Галимов Брячеслав Иванович : другие произведения.

Русский дауншифтинг

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Дауншифтинг (от английского "downshifting", переключение автомобиля на более низкую передачу) - термин, обозначающий жизненную философию "отказа от чужих целей". "Дауншифтеры" отказываются от стремления к общепринятым благам, наподобие увеличения материального капитала, карьерного роста и т. д., ориентируясь на "жизнь ради себя". Однако русский дауншифтинг имеет свои особенности, о которых идет речь в данной повести. Ее героям предстоят фантасмагорические приключения: они должны сразиться с преступной группой, занимающейся продажей донорских органов, уберечь от разграбления древнюю сокровищницу русских царей, спасти мир от страшного психотропного оружия. При этом, они вовсе не похожи на героев блокбастера, не знающих сомнений и терзаний, - размышления о смысле жизни и судьбах России занимают их куда больше, чем все эти невероятные события.

   Б. Галимов

Русский даунштфтинг

(Трагикомический детектив-фантасмагория)

  

Часть 1 . Трансплантаторы

  
   Пронзительный визг тормозов адской болью отозвался в моем истерзанном мучениями мозгу. Водитель нашей "Скорой", едва не столкнувшись с ехавшим на спортивной иномарке лихачом, выругался так длинно и смачно, что сидящие возле меня докторши дружно рассмеялись. Если бы я мог преодолеть боль хотя бы на секунду, то и сам бы посмеялся, - до того складно и сочно ругался водитель.
   Я умирал в машине "Скорой помощи" по дороге в больницу. Милые врачихи, сделав все возможное для поддержания моей жизни, расслабились и вели беседу на личные темы. Впрочем, обо мне они тоже упомянули, что было приятно.
   - Этот жмурик, - сказала одна из них, видимо, уже не считавшая меня живым, - на вид крепкий. Лицо неотечное, белки глаз нормальные, цвет кожи здоровый. Ты бы позвонила профессору Кобылятскому или Ангелине Штутгарт.
   - Ты думаешь?.. - испуганно спросила ее подруга.
   - Что здесь думать? Если почки окажутся в порядке, получим свой процент.
   "А я? Как же я? Почки-то мои, значит, и мне полагается процент!" - мелькнула последняя мысль в моей голове, после чего в ней все закружилось и перемешалось...
   Открыв глаза, я увидел перед собою женское лицо в марлевой повязке. Большие черные глаза встревожено смотрели на меня.
   - Профессор, он очнулся! - раздался звонкий голос.
   - Не может быть!
   - Говорю вам!
   - Бывают же чудеса на свете! Главное, не вовремя, я уже трансплантаторов вызвал.
   - А что если...
   - Нет. Нельзя. У нас могут быть неприятности, особенно после того, как случился скандал в той больнице... забыл её номер, по телевизору её показывали. Зачем нам лишние сложности, Ангелина? Мы спокойно, безо всякой огласки, еще столько всего сделаем! А?
   - Это уж точно, профессор!
   Я услышал оглушительный хохот и вновь потерял сознание.
   ...В следующий раз я пришел в себя уже в палате. Она была на удивление чистой и даже с некоторыми претензиями на высокий уровень медицинского обслуживания, по крайней мере, возле моей кровати в стену был вделан пульт с прозрачными кнопками непонятного назначения. Не удержавшись от соблазна, я нажал на одну из них, и через секунду ко мне впорхнуло ангельское создание в белом халатике.
   - Вам что-нибудь нужно? - участливо спросило это неземное существо, гипнотизируя меня небесным взглядом.
   - М-м-м, - промычал я, придумывая, о чем бы ее спросить. - Скажите, а почему я здесь один?
   - У нас все палаты одноместные, - с гордостью сообщила мне красивейшая из дочерей Эскулапа, присела на стул около моей кровати и поправила одеяло.
   - А как вас зовут? - задал я банальный вопрос, необходимый, впрочем, при первом знакомстве.
   - Эллис. Мое имя написано на табличке на моем халате. Вот, видите?
   - Какое удивительное имя!
   - Ничего удивительного. Вообще-то, меня зовут Элпис, но это имя вызывает нехорошие ассоциации, поэтому я попросила, чтобы в паспорте меня записали как Эллис.
   - Скажите, сестра, что представляет собой ваша больница?
   Эллис помрачнела.
   - Клиника хорошая. Условия замечательные. Персонал квалифицированный, - выучено сказала она, отведя глаза в сторону.
   - Эллис, вы девушка удивительной честности. Только честные люди так густо краснеют, когда говорят неправду. Поскольку условия здесь действительно замечательные, значит что-то неладное с персоналом. Что же?
   - Нет, вы ошиблись, - испуганно оглянувшись на дверь, пролепетала Эллис.
   Я подмигнул ей и тихо сказал:
   - Ангелина Штутгарт и профессор Кобылятский?
   Эллис вздрогнула так сильно, что под ней скрипнул стул.
   - Откуда вы знаете? - пробормотала она, бледнея.
   - А вот, знаю!
   Тогда Эллис вплотную придвинулась ко мне и зашептала:
   - Профессор Кобылятский - страшный человек. Самое ужасное, что он мог бы и не заниматься этим, ну, вы понимаете... Он - классный хирург, делает дорогостоящие операции, у него много клиентов из "крутых", поэтому он и без этого очень хорошо зарабатывает. Но мне кажется, что деньги для него - не главное...
   - Интересно. А ты не боишься со мной откровенничать?
   - С вами? - Эллис посмотрела на меня с непередаваемым изумлением. - Конечно, не боюсь.
   Ее непосредственность рассмешила меня, и я поцеловал Эллис в лоб, причем это вышло как-то само собой. Она ничуть не удивилась, восприняв мой поступок как должное.
   - Когда ты сможешь ходить, я познакомлю тебя с Акимом, - сказала она.
   - Я уже могу ходить. А кто такой Аким?
   - Он работает охранником в нашей больнице. Он поможет тебе разузнать побольше о профессоре Кобылятском и Ангелине. Ты ведь станешь расследовать это дело? - спросила Эллис.
   - Я? Стану расследовать?
   - Да.
   - Но я никогда ничего не расследовал и профессия у меня мирная
   - Ну и что? Именно тебе надо будет вести следствие! Ты же не откажешься? Кроме тебя, некому.
   - А-а-а, некому. Тогда я, разумеется, согласен, - неожиданно для себя ответил я.
   Эллис погладила меня по руке.
   - Я горжусь тобой. Знаешь, ты мне сразу понравился и я в тебе не ошиблась: ты такой умный, такой мужественный!
   Она отбросила мое одеяло и легла на меня, впившись поцелуем мне в губы. От подобного натиска я несколько растерялся. У меня были большие сомнения в отношении своей потенции, - как-никак я только что вышел из комы! Однако горячее молодое тело Эллис было так прекрасно, а ее ласки так искусны, что я почувствовал себя молодым Казановой...
   Когда Эллис ушла, меня охватила приятнейшая истома и я погрузился в сладкий сон. Проснувшись, я увидел, что Эллис снова сидит возле меня. Я попытался поцеловать ее, но она отстранилась и сказала:
   - Ты готов встретиться с Акимом? Он ждет тебя. Одевайся, я принесла тебе пижаму.
   "А сестричка не так проста, как мне показалось", - подумал я и даже пожалел, что у меня возникли перед ней моральные обязательства, тем не менее, покорно оделся и пошел к Акиму.
   Он сидел в маленькой комнатушке, предназначенной для охранников. На вид Акиму было лет тридцать пять и он не производил впечатления сильного человека, а когда он встал, чтобы поприветствовать нас, я увидел, что и роста Аким лишь чуть выше среднего. Эллис представила нас друг другу и ушла, сказав, что у нее дела, а мы можем поговорить и без нее.
   - Странная история, - начал я разговор. - Еще вчера я ничего не знал об Ангелине Штутгарти и профессоре Кобылятском. И уж вовсе не понимаю, зачем я ввязался в это расследование.
   - Тебя Эллис уговорила? - спросил Аким.
   - Ну, да, - ответил я, смутившись.
   - Она умеет уговаривать, - сказал Аким и на его худом скуластом лице я заметил подобие усмешки.
   - Тебя тоже? - догадался я.
   Он кивнул.
   Я покачал головой. Мне вспомнились страстные слова и горячие ласки Эллис, и горько стало оттого, что я был не единственный, кто все это услышал и почувствовал. После небольшой паузы я сказал:
   - Не представляю, что конкретно надо делать.
   - Все просто, - сурово и решительно ответил Аким. - Накопаем компромат, привлечем нужных людей, - и кранты Ангелине с профессором!
   - А, понятно, - протянул я, пораженный гениальной простотой этого плана.
   - Кое-что я уже узнал. У Ангелины был муж - Иван Карлович Штутгарт. Он и привел ее на работу в клинику. В прошлом году с ним произошел несчастный случай: Иван Карлович попал под машину и погиб. Говорят, страшно был изуродован, лицо ему начисто снесло. После гибели мужа Ангелина получила неплохое наследство, а в клинике она стала компаньоном профессора Кобылятского.
   - Вот оно что! - воскликнул я.
   Аким покосился на меня и после паузы сказал, понизив голос:
   - Эта парочка определенно занимается темными делишками. О продаже донорских органов ты уже слышал?
   Я кивнул.
   - Это только малая часть их махинаций. Почти наверняка они занимаются нечистой политической игрой и, возможно, поддерживают международные террористические организации. Точно известно, что профессор имеет общие дела с одной из горских диаспор, он периодически ездит в командировки в горные районы на юге страны.
   - Откуда у тебя такая информация? - удивился я.
   - Друзья помогли, - отрезал Аким, и я понял, что дальнейшие расспросы бессмысленны.
   - Одним словом, - продолжал он, - ждет нас дальняя дорога: в горы!
   - Зачем?
   - Там мы выясним, что это у профессора за командировки такие, а заодно сможем узнать, какие дела связывают Кобылятского с тамошними людьми. Мои друзья помогут нам докопаться до истины. А оплатит нашу поездку господин Обдиралов.
   - Кто, кто? - я невольно засмеялся.
   - Господин Обдиралов, - подтвердил Аким. - Настоящая фамилия у него другая, но за глаза все его называют Обдираловым, потому что обдирать он умеет классно, - многих ободрал! С профессором Кобылятским у него давние счеты, поэтому, я думаю, Обдиралов не откажется стать нашим спонсором.
   Я покачал головой:
   - Слушай, Аким, а хорошо ли это будет - брать деньги у Обдиралова, чтобы разоблачить Кобылятского? Или, если везде грязь, то грязь уже не грязь, а просто среда обитания?
   Аким пристально посмотрел на меня и прищурился:
   - Такие вопросы ты мне не задавай. Мораль я ненавижу. По опыту знаю, что мораль вытаскивают на свет божий тогда, когда надо кого-нибудь обмануть. За всеми высокими разговорами скрываются вранье и надувательство. Чтобы ты насчет меня не заблуждался, я скажу тебе прямо: мне глубоко наплевать на моральные принципы, равно как и на законы, на государство, на патриотизм, на религию, на все общество в целом и на каждого его члена в отдельности.
   - Почему же ты взялся за это расследование? - усмехнулся я.
   - А я люблю борьбу, люблю риск, кроме того, тут можно хорошо подзаработать. Ну и Эллис - кто перед ней устоит?.. Но чего я не могу понять, - почему ты ввязался в это дело?
   - Эллис. Кто перед ней устоит? - повторил я его слова. - А впрочем, не знаю. Может, мне не хватает острых ощущений?
   - Может быть, - Аким бросил на меня быстрый взгляд. - Но самое непонятное в этой истории, зачем Эллис понадобилось расследование и зачем она привлекла к нему тебя.

***

   Из клиники я выписался через две недели. Ангелина и профессор куда-то уехали, и я так и не увидел Кобылятского. Пока я находился в больнице, Аким успел подготовить нашу поездку в горы и договорился о встрече с господином Обдираловым. На следующий день после моей выписки мы направились к нему.
   Офис господина Обдиралова находился в старом четырехэтажном доме в центре города. Внешне этот дом ничем не выделялся среди соседних: такой же скучный плоский фасад, окрашенный в желтый свет; небольшой подъезд и скромная табличка с названием фирмы около него. Первый сюрприз ожидал нас при входе - там был оборудован из бронированных цилиндрических стекол контрольно-пропускной пункт высочайшего класса с ультрасовременными металлоискателями и просвечивающими устройствами. После сверки наших документов нам с Акимом выдали магнитные карточки-пропуска и мы поочередно прошли через бронированный стеклянный цилиндр, впитав в себя при этом какой-то парфюмерно-медицинский аромат, - по всей видимости, нас во время проверки дезодорировали и дезинфицировали. Затем шикарный лифт, сияющий позолотой, с зеркалами и полированными ручками, плавно поднял нас на третий этаж и пожелал нам милым девичьим голосом доброго дня и успехов в делах.
   Выйдя из лифта, мы замерли, пораженные. Мы стояли в круговом коридоре, который затейливыми решетками был отделен от стеклянной шахты, спускающейся на первый этаж к внутреннему дворику. Её прозрачные стены отражали блеск фонарей, расположенных внизу среди фонтанов, скамеек и причудливых тропических растений. Вверху шахту венчал похожий на огромную декоративную чашу купол, сделанный из разноцветного матового стекла.
   - Пошли, чего стоять? - сказал Аким и мы зашагали по коридору.
   Секретарша Обдиралова, величественная женщина, внешностью напоминающая Екатерину II, препроводила нас к нему, и тут я удивился не меньше, чем при виде роскошного внутреннего убранства неказистого с улицы дома. Кабинет Обдиралова представлял собой разительный контраст с великолепным интерьером офисного здания. Если бы я не знал, к кому и куда пришел, то решил бы, что попал в бухгалтерию какого-нибудь небольшого завода, обустроенную еще в период хрущевской оттепели, а самого господина Обдиралова, несомненно, принял бы за пожилого бухгалтера. Мешковато сидящий костюм, залысины на лбу, жидкие усики под носом и маленькие белые руки прямо-таки идеально вписывались в этот образ. Когда мы вошли, Обдиралов с кем-то говорил по телефону очень тихим голосом, - казалось, что он выслушивает инструкции вышестоящего должностного лица.
   Дожидаясь окончания этого телефонного разговора, я смог внимательнее осмотреть кабинет и понял, что судил опрометчиво. Во-первых, на стенах висели портреты каких-то дам и господ в одежде позапрошлого века, - я не знаток живописи, но, скорее всего, портреты принадлежали кисти Тропинина или Кипренского и были подлинниками. Во-вторых, вся мебель была сделана из натурального дерева и кожи, а ее некоторая потрепанность объяснялась, видимо, тем, что эта мебель была приобретена в антикварном магазине. В-третьих, рядом с кабинетом находилась смежная с ним комната, через открытую дверь которой я заметил разнообразные дорогие тренажеры, используемые, наверное, господином Обдираловом для поддержания себя в крепкой и здоровой физической форме. Там же вдоль стен стояли длинные стеллажи с вешалками, на которых висели его костюмы на разные случаи жизни, чтобы он мог переодеться во время работы.
   И все-таки образ бухгалтерии и простого бухгалтера присутствовал здесь, и, безусловно, не случайно. "Эге, - подумал я, - да этот господин - большая шельма! С ним надо держать ухо востро!".
   Пока я занимался своими наблюдениями, господин Обдиралов завершил переговоры по телефону и обратился к нам:
   - Я вас слушаю.
   - Мы пришли по делу, о котором с вами говорили известные вам люди, - сказал Аким.
   Господин Обдиралов удивленно посмотрел на него:
   - Извините, по какому делу?
   Аким занервничал.
   - Ну, как же... Вы разговаривали с *** Ну, вы помните?
   Обдиралов молча смотрел на него.
   - Насчет профессора Кобылятского! - Аким так разнервничался, что даже повысил голос.
   В глазах Обдиралова промелькнуло что-то вроде усмешки.
   - Да, теперь вспоминаю. В принципе, такими делами занимается у меня служба безопасности, но в виде исключения я готов вас выслушать, - он выразительно посмотрел на часы, давая понять, что его время ограничено.
   Аким кратко изложил суть нашего предприятия, обещая привезти мощный компромат на профессора Кобылятского. В заключение Аким протянул господину Обдиралову листок с цифрами наших предполагаемых расходов. Обдиралов, сделав недовольную гримасу, заглянул в листок и испуганно замахал руками.
   - Нет, нет, такой суммой я сейчас не располагаю! У меня все деньги в дело вложены, свободных средств не имеется! К тому же, цена ваших услуг мне кажется сильно завышенной.
   - Если Кобылятский сойдет с арены, то доход, который вы получите, во много раз превысит расходы на нашу операцию, - жестко сказал Аким.
   Я понял, что господин Обдиралов прекрасно знал это и без объяснений. Лицо его на долю секунды приняло выражение такой алчности и такой злобной мстительности, что мне стало не по себе. Как наяву, я увидел Обдиралова в темном сыром подвале около сундуков, наполненных золотом, а со сводов подвала капала не вода, но кровь! Маленькие ручки господина Обдиралова сладострастно перебирали липкие от крови монеты, а на полу лежала большая черная собака в короне и с золотой цепью на шее.
   Я потряс головой, чтобы избавиться от наваждения, и услышал, как господин Обдиралов говорит Акиму:
   - Это все надо обдумать, подсчитать. Сейчас я не готов дать окончательный ответ, но в ближайшие дни вам сообщат о моем решении.
   Он слегка привстал из-за стола, показывая, что беседа закончена. Мы раскланялись и покинули его кабинет.
   - Сукин сын! - выругался Аким, когда мы шли к лифту. - Он в каком-нибудь тайном казино больше проигрывает за один вечер, чем мы у него просим на всё наше расследование.
   Я пожал плечами.
   - Жадность всегда опережает наживу. Но я уверен, что Обдиралов даст нам денег - прибыль он чует издалека.
   - Посмотрим, - пробормотал Аким.
   ...Я оказался прав: через два дня Акиму позвонил какой-то человек из фирмы господина Обдиралова и назначил нам встречу. Разговор был кратким, он состоялся в машине в присутствии еще одного сотрудника. Человек, вызвавший нас на встречу, просто передал нам деньги без каких-либо формальностей, единственно, переписав наши паспортные данные.
   - Вы уж, ребята, не балуйтесь с деньгами-то, - доброжелательно посоветовал он, поглаживая громадной ручищей свою могучую шею. - Помните, как сказано в рекламе: "Жизнь - хорошая штука, как не крути!".
   Он громогласно рассмеялся, а его компаньон молча рассматривал нас, запоминая наши лица...
   С Акимом мы расстались у метро.
   - Обратного пути теперь у нас нет, - сказал он, пожимая мне руку. - Не жалеешь, что ввязался? Нет? Молодец... Значит, я возьму билеты на самолет и позвоню тебе; договоримся, где и когда встретимся. Счастливо.
   ...В аэропорту нас провожала Эллис. Акима она чмокнула в щеку, а меня расцеловала.
   - Я буду ждать вас, мальчики. Возвращайтесь скорее, дорогие мои! - нежно прощалась она с нами. - Будьте осторожны и внимательны, особенно внимательны. Всякое может случиться. Может быть, вы увидите того, кого не ожидаете увидеть.
   - Ты это о ком?- Аким подозрительно посмотрел на нее.
   - Всякое может быть. До свидания, мальчики! - Эллис перекрестила нас и пошла к выходу.
   Аким посмотрел ей вслед и покачал головой:
   - Ох, что-то она темнит! Ну, ладно, на месте разберемся...

***

   До чего красиво было в горах! Снег здесь давно растаял, на деревьях распустились листья, а кустарники, растущие по склонам, сплошь были покрыты розовыми, фиолетовыми и желтыми цветами. Солнце светило так ярко, что нигде не было полутонов, - тень леса и светлая зелень открытых полян были резко очерчены и отделены друг от друга.
   "Какой благодатный край! Какая мощь, какое великолепие!" - думал я, глядя на горные вершины и вдыхая ароматы цветов. Наше пребывание тут пока было больше похоже на отдых, чем на опасное предприятие. Друзья Акима доставили нас в горное селение, жители которого дружелюбно относились к официальной власти. На окраине села находился укрепленный военный городок, в котором мы жили. Питались мы в офицерской столовой; из её окон был виден плац и высокий кирпичный забор у подножья горы.
   Нас одели в форму защитного цвета и я ощущал себя почти военным человеком, немного Печориным, - вот только Аким мало подходил на роль Максим Максимыча. Мой боевой товарищ был скрытен, немногословен и резок; он постоянно исчезал куда-то из гарнизона, не докладываясь мне.
   Наконец, в один прекрасный день за нами прилетел вертолет и перебросил нас в далекое ущелье, где располагался временный лагерь отряда специального назначения. Для меня это было полной неожиданностью, тем не менее, я как образцовый солдат, не задавал лишних вопросов, ожидая, что Аким сам обозначит наши ближайшие цели. Так и вышло: вечером у нас с ним состоялось нечто вроде военного совета.
   - Сегодня ночью спецназовцы отправится в рейд по району, контролируемому боевиками, для того чтобы решить одну арифметическую задачу, - сообщил мне Аким. - Дело в том, что после недавнего боя в плен к боевикам попали два спецназовца и еще три наших убитых бойца находятся у них же. В свою очередь, у спецназовцев после того боя осталось восемь трупов боевиков. Спецназовцы готовы обменять эти восемь трупов на своих пленных и убитых товарищей. Местный обычай предписывает горцу любыми способами заполучить тело погибшего сородича и похоронить его по установленному обряду, поэтому обмен состоится. Но боевики потребовали, чтобы им выдали помимо восьми их товарищей, погибших в последнем бою, еще семь тел боевиков, убитых за последнее время. Проблема в том, что спецназовцы этими телами не располагают, - трупы переданы следственным органам для опознания и прочих юридических процедур. Однако боевики не желают ничего слушать и требуют, чтобы завтра утром им передали все пятнадцать тел, - в противном случае, они грозятся убить наших пленных. Вот почему спецназовцы пойдут сегодня в ночной рейд. Утром у них должно быть в наличии семь трупов боевиков в дополнение к тем восьми, которые уже имеются.
   - Мы будем участвовать в этом рейде? - я содрогнулся.
   - Я бы с удовольствием принял в нем участие, но нам с тобой нельзя - мы гражданские лица, - с сожалением сказал Аким. - Мы прибыли сюда потому, что на базе боевиков была замечена Ангелина Штутгарт. Мне очень хочется узнать, зачем она там была? Отчего-то мне кажется, что и профессор Кобылятский находится где-то неподалеку... В общем, у меня есть вопросы к боевикам.
   - И боевики захотят с тобой разговаривать? - спросил я.
   - Спецназовцы обещают мне привести "языка", а заставить его говорить - это уж моя забота, - и Аким улыбнулся так, что мне стало не по себе.
   Вскоре спецназовцы ушли на задание. Мы остались в лагере, который охраняло отделение солдат. Акиму на всякий случай выдали захваченный в бою "Калашников", и этот автомат нам пригодился. Перед рассветом, когда мы дремали в палатке, Аким вдруг разбудил меня, сделал знак, чтобы я молчал, и выскользнул наружу, взяв "Калашникова". Спать хотелось ужасно, я пристроился поудобнее в спальном мешке и уже, было, заснул, но тут появился Аким, вытащил меня из палатки на утренний холод и бросил на землю. Только я собрался возмутиться, как что-то сверкнуло, оглушительно треснуло, раздались крики, и со всех сторон загрохотали автоматные очереди. Прямо передо мною какие-то люди сцепились в рукопашной схватке, а рядом пробежали четверо или пятеро бородачей, стреляя на ходу. Едва они миновали нас, Аким приподнялся, прицелился и нажал на спусковой крючок. Почти в упор выпущенная очередь срезала их, как подкошенных; они рухнули на землю, никто из них не успел даже обернуться.
   Нападение на лагерь закончилось также внезапно, как и началось: еще пару раз грохнули взрывы, протрещало несколько очередей, и все затихло; слышались лишь чьи-то протяжные стоны, да возбужденные голоса солдат.
   Аким подошел к убитым им людям, и, присев на корточки, стал их обыскивать.
   - Как тебе не противно? - сморщился я.
   - С какой стати мне должно быть противно? - удивился он. - Если бы они меня убили, сделали бы то же самое. Победитель имеет право на трофеи. А знаешь, какой лучший трофей для настоящего воина? Это голова его врага!.. Не бойся, я не собираюсь отрезать их головы, хотя попадись мы к этим сволочам, - они бы нас укоротили. Но если бы ты знал, как я завидую ребятам, ушедшим в рейд!..
   Спецназовцы вернулись, когда солнце уже давно встало. Утомленный ночным происшествием я крепко спал и не слышал, как они пришли. Меня снова разбудил Аким, но на этот раз вид у него был очень довольный.
   - Ну что, все благополучно? - спросил я.
   - Вполне, - ответил он, улыбаясь. - Приведи себя в порядок, и пойдем. Нас ожидает интересный разговор.
   - Взяли "языка"?
   - Еще какого! - он загадочно подмигнул мне.
   - А что спецназовцы?
   - Решили свою задачу полностью, не потеряв ни одного бойца! - восхищенно воскликнул Аким, а у меня холодок пробежал по спине.
   Наскоро умывшись, я пошел с Акимом в штабную палатку. Там нас ожидал майор и какой-то худой, плохо одетый человек, заросший косматой бородой.
   - Вот вам "язык". Беседуйте, а после я задам ему еще несколько вопросов, - сказал майор, козырнул нам и вышел.
   Аким посмотрел на меня, сделал паузу, и, показав на "языка", представил его:
   - Иван Карлович Штутгарт. Собственной персоной...

