо.
   То был вековечный Алатырь-камень., прадед всех земных булыжей, скал, каменюков. А возле первородной каменюки толпились угрюмой кодлой старинные знакомцы, зеленые, словно лягухи. Стояли, балакали, уверенные в своей силе.
   Это они конечно зря.
   Драться Славик не любил. Нет, один на один, когда за тобой стоят други (а лучше - подруги: попричитают ежели чего), с теми же дудуевскими, эт конечно запросто. А вот так вот - за спиной считай брательник меньшой, за таким следить самому надо, кабы не обидели. А если накостыляют, то и слезу пустить некому будет. Вот так вот - не любил.
   Пока их не заметили, Славик тихонько передал рвущегося в бой Михрютку Чучундре.
   - Я чичас, - по-тарановски сказал он.
   И побежал к недругам (а какие тут могут быть приятели?). На ходу молодец замахивался посильней.
   - Елки-махалки, - гаркнул Слава, а то как-то нехорошо, из кустов вот так вот.
   Зеленые обернулись, заметили. Но было уже поздно: молодец врезался в толпу, от щедроты душевной не жалея ни силы ни уменья. Сказать проще: в кого попадал, тот и падал. А попадал молодец часто.
   Так ни разочку и не получив, удалец заметил, как вражины закончились.
   Слава махнул своим: подходи.
   - Снова-здорова, - ткнул молодец в недвижимую кучу тел. - Вот и обидчики наши. Помнишь Михрютыч, как я тогда первого споймал?
   - Мырр?
   - Ты?
   - Мыр!
   - Ну да, ты, точно. Тогда еще они мне не понравились... У-у-у-у! И что за нелюдь такая?
   Лешачонок позыркал по сторонам и напомнил:
   - Ты книгу ищи, главное. Без нее считай все бестолку.
   И то верно. Яга ведь также говорила: "Ищи книгу, найдешь ее, найдешь и меня...". Славик оглядел все окрест, прошелся по поляне туда-сюда, обошел могучее дерево. После всего глянул вполглаза на камень.
   - О!
   На Алатырь камне, на плешивой маковке, лежала Книга. Шел от той книги свет - не свет, дым - не дым, а едино смотреть на древний свиток (а как еще такая книга выглядеть должна?) будто на солнышко: ничего не видно.
   - Где? - завертел головой Чучундра.
   - Да на камне.
   - Ничего не вижу, - растерялся лешачонок. - Пустой камень, хоть все желуди в лесу забери, пустой!
   - Да вот же...
   Но едва молодец протянул руку, как раздался над поляной не гром, и не крик, а смех. Да такой злой и неожиданный...
   - Ой, - приземлился Славик. - Кто тут?
   - Так-так, все же дошел. Засады одолел, колдуна моего доверенного осилил. А гоблинов моих верных зачем побил? - прямиком с дерева на камень спрыгнул мужик. Высокий, статный, видать: человечек не простой. Морда вовсе лисья, а глаза - разного цвета. Встретишь такого на ярманке - хватай сразу и в морду: ежели не обманет, так упрет чего-нибудь обязательно.
   - Так-так, а это как же недомерок лесной остался? - продолжал мужик, - Всех вроде вытравил-выбелил. Никто уж и не вспоминает нечистых в Русланде, а этот живой пока. Странно, но исправим.
   - Дядя, ты чего такое болтаешь? - нахмурился Слава: уж больно речи дурные тот говорил.
   - Чего такого болтаешь, - передразнился человечек, - А тебе не страшно, пацан? - светлые брови мужика взметнулись на лоб. - Или головой не думаешь: ты ведь один сюда пришел, один! За тобой помощников нету. Кроме ворон и поплакать некому будет.
   Славик оглянулся, точно - никого.
   - А чего мне бояться? Тебя, чтоль, дядя.
   - А хоть бы и меня, - согласился тот.
   Слава глянул на мужика. Вправду сказать - веет от него чем-то, а чем непонятно. Ну и стоит уж чересчур уверенно.
   - Дык я побольше тебя буду, - уверенно сказал Слава, - ты и бойся. И энтих твоих всех побил.
   - Как такой недоумок мог добраться досюда? - сам себя, верно, спросил мужик, - Как там у вас говорилось: дуракам везет?
   - Везет, - подтвердил Славик, прикидывая куда ловчей: в лоб, али в ухо, - Тока, дядя, не всем.
   Может и не стоило, но обида взяла свое. Молодец замахнулся несильно и стукнул так себе: не во всю силу, а в полсилушки. Кулак Славич пролетел ничего не встретив по пути, зато сам Слава повалился наземь сойдясь с сырой землей чуть не врукопашную. Вскочил, красный, злой, завертелся разыскивая обидчика.
   Тот стоял как ни в чем не бывало, посмеивался, руки в боки. Слава замолотил, надеясь - уж теперь то попадет. Да окромя воздуха так никуда и не вышло больше.
   Запыхался молодец, остановился.
   - Вот как надо, - сказал мужичок.
   Он вмиг очутился рядом с молодцем, ткнул перстами в глаза, а ногой - пониже пупка да повыше коленочки. Прием нечестный и обидный. Второй раз упал Слава на землю.
   - А ты говоришь побольше, - продолжал глумиться мужик. - Нету силы у руссов, нету. Она ведь знаешь где? Сила, силушка... А-а-а, не знаешь. В страхе вся сила, когда бояться тебя. Кто больше, тот и прав, тот сильней. А тебе даже и бояться некого: нету ни твоих богов, ни твоих врагов. Ни лесных, ни водяных, никаких. Откуда сила у руссов? Нету ее, вся кончилась.
   - А вот врешь ты все дядя, - сказал тогда Слава, - Со мной все мои, ой со мной.
   - Сам ты врешь, соплячок. Подвезло тебе сюда дойти, вот ты и выдумал, что меня победить сможешь?
   Вздохнул Слава воздуха побольше, чтоб так ответить - мало бы не показалось - а понял, что сказать ничего не может!
   Как так! Были же, были! И грозный..., и мудрый..., и....
   - Убедился? Не с кем тебе дружить. Некого бояться, некому молиться, - зло улыбался мужик. - А еще скажу тебе, что ненадолго. Я вывел-вытравил всех, только-только и управился, я и новых писать начал. Скоро все снова бояться начнут. Только знаешь кого? Меня. Ну и деток моих, не зря вырастил, пригодились. У старшего яду взял, что любые письмена выводят. Может и не вспомнит, потому как спал, пока я ему хвост из пасти доставал...
   - Ты? - не поверил Слава, - Так это ты разбудил...э-э-э...
   - Я. Не веришь? Ну, не верь - не верь.
   - Не бывает у людей отпрысков таких, змеиных.
   Разноглазый рассмеялся.
   - Не бывает, - согласился он. - Только у меня и второй сын не промах, в свое время проглотит солнце, а уж дочурка... Ну да хватит с тебя, готовься к смерти, там и поговоришь с дочей! Привет передашь, скажешь - скоро у нее втрое больше народа прибудет.
   И чем больше говорил незнамец, тем сильнее давило на молодца. Словно воздух становился вдруг тяжелым и душащим. Захотел молодец кликнуть хоть кого, хоть самого распоследнего воя, только чтоб с мечом и копьем был. А нам, таким малым да сирым (хорошо еще не серым) леденцов бы, да под лавку. Додавило до такого, что привиделось перед глазами полюшко русское, березовая роща, каменный дом Святогора. И вроде неподалеку батька с мамкой, девки все знакомые (ну может и незнакомых несколько). А поверху словно летит кто-то. Дракон? Нет. Не знаем такого слова, как же... змей... змей... Горыныч! Повел плечом молодец, тряхнул упрямой головушкой. Скока из-за нее бед приключалось, а вот и она сгодилась!
   - А все равно брешешь ты, дядя! Не обманешь меня: со мной мои боги, все до одного: и веселые молодые Ай да Ой, и старая Ох, и холодный Ух, и красавица Ойеей, и могучий Огого. А уж главные Авось с братом Небось кого хошь напугают. Так что рано мне помирать: я еще и не женился. По серьезному-то!
