Аннотация: Нарративный рассказ о двух пьяницах, которые во дворе своего дома рассуждают о всякой всячине.
Б. Галимов
Разговор двух пьяниц о праве голоса, космосе и Гамлете
(нарративный рассказ)
На пустыре за большим многоквартирным домом стоял стол со скамейками. За ним напротив друг друга сидели два человека - пожилой и молодой; они пили водку из пластмассовых стаканов, закусывая её солёными огурцами, чёрным хлебом и крупно нарезанным салом. Был осенний вечер; на тёмном небе высыпали звёзды, с клёна возле стола тихо падали листья.
- Прохладно сегодня, - заметил, поёживаясь, пожилой мужчина. - Наливай, Колян, чтобы не замёрзнуть.
- Всё путём, Петрович, у нас ещё вон сколько, - Колян потряс бутылкой. - А то и ещё сбегаю, за второй.
- Там видно будет, - неопределенно сказал Петрович. - Давай, наливай... Ну, будем!.. Твоя ненаглядная где? - спросил он, хрустя огурцом. - Не прибежит за тобой?
- Не-а, она к сестре поехала, там и заночует, - ответил Колян. - А то бы уже прибежала, конечно.
- Вот женщины, спасу от них нет, - Петрович покачал головой. - На выборы-то ходили? - затем поинтересовался он без всякой видимой связи
- Как же, с утра сходили, отдали голоса, - Колян виновато улыбнулся. - А ты ходил?
- Ага, как же, оно мне надо? Без меня дураков хватает, - зло отвечал Петрович. - Я не про тебя, Колян, не обижайся, я вот чего хотел сказать: зачем женщинам дали право голоса? Ну, ответь, что твоя ненаглядная, к примеру, понимает в политике?
- Да ничего не понимает, - с набитым ртом сказал Колян. - Она этим не интересуется.
- Вот, вот, не интересуется! - обрадовался Петрович. - И никто из них не интересуется: хоть миллион женщин спроси, никому из них политика не интересна. Ну, может, одна на миллион найдётся, которой интересна, так что же, из-за неё всему миллиону право голоса давать?.. Приходят они на выборы, ни бельмеса не понимают, отдают голос тому, кто им понравился, или про кого подружки с какого-то рожна сказали, что он хороший. И это политика? Любой смазливый молодец с хорошо подвешенным языком может избраться и потом законы принимать? Белиберда какая-то; нет, Колян, выбирать должны те, кто в политике разбирается, а женщины тут ни при чём. Пусть своими женскими делами занимаются, - для того женщина и создана, чтобы она была женщиной во всей своей женской сути... Ты согласен, Колян?
- С этим я согласен, Петрович, - кивнул Колян, - но мужики тоже не все в политике понимают.
- Правильно говоришь, - довольно сказал Петрович, - поэтому я бы к ней допускал только тех, кто понимает. А как их определить? А очень просто: я, вот, охотник, ты знаешь, - так прежде чем права охотника получить, обучение прошёл в своё время, потом год в кандидатах ходил, после экзамен сдавал, а уж потом охотником стал. Так надо и в политике сделать: запишись-ка сначала кандидатом в какую-нибудь партию, присмотрись к этому делу, поварись в этой каше, узнай, что к чему, и только затем получи право голоса. И тут можно и женщин допустить - тех, кто в политику придёт, - хотя сразу скажу: их будет немного...
- А кто не захочет записываться? - с сомнением спросил Колян.
- А чёрт с ними! Не хочешь участвовать, так сиди дома на печке, семечки лузгай; жди, когда за тебя другие всё решат, - Петрович рубанул ладонью по воздуху. - Силком никого тащить не надо, пусть каждый сам решает, как ему жить... Правильно я излагаю, Колян?
- Повторим, что ли? - вместо ответа сказал Колян, берясь за бутылку.
- Наливай. Сейчас огурчик возьму...
***
- Надо тебе сказать, Колян, в жизни много всяких глупостей, - продолжал Петрович. - Работал я как-то в театре осветителем, и там решили поставить "Гамлета". Смотрю я и не понимаю - то ли Шекспир чего-то не додумал, то ли режиссёр его не осмыслил. Из-за чего у них, в "Гамлете", сыр-бор разгорелся, - ты помнишь, Колян?
- Ну, из-за этого... как его? - Колян покрутил пальцами. - Который главным у них был.