***

   Доктор Штутгарт выглядел плохо, но не настолько, чтобы считать его мертвым. До крайности изумленный его чудесным воскрешением, я задал дурацкий вопрос:
   - А разве он жив?
   И, обратившись уже к самому Ивану Карловичу, добавил:
   - Вы разве живы?
   - Жив. "Per interim". Временно, - ответил он совершенно серьезно и погладил бороду.
   - Жив, - подтвердил Аким, кивая головой.
   - Как же так? Кого же тогда похоронила ваша жена Ангелина? - продолжал я допрашивать несчастного Ивана Карловича.
   Он вздохнул:
   - С вашей стороны довольно жестоко мучить человека, только что освобожденного из плена. Если бы вы знали, как мне не хочется возвращаться к этой истории, к тому, что было раньше! Но поскольку по вашим лицам я вижу, что вы все равно от меня не отстанете, - а я все-таки обязан вам в какой-то степени своим освобождением, - делать нечего, слушайте мою печальную повесть.
   Итак, начать следует с моей женитьбы на Ангелине, потому что именно с этого момента стала плестись цепь событий, которая, в конце концов, привела меня сюда. Впервые я увидел Ангелину в кабаре, куда чуть ли не насильно затащил меня мой однокашник, уверяя, что я просто обязан посмотреть на потрясающую девушку, выступающую в номере под названием "Коррида". В этом номере одетая в одежду тореадора Ангелина укрощала быка, которого изображал здоровенный мускулистый парень с бычьей маской на голове. Под темпераментную испанскую музыку на сцене шел захватывающий поединок между тореадором и быком: животное старалось подмять под себя своего мучителя, забодать и растоптать его, а тореадор увертывался, бил быка шпагой, затем, изловчившись, вскакивал к нему на спину и катался на нем, превращая корриду в родео. Ангелина была бесподобна. Ни малейшей наигранности, ни капли фальши, - огонь, живой огонь, и, боже мой, какая пластика, какое чувство ритма! Добавьте к этому стройное сильное тело, красивое колдовское лицо, густые темные волосы, выбивающиеся из-под шляпы, - и вы поймете, что остаться равнодушным было невозможно, публика с ума сходила от Ангелины! И я не стал исключением: вначале вместе со всеми бешено кричал ей "браво!", а потом решил обязательно с ней познакомиться. Почему она так околдовала меня, какие тайные струны моей души затронула, не знаю.
   К счастью или к несчастью, мой однокашник был уже знаком с Ангелиной и представил меня ей. К своему удивлению, я узнал, что она окончила медицинский колледж и мечтает о карьере врача, а в кабаре работает, потому что больше никуда не смогла устроиться на приличную зарплату. Нечего и говорить, что я немедленно предложил Ангелине место в нашей клинике. Надо вам заметить, что наша лечебница является, по сути, семейным предприятием Штутгартов: мой прадед построил ее на собственные средства, полученные от обширной врачебной практики. С тех пор в государстве сменилось много правителей, но Штутгарты неизменно оставались во главе клиники, - даже в период "дела врачей". Ныне она снова частная и принадлежит, то есть принадлежала мне.
   Придя к нам в клинику, Ангелина как медицинская сестра показала себя в самом лучшем свете. Я еще и по этой причине был рад, что взял ее на работу, - хорошую медсестру найти нелегко. Одно меня угнетало: весь медицинский персонал мужского пола и все наши пациенты, включая глубоких стариков, готовы были передраться из-за Ангелины, хотя она никому не отдавала предпочтения. Никому, кроме меня! Да, да, да! Ко мне она относилась с симпатией; склонен думать, что она любила меня. Не может быть, чтобы один лишь расчет руководил ей, когда она добивалась брака со мной, - она могла бы найти и более выгодного жениха. Что же касается меня, то я с первой встречи страстно полюбил ее, но не осмеливался признаться в этом, полагая себя недостойным подобной девушки, - тем более что был старше Ангелины на семнадцать лет.
   Она сама сделала решительный шаг к нашему сближению. Как-то я засиделся в клинике допоздна, мои сотрудники разошлись по домам, а у Ангелины было ночное дежурство по отделению. И вот, сижу я в своем кабинете, пишу что-то, и вдруг колдовские ароматы окутывают меня. Не знаю, какими духами пользовалась Ангелина, но от их запаха сладко кружилась голова и пробуждались сексуальные желания. Кроме нее, ни от кого не исходил такой аромат, - мне кажется, она эти духи самостоятельно изготавливала по каким-нибудь чернокнижным рецептам.
   Я приподнялся из-за стола ей навстречу, она опрокинула меня в кресло, - и в ближайшие два или три часа мы занимались безумным сатанинским сексом! Все это при открытой двери моего кабинета, через которую нас могли увидеть больные или дежурный врач!
   Знаете, у индусов есть легенда о радже, который превратился в женщину и испытал любовь мужчины. Когда раджа принял свой прежний облик, его спросили, кто получает большее удовольствие в любви: мужчина или женщина? Он ответил, что женщина, если мужчина умеет ее ласкать. Думаю, что если бы этого раджу любила Ангелина, он бы переменил свое мнение. Мне до сих пор снятся ее ласки и я вспоминаю неземное блаженство, которое она мне дала.
   После той ночи я был весь ее, я был готов на все ради нее. О, я понимаю тех, кто жертвовал состоянием и жизнью во имя любимой женщины! Если бы я был царем, я бы отдал ей свое царство; если бы я имел несметные сокровища, я бы бросил их к ее ногам; если бы я был монахом, я отрекся бы от Бога, чтобы быть с ней!
   Увлекшись рассказом, он вскочил на ноги; глаза его горели, голос звенел, как у юноши. Но поскольку на Иване Карловиче было немыслимое рванье, а на грязном лице красовалась встрепанная борода, то я невольно усмехнулся. Охваченный отрадными воспоминаниями он не заметил этого, но Аким многозначительно посмотрел на меня и приставил палец к губам.
   - Надо ли объяснять, - продолжал Иван Карлович, немного успокоившись, - почему уже через два месяца я женился на Ангелине? И вы знаете, мне не в чем было упрекнуть ее, она была прекрасной женой, - но, увы, "рerenne conjugium animus, non corpus facet", то есть "фундамент брака - родство душ, а не телесная близость"!
   Вскоре в нашей клинике появился профессор Кобылятский . Ангелина познакомилась с ним, еще когда училась в колледже, на практике по специальности. Я тоже кое-что слышал о Кобылятском: говорили о чудесах исцеления, которые он будто бы совершал. Признаться, я довольно настороженно отнесся к нему вначале, так как медицина чудесами не занимается, это вполне земная наука во всех отношениях. Но Кобылятский оказался великолепным хирургом и я изменил свое мнение о нем.
   Увы, ненадолго! Я стал замечать, что Ангелина слишком много времени проводит с Кобылятским: обычно мы с ней возвращались домой вместе, а теперь она стала часто задерживаться на работе, причем именно тогда, когда задерживался он. На мой вопрос, что за дела у нее с ним, Ангелина ответила, что мне нечего опасаться, - профессор, мол, с её помощью разрабатывает некий проект, который принесет нашей клинике существенную прибыль. Как всякому мужу в подобных обстоятельствах, мне оставалась лишь верить в порядочность своей жены, - ну, не нанимать же мне было детектива для слежки за ней!
   Вскоре, к моей великой радости, Кобылятский начал часто ездить в командировки. Я даже не спрашивал Ангелину, куда и зачем он ездит, мне было спокойнее, когда его не было в клинике. Между тем, состояние наших финансов действительно улучшилось. Раньше мы едва сводили концы с концами, а сейчас на нас полился такой денежный поток, что мы отремонтировали лечебные корпуса и закупили новое оборудование для диагностики и лечения больных. Мало того, мы еще смогли отремонтировать патологоанатомический корпус, а то наш патологоанатом Федор Кузьмич давно ворчал, что от такой разрухи у него все трупы разбегутся.
   Собственно, через это патологоанатомическое отделение мне и открылась дорога в иной мир. Отправной точкой стало увольнение Федора Кузьмича, - Ангелина заставила его уйти на пенсию. Для меня это был неприятный сюрприз: он проработал у нас почти сорок лет, еще мой отец принимал его в клинику. Несмотря на свой возраст, Федор Кузьмич был крепок и кряжист. В своем деле он был непревзойденным мастером, в сложных случаях к нему обращались со всего города.
   Про Федора Кузьмича говорили, что в молодости у него была другая профессия и даже имя якобы было другое. Однажды к нам приехал забирать тело своей жены глубокий старик, бывший крупный советский чиновник. Увидев Федора Кузьмича, он изумленно воскликнул: "Это вы, товарищ***? Вы здесь?". "Какой я тебе товарищ***! Я - Федор Кузьмич!" - строго ответил наш патологоанатом. Об этом случае у нас долго потом говорили.
   Я, конечно, горой поднялся за Федора Кузьмича, но Ангелина сумела убедить меня, что он заслужил право на отдых. Вместо него был назначен протеже профессора Кобылятского - некий Борис Вячеславович. При нем в патологоанатомическом отделении началась бурная жизнь: нам почему-то стали привозить умерших в "Скорой" людей со всей округи, и патологоанатомы были завалены работой. Кобылятский попросил у меня разрешения помогать Борису Вячеславовичу в свободное от основной работы время. Я не возражал, но насторожился, поскольку бескорыстная помощь была несвойственна Кобылятскому.
   Я решил понаблюдать за тем, что творится у Бориса Вячеславовича. Но самому мне заниматься этим было невозможно, - когда я шел по больнице, о моем приближении было известно за километр, - поэтому я попросил посмотреть за патологоанатомическим отделением одну медсестру, которой доверял...
   - Эллис? - перебил его Аким.
   - Откуда вы знаете? - изумился Иван Карлович.
   - Догадался. Мы с ней встречались. Но, извините, я вас прервал. Продолжайте, пожалуйста.
   Иван Карлович недоуменно поглядел на Акима, после на меня, пожал плечами и продолжал свой рассказ:
   - Результаты ее наблюдения были таковы: во-первых, Кобылятский, Ангелина и еще несколько человек из медперсонала постоянно бывали в патологоанатомическом корпусе; во-вторых, иногда санитары галопом везли туда каталки с трупами, как будто судьба последних зависела от срочности вскрытия; в-третьих, некие таинственные машины подъезжали к задней двери корпуса и, забрав нечто, быстро уезжали. Что можно было тайком вывозить из патологоанатомии? Вначале мне пришла в голову безумная мысль о том, что профессор Кобылятский приторговывает невостребованными телами умерших для каких-нибудь опытов. В его отсутствие я тщательно проверил всю документацию по смертям, расспросил кое-кого из наших, но не обнаружил никакой крамолы. Но ведь что-то вывозили? Ну, не формалин же продавал на сторону Кобылятский? Я решил допытаться до истины у Ангелины, предъявив ей собранные улики.
   Допрос был проведен мною в воскресенье утром, дома, без свидетелей. Она сперва хотела обратить мое расследование в шутку и уходила от ответа на вопросы. Я поднажал, наговорил ей грубостей и потребовал, чтобы она рассказала мне все без утайки. Ангелину сильно задел мой тон и она в один момент превратилась в ведьму. Волосы ее встали дыбом, она зашипела, и мне показалось, что у нее выросли длинные острые ногти. "Ты, что, хотел, чтобы отказалась от всех удовольствий? - взвигнула она. - Мне нет дела до твоей унылой морали, я буду жить так, как мне хочется!". И далее она с каким-то злобным удовольствием рассказала обо всех делах, которые связывали ее с Кобылятским. Оказывается, они продавали донорские органы, которые забирали от только что умерших людей. Кобылятский у меня под носом поставил этот бизнес на широкую ногу, причём, родственников умерших можно было не опасаться, - кто из родных решился бы проверить, есть у покойника, к примеру, почки или нет? Меня же профессор держал за полного простака, а может быть, считал, что ради Ангелины я закрою глаза на его преступление. "Ну, нет, голубчик, - сказал я себе, - здесь ты просчитался, я не собираюсь тебя покрывать. Завтра же пойду в прокуратуру, сообщу о том, что творится у меня в клинике и потребую начать официальное расследование". При том я был уверен, что Ангелину мне удастся спасти, что сама она никогда не решилась бы на что-либо подобное, - это Кобылятский сбил ее с толку!
   Вот каким наивным идеалистом я был! Я думал, что любовь сильнее ненависти, а добро побеждает зло. "Risum teneatis, amici?" "Удержитесь ли вы от смеха, друзья?" Правильно, смейтесь надо мною, - я смешон: больше сорока лет прожил на свете и не научился злобе, коварству, хитрости и обману!
   Иван Карлович отвернулся от нас и замолчал. Но мы и не думали смеяться над ним; я жалел несчастного доктора, а у Акима промелькнуло в глазах скорее презрение, чем насмешка.
   Пересилив себя, Иван Карлович продолжил:
   - Дальше - неинтересно. Через час после ухода Ангелины мне позвонил Кобылятский и очень вежливо предложил мне долю в доходе от продажи донорских органов. Я заявил, что не собираюсь участвовать в этом грязном деле. Кобылятский засмеялся и спросил, на какие деньги я отремонтировал клинику. "Пусть так, - ответил я. - Если я - ваш соучастник, то готов разделить с вами ответственность. Пусть суд решает". Кобылятский возразил, что до суда дело не дойдет, а мне гарантированы крупные неприятности. Я повесил трубку.
   Через пятнадцать минут мне позвонила Ангелина и сказала, что подумала над моими словами и хочет обсудить создавшуюся ситуацию, но не дома, а в нейтральной обстановке, лучше всего в кафе. Я, конечно, согласился, и направился в гараж, к машине, чтобы поехать по указанному Ангелиной адресу. Однако до гаража мне дойти было не суждено: когда я вышел из дома, ко мне подошли два человека в полицейской форме и поинтересовались, не я ли буду Иван Карлович Штутгарт. Я ответил утвердительно, тогда они попросили меня сесть с ними в машину и проехать в управление для того, чтобы ответить на некоторые вопросы, касающиеся моей клиники. Я удивился, что полиция уже знает про преступный бизнес Кобылятского, но безропотно подчинился и сел в их машину. Там сидели еще два полицейских; как только двери закрылись, они набросились на меня и вкололи что-то в руку. Я потерял сознание, а очнулся уже в горном селении, где меня потом держали в подвале почти год. Вот и вся моя печальная история.
   - Иван Карлович, а кого, все-таки, похоронили под вашим именем? - спросил я.
   - О том, что у меня были похороны, я впервые услышал от вас. Как всякий мертвец, я не знал, что меня похоронили.
   - Иван Карлович, Ангелина приезжала сюда? - задал вопрос Аким.
   - Была на днях.
   - Зачем?
   Иван Карлович потрепал свою бороду и смущенно сказал:
   - Вы не поверите, но сначала я решил, что она приехала для того чтобы повидаться со мной. Чем дольше я сидел в этом проклятом подвале, тем меньше зла к Ангелине оставалось в моей душе. Во мне крепла уверенность, что она действовала не по корысти, не по злобе, а по недомыслию, по недостаточной душевной твердости в борьбе с искусителем-Кобылятским.
   "Amare simul et sapere ipsi Jovi non datur", то есть любить и в то же время сохранять рассудок не дано даже Юпитеру, а я продолжал любить Ангелину, как это не покажется странным. Знаете, одних женщин мы любим за что-то, других - просто так, а третьих - вопреки всему. Ангелину я любил вопреки всему, - и ослепленный любовью я думал, что и она меня любит. Когда Ангелина появилась в моем подвале, я был уверен, что она бросится мне на грудь, попросит прощения, расскажет о кознях Кобылятского, и затем мы вместе выработаем план моего бегства и разоблачения профессора.
   Увы, я не заметил ни тени раскаяния в поведении моей жены! Она разговаривала со мною ласково, но ласковость эта была фальшивой. О Кобылятском не было сказано ни слова. По сути, Ангелина меня обвинила в том, что со мной случилось. Тем наше свидание и закончилось, - дай бог вам никогда не почувствовать того, что я чувствовал после этой встречи с Ангелиной!
   Иван Карлович махнул рукой и насупился. Аким деликатно переждал несколько минут, а после спросил:
   - Но какова была цель ее визита? Может, она чем-то интересовалась?
   - Вопрос, интересовавший ее, не имеет отношения к делу, о котором мы с вами говорим, - ответил Иван Карлович и отвел глаза в сторону, избегая пронизывающего взгляда Акима.
   - Хорошо, а профессор Кобылятский, он зачем приезжал?
   - Кобылятский? Он тоже был здесь? Ко мне он не приходил, - заволновался Иван Карлович. - Полагаю, он приезжал проверять работу лаборатории по консервации донорских органов, которую при его помощи оборудовали боевики.
   - Что?! - в один голос воскликнули мы с Акимом.
   - Да, такая лаборатория существует. Я случайно подслушал разговор двух боевиков. За то время, что я провел в плену, я более-менее научился понимать местный язык. Они говорили о страшных вещах: о том, что теперь не надо убивать пленных, а отвозить в лабораторию, где врачи вырежут у них все, что пользуется спросом у солидных покупателей. Таким образом, солдаты неверных понесут заслуженную кару, а воины джихада будут иметь постоянный источник дохода.
   - Где находится эта лаборатория? - жестко спросил Аким.
   - Не могу знать. Мне не докладывали, - обиделся Иван Карлович.
   - Ладно, выясним... Ну, а ваши мучения закончились, Иван Карлович. Вечером вертолет перебросит нас в военный городок, затем в ближайшие два-три дня вы будете дома и сможете по полной программе рассчитаться с Кобылятским и Ангелиной!
   Иван Карлович покачал головой, улыбнулся и сказал:
   - Вас, наверное, удивят мои слова, но я не буду им мстить и домой возвращаться тоже не собираюсь.
   - То есть как? - Аким посмотрел на него, как на сумасшедшего.
   - Боюсь, что вы меня не поймете. А вот вам я попробую объяснить, - Иван Карлович обратился ко мне. - За всю свою жизнь я никому не причинил зла, душа моя спокойна и чиста, извините за красивые слова. И я бы не хотел на старости лет осквернить и запачкать душу. Кроме того, я убежден, что людская месть неразумна, слепа и бессмысленна. Жизнь сама неизбежно мстит тем, кто нарушает ее законы, - и мстит так умно и беспощадно, что наказание с лихвой перекрывает преступление. Поэтому я решил не преследовать моих врагов, а предоставить их суду жизни. Домой я не вернусь: у меня есть некое пристанище, вдали от больших городов, - там я и проведу остаток моих дней, по мере сил излечивая заболевших людей.
   Аким за его спиной выразительно покрутил пальцем у виска, а вслух сказал:
   - Ладно, Иван Карлович, не будем горячиться. Мы уходим, а с вами майор хотел поговорить. Понимаю, вы устали, но впереди вас ждет отдых. До свидания!
   Когда мы вышли из палатки, Аким ухмыльнулся:
   - А доктор-то малость того... Двинулся, просидев год в подвале. Впрочем, к тебе он проникся доверием. Что же, ты его должен уговорить вернуться! По поводу моральных принципов, я думаю, ты найдешь с ним общий язык. Но намотай себе на ус и ему растолкуй, что он является главным свидетелем обвинения против Кобылятского и Ангелины. Не понимаю, почему они его оставили в живых? Во всяком случае, теперь, когда он на свободе, дело обстоит так: либо они его уничтожат, либо он их! Ему не дадут спокойно жить в его норе. Растолкуй ему это.

***

   Относительно сроков нашего возвращения домой Аким ошибся. После перенесенных потрясений Иван Карлович заболел и его отправили в областной город, в госпиталь. Акима эта непредвиденная задержка выводила из себя, он сделался нервным и раздражительным. Мы вернулись в гарнизон, таинственные исчезновения Акима продолжались, но я, как и прежде, не спрашивал, где он бывает.
   Я наслаждался чудесной весенней погодой, и блаженная истома охватила меня. Утром я уходил из военного городка, поднимался по дороге на вершину горы и там часами сидел под старым кипарисом на краю обрыва. Я смотрел на реку в ущелье, слышал шум потока, бегущего по камням, и никакие тревожные мысли не беспокоили меня. Предавшись чистому созерцанию, я незаметно погружался в легкую приятную дрему, сквозь которую до меня доносилось жужжание пролетевшей пчелы и пение птиц в цветущем на склонах горы кустарнике. Пробудившись, я брался за книгу о похождениях некоего галантного кавалера при Людовике XV, взятую в гарнизонной библиотеке. Почувствовав голод, доставал из вещмешка полученные в столовой консервы и неспешно поглощал их, запивая чаем из термоса.
   После еды приятные раздумья занимали меня. Я размышлял о невероятно отвлеченных вещах, не имеющих никакого отношения к моей жизни, вроде того, - будет ли найдена жизнь на других планетах, или в чем причина гибели неандертальцев? На середине своих размышлений я неизменно засыпал, и спал так сладко, что не чувствовал неудобства от того, что лежал на голой земле...
   Когда я возвращался в военный городок, солнце висело уже над самыми вершинами гор, а в ущелье начинали сгущаться сумерки. В гарнизоне мне говорили, что мои одинокие прогулки могут плохо кончиться: не исключена вероятность появления в горах какого-нибудь отряда боевиков. Я соглашался с этим, но продолжал каждое утро подниматься к своему кипарису. В конце концов, моя нирвана была нарушена Акимом. Однажды он с радостным видом сообщил мне, что завтра мы уезжаем, поскольку Иван Карлович выздоровел и выписывается из госпиталя. В галантную эпоху Людовика XV сказали бы, что хрупкая идиллия разрушилась от столкновения с жестокой реальностью...
   На следующий день мы приехали в областной город. Иван Карлович поджидал нас в офисе международной благотворительной организации, куда он пришел из госпиталя и где получил новую одежду и небольшую сумму денег на первое время.
   Аким, коротко поздоровавшись с Иваном Карловичем, отправился хлопотать насчет билетов домой. Вопрос о нашем общем возвращении он считал положительно решенным, несмотря на то, что мне еще только предстояла беседа с Иваном Карловичем. С тяжелым сердцем я приступил к ней: меня мучили сомнения, - я находил веские доводы в пользу возвращения доктора и не менее веские доводы в пользу его невозвращения.
   Иван Карлович сидел за столом в комнате, которую нам любезно предоставили в офисе для разговора, и отрешенно смотрел в окно. В госпитале доктору подстригли волосы и бороду и он был теперь похож одновременно на Антона Павловича Чехова и на Дон Кихота. Меня почему-то смешило это сходство; стараясь не глядеть на его клинообразную бородку, я сказал:
   - Иван Карлович, я понимаю, что наша беседа неприятна для нас обоих. Поверьте, я никогда не стал бы ее начинать, если бы был уверен, что вам не надо возвращаться к прежней жизни. Но такой уверенности у меня нет. Позвольте, я приведу те причины, которые заставляют меня сомневаться?
   Он пожал плечами.
   - Попробуйте.
   - Итак, что будет, если вы не вернетесь? Первое, профессор Кобылятский и Ангелина продолжат свою деятельность, и ваша клиника, в которой на протяжении ста лет Штутгарты лечили людей, так и останется источником грязной наживы для Кобылятского. Второе, - вы, уважаемый Иван Карлович, вряд ли сможете осуществить свою мечту о тихой жизни. Посудите сами, вы сейчас для профессора самый опасный человек, - так позволит ли вам Кобылятский спокойно жить в вашем убежище? Получается, что путь к вашей мирной безмятежной жизни лежит только через разоблачение профессора Кобылятского.
   Иван Карлович улыбнулся.
   - Простите, я смеюсь не над вами, - сказал он. - Дело в том, что в своем заточении я много раз, почти слово в слово, говорил себе то же, что вы сказали сейчас. В первые месяцы я просто-таки сгорал от ненависти к Кобылятскому и ужасно хотел ему отомстить. Правда, тогда я еще не думал о том, чтобы оставить клинику и удалиться на покой. Но позже, когда мой душевный настрой переменился, мне стало странно и смешно, что я стремился разыграть роль графа Монте-Кристо.
   - Интересно, что же такое случилось с вами в плену? Откуда подобная перемена мыслей? - в свою очередь улыбнулся я.
   - Могу рассказать, если вам не надоело меня слушать.
   - Пожалуйста.
   - Хорошо, что ваш товарищ удалился. При нем мне было бы неудобно рассказывать. Убежден, что тончайшие душевные переживания вызывают у него досаду, он отбрасывает их, как паутину, мешающую ему двигаться к цели. Между тем, эти почти неуловимые нити управляют душой человека, - и чем их больше, тем подвижнее и чувствительнее душа.
   В плену в первое время мои переживания упростились до простейших чувств: голод, жажда, холод или жара занимали меня целиком, не оставляя возможности для углубления в кладези сознания. Ненависть к Кобылятскому была единственным моим интеллектуальным чувством тогда. В известном смысле, я был просто животным, ненавидевшим своего обидчика. Страшная вещь неволя, - она превращает человека в зверя. Ведь человеку легко стать животным, - гораздо легче, чем остаться человеком.
   Поняв, что еще немного, и я начну выть и кусаться, я страшно испугался такой метаморфозы, - и страх этот помог мне спасти человеческое в себе. Поскольку невозможно было сохранить достойный внешний облик в тех условиях, в которых я находился, я стал заботиться исключительно о душе. Прежде всего, я заставил себя презирать потребности моего тела, исключая самые необходимые, и не замечать неудобств, не представляющих опасности для жизни. Не скрою, было трудно. Животная сторона моей натуры отчаянно требовала удовлетворения своих желаний; я изнемогал в борьбе с нею, но все-таки победил ее. Прошло какое-то время, и меня перестали угнетать чувство голода и жажды, дурной запах моей темницы, грязь моего тела; перестали тревожить паразиты, ползающие по моей одежде, и нарывы, разъедающие мою кожу.
   Тут Иван Карлович гордо взглянул на меня, желая, видимо, получить одобрение. "Да-а-а!" - восхищенно протянул я, не смея обидеть доктора.
   - Но победа над плотью была бы неполной, если бы не сопровождалась духовным совершенствованием. Сидя в подвале, я подверг тщательному анализу содержимое моего внутреннего мира. Для того чтобы понять особенности своего "ego", мне пришлось взглянуть на ретроспективу его формирования, подумать о том, "откуда я пришел и куда направляюсь?" - "unde venis et quo tendis?". Мысленно я написал автобиографическую исповедь, в которой не утаил от себя никакие, даже самые неприглядные моменты моей жизни. Когда я уставал от непрестанного анализа своей личности, то вспоминал те произведения искусства, которые любил - книги, картины, музыку, - и в уме перечитывал, просматривал и прослушивал их. Не ограничиваясь простым восприятием, я обсуждал все это сам с собою, а иной раз жарко спорил по поводу смысловых понятий и выразительных средств, свойственных отдельным авторам. Ну, а помимо занятий по искусству, я старался в мельчайших деталях припомнить все, что касается медицины, - дабы не потерять профессиональные навыки...
   Судьба благоволит тому, кто упорно движется к своей заветной цели. Вскоре моя борьба за сохранение в себе человеческого начала была неожиданно подкреплена. У горцев, державших меня в подвале, тяжело заболел старейшина рода. Проблема была в том, что ни один врач уже лет десять не появлялся в их селении, а везти старика в город было опасно. Зная, что я врач, они приказали мне помочь старейшине, обещая обеспечить всеми необходимыми препаратами. Болезнь старика оказалась вполне излечимой, я справился с ней. На горцев это произвело впечатление чуда, - они успели забыть, что такое медицина. Я получил послабление режима: теперь в подвал меня запирали лишь на ночь, питание мое улучшилось, мне позволили мыться в ручье и дали хотя и ношенную, но чистую одежду.
   Отныне число больных, обращавшихся ко мне за помощью, возрастало день ото дня; волей-неволей я научился местному языку. Общаясь с горцами, я понял, что они искренне считают свою войну борьбой добра со злом и уверены, что вправе применять зло для победы добра. Согласитесь, весьма распространенная, но далеко не оригинальная идея! Но вот эта-то неоригинальность и заставила меня задуматься; в результате долгих размышлений я пришел к следующим выводам. Мир устроен так, что зло в нем универсально, а добро единично. Добро - это редкий талант, который дается избранным, а их немного в истории человечества. Талантом нельзя поделиться с другими, поэтому попытки распространения добра обречены на провал. Более того, такие попытки только увеличивают количества зла в мире, ибо зло использует добро для расширения своего влияния. Приведу пример: Христос и Магомет хотели добра людям, призывали их к высокой нравственности и спасению души. Но за сотни лет, прошедших после жизни Христа и Магомета, миллионы людей были зверски замучены, истреблены во имя торжества гуманных идей христианства и ислама. Если бы Христос и Магомет могли предвидеть, к чему приведут их проповеди, они, наверное, дали бы обет молчания!
   Я мог бы сказать здесь и о многих политических учениях, которые по мысли авторов этих учений должны были принести счастье людям, а принесли величайшее горе; и о множестве реформаторских планов, осуществление которых увеличило зло среди людей.
   Достаточно примеров? Итак, возвращаюсь к тому, с чего я начал: добро - уникальное явление в мире, попытки его распространения непременно заканчиваются усилением зла. Что же ждет нас впереди, спросите вы, если зла становится все больше и добро не может остановить его нарастающий поток? Ответ очевиден: мир людей неизбежно обречен на гибель, - зло уже набрало ту критическую массу, которая погубит человечество. Незадолго до своего пленения я прочитал статью, в которой говорилось, что случающиеся повсюду на Земле катастрофы и стихийные бедствия, количество которых растет с каждым годом, - есть предвестники гибели людского рода. Тогда, прочитав эту статью, я подумал, что в ней сгущены краски, но теперь я считаю ее совершенно правильной. Все указывает на то, что час расплаты близок.
   Зачем же мне вмешиваться в неотвратимый ход судьбы? Профессор Кобылятский так или иначе понесет заслуженное наказание. По отношению ко мне он может, конечно, принять те крайние меры, о которых вы говорите, но это не имеет никакого значения. Мне все равно суждена смерть, как и всем живущим на земле. Но кто знает, может быть, я еще осуществлю свою мечту...
   Вы не поверите, но в последние недели пребывания в плену я был почти счастлив. Я занимался своим делом, то есть лечил людей, жил по принципу "Neminem laede", что означает "Никому не вреди", - и необыкновенное спокойствие и умиротворенность овладели мною. Я подружился с некоторыми местными жителями, особенно умиляла меня одна девочка - дочь моей пациентки. Славный ребенок! Я часто играл с ней, а она меня жалела, всегда приносила что-то поесть: то лепешку даст, то сушеных черешен в чашку насыплет. Очень мы с ней были дружны! Если бы не приезд Ангелины, разбередивший мне душу, и не отсутствие свободы, я был бы счастлив совершенно... И вот сейчас, когда я на свободе, я очень хочу продолжить такую умиротворенную жизнь. Я знаю некую деревню, где мне будут рады, где я смогу поселиться и быть полезным в качестве доктора....
   По-моему, я достаточно ясно объяснил свою позицию и ответил на ваши возражения, не так ли?
   - Ну, насчет конца света, это еще бабушка надвое сказала, - заметил я. - Что же касается вашего возвращения, у меня остается последний аргумент в его пользу.
   - Какой аргумент? - Иван Карлович скептически усмехнулся.
   - Эллис, - проникновенно проговорил я, глядя ему прямо в глаза. - Остается Эллис.
   Иван Карлович внезапно покраснел до корней волос.
   - А что Эллис? - воровато переспросил он, избегая моего взгляда.
   - Вы ей нужны. Она вас любит, - твердо сказал я, не обращая внимания на его смущение.
   Он подергал свою бородку и недоверчиво покачал головой.
   - Откуда вы знаете? И вообще, как вы узнали про Эллис? В прошлый раз вы мне не ответили.
   - Эллис направила нас сюда. Как я понимаю, она была уверена, что мы найдем вас здесь.
   - Этого не может быть! Для нее я умер.
   - Эх, Иван Карлович, Иван Карлович! Вы же сами превозносили недавно силу любви, - укоризненно сказал я ему. - Почему же вы недооцениваете возможности любящей женщины? Если женщина любит, для нее нет ни преград, ни расстояний; природа не властна над ней и время отступает перед любовью женщины! А вы еще удивляетесь, откуда Эллис узнала, что вы живы. Ничего в этом удивительного нет, любовь не обманешь чужими похоронами. Эллис поняла, что это не вас похоронили, и догадалась, умница, где следует искать доктора Штутгарта. Так можете ли вы обмануть эту девушку, которая ждет вас, которая надеется, что вы обязательно вернетесь и восстановите справедливость?
   На лице Ивана Карловича отразилось смятение.
   - Я и не представлял, что она так сильно любит меня, - пробормотал он. - То есть, я замечал кое-что, но не полагал, что это так серьезно. Хотя я любил Ангелину, но Эллис всегда...э-э-э... как бы точнее выразиться... Вы меня понимаете?
   - Да, Эллис - это Эллис, - сказал я, вздохнув.
   - Эллис... - мечтательно произнес Иван Карлович. - Обмануть ее, действительно, нельзя... Смутили вы меня, однако! Я был так убежден в правильности принятого мною решения, а теперь меня вновь начинают одолевать сомнения. Я должен всё обдумать.
   - Замечательно. Вы подумайте, а я пока пойду на улицу, подожду там Акима, - сказал я ему и вышел из комнаты.
   Аким приехал минут через сорок, разгоряченный и радостный.
   - Чего мне стоило достать билеты, одному богу известно! - закричал он, увидев меня. - Уехать из этого города гражданским транспортом невозможно, а у военных своих грузов и пассажиров много. Но я сделал это! И пусть Штутгарт только попробует отказаться от поездки, - я его силой в самолет запихну!
   - Не придется. Он добровольно поедет, - поморщился я от безапелляционного тона Акима.
   - Неужели согласился? - спросил Аким недоверчиво.
   - Согласится. Я нашел довод, который его убедил, - ответил я.
   - А ты, оказывается, дипломат, - сказал Аким, то ли одобряя, то ли осуждая мои дипломатические способности.