   А уж чтобы наверняка, выхватил молодец кинжал верный. И едва тот оказался в руке, как потекла по и без того здоровым рукам такая могутная силушка, что тут-то Славик и испугался по настоящему.
   - Эгей, авось пронесет! - крикнул молодец, пугая тысячелетние дерева.
   Отшатнулся незнакомец. Хоть и сам ростом со Славу, и в плечах может не намного уже, и силы со сметкой бойцовой не обделен, а вспыхнуло вроде в глазах непонимание. А может статься и опаска.
   - Как же так? - неверяще смотрел на молодца, - Кто меня обмануть смог? Всех я русских уничтожил, всех вывел. Кто такие, я же...
   Договорить Слава ему не дал, но и ножиком пырять не стал. Отчего? Так не принято на безоружного у русских нападать, напрасно конечно. Ну ладно, все одно - вцепился молодец незнакомцу в широки плечи, стал бороть его совершенно по-медведьячи. Разноглазый сдаваться не подумал, в ответ вцепился в рамена Славику и принялись они кружить, вытаптывая траву по поляне. Пыхтели удалые мужи - Потапычу на зависть.
   Долго ль, коротко ль, начал понимать Славик, что коленки дрожат от напряжения, несмотря даже на всю силушку. Запросить пощады? Ну уж нетушки, не для того столько топали, все свадьбы в Дырдищах пропустили!
   - Сдавайся, дядя, - пропыхтел молодец. - Пока я тебе спину не повредил, а то будут твои детки не солнце кушать, а тебя на горшок водить.
   - Ну, уж нет, сопляк! - в ответ зафухал разноглазый, - Я Асов перехитрил, целую страну перемудрил, нечисти нос на глаз натянул, а тебе сдаться?
   - Мы с побратимом младшим змею мировому хвостом глотку поганую заткнули, а с тобой я и один справлюсь!
   Вместо ответа мужик скрипнул зубами и налег вдвое (потому как не русский, оттого и не втрое). Славик почуял, что вроде порвались все жилки в ногах-сапогах, даже не оторвать от земли, прощай, значит, беготня развеселая, но тоже прибавил.
   - Роздыху, дай роздыху, молодец. А там продолжим, с новыми силами, - взмолился разноглазый, совершенно как в сказках. От неожиданности Славик замер на миг и опустил руки.
   - Погляди, молодец, увязли ноги в земле, давай выберемся, переведем дух, и снова в бой, - продолжал негромким голосом незнакомец.
   Глянул под ноги Слава: до самых колен ушел в землю. Во дела!
   А незнамец тем делом в один миг выскочил из земли и засмеялся:
   - Ой, сопляк, ты и есть сопляк! Готовься, теперь умрешь точно!
   - А уговор? - закричал Славик.
   - То не уговор, то хитрость боевая!
   Молодец рыпнулся, только все зря: чуял сам, что быстро не вылезти. А разноглазый развел в стороны руки, затем хлопнул в ладоши, и увидал молодец, что вместо рук у мужика выросли огненные змеи. Протянул тот длани вперед и поползли гады прямиком к застрявшему Славе.
   Запахло жареным.
   Принялся Слава дергаться, да не выбраться споро. А жар уже щипал лицо, отросшие борода с усами принялись куриться едким дымом.
   Мужик нехорошо смеялся. Славик хватил было завсегда выручавший нож, да видно выронил где-то: пустые ножны висели на поясе. Впору было кричать: помогите и спасите. Вдохнул Слава огненного воздуха, изготовился.
   Вдруг выпал из запазухи у мужика комок. Выпал, отпрыгнул в сторону, разделившись пополам. Одна половина заорала кошачьим голосом, а из другой задуло вдруг холодным морозным ветром, таким сильным, что враз погасли огненные змеи.
   - Что! - закричал незнакомец, захотел пнуть отважного котяру, занес ногу.
   Выручай товарища!
   Изогнулся Славик, дотянулся до другой ноги, схватил и дернул. Хоть и сам приложился мордой о землю, но с радостью понял - чужак также полетел. Руки жгло, словно каленым железом, но чужой сапог Славик отпускать и не подумал, совсем даже наоборот.
   "Чичас я его подтащу, а там...", - мрачно думал он.
   Что там молодец так и не додумал. Потому как нечто треснуло ему промеж глаз, так что искры посыпались, хоть костер разжигай. И еще раз, и еще...
   В голове загудело, да только голова это и есть голова: руки продолжали подтягивать вражину ближе и ближе.
   - Берегись! - крикнуло совсем рядом Чучундриным знакомым голосом. Славик зажмурился на всякий, приготовившись к самому смертельному удару.
   Тут же грохнуло так, точно бы сам Перун метнул свое громовое копье прямиком на полянку.
   Нога в руках у Славы дрыгнулась. Больше ударов по голове не было.
   Славик приподнялся: незнакомец замертво лежал на земле, над ним замер лешачонок. А в руках у него была зажата волшебная Книга.
   - А чем еще то? - пожал Чучундра худенькими плечами, - Не камнем же... Я его и не подыму... А тут свиток вот заметил, случайно. Ну, вот и... Я и не думал, что он такой вот...
   Славик глянул на каменюку: такую разве подымешь?
   - А где Михрютка? - обеспокоился молодец, как только выбрался из земли.
   Полосатый котенок оказался рядом: как всегда вылизывал шерстку и тихонько мурлыкал. Славик подобрал его на руки и погладил за ушами.
   - Ух, спаситель!
   "Связать бы надо", - пришла дельная мысль, - "Пока не очухался".
   Мысль хорошая и, что совсем добро, вовремя. Поискал Славик веревку крепкую, ясно-понятно, не нашел. Можно еще ремнем богатырским связать, но тогда портки верником потеряешь. Годится, конечно, способ такой: разодрать рубаху на полоски, сплети веревку прочную, а потом и вязать, хуч кого. "Жалко", - решил Славик. Она может и грязноватая, зато постираешь, лучше новой будет: не жмет нигде.
   И пока молодец так думал, пошел от незнакомца нежданно дым, черный да дурно пахнущий. А после того, вспыхнули по всей одежке огненные языки, принялись бегать-играться в догонялки от маковки до самых сапог! Хоть и дурной человек, а все ж, нехорошо так. Надо спасать! Только напрасно было это: вспыхнул мужик, разбросал вокруг сноп сверкающих искорок-живцев, да и пропал. Осталось только пятно горелое, да комок на нем черный, да еще закопченные перья золотые. Вот и все.
   - Чур меня, - пробормотал Славик и сплюнул через левое плечо.
   - Чего ты? - пискнул лешачонок.
   - Извини, брательник, не специально. Дай, обниму тебя, спас и ты меня! Даже котяра и то... Один я только говорить горазд!
   Обнялись накрепко. Постояли, совсем как раньше, перед заходом на поляну. Только теперь все было совсем по иному.
   - Неужто все? - спросил Слава неизвестно кого, - Али дальше чего будет?
   - Все, - подтвердил незнакомый голос.
   - Кто тут еще? - подозрительно огляделся молодец.
   - А никого больше нет.
   - А кто говорит тогда?
   - Так у тебя на плече сижу!
   Славик хватанул за плечо: никого, за другое: снова никого, кроме...
   - Михрютыч? - заглянул молодец в желтые, с зелеными искорками глаза.
   - А кто еще-то? - удивился тот.
   - Ты чего, говорить умеешь? - глаза у Славы, если бы могли, то полезли бы и со лба.
   - Ага, значит он вон может, подкоряжники всякие могут, а я, выходит, нет?
   - Так ты ж кот!
   - А ты человек.
   - Тоже верно, - согласился Слава. - Ну... А чего только теперь-то заговорил?
   - Ты, конечно, извини Слава, но мы с тобой и говаривали порой, и советовал я порой, да и вообще раньше нужды не было.