- Из-за отца Гамлета, точно, - подтвердил Петрович. - Его родной брат отравил, чтобы королём стать, - так покойник явился к своему сыну Гамлету, и обо всём ему рассказал. Тот начал мстить за отца, и в результате все погибли - и убийца, и мать Гамлета, и его невеста, и её брат и отец, и сам Гамлет, - а королевство досталось чужаку. Спрашивается, зачем отец Гамлета всё это устроил? Если он с того света явился, должен был знать наперёд, чем эта катавасия закончится; на том свете тайн нету. Стало быть, это был не отец Гамлета, а злой бес, прикинувшийся отцом, - а может быть, кто-то переоделся привидением: скажем, тот чужак, который затем королевство захватил, как бишь его... Футенбрас, кажись. Ему-то выгоднее всего было, чтобы никого из прежних не осталось, - а отцу Гамлета это зачем?..
Я так режиссёру и сказал: либо тут Шекспир что-то напутал, либо вы его не поняли. Так он меня на смех поднял: вы, де, сами ничего не поняли, здесь речь идёт о борьбе со злом, о моральном долге, о выборе человека. Отчего же, говорю, это мне понятно, - не за печкой родился, - но ещё древние люди учили: "Хочешь узнать, кто виноват, ищи, кому это выгодно". Кому было выгодно, чтобы Гамлет всех погубил и сам погиб? Только злому бесу или тому, кто решил королевское место занять... Не стал меня больше слушать режиссёр, отмахнулся от меня: "Ну, у вас и философия!"...
- ...А хоть бы и философия, - продолжал Петрович после паузы, подперев щёку рукой и призадумавшись. - Ты сечёшь в философии, Колян?
- Более-менее, - ответил Колян, смачно пережёвывая хлеб с салом.
- Философия - сильная вещь, - назидательно произнёс Петрович. - Жил такой грек Аристон...
- Это в честь него стиральную машину назвали? - перебил Колян.
- Не знаю, может быть, - пожал плечами Петрович, - греки мыться любили... Но дело не в этом. Он не стал, понимаешь, влезать в дебри, а занялся жизнью человеческой. В ней, говорит, есть только добро и зло - добро и зло, а всё остальное ерунда. Чтобы с тобой ни случилось, определи, добро это или зло, или, опять-таки, ерунда. К добру стремись, зла избегай, а ерунду не бери в голову, - чего её, ерунду, в голову брать?.. Нет, ты понял?.. Всё что есть в жизни раздели на эти три части, и жизнь станет понятной, как дважды два. Уразумел, Колян?..
- Да... - протянул Колян и потрогал щёку. - Чего-то у меня зуб болит, когда жую, - сообщил он. - Так-то ничего, а когда жую, болит.
- Да ладно, Колян, - махнул рукой Петрович. - Зубы и волосы скоро станут человеку совсем не нужны. Зверям без них никак, им они надобны для защиты и чтобы грызть еду, а человеку зачем? Пищи мягкой теперь сколько угодно, а если башка замёрзнет, можно шапку надеть. В будущем люди будут лысыми и беззубыми.
- Так это некрасиво, - икнул Колян и выпил рассолу из банки с огурцами.
- Это сейчас некрасиво, а в будущем некрасиво будет ходить с зубами и волосами, - возразил Петрович. - У кого зубы и волосы останутся, будут этого стыдиться и удалять их, чтобы быть как все.
- Какое небо, Колян, - печально проговорил Петрович, - какое небо... Смотришь, на эту красоту, и забываешь, как погано мы живём; опасная это штука - небо со звёздами... А как ты полагаешь, Колян, переселится ли человек с Земли? В смысле, улетит ли жить на другие планеты?
- А чего тут думать: Земля не резиновая, - хочешь-не хочешь, придётся переселяться, - уверенно ответил Колян. - А ещё я слыхал, что Солнце тоже не вечное, погаснет когда-никогда.
- Молодец, Колян, котелок у тебя варит. Дай-ка я тебя обниму, - Петрович перевесился через стол и обнял его. - Но только ты не прав, - сказал он, вернувшись на своё место, - это тебя Циолковский попутал. Он как рассуждал: людей, мол, становится всё больше и больше, и прокормиться на Земле они рано или поздно не смогут. Значит, надо отправляться в космос - осваивать, стало быть, другие планеты. Раньше, когда людям на прежнем месте нечего становилось есть, они шли на новые земли, а нынче в космос двинутся. По старинке рассуждал Циолковский, не видел новых перспектив. Уже нынче наука так далеко шагнула, что может легко прокормить пятнадцать миллиардов человек на Земле...