***

   Когда мы прилетели домой, то первая, кого мы увидели в аэропорту, была Эллис.
   - Кто ее предупредил, что мы возвращаемся? - Аким подозрительно посмотрел на меня и Ивана Карловича.
   Мы дружно пожали плечами. Аким еще раз окинул нас взглядом и проворчал что-то про себя.
   ...Эллис плакала на груди Ивана Карловича. Он растерянно гладил ее по голове и успокаивал:
   - Ну, что ты... Ну, я же приехал... К тебе приехал...
   - Ко мне? - сквозь слезы воскликнула Эллис, глядя ему в глаза. - Так что же мы стоим! Поехали!
   И, подхватив его под руку, она потащила его к выходу из аэропорта. Обернувшись к нам, Иван Карлович крикнул:
   - Извините, друзья! Спасибо вам! Еще встретимся!
   Аким ухмыльнулся:
   - Вот тебе и Эллис! Даже не поблагодарила. Ты понял, как она нами воспользовалась? Мы были нужны ей только для того чтобы вытащить из плена Штутгарта и уговорить его вернуться. Я, стало быть, организатор, а ты - переговорщик. Вот тебе и Эллис! Хороша, нечего сказать! Но откуда она узнала, что доктор жив? Вот загадка!
   - Да, загадка, - согласился я с ним.
   ...Надолго оставлять Ивана Карловича без присмотра Аким не хотел. Мы собирались предстать перед господином Обдираловым, дабы тот мог ознакомиться с материалами расследования и поговорить с важнейшим свидетелем - доктором Штутгартом. Дальше должны были закрутиться жернова юридической мельницы и перемолоть профессора Кобылятского и Ангелину.
   Утром Аким позвонил мне и велел выходить из дома, пообещав, что скоро за мной подъедет машина. Я стоял на улице и наслаждался майским теплом, когда около меня остановился автомобиль. Задняя дверь его открылась, и мне сказали:
   - Садитесь, пожалуйста. Мы от господина Обдиралова.
   Не подозревая подвоха, я влез в машину и не успел опомниться, как меня скрутили и сделали укол в руку. У меня всё поплыло перед глазами, я перестал понимать, где нахожусь и куда меня везут.
   Открыв глаза, я долго не мог вспомнить, что со мной случилось. Мой затылок болел, как будто по нему ударили чем-то тяжелым. Я с трудом приподнялся с кушетки, на которой лежал, и огляделся. Я находился в удивительной комнате: три ее стены представляли собой огромные экраны, а четвертая от пола до потолка была задрапирована черным занавесом. Невидимые источники света наполняли все помещение мертвенно-бледным сиянием, от которого хотелось зажмуриться.
   Я попытался встать и посмотреть, что скрывается за черной драпировкой, но мой затылок пронзила такая острая боль, что я, застонав, упал на кушетку.
   - Лежите, лежите! - раздался мелодичный женский голос и передо мною появилась неизвестно откуда взявшаяся Ангелина.
   Она была молода, стройна и дьявольски красива. Ее густые черные волосы ниспадали ей на спину, доставая почти до поясницы. Правильное выразительное лицо имело какие-то неуловимые южные черты, что-то в духе Нефертити или Клеопатры. Большие темные глаза завораживали, притягивали, как магический кристалл, не давая отвести взгляда.
   - Лежите, - повторила Ангелина, мягко обхватила мой затылок своими длинными изящными пальцами и принялась массировать его.
   Боль сразу же стала затихать; я расслабился и с наслаждением внимал прикосновению нежных ручек Ангелины, вдыхая странный, волшебный аромат духов, исходивший от нее.
   - Вам лучше? - участливо спросила она, склонившись надо мною так низко, что я уткнулся в ее грудь.
   - Мне хорошо, - ответил я, чувствуя тепло молодого женского тела.
   - Ну, и прекрасно! - раздался вдруг из-за занавеса густой мужской бас и комната погрузилась во тьму, впрочем, лишь на секунду, потому что тут же засветились экраны на трех ее стенах. На них отразилось извержение вулкана: раскаленные потоки кипящей лавы полились по его склонам, сметая и сжигая деревья на своем пути. Картина была настолько реалистичной, что я почти ощутил огнедышащий жар магмы.
   Черный занавес поднялся и я увидел мужчину в одежде шекспировской эпохи, в лихо сдвинутой на ухо шляпе с белым пером. С изумлением я заметил, что мужчина без всякой опоры парит в воздухе, не прилагая к этому ни малейших усилий.
   - Не пугайтесь, - сказал он. - Это голограмма. Люблю оптические и компьютерные эффекты, простите мою слабость. Позвольте представиться, я - профессор Кобылятский. Вы так долго гонялись за мной, что нам пора познакомиться.... Я слышал, вы хотите погубить меня и мое дело. Разрешите полюбопытствовать, отчего у вас такая неприязнь ко мне? Возможно, вы недовольны тем, как вас лечили в моей клинике?
   - В вашей клинике? Я думал, что это клиника Штутгарта, - ответил я.
   - Безусловно! Никто не умаляет заслуг всего рода Штутгартов перед Отечеством. Со временем я добьюсь того, чтобы наша клиника называлась Штутгартовской больницей, а на ее территории мы поставим памятник всем докторам из этого семейства... Что касается милейшего Ивана Карловича, то я очень люблю и уважаю его, но согласитесь, добрейший доктор слабо разбирается в конъюнктуре современного рынка. До моего прихода клиника влачила жалкое существование, - она просто-таки разваливалась в буквальном и переносном смысле слова. Скажу без ложной скромности я спас её; результат налицо - больница процветает. Еще раз повторю, - в этом моя и только моя заслуга: именно я спас клинику Штутгарта и оздоровил ее!
   Кобылятский щелкнул пальцами и самодовольно подкрутил усы. На экранах показался великолепный остров с райскими деревьями и голубыми озерами; со скал низвергались водопады и шум их сливался с пением райских птиц.
   - А процветания вы добились с нелегальной помощью торговли донорскими органами? - ехидно поинтересовался я.
   - В том числе! Прошу заметить, - нелегальной, как вы изволили выразиться, только оттого, что наши законы в этой области несовершенны. Ну, а по сути, что здесь плохого, дорогой мой? Что плохого, спрашиваю я вас, если я беру у мертвых то, что нужно живым? Не понимаю, почему такое благое дело не поставлено у нас на поток в масштабе всей страны.
   На экранах незамедлительно появился Кремль и зазвучала музыка государственного гимна.
   - Не кощунствуйте! - строго сказал я Кобылятскому. - Вы используете пересадку органов исключительно для личного обогащения.
   На стенах тут же замерцали какие-то диаграммы и графики. Облик профессора переменился: Кобылятский преобразился в солидного господина, одетого в респектабельный дорогой костюм. Гладко выбритое толстое лицо этого господина имело серьезный, важный и несколько надменный вид. Тоном, не терпящим возражений, Кобылятский проговорил:
   - Демагогия, помноженная на экономическую безграмотность! Бизнес, не имеющий потребительской пользы, обречен на разорение. Стабильные, постоянно растущие доходы от нашего предприятия доказывают, что производимый нами продукт необходим потребителю. Получаемая лично мною часть стоимости, извлекаемая после реализации товара, является компенсацией за интеллектуальные, физические и моральные затраты, понесенные мной. Значительный процент прибыли, приносимой моим предприятием, я, верный своему общественному долгу, отчисляю на благотворительные цели. Между прочим, ваш покровитель господин Обдиралов, организовавший и профинансировавший кампанию по дискредитации моей деятельности, имея значительно больший доход, чем я, переводит на благотворительные нужды несравнимо меньшие суммы.
   - А ваша связь с террористами, а лаборатория в горах? - парировал я его выпад.
   - Вы и про это узнали? Много же вы накопали! - удивился Кобылятский. - Хорошо, я объясню вам свою позицию. В принципе, я не обязан перед вами отчитываться, но вы мне симпатичны; хотелось бы надеяться, что вы из врага обратитесь в моего союзника.
   На экранах виды древних храмов стали сменять друг друга, восточная мелодия сопровождала эти картинки. Кобылятский был теперь загорелым бородатым человеком в в чалме.
   - Дорогой мой, - мягко сказал он. - Я никогда не поддерживал террористов. Правда, я установил кое-какие отношения с определенными этническими и религиозными группами, действующими у нас в стране и за рубежом, но они не занимаются террором, - хотя, не стану отрицать, среди их представителей есть, к сожалению, экстремисты. Я общаюсь с ними не потому, что разделяю их взгляды. Нет, другие причины сближают меня с этими безумными идеалистами, которые хотят установить идеальный божественный прядок на земле. Мы стоим на пороге новой этнической эры: господству евроамериканцев приходит конец. Новые народы идут им на смену; они многочисленны, активны, упорны. Посмотрите, - их все больше и больше, они везде, они уже владеют большими территориями и богатствами. Поэтому, думая о будущем своего бизнеса, я просто обязан вращаться в таких влиятельных и перспективных кругах. Если понадобится, то я готов принять их веру, обычаи, выучить язык. Пусть меня назовут Аль-Кобылийятом или бен Кобылденом, - лишь бы не оказаться на обочине пути, ведущего в будущее.
   - Видимо, убийство пленных с целью получения донорских органов является для вас чем-то вроде делового партнерства с вашими новыми друзьями? - спросил я Кобылятского.
   - Вы ошибаетесь, если считаете меня инициатором этой мерзости, - обиделся профессор. - Я принципиальный противник убийства; в свое время я активно боролся за введение моратория на смертную казнь в России. Меня втянули в преступление, связанное с пленными, помимо моей воли. Можете поверить, что я всячески стремился воспрепятствовать этому безобразию. Бесполезно! Со мной или без меня известная вам лаборатория всё равно была бы организована.
   - Но свою долю от работы лаборатории вы не забываете получать? - продолжал издеваться я над ним.
   - Эти деньги жгут мне руки! - воскликнул Кобылятский. - Я бы с удовольствием отказался от них, да нельзя! Впрочем, мои доходы здесь невелики и не покрывают даже моих расходов на благотворительность. К тому же, я абсолютно убежден, что подобные чудовищные деяния - не что иное, как издержки роста новой цивилизации. Если вспомнить историю европейских народов, то мы найдем в ней еще большие злодейств... Повторяю, не считайте меня отцом зла, - я только следую установленным правилам.
   - Хорошее оправдание, - сказал я.
   - Это вы вынуждаете меня оправдываться, - возмутился профессор. - А в чем я виноват? Я зарабатываю деньги своим трудом, оказываю помощь больным, забочусь об инвалидах и малоимущих. Я - добропорядочный гражданин! Да, признаюсь, я люблю приятно провести время, так что в этом дурного?
   Пока он это говорил, его облик снова изменился. Кобылятский превратился в вакханина, возлежащего у стола с изысканными яствами и винами. Пальцы профессора были унизаны бесценными перстнями, на умащенных кудрях его возлежал золотой венок. Красивые рабыни окружали своего господина и прислуживали ему; два черных раба обмахивали его опахалами.
   Я усмехнулся; профессор, между тем, предстал на экранах уже в виде ковбоя. Взгляд его был зловещим, а рука лежала на кобуре.
   - И вы хотите покуситься на мой образ жизни? - угрожающе спросил он. - Не получится! У меня есть средство, которое обезвредит вас.
   Он расстегнул кобуру и достал оттуда шприц с какой-то прозрачной жидкостью.
   - Не пугайтесь. Я не собираюсь вас убивать. Вы еще не поняли, что я - гуманист и демократ и уважаю права человека? Умрет только ваше прежнее "я". Вы начнете жизнь сначала. Вы забудете прошлое; у вас будет другое имя и другая профессия.
   - Но прежде вы устроите мне пышные похороны, как Ивану Карловичу? - догадался я.
   - Какой вы умница! Для того чтобы начать новую жизнь вы, естественно, должны расстаться со старой. В нашем городе столько людей гибнет под колесами автомашин или в несчастных случаях, что найти изуродованный невостребованный родственниками труп, - пара пустяков!.. Бог мой, что я говорю! Мне понадобятся два трупа, а не один! Вашего друга Акима ждет та же участь, а после мнимой смерти из него получится отличный начальник моей личной службы безопасности. Ивану же Карловичу покойник-дублер не нужен, доктор формально давно мертв.
   - Кстати, почему вы держали Штутгарта в плену, а не вкололи ему сразу ваше уникальное средство? - поинтересовался я.
   Лицо Кобылятского озарилось белозубой улыбкой.
   - Хороший вопрос! Позвольте задать встречный: не упоминал ли милейший доктор о некоем пристанище, где он мог бы провести остаток жизни? Не бойтесь, отвечайте прямо; клянусь, что Ивану Карловичу это никак не повредит!
   - Ну, упоминал...
   Профессор расхохотался.
   - Ах, Иван Карлович! Я знал, что он обязательно проговорится! В этом убежище все дело. Я вам объясню; очень скоро вы все равно забудете то, о чем я вам сейчас расскажу. Отец Ивана Карловича - Карл Фридрихович - в годы гонений на генетику при Сталине организовал секретный исследовательский центр где-то на севере, в глухих лесах. По слухам, Карл Фридрихович добился потрясающих результатов в лечении некоторых врожденных заболеваний. Я провел обследование нескольких человек, которых он в свое время вылечил, прочитал их истории болезни, - невероятно, просто невероятно! Все эти люди должны были умереть или, в лучшем случае, стать инвалидами, а они живы и здоровы! Даже современная медицина в подобных случаях была бы бессильна, а Карл Фридрихович уже более пятидесяти лет назад излечивал таких больных. Почему он позже, когда можно было открыто заниматься генетикой, не обнародовал результаты своих открытий, - одному богу известно. Штутгарты, вообще, семья со странностями; я убежден, что Иван Карлович тоже совершает чудесные исцеления, используя опыт своего отца.
   Как вы понимаете, мне бы очень хотелось ознакомиться с материалами, полученными Карлом Фридриховичем, и осмотреть исследовательский центр, в котором он работал. К сожалению, Ангелина не успела выведать у Ивана Карловича, где находится этот центр. Однако я полагал, что, проведя некоторое время в горах, доктор сам расскажет о нем, - и тогда я осуществил бы мечту Ивана Карловича о тихой безмятежной жизни. Под именем Ивана Ивановича Иванова, например, он мирно жил бы в уютном чистом домике, считая, что купил его на собственные сбережения. Днем этот почтенный пенсионер копался бы на своем участке, а по вечерам к Иван Иванычу приходили бы соседские детишки, которым он рассказывал бы что-нибудь интересное... Вы нарушили мои планы. Сейчас я в цейтноте, - но ничего, найдем другие источники информации об исследовательском центре Штутгартов... И для чего вы вторглись в мою жизнь? Нелепость какая-то; вы и Иван Карлович - на стороне господина Обдиралова! Нашли, кого поддерживать! Но я справлюсь с Обдираловым; скоро сюда привезут ваших друзей и вы все забудете о прошлом!.. Ну-с, приятно было побеседовать с вами. Отдохните пока, расслабьтесь; я включу вам великолепную музыку... Не прощаюсь. Надеюсь на плодотворное сотрудничество!
   С этими словами профессор Кобылятский исчез, черный занавес задвинулся. Подождав немного, я поднялся с кушетки и внимательно осмотрел стены комнаты, не забыв заглянуть за черный занавес, - там действительно находился голографический аппарат. Двери я нигде не нашел; было непонятно, откуда появилась и куда пропала Ангелина. Мне оставалось ждать своей участи, надеясь лишь на милость судьбы. Я лег на кушетку и, следуя совету профессора, постарался расслабиться.
   Избавление пришло ко мне часа через два. Сперва я услышал треск и грохот, потом в полу вдруг открылся люк и из него выскочил человек в защитной форме. Он подошел ко мне и спросил:
   - Жив? Молодец! Мы тебя еле-еле нашли!
   Я узнал Акима.
   - Это ты?! - закричал я. - Вот здорово! А я уже приготовился к самому худшему. Как же ты догадался, что я здесь? А где профессор? Ангелина?
   Аким с досадой развел руками.
   - Кобылятского кто-то предупредил, и он сбежал еще до нашего прихода. Ангелина почему-то задержалась, мы её едва не схватили. Но, представляешь, три здоровых мужика не смогли с ней справиться! Она разметала их, как щенят, и удрала! Вот это женщина!
   В его голосе прозвучало восхищение. Аким вздохнул и присел на кушетку.
   - Но как же, все-таки, вы узнали, где я нахожусь? - спросил я.
   - Элементарно. Мы приехали за тобой, а тебя нет. Стали расспрашивать соседей и один бдительный пенсионер с первого этажа сказал, что ты уехал на машине марки такой-то, с такими-то номерами. Чуть позже мы получили сообщение о том, что такая же машина приезжала за доктором Штутгартом. По счастью, там Эллис правильно сообразила и не выпустила доктора из квартиры. Мы подсуетились и взяли типов, что были в той машине. Они у нас быстро раскололись: рассказали, что тебя отвезли в клинику к профессору Кобылятскому, а еще должны были отвезти туда же Штутгарта и меня. Ну, мы их взяли за шкирку, - и прямо с ними к профессору прикатили. Пришлось немного поразмяться с его охраной, но все закончилось, как видишь, благополучно! Обидно, конечно, что Кобылятского и Ангелину не взяли, но ладно - компромата на них мы накопали более чем достаточно. Одна лаборатория в горах чего стоит! Господин Обдиралов очень доволен нашей работой. В ближайшее время он лично встретится с нами.

***

   В назначенный день мы всей компанией поехали в загородный клуб господина Обдиралова. После долгих многократных проверок старенький "форд" Акима, в котором мы ехали, пропустили на стоянку перед клубом в сосновом бору. Нас встретил все тот же человек с бритой шеей, что давал нам деньги перед поездкой в горы, и повел в подвал дома. Чем ближе мы подходили туда, тем отчетливее слышали звуки, которые обычно издают дерущиеся собаки: остервенелое рычание, истошный визг и отрывистый лай. Эллис прижалась к доктору, а он недоуменно поглядывал на меня. Я пожал плечами в знак того, что сам не понимаю, в чем дело. Мы посмотрели на Акима, но тот шел с невозмутимым лицом, делая вид, что не замечает наших вопросительных взглядов.
   В подвале мы увидели небольшой, заполненный народом зал, посреди которого находился огороженный ринг. На нем только что закончилась смертельная схватка собак. Загрызенный пес еще дергался в агонии, а служители уже торопливо готовили площадку к новому поединку. Зрители, возбужденные кровавым зрелищем, рассчитывались по заключенным пари и горячо обсуждали детали увиденного боя. К своему удивлению, я заметил среди присутствующих молоденьких девушек, а также почтенных бородатых старцев, похожих на священнослужителей.
   - Какой ужас! - воскликнула Эллис и отвернулась, а Иван Карлович тяжело-тяжело вздохнул.
   Аким покосился на них, но ничего не сказал. Через несколько секунд к нам подошел господин Обдиралов; его глаза блестели, а щеки раскраснелись.
   - Пройдите в комнату отдыха, я вас провожу. Сюда вам нельзя. Мой сотрудник все перепутал, - вместо приветствия сказал он, и в его голосе прозвучала досада.
   Пройдя через коридор, он открыл большую коричневую дверь, и мы очутились в маленьком баре, где никого не было.
   - Я не потребляю спиртных напитков, но вы можете налить себе выпить, - предложил он нам.
   Мы вежливо отказались.
   - Хорошо, не будем терять время, перейдем к делу, по которому я вас пригласил, - сказал господин Обдиралов, глядя куда-то в угол. - Я доволен тем, как вы потрудились, и готов сделать каждому из вас соответствующее предложение. Вам, Аким, я могу предложить должность заместителя начальника моей личной службы безопасности.
   Аким кивнул:
   - Спасибо.
   - Сумму вашего оклада мы обсудим позже. Вам, - Обдиралов мельком посмотрел на меня, - я предлагаю место в отделе по связям с общественностью.
   Я покачал головой:
   - Вряд ли я справлюсь.
   - Вы будете получать очень приличные деньги, - он будто не услышал моих слов. - В понедельник поговорите с вашим непосредственным начальником. Он предупрежден.
   - Доктор, ваша клиника нуждается в модернизации и расширении, - обратился Обдиралов к Ивану Карловичу. - Разумнее всего будет объединить ее с другими медицинскими учреждениями, находящимися под моим контролем. Вы войдете в совет директоров этого холдинга, кроме того, станете главным научным консультантом. Ваше вознаграждение будет соответствовать занимаемым должностям. Что касается вашей прелестной спутницы, - Обдиралов сделал жест в сторону Эллис, - то вы сами определитесь с ее назначением.
   Иван Карлович изумленно поднял брови:
   - Простите, но клиника принадлежит мне. Я не собираюсь ее расширять или объединять с чем-либо. По крайней мере, этот вопрос нуждается в обсуждении. Я не понимаю, как можно вот так сразу...
   - Детали мы обсудим позже, - прервал его Обдиралов. - Не смею вас больше задерживать. Мой сотрудник покажет вам клуб. Сегодня у нас проводится корпоративная вечеринка для топ-менеджеров. Можете присоединиться, - ведь вы уже почти наши сотрудники (он изобразил подобие улыбки на лице). Всего доброго.
   Обдиралов встал, кивнул нам и удалился в зал собачьих боев. Тут же перед нами появился человек с бритой шеей и пригласил следовать за собой.
   - Это непостижимо, немыслимо! - бормотал потрясенный Иван Карлович, а Эллис уговаривала его не волноваться.
   ...Поднявшись на второй этаж, мы вошли в огромный зал, в котором собрался высший командный состав фирмы господина Обдиралова. Вечеринка была в самом разгаре. Подвыпившие менеджеры обоего пола раскрепостились и вели себя весьма вольно. Некоторые парочки обнимались у всех на глазах; в группах мужчин и женщин громко рассказывали нецензурные анекдоты. Дамы охотно смеялись над ними и вставляли порой такие словечки, которые не каждый грузчик знает.
   Иван Карлович, обозрев картину веселья, помрачнел и сказал нам:
   - Давайте уедем. Не нравится мне все это!
   - Вот еще! - возразил Аким. - Вечеринка как вечеринка. Надо остаться хотя бы из интереса. С людьми познакомимся, - нам с ними работать.
   - Насчет нас не загадывайте. Правда, Эллис? - доктор взял свою подругу под руку.
   - Как скажешь, Иван Карлович, - ответила она, улыбнувшись ему.
   Аким исподтишка кивнул мне на них, что, наверное, означало: "Вот сумасшедшие!". Я сделал вид, что не понял его.
   В это время на сцену, смонтированную у стены зала, взошел известный артист, ведущий многих телепередач.
   - Рад вас приветствовать, друзья мои! - прокричал он в микрофон, перекрывая шум. - Рад приветствовать вас и вашу славную фирму!
   Сотрудники компании захлопали и засвистели. Ведущий поднял руки вверх, призывая к тишине, и сказал:
   - Меня много раз приглашали проводить различные праздники, конкурсы, даже показы мод, но сегодня я представляю вашему вниманию нечто необычное, волнующее, захватывающее, сводящее с ума! Предупреждаю, - это шоу не для людей со слабыми нервами! Если таковые имеются в зале, то администрация убедительно просит их удалиться! Что? Вы говорите, среди вас нет таких? Не сомневаюсь, друзья мои, не сомневаюсь! Для того чтобы успешно трудиться в такой крупной уважаемой фирме, как ваша, нужны крепкие нервы и железная выдержка, поэтому слабаков здесь нет, правда? Не слышу?
   - Нет! - ответили менеджеры.
   - Не слышу! Громче! - крикнул ведущий.
   - Нет!!! - дружно завопили сотрудники компании.
   - Отлично. Я рад, что мы не ошиблись в вас, составляя сценарий нашего шоу. Кто, как не вы, знает суровые законы жизни! Удача любит крепких мужчин, которые могут овладеть ею без слез и слюней, - она покоряется сильному! О, я вижу обиду на лицах представительниц прекрасного пола! Не обижайтесь. Уверен, что и вы, стальные леди, тоже умеете прижать госпожу удачу к стене и заставить её исполнять ваши желания!
   Зрители бешено захлопали. Я оглянулся на своих спутников. Глаза Акима, явно возбужденного словами конферансье, сверкали, а руки сжались в кулаки. Зато Иван Карлович стоял потрясенный и бледный. Он нервно постукивал о пол шваброй, видимо, забытой уборщицей. Эллис старалась успокоить доктора, шепча ему что-то на ухо.
   Между тем, ведущий поклонился зрителям и продолжил свое выступление:
   - Итак, имею честь представить вам экстрим-реалити-шоу, которое через несколько минут начнется в соседнем зале. В шоу участвуют десять человек: пять мужчин и пять женщин. Победитель или победительница получит приз - обустроенную трехкомнатную квартиру в элитном районе города, в доме, построенном при участии вашей фирмы. Неплохо, да? Но что предстоит вынести участникам шоу в борьбе за эту квартиру! Внимание, объявляю условия конкурса!
   Первый его этап называется "Клетка". Все десять участников будут помещены в большую железную клетку, после чего в нее впустят голодного леопарда. Да, да, вы не ослышались - голодного леопарда! И наши герои должны будут справиться с ним, не имея никаких средств защиты в своем распоряжении! Только мужество, только сила, только ловкость могут спасти участников шоу от разъяренного хищника! Замечу, - каждый из них написал расписку о том, что администрация не несет никакой ответственности за возможный ущерб его жизни или здоровью.
   Второй этап конкурса носит название "Площадка". Посреди бассейна, заполненного водой, установлен помост, до которого соревнующиеся должны будут добраться по канатам. О, на ваших лицах я вижу разочарование! "Что тут особенного!" - наверно подумали вы. Может быть, ничего особенного и не было бы, если бы не небольшие детали: первое, на помосте хватит места лишь для пятерых, то есть для тех, кто окажется сильнее своих товарищей. Второе, вода кишмя кишит хищными рыбами. Третье, - вы, уважаемые зрители, вооружившись длинными шестами, можете попытаться столкнуть в воду любого из участников шоу.
   Третий этап называется "Коридор". Участникам придется преодолеть большую стеклянную трубу, разделенную на секции по три метра длиной. В каждой такой секции их будет поджидать какой-нибудь сюрприз: ядовитые змеи, слезоточивый газ, горячий пар и прочие прелести. Внимание! Только от вас зависит, сколько времени пробудут участники шоу в этом страшном коридоре! Вы определите это нажатием кнопок на специальных пультах, которые будут вам выданы, - дверь в следующий отсек трубы откроется лишь после того, как большинство из вас нажмет разрешительную кнопку. Впрочем, каждому участнику шоу предоставлено право просить о пощаде, но тогда он выбывает из дальнейшей борьбы.
   Последний, четвертый этап нашего представления традиционен. Это "Бой без правил", в нем дозволены любые приемы. Но даже одолев всех своих соперников, победитель может не получить заветный приз. Ибо вы и только вы, в конечном счете выберете того счастливчика, которому достанется трехкомнатная квартира!
   Довольны ли вы программой нашего экстрим-реалити-шоу? Спасибо, - по вашей реакции вижу, что довольны! Ну, а на десерт мы предложим вам стриптиз. Самые красивые девушки и парни из очень известного стрип-клуба разденутся перед вами!
   Собравшиеся вновь закричали и захлопали, выражая свое одобрение. Ведущий поклонился и хотел еще что-то добавить, но тут произошло непредвиденное: оттолкнув Эллис и чуть не сбив меня с ног, на сцену бросился Иван Карлович. Он потрясал, как копьем, шваброй, которую сжимал в руке.
   - Образумьтесь! Опомнитесь!- закричал Иван Карлович.
   Зрители удивленно смотрели на него и переглядывались, не зная, как реагировать на его появление. Быстрее всех нашелся ведущий, - он подмигнул публике и захлопал в ладоши, уступая Ивану Карловичу место на сцене. Тогда зрители решили, что это выступление - запланированная часть программы, и тоже захлопали Ивану Карловичу.
   - Разве грязь чище чистоты, а низкое выше высокого? - выкрикивал он. - Дано нам великое, а мы меняем его на малое; святое втаптываем в грязь! Множим плохое и губим хорошее; сорняки растим, а злаки выпалываем! Ищем там, где пусто, а в сокровенные кладовые не заглядываем!
   Слова бедного Ивана Карловича потонули в дружном хохоте: вид длинного худого человек, размахивающего шваброй и выкрикивающего поучения, был очень комичен.
   - К чему вам такие развлечения и подобные удовольствия? - надрывался Иван Карлович. - Вы молодые умные, славные люди; вы сможете найти правду, добро, справедливость, сотворить прекрасное и прикоснуться к вечному!..
   Тут ведущий, смеясь вместе со зрителями, оттеснил доктора от микрофона и сказал:
   - Давайте поблагодарим нашего Дон Кихота за его блестящее остроумное выступление! Мы поняли, что жизнь коротка, поэтому надо ловить миг удовольствия! Итак, войдите в заветные двери, - наше шоу начинается!!!
   Зал быстро опустел. Иван Карлович по-прежнему стоял на сцене, его била нервная дрожь. Эллис плакала у него на груди.
   - Глупенький, глупенький Иван Карлович! Зачем ты мучаешь себя и меня? Зачем и кому ты все это говорил? - вопрошала она сквозь рыдания.
   - Уедем, немедленно уедем! Уедем из этого клуба, уедем из этого города! - отвечал ей Иван Карлович, стуча зубами.
   - Вот, вот, пусть уезжает, - шепнул мне Аким. - Он нам всю обедню испортит.
   - Я, пожалуй, тоже поеду домой, - сказал я.
   Аким изумленно поглядел на меня, фыркнул и холодно отчеканил:
   - Ну, ну! Счастливо.
   Кивнув на прощание доктору и Эллис, он быстро прошел в соседний зал, где уже начиналось шоу.
   - Очень хорошо! Всё встало на свои места. "Justitia in suo cuique tribuendo cemitur", что означает "справедливость заключается в том, что каждому воздается по его заслугам", - сказал Иван Карлович, немного успокоившись. - Аким будет работать у Обдиралова, мы с Эллис уедем, а вы... Я отчего-то уверен, что и вы не задержитесь здесь надолго. У вас есть бумага и ручка, чтобы записать адрес? Отлично! Дайте мне, я вам запишу... Вот, держите! Доберетесь до этой деревни, там вам подскажут, где нас найти. Рад был нашему знакомству; надеюсь, что мы еще увидимся. До свидания!
   Доктор пожал мне сразу две руки.
   - До свидания, - повторила за ним Эллис и её ангельский взгляд согрел мне душу.