   - Вот дела! - воскликнул Слава, обращаясь к лешачонку, - Чуч, не, ну ты видел? То бишь, слышал?
   Чуча улыбнулся и кивнул головой с листочками в спутанных волосах - шапку где-то потерял, охламон.
   - А чего молчал?
   - А ты думаешь, чего ихний род Баюнами кличут?
   И то правда! С чего, коли они молчать всего-навсего и умели бы! Все ведь народ вывернет-выкрутит, в дело пристроит. Кстати припомнились и подсказки, что порой вроде говорил кто-то, а никого и не было. А еще...
   - Так это ты, смысл здоровый, что ли?
   - Не-не-не, - заюлил котенок, возможно оттого, что сдвинул молодец брови, нахмурился, - тут ты сам разбирайся, тока не я это!
   - Ладно, все одно бы простил, - смягчился Славик. - Ты же клубок волшебный у этого отобрал, и в дело пустил, так? Так! Ой спасибо надо будет дедешке Ветру сказать, такой подарок сделал, а Чуча не верил, что поможет! Это ж надо кого одолели!
   - Да ты и не знаешь кого, - сказал Баюнов внук.
   - Клохтуна подлого, - тут же нашелся Славик, - Чародея гнусного, а может и чернокнижника, не к ночи сказано.
   Сказано было хоть и не к ночи, но сумерки вокруг были самые настоящие. Вроде и должен был привыкнуть Слава к всяким чудесам, да только когда прямо под боком, у самого Алатырь-камня появился, нечто прямиком из небытия, седовласый старец, и молвил человеческим голосом:
   - Круче бери. То был бог, не нашенский, не русский, а все одно бог, огненный, сильный и хитрый!
   То Славик...
   ...про то он никому никогда не упоминал, и Чуче с Михрюткой говорить зарек. Может споткнулся, может оступился. Кто теперь разузнает?
   В общем, когда молодец сподобился встать и отряхнуться, а заодно и рот захлопнуть, Книга Книг уже заново лежала на камне. Рядом с ней увидел Славик очищенные сверкающие перья Жар-птицы, комок словно бы сажи и перевязанный бечевкой сушеный хрен.
   - А хрен вам на хрен? - спросил он, чтобы, значит, совсем дураком не казаться.
   - О, отошел? Молодец, что его прихватил. Не знал наш вражина: хреновым соком можно не то, что буквы, звезды с небе с вытравить, а узнал бы тогда может и победил, - хмыкнул старец. - Сейчас замочим и выведем, чего тут черные души да грязные руки намалевали.
   Он потер ладошки и пригладил белую до пояса бороду.
   - Дедушка, а ты кто? - спросил Слава без страха, но с опаской - незнакомый все же, дедок-то.
   - А зови меня Беломором.
   - Я только Черномора знаю, не обессудь дедушка, не признал, - покаялся молодец.
   - Неужто лично? - удивился Беломор. - Нет? Ну не признал и не признал, меня поди не многие помнят. Черномор на черном море следит за заповедными местами, а я здеся вот.
   - А как же ты этого-то сюда пустил? - сызнова спросил Славик, - Коли следить поставлен. Он тут вон чуть нас не угробил насовсем, а, дедушка?
   - Ну-у-у-у, поставлен... Кто поставил-то? А? Сам я, сам. Мда...Обманул меня зловредный, вокруг пальца обвел. Про то тебе знать не след, у старших свои секреты. А этот, как ни говори таких обманывал, не мне чета... Обхитрил, а после так заколдовал, что пока его этот вот, листоголовый, по голове свитком не долбанул, сидел я тише мыши, бессильней жучка. Зато теперь долго будет припоминать кто он такой и зачем. Хоть на время позабудет про хитрость свою, да злокозненность!
   - Так прям от книжки все развеялось, - не поверил Славик, - Чего-то она не выглядит...такой уж.
   - От мудрости, дурья твоя голова, - рассердился Беломор, - От книжки! Тут же мудрость всего народа русского записана была, знаешь сколько это?
   Пришлось признать - Славик не знал. Видать - много.
   - Дедушка! Ты что ж вообще все выведешь говоришь? - Беломор может и Беломор, только чего бы не намудрил, - Бабку, то бишь, Ягу- то где искать? Сказала, что тут будет.
   - А бабку придется заново написать, - сказал Беломор
   - Как написать?
   - Да запросто, возьмем и напишем. Письму я обучен, а мудрость, вон она, - кивнул старец на Михрютку, - Баюновы все знают, от самого сотворения. Он говорить станет, а я писать, так и справимся. А тебе, молодец, уж извини, на это смотреть не следует.
   - Выходит, я больше не нужен? - спросил Славик.
   Старый чародей задумался, погладил бороду. Уразумел Славик, что пора уходить. Отыскал он нож верный, что валялся на земле, мешок заплечный...
   - Погодь-ко, еще немножко...
   Славик обернулся.
   - Знаешь чем эту книгу переписать можно? - поинтересовался Беломор. - Кровью! Моя не подойдет, старая да жидкая, так что...
   Славику подумалось, что дедушка лукавит, но только неужто у него-то в самом деле жидкая и никчемная?
   - Бери, чародей, скока надо, - протянул он десницу. - Вота и ножик тебе дельный... Раз...уж... надо...
   - Молодец, - одобрил Беломор, - Не испугался. Крови нужно всего лишь капля и еще полкапли.
   - Неужто хватит, - не то чтобы Славик не обрадовался, но... маловато...
   - Хватит-хватит, - ответил чародей, - Мы в нее добавим еще кой-чего. Ну-ка!
   С этими словами старичок взял с камня комок сажи и разломил пополам. Оттуда тут же засинело небом высоким, морем далеким. "Ну не таким уж и далеким", - поправился Славик.
   - Это же Цвет, Царя папоротников цветок! - сказал Чучундра.
   - Цветок, - подтвердил Беломор, - Как враг наш исчез отселя, освободился цветок, остался на своей земле. Наш он, как ни крути, хоть и оказался в чужих руках. Ну так вот, кровь она из мира живых, а цвет светит из мира мертвых. Смешаем их, ничего лучше не придумать! Весь мир из Яви с Навью состоит, чем Книга хуже? Или лучше? Ну-ка давай сюда руку.
   Чародей кольнул Славику палец, и подставил под набухающую каплю половинку черного яйца, с синевшим нутром. К вящему изумлению молодца, капля, упав в синету вспыхнула ярким белым светом, а потухнув превратилась в темную, почти черную жидкость, припоминая давнишнюю их со Святогором бражку, отливавшую всеми цветами радуги зараз.
   - Чудеса, - выдохнул молодец.
   - Ну тык ведь, - горделиво вздернул нос Беломор.
   Эх, глянул на него Славик, нашел чем хвастать. Вот мы тут...
   - А дальше то чего делал бы? - спросил Беломор.
   Славик закашлялся и виновато понурил голову: с чародеями, выходит, даже лучше не думать вовсе. А то попадешь под горячую руку...
   - Ладно, молодец, не кручинься: без тебя с твоими спутниками, глядишь и меня бы вывели из книги, и что тогда моя мудрость? А еще скажу тебе так: вот если бы ты отмахнулся от друга своего лесного, от Яги, или просто не взял бы с собой баюнова Внука с лесовиком. Забыл бы и ты их. Пришел бы сюда, а зачем и не вспомнил бы. Видишь как? Да и злокозненному Локки по башке треснуть некому было бы, если бы друзья тебя не бросились спасать бы, так то вот. И кто из нас главный? Всему свое время: ты начал, мне заканчивать. Согласен? Ну, тогда собирайся, не дело тебе тут торчать, за обрядами тайными следить. А нам начинать следует, негоже люду без Старших жить.
   Славику тут же до смерти захотелось и поторчать и последить. Однако пришлось собираться - с Беломором договориться не выходило. А спорить отчего-то не хотелось, да и опасно - чародей как-никак. Да и ладно, не больно и хотелось! Мы таких обрядов, еще лучше выдумаем.
   - Погоди-ка! - в последний момент остановил чудодея молодец, - А чем писать то?