- Неужто пятнадцать миллиардов? - удивился Колян.
- Да уж поверь, я-то знаю! - горячо сказал Петрович. - Сейчас столько хлеба и мяса можно вырастить, что Циолковскому и не снилось, - а ещё продукты и всякие там товары делают просто из ничего, чуть не из воздуха. Заметь, на сегодняшний день мы не всю Землю освоили, - можно сказать, лишь малую её часть, - да и наука продолжает двигаться дальше. Другое дело, что у одних всё имеется в количестве большем, чем надо, а у других и необходимого нет, но это снова вопрос к политикам... Следишь за моей мыслью?.. Уже сейчас матушка-Земля может прокормить почти вдвоё больше народа, чем на ней живёт.
- Но народу всё прибывает, хватит ли на всех-то? - засомневался Колян.
- Прибывает, говоришь? И ты, конечно, думаешь, что и дальше будет так же прибывать? А вот и нет! - Петрович хлопнул ладонью по столу. - Циолковский и всякие прочие тоже так думали, но вышел другой коленкор. Чем больше развитие, тем меньше детей родится - вот ведь какая штука! Где больше всего бабы рожают? - у самых отсталых народов! А стоит народу развиться, как рождаемость падает, - стало быть, когда развитие существенно продвинется в мировом масштабе, рождаемость на Земле застынет, а может, и вниз пойдёт. Улавливаешь?.. Не будет у нас переизбытка народу, - нет, не будет!
- Ну, Петрович, ты череп! - Колян с уважением посмотрел на него. - Тебе бы по телевизору выступать.
- Уж я бы выступил, будь спокоен! - гордо сказал Петрович. - Ты, вот, про Солнце ещё упомянул: остынет, мол, оно, и тогда всё равно Землю покинуть придётся. А тебе скажу, что и Солнцем управлять научатся к тому времени. Как сейчас мы можем огонь в плите больше или меньше сделать, так и Солнцем станем управлять... Что, не веришь? Так раньше и в электричество не верили, не говоря о компьютерах, а ныне вон они, в каждом доме. А времени-то прошло всего ничего, - когда я молодой был, о компьютерах и слыхом не слыхивали, - а до той поры, когда Солнце гаснуть начнёт, у нас ещё миллионы миллионов лет, так неужели не додумаемся, как с ним справиться?..
- А я слетал бы куда-нибудь, - мечтательно произнёс Колян, глядя на небо. - На Марс или на другую-какую пригодную планету. Интересно было бы там пожить...
- Живи, кто же тебе запретит? - возразил Петрович. - Желающие всегда найдутся... Но только и Землю бросать не годится: представь, что всё, что на ней имеется, надо будет оставить на погибель, - сердце кровью обливается, как подумаешь о таком! В крайнем случае, передвинуть её по космосу в более подходящее место... Ты скажешь, гравитация - страшная сила? Не справимся? А тебе скажу, что нет такой силы, с которой не справился бы человек, - справимся и с гравитацией... Какая нам разница, у какой звезды жить: звёзд, как Солнце, много, а Земля - она одна такая...
- Эх, Петрович, растревожил ты мне душу, - пригорюнился Колян. - Давай выпьем... Может, за второй бутылкой сбегать?
- Нет, Колян, хватит. Раньше я мог литр с лёгкостью осушить, а ныне силы уже не те, - вздохнул Петрович. - Летят годы, ох, летят, - и чем дальше, тем быстрее! Скоро отлетит мой последний годок, как лист с этого клёна, и стану я звёздной пылью.
- Почему "звёздной"? - спросил Колян. - Ты чего, Петрович?
- А всё в мире создано из неё - и живое и не живое: из этой пыли мы созданы, в неё и превратимся, - ещё горше вздохнул Петрович.
- Ну, Петрович, ты совсем скис!.. Давай-ка, за твоё здоровье выпьем! Живи ещё сто лет! - поднял свой стакан Колян.
- Спасибо, Колян, - растроганно ответил Петрович. - И тебе долго жить!..