***

   В понедельник мне позвонил Аким и коротко сообщил, что доктор Штутгарт и Эллис уехали из города, не оставив адреса. По тону Акима я понял, что мой приятель обиделся на меня за неблагодарность, но я не стал объясняться. Меня охватила глубокая апатия; как безработному мне следовало бы сразу ухватиться за место в фирме господина Обдиралова, но мне совсем не хотелось трудиться там. Однако перебирая различные варианты своего будущего, я так и не смог остановится на чём-либо определенном: все реальные проекты меня не устраивали, фантастические - были неосуществимы.
   Ночами я бродил туда-сюда по квартире, утомленный постоянной бессонницей, пока однажды после сильной грозы не уснул прямо в кресле перед окном.
   Проснулся я вдруг, в одну секунду, от мысли, что опоздал на собеседование в фирму господина Обдиралова. Я лихорадочно стал искать тапочки под креслом. Не найдя их, я, как был, в старом домашнем халате и босиком, пошел на лестничную площадку к лифту. Там было темно, пусто и неестественно тихо. Нажав на кнопку вызова, я убедился, что лифт не работает и решил спуститься по лестнице. Несколько секунд я раздумывал: прилично ли мне будет выйти на улицу в таком виде? Решив, что времени для переодевания у меня все равно нет, я пошел вниз.
   Лестница оказалась очень длинной: я всё спускался и спускался по ней, - у меня возникло ощущение, что я нахожусь уже глубоко под землей. Наконец, я увидел люк в полу под моими ногами; в крышку было вделано массивное кольцо, за которое я немедленно схватился и зачем-то стал тянуть на себя.
   Крышка неожиданно легко поддалась и перевернулась; не удержав равновесие, я провалился в широкое отверстие, пролетел несколько метров и мягко упал на покатую крышу огромного здания, высотой этажей в сто. Задохнувшись в крике, я судорожно уцепился за скользкий шпиль и повис на нём. Переведя дух, я посмотрел вниз и ужаснулся: более мрачного городского пейзажа мне не доводилось видеть. Среди хаотичного скопления унылых домов высились громадные башни, светящиеся неестественно яркими огнями. Несмотря на расстояние, я в мельчайших подробностях видел все, что происходило в каждой комнате каждого дома. Оказалось, что город был заселен отвратительными уродцами: одни из них имели огромные животы и мощные челюсти, непрерывно пережевывающие куски сырого, сочащегося кровью мяса вместе с костями и требухой; другие обладали гигантскими половыми органами, причем одновременно женскими и мужскими, и совокуплялись сами с собой и с подобными себе; у третьих вместо рук были щупальца, которыми они хватали и душили тех, кто попадался им; четвертые, похожие на змей, злобно шипели и плевались ядом, - да кого там только не было!
   Отвернувшись, я постарался закрепиться на покатой крыше небоскреба, но это было бесполезно: мои руки, обхватившие шпиль, слабели, - я чувствовал, что еще немного, и я сорвусь вниз. Кроме страха перед падением, меня не покидало ощущение того, что за мной наблюдает кто-то невероятно страшный, всевидящий и могущественный - хозяин этого города, незримо присутствующий здесь. Он, затаившись, ждал, когда я упаду и окажусь в его власти.
   В конце концов, мои пальцы разжались и я поехал вниз по скользкому железу. Когда я съехал почти до самого края, до крохотного декоративного бортика, который, конечно, не мог спасти меня от падения, внезапно в крыше открылась маленькая дверца и чья-то незримая рука подхватила меня и втащила вовнутрь. В следующий миг я уже парил в серебристом тумане и он поднимал меня все выше и выше. Вначале мне было жутко, а после стало так свободно, легко и радостно, что я засмеялся - и проснулся в своем кресле.
   За окном под солнечными лучами блестели мокрые крыши домов и лужи на асфальте. Я вскочил и начал лихорадочно собираться. Запихнув необходимые вещи в чемодан, я отключил холодильник, вынес мусор, а после задумался, - не забыл ли я что-нибудь?.. Перечитав бумажку с адресом Ивана Карловича, я положил её в карман и пошел к двери. Скорее на вокзал, на поезд, - и на север, на север! Прощайте, господин Обдиралов и вся ваша компания!
  

Часть 2. Царские сокровища

  
   Мы жили в маленьком поселке, окруженном лесами и болотами. От ближайшей деревни нас отделяло полтора десятка километров непролазной чащи и болот. Над нами не летали самолеты и вертолеты: в этом глухом районе авиасообщения попросту не было.
   Деревенские жители, чьи предки веками терпели разорение и унижение от власти, не ждали ничего хорошего от нее и теперь. Они относились к официальным лицам с глубоким недоверием и готовы были при малейшем нажиме с их стороны пожечь свои дома и присоединиться к нам, отшельникам, - так что можно было не опасаться за сохранение тайны нашего поселения. Впрочем, представители власти в последний раз появлялись в этом медвежьем углу еще в советское время. Потом здесь перестала работать почта, одновременно отключили электричество, а единственная дорога, ведущая в райцентр, была заброшена, заросла травой и кустами, так что пройти по ней можно было только пешком и это занимало не меньше трех дней.
   Наш поселок был построен на месте бывшего раскольничьего скита знаменитым врачом Карлом Фридриховичем Штутгартом. В тяжелые годы гонений на генетику Карл Фридрихович бог весть каким образом оборудовал тут медицинский центр и достиг поразительных результатов в лечении многих наследственных заболеваний. Сын Карла Фридриховича - Иван Карлович продолжил дело отца и после определенных жизненных потрясений переехал сюда на постоянное жительство вместе со своей молодой женой Эллис. Случилось так, что я помог Ивану Карловичу в некоторых сложных обстоятельствах, и он пригласил меня погостить в этом удивительном поселке, а если я захочу, то остаться тут навсегда.
   Я воспользовался приглашением доктора и вот уже два года жил здесь. Надо сказать, что Карл Фридрихович великолепно обустроил хозяйство своего центра: здесь были скотная ферма и птицеферма, парник, а также обширный сад, в котором плодоносили необычные для Севера фруктовые деревья. Маленькая электростанция, работающая на торфе, подавала ток, котельная обеспечивала поселок теплом; население этой своеобразной общины состояло из врачей, обслуживающего персонала и пациентов, находящихся в клинике на излечении. Плата с больных не бралась и вознаграждение работникам центра не выплачивалось, - они получали все необходимое для жизни в хозяйственной службе клиники, а питались в столовой или брали продукты на дом.
   Всё бы ничего, но перед клиникой вечно стояла денежная проблема: надо было закупать медикаменты, аппаратуру для научных исследований, промышленные товары, запасные части для механизмов и многое другое. Некоторая часть расходов возмещалась за счет пожертвований врачей на "большой земле", которые были связаны с лесной больницей Штутгартов. Однако таких докторов, пользующихся безусловным доверием Ивана Карловича, было мало, и их взносы не могли облегчить финансового положения центра.
   Ивану Карловичу постоянно приходилось ломать голову над тем, где бы изыскать средства. Я заметил, что в последнее время он стал особенно рассеянным и задумчивым. Как-то прекрасным летним вечером, когда мы пили чай на веранде его крохотного домика, доктор пролил чашку себе на брюки.
   - Ох, Иван Карлович, Иван Карлович! - с укоризной говорила Эллис, вытирая полотенцем его штаны. - Какой ты неаккуратный! Пойди, переоденься, а эти брюки я потом застираю и высушу.
   - Знаешь, он весь извелся, - шепнула она мне на правах старого друга, как только доктор ушел в свою комнату. - Даже ночью во сне что-то бормочет, - не дает ему покоя мысль, где бы деньги достать. Мне его очень жалко, а помочь ничем не могу.
   - Да, положение нелегкое, - согласился я. - Я ведь тоже ничем помочь не могу. Всё что у меня было я давно отдал в общую кассу.
   - Нет, в данном случае вы заблуждаетесь! Вот вы-то как раз и можете нам помочь! - раздался из комнаты голос Ивана Карловича. - Извините меня, я невольно подслушал ваш разговор, но я сам собирался побеседовать с вами о том же.
   - Как я могу помочь? Это вы о чем? - спросил я.
   Доктор, застегивая новые штаны, вышел на веранду и уселся напротив меня.
   - Я вам объясню. Вы, кажется, состоите в дружеских отношениях с нашим отшельником?
   - С Сергеем Степановичем?
   - Других отшельников у нас нет.
   - Если не считать нас самих... Да, я навещаю его. Но он сильно сдал за последнее время. Помирать готовится старик.
   - Меня он не пускает к себе, но мои коллеги говорят, что ему действительно осталось недолго. Поэтому я к вам и обращаюсь.
   Я вопросительно посмотрел на Ивана Карловича.
   - Дело в том, что Сергей Степанович до того, как стать отшельником, был очень богатым человеком, - пояснил доктор. - Поселившись по соседству с нами, он внес значительную сумму денег на содержание нашего центра, а позже в разговоре со мной определенно сказал, что намерен ещё кое-что передать клинике. К сожалению, через некоторое время мы с ним крупно повздорили и с тех пор не общаемся. Характер у старика тяжелый, сами знаете, поэтому я боюсь, что он ничего не оставит теперь клинике, - тем более, что спорили мы с Сергеем Степановичем именно по поводу её дальнейшей деятельности. Одна надежда - на вас. Вы, похоже, нашли с ним общий язык, поэтому я вас прошу, - поговорите с Сергеем Степановичем, скажите ему, что мы не сможем лечить людей, если не получим деньги. Мы-то проживем как-нибудь, а больные? Что с ними будет? Объясните ему наше тяжелое положение; я уверен, он прислушается к вашим словам.
   Я покачал головой:
   - Боюсь, вы преувеличиваете мое влияние на Сергея Степановича. Да, я часто хожу к нему, мы разговариваем с ним о том, о сём, но я не сказал бы, что у нас дружеские отношения. Слишком большая разница в возрасте, чтобы мы были друзьями. А убедить его в чем-либо крайне сложно! У него свои твердые представления о том, что такое хорошо и что такое плохо.
   Иван Карлович схватил меня за пуговицу и горячо сказал:
   - Прошу, умоляю вас, - побеседуйте с ним! Может быть, всё-таки получится! Я не вижу сейчас других источников финансирования нашего центра. "Spes est ultumum adversarum rerum solatium", что означает "надежда - последнее утешение в несчастье".
   - Постарайся, пожалуйста, - прибавила Эллис, глядя на меня своими обворожительными голубыми глазами.
   - Хорошо, я попробую, - вздохнул я, сдаваясь на милость этого святого семейства, но вовсе не уверенный в успехе моего предприятия.

***

   На следующий день, как только солнце стало клониться к закату, я пошел к Сергею Степановичу. Отшельник придерживался строгого режима, им самим для себя установленного, и никогда не отступал от него. С утра до вечера Сергей Степанович, невзирая на состояние своего здоровья, занимался поминутно расписанными работами по дому, огороду или по прилегающей лесной территории. Лишь после ужина старик позволял себе два-три часа праздности, которые он проводил в чтении книг, раздумьях или в беседах с людьми, пришедшими навестить его. Последних было немного: раз в неделю Сергею Степановичу приносили запас еды из клиники Штутгарта, врачи осматривали его, когда он позволял им это сделать, да изредка приходили женщины из соседних деревень, считавшие его чуть ли не новым святым. Что касается меня, то я, пожалуй, был единственный, кто постоянно навещал старика и с кем он подолгу разговаривал.
   Его жилище находилось на пригорке среди могучих елей примерно в километре от нашей больницы, у родника, бьющего из-под земли. Неизвестно кем и когда была построена тут крепкая изба на фундаменте из гранитных валунов, в которой и поселился Сергей Степанович, приехавший сюда доживать жизнь в краю своих пращуров. Почему он решил стать отшельником, - никто не знал, даже мне старик ничего не рассказывал о своей жизни. До разговора со Штутгартом я и не подозревал, что Сергей Степанович был раньше богачом. "Как же мне вызвать его на откровенность и попросить о помощи, если старик не желает вспоминать свое прошлое? - думал я, направляясь к его избе. - Да и хорошо ли докучать ему просьбами, когда он слаб и болен?".
   Мучимый сомнениями, я не заметил, как дошел до дома Сергея Степановича. Напившись воды из родника, я поднялся на высокое крыльцо и постучал в дверь.
   - Войдите, - раздался голос старика и я взошел в избу. Сергей Степанович лежал на широком топчане и смотрел на меня.
   - Здравствуйте! Как ваше самочувствие? - спросил я.
   - Не только, что дни, но и часы мои сочтены, - строго ответил он и я стушевался от неуместности своего вопроса.
   - Ты знаешь, что я раньше был богат? - тяжело дыша, сказал Сергей Степанович. - Так вот, - то, что у меня было, то что известно всем, только ничтожная часть моего состояния. Ты видишь перед собой самого богатого человека на земле, любой миллиардер - просто нищий по сравнению со мной. Не веришь? Думаешь, что это - бред умирающего?
   Я пожал плечами:
   - Если вы расскажете подробнее, мне будет легче поверить в ваши слова.
   - Слушай. Я - последний хранитель древней сокровищницы русских царей. Да, не удивляйся, такая сокровищница существует. Первый вклад внес в неё Святой Благоверный князь Александр Невский. После разгрома рыцарей на Чудском озере он захватил казну магистра Тевтонского Ордена, а в ней был бесценный изумруд размером с кулак. Этот изумруд вывезли за сто с лишним лет до того из Иерусалима после Первого крестового похода. По преданью камень обладал магической силой и приносил удачу в бою, поэтому тевтоны взяли его с собой, когда начали поход против русских. Александр повелел соорудить для хранения изумруда особый тайник в подвале княжеского терема в Переяславле, - так было положено начало сокровищнице. Перед своей последней поездкой в Орду, Александр, предчувствуя недоброе, передал сокровища своему младшему сыну Даниилу Московскому, ибо предвидел, что Москва станет в будущем столицей русского государства.
   В дальнейшем все московские князья, а затем и первые русские цари вкладывали в сокровищницу самые дорогие самоцветы, обретенные ими по удачному стечению обстоятельств. Упомяну еще о двух драгоценных камнях, хранящихся там. Первый - бриллиант чистейшей воды, такой огромный, что он не умещается на ладони взрослого человека. Когда-то он был собственностью царя Чандрагупты, а потом его передали в дар богам. Афанасий Никитин во время своего путешествия по Индии обнаружил его в заброшенном древнем храме и сумел перевезти в Россию. После смерти Афанасия друзья путешественника вместе с рукописью его "Хожения за три моря" переправили в Москву и завернутый в тряпицу индийский бриллиант, ставший украшением великокняжеской сокровищницы.
   Второй камень - сапфир пирамидальной формы, высотою в пять с половиной сантиметров. По преданию он принадлежал фараону Хеопсу и был его талисманом. Передаваясь из поколения в поколение, сапфир, в конце концов, попал в руки царицы Клеопатры, а от нее - к римлянам, покорившим Египет. От них этот камень достался германцам, завоевавшим Рим, а позже Фридрих Барбаросса проиграл сапфир в кости польскому королю Болеславу и затем камень долго хранился в Кракове. В период Смутного времени поляки решили просить Михаила Романова, только что избранного русскими на царствование, отречься от престола в пользу короля Сигизмунда и в качестве отступного хотели предложить этот бесценный сапфир. Однако Иван Сусанин, в доме которого остановились поляки, проведал об их планах и, не желая подвергать искушению молодого царя Михаила, ночью незаметно изъял сапфир у польских послов и передал его своему зятю, а наутро завел поляков в непроходимое болото, откуда им уже не суждено было выбраться. Таким образом, древний талисман считался утерянным и лишь три человека знали о том, что он помещен в русскую сокровищницу - зять Сусанина, привезший сапфир царю, сам царь Михаил Романов и хранитель сокровищницы.
   Помимо этих трех уникальных самоцветов, коим нет равных в мире, в ней хранится около сотни драгоценных камней несколько меньшого размера, но тоже чемпионов в своем роде, а также более трех тысяч средних и мелких бриллиантов, изумрудов, сапфиров и рубинов.
   - И никто из царей ничего не забирал из сокровищницы? - спросил я.
   - В наше время трудно поверить в такое, но никто ничего не забирал. Тогда у государственной власти были другие понятия о своих задачах.
   - Каким же образом сокровища достались вам? - недоверчиво продолжал я вопрошать старика.
   - Объясню. Иван Грозный, постоянно опасающийся заговоров в Москве, перевез всю казну российского государства в Вологду; в том числе он вывез и тайную сокровищницу. Впоследствии она была переправлена в Соловецкий монастырь и хранилась там до той поры, когда царь Алексей Михайлович и патриарх Никон провели церковную реформу. Монахи Соловецкой обители эту реформу не приняли и выступили против новых обрядов, в результате чего монастырь был осажден царскими войсками. После многолетнего сопротивления, монахи, понимая, что их силы на исходе и монастырь скоро падет, вынесли сундуки с сокровищами через подземный ход и поручили избранным своим собратьям хранить до тех пор, пока на русском престоле не утвердится праведный государь. Попрощавшись с братией, хранители сокровищницы отправились восвояси, унося сундуки, пока не нашли безопасное убежище в том месте, где мы сейчас находимся. Здесь они поселились, а вскоре сюда пришли спасаться от Антихриста и другие ревнители старой веры, и тут возник скит. В этом ските сокровищница хранилась два века; первые ее хранители, состарившись, рассказали о великой тайне главе старообрядческой общины, он перед смертью поведал секрет своему преемнику, тот - своему, и так продолжалось более двухсот лет.
   Между тем, число приверженцев старой веры, готовых скрываться от мирских соблазнов, всё уменьшалось, и, в конце концов, скит запустел. Мой прадед был последним главой этой общины; его сын и внук, соответственно мой дед и отец, были уже городскими жителями. Они смогли успешно приспособиться к городскому существованию и политическим переменам, происходящим в стране, - оба благополучно прожили свою жизнь. Мне, впрочем, тоже не за что хулить государство: выросший уже при советской власти я бесплатно получил два высших образования, квартиру и прочие материальные блага, имел тогда престижную работу и уважение в обществе, - а при новом политическом строе я открыл своё дело и разбогател...
   Сергей Степанович, устав от длинного монолога, закрыл глаза и выдержал длительную паузу.
   - Дай мне стакан воды, - попросил он, придя в себя. - Знаешь, как умирает старик? Медленно и не страшно. Жизненные силы постепенно оставляют тело, сердце бьется всё реже и реже... Руки уже плохо слушаются меня и язык начинает неметь, - надо торопиться... Слушай, слушай! Наказанием моим, стыдом и горем моей жизни был мой младший брат. У меня нет своих детей, поэтому Хуздазат заменил мне сына. Он младше меня на шестнадцать лет, родился после войны, а назван так в честь фронтового друга моего отца. С детства он стал проклятьем нашей семьи, а отца просто ненавидел за то, что тот дал ему такое имя, которое ребята с нашего двора переделали на неприличный лад.
   Неистощимый на гнусные затеи Хуздазат осуществлял их, однако, так, что когда наступала расплата, он всегда оставался в стороне, а попадались другие. Он не отличался ни силой, ни здоровьем, но исходила от него какая-то сатанинская энергия, привлекающая к нему слабые души. Исправленью брат не поддавался; вначале мой отец, а потом я пытались всеми способами воздействовать на Хуздазата, - ничто не помогало. Кое-как окончив школу, он уехал из нашего города, где его ненавидели все порядочные люди, - и на протяжении последующих двадцати лет был замешан во множестве темных делишек, но ни разу не предстал перед судом. Накопив приличный капитал, Хуздазат узаконил свой бизнес, обзавелся знакомствами в высших политических кругах, - и стал нашим губернатором, как это ни удивительно.
   Тогда, торжествующий и самодовольный, увенчанный лаврами победителя он явился ко мне и горделиво сказал:
   - Видишь, я добился всего, чего хотел. Ну, кто был прав?..
   - Ты добился всего, чего следует избегать, - ответил я.
   - А, тебя не переспорить! - махнул рукой Хуздазат. - Можно подумать, что наш отец, дед, да и ты тоже, - всю жизнь прожили в праведности.
   - Нет. Мы жили в миру, среди греха, и поэтому не могли быть безгрешными, - сказал я. - Но мы ни разу не нарушили священных заповедей.
   - Оттого вы и не поднялись высоко в обществе, - ухмыльнулся Хуздазат. - Но я приехал не за тем, чтобы вести с тобой дискуссии. У меня сейчас есть возможность взять под свой контроль огромную компанию. Если мне это удастся, я войду в число самых уважаемых людей в стране.
   - Уважаемых? - иронически заметил я.
   Хуздазат сделал вид, что не услышал моей реплики.
   - Короче, мне нужны деньги, большие деньги, - жестко произнес он.
   Я развел руками:
   - У меня таких денег нет, ты же знаешь! Меня считают богатым, но на самом деле мой бизнес из разряда средних.
   - А сокровищница? - спросил Хуздазат, глядя мне прямо в глаза.
   Я опешил. Ни мой отец, ни я никогда не рассказывали брату о нашей тайне, - было бы безумием доверить её Хуздазату. Откуда же он узнал о сокровищнице?
   Хуздазат, видя мое смущение, презрительно засмеялся:
   - Ты хотел скрыть от меня семейный секрет? Напрасно. От меня невозможно утаить что-либо. Предлагаю поделить сокровища поровну и создать совместную семейную фирму. Через короткое время мы будет контролировать всю Россию.
   - Ну и размах у тебя! Но не смей даже помышлять о сокровищнице, - возразил я. - Она нам не принадлежит; по завету мы должны передать её будущему благочестивому правителю, который возродит в России утраченные святость и духовность.
   Хуздазат снова ядовито рассмеялся:
   - Ты веришь, что такой правитель придет когда-нибудь к власти? Хочешь, я объясню тебе, что такое власть и кем надо быть, чтобы добиться её? Она - продажная жадная девка, любящая негодяев с садистскими наклонностями. Какое может быть здесь благочестие, какая духовность, - о чем ты? О, блаженный брат мой, не дождешься ты праведного государя!
   - Не я, так потомки наши дождутся, - снова возразил я ему.
   - Какие потомки? У тебя нет детей. Кому ты собираешься передать тайну сокровищницы?
   - Там видно будет...
   - Ты наивен, как ребенок, а ещё пожилой человек! - укоризненно проговорил Хуздазат. - Ладно, мы потом продолжим этот разговор; уверен, что ты согласишься на мое предложение...
   Разволновавшись от своего рассказа, Сергей Степанович попросил еще воды. Отпив несколько глотков, старик трясущейся рукой передал мне стакан и прошептал:
   - Только бы успеть. Не будем прерываться. Слушай... Откуда Хуздазат узнал о сокровищнице, до сих пор не понимаю, но он точно знал, что она существует и спрятана где-то в наших северных горах. Он не ошибся: после распада старообрядческой общины мой прадед перевез сокровищницу в горы и спрятал ее в заброшенной шахте. Мы с отцом перепрятали клад в более надежное место: в пещеру со множеством коридоров, которым нет конца и края. Схема пещеры хранилась у меня дома, в сейфе; и вот, вскоре после моего разговора с братом дом был ограблен, сейф взломан и схема пропала. Удивительно то, что о ней было известно только моему управляющему Авениру и нашей старенькой домработнице, но я им полностью доверяю.
   Ясно, что ограбление моего дома организовал Хуздазат, но велико же было, наверное, его разочарование, когда он увидел, что даже получив схему, он не может определить, где хранятся сокровища. Прежде, чем найти клад в пещере, надо было отыскать саму эту пещеру, но после кончины отца о ее местоположении знал только я. Взбешенный Хуздазат явился ко мне с угрозами; я не пожелал с ним говорить, он в ярости удалился. Но я понимал, что он не успокоится, пока любыми способами не заставит меня признаться, где спрятан клад. Получалось, что я должен был выступить либо в роли Авеля, либо в роли Каина, - но я не хотел принять смерть от руки брата или стать братоубийцей.
   Поразмыслив, я решил бежать из города. Свое имущество я доверил преданному мне Авениру, взяв с собой лишь денежную наличность, имевшуюся в доме, - кстати, не тронутую грабителями. Эти деньги я позже передал клинике Штутгарта.
   Вот так я очутился здесь, в краю, в котором мои предки жили больше двухсот лет. Общаться с вашим взбалмошным Иваном Карловичем мне было не очень-то приятно, я искал покоя и одиночества, поэтому поселился отшельником в этом доме, - думал, что на время, но оказалось, что до самой смерти. Но я счастлив, что провел тут свои последние дни...
   Губы Сергея Степановича задрожали, слезы показались на его глазах.
   - Со спокойной душой отошёл бы я в мир иной, если бы не сокровищница... Тебе доверяю её, на тебя возлагаю сей крест Сохрани сокровища по завету, до благочестивого государя, - прерывистым голосом сказал он и попытался поклониться мне, но я его удержал. - Пещеру, в которой спрятан клад, ты найдешь в горах в трехстах километрах к северо-востоку отсюда, у истока реки Оленьей. В пещеру ведёт узкая расщелина, начинающаяся под висячей скалой с северной стороны высокой горы с раздвоенной вершиной. Эта гора видна издалека, ты не ошибёшься. Сокровищница находится в боковом коридоре, заваленном камнями, примерно в пятистах метрах от входа в пещеру, с правой стороны. В одном из сундуков ты увидишь кожаный мешок с золотыми монетами, это сбережения моего деда и отца. Отдай эти деньги Штутгарту, пусть лечит людей, бог с ним! На схеме пещеры клад помечен крестом. Да, схема... Её украл Хуздазат... Мой брат... Хуздазат...
   Я заметил, что Сергей Степанович стал заговариваться; взгляд его был устремлен куда-то мимо меня.
   - Ничего, я помню схему, - сказал Сергей Степанович, усилием воли вернувшись к жизни. - Дай мне лист бумаги и карандаш. Там, на столе... Я приготовил заранее. Смотри...
   Он начал рисовать, но рука не слушалась его, получилась кривая волнистая линия.
   - Ослабел. Сейчас отдохну и нарисую, - виновато произнес Сергей Степанович, опустившись на подушку, однако ему становилось всё хуже и хуже, длинный рассказ отнял его последние силы. Вдруг старик приподнялся, дико посмотрел на дверь и закричал:
   - Хуздазат! Это Хуздазат! Не пускай его, ради бога, не пускай!
   Я оглянулся. Дверь была закрыта, в доме никого не было. Сергей Степанович упал на постель и умер. Некоторое время я сидел неподвижно и смотрел на старика, потом расправил его спутавшиеся волосы, сложил ему руки на груди, закрыл его одеялом и вышел из дома.