   - Ну, перья вон лежат, кот твой принес, самые что ни есть лучшие...
   - Эх, Баюнов ты внук, - укоризненно покачал головой Славик, - Кто ж такими пишет? Аль ты как враг наш захотел?
   Он отыскал котомку и вынул оттуда чуть мятое серое вороново перо.
   - Вот надо каким!
   - И то верно, - обрадовался Беломор, - Вороновым половчей будет.
   - А то! И, ведь не простого ворона, а... того! - поднял кверху перст молодец. - Пойду я.
   - Я с тобой! - подпрыгнул Чучундра.
   - И то верно, идите-ка ребятки вооооон по той тропинке. Дойдете до конца там и подождите, - молвил чародей.
   - А чего ждать-то?
   - Друга своего подождите. Аль не будете, одни пойдете, бросите тут? Заодно и покумекаем как вас обратно на землю закинуть. Сюда-то попасть сложно, но можно. А вот уйти... Мало кому удавалось. Эх, авось придумаем.
   Старый чародей Беломор махнул рукой и отвернулся к камню. Михрютка подморгнул желтым глазом и тоже запрыгнул на камень, устраиваясь поудобней: разговор у них с чудодеем долгий готовился. Славик шлепнул по плечу лешачонка - пойдем, тут и без нас справятся. Ну их, мудрецов этих. Тропинка впереди чуть мерцала, страшиться никого больше не хотелось. "Чичас дойдем до конца, а там у меня где-то рыбка сохранилась, можно будет и перекусть"...
  
  
   Долго ль - коротко ль ждали они на морском берегу, куда привела их тропка, про то ничего в сказке не говориться. Да и сам Славик в точности не сказал бы - на Буяне ни дня ни ночи нормальных не бывает, чем считать?
   И про то, как отправил Беломор путников обратно не сказано - тайна то большая и не всем ее знать следует.
   - Деда, а этот больше не сунется? Божина, говоришь, все-таки, хоть и дурная, - на прощанье спросил добр молодец.
   - Теперь ученые будем, - ответил Беломор. - Без Цвета никто ничего не найдет. Вот за ним следить лучше надо. Ну, теперя у нас цельная тыщща лет впереди. Придумаем чего-нить. Так-то.
   - А Ягу спасли? - спросил Чучундра.
   - Увидишь сам, - усмехнулся чародей.
   А Михрютка ничего не спросил, потому как спал. А чего ему не спать, он же кот.
  
  

Сказ четвертый (короткий)

  
  
   Дубрава кончилась еще затемно. Вниз убегала, чуть извиваясь, неширокая дорога - прямиком в родные Дырдищи.
   - Тут видно и придется нам раскланиваться, - молвил Славик, хмуря брови.
   Хоть и тянуло домой, а... покуда прощевались, лешачонок пустил слезу. А богатырям - неположено.
   - Ну, не навсегда, поди прощаемся, - потер нос молодец, - Глядишь скоро за дровами пойду, свидимся. А может и к бабушке загляну, проведаю.
   - Куда там тебе теперь за дровами, ты ж теперь вой хоть куда, - сказал Чучундра. - Сбежишь к князю какому в дружину...
   Славик покачал головой: не-не, никаких дружин с подвигами и даром не надо, от этих бы бока отошли. Кузня, молотки, там, уголь... э-эх...баня...
   - Прощай, внук Баюна, - снял с плеча Славик полосатого мурчащего котенка. - Чего ты опять замолчал? Не время чтоль?
   - Мур!
   - Ладно, наспался на богатыревом плече, теперь давай лапами...
   - Муур!
   На миг замерли, вгляделись в далекий виднокрай. Сколько всего вмещает земля русская! Разгляди хоть малую часть - врать, ну или просто баять, можно двенадцать зим. Может и нет особых чудес в березах и чащобах, может и змеи у нас помельче, да лодки не все горынычевы! Нам и не надо, пущай свои, родные диковины только остаются.
   И пускай заморских героев хвалят да песни скоморохи тамошние им поют. Такого даром не нужно! Хоть и не расскажешь никому про подвиги собственные, да не очень и хотелось. Главное...
   Эх, главное...
   - А знаете, други верные, сказать взаправду... Хотел я дома наговорить-наболтать всякого, чтобы кощщуникам завидно стало. А теперь вот не буду. К чему всем знать про наши подвиги ратные, или нератные. Мы то знаем... запомним поди, да?
   Постояли еще чуток и разошлись: лешаченок с Баюновым внуком, как следует отправились налево, а Славик теперя направился прямо - самый что ни есть правильный путь. Домой.
   Вот не спели ему хвалебных песен... да что там! Даже спасибо никто не сказал, а было отчего-то очень легко и правильно внутри. Может и верно сказал другам своим - к чему это все: слава и песни? Неужто важней всего слыть храбрым да сильным? Нет, решил молодец, сорвав жухлую осеннюю травинку, нам это ни к чему. Пускай другим там... А мы и так... почти как богатыри... А может и круче...
   Заветный нож на поясе вдруг мигнул красным камнем в рукояти. Удивиться бы...
   Но тут дым показался, а где дым там и накормить должны. Примета верная.
  
  

Конец

  

Сказ последний

  
   Сказка на то и сказка, чтобы рано иль поздно закончиться. Было ль не было, кто скажет? Пролетели за рассказкой долгие зимние вечера целой седмицы - уже хорошо. Но бросать все вот так в одночастье не годится, хоть и водиться частенько.
   Пожалуй, неплохо было бы написать - и жили они долго и счастливо. Да только для того ли ходил Славик из Дырдищ с верными другами своими - котом Михрютычем и лешачонком Чучундрой за тридевять земель, чтобы люди потом не помнили кто такой, к примеру сказать, тот же Баюн? То-то.
   Стало быть, нужен последний сказ, ой нужен.
   И название ему будет:

Добрым молодцам урок

   (Чего Славик помнил сам. Чего услыхал от старого Бадая, а чего и придумал, может быть. Только все - чистая правда!)
  
   Алатырь-камень Из всех камней, что ни есть на земле, самый ведовской да тайный, а стало быть и самый могучий, это Алатырь-камень, что лежит в месте заветном, времени заповедном. Только на такой камень можно положить что угодно - ни в жизнь не провалиться, все выдержит. Хоть Святогора клади, хоть мудрость народную. Искать Алатырь-камень - дело безнадежное, это в байках сказать, что угодно можно, а дело сделать - не пальцем в небушко. Многие пробовали, а сколько нашли? А скольких потом вообще нашли?
   Асы В далекой стране, у Белого моря, живет странный народ, что жрут с кашей мухоморы, бьются чуть не до смерти запросто так, плавают на чудных драконьих лодках, носят шлемы с рогами да прозываются викингами. Как у всякого народа есть у викингов свои боги. Боги как боги не хуже чем у всех: есть и мудрые, есть и могучие, да и молодые с красивыми тож имеются. Даже одноглазые попадаются. Зовут богов - Асами, а весь ихнюю (или град, может даже) Асгард. Хотя точно, гард - град и есть.
   Баба Яга Про Ягу люди любят распускать всякие слухи и неправды. Бабка конечно не мед, нет-нет съест пару-тройку человеков вместе с костями, а черепоньки выставит заместо горшков на изгороди: сушиться. За такое кличут ее поедучей ведьмой. Никого ведьма не любит, разве что ворона своего черного, да кота, да еще ступу с пестом. Ликом, по россказням, Ягая бабка зело страшна, оттого народ ее также не жалует. Самая слабая присказка про старушку - Костяная нога. Другие многим похуже: и сопли там на клюку намотаны и еще чего там... А ежели поспрашивать народ, так никому она плохого и не сделала. Еще любит Яга загадывать загадки, только на них лучше отвечать. Не то и... может...съесть.