***

   Возвратившись в медицинский центр, я поднял с постели уже спавшего Ивана Карловича и вкратце пересказал ему всё, о чём мне поведал Сергей Степанович. Бедный доктор так удивился, что несколько минут бормотал что-то невразумительное, отчаянно дергая свою клинообразную бородку. Эллис пришлось дать ему успокоительного. Придя в себя, Иван Карлович задал мне нелепый вопрос:
   - Как же теперь быть?
   - Найти сокровищницу и взять из неё то, что завещал нам Сергей Степанович, - ответила за меня Эллис.
   - Но как её найти? Судя по словам старика, пещера, где хранятся сокровища, представляет собою запутанный огромный лабиринт, в котором черт ногу сломит! Мы можем всю жизнь искать этот боковой коридор, заваленный камнями, и так и не найти его!
   - Вы забываете, что есть схема пещеры, где помечено место клада, - сказал я.
   - Но эта схема находится в руках Хуздазата. Вряд ли он захочет отдать её нам.... А если вдруг и захочет, то только в обмен на часть сокровищ, но мы не имеем права пойти на это! Мы должны исполнить последнюю волю старика.
   Я пожал плечами:
   - Может быть, поговорить с Авениром - управляющим Сергея Степановича? Старик ему доверял. Возможно, Авенир что-нибудь подскажет нам?
   - Да, да, да, конечно! Во всяком случае, это хоть какой-то шанс! - воскликнул доктор. - Давайте сразу после похорон поедем в город и поговорим с Авениром.
   - Нет, никуда ты не поедешь! - решительно сказала Эллис. - Во-первых, ты нужен здесь, в клинике; во-вторых, ты с твоим характером наломаешь дров и погубишь всё дело. Придётся ехать тебе, - Эллис взглянула на меня и очаровательно улыбнулась. - В очередной раз вся надежда только на тебя.
   - Я уже это понял, - вздохнув, ответил я, а доктор недовольно проворчал:
   - Ничего не дают делать. Обращаются со мной, как с неразумным ребенком.
   ...Сергея Степановича похоронили на пригорке около его дома. Похороны собрали неожиданно много народа. Кроме работников медицинского центра пришли десятки крестьян из соседних деревень. Еще при жизни старика кое-кто считал его святым и приходил к нему за благословением, а когда он умер, в народе ожидали чудес и знамений, которые произойдут при его погребении. Доктора Штутгарта эта наивная вера смешила и раздражала одновременно.
   - Вы посмотрите, как они молятся, как ждут они чуда! - говорил он нам с Эллис, указывая на пришедших на похороны крестьян. - Меня, знаете, всегда изумляла эта поразительная способность наших людей легко поддаваться суевериям. У нас ведь очень мало настоящих верующих, то есть таких, которые понимают смысл и значение того, во что они верят. Если проанализировать сущность нашего религиозного сознания, то окажется, что у подавляющего большинства людей оно представляет собой дикую смесь из обрывочных догматов веры и различных предрассудков и суеверий, противоречащих официальной религии. И это при том, что и религия наша далеко не во всем совпадает с учением её основателя. Подумайте, разве Бог не всеведущий и не всемогущий, разве не слышит он даже самый слабый голос, раздающийся от самого ничтожного из его творений? Да и голос ему не нужен, - все помыслы людей для него понятны, все их тайны для него открыты. Если мы взаправду верим в Бога, зачем нам вся эта мишура, скрывающая простой и суровый облик его? К чему нам церковь, к чему горение свечей и лампад, зачем мы молимся на доски и на гипс? Спрашивается, во что же мы верим, - в Бога или в идолов?
   - Ах, оставь, Иван Карлович! Любишь ты всё анализировать, а люди сердцем верят, а не умом, - и пусть себе верят, если им так легче жить, - сказала Эллис, с досадой хлопнув доктора по руке.
   - Для чего же нам дан разум, если им не пользоваться? - возразил Иван Карлович и, саркастически скривив губы, шепнул мне: - Ну, ждите паломничества на могилу старика! Теперь пойдет сюда народ за чудесами! Впору наш центр куда-нибудь подальше переводить...
   Через десять дней после похорон я отправился в районный центр, чтобы побеседовать с Авениром. Меня вызвался проводить местный житель, которому тоже нужно было в туда. Наш трехдневный поход был весел и приятен. Не прекращавшиеся с начала лета дожди закончились и солнечное тепло рассеяло лесные туманы. Жизнь леса сразу же закипела и забурлила: птицы запели на все голоса, звери тут и там прокладывали себе дорогу через подлесок, муравьи, стремясь наверстать упущенное за время дождей время, суетливо бегали по земле, собирая всякую всячину. Во влажной лесной чаще все запахи усилились, перемешались и составили один сильный приятный аромат, бодрящий, освежающий и придающий силы.
   На ночлег мы останавливались на открытых полянах, прогретых солнцем за долгий летний день; готовили на костре нехитрую еду, которая казалась мне вкуснее изысканных лакомств, и мирно спали до утра в старой брезентовой палатке, предварительно выгнав из неё комаров, жаждущих нашей крови.
   ...В городе я расстался со своим проводником и пошел разыскивать дом Сергея Степановича. Районный центр произвел на меня тягостное впечатление. Единственным его украшением был вычурный, нелепый торговый центр современной постройки. Главная улица, на которой стоял этот уродливый храм Меркурия, являлась деловой частью города. Здесь размещались фирмы с непонятными вывесками, вроде "Сигма-Валдис-Лтд-Трейд", кафе с яркими названиями "Тамерлан" и "Мария-Антуаннета", а также магазины со стандартным обозначением "Продукты" и с изобилием винно-водочных изделий. Центральная улица упиралась в широкую площадь, окруженную зданиями мэрии, налоговой инспекции, прокуратуры и ГИБДД, расположенными друг возле друга. Все эти строения радовали глаз свежими фасадами после недавно произведенного ремонта.
   По мере удаления от центральной части города его вид становился всё более удручающим. Разбитый асфальт был покрыт не просыхающей грязью; всюду валялся мусор, гниющие пищевые отходы и прочая тлетворная прелесть. Жилые малоэтажные дома представляли собой страшное зрелище разрушения, - их облупленные стены искрошились, рамы перекосились, а из подвалов пахло канализацией. К счастью, вскоре убожество окраинных улиц сменилось патриархальной простотой городского предместья, состоявшего из частных домиков, построенных в большинстве своем ещё до эпохи научно-технической революции. Ни водопровода, ни канализации здесь не было.
   Далее шли огороды, а за ними в живописной роще на холме стояли особняки городской элиты. Мне сказали, что там находится дом Сергея Степановича, где жил теперь Авенир. Я без труда нашел этот дом: он выделялся среди прочих коттеджей своей старинной красивой архитектурой.
   Мне повезло: Авенир оказался дома. Услышав, что я знал Сергея Степановича, он пригласил меня пройти на большую светлую веранду, где мы уселись за массивным дубовым столом.
   - Где вы видели Сергея Степановича? - спросил Авенир.
   - Там, где он жил в последнее время, в лесном доме, в пятидесяти километрах от города.
   - А, это на берегу реки, рядом с пасекой? - Авенир лукаво посмотрел на меня.
   - Нет там никакой реки и пасеки. Его дом находился рядом с бывшим раскольничьим скитом.
   - Простите меня за эту маленькую проверку, - сказал Авенир, - но с тех пор, как уехал Сергей Степанович, ко мне приходили с расспросами из полиции, ещё из каких-то официальных структур, но особенно запомнился визит людей Хуздазата, его брата. Мне удалось убедить их всех, что я не знаю, куда уехал старик, и меня тогда перестали расспрашивать, но продолжают навещать время от времени. Я подумал, что ваше посещение - это их новый способ выведать, где он живет. Что он просил мне передать?
   - Он умер.
   - Как умер? Отчего? - Авенир был явно потрясен моими словами.
   - Своей смертью.
   - Когда?
   - Две недели назад. Мы похоронили его рядом с домом, в котором он жил.
   Авенир крепко сцепил пальцы рук и молча сидел несколько минут.
   - Давайте помянем его, - проговорил он. - Хороший был человек.
   Он достал из шкафчика бутылку водки, две рюмки и налил мне и себе. Мы выпили.
   - Я к вам вот по какому делу, - сказал я, выдержав паузу. - Перед смертью Сергей Степанович поручил мне позаботиться о сохранении известной вам сокровищницы. Кроме того, я должен забрать оттуда золотые монеты, принадлежавшие его деду и отцу, и передать эти монеты на нужды больницы.
   - Почему он доверился именно вам?
   - Я не знаю. Думаю, что больше было некому, а ко мне он чувствовал расположение.
   - Узнаю Сергея Степановича. Он всегда полагался на свою интуицию в оценке людей... Однако, приехав в город, вы подвергаете себя смертельной опасности, - за кладом, как я уже сказал, охотится Хуздазат. Это - страшный человек. Когда наша домработница Глафира рассказала ему о сокровищах, он просто голову потерял.
   - Как, разве домработница рассказала Хуздазату о кладе? А Сергей Степанович ей верил, - изумился я.
   - Он не учел следующего: Глафира нянчилась с Хуздазатом, когда тот был ребенком, любила и баловала его. Она прощала ему все его гнусности, да и позже оправдывала всё, что он делал. Она сообщила Хуздазату о сокровищах и о схеме, спрятанной в сейфе.
   - Вы не ошибаетесь?
   - Глафира сама покаялась перед смертью. Старушка скончалась полгода назад на моих руках. Кстати, Хуздазат даже не приехал на её похороны, - покачал головой Авенир.
   - А зачем Сергей Степанович вам открыл тайну сокровищ? - поинтересовался я.
   - Не могу знать. Возможно, он хотел мне поручить их хранение в будущем, но после истории с Хуздазатом и поспешного отъезда Сергея Степановича всё переменилось... Но вы не ответили, зачем вы пришли в город?
   - Дело в том, что Сергей Степанович, сказав, где находится пещера, в которой спрятан клад, не успел нарисовать ее схему. За этой схемой я и приехал.
   - Да ведь она украдена Хуздазатом! - воскликнул Авенир.
   - Знаю, но я надеялся, что вы её видели и запомнили.
   - Да, Сергей Степанович показывал мне схему как-то раз, но, к сожалению, я не запомнил её, она очень сложная, - Авенир виновато развел руками.
   Я вздохнул:
   - И что же нам делать?
   Авенир задумался.
   - Я помогу вам, - сказал он. - Я многим обязан Сергею Степановичу и постараюсь выполнить его последнюю волю.
   - Да, но каким образом?
   - Давайте подумаем. Кто ещё, кроме Хуздазата, видел схему?
   - Ну, как кто? Сергей Степанович, конечно, но он умер. Ещё его отец, но тот давно умер. Остаётесь вы, однако вы ничего не помните. Может, вы предлагаете загипнотизировать вас; возможно, вы под гипнозом воспроизведете схему, забытую вами?
   - А что, это мысль! Жаль, что она не пришла мне в голову, - рассмеялся Авенир. - Но я говорил о другом. Вы забываете ещё об одном человеке, который видел схему...
   - Что это за человек?
   - Тот, кто похитил её; вы же понимаете, что сам Хуздазат в дом не лазил и сейф не вскрывал. Так вот, непосредственный участник кражи обязательно должен был рассмотреть схему, когда он вытащил её из сейфа. Во-первых, вор должен был убедиться, что он не ошибся и взял именно то, за чем пришел; во-вторых, он понимал, что если ограбление организовано лишь для того, чтобы заполучить эту схему, она очень важна. Я абсолютно уверен, что вор самым внимательнейшим образом изучил ее и запомнил.
   - Да, пожалуй, вы правы, - я с уважением взглянул на Авенира. - Но как мы найдем вора и заставим его говорить?
   - Поиски предоставьте мне. Чем хорош маленький город? Тем, что в нём трудно скрыть что-либо. Поспрашиваю людей; наверняка, кто-то что-то слышал, кто-то что-то знает... Правда, времени прошло немало, но и ограбления такого рода в нашем городке случаются нечасто, поэтому о них вспоминают потом годами. Если вор живет у нас, я найду его, - а там посмотрим, как нам убедить его рассказать о схеме.

***

   Дом Сергея Степановича находился в полном распоряжении Авенира и я поселился пока здесь. Авенир содержал дом и участок в образцовом порядке; особенно мне понравился участок, - на нём росли правильно подстриженные хвойные кустарники, а на лужайках стояли невысокие японские деревья причудливой формы. Повсюду живописно громоздились груды мшистых валунов, по которым струилась вода, стекающая в пруды, заросшие экзотическими водяными растениями.
   Среди всего этого великолепия я был абсолютно один, - сторожей в доме Авенир не держал, считая, что достаточно охраны на въезде в поселок, а из обслуживающего персонала были только две женщины, приходившие убирать комнаты. Участком Авенир занимался сам; я взялся ему помогать и незаметно втянулся в садовые работы. Теперь, когда моего нового приятеля не было дома, я как заправский садовник что-то подрезал, разрыхлял, пропалывал, поливал - и получал от этого большее удовольствие. Такое безмятежное пасторальное существование настолько увлекло меня, что я почти забыл о кладе, но в один прекрасный августовский день Авенир сообщил мне, что нашел нужного нам человека.
   - Удивительно, но стоило мне намекнуть ему о цели моего визита, и он тут же согласился нам помочь, - сказал Авенир, не скрывая своего удовольствия. - Судя по всему, хороший человек, хоть и вор. Сегодня ночью он будет у нас, мы с ним поговорим. Если он помнит схему пещеры, то нам лишь остаётся найти сокровища и перепрятать их, чтобы Хуздазат никогда не нашел клада.
   Я пожал плечами и подумал про себя, что уж очень просто всё у него получается... на словах.
   ...Вечером мы пили на веранде чай с горячими бубликами, купленными Авениром в городской пекарне, и со свежим яблочным вареньем, банку которого подарила нам одна из женщин, поддерживающих чистоту в доме. Старинные напольные часы солидно и размеренно отсчитывали время, а за окнами веранды под порывами ветра шумели деревья и слышались дальние громовые раскаты.
   Я рассказывал Авениру о садовых работах, которые успел сделать за последнюю неделю, но он невнимательно слушал меня, поглядывая на часы. Наконец, раздался звонок у ворот, и Авенир, облегченно вздохнув, пошел открывать калитку. Между тем, гроза приближалась, вспышки молний полыхали всё чаще, а гром ударял так, что дрожали стекла в окнах. И вот уже капли дождя застучали по крыше, - вдруг ветер затих, дождь прекратился, молнии перестали блистать. Странное гулкое затишье установилось в саду, но через мгновенье ослепительная вспышка сверкнула где-то рядом и страшный, ужасающий грохот потряс дом. Сразу налетел ураганный ветер, который стал яростно трепать и ломать деревья; тут же полил такой сильный дождь, что через несколько секунд бурные потоки воды скрыли дорожки сада.
   Дверь открылась и на веранду вбежал насквозь промокший Авенир, а за ним - некий невысокий человек в ветровке, с накинутым на голову капюшоном. Человек этот расстегнул свою куртку, встряхнул её, откинул капюшон, - и тут я вскрикнул от изумления:
   - Аким?! Не может быть!
   - И ты здесь? Странные повороты совершает жизнь, - сказал Аким, невесело усмехнувшись.
   - Вы знакомы? - Авенир недоуменно смотрел на нас.
   - Да, пару лет назад были знакомы, но это не относится к делу, - коротко ответил Аким. - Позвольте присесть? Спасибо... О чем вы хотели со мной поговорить?
   - Нам известно, что вы участвовали... как бы сказать... в некоем мероприятии, проведенном в этом доме, - осторожно начал Авенир, переждав громовой гул, произведенный очередным грозовым разрядом.
   - Вы хотите сказать: в краже карты из сейфа? - Аким презрительно прищурился. - Да, это я выкрал её. И можете не смягчать выражения, - раскаяния я не чувствую. Два года назад я поступил на работу в фирму одного уважаемого человека, которого за его экономические таланты прозвали господином Обдираловым. Этот господин был мне кое-чем обязан... (Аким посмотрел на меня. Я кивнул.) Однако он не знает благодарности: пообещав мне высокую должность в своей фирме, он фактически выслал меня в отдаленный филиал, - в этом самом городишке. Не имея других вариантов, я должен был приехать сюда, но, поработав тут немного, я сошелся с нужными людьми, которые помогли мне познакомиться с Хуздазатом. Вскоре после того, как я стал служить ему, он навестил своего брата Сергея Степановича и вернулся разъяренным. Вызвав меня к себе, он потребовал, чтобы я изъял из сейфа его брата ту самую карту, о которой вы спрашиваете. Я это сделал; надо заметить, что ваш поселок охраняется из рук вон плохо, а дом так и вовсе не защищен. При желании отсюда легко можно выкрасть всё что угодно.
   - Как же вы решились на кражу? - спросил Авенир. - Вы не похожи на вора.
   - Что вы имеете в виду, говоря о моей решимости? Если страх, то у меня его нет, точнее, мне нравится рисковать. Если нормы морали или закона, то мне ни них наплевать и вот он это знает! - Аким снова посмотрел на меня, - Я хочу жить так, как мне хочется.
   - Вернемся к нашему делу, - сказал Авенир. - Вы видели карту, которую взяли из сейфа?
   - Да, конечно. Я должен был убедиться, что взял именно то, за чем пришел. Кроме того, мне было любопытно, что это за карта такая, если ради нее Хуздазат организовал кражу, - ответил Аким.
   - Мы так и думали, - Авенир довольно потер руки. - Вы можете её воспроизвести?
   - Могу. Но вначале вы объясните мне, чем она важна? Меня ведь едва не убили из-за этой карты.
   - Вас хотели убить?
   - Да. Чему вы удивляетесь? Хуздазат догадывался, что я видел карту, поэтому он приказал меня убрать. В его понимании это было справедливо: работа оплачена, - ну, а дальше уже возникают иные отношения! Но он меня недооценил, - я не баран, чтобы покорно идти на заклание. Я всем этим хуздазатам ещё покажу кузькину мать, они меня надолго запомнят! А пока я скрылся; не понимаю, как вам удалось меня найти... Итак, я жду от вас объяснений: что это за схема, почему за ней гоняется Хуздазат?
   Авенир поглядел на меня. Я понял, что без моего согласия он не может открыть тайну. Немного поколебавшись, я решил рассказать о сокровищнице, так как ее все равно невозможно было найти без карты. После моего рассказа у Акима загорелись глаза.
   - Я знал, что судьба поможет мне! - воскликнул он. - Да, я отчетливо помню карту, но я не буду рисовать её; я сам пойду с вами за кладом и вы уступите мне небольшую часть драгоценностей. Я продам их и на эти деньги начну борьбу с кровососами и грабителями народа. В каждом городе у меня будет мощная организация, везде у меня будут свои люди. Рано или поздно мы придем к власти, передавим всю мразь и установим справедливый порядок.
   - А как же быть с вашим пренебрежением к моральным нормам? - спросил Авенир.
   - Там видно будет, - отмахнулся Аким. - Ну же, соглашайтесь на мое предложение! Я много не возьму, обещаю. Впрочем, без меня вы сокровищницу не найдете.
   Авенир опять взглянул на меня, оставляя за мной окончательное решение. Я вздохнул и сказал:
   - Действительно, другого выхода у нас нет. Хорошо, мы согласны, но помни, что ты возьмешь лишь малую часть сокровищ. Ты обещал, Аким!
   - Я всегда держу слово, ты же знаешь, - ответил он.

***

   Мы сговорились отправиться за сокровищницей в самое ближайшее время, однако я не был уверен, что поступил правильно, рассказав Акиму о нашей тайне. Было ли у меня право обещать ему часть драгоценностей, которые я должен был сохранить в неприкосновенности? Но, с другой стороны, как я мог найти клад без помощи Акима?
   Правильность моего поступка подтвердил и доктор Штутгарт: он неожиданно появился у нас на следующий день после визита Акима, - и не один, а с Эллис и её младшей сестрой Агапой, о которой я много слышал, но никогда не видел, и был теперь поражен её красотой.
   Авенир приготовил великолепный ужин для проголодавшихся в дороге гостей и за едой Иван Карлович поведал нам о цели своего приезда.
   - Наше материальное положение стало катастрофическим, - сказал он. - Я просто не мог сидеть и ждать известий от вас. Вот я и прибыл сюда, чтобы узнать, как идут наши дела, прошу извинить меня за назойливость. Эллис категорически не пожелала отпустить меня одного...
   - Еще бы! - вставила она
   - А её прекрасная сестра, накануне приехавшая навестить нас, тоже решила проехаться с нами до города, - таким образом, мы все свалились на вашу голову.
   - Милости просим, - улыбнулся Авенир. - Дом большой, места в нём много. Еды тоже на всех хватит.
   - Огромное спасибо. К сожалению, не имел чести быть знакомым с вами до сих пор, но много слышал о вас хорошего от Сергея Степановича, когда мы были с ним ещё дружны. Я так и рассчитывал, что вы поможете нам, и очень рад, что не ошибся.
   - Благодарю вас за лестные слова, но разве не должны мы отвечать добром на добро? Сергей Степанович дал мне работу и приютил меня, когда я был в безнадежном, отчаянном положении. Я был лишен всего, что удерживает человека в этом мире, не имея ни малейшей надежды на лучшее будущее. Если бы не Сергей Степанович, я бы погиб. Для меня было бы предательством не выполнить его последнюю волю! А что может быть чернее неблагодарности и подлее предательства? Они отнимают у людей чувство справедливости, ввергают во мрак отчаяния, обиды, бессилия и безысходности.
   - Да, "Beatus esse sine virtute nemo potest" - "Никто не может быть счастлив, если нет добра", - Иван Карлович с восторгом пожал ему руку. Я заметил, что Агапа тоже была очень довольна словами Авенира. Она не сводила с него глаз и он начал смущаться, заметив это.
   - Что же вы молчите? - вдруг обратился ко мне Иван Карлович, и я вздрогнул от неожиданности. - Удалось ли вам раздобыть схему?
   Я вкратце пересказал ему историю с Акимом. Иван Карлович, выслушав мой рассказ, вскочил и принялся расхаживать по веранде.
   - Вы, конечно, поступили правильно, взяв Акима в помощники. Другого способа разыскать сокровищницу у нас, по-видимому, нет. Но, боже мой, почему добро всегда идет рядом со злом?! - вскричал доктор. - Эта мысль не дает мне покоя, я нахожу ей всё новые и новые подтверждения.
   - Принимайте жизнь такой, какая она есть, если не можете её изменить, - философски сказал Авенир. - В конце концов, главное не то, какая жизнь вокруг вас, а то, какой вы в этой жизни. Радуйтесь тому, что вы служите добру и не отступаете от него, - в этом ваше утешение.
   - Да, но..., - хотел возразить доктор, но Эллис перебила его:
   - Милый, я ужасно устала; пойдем спать, а?
   ...Мы задержались с отъездом: у Акима образовались какие-то срочные дела и нам пришлось ждать, когда он сможет отправиться с нами. Иван Карлович страшно переживал из-за этого промедления и Эллис пришлось пуститься на хитрость, чтобы успокоить его. Она придумала себе некое загадочное заболевание, так что встревоженный доктор, забыв о сокровищах, целые дни проводил около Эллис и едва не залечил ее до смерти.
   Авенир и Агапа тоже не отходили друг от друга; точнее, Агапа постоянно находилась рядом с нашим радушным хозяином, а он стеснялся ее. Как-то раз я подрезал кусты барбариса около веранды и случайно услышал примечательный диалог Авенира и Агапы.
   - Налей мне вино, - раздался голос Агапы. - Я хочу выпить вот этого янтарного, из оплетенной бутылки. Можно мне взять персики и виноград?
   - Гм, - закашлялся Авенир. - Пожалуйста.
   - Налей вино и себе. Не пить же мне одной?
   - Да. Конечно.
   - За всех, кто нас любит! - сказала Агапа и они выпили. Наступила пауза, которая длилась так долго, что я, сгорая от любопытства, осторожно заглянул в окно. С моей стороны, разумеется, нехорошо было подглядывать, но мне очень хотелось узнать, как развивается роман прекрасной юной Агапы и сурового Авенира. К тому же, я никому не собирался рассказывать об этом и мое любопытство никак не могло повредить влюбленным.
   Надкусив персик, Агапа пленительно улыбнулась Авениру; она была восхитительно хороша и соблазнительна, устоять было невозможно. Авенир дрогнул; он встал с кресла и страстным поцелуем запечатлел уста своей возлюбленной. И тут же луч солнца упал на влюбленных, они воспарили в солнечном свете и вознеслись над землей.
   Я зажмурился, отпрянул от окна и тихо удалился в дальний угол сада, размышляя о шутках лукавой богини, вышедшей из морской пены...

***

   В середине сентября мы были на месте, то есть у подножья горы, таившей в себе сокровищницу русских царей. Наша группа состояла из семи человек: Авенира, доктора Штутгарта, Акима, его товарища Геннадия, меня, Эллис и Агапы. Несмотря на все увещевания, женщины категорически не пожелали остаться дома и поехали с нами, презрев возможные опасности нашего предприятия. Впрочем, пока наше путешествие проходило без каких-либо осложнений: вертолет высадил нас на крохотной площадке в ущелье реки Оленьей, откуда мы за три недели добрались до горы с раздвоенной вершиной. Мы могли бы добраться до этой горы и раньше, если бы не Иван Карлович, считавший своей обязанностью осматривать больных и оказывать им помощь в тех деревнях, которые находились на маршруте нашего движения. Весть о чудесном докторе моментально распространилась по округе, что было не удивительно; странным было другое, - жители этих деревень каким-то непостижимом образом знали про то, что в их краях хранится священный клад, "который воссияет в будущем и жизнь людскую осветит". Правда, надо заметить, что и нынешнее свое существование они вовсе не считали мрачным, потому что были убеждены, что есть люди на земле, которые живут хуже их.
   Аким зло насмехался над их наивностью и всячески торопил Ивана Карловича, напоминая ему о финансовом состоянии его клиники, однако доктор продолжал заниматься врачеванием. Авенир и Агапа не вмешивались в этот спор; упоенные своим счастьем они парили над землей и смотрели на нас сверху вниз. Наблюдать за влюбленными всегда немного грустно, - то ли оттого, что сам не влюблен, то ли оттого, что любовь недолговечна, - но глядя на Авенира и Агапу, я испытывал одну только радость: так хороши они были вдвоем.
   Пока мы медленно приближались к цели нашего путешествия, в природе происходили обычные для этого времени года изменения: листья на березах быстро желтели и облетали, хвоя на лиственницах как-то сразу пожухла и начала осыпаться. Но дни стояли ясные, теплые и солнечные; легкий прозрачный воздух был неподвижен, а тишина была такая, что отчетливо слышался стук топора в деревне за лесом. Поднимаясь в гору, мы видели далеко вокруг прекрасные пейзажи золотой осени, и не верилось, что вся эта благодать может скоро смениться зимним ненастьем.
   ...После нескольких часов поисков мы нашли заросшую кустарником и травой расщелину, ведущую в пещеру, и вошли в подземный лабиринт. Пещера действительно оказалась огромной, с множеством залов и коридоров; в ней можно было спрятать весь золотой запас государства. Я начал сомневаться, что Аким сможет найти здесь клад, но наш проводник так уверенно вел нас вперед, будто ему была дана нить Ариадны. Мы жались за ним, а его товарищ Геннадий замыкал наше шествие, наблюдая, чтобы кто-нибудь не отстал.
   - Вот оно! - сказал Аким, внезапно остановившись, и осветил фонарем узкий боковой ход. Мы увидели там завал из камней; разобрав его, мы обнаружили три сундука из цельного черного дерева, с затейливыми бронзовыми замками.
   - А ключи? Что насчет ключей? - спросил Аким, обернувшись ко мне.
   Я пожал плечами:
   - Не знаю. Мне Сергей Степанович ничего не говорил о ключах. Может быть, вы знаете? - обратился я к Авениру.
   - Нет, я не знаю. Мне он тоже ничего не говорил, - ответил Авенир.
   - Как же мы откроем сундуки? - заволновался Иван Карлович.
   - В крайнем случае, мы вскроем их без ключей, но что-то тут не так, - Аким подошел к сундукам и присел на корточки, рассматривая замки.
   - Ага! - воскликнул он. - Всё понятно. Ларчик просто открывался! Ключи находятся в специальном отверстии в боковой стенке первого сундука.
   - Какой же смысл оставлять ключи около замка? - поразился Иван Карлович.
   - А какой смысл закрывать замок там, где его можно открыть без ключа, никого не опасаясь? - возразил Аким. - Э, да сундуки открыты! Значит, ключи оставлены для того чтобы открыть, а для того чтобы закрыть их. Мудро.
   Аким откинул крышку первого сундука и Эллис наивно вскрикнула:
   - Ой, какая роскошь! Я такого никогда не видела!
   В сундуке лежали россыпи драгоценных камней, отсвечивающих всеми цветами радуги, а вверху в золотой чаше были положены огромные изумруд, бриллиант и сапфир.
   - Сколько же это может стоить? - задал Аким риторический вопрос.
   Авенир усмехнулся:
   - Больше, чем мы можем себе представить.
   - Чудесные камни! Необыкновенная красота! - сказала Агапа, и, не в силах сдержать своих чувств, поцеловала Авенира.
   Иван Карлович открыл второй сундук. Там тоже была груда самоцветов, а вверху лежал кожаный мешок, - из него доктор достал золотые монеты царской чеканки:
   - По всей видимости, это то, что Сергей Степанович завещал на нашу клинику. Ну, теперь наша больница спасена!
   - Очень рада за тебя, - Эллис ласково прижалась щекой к его плечу.
   - А где Гена? Гена! - позвал Аким. - Неужели отстал?
   - Нет, он не отстал, - раздался из темноты пещеры громкий голос и вдруг вспыхнул ярчайший свет, ослепивший нас. Мы замерли, пораженные, а Аким недоуменно воскликнул:
   - Что за черт?! Не может быть! Хуздазат?!
   - Несколько фамильярно обращаться по имени к солидному деловому человеку и государственному деятелю, но я рад, что ты узнал меня, - вновь прозвучал тот же язвительный голос и мы увидели неясный силуэт, мелькнувший в свете направленных на нас мощных фонарей. - Да, это я. Неужели ты думал, что я дам тебе унести сокровища, которые тебе не принадлежат. Хочу напомнить, что только я являюсь владельцем сокровищницы после моего брата, скорбную весть о кончине которого я получил недавно. Ты решил, что способен перехитрить меня? Никому еще не удавалось сделать это. Рано или поздно, но я всегда одерживаю победу, - много людей охотно помогают мне в этом, потому что я знаю, чем их заинтересовать. Самый верный способ привлечь человека на свою сторону - это поощрять его слабости и тайные желания. У каждого есть свои слабости и тайные желания, - найди их, отнесись к ним со вниманием, и человек будет твой, - твой со всеми потрохами. Вот, например, Геннадий: ему очень хотелось купить себе роскошный кабриолет, - что же тут такого, в этом желании ничего нет постыдного. Однако во имя осуществления своей мечты твой друг предал тебя, и он поступил абсолютно правильно! Лишь то, что своё, для человека дорого... Вот доказательство моих слов, - ты попался в мышеловку, которую расставил для тебя твой же друг! Мы дали ему радиомаяк и шли за вами по пятам, пока вы не привели нас к сокровищам. Как видишь, всё очень просто и понятно.
   - Вы не имеете права на сокровища! Ваш брат не хотел, чтобы вы захватили их, и сам он был не владельцем, а только хранителем клада! - запальчиво крикнул Иван Карлович.
   Из тьмы пещеры раздался громовой хохот.
   - Какие пустяки! Я найму тысячу юристов, которые докажут мое законное право на эти сокровища, а вас обвинят в попытке присвоить мою собственность. Да только это не понадобится: мне тяжело вам об этом говорить, но вы навсегда останетесь в этой пещере. Прошу понять меня правильно, - зачем мне лишние свидетели?.. В утешение могу сказать вам две приятные вещи: во-первых, сам Хеопс позавидовал бы такой шикарной гробнице; во-вторых, вы погибнете не напрасно. Эти сокровища дают мне неслыханную власть над людьми и я не растрачу её по мелочам, - о, нет! Я взъерошу этот мир и причешу его на новый манер! Отчего Александру Македонскому, Аттиле, Чингисхану, Наполеону и Гитлеру не удалось захватить всю Землю? Оттого что у них было недостаточно средств для этого, и мир был слишком большим. Теперь, благодаря технике, мировое пространство сузилось, а мои средства с вашей помощью стали безграничными. У меня такие богатства, что мне не нужно будет воевать для подчинения себе стран и народов: всё станет моим и без войны... Ну, ладно, побеседовали, и будет, - закончил свою речь Хуздазат и добавил, обращаясь к своим людям. - Эй, ребята, заканчивайте тут и несите сундуки к выходу из пещеры!
   Мы поняли, что сейчас умрем. Агапа прижалась к Авениру, Эллис заслонила собою Ивана Карловича, Аким напрягся и сжал кулаки, а я вздохнул и прислонился к стене пещеры. Однако в следующий момент произошло что-то непонятное: раздались крики, удары, шум борьбы и несколько выстрелов. Наконец, какие-то люди подбежали к нам и окружили.
   - Братва, вы откуда? - спросил Аким, потирая плечо, ушибленное при этой внезапной атаке.
   - Я тебе все объясню, - ответил ему появившийся как из-под земли Геннадий, на плече которого висел автомат.
   - Что?! - вспылил Аким и схватил его за грудь. - Ты?! Предатель!
   - Спокойнее! Я же сказал, что я тебе всё объясню. Я не предатель, - я работник на службе у верховной власти. Хуздазат давно находится под нашим наблюдением, в Москве недовольны самостийными замашками губернатора. К этому следует добавить связь Хуздазата с криминальными структурами, неподотчетными Москве, - то есть я хотел сказать: с организованными криминальными структурами. Выполняя задание своего начальства, я пошел на сговор с Хуздазатом, чтобы заставить его совершить нечто из ряда вон выходящее, - и вот, теперь он у нас в руках. Покушение на убийство - раз! Попытка присвоить себе государственную собственность в особо крупных размерах - два! Нет, только подумать, на какие богатства он замахнулся! Не по Сеньке шапка! Сокровища будут помещены в государственную казну и правительство найдет им правильное применение.
   - Правительство? - скривился Аким.
   - Не надо паясничать! Следствию, между прочим, ещё предстоит разобраться в твоей деятельности.
   - Предатель! - презрительно сплюнул Аким.
   - Нет, я не предатель! Я честно служу власти, я верю ей и одобряю ее курс; я - патриот России!.. Короче, клад мы переправим в Москву, а вы нужны нам в качестве свидетелей. Следуйте за нами!
   - Безобразие какое! Это произвол и насилие! - дерзко сказал Иван Карлович, но Геннадий и бровью не повел.
   Когда мы вышли из пещеры, я поразился произошедшей за эти несколько часов перемене в погоде. Небо покрылось темными тучами, густая пурга стремительно заметала лес и землю. Пронзительные порывы ветра были беспощадны ко всему живому, - они леденили тело и не давали вздохнуть полной грудью.
   - Пойдем тремя группами, - прокричал Геннадий. - Первая группа станет сопровождать Хуздазата и его холуев. Повежливее с губернатором, ребята, не забывайте, что он еще при должности!
   Я вытянул шею, стараясь рассмотреть таинственного Хуздазата, но увидел только спины людей, уходящих в пургу.
   - Вторая группа понесет сундуки с драгоценностями, а третья - поведет свидетелей. Пошли, пошли! Надо успеть спуститься с горы до темноты...
   Спускались мы долго и потеряли из виду первую группу, - наверно, она ушла далеко вперед. Под горой ветер был не так силен, как на вершине, но снегу намело много. Мы выдохлись и остановились отдохнуть.
   - Устала? - Авенир растирал щеки Агапы и согревал дыханием её озябшие руки.
   - Ничего, я выносливая. А когда я с тобой, у меня прибавляются силы, - улыбнулась она ему.
   - Замерзла? - Иван Карлович поцеловал Эллис, расстегнулся и накрыл её полой своей длинной куртки.
   - Я не замерзла. Мы так быстро шли, что мне даже жарко. Ты сам не замерзни; немедленно застегни куртку, - строго сказала она доктору, поправляя ему шарф на шее.
   - Семейный пикник, - усмехнулся Аким.
   - У тебя во фляге есть что-нибудь горячительное? - добавил он, обращаясь к Геннадию. - Я в отличие от них порядком замерз.
   - На, держи, согрейся! - Геннадий протянул ему флягу. - Хлебни и ты, - обратился он ко мне.
   Я последовал примеру Акима и ощутил густой миндальный вкус коньяка. Приятное тепло этого великолепного напитка согрело меня и жизнь стала казаться веселее. Я отхлебнул еще пару глотков и моя голова слегка затуманилась, - в этом тумане я увидел какие-то фигуры, выплывающие из леса и окружающие нас со всех сторон.
   - А вот вам сюрприз, - раздался ехидный голос Акима и я понял, что люди, появившиеся на поляне, представляют собой объективную реальность.
   - Стоять! - завопил Геннадий. - Подойдете ближе, откроем огонь! Мы представители власти!
   - Вот, вот! Мы так и поняли, потому и пришли. Мы тут с мужиками подумали и решили, что не отдадим вашей власти этих сокровищ, людям пользы от этого не будет, - спокойно ответил ему кто-то из толпы, окружившей нас.
   - Они подумали, - язвительно сказал Геннадий. - Не вашего ума это дело.
   - Нашего или не нашего, но сокровища мы тебе не отдадим. Пускай себе лежат до того времени, когда праведная власть у нас будет, - возразили ему.
   - Здорово! - закричала Агапа и засмеялась.
   - Интересно, как вы собираетесь нам помешать? - зло прищурился Геннадий. - Ой, не шутите, мужики, в последний раз предупреждаю, - откроем огонь!
   - Мы тоже не без оружия. Да ты погляди, сколько вокруг народу собралось! Что ты против нас сделаешь со своим десятком человек? Отправляйся-ка лучше восвояси, а сундуки, да доктора с его товарищами нам оставь... Давай, парень, уходи подобру-поздорову!
   Геннадий, растерянно озираясь, угрожающе проговорил:
   - Плохо вам будет за сопротивление официальным представителям власти.
   - А нам от власти всегда плохо, мы привыкли, - ответили ему. - Хватит разговоры разговаривать! Бросай, парень, оружие на снег и служилым своим прикажи, чтобы бросили. Смеркается уже; если до темноты до большака не дойдешь, - пиши пропало!
   Геннадий выругался, бросил автомат на землю и пошел прочь с поляны.
   - Ну, я вас ещё достану! - пообещал он напоследок.
   - Вы нас давно достали, - ответили ему.
   Оставшись без командира, бойцы Геннадия тоже побросали автоматы на снег и побежали за своим предводителем. Иван Карлович расхохотался и принялся обниматься с мужиками, со многими из которых успел познакомиться, пока лечил их домочадцев в прошедшие три недели. Эллис с гордостью смотрела на мужа, а Авенир назидательно сказал Агапе:
   - Видишь, - за добро добром воздается!
   - Любовь сильнее ненависти, мне ли это не знать? - ответила она.
   - Друзья мои, я хочу сказать вам, что мы с Эллис решили остаться в этих краях, - вдруг сообщил нам улыбающийся Иван Карлович.
   Мы с изумлением посмотрели на него.
   - Да, не удивляйтесь! Я раньше времени не хотел вам говорить. Дело в том, что теперь уже не удастся сохранить наш медицинский центр на прежнем месте. После кончины Сергея Степановича слухи о чудесах, происходящих около его могилы, распространились по всей округе и началось массовое паломничество к месту его захоронения. Буквально перед нашим отъездом я узнал, что некоторые предприимчивые люди хотят проложить к дому, в котором жил Сергей Степанович, маршрут для паломников. Сопротивляться этим людям бесполезно, да и опасно! Клинику придётся переносить на новое место и я думаю, что здесь, в горах, можно будет начать всё заново. Эллис со мною полностью согласна.
   - Конечно, Иван Карлович, - кивнула она.
   - Позвольте нам с Агапой присоединиться к вам, - попросил Авенир. - Мне совсем не хочется возвращаться в наш убогий городишко, где хорошо живется лишь тем, кто забыл, что такое совесть. Агапа, ты останешься со мной?
   - Я всегда буду с тобой, - ответила она, прижимаясь к нему.
   - Просто идеал любви, - усмехнулся Аким. - Ну, что же, а мне надо возвращаться в наш грешный мир. Драгоценностей, как я понимаю, мне не дадут... Не дадут?.. Так я и думал. Обидно, но ладно; с народом не поспоришь, - пусть камешки ждут своего заветного часа, а я и без них найду точку опоры, чтобы перевернуть нашу перекосившуюся державу. Вы обо мне еще услышите... Прощайте.
   Аким оглядел всех нас, посмотрел на мужиков, столпившихся на опушке леса, - и растворился в сгущающихся сумерках.
   - Иван Карлович, не забудьте забрать мешок с монетами, - напомнил я доктору.
   - А что будет с вами? - участливо спросил меня Авенир.
   Я недоуменно пожал плечами. В самом деле, куда мне податься?
   - А и думать нечего! - сказал мне крестьянин, слышавший наш разговор. - Клад тебе надо хранить, мил человек, такая у тебя жизненная задача. Тебе ведь поручено? Доктор уж нам шепнул... Ты не беспокойся, сундуки мы тебе донесем и где их можно надежно спрятать, - покажем; только уж до самого места ты сам должен будешь всё перетащить, чтобы ни одна живая душа не знала. А потом и тебе надо будет схорониться, - много разных шаромыжников за тобой охотиться станут! Ну, паспорт новый мы тебе поможем сварганить, это не проблема, у нас Ерофеич по этому делу большой мастак, - но затем, мил человек, надо будет тебе в большой город перебираться. На пустыре и травинка - дерево, а в лесу и дерево как травинка.
   Я вздохнул:
   - Ваша правда. Но как же вы, - вас же потом будут допрашивать?
   - О том не беспокойся: на нас где сядешь, там и слезешь. А что с нас взять: где клад спрятан, мы знать не знаем, куда ты уехал, - тоже без понятия. Поди, причеши лысого черта!.. Неповиновение властям могут припаять, - так нам документов не показывали, мало ли кто по тайге шляется.
   - Они правы, - сказал Авенир.
   - Безусловно. "Lex est quod populas costituit". "Воля народа - закон", - добавил доктор.
   - Значит, мы расстаемся? - сказал я.
   - Увы! - ответили мне хором Иван Карлович, Авенир, Эллис и Агапа.
   - Что же, будем прощаться.
   Я крепко пожал руки Авениру и Ивану Карловичу, чмокнул в щечку Агапу, а Эллис сама обняла и расцеловала меня.
   Мужики, помогавшие нам, разделились на два отряда; один повел к дороге моих товарищей, другой - поволок сундуки с драгоценностями по склону горы.
   - Далеко нам? - спросил я того мужика, который так обстоятельно объяснил мне моё положение.
   - Дней десять пути. Привал, однако, сделаем только утром, - за ночь надо уйти подальше отсюда. Хорошо, что погода, как на заказ: пурга все следы занесет, - попробуй, найди нас!
   Я согласно кивнул и оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на своих друзей, но сквозь тьму и пургу не разглядел даже опушки леса. Я вспомнил мудрые изречения Ивана Карловича и улыбнулся. Он бы сейчас сказал: "Adversus fatum ne dii quidem resistunt!", что означает: "Перед судьбой бессильны сами боги!"
  

Часть 3. Психотропное оружие

  
   В первое время трудно жить под чужим именем. Прежде чем отозваться на него, я недоуменно смотрел на собеседника, а иногда даже оглядывался, - кого это он зовет? Когда же рядом оказывался человек, носящий такое же имя, какое было у меня прежде, то я отзывался первым. Люди подозрительно косились на меня, я часто замечал выразительные взгляды, которыми они обменивались друг с другом.
   Я приехал в этот город после того как прожил больше двух лет в лесном краю, куда меня привели необыкновенные обстоятельства: по воле случая, я стал единственным хранителем бесценного клада. Заполучить его хотели такие влиятельные персоны, что у меня не было никаких шансов выстоять в борьбе с ними, поэтому я должен был сменить имя и скрыться. В городе, в который я приехал, у меня не имелось знакомых и друзей, а внешность моя настолько изменилась за последнее время, что разыскать меня по старым фотографиям было практически невозможно.
   Моя жизнь наполнилась тем покоем, к которому стремились многие философы, считавшие его более ценным состоянием души, чем призрачное и недолговечное счастье. Я работал в фирме, выпускающей товары народного потребления. По заданию руководства я составлял описание производимой продукции и давал советы по правильному ее использованию. Порой мне приходилось писать довольно странные вещи: никогда не забуду, как я составлял инструкцию по действиям с пандусом. Зато у меня был свободный график работы и я чаще трудился дома, чем в офисе. Мой заработок был невелик, но его хватало, чтобы заплатить за аренду квартиры и кое-как свести концы с концами, - а больше мне, одинокому человеку, ничего не требовалось.
   Располагая достаточным количеством времени, я не считал часы и минуты: когда хотел - работал, когда было настроение - читал, когда надоедало сидеть дома - гулял по лесу, начинающемуся сразу за домом, в котором я жил. Мои дни проходили незаметно, похожие один на другой, и это не тревожило меня. Я знал, что всё в моей жизни уже случилось; мне не к чему было стремиться и нечего было желать, кроме того, чтобы достойно встретить старость и смерть. Лишь одно тяготило мою совесть: мне надо было найти преемника, которому я мог бы доверить тайну клада перед своей кончиной. Однако пока я не особенно задумывался над этим, - опрометчиво, может быть, надеясь, что мой смертный час наступит еще не скоро.
   Однажды я мирно спал после обеда и видел какой-то приятный сон. Внезапно меня разбудил пронзительный звонок во входную дверь. Вскочив с дивана и еще не проснувшись окончательно, я встал посреди комнаты, соображая, приснился мне этот звонок или нет? Тут опять позвонили и я пошел открывать дверь: к моему величайшему изумлению на пороге моей квартиры стояли Эллис, ее сестра Агапа и незнакомая мне девушка, похожая на них.
   - Здравствуй! - сказала мне Эллис, поцеловав меня.
   - Здравствуй! - повторила за ней Агапа, коснувшись своей холодной щекой моей щеки.
   - Здравствуйте! - улыбнулась незнакомая девушка.
   - Знакомься, это наша старшая сестра. Ее зовут Бистис, - сообщила Эллис.
   - Да, помню, ты как-то говорила о ней. Очень приятно с вами познакомиться, - кивнул я девушке.
   - Ты, конечно, удивлен нашему визиту? Шубу сюда можно повесить? Согрей нам чай, пожалуйста! На улице страшный мороз - и с ветром! А помнишь, какая метель была год назад, когда мы последний раз с тобой виделись? - Эллис не давала мне вставить ни слова.
   Беседа, объяснившая появление у меня трех сестер, состоялась за чаем. Впрочем, Эллис говорила горячо и малопонятно.
   - Стоп! - остановил я ее сумбурные речи. - Давай начнем по порядку. Во-первых, как вам удалось меня найти?
   - Нам сообщил твои данные Ерофеич, - тот мужик, который сделал тебе паспорт. Дальше мы зашли в адресную службу компьютерной сети и она выдала нам твое нынешнее местопребывание.
   - Как просто! А я наивно полагал, что надежно спрятался!
   - Не беспокойся! Ерофеич половине области соорудил новые паспорта и сам много лет живет под чужим именем, - так что из него посторонний человек клещами ничего не вытащит. Нам Ерофеич рассказал о тебе только из уважения к Ивану Карловичу, который вылечил его внучку.
   - А он где сейчас?
   - Мы все живем теперь в горах, где раньше был спрятан клад, - вступила в разговор Агапа. - Иван Карлович, Эллис, Авенир и я, а два месяца назад к нам еще приехала Бистис.
   - А что сталось с медицинским центром доктора Штутгарта? - продолжал я выспрашивать их.
   - Он действует, но на новом месте, - ответила Эллис. - Ты не представляешь, каких трудов нам стоило перевезти оборудование за триста километров в горы, да так, чтобы как можно меньше людей знали о нашем переезде! Хорошо, что нам помогли добрые знакомые Ивана Карловича... Очень удачно получилось с бывшей секретной лабораторией... Ах, ты же ничего не знаешь! Оказалось, в этих горах у военных была секретная лаборатория, но ее давно закрыли, все ценное оттуда вывезли, а корпуса остались, - в жутком виде, конечно. Мы с помощью наших друзей отремонтировали эти корпуса, и центр Штутгарта теперь снова стал работает.
   - Кстати, у нас даже деньги еще есть, - добавила Агапа. - Авениру удалось продать золотые монеты, которые нам достались по завещанию Сергея Степановича. Мы получили за них просто невероятную сумму! Хватило и на переезд, и на ремонт, и на закупку дополнительного оборудования, и на содержание клиники.
   - Замечательно. Я очень рад, что у вас все нормально, - сказал я. - Но я не понимаю, зачем вы меня искали?
   Эллис вдруг начала всхлипывать:
   - Ах, ты ничего не понял! Какое там нормально, - в том-то и дело, что ненормально! Кошмар! У меня нет больше сил это терпеть!
   Она отчаянно заплакала, а вслед за ней зарыдала Агапа. Я в полной растерянности подсовывал им остывший чай, но они отмахивались от меня и продолжали плакать.
   - Оставьте их, пусть поплачут! - сказала мне Бистис, молчавшая до сих пор. - Я попробую объяснить вам, что у нас случилось и зачем мы приехали.
   Я повернулся к ней и только сейчас заметил, что, несмотря на некоторую внешнюю схожесть с сестрами, Бистис во многом отличалась от них. Неотразимая привлекательность Эллис и божественная красота Агапы восхищали, манили и давали волю воображению. За Эллис хотелось ухаживать, перед Агапой - преклоняться, но никакие земные желания и чувства не возникали по отношению к Бистис. Она была красива, даже очень красива, но ее красота таила в себе пламень, сжигающий все живое. Если небесный взор Эллис приносил утешение, а взор Агапы дарил радость и восторг, то взгляд Бистис пронизывал огненным лучом.
   Я вытер пот со лба, и, отведя глаза в сторону, сдавленно произнес:
   - Да, пожалуйста, объясните.
   - С доктором Штутгартом и Авениром творится что-то неладное. Я недавно приехала к сестрам, поэтому не могу сказать точно, когда это началось, но Эллис считает, что после переезда.
   - Да, да, после переезда! Когда они нашли тот проклятый ящик! - рыдая, подтвердила Эллис.
   - Ящик, о котором она говорит, был найден в подвале прежней лесной больницы Штутгартов, когда оттуда выносили вещи, - сказала Бистис. - Эллис видела, как обрадовался Иван Карлович, заглянув в этот ящик. Доктор сказал, что там хранится уникальный научный материал, полученный за много лет работы Карлом Фридриховичем, отцом Ивана Карловича. После переезда Иван Карлович с головой ушел в изучение этих материалов и сумел заинтересовать Авенира, присоединившегося к доктору.
   - Что же тут криминального? Я тоже интересуюсь научными открытиями. Не далее, как на прошлой неделе читал интересную статью о генетической разнице между пьяницами и алкоголиками, - заметил я.
   - Я не закончила рассказ, - строго сказала Бистис.
   - Простите, - извинился я.
   - Беда в том, что доктор и Авенир сильно переменились с тех пор, как занялись этой работой. Они забросили дела медицинского центра, они не обращают никакого внимания на своих жен...
   - Никакого внимания! - дружно воскликнули Эллис и Агапа.
   - Иван Карлович и Авенир даже выглядеть стали по-другому: они как будто помолодели, но при этом Авенир сделался похожим на негра, а у Ивана Карловича образовался какой-то нарост сзади под брюками, который он тщательно прячет ото всех.
   - Боже мой! - невольно вырвалось у меня.
   - Вот именно, - боже мой! - сказала Бистис. - Последний месяц доктор и Авенир не выходят из лаборатории ни днем, ни ночью. Мы не знаем, какие исследования они проводят, но мои сестры очень переживают за своих мужей и боятся, что добром это не кончится.
   - Не кончится! - еще горше заплакала Эллис.
   - Поэтому мы приехали к вам. Только вы сможете выяснить, чем занимаются Иван Карлович и Авенир, и насколько это опасно. Сестры много мне рассказывали о вас, - о том, как вы спасли доктора и его клинику. Вы поедете с нами? - Бистис посмотрела на меня и опять прожгла своим взглядом. Я почувствовал, что ей можно было ответить только "да", и сказал:
   - Я еду с вами. Когда отправляемся?
   - Завтра, - ответила она и впервые за весь вечер слегка улыбнулась мне.

***

   Мне понравилось новое местоположение медицинского центра Штутгарта. Бывшая секретная лаборатория была спрятана в котловине между двумя высокими горами, покрытыми лиственничным лесом. Не знаю, как сюда добирались летом, но зимой нам пришлось сначала долго петлять по едва обозначенному серпантину на вездеходе, а потом еще часа четыре идти на лыжах. Усталости от столь длинного перехода я, однако, не ощутил. Я смотрел на завьюженные леса, поднимающиеся по горным склонам к ясному небу; я слышал глухое падение снежных шапок с верхушек деревьев; я вдыхал морозный воздух первозданной свежести, - и мои силы удваивались и утраивались. Мне кажется, что если бы понадобилось, я мог бы пройти по этакой благодати и гораздо большее расстояние.
   Солнце опускалось за горы и луна показалась на еще светлом небе, когда мы прибыли в клинику Ивана Карловича. Вопреки жалобам Эллис и Агапы на невнимание своих мужей, доктор и Авенир, едва узнав о возвращении своих жен, немедленно примчались во флигель жилого корпуса. Я думал, что мои приятели будут изумлены, увидев меня здесь, но ошибся. Первое, что сказал мне Иван Карлович, было:
   - Я так и знал, что наши женщины отправились за вами!
   - Здравствуйте, Иван Карлович, - засмеялся я. - Отчего же такая уверенность?
   - Оттого что Эллис и Агапа были явно обеспокоены нашей с Авениром научной деятельностью. Они вообразили себе бог знает что! К кому же, как не к вам, им было поехать? "Amicitia semper prodest, amor et nocet " - "Дружба всегда полезна, а любовь может и навредить". Они, правда, уверяли нас, что просто хотят побыть немного в городе, но мы-то сразу обо всем догадались.
   - Да, мы сразу предположили, что они поехали к вам, - кивнул Авенир, выйдя из темного коридора на свет и я вздрогнул при виде моего второго друга, - до негра ему было, конечно, далеко, но на араба он уже очень сильно был похож.
   - Здравствуйте, Авенир! Хорошо, что у вас все в порядке, - неуверенно произнес я, глядя на него.
   - Да, у нас все в порядке! - бодро сказал мне Иван Карлович. - Наши жены совершенно напрасно тревожились, но то, что они привезли вас сюда, просто великолепно! Нам теперь, как это и раньше случалось, нужна ваша помощь. Кстати, что ваш клад? Перепрятали? Надежно?
   - Надежно, - коротко ответил я.
   - Ну, слава богу!.. А знаете что, пойдемте в лабораторию. Мне не терпится показать вам, каких результатов мы добились в своих исследованиях.
   - Иван Карлович! Меня неделю не было дома, а ты хочешь убежать в свою лабораторию, - с укором проговорила Эллис.
   - Нет, так нехорошо поступать! Дела оставим на завтра, а сейчас давайте отметим приезд вашего друга и проведем вечер в семейном кругу, - тоном, не терпящим возражений, сказала Бистис.
   - Ладно, сдаюсь, - развел руками доктор. - Но с утра пораньше пожалуйте в лабораторию, - прибавил он, обращаясь ко мне.
   ...В предрассветный час Иван Карлович разбудил меня; мы подняли с постели Авенира и пошли в подземный бункер, доставшийся центру Штутгарта в наследство от военных. В этом бункере Иван Карлович занимался своей научной деятельностью; две комнаты были отведены под лабораторию, а в третьей было оборудовано жилое помещение, в котором мы сейчас находились. Доктор сварил нам крепкий кофе, мы уселись около небольшого столика, и я приготовился слушать.
   - Вы хотите узнать, какую работу мы проводили здесь в последние месяцы? - спросил доктор с загадочной улыбкой. - Я вас понимаю. Мне самому не терпится рассказать вам о нашем открытии.
   - О вашем открытии, Иван Карлович, - поправил его Авенир. - Я в данном случае выступил в роли подмастерья.
   - Ну, не скромничайте! Без вашей поддержки я ничего не смог бы сделать за такой короткий срок. Если бы мы могли опубликовать статью о результатах нашей работы, вы бы по праву стали моим соавтором... Итак, слушайте короткий отчет о проведенных нами исследованиях, - доктор вновь обратился ко мне. - Отправной точкой для них явилась неожиданная находка во время нашего переезда. В подвале лечебного корпуса среди всякого ненужного хлама мы нашли деревянный ящик, оказавшийся необыкновенно тяжелым. Вскрыв его, мы обнаружили в нем другой ящик, изготовленный из свинцовых пластин. Что бы, вы думали, там было? (Иван Карлович выдержал театральную паузу.) Дневники моего отца с записями его опытов, а также уникальные химические реактивы, полученные им! Я догадывался, что отец проводил какие-то эксперименты, о которых ничего не говорил мне, но и представить себе не мог, какое гениальное открытие он совершил. Ему удалось, ни много, ни мало, создать модель универсального воздействия на мозговые клетки человека на генетическом уровне. О, я вижу, что вы не понимаете всей важности этого открытия! Самым малым его последствием станет полное излечение всех психических заболеваний и всех генетических отклонений в развитии головного мозга. Но это еще что! Скоро будет возможным конструировать работу человеческого мозга по заранее заданной схеме: мы отбросим все темные страсти и желания, терзающие нашу психику, оставив в ней только положительные эмоции и светлые чувства! Мы в десять раз укрепим память, улучшим мыслительные и творческие способности каждого человека, - и в перспективе мир будет состоять из одних ярких личностей, живущих в согласии с собой, внимательно и бережно относящихся друг к другу. "Alteri vivas oportet, si tibi vis viveri!" - "Надо жить для других, если хочешь жить для себя!". Эра кровавых войн и преступлений в истории человечества закончится, Земля перестанет стыдиться своих разумных обитателей.
   Иван Карлович, разгорячившись от своих слов, выпрыгнул из-за стола, пролив, по своему обыкновению, кофе, и торжественно встал перед нами с поднятой вверх рукой. Я прокашлялся и спросил:
   - Неужели все так серьезно?
   - В будущем, видимо, да, - ответил мне Авенир. - Но на данном этапе мы получили препарат, воздействующий лишь на определенные отделы мозга, - к тому, же этот препарат имеет некоторые побочные эффекты. Испытав его на себе, мы, действительно, почувствовали улучшение умственной деятельности и общего физического состояния, но в то же время у меня изменился цвет кожи, а у Ивана Карловича вырос хвост.
   - Надо же, какое несчастье, - я с испугом посмотрел на доктора.
   - А, пустяки! - отмахнулся он. - Каждый смелый эксперимент имеет неожиданные последствия. И не смотрите на меня так пристально: хвост мне уже ампутировали.
   - Для продолжения работы, помимо химических реактивов, нам нужен электронный резонатор, - сказал Авенир. - Ивану Карловичу удалось связаться с одним ученым, у которого вроде бы имеется нужная нам модель. И вот здесь нам нужна ваша помощь: пригласить незнакомого человека в клинику мы, естественно, не можем, а выехать отсюда для переговоров с ним тоже нельзя. У меня, сами видите, теперь странная внешность, ну, а Иван Карлович просто неспособен вести переговоры.
   - Обидно слышать про себя такое, но должен признать, что это правда, - вздохнул доктор, усаживаясь обратно за стол.
   - Я готов вам помочь, но ведь я живу под чужим именем, - заметил я.
   - Мы устроим вам встречу с этим ученым на нейтральной территории. Шансы, что вас кто-нибудь узнает, практически равны нулю, - возразил Авенир.
   - Нам позарез нужен резонатор, без него ничего не получится, - прибавил Иван Карлович. - Если он будет у нас, то пройдет совсем немного времени, и мир переменится в лучшую сторону: исчезнет вражда между людьми и утолятся их печали
   После этих слов Ивана Карловича тихий ангел пролетел в нашем собрании. Мы сидели полукругом около небольшого столика: доктор в центре, Авенир справа от него, а я - слева. Глубоко задумавшись, мы сидели так до тех пор, пока кофе, пролитый Иваном Карловичем, не начал капать со стола к нам на колени.