   Баюн Молва про этого кота ходит разная: что живет он на Буяне острове, ходит там по самой золотой цепи, а цепь обмотана вокруг самого древнего на острове дуба. Идет кот, к примеру, направо - рассказывает сказки, а налево - песни поет. Причем человеческим голосом! Вот и прозвали котяру - баюном, рассказчиком, стало быть.
   Берсерк По старой голове, не иначе, перепутал дед Бадай словечко, да смысла не утаил. Как есть самый это лютый воин, что и бьется за десятерых, и тяжести ворочает, ни один волот каких не сможет. Сказывают, будто силушка такая появляется после мухоморов, что сушат, да едят воины, только уж очень они невкусные. Оттого любят берсерки порой закусывать сухие грибы щитами. Дело конечно худое: напасись на таких, ага, ни одна кузня не поспеет. Приходиться им продавать одежку и доспех верный, потому как без щита - чем закусывать? Видно оттого бьются берсерки порой чуть-ли не вовсе без порток, нагоняя стыд и ужас на своих ворогов.
   Блазень Про блазней много и говорить не хочется, потому как чего про них говорить? Морок он и есть морок, поди додумай: был али нет. Живут такие в чащобах, в основном.
   Блуд Блудом издревле зовут в народе Лесного хозяина, или по иному - Лешего. По иному и гляди.
   Богатырь-камень Ежели ехать по земле русской, непременно попадется на развилке трех дорог великанский камень, а на камне надпись полустертая, ветрами выветренная, солнышком выжженная, дождями вымоченная. Надписи попадаются разные, от них, вестимо, вся сила в камнях тех. Да еще в черепоньках, что порой кладут на валуны для украшения: вороний или волчий - хорошо, человеческий - вовсе красно. Самые слабые из высеченных букв, по которым люди безбоязненно едут: "Киив - туда", "Масква - сюда", а самый сильные обычно гласят: туда не ходи, там побьют до смерти, ежели вовремя не убежишь. И вот в чем сила каменная - знает, к примеру, богатырь, что может отхватить, а все одно: поворачивает коня верного на самую страшную надпись. И чего? А-а-а, в этом и загадка. Ничего, победит кого надо и едет дальше, до следующей развилки. В сказках завсегда так.
   Болотник Навроде блазня, тоже говорить неохота про такого. Живет на болоте, в прислуге у Болотного хозяина или у водяника местного. Вроде и плохого сказать нечего, да только и хорошего ни на шиш. Нечисть, чего говорить-то.
   Буян-остров Ежели кто станет по нетверезости али бесстыдству говаривать, что плавал он мимо чудного острова, над которым светит и ясно солнышко и красен месяц, из моря где выходят не много ни мало тридцать три богатыря, текут ручьи с живой и не очень водой, так не верьте тому. Врет он, даже хоть и кощунник. До острова Буяна не может доплыть ни один корабль, сделанный топором. Живут там Жар-птица, Царевна Лебедь и Золотая рыбка, можно найти чудо-радугу-мост, по которому очень даже запросто можно долезть хоть до самого седьмого неба. А если станут сказывать - за тридевять земель, в заповедном месте, куда пешком не дойти, птицей не долететь... тогда такому сказителю можно верить.
   Ветрило, ветер, ветряной дед Дуют над земле двенадцать ветров, самые разные: иной раз пролетит озорной да невесомый, а иной - грозный, могучий. А над всеми двенадцатью стоит самый главный, князь ветров - ветряной дед. Все ведает дед, все знает, не то что, к слову, Бадай. И не даром великие богатыри завсегда к нему за советом едут. Коли дед не знает можно еще к Месяцу съездить и к Ясеню, ну про них в другой раз.
   Викинги Самые рыжие на всей земле, оттого видно дразнят друг дружку и дают развеселые прозвища: Вырви Глаз, Победитель Волн и Усмиритель Пива. Еще рыжие любят ходить по морю в драконьих лодках, пугая прибрежные веси, а особливо добрые и богатые - грабят и жгут, добывая дурную славу. Но уж что храбрые, тут никто не возразит. Может только прибавят - аж до дурноты. Даже после смерти храбрецы собираются в большом доме, где сидит главный ихний - Одноглазый Один, едят, пью, дерутся и хвастают. Одним словом - рыжие.
   Вихор Встречников брат. На пару любят пакости всякие делать людям: княжьих дочек уносят, к примеру. А потом выручай их в Вихревом царстве, ага! Правда знает вихор какая зима будет, или урожай: хорош ли будет. Главное, знать когда спрашивать, а если не знаешь, лучше и не пробовать. Ничего хорошего не выйдет.
   Водило Другое имя - Водка, а еще Блуд да Леший. Хотя порой лесной дядя отмахивается, говорит - не я то, чего мне, делать больше нечего как баловать? Рассказывали, будто Водило может превратиться хоть в кого: хоть в белку, хоть в кошку, хоть в мальчонку, хоть в старичка. Врут, наверно. А вот верно что: коли водить начинает, самое надежное средство переобуться, запахнуться на левую сторону и выругаться побогаче. Чем богаче, тем краше.
   Водник Помощник Водяного Царя, старшой над русалками. Молва еще идет, как будто есть у него брат неродной, проживающий под водой, так его зовут подводником, вот оно как.
   Водявка Девка, навроде русалки, только вредней дюже. Сядет чесать волосы, а коли углядит какого молодца (хоть бы и старого, ей все равно) зовет, чтобы значит, гребешок новый выпросить. Ну а какой у молодца гребешок? А водявка говорит тогда - а вон достань-ка, на дне новенький да красный лежит. Молодец, как дурак, ясно-понятно, лезет и тонет, ежикин дом. А девка дальше чешет, следующего дожидается.
   Водяной Царь Каждый мальчонка сопливый знает: в любой речке, пруду или озере живут хозяева водные - водяные, водники, омутники, стременные, заворотники, да мало-ли кто еще! Над таким царством и царь должон быть, а он и есть. Плавает царь под водой - налим-налимом, разве что большим, а как время приходит, становиться почти как человек, с бородой, носом и руками. Борода из тины, зеленая, нос тоже зеленый, да и руки ряской отсвечивают. А то еще в корову перекинется, стоит у бережка, наблюдает. Не любит Водяной царь когда рыбу из его воды ловят, или когда муть со дна поднимают, начинает сердится, за пятки хватать. Даже утопить может, чес-слово, потому с ним лучше не ссориться, а дружить: соли кинуть в воду, да краюху хлеба.
   Волот Давным-давно жили на земле не люди, а великаны, коих звали еще божиками, теперя живут на ней люди-тужики, а дальше вовсе будут пыжики. Мало осталось на земле божиков, да редко они выходят к тужикам, так как те от зависти великой шпыняют их целыми ватагами, а супротив сотни ни один великан не выдюжит, ежели конечно не настоящий богатырь. А уж когда пыжики придут, видно ни одного великана-волота не останется.
   Встречник (поперечник) Разные бывают ветры, бывают попутные, а случаются и напротив - встречные. В таких любят летать озорные да шибко сердитые нечистивые. Это у них навроде веселья ярмарочного забава такая. Люди, особливо молодые мужики, встречников здорово недолюбливают, потому как они им чаще встречаются. А там - где просто фингал или нос расшибленный, а где и всякие неприятности: мало ли чего поперечник принесет, хоть подлые слухи, хоть и вовсе враки. Откупиться можно, только подвезя встрешника на закорках, некоторым помогало, сказывали.
   Громобоец Тор, бог грома у рыжих викингов, летает над землей, ищет Митгарта-змея, да и мечет ему куда попадет свой громовой молот. Порой так шарахнет: земля трясется. Чаще промахивается, попадает то в дерево, то в человека какого. Жалко конечно человека, а чего с бога взять? Просто так за ухи не оттаскаешь, шпандырем отходить...так бог вроде, старшой, знать, не положено. У нас тоже есть свой... Перуном кличут.
   Грязевик Брат али кум всей мелкой нечисти. Сильно навредить не может, так, больше озорничать горазд. То в сапоги зальет грязи, то подтолкнет ногу, чтобы сам человек в середку лужи полетел. Только если с таким подружиться - по любой луже аки посуху пройти можно.
   Девка Лесная Зимами, особенно, становиться лешему в лесу скучно. Зная такое дело, зовет он к себе жить какую молодку, заблукавшую по лесу. Чего уж там неведомо, но идут к лесному дядьке охотно. Леший знает много, да учит в охотку: и ворожить, и травы собирать, и приметам всяким. Ну и так, по жизни, наверное. Девки не рассказывают.
   Деревянный брат Сделан деревянный, ясно-понятно, из дерева. Лучше всего из липы, а красившее всего из сосны, а крепче - из дуба. Брательник этот не боится ни бера-медведя ни стрелы каленой, только огня он опасается, и правильно. От разбойных людей с таким отмахиваться - мило дело, а вот торговаться... Ему ж хоть в лоб, хоть по лбу, все одно - отскакивает. Чтобы дать живота деревянному брату, завсегда применяют живую воду (совет верный, должен пригодиться).
   Десница Богатырская рука - правая, уж так приглянулась она им. А почему: лучше у богатырей и спросить. Главное, чтобы рассказывали, а не показывали, а то они такие: возьмутся объяснять, да после не то, что про руки, кто сам такой забывает вопрошающий. Такие дела.
   Ендарь Зверь ендарь самый что ни есть расчудесный. Почему? Да потому, что никто его никогда не видел. Знают (деды конечно, а кто еще) только: под старым дубом живет, воздух жует, в ус не дует, никогда не горюет. Вроде бы должны его еще девки любить, по увереньям старого Бадая, но за то говорить не будем, сами не знаем.
   Ерестун Особливо злой колдун. Сам себя ненавидит, во как! Силы, правда, такие колдуны тоже особо могучей и победить их зело сложно. Смерть свою они почти завсегда прячут: кто в иголку, кто еще куда. Пока богатырь кумекает, ерестуны их того, в камень или там в медведей перекидывают. И все, ничего уже не докажешь.
   Ешкин кот Бытует мнение, что этот кот кум Баюну, вот чуть чего, и упоминают ешкина кота, а то до Баюна разве дозовешься? А этот всеж родня, глядишь, посодействует чем. Так же ешкина кота зовут порой земляным, знающим клады. Найдут бывало монетку и сразу хвастать - ешкин кот! Мол, чего, не углядел? Ээх, кот ты ешкин.
   Жар-Птица Мало чего на свете есть красившее, чем перо чудесное из хвоста такой птицы. Светит то перо само, хоть днем, хоть ночью. Можно даже в погреб с таким ходить, без лучины. Больше про Жар-птицу ничего неведомо. Только чудесный Серый волк знает где они водятся. Ну, он, волк-то, и молодильные яблоки видал и грушу тряс.
   Змей Горыныч Змеев на земле русской, полным полно раньше водилось: и о трех, и о девяти и о двенадцати головах. Всех извели богатыри да витязи отважные, окромя одного, который давным-давно поселился в горах, а каких - неведомо. Там он непонятно как расплодился, и летать попривык. Парят иногда в небесах его летучие отпрыски, коих по привычке прозывают всех Горынычами. Богатыри, которые еще остались добывают себе лихую славу, отгоняя их от весей и коров. Биться с Горынычем непросто: даже когда запросит он роздыху, ухи держи востро - прием этакий в крови у змеев. Запросить-запросит, а сам только и ждет когда витязь меч опустит: тут же ест богатыря и глазом не сморгнет.
   Змея Белая Старшая над змеями ползучими, а еще, говорят, будто знает Белая все клады, что спрятаны на земле, даже самые старинные. Только крепче булата хранит Белая свои секреты, по змеиной своей жадности, как хают ее завистливые люди. Вот и правильно, выходит, что охраняет: ни к чему таким человекам доверять тайны: откопают и станут чахнуть над златом, покудова кощеями не станут.
   Избушка на куриных ножках Как такую отстроить не знает никто. Уж на что Баба Яга: живет в ней, и то не ведает, ведьма, тоже мне еще. А, возможно, рассказывать не хочет. В любом случае - тяжкое это дело, а то и невыполнимое. По иному все бы уже жили в таких: и весело и на ярманку ездить уж больно ловко, никаких лошадей не надо.
   Йормундгад Имя ему правильное дали - гад он и есть гад. Батя у него из бывших волотов, теперь вовсе к богам пролез, хитрый, хорек, лис. Чем он кормил сынку - незнамо, но вымахал ермунгад - ни в сказке сказать, ни пером описать - таким длинным, что обернулся вокруг всей земли и хвост свой в пасть засунул. Не иначе чтобы никто ничего с земли не утащил без его ведома. Только всем известно за ним, наверное, сама Кромка и начинается, а туда нести особливо ничего и не надо - все одно помер.
   Катись-яблоко Из молодильных оно, ясен-красен. Чудо-чудное, диво-дивное, даже титешные малые и то знают: коли пустишь его катиться по серебряному блюдечку, оно за то покажет дальные страны, моря-окияны. Жаль - встречается вовсе редко. Больше в сказках вовсе.
   Кикимора Против всякого живут кикиморы вовсе даже не на болотах и топях, поскольку зябнуть не любят. Им хоть какой-никакой а нужон домишко или избушка, пусть и брошенная. Только давным-давно не поделили чего-то они с домовым, с тех пор и недолюбливают друг-дружку: домовой сидит, за тестом присматривает, кикимора кошку на полку затаскивает, та конечно начнет с полки спрыгивать - как раз в тесто. Вообще кошки только кикимор и видят, хоть днем, хоть ночью, а от людей она умеет становиться невидимой.
   Клохтун Тот же почти колдун, разве что мертвый завсегда. От этого само собой разумеется, злой и солнышко не любит.
   Колдун Колдуном прослыть легко - нужно всего лишь уметь отгонять Коровью смерть, выпроваживать кикимор из избы, собирать травы в полнолунье на волкодаковых холмах или в ведьминых кругах, перекидываться в волка, сову и мышь полевую. Ко всему можно заиметь сломанный нос, косоглазие, плешь во всю голову, одну ногу тоже неплохо. Вот и все - колдун-колдуном получается. А ежели, к примеру, еще жить на самом отшибе, почаще насылать порчу и дурной глаз на соседей, заламывать колосья на чужих полях, то тут наверняка заслужишь себе связанные руки и чтоб на погосте лицом вниз захоронили с колом в спине. Страшно? То-то. С колдунами вообще шутки плохи.
   Конь-Огонь Хотите верьте хотите нет, да только по всему выходит: давным-давно (когда никто не ведает) ездил Хорс по небу на коне, отбил себе весь зад, да и перебрался в колесницу, что сверкает ярче яркого, и которую прозывают в народе - ясно солнышко. А коня отпустил - на кой он ему? А конь-то тоже не простой, побегал-побегал и пристроился богатырям разным помогать. Коняга хорошая, добрая. Пришлась, в общем, по душе витязям. За известное свойство извергать огонь, прозвали его Конем-Огнем. Так что как ни крути, а солнышку он чуть не дядькой названным приходиться.
   Кощунники Жизнь у кощунников совсем простая - знай ходи себе по весям, да рассказывай сказки про божьи дела. Хвали Перуна да Ярилу, ругай Велеса и Мару с Чернобогом. Только Велеса потихоньку, кабы не обиделся, скотину не поморил бы. Врать кощунникам можно - хоть целый день, главное чтоб интересно. За враки их кормят и поят квасом и бражкой. Еще у них посохи резные, навроде, как у калик перехожих, а в сумах лежат подковы ржавые, трава дедовник, вековые сухари и мелкие рубли: от разбойного люда откупаться. Хотя обижать кощунников лучше не начинать, говорят, волхвов среди них многовато, будешь потом в отхожем месте сидеть как птица - штанов из рук не выпуская.
   Ланита По ланитам дорожка к устам любимым бежит. Мужики постарше там бороду растят.