***

   Откуда-то проведав о предстоящей мне встрече, Бистис пожелала принять участие в ней и спорить было бесполезно.
   - Пожалуйста, не возражайте! Я чувствую, что я вам пригожусь, - сказала она.
   Мы с ней отправились за сто километров в заброшенный поселок шахтеров, где была назначена встреча с владельцем резонатора. Проводники, сопровождающие нас, не задавали лишних вопросов и тщательно оберегали нас в дороге, - я подумал, что со стороны мы похожи на агентов, выполняющих ответственное задание. Меня смешила эта обстановка таинственности, но Бистис воспринимала все происходящее совершенно серьезно.
   Из-за наступившей оттепели снег на деревьях намок, отяжелел и стал опадать, создавая завалы, через которые нам приходилось пробираться. Отсыревшая одежда и не просыхающая обувь не добавили приятности в наше путешествие, оказавшееся более трудным, чем мы ожидали. Тем не менее, в поселок мы прибыли за день до назначенной встречи. Проводники, приведшие нас сюда, указали нам дом, где сохранилась печка, и распрощались с нами. Я принялся разводить огонь, а Бистис вышла на улицу, чтобы осмотреться, и вернулась встревоженной.
   - Что-то нехорошее есть в этом заброшенном городке, - сказала она. - Я чувствую недоброе.
   - Наши предчувствия - это только наше субъективное восприятие и ничего больше. Множество людей прекрасно себя чувствуют перед величайшими несчастьями в их жизни, а за минуту до нечаянной радости пребывают в глубокой тоске, - хладнокровно ответил я.
   - Вы ничему не верите, с вами тяжело разговаривать, - вспыхнула Бистис.
   - Я не просил вас идти со мной, - парировал я.
   - А я очень рада, что пошла с вами! - отрезала она. - Вы еще поблагодарите меня за это; если у вас нет интуиции, то это не значит, что ее ни у кого нет. Вы - не тонкая натура, вы не можете ощутить мельчайшие изменения, происходящие вокруг нас; вы не можете заметить черты жизни, настолько неуловимые, что их нельзя выразить словесно до тех пор, пока они сами собой не сложатся в определенный образ.
   - Как красиво вы излагаете! А вы, конечно, способны ощутить и уловить эти черты? - ехидно поинтересовался я.
   - Да, я способна! И не надо иронизировать - женщины чувствуют тоньше, чем мужчины, которым женская интуиция всегда казалась колдовством. Да, я верю в предвиденье, как и во многое другое, - Бистис отвернулась от меня, видимо, обидевшись, потом взяла свой спальный мешок и пошла укладываться на ночь. Я подумал, что в чем женщины точно сильны, так это в умении обращать самые отвлеченные понятия в предмет выяснения личных отношений.
   ...К моему глубочайшему сожалению, предчувствия Бистис не обманули ее. На следующее утро, едва мы успели позавтракать, как услышали шум вертолета, совершающего посадку около поселка.
   - Странно, - сказал я. - Кому понадобилось гонять вертолет в эту дыру?
   Бистис пристально посмотрела на меня, не проронив ни слова.
   - Давайте, на всякий случай погасим огонь в печи и не будем пока выходить отсюда, - предложил я, делая вид, что не понимаю многозначительного молчания Бистис, но в душе сам обеспокоенный внезапным появлением гостей с неба.
   Мои предосторожности оказались тщетными. Наверно, люди с вертолета разглядели дым из трубы нашего дома, когда облетали поселок. Прошло несколько минут и непрошеные гости ворвались к нам. Они были черноволосыми и бородатыми; глядя на них, можно было подумать, что мы находимся на Юге, а не на Севере. Без долгих разговоров нас с Бистис отволокли к винтокрылой машине и усадили в нее.
   - Куда вы нас везете? - сердито спросила Бистис, когда мы уже поднялись в воздух.
   Вместо ответа один из наших похитителей нажал на кнопку портативной рации; из динамика раздался мужской голос, показавшийся мне знакомым:
   - Рад вас приветствовать! Насколько я понимаю, вы удивлены вашим внезапным воздушным путешествием?
   - Возмущены, - сказала Бистис.
   - О! У нас на борту дама! Вот приятный сюрприз! - воскликнул голос. - Не ожидал, что на переговоры приедет представительница прекрасного пола! Надеюсь, вы приехали не одна, с вами есть переговорщик мужского рода?
   - Да, есть, - глухо проговорил я, начиная понимать, кто организовал наше похищение.
   - Прекрасно! Позвольте узнать, как вас зовут?
   - Какая разница. Называйте, как хотите, - ответил я, стараясь говорить измененным голосом.
   - Уважаю ваше право остаться неизвестным. Я, вообще, уважаю права человека, и вы в этом еще убедитесь. А ваша спутница тоже не хочет раскрыть свое имя?
   - Пожалуйста. Я не собираюсь таиться от вас. Меня зовут Бистис, - гордо ответила она.
   - Бистис, Бистис... Позвольте, уж не сестра ли вы некоей Эллис, которая замужем за Иваном Карловичем Штутгартом?
   - Откуда вы знаете? - спросила пораженная Бистис.
   - О, я очень хорошо знаю доктора Штутгарта: я имел честь трудиться с ним бок о бок! У меня степень доктора медицинских наук и профессорское звание; моя фамилия - Кобылятский.
   - Профессор Кобылятский! - с ужасом вскрикнула Бистис.
   - Да, это я. Но чего вы испугались, дорогая моя? А, понимаю, ваши родственники рассказали обо мне всякие жуткие истории... Согласен, я доставил им некоторые неприятности, но, в конечном счете, именно благодаря мне милейший Иван Карлович и ваша сестра обрели счастье. В таких случаях я люблю вспоминать старинный английский морской устав, который гласит - если корабль пошел ко дну, но все пассажиры живы, то капитану выносится благодарность.
   - По-вашему, мы должны благодарить вас? - усмехнулась Бистис.
   - А почему бы нет? Видит бог, я никогда не желал зла вашему свояку и сейчас не желаю. Более того, я могу оказать ему существенную помощь. У меня нет того резонатора, который я ему обещал; вы ведь, наверное, уже поняли, что это я вступил в переговоры с доктором - под чужим именем, конечно. Но я действительно могу помочь Ивану Карловичу; ему нужен резонатор, - нет проблем, будет резонатор. Одна очень богатая восточная страна не пожалеет денег на создание соответствующей лаборатории и привлечет для этой цели лучших специалистов мира. Гарантирую, что через два-три года имя Ивана Карловича Штутгарта станет известно всему цивилизованному человечеству и наш дорогой доктор получит Нобелевскую премию.
   - Как вы узнали о его исследованиях? - спросил я.
   - Шила в мешке не утаишь, уважаемый незнакомец. Секреты обладают удивительной текучестью, они просачиваются сквозь малейшие отверстия. Уверяю вас, что и ваша таинственность тоже вскоре рассеется. Мне отчего-то кажется, что раз доктор вам доверяет и вы близки к нему, то и я вас знаю.
   Я поежился: личная встреча с профессором не сулила мне ничего хорошего.
   - Зачем вам нужны разработки Ивана Карловича? - постаралась заполнить возникшую паузу Бистис.
   - Боже мой, ну не будьте так наивны! - сказал профессор. - Судя по той информации, которой я располагаю, открытие доктора перевернет всю нашу жизнь. Воздействие на психику человека, возможность переделать людей - что может быть грандиознее и величественнее!
   - Только вера может переделать человека, только совесть и Бог могут изменить его к лучшему, - горячо возразила Бистис.
   - Ах, оставьте вы эти поучения! Доктору Штутгарту вы тоже такое говорите или лишь меня хотите заставить уверовать? - воскликнул профессор. - Неужели вы всерьез думаете, что наш мир создан Богом? Посмотрите, сколь несовершенен мир людей; как мог совершенный Бог создать такое? Если ваш Господь является создателем человечества, то он давно не вмешивается в его дела, проявляя в этом случае поразительное равнодушие к своему творению. Сколько зла и страдания было и есть вокруг нас; зачем это всеблагому Богу мучить людей, и при том часто людей, решительно ни в чем не повинных? Разве для того чтобы дать человеку вечное блаженство Богу надо вначале зверски замучить собственное создание?
   - Но Господь и сына своего не пожалел во имя высшей правды и справедливости! - крикнула Бистис, сверкая глазами.
   - Перестаньте кощунствовать, дорогая моя! К чему Богу прибегать к подобным страшным средствам, когда он - всемогущий? Неужели у него не было другого средства дать нам путь к спасению, кроме ужасных крестных мук своего сына? Почему бы сыну божьему не придти к нам, например, с цветком в руке и с улыбкой на устах - и от этого мы сразу исправились бы по всемогущей воле божией?
   - Но люди сами должны выбирать между добром и злом! - продолжала спорить Бистис.
   - Я этого не понимаю. Сказано, что даже волосы на голове у нас сосчитаны Богом, - стало быть, всеведущему Господу заранее известно, что будет с каждым из нас. Зачем же эта непонятная игра со свободой выбора? Да и скучно играться, когда знаешь все ходы наперед... Нет, я не спорю с вами в том, что образ божьего сына, прибитого гвоздями к кресту, оказывает сильное впечатление на верующего человека, но уж как-то это не по-божески, а очень по-людски выходит. Количество же зла в мире что-то не уменьшается, и если в чем люди и достигли совершенства, так это в умении убивать друг друга.
   - Вы, профессор, должно быть, мните себя спасителем человечества? - язвительно заметила Бистис.
   - Открытие нашего гениального Ивана Карловича предоставляет мне подобную возможность, - добродушно рассмеялся Кобылятский. - Я не стану ждать, пока люди сами собой переделаются на лучший лад, я изменю их психику кардинальным образом. Вот вам и осуществление заветной мечты человечества, - мир без зла, зависти, вражды, коварства, хитрости и обмана, царствие Божие на земле.
   - А для этого вам необходима помощь религиозных экстремистов? - не выдержал я.
   - Я вас и узнал! Вы - друг Ивана Карловича, который помог ему освободиться из некоего горного селения, где он, кстати, совсем неплохо себя чувствовал. А после мы с вами вели интересную беседу в подвале моей клиники, но обстоятельства сложились так, что мне пришлось спасаться бегством! Вы и тогда задавали аналогичные вопросы, помните? Какой смысл вам отпираться, когда скоро вы прибудете ко мне и я буду иметь удовольствие снова увидеть вас?
   - Вы не ответили.
   - Вы хотите, чтобы я повторил свои давешние мысли? Извольте. Исключительно для вашей дамы повторю. Я утверждаю, милая Бистис, что европейская культура себя изжила. На смену ей идет сильная восточная цивилизация. Да, она еще склонна к неразумным деяниям, да, она страдает экстремизмом и максимализмом, но все это не более чем детские болезни, которые с возрастом пройдут. Зато у нее есть огромный потенциал, отсутствующий у отмирающей европейской культуры, а с открытием, совершенным Штутгартом, новая цивилизация быстро овладеет умами людей и подчинит себе дряхлую старушку Европу и зашедшую в тупик Америку.
   - Любопытно, как вы собираетесь с вашим неверием ужиться с религиозностью этой восточной цивилизации? - саркастически заметила Бистис.
   - Я приму любую веру, если понадобится. Ислам, буддизм, индуизм, джайнизм, даже зороастризм, если пожелаете. Если нужно, я готов совершить хадж или стать муллой. Если мои новые друзья захотят, чтобы я верил в Аллаха, я буду в него верить. В конце концов, это их святое право - требовать от меня обращения в ислам! Кроме того, Коран не запрещает внедрять разработки Ивана Карловича в широкие массы населения.
   - Вы заботитесь исключительно о пользе человечества? - спросил я.
   - Я понимаю вашу иронию, но она неуместна. Конечно, я не альтруист. Я люблю материальные блага и земные удовольствия, и надеюсь получить их сполна. Ислам открывает передо мной в этом плане исключительные возможности. Многоженство, скажем... Не знаю, правда, как к этому отнесется моя неизменная помощница, моя любимая Ангелина. Но, возможно, я сумею ее убедить в преимуществах полигамного брака.
   - А от нас что вы хотите? - спросила Бистис.
   - Сущую мелочь! Вы просто поживете некоторое время у меня, пока наш добрейший Иван Карлович не согласится сотрудничать со мной.
   - Понятно, - кивнула Бистис. Она повернулась к пилоту, ведущему вертолет, и вдруг вырвала штурвал из его рук. Вертолет лег на бок, завис на секунду в воздухе и стал стремительно падать. В тот же миг Бистис крепко обхватила меня, и мы под аккомпанемент диких криков наших бородатых похитителей вывалились из падающей винтокрылой машины.
   Мы с Бистис летели, вцепившись друг в друга; неистовый ветер, завывая, подбрасывал и переворачивал нас, - как страшен и прекрасен был этот последний смертельный полет!
   - Есть наслаждение в бою! - закричал я Бистис.
   - И мрачной бездны на краю! - с хохотом ответила она.
   - Все, все, что погибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимо наслажденье! - успел добавить я перед тем, как мы рухнули на заснеженный горный склон.
   В глазах у меня вспыхнуло, потом потемнело, я потерял сознание...
   Очнулся я от того, что кто-то гладил меня по лицу. Я открыл глаза и увидел Бистис.
   - Мы живы? - изумился я.
   Бистис, сидя на снегу, торжественно сказала:
   - Я верила, что мы не умрем и мы выжили!
   - Боюсь, что на короткий срок, - я поморщился от боли.
   - Переломов нет. Я проверила, - беспечно заявила Бистис.
   - Проверила? Гм, замечательно! Но наша одежда порвана, продуктов не имеется. Зимой, в горах...
   - Все будет хорошо, - Бистис улыбнулась мне. - Вставай, пойдем разыщем какое-нибудь жилье.

***

   До сумерек мы успели пройти всего несколько километров, пока не очутились в лощине, густо заросшей подлеском. Тут Бистис совсем выбилась из сил, несмотря на свою одержимость, и нам пришлось остановиться. Нас ожидала ночевка на морозе, в рваной промокшей одежде, и даже нечем было развести огонь. Бистис, однако, не унывала, - хотя тело ее было измождено, но дух оставался бодрым, а взгляд по-прежнему был полон искрометной энергии.
   - Я знала, что тебе пригожусь, - говорила она. - Я чувствовала, что наше путешествие будет опасным. Нет, ты подумай, мы, оказывается, шли на встречу с профессором Кобылятским! Какой негодяй! Какое коварство! Если бы не я, ты сейчас был бы у него в заложниках.
   - Наше нынешнее положение немногим лучше, - возразил я, вздрагивая от холода.
   - Боже мой, какой ты пессимист! Поверь, - не для того мы остались живы при падении с вертолета, чтобы замерзнуть в лесу, - стуча зубами от холода, весело сказала Бистис.
   И опять она оказалась права: еще не совсем стемнело, когда мы услышали завывание моторов снегоходов и скоро нас окружили люди в ярких комбинезонах. Один из них снял очки, защищающие его глаза от снежной пыли, и я ахнул:
   - Аким?!
   - Привет! - ухмыльнулся он. - Вот и снова встретились.
   - Аким? - воскликнула Бистис. - Я много слышала от вас от сестры.
   - А кто ваша сестра? - Аким с удивлением посмотрел на Бистис.
   - Эллис.
   - Эллис? Которая замужем за доктором Штутгартом? Ничего себе! Кто бы мог подумать, что я встречу здесь сестру Эллис.
   - Откровенно говоря, я тоже не ожидал увидеть тебя, - сказал я Акиму.
   - И я не думал, что мы с тобой свидимся. Мы следили за Кобылятским, слушали его переговоры по радио; фактически он привел нас к тебе.
   Я посмотрел на крепких молодых товарищей Акима и спросил:
   - А вы - это кто? И почему вы следили за Кобылятским?
   Аким усмехнулся:
   - Мы - те, кого считают обманщиками, а мы вооружены правдой. Мы - те, кого называют позором людей, а мы трудимся во имя их. Нас хотят погубить, но мы не гибнем; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся. В бедствиях и нуждах, под ударами и в темницах несем мы слово истины и служение свое; нас почитают умершими, но вот, мы живы. Мы плоть от плоти тех, кто живет в нищете, многих обогащая; мы ничего не имеем, но будем обладать всем!
   - Не кощунствуйте, - строго сказала Бистис. - Вы исказили слова Писания.
   - Но, все-таки, зачем вы вели слежку за профессором Кобылятским? - спросил я.
   - Кобылятский - редкая сволочь! Удивляюсь, как он мог быть врачом, - резко сказал Аким. - Но у него нашлись влиятельные друзья, которые помогли ему уйти от наказания и поправить дела после того как он потерял свой бизнес, перешедший в руки господина Обдиралова. Среди этих людей есть злейшие враги нашего движения, - таким образом, Кобылятский вновь оказался в поле моего зрения. Я узнал, что он под чужим именем вступил в заочные переговоры с доктором Штутгартом по поводу какого-то прибора. Должен заметить, что ваш Иван Карлович проявил просто-таки поразительную неосторожность, доверившись незнакомому человеку... Полученные мной сведения свидетельствуют о том, что открытие, сделанное доктором Штутгартом, крайне важно для Кобылятского и его покровителей, поэтому мы решили прибыть на условленное место встречи и действовать по обстановке. Правда, по не зависящим от нас причинам мы опоздали в шахтерский поселок, но слышали все ваши разговоры по радио, так что после падения вертолета сообразили, где вас искать. Я вижу, что мы подоспели вовремя, - еще чуть-чуть и вы превратились бы в ледышки. Натягивайте скорее комбинезоны, выпейте кофе с коньяком, - и в дорогу!
   - А куда, в дорогу? - спросил я, одеваясь.
   - К Ивану Карловичу Штутгарту. Мы обязаны предупредить доктора о грозящей опасности.
   Бистис, уже переодевшаяся в теплую куртку и штаны, отпила горячий кофе из кружки и задумчиво посмотрела на Акима.
   - Мне непонятно, что вы так беспокоитесь? - сказала она.
   - Что же тут непонятного? Представляете, что будет, если открытие, сделанное Штутгартом, попадет в руки Кобылятского? По-моему, профессор достаточно ясно объяснил вам, как он собирается воспользоваться научными трудами вашего свояка. Да и кроме профессора в мире найдется много желающих переделать психику людей в своих интересах, - представляете, что будет, если на помощь политикам, журналистам и прочим специалистам по промыванию мозгов придет психологическое оружие? Я слышал, что оно уже действует, - может быть, этим объясняется огромное число послушных болванчиков в нашей стране? А если еще начнет работать средство, изобретенное доктором Штутгартом? Что будет тогда, я вас спрашиваю?.. Нет, нам не нужны всем довольные кретины, не чувствующие даже своего унижения и позора. Нам требуются борцы, неистовые и неукротимые, остро ощущающие низость и обман тех, кто имеет власть и богатство, готовые разорвать этих мерзких гадов в клочья, смести их с лица земли, разметать ураганом ненависти их поганые гнезда! Святая злоба, священная ярость, справедливая месть, - вот те силы, которые способны преобразовать мир, а вовсе не чудодейственное открытие юродивого доктора. Впрочем, мы ничего не имеем против науки; пусть себе доктор трудится, но пусть его изобретение хранится в нашем арсенале, - так будет спокойнее.
   - Ах, вы не правы! - снова повторила Бистис. - Вспомните, сколько раз были попытки бороться злом со злом, - и что из этого выходило, кроме зла?
   - Зло, борющееся со злом, становится добром, ибо совершает доброе дело, - усмехнулся Аким. - Я бы с удовольствием поспорил с вами еще, милая девушка, но нам пора отправляться в путь. Мы должны, как можно скорее, прибыть на нашу базу. Садитесь ко мне на снегоход, а ты, - обратился он ко мне, - сядь вот хоть к нему, - Аким кивнул на одного из своих товарищей. - И поехали, поехали! Хватит дискуссий!

***

   Мы мчались с бешеной скоростью по ущельям и распадкам гор. Ослепленный снежной пылью я не видел решительно ничего вокруг себя и не понимал, как мой водитель может разглядеть в прыгающем свете фар что-либо впереди нас. Мы стремительно скользили куда-то вниз и я на миг поднимался над сиденьем, становясь невесомым, а потом натужно поднимались наверх и я мертвой хваткой вцеплялся в моего ездового, чтобы не упасть со снегохода. "Острые ощущения придают вкус пресному существованию, но когда их много, хочется чего-то диетического" - думал я, с нетерпением ожидая окончания нашей гонки, и она действительно скоро закончилась, - скорее, чем я ожидал. Вдруг что-то ярко блеснуло справа от меня и раздался резкий хлопок. Снегоход сделал крутой вираж и я полетел с него, даже не успев понять, что происходит. В следующую секунду я ударился о землю и во второй раз за этот злополучный день потерял сознание.
   Придя в себя, я вначале не мог вспомнить, где нахожусь, и лишь потом сообразил, что я упал со снегохода на полном ходу. Мне, однако, показалось странным, что я остался совершенно один, брошенный и забытый своими спутниками. Может быть, я упустил какие-то события, которые могли объяснить мое теперешнее положение? Я перевернулся со спины на живот и попытался встать. Поразительно, но мне это удалось, - я опять отделался одними ушибами.
   Я огляделся. Вокруг было темно, но в нескольких десятках метров правее и выше меня был виден свет, чьи-то голоса доносились оттуда. Я хотел закричать, чтобы привлечь к себе внимание, но передумал, решив сперва посмотреть на этих людей. Поднявшись по откосу, я спрятался за широкий ствол ели.
   На поляне на краю пропасти полукругом расположились мощные военные вездеходы, освещавшие своими фарами человека в куртке защитного цвета, разговаривавшего с Бистис. Девушка стояла перед ним с гордо поднятой головой и отвечала на его вопросы коротко и отрывисто.
   - Итак, вас зовут Бистис, - сказал человек в куртке. - Как я понимаю, вы являетесь сестрой некоей Эллис, которая замужем за врачом по фамилии Штутгарт.
   - Откуда вам известна моя сестра?
   - По долгу службы я как-то общался с вашей сестрой и ее мужем, - ответил человек в камуфляже и я, приглядевшись, узнал сотрудника спецслужб Геннадия, охотившегося за царскими сокровищами в позапрошлом году.
   - По долгу службы вы должны были бы следить за профессором Кобылятским и его друзьями-террористами, а не за нашим семейством, - Бистис прожгла Геннадия презрительным взглядом.
   - Хорошее у вас семейство, нечего сказать, - возразил Геннадий. - Ваш преданный друг Аким, например, находится в федеральном розыске за свою экстремистскую деятельность.
   - Вы схватили Акима? - быстро спросила Бистис.
   - Арестуем, никуда он от нас не денется! А вас он бросил, между прочим; даже не попытался вернуться за вами, когда вы упали. Ему нужно было спасти свою шкуру, а на вас наплевать, коль дело жаренным запахло. Но не о нем сейчас речь. Нас интересует изобретение Ивана Карловича Штутгарта. Сведения, которыми мы располагаем, позволяют нам считать это изобретение исключительно важным для государства. Мы не можем допустить, чтобы открытие вашего свояка попало в руки преступников, - последствия этого будут очень тяжелыми, как вы понимаете. Так что вы обязаны помочь нам заполучить изобретение доктора Штутгарта. Это ваш гражданский долг, в этом заключается ваша ответственность перед обществом и страной! Ну, а в материальном плане мне поручено предложить вам сумму вознаграждения в размере одного миллиона долларов, причем, как говорится, торг здесь уместен, - улыбнулся Геннадий.
   Бистис громко расхохоталась.
   - Боже мой, как типичны все представители власти! Иногда мне кажется, что и я могла бы стать президентом, - для этого так мало надо.
   - Ах, какая смышленая девушка! С чувством юмора, - я бы даже сказал, с сатирическим складом ума, - вслед за Бистис рассмеялся мужчина, стоявший сбоку от Геннадия. - Талантливая молодежь идет нам на смену, - девушка, я предрекаю вам большое будущее! Если, конечно, вы научитесь уважительно относиться к государству и будете смирять свой характер в соответствующих обстоятельствах.
   - Кто вы? - спросила Бистис.
   - Я тот, кого вы так уничижительно охарактеризовали в качестве типичного представителя власти. О, нет, я еще не президент страны, хотя возможно когда-нибудь буду им! Пока моя должность не столь почетна, - я всего лишь губернатор. Вполне вероятно, вы слышали обо мне от своих родственников, наши пути пересекались.
   - Хуздазат?! - вскричала Бистис.
   - Что за манера у нынешних молодых людей называть старших просто по имени, без должного уважения к их годам и заслугам? Деточка, я вам в отцы гожусь, а вы меня называете так, будто я ваш приятель! Но вы не ошиблись, я действительно Хуздазат.
   - Разве вы не под следствием?
   - Под следствием? Какое странное предположение! Я законный губернатор, - и под следствием? Абсурд! Да, признаюсь, против меня выдвигались кое-какие обвинения, но, как следовало ожидать, все они оказались необоснованными. Напрасно радовались мои враги, - перед правдой бессильна клевета.
   - Чего вы от меня хотите? - перебила его Бистис.
   - Что мы от вас хотим, вы уже слышали от Геннадия. Желаете подробнее узнать, как мы используем открытие, сделанное мужем вашей сестры? Пожалуйста! Оно поможет укреплению России, сплочению всех общественных сил во имя ее процветания. Ведь все мы - граждане одной страны: все мы - политики, бизнесмены, журналисты, ученые, рабочие, крестьяне, миллиардеры и нищие, - все любим свою Родину. Однако в нынешнее время мы обязаны любить ее еще сильнее, а наши ряды сплотить еще теснее; тут нам на помощь придет изобретение доктора Штутгарта - оно станет подспорьем в многотрудной, полной нечеловеческих усилий деятельности власти по обеспечению политической и экономической стабильности в стране... Перед тем как выехать сюда, я проконсультировался с нашими ведущими учеными по поводу применения этого изобретения. Они сказали мне, что если подобное открытие действительно сделано, то перспективы его использования поистине безграничны. В идеале мы сможем смоделировать по заданной схеме общественные процессы и поведение каждого отдельного человека с помощью излучений специальных генераторов, химико-биологических веществ, растворенных в обычной питьевой воде, а также специальных пищевых добавок. Знаете ли, дорогуша, несмотря на мой зрелый возраст, я люблю иногда помечтать, и в своих мечтах вижу я прекрасное далеко, которое нас ожидает.
   - Лицемеры! Не о благе людей вы заботитесь, но о собственной мошне; вы служите момонне, а не Богу! - едко сказала Бистис. - Когда придет пора держать ответ перед Богом, что вы извлечете из глубины своей души? Мерзость, порок и запустение.
   - Какая милая девушка! Сколько в вас ума, сколько огня, сколько обаяния! - захохотал Хуздазат. - Жаль, если с вами случится что-нибудь эдакое... нехорошее.
   - Короче, вы будете с нами сотрудничать? - резко спросил Геннадий у Бистис.
   - Сотрудничать? - переспросила она и как будто задумалась.
   Геннадий повернулся к Хуздазату, видимо, собираясь что-то сказать ему, но Бистис толкнула его с такой силой, что он упал, а сама она рванулась к краю пропасти.
   - Держите ее, держите! - закричал Хуздазат.
   - Куда ей деться, там обрыв! - крикнул в ответ Геннадий, поднимаясь с земли. Бистис на миг обернулась к нему, засмеялась, - и прыгнула в пропасть!
   - Упустили! - завопил Хуздазат. - Гнать вас всех надо со службы к чертовой матери!
   - Может, девчонка еще жива? - сказал Геннадий. Он подошел к обрыву и посмотрел вниз. - Крутизна страшная. Здесь и днем слезть нельзя, шею сломаешь, а ночью... Давайте попробуем проехать с той стороны, через перевал. Возможно, оттуда нам удастся спуститься в эту пропасть и мы поищем там эту сумасшедшую Бистис, жива она или мертва.
   - Поехали. По коням! - приказал Хуздазат и через несколько минут площадка опустела.
   Я вышел из-за дерева и побежал к обрыву. Крутые отвесные стены пропасти терялись в бездонной темноте.
   - Бистис! Бистис! - прокричал я, скорее от отчаяния, чем в надежде услышать ее голос.
   - Ау! Я здесь! - к своему величайшему изумлению услышал я.
   - Бистис! Ты жива!
   - Конечно, жива! Не для того мы спаслись, выпрыгнув из вертолета, не замерзли в лесу и не разбились, упав со снегохода, чтобы я погибла, прыгнув в пропасть! На дне оказался огромный сугроб снега и я упала все равно, что на перину, - раздавался снизу гулкий голос Бистис. - Прыгай сюда, не бойся! Прыгай точно с того места, где я прыгнула!
   Я минуту колебался, а потом прыгнул с обрыва. Несколько секунд жуткого полета, и я очутился в толще снега, не понимая, где верх, где низ. Бистис помогла мне вылезти и сказала:
   - Видишь, я еще раз тебе пригодилась. Я же знала, что путешествие будет опасным. Что бы ты без меня делал?
   - Да уж точно не прыгал бы в пропасть, - ответил я. - Ну, куда нам теперь идти?
   - Пойдем по льду замерзшего ручья, наверняка выйдем куда-нибудь. Уходить надо в любом случае - через несколько часов Хуздазат со своими людьми будет здесь.
   - Да, я слышал, весь ваш разговор. Кстати, я знаю того человека, который тебя допрашивал. Его зовут Геннадий. Он - сотрудник спецслужб, в позапрошлом году занимался поисками клада, который мне доверили хранить.
   - А! Так вот кто это! Ну, и день у нас выдался! Но ты обратил внимание, что этот Геннадий решил почему-то, что я в компании с Акимом, а не с тобой, шла на встречу с профессором Кобылятским. О том, что ты тоже тут находишься, они даже не подозревают.
   - Людям свойственно ошибаться, а Хуздазат и вся его свора тоже люди, как это ни странно.
   - Нет, они не люди! - воскликнула Бистис. - Человек - это не тот, кто ходит на двух ногах и умеет говорить. Человек отличается от животного наличием души, в которую вложена вера в вечное добро и желание достичь его.
   - Хуздазат и все его окружение тоже заботятся о благе человечества, - возразил я.
   - Ложь! И сам он знает, что лжет! И все они знают, что лгут! Они лукавят, говоря о благе; в душе их - злонравие, корыстолюбие, злоба, зависть и убийство. Но что бы кто из них ни говорил, каждый понимает, по правде ли он живет, к добру ли стремится, или жизнь его отдана злу, а речи его - обман, ханжество и словоблудие. Совесть можно заставить замолчать, но обмануть ее нельзя, - взгляд Бистис прожигал насквозь.
   - Как ты горяча! Пошли, пока лед под тобой не растаял, - сказал я ей, невольно усмехнувшись.
   - Зато ты слишком холодный, - парировала она, и мы отправились, бог весть куда, по замерзшему ручью.
   ...Мы шли весь остаток ночи, а под утро набрели на зимовье охотника, который обогрел и накормил нас. Как выяснилось, он хорошо знал доктора Штутгарта, поскольку осенью тот вылечил его брата. На следующий день охотник повел нас к бывшей секретной лаборатории, в которой находилась клиника доктора Штутгарта, и к вечеру мы благополучно добрались до нее.