   Лешачонок Внук лесного хозяина, али племяш, али внучатый племянник, али мало-ли кто. Помощник по лесному хозяйству: всех белок наперечет по батюшке-матушке помнит! Без такого в лесу - ни туда ни сюда, а народ того не понимает - Лешему и хлебушка и сладенького, а лешачку - фиг с маслом, да и то без масла.
   Леший Лесной хозяин Без хозяев никак нельзя ни в доме, ни в лесу. Без присмотра такое начнется, точно ни в сказке ни чего еще. Потому как случись чего, к кому идти совета да заступа просить? К Михайле Потапычу - так разговаривать он не любит, а грызть очень даже. К водяному? Ну совсем не годится: он в налима раз, и уплывет, как пить дать. Нет уж, без Лешего в лесу никак нельзя. Увидать Лешего, когда он не хочет, никак не получиться: он умеет быть выше сосен и ниже трав. Борода у него зеленая, голова - как иголки у елки, мхом местами оброс - лесной и есть. Развлеченье у него только одно - любит дедушка водить-блудить людей, что без почтения к нему в гости ходят. Может дня три гулять их по кругу, пока те не думаются прощенья попросить. Попадаются особо хитрые конечно: переобуют лапти левый на правый, запахнут одежку на левую сторону, тут дедушка их за своих, нечисть лесную, то бишь, принимает и бросает баловать - со своими неинтересно. Еще бывает выбирается Леший к людям на ярмарку: бус лесным девкам поискать. Тогда его вовсе от человека отличить нельзя, вот такой он и есть.
   Лихо Кого в лесу даже Лешие побаиваются так это вот его, Лихо. Росту в нем - как в дереве, а глаз один. Коли лихо повстречаешь - тут же че-нить потеряешь. Добра от Одноглазого Лиха никто не видел, тут верно сказывают. Не к добру, короче его встретить, и лучше не проверять эти слова.
   Лихорадицы сестрицы Всего, знающие люди, насчитывают до двенадцати сестриц. Подхватить их легко можно на болоте, на морозе, в жару, в погребе, под кустом, под снегом, на закате, под луной, в общем везде. Зовут сестриц похоже: Огнея, Гнетея, Трясея, Ледея, Глухея, Хрипея, Синея, Желтея, Мучея, Ломея и остальные не лучше: Безимея и Дрожея. А ежели двоюродных припомнить... Коли напала на человека хоть одна из сестриц, тут и беда. Выгнать их трудно и всех нужно по разному: кого руганью, кого розгой, кого дохлой курой, кого дымом, кого солью. Некоторые предлагали еще дрыном, еле отговорили их. С дрына-то, не только сестриц, болезного отгонишь до смерти. Бражкой тоже не очень получается: нравиться она им, вообще не уходят.
   Макар Как послушать - первый богатырь был тот Макар. Куда он только своих телят не гонял... Ну, везде, прямо сказать. Выходит и к Змеям Двенадцатиголовым, и за кромку, и на Кудыкину Гору. Смел был - страшно сказать как... А может дурачок он был? Их никто не обижает, даже пряниками угощают. Нет, это зря.
   Мамон "...Под землею, как под водою, ходит Мамон-зверь, величины необыкновенныий. На голове его два рога, он ими землю изнутри ковыряет и лезет. А коли в яр проклюнется, тут в камень разом превратится. Силищи мамон как сто богатырей - раньше, покуда жили звери эти на земле, протоптали все русла рек, промяли все озеры...". Дальше дед Бадай засыпал и больше ничего не рассказывал про чудесного зверя. Кажный раз так.
   Мара Углядеть Мару не лучше чем Лихо Одноглазое. Верная молва, проверенная. "Мару увидать - трындюлей получать", - говорят дырдищенские мужики, видать не зря.
   Мертвяки ожившие Не к ночи сказать, потому как ночью они и вылазют гулять, птичков слушать. Хотя какие ночью птицы, знаем - неясыти одни, да вороны. Чего им не лежится, про то мертвели ни в жисть не рассказывают. Чудные человеки: всю жизнь мечтают полежать спокойно, чтоб никто не тревожил, а как ложатся, так тут же бродить начинают. За такие штуки им колья осиновые в спину втыкают, и голову...топором...того. А без головушки гулять плохо. А, про птиц! Петухов мертвецы не любят, проверено на нескольких.
   Месяц Ночной красавец, лунин брат. Пока Белощекая прихорашивается, Рогатый пасет звезды: кабы не разбежались. У Месяца принято спрашивать: не видал ли он на свете кой-чего и кой-кого. Ответа ждать можно долго, хоть и всю жизнь. Но традиция имеется, приходится ездить по ночам, спрашивать. А кто говорил что легко будет? Хочешь быть героем - не спи под горою.
   Меч-Кладенец Самая нужная любому богатырю вещь. Кладенцом меч прозывается оттого, что в нужное время поклали его в нужном месте - под особо большой Богатырь-камень, али под великанскую голову. Не знай даже куда и лучше. Оттого, что там лежит он без малого тридцать лет и три года, наливается силушкой неведомой, но могучей страшно. Добыть чудную вещь можно оторвав валун от земли не порвав себе пупок, или отрубив голову от...хм...от чего же? Ну, эт можно и у Ясеня с Месяцем узнать, не велика беда.
   Мировой змей Викинговы боги себе на голову отрастили змеищща поболе горыныча, длинной такой, что весь мир может кольцом охватить. Чего он и делает. Хотя врут, поди, волхвы ихние - не иначе нашинский Велес это. Неужто больше него кто есть? Тогда чего Перун не там летает, не там ищет его? Темное дело, можно сказать, вовсе непонятное.
   Михайло Потапович Мишку Косолапого в народе любят, а еще больше почитают. Не уважать таких здоровых, это себя вовсе не лилиять. Потапыч души не чает в меду и малине-ягоде, в дранье лыка и коз с голодухи. Встречать его на полянках лучше не надо, особенно по ранней весне: разговаривать он не умеет, а спросоня Михайло и вовсе разбирать не будет, что случайно его повстречал, хоть чего ему говори.
   Морок Сий чародеец очень любил обманывать людей: прикинется дорожкой к избушке, заманит путников в лес и бросит тому же Михайле Потапычу на разговор. Или еще любил во сне кому привидится, да все больше к смерти, вон оно чего. Морочить он придумал. Жутко вредный и противный был колдун, одним словом. А люди еще попривыкли: коли чего непонятного - морок то, ага, да,точно...
   Неклюд Чародей - не чародей, колдун не колдун. И не нечисть, но к людям не идет. Так и зовут - не-к-люд-ом. Люди же к нему частенько шастают, ибо знает этот старец (борода белая, до пояса у него - волосок к волоску) и умеет жутко много: как подорожником пользоваться, как рыбу удить, как девиц у змеев горынычев отбивать, чем топоры точить, кто будит лихо, где раки зимуют, откель у месяца рога, какая зима будет, отчего утка плавает...уф-ф-ф-ф.
   Норны Как бы и не нашинские старушки, а все одно - ведьмы. Ровнехонько три. По бабкиному обычаю сидят они на завалинке (ну может тут и привираем чуток) да и плетут себе нитки из шерсти. Но ходит среди викингов нехорошие россказни - то не простые нитки, а жизни человеческие. Оборвет сослепу старушка ниточку, а человек какой прямиком за кромку отправляется. А викинги - в Вальхаллу, гулять продолжать.
   Одноглазый У рыжих (викингов) и боги маленько того, рыжие. Вот как этот - был и красив и могуч, богатырь богатырем! Ан нет, и честь и слава, все ему мало было, захотелось мудрым еще прослыть. Пошел он к деду одному, что стерег источник этой самой мудрости и обменял чуток ее на свой глаз. С тех пор стал умен, аж страшно сказать как: бродит по земле в синей накидке и в шляпе, сверкает оставшимся оком. Правда народ его любит и уважает почище прежнего. Странно. Может и правда есть какой секрет в этой мудрости?
   Пеньковик Когда кажется в лесу: кто-то глядит прямиком тебе в спину, то это они и есть - пеньковики. От деревьев у них одни пеньки остались, лилиять нечего, вот от скуки и подглядывают.
   Подкоряжник Во-во, сидят вдвоем с пеньковиком и честным людям в спины зыркают. Уух, попадись в руки! Особливо пугают вечерком - глазоньки у обоих то зеленым светят, почище волчьих.
   Поедучая ведьма Ведьмой любая баба стать может, а поедучей только самая голодная и травы знающая. Пока одна сыскалась - кличут ее Ягой Костяной Ногой и домик ведьмин, на курицыных ногах , стараются... сторонкой. Дальней.
   Ракитовы кусты В ракитовых кустах почитаемые и любимые в народе витязи поджидали Змеев Горынычей, плели из веточек корзинки для голов. Не, уже ж говорили про головы? Вот, как же сразу девять в руках унести? Тут то корзинка и пригодится. Ракитовы кусты - не простые, кощунники врать не будут.
   Род Всем богам и людям отец, а может и птицам со зверями тоже. Потому как чтят его поболе остальных, не в обиду сказать. Без Рода нет и уро...э-э-э, народа, вот как! Любит Род гоняться в виде сокола остроглазого, птицы быстролетной над землей-матушкой, присматривать за всеми остальными, чтоб не баловали сильно. Тут и мораль - увидишь сокола в небе, подумай, стоит ли честным людям в спину дрынами бить или не стоит.
   Русалка Была б вовсе девка хоть куда, хоть в пир, хоть в мир, кабы не одно - пониже пупа - рыба-рыбой. И те чешуя, и хвост. Есть такие завистливые люди, бают, вроде как русалки на ветвях сидят. Такое даже кощунникам не прощают, врать тоже уметь надо. Поют русалки песни разные, но все грустные и слезливые, про то, как полюбила девушка парня молодого, а потом топиться пришлося. И до того хорошо поют - хоть сам в воду кидайся. Хотя...не все то русалка, что в воду ныряет.
   Святогор Случись выбирать самого могучего богатыря на всей земле русской, так супротив деда Святогора ни один бы не вышел. Даже и не один, а несколько зараз, все одно бы не вышли. Боязно. Знающие говорят, что мол вся силушка молодецкая, ну, и богатырская тож, от него пошла: на кого он дунет, тот вмиг витязем знатным делается. Давно уж не слыхать о богатыре, а слава его не меркнет аки солнышко ясное. Жжет, кому надо, спины и пониже, греет своих.
   Семь небес На первом, как известно, живет дождь, на втором град со снегом, на третьем радуга и так до самого седьмого, где живут и Перун, и Ярило, и все остальные. Там всегда лето, растут молодильные яблоки, груши и малина, трава там мягкая, тенек прохладный, квас холодный, а пива много, наверное. Ха! Отчего ж тогда все мечтают туда попасть? Вот-вот, пива - много.
   Срачица Рубаха новая. А чего не так то? Петухами можно еще расшить по подолу. Красота станет.
   Старичок- Боровичок Без такого дедушки грибы вовсе бы не знали где нужно расти и в какое время. Он и сам похож на грибок, побольше разве что остальных. Боровичок дед добрый, зазря не обижает. Суп грибной отчего-то не любит.
   Стрешник Чую, про стрешника рассказывать, все равно, что про встречника пересказывать. А про него уже было маленько.
   Умран (Умрун) Обычно как - жил человек плохо, ну и умер нехорошо. Так вот, такие нехорошие любят порой вылазить из-под земли, и ходить ночами стучаться в двери. Добрые люди знают такое и не отворяют. Так, приоткроют чуток, чтобы вилами тыкнуть и обратно закрывают. Умрунам петухи первые враги: как пропоет петушок, так и уходи, дружок.
   Упырь Болотное племя, квакающее. Сказывают, вовсе лягушачье, ну неправда это. Лягушки они добрые, хоть и бородавки от них. А уж упыри-то: и кровь пьют, и людей губят, так то. У болота потому и не любят путники ночевать. Там вообще ничего хорошего нету, а как эти полезут, совсем пагуба. Только огнем и можно отмахаться. Днями упыри просто сидят в тине и поджидают, а ночь темная, безлунная (а хоть и с луной, все один) самый упырий час.
   Хмельные шиши Вроде как и нет таких, но некоторые утверждают, что есть. А когда начинают их гонять по всей веси, тут и остальные верить в шишей начинают. Самому лучше таких, конечно, не видеть, потому как какие они - неведомо. А вдруг страшные? А еще хуже - красивые? Гоняйся потом за ними.
   Хорс Что Хорс, что жена его - Купала, самые теплые боги, как ни искать. Колесница Хорсова сияет так, ажно глазам больно смотреть. Каждый день выезжает на ней бог кататься по небу, а люди радуются и приговаривают - покатилось красно солнышко. Хоть и вовсе это Хорс в колеснице. Купала мужу под стать: все тепло женское да домашнее в мире от нее идет.
   Царь-Папоротник А про Царя Папоротников есть такая сказка - "Почти как богатыри" называется. Лучше чем там, никто на свете рассказать не сможет. Разве что - втихую зовут его черным папоротом. И то - колдуны.
   Чугайстырь Похож он на человека, заросшего бородой по всему телу. Ноги у чугайстыря - ни в одни валенки не влезут, вот и ходит он босиком. С людьми они не дружат, хотя порой, рассказывали, заходят к кузнецам да мельникам. Ну-у-у-у... эти вообще со всякой нечистью якшаются, чего им какой-то чугайстырь? Детишки их пугаются, думают - Бука пришла.
   Чудо-Юдо Чудами-Юдами кличут многих. Про кого не знают или когда недоглядят. Всхрапнет в кустах притомившийся... да хоть молчун Вова... а бабы по всей веси - Чудо-Юдо в кустах! Нетушки. Настоящие чуды живут на острове Буяне, и в далеких заповедных местах. Зато там их видимо-невидимо, какие хочешь. Только никаких там не хочется, домой бы живым вернуться. Сидеть у печи, грызть сухарик, слушать дедовы байки...
   Шишковик Как можно раскусить по имени, похож он на большую шишку, а разуменьем - на деревянного брата. Шишковики по-большому безвредные, к людям не выходят, живут в чаще, растят шишковят маленьких. Домов они не рубят, да и дров им зимой не надо. Нечисть, конечно, можно было и не говорить.
   Шпандырь Старики говорят: не было бы шпандыря и штаны бы падали на земь, не то что молодцы с пути правильного не сбивались бы. Отроки против, старшие поддерживают, мол, деды плохого не посоветуют. Препирательство отцов с детьми одно получается.
   Шуйца Помощница десницы. Левая только.
   Явь Явь о Нави отличается не сильно. Разве что только - в яви по большему живые люди в весях ходят, а в нави - наоборот, неживые. Только они там ничего, нормально: репу сажают в огороде, за дровами в леса тамошние ходят. Как обычно, в общем. Единственно: люди, из живых, в навь не очень стремятся. Почему - такое знание позабыто, но видать есть чего-то. Раньше, баяли, из яви до нави можно было за ри дня добраться, если идти за падающим солнышком. Но проверять не стоит - вдруг правда. Обратно-то как иди - не сказали.
   Ярило Молодец хоть куда. Про Ярилу вспоминают весной, когда солнышко светить начинает, птицы прилетают и на березах начинают добывать сок. Вспоминали добром, такое уж поверье - к весне ранней да урожаю хорошему, добром-то.
   Ясень Есть на земле дерево на котором сам Род сидит - далеко глядит. Дерево непростое, а самое высокое, князь над всеми остальными деревами. Сам вон отец богов сидит на его маковке и в ус не дует. Нету усов у птиц потому что. Дерево великое все видит, все знает, только сказать не может. А богатыри, из тех что помоложе, обязательно идут искать свою любимую к Ясеню. Ничего, ясно-понятно, у них не выходит, тогда дальше идут. Да и невелика беда, что ничего им дерево не сказало, зато хоть посмотрели на эдакую диковину, чем не красно?
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"