***

   Иван Карлович страшно расстроился, когда узнал о наших злоключениях, а также о том, что его чудесное открытие привлекло стольких негодяев. В тот же вечер Иван Карлович, Авенир и я собрались на совещание в подземном бункере.
   - Друзья, нам надо обсудить создавшееся положение, - сказал доктор. - Меня сильно тревожат попытки Кобылятского, Хуздазата и Акима взять под свой контроль наши исследования. Встает вопрос, как нам быть в этой ситуации?
   - Да, положение непростое, - согласился с доктором Авенир. - С одной стороны, мы обязаны продолжать работу, поскольку она нужна людям. С другой стороны, если результаты наших экспериментов будут использованы в нечистых целях, то последствия могут быть кошмарными.
   - Зачем мы только взялись за эти исследования? Разве не сказано: "Quieta non movere!" - "Не трогай того, что покоится!" - горестно воскликнул Иван Карлович. - Как был прав мой отец, когда никому не рассказал о своем открытии и спрятал лабораторные записи! Но лучше бы он их уничтожил, тогда бы его недальновидный сын не смог бы воспользоваться ими.
   - Вы напрасно себя ругаете, доктор. Вы же прекрасно понимаете, что наука развивается параллельными путями. Рано или поздно кто-нибудь повторил бы открытие вашего отца, оно все равно стало бы достоянием общественности, - сказал Авенир.
   - Зло неискоренимо в мире, но горе тому, через кого оно входит в мир! Разве не знал я, что все благие идеи обращаются во зло? "Quicquid conaris, quo pervenias, cogities?" - "Подумай, к чему приведут твои замыслы?". Зачем мы взялись за эти исследования? - продолжал трагически вопрошать Иван Карлович.
   - Что сделано, то сделано. Я понимаю ваше состояние, но давайте решим, как нам быть дальше, - напомнил я доктору о главной теме нашего совещания.
   - В отношении вас все ясно. Мы совершили непростительную ошибку, втянув вас в это дело. Вам надо срочно уезжать отсюда и снова менять имя и место жительства, - сказал Авенир.
   - Ну, уж нет! - возразил я. - Неужели вы не понимаете, что вот теперь-то я не могу оставить вас. Есть правила, которые надо исполнять в любых обстоятельствах, потому что правила эти - основа жизни. Одно из них гласит: не бросай товарищей в беде, - помните, как сказано, "душу отдать за други своя"?
   - Верно, есть правила, которые нельзя нарушать! Мы, конечно, совершили глупость, пригласив его, но теперь ничего не поделаешь, - поддержал меня Иван Карлович.
   - Пригласили, положим, наши жены, - заметил Авенир.
   - А мы направили его на встречу с Кобылятским, тоже хороши! - покачал головой доктор. - Однако вернемся к сути нашего разговора: что нам делать?
   - Да, что делать? - посмотрел я на Авенира.
   - Что делать? - задумчиво переспросил Авенир. - Что делать... Странная штука получается, - все наши действия направлены лишь на исправления вреда, причиненного прежними нашими действиями. Но, исправляя этот вред, мы причиняем новый, - и так тянется бесконечная цепь, которая становится всё длиннее и тяжелее со временем.
   - Вы чересчур мрачно смотрите на мир, - сказал я.
   - Отнюдь, - угрюмо ответил Авенир.
   - Ладно, давайте не отвлекаться от нашего случая. Что делать с вашим открытием? - обратился я к доктору.
   - Что же нам с ним делать? - вздохнул Иван Карлович.
   - Что делать? - произнес Авенир, погладив лоб рукой.
   - Как было бы хорошо, если бы мы смогли закончить свою работу, хотя бы в части, касающейся лечения тяжелых психических заболеваний, - сказал доктор. - Не имея резонатора, на большее мы не способны, но это, видимо, ни к чему. Мечтая облагодетельствовать человечество, мы явно заблуждались. Среди ученых подобное случается. Мы часто становимся жертвой иллюзии: нам кажется, что наука может улучшить род людской, а она не улучшает даже тех, кто ею занимается.
   - В этом вы ошибаетесь, доктор. Вы наглядное подтверждение того, что наука облагораживает своих подвижников, - заметил Авенир.
   - Благодарю вас за лестные слова, но я тоже не идеал! А возьмите, к примеру, Кобылятского: он ведь, в сущности, человек науки, но во что он обратил ее плоды? Не будь он образован и учен, он не был бы так опасен.
   - Это верно, - кивнул Авенир. - Мы ни в коем случае не должны допустить, чтобы он воспользовался вашим открытием.
   - И что нам делать? - доктор вопросительно взглянул на Авенира.
   - Да, что все-таки делать? - я посмотрел на них обоих.
   - Что делать? - сказал Авенир. - Что делать, что делать... А давайте просто-напросто прекратим дальнейшие разработки, уничтожим все полученные нами материалы и уедем из клиники. В будущем, если представится такая возможность, мы возобновим исследования по лечению психических заболеваний, а остальное забудем навсегда.
   - Прекратим... Уедем.... - повторил за ним Иван Карлович. - Да, другого выхода наверно нет... А уезжать нам обязательно?
   - Безусловно. Только вы и я проводили эти злосчастные разработки, поэтому после уничтожения результатов исследований мы с вами становимся единственным источником информации по ним. Те, кто охотятся за вашим открытием, найдут способы выудить из нас соответствующие сведения.
   - Увы, я вынужден согласиться с вами! Что же, будем заметать следы и готовится к отъезду, - сказал доктор. - Обидно, едва успели обжиться, обустроиться на новом месте, - и опять уезжать! И клинику в этот раз некуда перевозить; как-то всё здесь будет без меня?
   - Будем надеяться, что с клиникой ничего не случится, - Авенир дружески пожал доктору руку.
   - Я помогу вам собраться, - предложил я.
   - Спасибо. Весьма благодарны, - ответили они.

***

   Иван Карлович и Авенир решили сразу же взяться за ликвидацию своей лаборатории, а я направился к Эллис, Агапе и Бистис, чтобы сказать им об отъезде.
   Похолодало, на улице была ясная морозная ночь; сквозь легкую дымку было видно темное небо, усыпанное звездами. Я поднял голову и долго смотрел на них. В какой невообразимой дали они мерцали, как ничтожна казалась перед ней земная жизнь с ее мизерными пространствами и мимолетным временем! Зачем, с какой целью образовалась эта жизнь в безбрежном звездном океане, для которого она являлась бесконечно малой величиной, не имеющей ни малейшего влияния на его существование? Или не было никакой цели, а была простая случайность, приведшая, в конце концов, к возникновению разума, который тысячи лет ищет смысл там, где нет никакого смысла?
   Позади нас вечность и впереди нас вечность, нас не было и не будет в этом мире, - как трудно смириться с этой простой и беспощадной истиной! Бедный разум! Не в силах осознать свою неизбежную гибель, он ищет жизнь после смерти и верит в то, что он будет жить всегда. Как жестоко посмеялась над нами природа, дав возможность понять, что такое жизнь и что такое смерть, - по сравнению с этой насмешкой какой мелочью кажутся издевательства судьбы над человеком...
   Поразмыслив подобным образом, я совершенно успокоился и пошел к нашим женщинам.
   Во флигеле горел свет на первом этаже в общей гостиной. Несмотря на мороз, форточка была открыта настежь и я услышал голоса Агапы, Эллис и Бистис. Был ли на самом деле этот разговор или он причудился мне, не знаю...
   - Если бы у меня было средство Ивана Карловича, - говорила Агапа, - я бы во все сердца вселила любовь. Она победила бы зло на земле, принесла бы мир и радость людям. Любовь - это добро, любовь - это Бог. Помните, как про нее сказано: любовь милосердна и терпелива, она не раздражается, не завидует, не мыслит зла; любовь всегда надеется, всему верит и все перенесет. Если в сердце моем живет любовь, то я живу, и жизнь побеждает зло, связанное со смертью.
   Я счастлива своей любовью, и ничто не страшно мне! Со мной мой Авенир, он любит меня, - что может быть лучше, и что может быть крепче нашей любви? Лишь об одном молю я Бога - чтобы никогда не разлучаться мне с любимым моим.
   - Если бы у меня было средство Ивана Карловича, - сказала Эллис, - я бы дала людям надежду. Если не имеют они сейчас любви, то пусть знают, что она придет к ним; если сейчас не видят они добра, то пусть надеются, что увидят его; если они несчастны, то пусть в них живет надежда на утешение. Где есть надежда, там нет отчаяния и безысходности, - где есть надежда, там есть жизнь.
   Когда все говорили, что Иван Карлович погиб, когда тело его зарыли в землю, я знала, что он жив и мы встретимся с ним! Надежда дала мне силы на поиски его, и надежда вернула его мне. Со мной возлюбленный мой, муж мой, и я радуюсь этому! Пусть жизнь наша полна трудов и скитаний, пусть зло преследует нас, - вместе с моим любимым мы пройдем через всё и достигнем счастливой пристани.
   - Если бы у меня было средство Ивана Карловича, - сказала Бистис, - я бы не стала им пользоваться. Да, не стала бы, не смотрите на меня так удивленно! Есть средство сильнее того, что изобрел Иван Карлович, сильнее всего, что может дать наука. Я уверена, что вся наша жизнь и всё, что происходит вокруг нас, подчинено высшим законам, которые мы не понимаем и никогда не сможем понять, потому что они созданы за пределами мира, доступного нашему пониманию.
   Бог создал эти законы, и Бог дал нам веру, чтобы через нее познали мы его добрую волю. Бог - мой заступник, Бог - мой утешитель; в нем моя вера и надежда, к нему моя любовь.
   - К нему одному? - в голосе Агапы прозвучала усмешка.
   Бистис не ответила...
   Я встряхнул головой, в комнате была тишина. Тогда я постучал в дверь и вошел.
   - А где Иван Карлович? Где Авенир? Что вы решили? - воскликнули сестры.
   - Они задержались в лаборатории. Мы решили свернуть работу и уехать отсюда. Бистис, наверно, рассказала вам об открытии доктора, и о том, какая охота идет теперь за этим открытием. Иван Карлович и Авенир посчитали невозможным продолжать исследования в подобной обстановке, и остаться здесь тоже было бы опасно.
   - Зачем они вообще взялись за эти исследования? - бросила Бистис.
   Эллис отмахнулась от нее и спросила меня:
   - Когда же мы выезжаем?
   - Чем скорее, тем лучше.
   - Значит, надо собираться, - засуетилась она. - Бедный мой Иван Карлович! Только обжились на новом месте, только наладилась работа клиники, и опять уезжать!
   - Будем надеяться, что с клиникой ничего не случится, - Агапа ободряюще улыбнулась сестре.
   Я невольно засмеялся, они удивленно посмотрели на меня.
   - Простите мое неуместное веселье, но вы слово в слово повторили то, что сказали ваши мужья, - пояснил я.
   - Чему тут удивляться? - пожала плечами Агапа. - Вот нам теперь надо срочно уезжать, зимой, в мороз, неизвестно куда, - а я счастлива от того, что еду с моим мужем! Больше всего я боялась разлуки с ним, а все остальное мне не страшно.
   - Ты поедешь с нами? - Бистис взглянула на меня.
   Я покачал головой.
   - Нет. Мы расстаемся. Опять буду жить один.
   - Зачем жить одному? - заметила Эллис, многозначительно посмотрев на Бистис.
   Бистис отвернулась, а я почувствовал себя неловко и стал пятиться к двери:
   - Извините... Вы собирайтесь, а я должен помочь Ивану Карловичу и Авениру.
   Выскочив на улицу, я услышал дружный хохот сестер в гостиной.

***

   Наши сборы растянулись на весь следующий день, и виной этому был, естественно, Иван Карлович. Уничтожив с помощью Авенира оборудование своей лаборатории и полученные в ходе исследований материалы, доктор принялся улаживать дела медицинского центра, для чего ему надо было внимательнейшими образом осмотреть каждого больного и посоветоваться с коллегами относительно дальнейшего лечения, самолично убедиться в наличии необходимого запаса медикаментов, продовольствия и топлива в клинике, а также отдать подробнейшие распоряжения по ее дальнейшей деятельности. Зная беспокойную натуру доктора, мы не торопили его, так что медицинский центр мы покинули лишь на второе утро.
   Вначале мы должны были добраться до уже знакомого нам с Бистис заброшенного шахтерского поселка; оттуда наши дороги расходились: Иван Карлович уезжал с Эллис, Авенир - с Агапой, а Бистис и я - по отдельности. Всем нам нужно было отныне жить под чужими именами в разных городах.
   В поселке шахтеров нас должны были ждать друзья Ивана Карловича, с которыми он связался по мобильной связи, и которые взялись помочь нам. Бистис спросила доктора, не попадем ли мы в засаду, как в прошлый раз, однако Иван Карлович уверил ее, что лично знает тех, кто встретит нас в поселке, и они известят нас при малейшей опасности.
   Вместе с нами отправились несколько сотрудников клиники, которые помогли нам везти вещи и не давали скучать в дороге, поэтому, несмотря на неприятные обстоятельства нашего поспешного отъезда, переход до поселка оказался веселым и легким. Если бы кто-нибудь увидел нас со стороны, то подумал бы, что мы группа туристов, пожелавших провести свой зимний отпуск на природе.
   Благополучно прибыв на место, мы встретили знакомых Ивана Карловича, уже поджидавших нас. Тут сотрудники медицинского центра простились с нами, выразив надежду, что мы еще вернемся в клинику.
   - Непременно, - со вздохом ответил доктор и всем нам сделалось грустно.
   Сразу после их ухода мы тоже решили покинуть поселок, теперь уже отдельными группами, чтобы до вечера разъехаться подальше по разным направлениям и тем сбить со следа наших возможных преследователей. На площади около полуразрушенного Дома культуры мы стали, было, прощаться, но нас перебила Бистис.
   - Погодите! - сказала она. - Разве вы ничего не слышите?
   - А что такое? - насторожился Иван Карлович.
   - Тсс! - поднесла Бистис палец к губам. - По-моему где-то шумят моторы...
   Мы прислушались.
   - Где-то! Да они сюда направляются! - воскликнул один из мужчин из нашего сопровождения.
   - Неужели попались? Быстро в Дом культуры, там спрячемся! А что толку, - следы на снегу останутся, нас найдут! Разбежаться не успеем? Нет, поздно! В клуб, в клуб, хуже не будет! - закричали мы вразнобой и бросились к Дому культуры.
   Столпившись в фойе, мы почувствовали себя в ловушке и доктор немедленно стал проклинать себя за опрометчивость.
   - Не для того мы... - хотела сказать Бистис, но Эллис попросила ее замолчать.
   Шум моторов все приближался и, наконец, затих перед входом в Дом культуры. Мы сжались в ожидании недоброго; двери распахнулись, в фойе вошли какие-то люди. Когда мы разглядели Акима, я не очень-то удивился.
   - Привет всей честной компании! - сказал он.
   - Аким? Не может быть! Это Аким! Аким! - закричали Иван Карлович, Авенир, Эллис и Агапа.
   - Да, это я, и опять в роли вашего спасителя, - ответил он. - Все вопросы потом; у нас совершенно нет времени. За мной по пятам следуют ваши давние приятели - профессор Кобылятский и Хуздазат со своими опричниками. Поехали, я вас отсюда вывезу...
   - Но вы бросили нас в трудную минуту, - с вызовом сказала Бистис.
   - Что я мог сделать? Силы были неравными, вернуться за вами тогда было невозможно. Но вот я здесь, причем именно в тот момент, когда вы очутились в безвыходном положении - и это лучшее мое оправдание.
   - Однако... - хотел возразить доктор.
   - Мы будем спорить или поедем? - перебил его Аким. - Повторяю, времени у нас нет совсем.
   - Поехали! - решительно произнесла Эллис, взяв Ивана Карловича под руку.
   - Стойте! - Авенир сделал предостерегающий жест. - Кажется, мы опоздали.
   Мы замерли и в тишине услышали нарастающий с двух сторон рев двигателей вездеходов.
   - Черт возьми! Это они, быстрее, чем я думал! Действительно, мы опоздали. Бежать бесполезно, нас переловят в лесу, как зайцев, - Аким зло выругался.
   - Пошли в зал! - крикнул Иван Карлович, подхватив свою сумку и увлекая нас за собой.
   - Какой смысл? - пожал плечами Аким.
   - Пошли! У меня есть идея, - сказал доктор.
   Мы последовали за ним. В зрительном зале было темно, на полу валялись сломанные кресла, а на сцене стоял оборванный макет какой-то декорации.
   - Ну, дальше куда? - поинтересовался Аким.
   - За сцену! Там мы спрячемся, - торопил нас доктор.
   - Вы полагаете, нас там не найдут? - усмехнулся Аким.
   - Идите за мной! Говорю вам, я знаю, что делаю! - повторил Иван Карлович.
   Мы поднялись на сцену, обошли декорацию, спотыкаясь впотьмах, и через нагромождение непонятных асимметричных фигур, спрятанных за ней, пролезли к боковому коридору, где царил полный хаос, так что далее продвигаться было невозможно.
   - Иван Карлович, нас все равно найдут, - шепнул Авенир доктору.
   - Если будут искать, то, конечно, найдут. Но будут ли нас искать, вот в чем вопрос? - неожиданно засмеялся доктор.
   - Не сошел ли он с ума? - услышал я тихий голос Агапы.
   - Нет, я не сошел с ума, дорогая, и вы в этом немедленно убедитесь, - громко ответил Иван Карлович. - Аким! Аким! Где вы!
   - Я тут, где же еще?
   - Можете ли вы и ваши люди оказать нам небольшую услугу?
   - Не понимаю, что вы задумали?
   - У меня в сумке есть три литровых баллона с газом, - я хотел попросить вас, чтобы вы подобрались поближе к рампе и распылили газ в зале, когда туда войдут наши преследователи.
   - Баллоны? Те самые? Так вы их не уничтожили? - раздался возглас Авенира.
   - Каюсь. Жалко стало уничтожать результат наших шестимесячных трудов. Взял их с собой, - и не зря, сейчас они нам очень даже пригодятся.
   - Что за баллоны? Какой в них газ? - подозрительно спросил Аким.
   - О, не беспокойтесь, вы не отравитесь! Абсолютно ничего опасного, но Кобылятский, Хуздазат и все, кто с ними войдут в зал, будут обезврежены, по крайней мере, на двадцать четыре часа.
   - А я? А мои ребята?
   - Замотайте чем-нибудь нос и рот, и сразу же возвращайтесь к нам, как только распылите газ. Он действует на ограниченном пространстве, при известной ловкости вам ничего не грозит.
   - Хорошо. Согласен. Во всяком случае, другого способа спастись у нас нет... Ладно, попробуем ваш газ, доктор. Интересно посмотреть, что вы изобрели. Эй, ребята, давайте-ка за мной! Лица шарфами замотайте.
   - Ничего не понимаю. О каком газе идет речь? - сказал кто-то из друзей Ивана Карловича.
   - Если наш опыт удастся, я вам после все объясню, - ответил доктор.

***

   Мы стояли в полной темноте; лишь слабый луч света пробивался через открытые двери зала, но и он не освещал сцену дальше декорации, неясные очертания которой мы видели впереди и сбоку от себя. Скоро на ней замелькали тени и хорошо знакомый мне голос профессора Кобылятского вкрадчиво произнес:
   - Ау, доктор! Ау, Иван Карлович! Друзья мои, где вы? Решили поиграть со мной в прятки? Я бы с удовольствием поиграл с вами, но, увы, не располагаю временем. Конкурент, знаете ли, настигает, - любимый вами Хуздазат. Для вас лучше будет, если вы сдадитесь мне, а не ему, поверьте. Вы же меня знаете, - я гуманист, к тому же, умею ценить таланты... Кстати, доктор, ваша бывшая жена, а ныне моя супруга Ангелина просила передать вам привет. Она по-прежнему хорошо к вам относится, - хотите быть другом нашей семьи? Откликнитесь же, Иван Карлович! Игра закончена, выходите! Не желаете?.. Ну, что же, придется моим джигитам поискать вас...
   В зале с грохотом стали переворачиваться кресла: люди профессора обыскивали помещение, приближаясь к сцене; мы застыли, боясь вздохнуть. Но едва мы услышали топот ног на сценической площадке, как в дверях зала мелькнули другие тени и раздался оглушительный крик другого нашего знакомца Геннадия:
   - Всем стоять! Не шевелиться! Оружие на пол! Стреляем без предупреждения! Клуб окружен!
   - Не стрелять! - приказал профессор своим людям. - Попробуем договориться.
   - Вы главный тут? Значит, вы - профессор Кобылятский? - спросил Геннадий и сообщил кому-то по рации - Внимание! Здесь Кобылятский, он и его люди блокированы.
   - А доктор? Где доктор Штутгарт? - послышался голос Хуздазата. - Зачем мне Кобылятский, найдите доктора!
   - Скажите губернатору, что я хочу с ним переговорить, а то у моих джигитов головы горячие, и как бы нам всем не взорваться, - кстати, вместе с доктором, который где-то здесь прячется.
   - Профессор требует... - хотел сообщить Геннадий, но Хуздазат перебил его:
   - Я слышал. Иду. Обеспечьте безопасность.
   - Гарантий нет.
   - Работнички, мать вашу! Иду.
   Через несколько минут он вошел в зал вошел и, споткнувшись о кресло, зло сказал:
   - Ничего не вижу! Ну, кто хотел со мной говорить? Где вы, Кобылятский?
   - Пройдете еще немного вперед. Не беспокойтесь, ваши бойцы стоят цепью в пяти шагах перед вами, - ответил профессор.
   - Вот мы, - подтвердил Геннадий.
   - Может быть, мы попросим наших помощников образовать полукруг около сцены и спокойно обсудим наши дела? - предложил Кобылятский.
   - Не понимаю, что нам с вами обсуждать? Складывайте оружие и сдавайтесь, вот и все наши дела! - сказал Хуздазат.
   - Не горячитесь, уважаемый губернатор! Я и так с трудом сдерживаю своих людей. Давайте поговорим.
   - Как вы настойчивы! Ладно, поговорим. Интересно, что вы можете мне предложить...
   В зале послышалось шевеление: бойцы Хуздазата и Кобылятского меняли свое расположение друг относительно друга; мне показалось, что одновременно с шумом от этой перестановки я услышал легкий свист выходящего газа. Профессор и Хуздазат стояли теперь совсем близко к сцене, мы отчетливо различали каждое их слово.
   - Как мы сможем с вами договориться, когда мы - заклятые враги, - пробурчал Хуздазат.
   - Да, враги, поскольку вы относите себя к культуре, которую я считаю отжившей и обреченной. Но, если углубиться в сущность вопроса, то такие ли мы разные? И вы, уважаемый губернатор, и я служим одному богу. Этот бог - наши удовольствия, этот бог - наше стремление возвыситься над людьми и подчинить их себе.
   - Я работаю во имя будущего нашего государства, во имя моего народа, - патетически заявил Хуздазат.
   - Оставьте вашу демагогию, вы не на трибуне. Уж я-то знаю вашу биографию, знаю, как вы добились власти и богатства! О, я не осуждаю вас, напротив, уважаю, - поверьте, искренне уважаю! Вы достойный кандидат в президенты нашей страны, для этого у вас есть все необходимые данные. Я могу только пожелать вам успеха, вы на верном пути... Моя дорога трудна и опасна; так уж получилось, что я должен был пойти по ней. Но я полагаю, что рано или поздно наши дороги сойдутся, и мы вместе будем трудиться для блага новой цивилизации. Открою вам маленький секрет: многие, очень многие влиятельные люди из высших кругов власти втайне поддерживают нас. Даже мой давний противник и недоброжелатель, господин... - не буду называть его имени, - даже он сотрудничает с нами, хотя и состоит в вашей политической партии.
   - По-прежнему не понимаю, чего вы хотите от меня.
   - Зачем нам ссориться, зачем проливать кровь? Вам нужно заполучить открытие нашего гениального доктора? Прекрасно! Берите, пользуйтесь этим изобретением, но дайте и нам возможность немножко воспользоваться им.
   - Немножко? Вы, однако, шутник! - рассмеялся Хуздазат.
   - Рад, что вы оценили мое остроумие! - засмеялся вслед за ним профессор Кобылятский.
   Услышав их смех, вдруг расхохотались и люди из их окружения, а вслед за тем в зале раздался такой заразительный хохот, что даже мы еле сдерживались, чтобы не засмеяться.
   - Знаете, дорогой губернатор, а не надо мне средства добрейшего Ивана Карловича, - произнес, отдышавшись, Кобылятский. - Забирайте это изобретение себе.
   - Верно говоришь, командир, верно, дорогой! - закричали бойцы из отряда профессора.
   - Нет, профессор, нет! Мне тоже не надо этого средства! Я хочу, чтобы меня любили люди не потому, что я обработал их какой-то там химией, а за мои заботы о них, - этому я посвящу остаток своей жизни. Хочу, чтобы имя Хуздазата звучало гордо, - горячо возразил сенатор.
   - Я с вами, губернатор, я с вами! - вдруг заплакал Геннадий. - Сколько лет служу, жизнью рискую для государства, а люди меня не любят! Может быть, и я сгожусь на доброе дело?
   - Конечно, сгодишься, не плачь, что ты? Мы будем жить теперь по-новому, - чисто, возвышенно и благородно, забывая о себе и заботясь о других. Верь мне, полюбит народ и тебя, и меня, и всех наших!
   - Верю, верю, верю! - рыдал Геннадий.
   - А я, душевные вы мои, поеду в самую глухую деревню и стану бескорыстно лечить людей, - сказал профессор. - Чем я хуже доктора Штутгарта? Стану Агапитом, врачевателем-отшельником, - видит Аллах, стану!
   - Возьмите меня в свою компанию, прошу вас, - вдруг присоединился к ним голос Акима.
   - Аким? Не может быть! Это Аким! - воскликнули профессор, Хуздазат и Геннадий.
   - Да, это я! Я хотел погубить вас, но сейчас понял, что был не прав. В каждом человеке есть что-то человеческое; не смерть, не убийство, не злоба, а любовь, надежда и вера правят миром. Я понял это и не желаю больше жить ненавистью!
   - Как хорошо! Как славно! Как прекрасно! - ответили они ему. - Ты где, на сцене? Мы сейчас поднимемся к тебе! Обнимемся, братья!
   Зал взорвался бешеными аплодисментами.
   - Браво! Бис! - завопили оттуда.
   Внезапно зажглись огни рампы, и зазвучала музыка, но не торжественная мелодия, как этого можно было ожидать в данном случае, а почему-то канкан. Четыре человека, взявшись за руки, начали лихо отплясывать этот танец.
   - Мечтаю об одном, - кричал Кобылятский, - найти больного, которому для спасения его жизни нужна пересадка почек, печени, сердца или других жизненно важных органов! Я бы отдал ему свои почки, печень и сердце и умер бы со счастливой улыбкой на устах!
   - А я раздам все свое богатство бедным, а после буду приходить к ним и прислуживать, чем смогу, - радостно сообщил Хуздазат.
   - Я никогда больше не возьмусь за оружие, стану садовником и засажу цветами всю землю, - подхватил Геннадий.
   - А я создам Общество взаимного согласия и примирения, и все недовольные сделаются довольными! - воскликнул Аким.
   Тут Хуздазат вдруг зарыдал:
   - Нянечка из моего детского сада, - я так обижал ее, издевался над ней! Не могу забыть этого, совесть замучила... Найду нянечку, если она жива, на коленях буду просить у нее прощения! У всех, кого обидел, на коленях буду прощения просить!
   - Браво! Браво! - продолжал аплодировать зал.
   Танец закончился. Усталые танцоры поклонились публике и сошли со сцены.
   - Друзья мои, - раздался голос Хуздазата, - предлагаю отметить наше воскрешение к новой жизни. Приглашаю вас в уютный ресторан, к ночи мы будем там. Отметим, а уж с утра начнем жить по-новому!
   - Отлично! Ура! - поддержали его десятки голосов.
   - Орлы! За мной! - крикнул Аким и в несколько минут зал опустел. На улице взревели моторы, шум их стал удаляться и вскоре всё стихло.

***

   Мы вышли из своего укрытия. Прожектора рампы продолжали гореть, в их свете зал казался особенно мрачным и убогим. Авенир, обернувшись к декорации, оглядел ее и сказал нам:
   - Никак не мог отделаться от ощущения, что я уже видел подобное. Сейчас я вспомнил: в наш городок приезжал как-то столичный театр, я смотрел в его постановке "Записки сумасшедшего". Так вот, эти декорации оттуда. Как они сюда попали, ума не приложу.
   - Бог с ними! - перебил его Иван Карлович, потирая руки. - Вы заметили, как подействовало наше средство?.. Нет, все-таки мы молодцы, не зря трудились полгода! Даже Аким не смог устоять, хотя и был предупрежден.
   - Мы ждем ваших разъяснений, коллега - напомнил один из друзей доктора.
   - Разъяснения потом, - решительно сказала Эллис. - Нам надо уехать подальше отсюда, пока действие препарата не закончилось.
   - Сутки! Сутки я гарантирую! - возмутился Иван Карлович.
   - И все-таки Эллис права. Надо уезжать поскорее, - поддержала сестру Агапа.
   - Не для того мы спаслись, чтобы погибнуть, - сказала Бистис. - Но, в то же время, нельзя все время искушать судьбу - это грех!
   Доктор возмущенно фыркнул и отвернулся.
   - Представляю, что будет с нашими знакомыми, когда средство прекратит на них действовать. А если вспомнить о возможных побочных эффектах... - многозначительно проговорил Авенир, чтобы разрядить обстановку.
   - Ха-ха-ха! - засмеялся Иван Карлович. - Вообразите себе Хуздазата с хвостом, а Кобылятского в виде негра!
   Мы рассмеялись вслед за ним.
   - Ладно. Давайте разъезжаться. У нас получается четыре группы: я с Эллис, Авенир с Агапой, Бистис и вы - по отдельности, - Иван Карлович посмотрел на меня. - Или вы с Бистис поедете вместе?
   - Почему вы так решили, доктор? - вспыхнула Бистис. - Откуда вы это взяли?
   - Да, откуда? - смутился я.
   - А почему бы вам не поехать вместе? - вмешалась Эллис. - Вам столько пришлось пережить вдвоем. Кроме того, ты ведь жаловался, что тебе некому передать тайну клада?
   Я кивнул.
   - По-моему, Бистис ты можешь довериться. Ее хоть на кусочки режь, она ничего не скажет. Она и будет хранительницей клада до лучших времен. Ну, а если эти времена не скоро настанут, то может у вас появится еще кто-нибудь, кому вы передадите сокровища.
   - Перестань, Эллис! - прервала ее Бистис. - Ты такая легкомысленная!
   - Итак, ваш ответ? Тремя или четырьмя группами отправимся? - спросил доктор.
   - Если Бистис не возражает, то я готов ехать с ней. Мне ведь, действительно, некому довериться, - сказал я, не совсем, впрочем, уверенный в своем решении.
   - Я не против, - ответила Бистис, опалив меня взглядом. - Надеюсь, ты понимаешь, что это нас ни к чему не обязывает.
   - Давайте прощаться, - предложил Авенир. - Хуже нет, чем затягивать расставание.
   - Сколько раз мы прощались? - грустно улыбнулась Эллис.
   - И каждый раз встречались снова! - воскликнул Иван Карлович. - Все у нас будет хорошо, уверяю вас. Прощайте, и помните: "Inter bonos bene" - "Между хорошими людьми все складывается по-хорошему".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"